Безразличные матери. Исцеление от ран родительской нелюбви Форвард Сюзан
По-настоящему нарциссические матери обрушивают на вас критику каждый раз, когда чувствуют неуверенность, разочарование или упадок сил. Как все неуверенные в себе люди, они поднимают себя за счет опускания вас. Если вы наслаждаетесь жизнью, то, по их мнению, либо упускаете что-то важное, либо попадете в неприятности. Глаза у вас слишком маленькие. Нос слишком большой. Вы слишком толстая или тощая. У вас ноги или огромные, или, наоборот, как спички. Матери-нарциссы могут даже льстить вам, окутывая вас грандиозными фантазиями, но когда вы не дотягиваете до их идеала, то есть их красивые речи отаются не более чем выдумкой, они критикуют вас еще сильнее.
Шерон: «Когда мне было около восьми, у мамы возникла идея сделать из меня модель. Я осознавала, что внешность у меня самая обычная, но она внушила себе, что ее дочь вполне хороша для любого модельного агентства. Я сопровождала ее только за компанию, потому что не хотела этим заниматься. Через знакомого она устроила встречу с агентством, и один из партнеров фирмы провел со мной немного времени, после чего сказал: “Спасибо за визит, мы с вами свяжемся”.
Прошло две недели, но от них ничего не было слышно. Естественно, маме это не понравилось. Она звонила снова и снова, пока они не сказали ей: “Простите, мы сейчас не ищем моделей”. Она была в бешенстве и ни с того ни с сего обвинила меня в том, что я недостаточно красивая! Она стала говорить: “Может, это из-за твоего лица, похожего на луну? Может, это из-за того, что у тебя совсем не видно глаз, когда ты щуришься?” Я до сих пор слышу, как она это говорит, а ведь много времени прошло… Помню, как долго тренировалась перед зеркалом, чтобы держать глаза широко открытыми, когда улыбаюсь».
Шерон, как и другие дочери чрезмерно нарциссических матерей, физически не смогла бы оправдать ожидания матери, и та не даст ей забыть об этом.
Шерон: «Я знаю, что ее мать отвратительно к ней относилась, и это было оправданием, чтобы издеваться надо мной все эти годы. Очевидно, я разочаровывала ее во всем, что делала. Когда я стала старше, она пользовалась любой возможностью придраться ко мне. У меня просто не получалось порадовать ее! Однажды я получила награду по математике, а она ходила и говорила всем, что делала за меня домашнее задание и без ее помощи я бы не справилась. Периодически она бросала мне: “Молодец!”, но я понимала, что она в это не верит. Она была уверена, что я никогда не стану столь же хорошей, какой была она. Я это видела и не могла представить себе, что же мне сделать, чтобы она мной гордилась».
Чрезмерно нарциссическая мать учит вас сидеть тихо и не высовываться, а своей критикой из раза в раз заставляет вас чувствовать себя плохой, испорченной, маленькой, тем самым ощущая свою власть над вами. Вы начинаете бояться действовать самостоятельно, – а если в конце концов соберетесь чем-то заняться, будете всегда ожидать худшего.
Шерон – умная женщина и много работала, чтобы получить степень магистра делового администрирования, но ее мать, счетовод, делала все, чтобы лишить ее уверенности в себе, говоря: «Не думаю, что ты справишься с ролью деловой леди». Все годы учебы Шерон отгоняла от себя сомнения, но так и не смогла сделать следующий шаг – найти работу в сфере, интересующей ее больше всего: в банковском деле.
Шерон: «Для меня было очень важно продолжить учебу после получения степени бакалавра, и я гордилась собой за это. Но я так сильно паниковала, когда представляла себе собеседование в крупной компании, что подавала документы только в маленькие фирмочки. Я получила два отказа, и все. Мне не нужны такой стресс и пристальное внимание. Мне было сложно справляться с тревогой, поэтому я нашла работу в книжном магазине на первое время. Я лучше буду заниматься тем, что делаю сейчас, чем терпеть подобные отказы. Я уже доказала себе, на что способна, получив степень магистра».
Мать Шерон так хорошо поработала над тем, чтобы уничтожить уверенность дочери в себе, что во время собеседования нервы Шерон натягивались в панике, и она убедила себя, будто это знак, говорящий, что ей не дано преуспеть в данной сфере. Излюбленный мотив ее матери: ты недостаточно хороша – повторялся и все громче звучал в ее голове, и избавиться от него можно было только одним способом: закрыться. Что она и сделала.
Не один раз в своей жизни Шерон поддалась переполняющему ее чувству собственной никчемности, которое внушила ей мать, и позволила ему управлять своей жизнью.
«Плохая мать» когда-то была хорошей
Чем меньше уверенности в себе у чрезмерно нарциссической матери, тем больше в ней наигранности, злости и стремления к превосходству. Но в редкие моменты, когда она получает то, что хочет, или чувствует себя уверенно, или не предчувствует угрозы от вас, она успокаивается. Ей уже не требуются три «О» и нет желания критиковать вас.
В эти периоды она кажется совершенно другим человеком, добрее и участливее. Некоторым дочерям редко удается увидеть хорошую сторону нарциссической матери. Других же тревожит контраст между их «хорошей матерью» и «плохой матерью», как правило, потому, что наиболее длительный положительный период материнской опеки пришелся на их детство. Здесь есть закономерность: если нарциссические матери сравнительно мало нервничают и слышат много лести от своих маленьких дочерей, то они охотно берут на себя роль учителя и проводника по собственному миру. Но дочь растет, и мать постепенно начинает видеть в ней соперницу, вступая на путь критики, соперничества и ревности, с которого она теперь не сойдет вплоть до превращения дочери во взрослую женщину. Спровоцированное наступающей женственностью дочери чувство тревоги, что ее обойдут, отпускает лишь ненадолго, а типичная для нарциссов манера поведения, описанная в этой главе, становится вполне привычной.
Воспоминания о «хорошей матери» терзают дочерей, потому что если эта сторона проявляется не часто, то становится трудно создать крепкие отношения в контексте изменчивого настроения матери или восстановить близость, которая была между ними раньше. Но они продолжают предпринимать такие попытки, тем самым все больше запутывая свою жизнь.
Джен: Когда-то – дочь, теперь – соперница
Джен, тридцатитрехлетняя актриса, обеспечивает себя участием в рекламе и эпизодическими ролями в кино, а также благодаря небольшому наследству от отца. Она красивая молодая пепельная блондинка, но я не могла не заметить темные круги под большими зелеными глазами. Она сидела напротив меня и теребила свой браслет. Узнав немного о ней, я спросила Джен, чем могу ей помочь.
Джен: «Я в полном раздрае. У меня случился первый большой прорыв: я получила вторую главную роль в сериале, но с тех пор так нервничала, что начала есть, чтобы успокоиться, и набрала три килограмма. Я сгрызла все ногти. Я не могу спать. Режиссер спросил: “Какого черта происходит?” Он сказал, что я должна срочно сбросить вес. Моя подруга Энн говорит, что я подвожу сама себя и мне нужно собраться».
В том, что вред самой себе действительно был нанесен, сомнений не было. Чтобы понять его масштаб, я попросила Джен обозначить вслух, что конкретно ее беспокоило, сфокусировавшись на страхах и мыслях, заставлявших ее нервничать.
Она подумала немного.
Джен: «Это звучит примерно так: “Что ты о себе возомнила? Ты не настолько красива, не можешь влезть в собственную одежду, ты – неудачница. Ты обязательно опозоришься”».
Такой самокритичный комментарий не мог сам по себе прийти женщине в голову, поэтому я спросила Джен, критиковал ли ее кто-нибудь из близких регулярно. Долго подбирать слова для ответа ей не пришлось.
Джен: «Моя мама не самая лояльная в мире. Я как-то пригласила ее на репетицию, подумала, что ей будет приятно. Когда я закончила, подошла к ней и спросила, как все прошло, она ответила, что получилось неплохое шоу. Но затем она посмотрела на меня и сказала: “Слушай, дорогая, не хочу ранить твои чувства, но ты не Мэрил Стрип”. Это было очень странно, и в последнее время она говорит такие вещи все чаще, хотя в детстве все было замечательно. Более того, именно она вдохновила меня стать актрисой. Когда я была маленькой, лет семи-восьми, она водила меня в театр, и не только на детские представления. Именно тогда я влюбилась в эту профессию. То были особенные дни. Я была просто счастлива, что мама поделилась со мной тем, что сама любила, а ведь она сама пробовала играть, когда была молодая, и я хотела стать похожей на нее. Она была моим кумиром. Но потом она изменилась. Когда я подросла… такое чувство, что я ее потеряла».
Многие клиентки рассказывали мне о чудесных временах, проведенных с матерями в детстве: целые дни объятий и веселья. Они удивлялись, насколько кардинально все изменилось, когда они достигли зрелого возраста. Это катастрофический переломный момент: какое-то время у вас была мама, но вдруг ее не стало, и вы недоумеваете, что же вы такого сделали, чтобы потерять ее. На самом деле все просто: вы перестали быть неуклюжей, плоскогрудой девчонкой – теперь от вас исходит угроза ей как женщине.
