Вейн Суржевская Марина

Глава 19

Траву приходилось раздвигать руками. Она с шорохом смыкалась за спинами, заглаживая след. Огонек манил, не желая приближаться, и вдруг словно прыгнул навстречу. Всхрапнула лошадь, вскинув голову. Ее товарка продолжала спокойно пастись.

– Он? – с волнением шепнул Егор.

У костра устраивались на ночлег двое. Поднялись, заслышав шаги.

– Нет, – с досадой ответил Юрка. – Вот блин!

Коротко стриженный крепыш совсем не походил на вейна Уффа. Второй – тем более, он едва доставал спутнику до плеча и был слишком тонок в кости. А Юрка-то – лопух! – действительно поверил, что встретит Дана.

– Ружье, – показал Егор подбородком на длинный сверток, из которого торчал приклад.

– Я сначала разговариваю, а потом стреляю, – громко сказали от костра. – Вы предпочитаете наоборот?

Мужчина сунул руки в карманы брезентовой куртки и смотрел, как мальчишки подходят. Низкорослый положил ладонь на рукоять ножа. Раскосые глаза его вдруг удивленно расширились.

– Боги отпустили тебя! Алгыс айтамын!

Ну, без знакомых все-таки не обошлось.

– Салем, Азат! – поприветствовал Юрка.

– Ах ты, черт! – мужчина в штормовке хлопнул себя по штанам.

Юрка узнал и его.

– Добрый вечер, Игорь.

– Какая корова тебя жевала? – с интересом спросил менестрель.

– Да вот, таскаю по узлам всяких.

Егор поздоровался. Игорь пожал ему руку.

– Садитесь, гостями будете. Да брось ты, парень, свою средневековую пукалку. Тут неподалеку жузги стоят.

Юрка усмехнулся, придвигаясь к огню:

– Успокоил! Я бы лучше, наоборот, ружье достал. Слышь, Азат?

Егор настороженно переводил взгляд с одного на другого и не спешил расстаться с арбалетом.

– Зачем так? – с легкой обидой сказал жузг. – Межсезонье закончилось. Мы на свои земли идем.

Юрка потер горло.

– Перемирие, – подтвердил Игорь и подтолкнул Егора. – Давай, чай пьешь? Ну вот и отлично. Сейчас вода закипит. По их рецепту делаем, ты такого наверняка не пробовал. Азат, где соль?

Жузг кинул ему мешочек.

– Как Ичин? – спросил Юрка.

Глаза у Азата блеснули гордостью.

– Шаман взял его в ученики.

– Поздравляю!

Юрка действительно был рад.

Наполнили пиалы тем неописуемым варевом с солью и маслом, которое жузги называют чаем. Юрка жадно отпил, радуясь, что оно горячее.

– Трясет? – понимающе спросил Игорь. – Сейчас, я где-то шоколадку заныкал.

Порылся в карманах и выудил несколько долек, завернутых в серую бумагу. Юрка решил, что имеет право ни с кем не делиться, и сунул их целиком в рот.

– Мне Азат рассказывал про дань богам, футболку живописал. Я все думал – ты или нет? Ну, Дан-то псих известный, но чтобы еще кто-то пошел через степь… Повезло тебе, парень. Зеленцова-то своего нашел?

Юрка качнул головой.

– Не успел в Бреславль?

– Можно сказать и так.

Игорь расчехлил гитару и лег, опершись спиной о рюкзак, густо облепленный нашивками и значками. Тихонько пощипывал струны, извлекая простенькую мелодию.

– Вы не знаете, где сейчас Дан? – спросил Юрка.

– Не-а. Хочешь ему морду набить за такую подставу?

– Хотел бы, уже набил. А Алекс Грин? Слышали про такого?

– Конечно! Кто же не слышал. Азат, ты слышал?

Жузг прикрыл глаза веками, подтверждая.

– Вот. Но – увы! – не знаком. Пытался как-то встретиться, не получилось. – Менестрель сдобрил сожаление гитарным перебором.

– Что, не снизошел знаменитый вейн до простого смертного? – хмыкнул Юрка. Вернул Азату пиалу и втянулся под куртку, точно черепаха. Его все еще познабливало.

– Почему же? Просто не судьба. Носит обоих где ни попадя.

– Он действительно так известен? – спросил Егор.

– Пожалуй, да. На его счету больше спасенных жизней, чем у любого другого вейна.

– Герой, значит, – прокомментировал Юрка. – Медалью-то его наградили?

Игорь посмотрел с любопытством.

– Ты чего? – одернул Егор.

– Ну как же, герой и без медали. Непорядок! Игорь, а песню вы про него уже написали?

– Какой противный и злой мальчик, – удивился менестрель.

Юрка дернул в усмешке уголком рта.