В течение нашей беседы Джен проследила изменения в отношениях с матерью вплоть до школьных лет.
Джен: «Мама пыталась подружиться с моими друзьями и моими первыми мальчиками, но не как мама. Я заметила, что перед их приходом она красила губы, а потом “тусила” с нами на кухне. Она вела себя так, будто это ее друзья, и старалась сблизиться с ними. Она язвительно подшучивала надо мной, словно они были ее приятелями, и ей было жалко ребят, потому что им приходилось общаться со мной. Когда я стала старше, я серьезно задумалась о том, чтобы мои спутники не заходили за мной, потому что мама вела себя чересчур обольстительно. Она надевала кофты с откровенным вырезом, сильно душилась и вставала слишком близко к ним. Однажды мы были на кухне, я делала кофе для своего друга, и она шепнула: “Я заметила, что он предпочел бы пойти на свидание со мной”».
Внезапно роли и границы между матерью и дочерью меняются и размываются. Мать, склонная к соперничеству, вышла на ринг и надела боксерские перчатки. Джен добавила, что с возрастом соперничество только обострилось.
Джен: «Помню, лет в семнадцать я понимала, что красивая и умная, но была очень неуверенной в себе. Мой парень, от которого я была без ума, порвал со мной, и я была раздавлена. Однажды, в одни из тех ужасных семейных каникул на каком-то ранчо, я даже не могла усидеть в седле. Родители и сестра хотели устроить прогулку на лошадях, и я присоединилась к ним. Я не хотела прослыть тем, кто портит все веселье. Я чувствовала себя несчастной и плохо держалась в седле. Когда мы вернулись, я села на крыльцо нашего летнего домика, чувствуя себя совсем гадко. Мама подошла и села рядом на ступеньки. Она по-доброму взглянула на меня, и я подумала: “Она знает, как мне больно, и, может, утешит меня”. Но через минуту она вздохнула и сказала: “Слушай, дорогая, давай посмотрим правде в глаза. Ты никогда не будешь такой прекрасной спортсменкой, как я. Ты никогда не будешь такой прекрасной наездницей, как я. Ты никогда не станешь такой прекрасной женщиной, как я”».
Откуда взялось это замечание? Оказывается, мать Джен, Пэм, не была счастлива в браке, а ее юношеская мечта стать актрисой закончилась разочарованием. Поэтому она воспользовалась возможностью атаковать слабые места Джен. Таким образом, она моментально почувствовала свое превосходство и уняла собственную неуверенность.
Для Джен, как и для других дочерей, обнаруживших, что они пробудили соревновательный дух своей матери, когда им просто требовалось немного ласки и любви, подобный опыт был сокрушительным.
Джен: «Я была в недоумении и растерянности. Постоянно спрашивала себя: “Что я сказала такого? Что я сделала такого? Что со мной не так? Почему она меня больше не любит?” А эти ее слова – я до сих пор их слышу… Мне хотелось просто свернуться в клубок и исчезнуть».
Джен продолжала строить актерскую карьеру сначала в школе, потом в любительском театре, соглашалась на небольшие профессиональные роли на телевидении, будучи уверена, что таким образом обрадует мать и вернет ее вновь. Но реакция той всегда оставалась неизменной: критика и пренебрежение вместо моральной поддержки. Женщина, которая когда-то была ее главной поклонницей, сейчас говорила что-то вроде: «Я бы помогла тебе репетировать роль, дорогая, но меня раздражает, как ты запинаешься. Я всегда считала, что тебе передалось мое умение запоминать, но, видимо, нет…» Настоящий смысл подобных заявлений звучал громко и отчетливо: что бы ты ни делала, я сделаю это лучше.
Джен: «Подразумевалось, что я никогда не достигну ее уровня, и это ранило, ведь я надеялась, что мы сможем делать это вместе. Я не знала, что делать. Она взрастила во мне огромное желание стать актрисой, а когда я действительно решилась действовать, ей будто перестало это нравиться, потому что я бросала ей вызов или что-то в этом роде. Вот так все и продолжается до сих пор».
Что скрыто под желанием соревноваться: пустота
У психологически здоровых и успешных женщин не возникает желания конкурировать с собственной дочерью-подростком за ее парня или подавлять ее робкие попытки пробовать то, что нравится, и предпринимать первые смелые шаги к тому идеалу женщины, который она для себя выбрала. Они понимают, что девушки проходят самый уязвимый и напряженный период своей жизни, и, вспоминая собственные неудачи, стараются облегчить их путь.
Нарциссические же матери, как у Джен, не в состоянии задействовать чувство сострадания – не только из-за собственной неуверенности, но и из-за внутреннего, глубинного чувства пустоты и неутолимого голода, заставляющего думать, что они никогда не насытятся, а все, что достанется другим, даже если это собственная дочь, пройдет мимо них самих и не поможет заполнить зияющую пустоту внутри. В некотором смысле такие женщины напоминают «голодных духов», описанных в азиатской культуре: существа с огромным желудком, который постоянно требует наполнения, но с малюсеньким ртом и узким горлом, из-за которых живот постоянно остается пустым. Это прекрасная иллюстрация неутолимого голода подобных матерей: они хватают все подряд, отбирая у любого, кто посмеет покуситься на мужчин, деньги, уважение и симпатии, которые, по их мнению, должны принадлежать им. Если они однажды увидели в вас конкурентку, то вы всегда будете вызывать у них стремление к соперничеству.
Откуда появляется эта извращенная «ненасытность»? Скорее всего, из соревновательности и дефицита внимания в прошлом самой матери. Вероятно, ее собственная мать соперничала с ней, и девочка росла в заблуждении, что не сможет стать тем, кем хочет, или получить то, что хочет, не отбирая этого у матери или не вступая с ней в борьбу. Или же она могла расти в семье с большой конкуренцией между детьми, и ей приходилось соревноваться с братьями и сестрами, а также с двоюродными братьями и сестрами или с другими родственниками за любовь и поощрение.
Эта пустота и страх потери обычно хорошо спрятаны под маской внешней убедительности, когда женщина объясняет свои отчаянные попытки присвоить желаемое типично нарциссической логикой: «Я заслуживаю этого, потому что я лучше других». Такое утверждение не выдерживает никакой критики, и более точным будет следующее заявление: «Я заслуживаю этого, потому что мне нужно чувствовать себя лучше других». Но мать-нарцисс не будет тратить время на изучение мотивов своего поведения или сомнения в собственных словах.
Вы усваиваете ее противоречивое отношение к вашему успеху
Такие дочери, как Джен, достигают зрелого возраста, будучи окутаны противоречивым отношением и завистью своих матерей: это все, что те могут предложить вместо поощрения и поддержки. В детстве им повезло слышать слова одобрения, но, становясь старше, они перестают им верить, потому что заметили, как часто за ними следуют уничижительные замечания. И девочки усваивают странное мамино поведение в стиле «Сделай это! Но не очень-то надейся на успех, потому что ты недостаточно хороша».
Джен: «Я никогда не забуду, как получила свою первую роль в рекламе. Я так радовалась, что рассказывала об этом всем. А потом сделала ошибку, пригласив маму на ужин, чтобы сообщить ей радостные новости. И как только я закончила говорить, она сказала: “Это замечательно, дорогая, но не думай, что из этого что-то получится, ты не так уж фотогенична”. Однако поймите меня правильно, у мамы есть и хорошая сторона. Едва сказав, что я плохо смотрюсь в кадре, и убедившись, что я это усвоила, она на сто восемьдесят градусов разворачивает разговор и заявляет: “Но ничего, мы тебя исправим”. Достает ключи от машины и говорит: “Я видела один свитерок в Нордстроме, который подчеркнет зелень твоих глаз. Это заставит их обратить на тебя внимание”. И она накупила мне потрясающей одежды. Не понимаю, что с ней творится».
Несмотря на постоянные подначивания и язвительные замечания, иногда нарциссическая мать делает вид, что действительно хочет, чтобы вы получили что хотите. Ее подарки могут быть с шипами («Давай исправим тебя»), но она периодически подбрасывает их вам, возможно, чтобы вернуть себе роль учителя/кумира, которой она так наслаждалась, пока вы были маленькой. По крайней мере, в этот момент она с удовольствием наблюдает в вашем успехе отражение собственного триумфа. В конце концов, она ваша мать и может поставить себе в заслугу некоторую (а то и большую) часть ваших достижений. Ваш успех – это возможность отразить и ее собственные мечты о молодости, желанности, способностях и таланте.
«Звучит так, будто вы получаете противоречивые установки от своей матери, сказала я Джен. Например: “Я помогу тебе решиться на то, чтобы я смогла жить опосредованно тем, чем ты занимаешься. Но прошу, провали все или дай мне возможность затмить тебя, чтобы повысить свою самооценку”».
Джен: «Боже, точь-в-точь как моя мама. Я прямо вижу, как она мечтает делать то, чем занимаюсь я, и хочет помочь мне преуспеть. Она думает, это гламурно и весело. Но в то же время она не хочет, чтобы у меня что-либо получалось или вообще мне выпал шанс на что-то особенное. Я думаю, из-за этого она почувствует себя неудачницей. Это странно. Она критикует меня, но завидует».
Нерегулярная щедрость матери усилила разрушительную нерешительность Джен, которая в итоге повлияла на работу. Если она успешно проходила прослушивание, то тем самым угождала матери, покупавшей ей дорогую одежду. В такие моменты та очень напоминала хорошую мать, которая поддерживала дочь в детстве. Но настоящий успех Джен вызывал ревность матери во всех возможных проявлениях. Взрослая дочь, желающая возобновить близкие отношения со своей нарциссической матерью, часто сталкивается с подобными вариантами развития событий и мнется у порога, не понимая, почему она откладывает серьезные проекты или набирает лишний вес перед важным событием. Такое поведение нерационально и по большей части лежит вне сферы осознанного восприятия. Это ситуация «тяни-толкай», когда хочешь добиться успеха, но тебя сдерживает невидимая сила, которой часто оказывается глубокое чувство вины. Ваша мать научила вас тому, что вы не можете и не должны идти к тому, чего хотите. Вы усвоили важный урок: не затмевайте свою мать.
Она раздувает зависть в вашей семье и в вас
Существует еще одно хорошо известное следствие взросления в атмосфере ревности: вы сами начинаете ревновать. Часто дочери наследуют неутолимый голод матерей к тому, что есть у других, а также принимают эстафетную палочку, которую им тихонечко передают.
Джен: «Я увлеклась мальчиками лет с четырнадцати. Я переключилась на парней, чтобы сбегать из дома. В отношениях я находила себя. Но если случалось так, что у подруг были парни, а у меня нет, то я чувствовала злость и уныние: как они смеют иметь то, что так нужно мне! Такое до сих пор может произойти, если у меня нет парня, а у подруги есть».
Джен добавила, что ее мать даже сейчас активно раздувает искры ревности, сравнивая ее с другими.
Джен: «Мама любит посылать мне вырезки из газет или журналов о браках и успехах других женщин. Однажды она звонит и говорит: “Слышала новость о двоюродной сестре Эми? Говорят, ее новый парень везет ее на юг Франции на три недели…” Я, естественно, не хотела об этом говорить, поэтому сказала: “Рада за нее”, – надеясь, что это завершит диалог. Но мама ответила: “Да, очень… Почему же ты не можешь найти такого же парня?” Из-за нее мне стало плохо, и я уже не могла радоваться счастливой встрече двоюродной сестры. И от этого было противно».
У нее не было необходимости говорить это прямо. Сам посыл был более чем ясен: ты проиграла гонку, даже не зная, что принимаешь в ней участие. Ты не такая красивая и сексуальная, как твоя двоюродная сестра. Что с тобой не так?
Если у вас есть братья и сестры, то ориентированная на соперничество мать вынудит вас всю жизнь конкурировать между собой. Это даст ей чувство превосходства и контроля над результатом и, соответственно, над победителем этого напряженного соревнования за ее одобрение.
Одной ее прихоти будет достаточно, чтобы кто-то из детей, не допускающий в своей жизни ошибок, был признан любимчиком, а остальные стали козлами отпущения. Если вам часто доставалась такая незавидная роль, то вы, конечно, можете когда-нибудь обнаружить себя в фаворе у родительницы, как в детстве, – но ненадолго. Стоит ей вдруг решить, что для нее представляет угрозу что-либо, связанное с вами: ваш новый ухажер, ваша улыбка, ваша сольная партия в хоре, – и вы быстро поменяетесь местами с другим ребенком.
Пока вы, ваши братья и сестры растете, мать часто вовлекает вас в борьбу за преданность семье, удерживая и распределяя на поле напряженного сражения деньги, подарки и общее имущество. Подобные конфликты могут послужить объяснением причин глубинного чувства обездоленности, которое движет вашей матерью. Очень может быть, что, манипулируя вами и другими своими детьми, она вновь и вновь проживает старые модели поведения собственных братьев и сестер. С той только разницей, что теперь она не участвует в этих стычках непосредственно, а находится выше их – пока ее собственные дети ревнуют друг друга. В этот раз она побеждает.
Вам никогда не удовлетворить ее запросы
Несмотря на все это, многие взрослые дочери чрезмерно нарциссических женщин все равно цепляются за надежду на то, что им удастся восстановить отношения с матерями и те каким-либо образом вдруг станут более любящими.
Вам хочется верить в то, что она печется о вашем благополучии. И сила этого желания может застать вас врасплох.
Джен: «Как-то я зашла к маме, и после обеда она сказала, что нашла в шкафу старый альбом. Она положила его на журнальный столик, и мы стали его листать. Там было много фотографий, на которых я была совсем маленькой, в том числе из путешествия в Нью-Йорк… Я давно их не видела. Мы очень долго сидели и рассматривали эти фото, и на нас нахлынули воспоминания. Не могу поверить, но я так скучаю по той маме. Я просто хочу, чтобы она была счастлива».
Грустно признавать, но это вряд ли произойдет. Нарциссическим матерям невозможно угодить.
И дочери не хотят признавать этот факт. Они продолжают искать какие-то идеальные слова или идеальный поступок, которые вынудили бы мать, скупую на выражение настоящей любви и благодарности, сказать «спасибо» и «я люблю тебя». Дана, дочь «королевны», с которой мы познакомились в начале этой главы, рассказала мне душераздирающую историю:
Дана: «Я решила устроить маме вечеринку по поводу ее 65-летия. Я собиралась устроить что-то особенное: заказать еду, украсить дом шариками. Думала, ей очень понравится, ведь она будет в центре внимания, и я смогу ей угодить. Я позвала родственников и друзей.
Я несколько дней искала идеальный подарок. Я знала, что она любит азиатский антиквариат, и в конце концов нашла изысканную древнюю китайскую статуэтку. Мне пришлось залезть в копилку, чтобы оплатить ее, но я подумала: “Почему бы нет?” Однако как только мама открыла упаковку, по ее лицу стало понятно, что ей не понравилось, и она даже не пыталась это скрыть. Все ушли, а я была как в воду опущенная. Следующим утром она позвонила, и я, конечно, подумала, что она хочет поблагодарить меня за отличную вечеринку, но вместо этого первое, что она сказала, было даже не “Привет! Как дела?”, а “Почему ты всем рассказала, сколько мне исполнилось? Некоторые гости были не в курсе. Ты специально сделала так, чтобы унизить меня?”
Мне хотелось разрыдаться. Ей никогда не нравится то, что я делаю».
Любое ваше слово или действие, даже продиктованные самыми лучшими побуждениями, могут быть искажены вашей матерью через линзу нарциссического восприятия себя и неутолимого желания выглядеть хорошо. Если она усмотрит в ваших поступках хтя бы намек на то, что вы хотите опозорить или унизить ее, то она обязательно предъявит обвинения в ваш адрес. Связь между нарциссизмом и паранойей еще не изучена полностью, но вы можете заметить их схожесть, когда мать-нарцисс воспринимает ваш щедрый жест как умышленную попытку унизить ее.
Пришел, увидел, победил
Матери с НРЛ иногда вселяют в вас надежду, соглашаясь на сеансы психотерапии, но они редко подходят к процессу серьезно. Им не хватает двух важных факторов для перемен: самосознания и самоанализа, что делает консультации абсолютно бесполезными. Пока они обвиняют всех вокруг в том, что никто не может утолить их ненасытное желание внимания и поклонения, им удается успешно избегать ответственности за собственное разрушительное поведение. Они преуспели в этом, и поскольку такая тактика помогает им чувствовать себя лучше, у них нет причины менять себя.
Этими матерями полностью завладело глубоко укоренившееся расстройство личности. И такое поведение не зависит от единичных ситуаций – оно является самой их сутью.
Не забывайте, что мы исследуем сейчас чужую территорию, и ваша суть сильно отличается от сути вашей матери. Вам не обязательно продолжать тащить за собой то разрушительное поведение, которому вы у нее научились, и ту боль, что вы несете с собой так долго. В ходе повествования я буду постоянно напоминать вам: независимо от того, что она вам обычно говорила, из вас двоих здоровая именно вы. И вы можете измениться.
Глава 3. Излишне вмешивающаяся мать
«Ты – вся моя жизнь»
Вы, скорее всего, слышали об известной гуманитарной организации «Врачи без границ». В этой главе вы познакомитесь с гораздо менее благородной группой женщин – «Матери без границ». Вмешивающаяся мать следит за тем, чтобы дочь удовлетворяла ее потребность в компании, отвечала за ее полноценное самовосприятие и обеспечивала необходимым эмоциональным подъемом. Вы для нее – все.