– Ну и зачем он вам сдался, такой нехороший? – полюбопытствовал Игорь.

– Да сто лет бы его не видел!

– Он мне нужен, – вмешался Егор. – Алекс обещал отправить меня домой.

– Не терпится? А что так? У нас тут много интересного.

– А у нас – война.

Менестрель перестал бренчать.

– Забавные вы ребята, как я погляжу. Одному герои не по нраву, другой под пулю рвется. Ты уверен, что тебе домой, а не в обратную сторону?

Егор посмотрел на него в упор.

– Да.

Потрескивал костер. Игорь, подкрутив колки, тихонько пропел:

– Что это? – спросил Егор.

– Один наш поэт. Перевод – мой.

Игорь запел громче:

Стрельнуть некому в него[2].

Менестрель резко прижал струны.

Егор, сгорбившись, смотрел в костер. Блестела выпавшая поверх футболки бирка.

– Иногда, когда совсем паршиво, я думаю: а может, Дан был прав? – сказал он. – Для него это в самом деле чужая война. Игорь, вот вы бы пошли к рации? Вы же вейн, я правильно понял?

– К какой рации?

Егор торопливо рассказал.

– Наверное, да.

– Почему?

– Я – менестрель. Некоторые песни нельзя петь, если хоть раз не ввязывался в бой.

– Только из-за этого?! – поразился Егор.

– Ну, у всех свои приоритеты.

– А если вам предложат повоевать на другой стороне?

– Я выбираю ту, на которой мои друзья. Иначе нет смысла. А теперь скажите мне, господа-товарищи, вам все-таки нужен Грин или ориентиры?

– Ориентиры, – ответил быстро Юрка.

Егор недоверчиво смотрел на менестреля.

– Тогда утром отведу в одно место, там должны помочь. Но договариваться будете сами. Я вас скину и быстренько смоюсь. – Игорь смущенно почесал нос. – Не волнуйтесь, это чисто мои разборки.

– Сколько? – прямо спросил Юрка.

– У, какой циничный мальчик! Забесплатно. Считайте, меня тоже потянуло спасать человечество в лице двух пацанов.

Игорь бережно отложил гитару и достал винтовку.

– Мы с Азатом сходим по делам. Часика через три-четыре вернемся. Костром займитесь, совсем потух.

– Может, с вами… – Егор потянулся к арбалету.

– Не стоит. Мы так, соседей проверим, не влезли бы на чужие пастбища, пока хозяева в отлучке. А мне еще завтра вас тащить, пожалейте старого вейна. – Игорь подмигнул.

Они с жузгом ушли в сторону узла, быстро пропав в темноте.

– Вот это да, – сказал Егор. – Здорово повезло, правда?

Юрка не ответил.

Натадинель сходил в рощицу и принес хворосту. Пламя, придавленное ветками, потрещало, набрало силу и взметнулось в небо. Забурлили в котелке остатки жузговской бурды.

– Зря ты так про Грина, – сказал Егор. Он сидел, упершись локтями в колени и положив подбородок на кулаки. Смотрел в огонь.

– Это еще почему? Тоже мне, строят из себя. Герои!

– Он людей спасает.

– Ну, в ножки ему поклонись! Одних спасают, а других…

– Да чего ты взъелся?

– Того! Зеленцов вон тоже, ангел-хранитель всея живого. А мою маму…

Юрка с треском разломил палку, кинул в костер.

– Она умерла? – помолчав, спросил Егор.

– Да. Погибла. Из-за него.

– Не успел спасти?

– Нет.

– А что тогда?

Юрка переплел и стиснул пальцы. Егор ждал.

– Он ее бросил. С ребенком. Со мной. Он – мой отец!

В дневнике была еще одна, последняя запись, без даты.

«Мне казалось, сойду с ума. Каждый день бегала на Обводную, чуть под машину не попала. Все думала: вот сейчас он вернется. Вот сейчас. Письмо – ложь! Его не может быть, это неправда. Мы любим друг друга.

Или действительно у мужчин другие ценности?

Но мне так нельзя. Мне есть ради кого жить.

Я жду сына. Говорят, на раннем сроке пол ребенка определить нельзя, а я знаю – родится Юрка. Юрочка, сынулька мой. Не Виктор, нет. Когда-то хотела, чтобы были Виктор-старший и Виктор-младший, теперь не хочу. Он не Зеленцов, он – Жданов. И сына назову в честь своего отца. Папа будет рад. Он у меня – замечательный.

Мне нельзя больше ходить на Обводную, нельзя!»

…Как-то на физкультуре прилетело по затылку волейбольным мячом. Зазвенело в ушах, и мир на мгновение дрогнул. Так и сейчас, когда Юрка понял, что прочитал.