Иногда душевная близость, которую предлагает излишне вмешивающаяся мать, кажется пределом мечтаний любой дочери. Между вами возникают теплые отношения, в которых есть место для искренней оценки по достоинству ваших успехов. Однако вы можете обнаружить еще в достаточно юном возрасте, что в ее определение «душевной близости» входят также притеснение, назойливость и односторонность. На подобной близости она настаивает, не обращая внимания, нравится вам это или нет. Типичная мать, которая не дает свободы, навязывается, влезает в ваши планы и помещает себя в центр вашей жизни, полагая, что тем самым выражает свою любовь. И она вряд ли ослабит хватку без борьбы, даже когда вы становитесь старше и пытаетесь сформировать собственный образ жизни, давая ей понять, что у вас есть собственные потребности и желания и она в них не входит.
Как и другие нелюбящие матери, она ставит себя на первое место. Даже если у вас полноценная собственная жизнь, она хочет, чтобы вы оставались ее маленькой девочкой и всегда были рядом. Ее обещания и похвалы исчезают, как только вы даете понять, что у вас своя голова на плечах. Она пытается лепить из вас что-то по своему разумению, заставляя чувствовать вину за несоответствие ее желаниям и потребностям.
Триш: как близость превращается в рабство
Триш, двадцатишестилетняя помощница учителя, позвонила мне, потому что после рождения первенца в ее семье начали возникать трения. Я спросила, что может вызывать напряжение.
Триш: «Я много думала о том, что маме следует дать мне немного личного пространства, а Даг, мой муж, жаловался, что она постоянно хочет участвовать во всем, что мы делаем, вне зависимости от того, что мы запланировали. Я-то привыкла к ней, мы всегда были неразлучны, в радости и в горе. Но после того, что произошло, когда родилась наша малышка Лили… Не хотелось бы признавать, но он прав: она себя не контролирует».
Я попросила рассказать об этом подробнее.
Триш: «Я была в родильном отделении. Я хотела, чтобы только Даг был со мной, и он попросил моих родителей, оставаться в приемной. Мама обиделась и сказала, что должна быть рядом со мной. Даг ответил ей очень вежливо, но строго, что этому не бывать. На двери родильной палаты был звонок, и, к моему ужасу, она нажимала его каждые две минуты. Когда медсестра открыла дверь, мама потребовала, чтобы ее впустили. Медсестра сказала, что я не хочу, чтобы кто-то заходил ко мне, и мама заплакала. “Я должна быть с моей девочкой, – повторяла она. – Моя девочка нуждается во мне”. Медсестра закрыла дверь, но мама продолжила звонить. Моему мужу в конце концов пришлось выйти и физически ее сдерживать. Она не могла вынести разлуку со мной, что вроде звучит неплохо. Но я не хотела, чтобы она была со мной. Я хотела видеть только Дага. Его расстроило случившееся, мама со мной не разговаривает, а меня гложет чувство вины».
Давление, напряжение и вина – чувства, очень знакомые Триш. Ее мать, Дженис, забеременела ею, когда училась на курсах для медсестер, и ей пришлось оставить учебу, чтобы растить дочь. «Мама от всего отказалась ради меня», – сказала Триш, повторяя историю, знакомую мне по опыту многих семей. По словам Триш, Дженис разочаровалась в браке и, не имея специальности, чувствовала огромную пустоту внутри. Но у нее все-таки была дочь. Триш стала ей другом, поверенным и причиной, чтобы жить.
Триш: «Помню, мне было восемь, и мы ехали в метро. Мы только что сходили в кино. Она обняла меня и сказала: “Ты моя самая лучшая подруга. Ты умница и отличная компания, а отцом твоим я недовольна”.
Я очень гордилась собой, но какая-то часть меня испытывала неловкость. Все-таки, когда тебе восемь, тебе не очень хочется быть маминой лучшей подругой. Ты хочешь, чтобы они с папой были близки и чтобы у нее были свои друзья. Ты просто хочешь быть маленькой девочкой».
Триш рассказала, что мамино замужество никогда не было безоблачным. Дженис вышла за молодого человека, от которого забеременела, но они не подходили друг другу. Вскоре после женитьбы он начал оставаться допоздна на работе и заводить романы на стороне, создавая тем самым атмосферу, в которой Дженис пришлось искать заботу у кого-нибудь другого. Тогда она обратилась к Триш. Она спасалась в компании маленькой девочки, чья безраздельная и доверчивая привязанность была чувством, самым близким к бескорыстной любви, которое она смогла найти в жизни.
Так Дженис окружила свою маленькую дочку тем, что выглядело и чувствовалось как обожание. Мама говорила, что лучше быть с дочкой, чем с кем-то другим: разве это плохо? Но даже в восемь лет Триш понимала, что это неправильно.
Такие матери, как Дженис, очень привязаны к дочерям, не игнорируют их, когда те маленькие, однако могут висеть над душой, настроенные защищать свою малютку (кстати, так она будет ее называть в любом возрасте) от разочарований и трудностей. Она будет помогать дочке получать хорошие отметки, доставать приглашения на день рождения или покупать статусные вещи, которые хотят иметь все. Ни одно из этих проявлений не является свидетельством нелюбви. Но они оказываются чрезмерными, когда дочь пытается покинуть это окружение, разобраться в собственных желаниях и воплотить их в жизнь. Именно в этот момент то, что мать считает близостью, любовью и привязанностью, оказывается изощренной формой рабства.
В здоровых отношениях связь между матерью и дочерью должна быть гибкой и приспосабливающейся, способной выдержать расстояние, споры и разногласия – во мнениях, чувствах, требованиях и желаниях. Желательно, чтобы двухлетний ребенок, впервые высказывая свое «нет!» и тем самым проверяя на прочность эту связь, обнаруживал, тем не менее, что отстаивание своих интересов и бросание вызова маминым отнюдь не вынуждает любовь исчезнуть. Вполне возможно быть независимым и при этом уверенным, что связь остается крепкой.
Дочь растет, делает самостоятельные шаги навстречу миру, падает и ошибается. Если повезет, то мама будет служить убежищем, в которое можно вернуться, даже совершив какой-нибудь глупый или возмутительный поступок. Это особенно важно в подростковом возрасте, когда дочь пытается понять, что она представляет собой в жизни, учится общению со странными существами под названием «мальчики» и решает, какой женщиной хочет стать. Отношения между матерью и дочерью, построенные на любви, могут иногда быть натянутыми, нестабильными и беспокойными, но подспудно в них всегда будет проявляться благосклонность, придающая дочке храбрости, без которой невозможны рост, развитие и формирование отдельной личности.
Это не входит в планы вмешивающейся матери. Многие из них не только оправдали материнством свою суть и ценность, но и использовали его, чтобы утихомирить собственный, очень распространенный страх быть брошенной. При этом у некоторых есть партнеры, карьера, круг своих друзей, но все это затмевается ролью матери зависимого ребенка, нуждающегося в ней и являющегося элементом, необходимым для целостности ее портрета. «Близость», к которой они стремятся, настолько всеохватна, что дочь часто не знает, где заканчивается она сама и начинается ее мать.
Вмешиваясь, мать перекладывает бремя своего счастья на вас, и вместо того чтобы учить вас строить собственную жизнь, она надевает на вас психологические наручники и держит при себе.
Разделение недопустимо
Излишне вмешивающиеся матери воспринимают естественный и нужный процесс разделения как потерю и предательство и каждый раз стараются притянуть вас обратно, как только вы пытаетесь повзрослеть, отдалиться или уйти.
Такие вынужденные изменения, как переезд дочери из дома в общежитие колледжа, часто вызывают у матерей проявления синдрома пустого гнезда (родительской депрессии. – Примеч. пер.). Когда Триш окончила школу (впрочем, и задолго до этого), у Дженис было много возможностей улучшить собственную жизнь. Она могла вернуться на курсы, поехать в отпуск или пойти на консультации брачного психолога для себя и своего мужа. Ничто ее не сдерживало. Но к этому моменту она так привыкла ради заполнения собственной пустоты обращаться к дочери, что продолжила вкладывать в нее свою энергию.
Триш: «Мне было неловко, когда я уезжала в колледж. Мое решение учиться в другом штате стало для нее проблемой государственного значения. Этот конфликт помогло прекратить лишь то обстоятельство, что ее сестра жила в том же городе, где находился колледж, и мама могла использовать свои визиты к сестре как предлог, чтобы контролировать меня. У мамы была раздражающая привычка “заглядывать” ко мне и звонить в любое время дня и ночи. Бывало, я приходила поздно, а телефон звонил. Это всегда была она, интересовалась подробностями моего последнего свидания. Слава богу, тогда не было мобильных телефонов. Сейчас, особенно когда родился ребенок, она не отрывается от телефона: постоянно звонит, пишет сообщения, предлагает пообщаться по скайпу. Плохо так говорить, но у меня такое чувство, что она всегда рядом и следит за мной. Мама – как навигатор: всегда знает, где я нахожусь».
Такие матери, как у Триш, могут постоянно повторять: «Я так рада, что мы сделали это вместе» и «Я так рада, что смогла составить тебе компанию», но они редко спрашивают, желанна ли их компания. Они оформляют собственную эмоциональную зависимость и ограниченный мир, придуманный только для вас двоих, как «особенный подарок», о котором другие дочери должны только мечтать. И дочки таких матерей усваивают, в чем состоит их задача: в том, чтобы делать мать счастливее, постоянно находясь с ней рядом и относясь к ней как к центру своей жизни.
Стейси: поймана на ниточки, привязанные к маминым подаркам
Как бы ни было тяжело под таким давлением, иногда вмешательство кажется проявлением любви – по крайней мере, какое-то время. Внезапно, когда вам больше всего это требуется, излишне вмешивающаяся мать может предложить деньги, помощь или опыт, что может показаться манной небесной.
Но всегда есть подвох.
Ее подарки, иногда очень щедрые, неизбежно вызывают не только чувство обязательства перед ней, но и зависимость от нее, что может оказать негативное влияние. Препятствуя вашей самостоятельности, она делает себя незаменимой. Это может стать предлогом, чтобы вмешаться в вашу жизнь и взять все в свои руки, иногда в буквальном смысле.
Стейси, спортивная тридцатисемилетняя женщина, недавно вышедшая замуж за владельца небольшой строительной компании и работающая у него, чтобы помочь выйти из затруднительного положения, пришла ко мне, потому что муж поставил ей ультиматум насчет постоянного вторжения ее матери Бэверли в их жизнь. Стейси не понимала, чем он недоволен, ведь ее мать всегда помогала им. Их строительный бизнес был в плачевном состоянии, а им нужна была стабильность. Ситуацию усугубляло наличие двух детей – восьмилетнего сына Стейси и шестилетней дочери от предыдущего брака Брента. Меньше всего супругам нужны были трения.
Стейси: «По сути, муж сказал мне, что я должна выбрать между ним и мамой: он не ожидал, что женится сразу на двух женщинах. Он сказал, что очень любит меня и не хочет разрушать брак, но она сводила его с ума, и он не мог выносить, как в ее присутствии я становилась кроткой и почти невидимой. Он и сам терпеть не может, когда злится и раздражается. Я люблю их обоих, но нахожусь будто между молотом и наковальней».
Я попросила Стейси рассказать, как до этого дошло.
Стейси: «Наверное, решающим фактором стало то, что мама купила дом по соседству с собственным. Она в то время много зарабатывала риелтором и предложила сдавать его нам по сниженной цене. Мы тогда только начали жить вместе, и было тяжело, так как доходов от компании Брента и моего заработка еле хватало на оплату счетов. А тут мама покупает такой красивый дом, и мы можем снимать его за копейки. Я подумала: “Отлично!” Дальше – больше, она говорит: “Я могу помочь с готовкой и быть дома с детьми, когда они возвращаются из школы. Это сэкономит вам кучу денег”. В тот момент это казалось отличной идеей. Кроме того, она будет меньше чувствовать себя одинокой, если мы поселимся рядом. Они с папой окончательно расстались, а мои братья давно переехали в другие штаты, так что мы с Брентом и детьми были всем, что осталось от семьи. Было видно, что она места себе не находит после выхода на пенсию. Казалось, все выиграют от этого: она будет счастлива, а мы получим передышку, которая была нам так нужна. Брент был против того, чтобы мы жили по соседству, но я умоляла его, и он в конце концов согласился».
Несмотря на то что сожительство двух поколений редко заканчивается благополучно, в данном случае это могло принести положительные результаты, по крайней мере временно, если бы Бэверли уважала личное пространство и желание молодоженов побыть наедине. Но она сделала все наоборот.
Стейси: «Она находится у нас постоянно. Мы стараемся быть вежливыми, потому что она много помогает, но сейчас мы как три мушкетера. Если мы отправляемся куда-нибудь поужинать и не зовем ее, то она может часами не разговаривать с нами. Мы дали ей ключ от дома, чтобы она смогла войти, пока мы на работе, но она заходит в любое время дня и ночи. Я вся сжимаюсь, когда слышу: “Приве-е-ет! Кто-нибудь дома? Сегодня покажут отличный фильм, и я хочу посмотреть его с вами…” К себе она возвращается только поздним вечером. К этому времени мы так устаем, что просто ложимся спать. Мы женаты меньше двух лет, а наша сексуальная жизнь уже ни к черту».
Стейси наконец начала понимать, что низкая арендная плата и помощь с готовкой и детьми выходят ей боком. Бэверли практически переселилась к ним, и брак Стейси и Брента находился на грани развала.
Как все излишне вмешивающиеся матери, Бэверли вела себя так, будто у Стейси не было собственных эмоциональных потребностей. Став жизненно необходимой для дочери, как она поступала и раньше, она поселилась у той в гостиной и влезла в ее брак. Бэверли могла говорить и себе, и дочери, что она лишь по-матерински заботится и помогает молодой семье в трудные времена. Помощь была настоящей, но для матери и дочери это также служило логичным объяснением необходимости постоянных контактов. Чем больше Стейси была «обязана» матери, тем больше она винила себя за естественное право взрослого на самостоятельную жизнь. А Бэверли, наоборот, считала своим долгом взять руководство над жизнью дочери.
Обманчивое «Давай я сделаю это за тебя»
История стара как мир. Бэверли и Стейси уже давно были связаны крепкими нитями зависимости.
Стейси: «Со мной всегда были проблемы в детстве. Я плохо училась в школе класса до шестого, когда мы узнали, что у меня легкая форма нарушения обучаемости. Мама думала, что я ленивая, и старалась мотивировать меня или найти новые вспомогательные методики. Можно сказать, я была ее проектом. Она многое за меня делала, иногда даже мои домашние задания. Она оказывала огромную поддержку, но всегда относилась ко мне так, будто я совсем ничего не могу сделать сама, хотя, к примеру, спорт у меня шел хорошо. Она была слишком сосредоточена на том, чего я делать не могу, и на том, чтобы меня исправить. Я знаю, это было необходимо, и благодарна маме за то, что она была рядом, но у меня возникало ощущение, что без нее мне не справиться. “Ты действительно хочешь в театральный кружок? Тебе придется читать сценарии”. Я чувствовала себя так глупо! Наконец один из моих учителей предложил мне пройти тест, и так мы узнали, что у меня дислексия (неспособность к чтению. – Примеч. пер.). Это было огромным облегчением. Мне дали репетиторов, перевели на специальную программу обучения, и это помогло. Поскольку чтение вызывало трудности, мама продолжала относиться ко мне так, будто я не могу ничего сделать самостоятельно. Она настолько сильно меня опекала, что я бы не удивилась, если бы она пошла гулять со мной и моими друзьями и читала бы мне меню, чтобы заказать пиццу».
Матери нелегко смотреть, как ее ребенок сталкивается с препятствиями, и абсолютно естественно, что она приходит на выручку и делает все возможное, чтобы помочь. Но в здоровых отношениях главная цель всегда – независимость. А из-за всей этой материнской помощи Стейси выросла с чувством собственной несостоятельности, всегда акцентируясь на слабостях, а не на поиске способов развития своих сильных сторон.
Привитое дочери чувство «я не справлюсь сама» сдерживает ее и создает огромный пробел в уверенности, который вмешивающаяся мать спешит заполнить. Порой даже не осознавая этого, мать может получать такое удовлетворение от чувства гордости и своих полномочий, возникающих при «спасении» дочери, что она упускает из виду, что ребенок – живой человек. Как заметила Стейси, она стала проектом для матери, птичкой со сломанным крылом, которую всегда придется носить на руках. Чем больше они обе продолжали развивать свои отношения подобным образом, тем меньше шансов было у Стейси построить полноценную самостоятельную жизнь.
Для Стейси мало что изменилось, когда она окончила школу. Мать убедила ее жить дома, посещая занятия в местном колледже, и подсуетилась с работой в своем агентстве недвижимости, когда Стейси провалила первый семестр и решила бросить учебу. Она держала свою дочь под защитным колпаком, не позволяя ей совершать собственные ошибки. А Стейси так и не научилась проявлять упорство, бороться с трудностями и подниматься после падения.
Стейси: «Когда я устала от работы с мамой, наконец настал мой час. Меня совсем не интересовала недвижимость, и поездки по городу на просмотры объектов для продажи не были пределом моих мечтаний. Я устроилась в спортивный зал и стала работать персональным тренером, что всегда хотела попробовать. Там я познакомилась с парнем, одним из клиентов, и если коротко, то мы вскоре поженились. Я думала, что наконец заживу по-своему, и была очень счастлива по этому поводу. У нас было много общего, и нам было хорошо какое-то время. Но родился Тайлер, и у нас появились проблемы. Все началось с того, что я сказала мужу, что он мало занимается домом. Он воспринимал меня как должное и все чаще стал выходить из себя. По глупости я поговорила об этом с мамой. Конечно, она была на моей стороне, и чем больше я с ней говорила, тем меньше понимала позицию Марка. А мама все повторяла: “Просто возвращайся домой. Ты не обязана это терпеть”. В результате пузырь лопнул, и кончилось тем, что я дважды забирала ребенка и переезжала к матери. Она говорила, что мы можем оставаться сколько захотим, и помогала деньгами. Второй раз Марк был в ярости и сказал, что мы с мамой его достали. После этого мы так и не наладили отношения».