Значит, ему врали? Всю жизнь! Сказочку рассказывали. Мол, мама ездила со стройотрядом и познакомилась с папой. Осенью хотели пожениться, но папа пошел купаться, а реки там бурные. Даже тела не нашли. Мама записала Юрку на свою фамилию – не хотела никому доказывать, что сын имеет право носить другую. Бывает. Ну, судьба такая, несчастливая.

Он не помнил, как оказался внизу. Лихорадочно заталкивал в рюкзак свитер. Выброшенные из шкафа вещи валялись на полу. Рубашка свисала из ящика, раскинув рукава. Мялись в рюкзаке мамины фотографии. Расплющило коробок со спичками.

Зачем ему свитер? К черту!

– Папаша, значит, да? Зеленцов, да? Хрен вам!

Она все-таки пошла на Обводную. Зачем? Ведь не хотела. Он позвал? Позвал, а потом бросил! Сам смылся, а ее оставил!

– Ненавижу! Гад! – крикнул Юрка, и пустой дом отозвался вздохом.

Хлопнула дверь.

Было темно, даже хозяйки еще не поднимались к утренней дойке. Юрка побежал к далеким фонарям, рюкзак колотил по спине. Сонно взлаивали собаки.

На остановке – никого. Магазин заперт. В многоэтажке по ту сторону светится пара окон.

Юрка выскочил на шоссе. Ну, где тут выход?!

Метался по дороге. То еле переставлял ноги, зажмурившись. Представлял: вот еще один шаг, и откроется другой мир. То бежал, надеясь проскочить. Не получалось.

Подали голос первые петухи.

Юрка сел на обочину и сбросил рюкзак. Опустил голову на колени. Болел затылок, точно и в самом деле ударили мячом.

Значит, он вовсе не Юрий Георгиевич Жданов, а Зеленцов Юрий Викторович. Бред какой-то!

Проехало такси, притормозило возле мальчишки и снова набрало скорость.

Странно, подумал Юрка, глядя на удаляющиеся габаритные огни. Как не сбили, пока с закрытыми глазами по шоссе мотался?

Встал. Поднял рюкзак за лямки и поплелся обратно. Светало, по улице полз туман. Петухи распевались уже хором. Мычала недоеная корова.

Юрка постоял на крыльце, кутаясь в джинсовую куртку. Заходить в дом не хотелось.

У соседей стукнула дверь, прошаркала в сарай бабка Ната. Черно-белой молнией метнулся кот, скрылся в малиннике. Громко сказало где-то радио:

– …часов. С добрым утром, дорогие…

Юрка толкнул дверь и шагнул в сени. Там на вешалке громоздилась дедова телогрейка, висел бабушкин плащ. На скамеечке стояли галоши и обрезанные по щиколотку валенки – у деда частенько мерзли ноги, даже когда стаивал снег.

Разуваться Юрка не стал и пошел в комнату, пачкая половики. Завалился на диван, не сняв куртку.

В открытую дверь виднелась разгромленная спальня. Все так же свисала из ящика рубашка. Молчал телевизор, шнур от него лежал, вытянувшись на середину комнаты. От стола был отодвинут стул, на котором сидела тетка из соцопеки. Юрка отвернулся. Перед глазами оказалась вытертая диванная обивка. Снова – ну что за гадство! – хотелось есть. Вспомнил бурые пятна у холодильника, и его замутило. «Не пойду, – подумал, подтянув колени к животу. – Буду спать».

…Стучали. Юрка нехотя открыл глаза. Показалось: все приснилось. Никто не приходил, он не нашел дневник и не бегал по шоссе в поисках дырки в параллельный мир. Сейчас отопрет дверь и впервые увидит мужика из детдома. Тяжело сел, мотнув головой. Солнце поднялось уже высоко, и на дорожке лежали желтые пятна, высвечивая ошметки грязи.

Значит, было? И шоссе, и мамин дневник.

Снова постучали.

Юрка вышел в сени и осторожно отодвинул занавеску. Или все-таки приснилось? Вот он – директор интерната.

Старик сошел с крыльца, отступил на шаг и окинул взглядом окна. Черт, этот хрен же обещал вернуться! Бумагу, поди, принес. Чтобы его, Юрку, за шкирку и в приют. Ну уж нет!

На цыпочках выбежал из сеней и метнулся в кухню. Нырнул в низкую дверь, ведущую на огород. Направо, в смородину, а там через соседский участок.

– Юра! Постой!

Перемахнул забор и бегом по улице.

Обругала какая-то бабка. Бросилась в ноги шавка, заходясь лаем. Кроссовки скользили по мокрой земле.

Возле остановки притормозил желтый «пазик». Юрка наподдал, но двери с шипением закрылись перед носом.