Когда брак развалился, Бэверли вернула дочь под свое крылышко. У Стейси была черная полоса в жизни, но недавно она сообщила мне, что смогла преодолеть этот кризис. Брент, ее второй муж, понравился матери, и Стейси вздохнула с облегчением, когда та пришла на выручку с домом.
Но надежды не оправдались. Хотя бы потому, что Брент чувствовал себя третьим лишним в этом взаимозависимом танго матери и дочери. А Стейси, столкнувшаяся с реальностью собственного желания угодить обоим самым главным взрослым людям ее жизни, застыла в нерешительности, что обычно и случается с дочерьми излишне вмешивающихся матерей. От кого она готова отвернуться: от матери или от мужа? Молодая женщина чувствовала, как ее разрывают на части, перетягивая в разные стороны, как канат, и борьба идет не на жизнь, а на смерть.
Стейси: «Теперь, будучи уже взрослой, я понимаю, что большая часть моих главных решений в жизни основывалась на том, чтобы угодить матери, сделать ее счастливой. Я также осознала, что иногда ставила мать прежде мужа – это ненормально! Так получилось с первым браком, и сейчас на краю пропасти второй».
Я заверила Стейси, что помогу ей отойти от края, но сначала она должна захотеть стать состоявшейся и отстаивающей свои права женщиной. Как многие дочери, опутанные своими матерями, она застряла в состоянии «наполовину ребенок, наполовину женщина».
Лорен: учимся принимать неприемлемое
Лорен, недавно разведенная сорокашестилетняя женщина, воспитывающая двух девочек-подростков и работающая брокером, пришла ко мне, так как тяжело переживала развод, все сложности жизни матери-одиночки и стресс на работе. Однако вскоре она обнаружила, что стресс идет из другого источника: по давней традиции ее мать игнорировала планы и личную жизнь дочери.
Лорен: «В течение недели меня часто одолевает тревожное состояние, а к выходным оно усиливается. По субботам я обычно занимаюсь с детьми и вечером иду на свидание или встречаюсь с подругами. А вот в воскресенье… У нас с мамой есть одна традиция, существующая с давних времен, еще когда я была в браке. Мы вместе обедаем, а потом она остается до ужина. Мой отец умер от рака около восьми месяцев назад, а она так ничего и не поменяла в жизни. Она говорит, что живет только для меня и моих девочек. Она “как штык” приходит ровно в полдень. От одной мысли о приближающихся выходных меня начинает трясти. Тревожность наполняет меня уже в субботу утром, так что ее визиты портят мне все выходные. Она будто высасывает весь воздух из комнаты своей потребностью в психологической поддержке».
Я попросила Лорен привести пример.
Лорен: «Это случилось в прошлое воскресенье. Мама, конечно, уже пришла. Я являюсь членом общества, которое собирает средства для филармонии Лос-Анджелеса, и меня пригласили на совершенно потрясающее мероприятие, которое должно было там состояться. Я готовила на кухне, а мама как обычно шныряла по комнате и, конечно, увидела приглашение на моем столе. Я планировала пойти одна, потому что была уверена, что увижу там интересных мужчин, но поняла, что все пропало, когда она вошла в кухню, размахивая пригласительным билетом».
Сьюзан: «Минутку. Почему она рылась в твоих вещах?»
Лорен: «О, она это делала с самого моего детства. Полагаю, я привыкла к этому».
Лорен добавила, что ее мать всегда настаивала на том, чтобы между ними не было «секретов». В общем и целом это означало отсутствие личного пространства.
Лорен: «Не знаю, почему она так себя вела, но я часто слышала от нее: “Никаких секретов!”. Я не раздумывала об этом особо, когда была маленькой. Но поняла, насколько для меня это важно, когда в четвертом классе у меня появилась моя первая лучшая подруга Анна. Мы практически жили друг у друга, и однажды мы болтали о глупостях и хихикали, потому что ей прислал записку мальчик, который ей нравился, и я закрыла дверь. Через несколько минут мама распахнула дверь и громким неестественным голосом, как у воспитателя в садике, сказала: “Не закрывай дверь, спасибо большое!” Она зашла и стала рыться в пластинках, которые мы слушали, и в играх, в которые мы играли. А потом села на кровать и притворилась, что хочет присоединиться к нашей беседе. В конце концов я сказала, что мы поедем кататься на велосипедах, только чтобы удрать из дома. Мы с Анной посмеялись над этим, но она стала реже приходить. Я почувствовала себя такой маленькой с этим “не закрывай дверь”. В этом вся моя мама… Ее раздражало, когда я в детстве шла в ванную и не оставляла щелку, чтобы она могла “со мной разговаривать”».
Границы между Лорен и ее матерью размывались не один год, и я сказала Лорен, что одним из первых ее заданий будет «отвыкнуть» от того, чтобы позволять матери, совавшей нос в жизнь дочери без приглашения и смущения, читать себя как открытую книгу. Лорен заявила, что в тот вечер, найдя приглашение в филармонию, ее родительница ни секунды не сомневалась, как надо действовать.
Лорен: «Она говорит: “Отличный будет вечер. С тех пор как умер твой отец, меня больше не приглашают на такие интересные мероприятия. Ты знаешь, как я люблю быть в культурном обществе… Прошу, не лишай меня удовольствия”. А потом продолжает: “Разве не замечательно будет пойти вместе?… Знаешь, дорогая, только мы, девочки”. Она приобняла меня и сказала: “Я так счастлива, что у меня есть ты”.
Она поймала меня врасплох, а я, глупая, сказала ей правду, что собиралась идти одна. Надо было сказать, что иду с кавалером, но мне трудно ей лгать… К тому времени меня уже заело чувство вины, и я не могла ей отказать, да и никогда не могла… Я взяла ее с собой, и вечер прошел паршиво. Она ни на шаг меня не отпускала. Ей только поводка не хватало. Я чувствовала, как она душит и манипулирует. У меня нет собственной жизни. Каждая частичка меня просит свободы, но я просто не могу сопротивляться. Что со мной не так, Сьюзан?»
Я сказала Лорен, что с ней лично все в порядке, но вот ее отношения с матерью во многом неправильны. Она позволила матери поглотить свою жизнь и сейчас должна была учиться отказывать ей.
Правила любви вмешивающейся матери
Используя «близость» в качестве карт-бланша, вмешивающаяся мать распоряжается вашим пространством и временем. Она может прятаться за пустыми словами о неприкосновенности личной жизни, но сама же будет их нарушать. Она воспринимает себя вашей «лучшей подругой», поэтому полагает, что имеет право читать документы на вашем столе, просматривать ваш гардероб, приходить на ваши вечеринки, напрашиваться с вами в бар и даже заходить к вам без предупреждения.
Ее вмешательство может быть еще масштабнее, если она вдова или разведена и, соответственно, страдает от печали, огорчения, злости, унижения или отвергнутости. Она ждет, что именно вы скрасите ее одиночество и компенсируете пробелы в общении, фактически заменив мужа.
Она изобретает собственный язык любви, переплетая свою жизнь с вашей. И это не просто слова. Приглядевшись к тому, какая модель поведения скрывается под ее фразами «Я люблю тебя», «Мы так близки» и «Ты – моя лучшая подруга», вы обнаружите целый список условий, ограничений и правил, не имеющих отношения к любви, но подразумевающих стирание вашей отдельной личности.
Для поглощающей матери любовь значит:
• Ты – мое все, поэтому отвечаешь за мое счастье.
• Ты не можешь жить без меня, я не могу жить без тебя.
• Ты не имеешь права исключать меня из своей жизни.
• Тебе непозволительно иметь секреты от меня.
• Ты никогда не должна любить кого-то больше меня.
• Если ты не хочешь того, что хочу я, ты меня не любишь.
• «Нет» значит «Ты меня не любишь».
По большей части ее любовь наполнена отчаянием, навязчивостью и запретами. Именно такую любовь вы знаете и ожидаете. Вы усваиваете, что любовь нужно заслужить, давая людям, что они хотят, нравится вам это или нет, и забываете о собственных желаниях и потребностях вместо того, чтобы понимать: любовь – это непринужденный обмен поддержкой, поощрением, благожелательным отношением, симпатией и возможностью свободно дышать.
Излишне вмешивающаяся мать редко позволяет отношениям с дочерью выходить за пределы правил, которые диктует она. Для нее очень важно, чтобы ваши роли не менялись и вы не переросли свою готовность принимать полное поглощение матерью. Она изо всех сил держится за традиции, укрепляющие ее положение матери и ее власть над вашей жизнью, а «сохранение порядка вещей таким, каков он был всегда» дает ей чувство спокойствия, комфорта и собственной значимости.
Традиции сами по себе, безусловно, не несут вреда. Повторяющееся поведение дает приятное ощущение чего-то знакомого и близкого. Например, обычай готовить индейку на День благодарения, регулярно ходить в церковь или планировать семейные посиделки по важным событиям – все это доставляет много радости, когда делается по собственному желанию. Однако если подобными вещами заниматься механически, руководствуясь чувством вины, то жизнь начинает казаться тюрьмой.
Лорен: «Каждый вечер мне нужно отметиться у мамы и отчитаться за день. Она всегда расстраивается и обижается, если я пропускаю хоть один вечер, потому что занята, и мне проще позвонить, чем потом долго объяснять, почему я этого не сделала. Это обязанность, от которой нельзя отлынивать… Я обещала себе, что выскажу ей все и начну ставить рамки, но почему-то пальцы сами нажимают на телефоне кнопку вызова каждый вечер, и я возвращаюсь в старую колею».
Почти невозможно отказать тому, с кем вы связаны такими традициями, а связь укреплена не только нормальной любовью, но и страхом, обязанностью и виной. Эта дьявольская комбинация – обычное дело для вмешивающейся матери, и от дочерей часто можно услышать такие фразы, как «Меня гложет чувство вины, если не сделаю то, что она хочет» или «Это обязанность, от которой нельзя отлынивать».
Если верить, что смысл любви в том, чтобы делать другого человека счастливым любой ценой, то любить – значит отказать себе в праве на собственные желания. Следуя этому курсу в ваших отношениях, вы активируете страх, обязанность и вину. Страх, что вы потеряете любовь и расположение вашей матери. Чувство, что вы обязаны делать все, чтобы она была счастлива, потому что такова роль дочери. Вина в том, что каким-либо своим поступком вы можете задеть ее чувства или обидеть ее, в том, что выражаете собственные настоящие чувства, в том, что выражали недовольство и сопротивлялись давлению.
Эта гремучая смесь – истинный суперклей, удерживающий дочерей рядом с их поглощающими матерями.
Вмешательство – это палка о двух концах
Каждая дочь, которую мы встретили в этой главе, говорит, что она злится, устала и мечтает избавиться от давления со стороны матери, но что же ее сдерживает? Почему она не может сказать «Хватит!»? Чего она так боится?
Женщине может быть и двадцать пять, и тридцать пять, и пятьдесят пять по паспорту, но психологически дочери вмешивающихся матерей намного младше своего реального возраста. Более того, иногда возникает разительное противоречие между умной и эффектной женщиной снаружи и испуганной маленькой девочкой внутри, которую парализует глубинный страх, имеющийся у всех детей: если я отдалюсь от мамы, она перестанет меня любить, и я не выживу, если это произойдет. Дочери, которых не раз выручали, сталкиваются с дополнительными сложностями, ощущая неуверенность в том, смогут ли они продолжать свою жизнь без материнской помощи.
Годы жизни в зависимости приучают считать подобные отношения нормой, и неосознанно дочери подписывают пожизненные договоры с матерями на передачу своей автономии и целых кусков взрослой жизни. В то время как здоровая часть вас нервничает и жалуется, вы можете дойти до того, что поверите: «Я не могу выжить без матери». Сталкиваясь с ее неодобрением или разочарованием, вы видите единственный правильный выход: сдаться вашей матери.
Вмешивающиеся матери ловко используют чувство вины. Они часто собирают ваши проступки, выстраивают в одну шеренгу все неприятные ситуации и напоминают вам о них, чтобы убедить вас делать для них больше. И проделывают все это самым изящным образом. Они скажут: «Я очень рассчитывала, что пообедаю с тобой. Я расстроилась… Ты не сказала, что идешь на этот фильм, а ты ведь знаешь, что я тоже хотела на него сходить». Им не нужно повышать голос, иногда им не нужно вообще ничего говорить, потому что их дочери еще с детских лет уже научились интерпретировать значение материнского взгляда или позы. Матерям даже не нужно использовать чувство страха или долга, чтобы получить то, что они хотят, потому что дочери сделают что угодно, чтобы избежать чувства вины, подразумевающего: «Самое поганое чувство – что ты подведешь свою мать».
Вы почувствуете себя злодейкой, если отмените обычную встречу с мамой ради сеанса массажа в конце изматывающей недели. Она запрограммировала вас верить, что, поставив себя на первое место, вы совершаете преступление, а попытка пропустить ланч с мамой, чтобы провести время с любимым или побыть наедине со своими мыслями, считается тяжким преступлением.
Трудно распознать вмешательство, когда оно уже совершилось по отношению к вам. Ведь вы смотрели на это так долго, что оно стало вашей действительностью. Лишь с некоторого расстояния ваши взрослые глаза смогут увидеть реальность: чрезмерно нездоровый обмен эмоциональными зависимостями.
Правда в том, что в таком подавляющем симбиозе нет роста и безопасности. И нет психологически взрослых людей – только вцепившиеся друг в друга испуганные дети.
У взрослых есть возможности и свобода
Если у вас была вмешивающаяся мать, то вы можете быть подвержены страху, что от вас откажутся или бросят. Вы и сами можете чересчур навязываться вашему партнеру или детям. Вас может сдерживать недостаток уверенности в своих способностях и стрессоустойчивости. И вы можете в точности знать, как сделать вашу мать счастливой, но с огромным трудом делать что-либо приятное для себя.
Глава 4. Одержимая контролем мать
«Потому что я так сказала»
• Если ты выйдешь за него, ты больше не часть этой семьи.
• Если ты устроишься на эту нелепую работу и переедешь, ты не увидишь от меня ни копейки.
• Не жди от меня больше помощи, если дети не пойдут учиться в католическую школу.
Это лишь несколько примеров колких деспотичных фраз – свидетельств неприкрытого контроля. Здесь нет деликатности. Здесь нет манипуляции словами «Я люблю тебя» и другими установками, скрывающими чувства, которые мы встречали у излишне вмешивающихся матерей. Неприкрытый контроль авторитарен и зачастую иррационален. Он насыщен принижением достоинства и психологическим запугиванием. Это прямые приказы и предупреждения о том, что неподчинение грозит серьезными последствиями.
Подобный контроль уместен, когда ребенок маленький. Дети импульсивны и неопытны, поэтому нуждаются в защите. Они еще не научились считаться с горячими духовками или полными машин улицами, поэтому строгое мамино «нет» играет важную роль в обучении и руководстве. В этот период контроль над ребенком помогает ему не только почувствовать себя безопасно, но и действительно быть в безопасности. Однако в процессе воспитания важно постепенно отходить от девочки, позволяя ей познавать мир самостоятельно. Поэтому когда материнский контроль исключает такую возможность, он перестает быть полезным и обусловленным любовью.
Одержимая контролем мать удерживает свою тяжелую руку на дочери так долго, как только это возможно, часто даже во взрослой ее жизни, что влечет за собой токсичные последствия. Как и вмешивающаяся мать, она по сложившейся привычке возвращается к моделям поведения, которые делают вас зависимыми, а потом извлекает собственную выгоду из этой зависимости. И все это время она утверждает, что «все ради твоего же блага». Однако горькая правда в том, что запугивание вас приносит ей удовольствие и ощущение власти, часто отсутствующие в остальной ее жизни. Подавив своей властью, одержимая контролем мать чувствует от этого счастье и полноту жизни.
Самое ужасное, что даже когда вы прикладываете неимоверные усилия, чтобы освободиться из-под ее контроля, вы все равно тащите с собой накопленные гнев и враждебность, возникшие из-за него. Возможно, вам самой очень захочется применить его в жизни, контролируя других людей. Или, наоборот, вы будете считать, что чужие потребности важнее ваших. Это распространенный признак того, что вы выросли с контролирующей матерью.
Карен: загнана в угол и запугана
Когда Карен, темноволосая двадцатисемилетняя девушка, работающая продавцом-консультантом в супермаркете, пришла ко мне на первый прием, она сразу заявила, что у нее кризис. Ее молодой человек, с которым они долго встречались, сделал предложение, но как только она сообщила о помолвке матери, та встала на тропу войны. Она не только обрушилась с бранью на жениха Карен, который ей никогда не нравился, но и грозила «отказаться» от Карен, если та выйдет за него замуж. Карен добавила, что ее пугает подобная перспектива, но оказалась достаточно проницательна, чтобы понять: ей нужно увеличить дистанцию между ней и матерью, перебарщивающей с вмешательством.
Когда я попросила рассказать подробнее, ее история полилась сплошным потоком.