– У, гад!

Подхватил с обочины камень и запустил им в автобус.

– Что за хулиганство!

Юрка оглянулся. Люди на остановке смотрели с возмущением. Мужчина в очках говорил, брезгливо оттопыривая губу:

– Вот оно, нынешнее поколение.

– Колония по таким плачет, – поддакнула тетка с пустой хозяйственной сумкой.

– Хрен вам! – крикнул Юрка и рванулся наперерез потоку машин.

Гудки, визг. Ударило в лицо ветром с запахом бензина. Надвинулся огромный радиатор, пышущий жаром. Побелевший шофер крутанул баранку. Солнце сверкнуло на хромированной решетке…

Все!

Толчок – странно мягкий для такой махины. Что-то сыплется сверху. Листья?! Небо, затянутое облаками. Качаются ветки. Раздвинув их, показалась жуткая рожа. Смуглая, морщинистая, расписанная цветными красками. С ноздрей свисают длинные серьги. Рожа оскалилась в улыбке, показав гнилые зубы, и радостно сказала:

– Вася-я-яй, вейн!

Множество голосов повторили эхом:

– Васяй! Васяй!

…– Думал, крыша поехала. А это просто васяки. У них приветствие такое. Они на самом деле добрые. Смешные. Футболки моей боялись. Сами же просили показать! Увидят, и давай визжать. В «Перекресток» меня отвели.

Юрка сцедил из котелка в пиалу остатки жузговского чая. Выпил залпом.

– Ну что, понял? Какого отца ты ищешь и какого – я?

Егор взъерошил на затылке волосы.

– Но ты же не знаешь, почему он ушел, может…

– А твой? – перебил Юрка. – Бывший вейн! Он же не ушел. Остался.

– У него долг, он офицер.

– Знаешь, мой папочка тоже мог надеть погоны. У нас обязательная воинская служба. А он откосил на Середине. Удобно, ни один военкомат не достанет.

– Юрка, но у него могла быть важная причина.

– Да хоть тысяча! Все равно он нас бросил!

– Он же не знал, что ты уже есть.

– Ага, не просветили бедолагу, что от секса дети случаются. А мама? Зачем она ходила в ту ночь? Он ее позвал, а потом кинул. Там, на шоссе.

– Подожди, но ты же говорил, она сама… Ну, когда твой отец пропал. Это мог быть просто несчастный случай.

Защитничек нашелся! Конечно, ему легко рассуждать. Юрка уже пожалел, что рассказал все. Отчеканил холодно:

– Нет. Она погибла из-за него.

Егор рассердился:

– Что ты за человек! Как упрешься, не сдвинешь. Знаешь, мне кажется, ты просто хочешь его ненавидеть, и все.

– Да, хочу, и что дальше? Тебе хорошо, взял винтовку и пошел воевать. Вот вам за папу, вот вам за маму. А мне? Мне что делать? Скажи, если такой умный! У меня тоже был дом. Дед, бабушка. Раз – и ничего! Все! И… пошел ты к черту, Натадинель! Ты бы знал, как я тебя иногда… Почему твой – остался, а мой – ушел? Почему?! А если бы наоборот? Все бы иначе! Мама жива. Может, дед с бабушкой… А что? Им бы дочь не пришлось хоронить. У меня даже имя могло быть другое! Мама же по деду назвала. Он – Георгий. Никакие больше варианты в голову не приходят? Ну, напрягись. Георгий. Юрий. А еще? Егор! Смешно, правда? Ну, чего ты не смеешься? Тезка, блин!

Егор смотрел с сочувствием, и Юрка выругался, загнув несколько оборотов. Ленька бы за такое по губам дал.

– Все, я спать! Вечер воспоминаний закончен.

В степи еще таял утренний туман, а здесь солнце висело прямо над пригорком, и тени жались к ногам. Оглушительно трещали кузнечики. Ветер трепал пушистые одуванчики, норовя оставить их лысыми. Посверкивал высокий шест, изогнутый на конце в странную конструкцию. На соседнем холме белели купола – один большой и два поменьше, – похожие на половинки гигантских яиц. От них плавно скользила вниз маленькая фигурка.

– Ну, я пошел! – торопливо сказал Игорь. – Если не получится, возвращайтесь. Я в степи еще пару дней буду. Что-нибудь придумаем.

Юрка пожал менестрелю руку.

– Спасибо.

– Да, – Игорь приостановился. – Арбалетом тут сильно не машите, не любят.

Егор послушно перевесил оружие за спину.

Качнулись одуванчики – менестрель исчез.

Фигурка, скользнув в ложбину, начала подниматься. Как на скейте, но слишком быстро и ровно. Самокат на воздушной подушке? Круги по траве расходятся. Палка с рулем торчит.