Карен: «Я знала, что этот день настанет. Благодаря настоящему чуду я встречаюсь с потрясающим парнем уже два года, но моя мама так не считает. Например, Дэниел – латиноамериканец и католик, и маме видится что-то криминальное и в том и в другом. Еще он преподает математику в начальной школе и работает тренером по футболу. Он отлично ладит с детьми, и у него есть несколько дополнительных специальностей, что позволит ему в будущем преподавать больше предметов. Мужчина-мечта, правда? Но мама разговаривает с ним свысока и называет его “твой дружок физрук”, что произносит с полным презрением. С самого начала она поднимала его на смех. Ни один парень, кто мне когда-либо нравился, не отвечал ее требованиям, особенно “иммигрант”, как она называет Дэниела.
Все время, что мы с Дэниелом вместе, я старалась, чтобы они не встречались, и надеялась, что этого будет достаточно. Я думала, что смогу все сгладить. Я всегда извинялась перед Дэниелом за мамино отвратительное поведение, а с мамой старалась переменить тему, если она начинала разговор со слов: “Как ты можешь любить такого парня?” Спорить тут бессмысленно. Но после того как Дэниел сделал мне предложение, он настоял на том, чтобы мы пошли к маме и показали ей кольцо. Я хотела пойти одна… Знаю, это глупо. В общем, мы пошли. Это была катастрофа.
Мама даже не пыталась вести себя прилично. Она раскритиковала кольцо, Дэниела и его семью. Он старался быть вежливым, но постепенно закипал. Наконец он сказал: “Жаль, что вы так думаете. Дорогая, пойдем отсюда”. А мама посмотрела на меня и сказала: “Если ты пойдешь до конца, то ты больше мне не дочь. И не думай, что я шучу. Ты пытаешься разрушить свою жизнь, как обычно. Если ты хочешь перечить мне, пожалуйста. Но забудь о помощи в подготовке свадьбы или еще в чем-нибудь”.
Я застыла. И сказала: “Прости, мам”. Дэниел с укором посмотрел на меня и сказал: “Не верю своим ушам. Тебе не за что извиняться. Почему ты извиняешься?” Я не знала, что сказать или сделать. Я просто стояла и плакала, пока он не вытолкнул меня за дверь».
Карен рассказала, что она целыми днями была в ступоре после произошедшего и не могла решить, что сделать и как разрешить конфликт между матерью и Дэниелом, которого та всеми силами старалась оттолкнуть. Я спросила, действительно ли она думает, что мать порвет с ней все контакты, если не получит своего.
Карен: «Да. Она названивала мне и умоляла его бросить. Она как-то сидела у меня до двух часов ночи, с пеной у рта доказывая мне, что я совершаю большую ошибку и она не хочет внуков от “такого человека”. Я сказала, что не желаю об этом говорить, но она меня не услышала. Она сама себя наделила правом принимать все решения. Я сказала ей: “Мам, иди домой”. А она ответила: “Я уйду, когда ты скажешь, что не выйдешь за него”.
Я чувствую себя загнанной в угол и запуганной. Мне надоело, что она вмешивается, но, кроме нее, у меня больше нет родственников, и хотя иногда она ведет себя отвратительно, я не хочу ее потерять. Однако я постоянно смущаюсь и не говорю ничего в защиту Дэниела, это мне тоже надоело. Я так устала быть тряпкой. Наверное, мои слова звучат как предательство, но она только и делала, что контролировала меня всю мою жизнь. Они расстались с отцом, когда я была маленькой, и я до сих пор не знаю, что с ним сейчас. Она всегда любила мной командовать. Все, что она когда-либо просила меня сделать, было выгодно ей, не мне. Когда я была моложе, она всегда контролировала, что я ношу, что я ем, с кем дружу, даже в какие секции хожу дополнительно. И сейчас она возомнила, что может решать, за кого мне выходить замуж».
Контролируемые дочери быстро становятся тряпками
Причина конфликта по поводу помолвки Карен отнюдь не нова. В паре «мать – дочь» после развода Шарлин взяла на себя роль босса и диктатора, критикой выжимая все соки из дочери. Она обеспечивала Карен всем, что могло той понадобиться, и со стороны это могло показаться свидетельством любви, но она редко оказывала дочери знаки внимания. Вместо этого, как призналась Карен, она подтрунивала над ней, особенно в кругу своих друзей.
Юная Карен часто становилась объектом нежелательного внимания, попадая в поле зрения взрослых.
Карен: «Мама думает, что у нее отличное чувство юмора, но на самом деле она была груба, особенно со мной. Если я не хотела надевать то, что она выбрала для меня, она унижала и смеялась надо мной. Как-то в магазине я выбрала платье, мне было всего лет семь-восемь. Когда я вышла из примерочной, она повернулась к подруге, ходившей по магазинам с нами, и сказала: “Кто бы мог подумать, что у моей дочери будет такой жуткий вкус?” Они обе громко рассмеялись. Даже не знаю, почему, но меня охватил стыд. Я просто стояла там вся дрожа, пока она не сказала: “Да сними ты уже это!” Это было желтое платье с цветами, и я с тех пор никогда не носила желтую или цветочную расцветку, хотя очень их люблю».
Жестокие шутки и насмешки над ребенком оставляют глубокий след, и маленькая Карен часто их слышала. Она усвоила, что нельзя доверять собственному мнению и вкусу, поэтому защитила себя, полностью отдавшись на волю матери. С тех пор Шарлин не допускала возражений. Она не шлепала и не била, но это ей и не требовалось. Материнских слов и интонаций было достаточно, чтобы подчеркнуть: чувства и предпочтения дочери не имели никакого значения.
В результате Карен так и не научилась самому главному умению в жизни: осознавать и добиваться того, чего хочет она сама.
Когда контролер обрушивается на свою дочь с угрозами, насмешками или критикой, он лишает ее не только чувства собственного достоинства и самоуважения, но и воли. Постоянная критика со стороны контролера разрушает уверенность ребенка в том, что с ним все в порядке, и это делает его уязвимым для контроля, потому что ослабляет силу духа и веру в себя, необходимые для того, чтобы учиться не давать себя в обиду и в будущем вести самостоятельную жизнь. Критика – это источник контроля. Одержимые контролем матери быстро приходят к выводу, что если достаточно часто отчитывать дочерей, то можно насовсем подавить их способность отстаивать свои интересы и желание сопротивляться. Поэтому они вовсю пользуются оскорблениями и критикой, чтобы дочери оставались тише воды, ниже травы, даже став взрослыми.
Нападки усиливаются каждый раз, когда контролирующая мать чувствует угрозу. Это ощутили на себе Карен и Дэниел, когда объявили о помолвке. Шарлин запаниковала, увидев, что теряет контроль над жизнью дочери и Карен переключает привязанность на своего жениха. В понимании Шарлин, вернуть себе статус хозяйки положения можно было только с помощью угрозы отказаться от самой Карен. Это прозвучало радикально и противоестественно, но Шарлин контролировала Карен так долго, что имела полное право быть уверенной: дочь поддастся и ей никогда не придется приводить в действие свои угрозы.
В самом деле, Карен призналась, что почти уступила.
Карен: «После сильного давления со стороны мамы я так переволновалась, что заболела. Я сказала Дэниелу: “Нам и так хорошо. Не нужно никуда торопиться”. Он помотал головой и ответил: “Я прекрасно представляю, о чем ты, и не позволю этому скандалу угрожать нашим отношениям. Ненавижу, как она проходится по тебе, и я не позволю ей диктовать свои условия в наших отношениях. Тебе нужна помощь специалиста”. Не думаю, что я была бы здесь, если бы он не сказал этого».
Я часто такое слышу. Партнеры или друзья могут стать катализатором, который подталкивает вас к переменам, потому что хорошо видят со стороны, что вы не можете изменить ситуацию самостоятельно.
Сложно выходить из замкнутого круга, как у Карен, когда важные элементы здоровой индивидуальности – умение не соглашаться, говорить «нет» и самой нести за себя ответственность – так долго подвергались угнетению. Критика, которую она постоянно слышала от матери в детстве, превратила Карен, по ее собственным словам, в «самого угодливого человека, известного мне». Ее будто парализовало, когда она пыталась понять, как сделать невозможное и осчастливить обоих – и Шарлин, и Дэниела. Примечательно, что она даже не подумала вставить в данное уравнение себя. Она просто не умела этого делать.
Карен: «Я избегаю конфликтов любой ценой. Я делаю почти все, о чем меня просят. Но странное дело: если я не смогу угодить старшему: начальству или маме, – то заболеваю, покрываюсь сыпью и замыкаюсь в себе. И чувствую большую-большую вину».
Игнорируя собственные потребности, Карен стала тем человеком, который берется за самую нежеланную работу и всегда доступен для вытирания об себя ног. У нее прекрасно отработано умение перекладывать принятие решений на других, и на мать прежде всего, потому что ее воспитали ведомой.
Перфекционисты: создают стандарты, которых не достичь
Некоторые контролирующие матери, как у Карен, способны в одно мгновение «включить» свой негатив, набрасываясь на недавние желания дочери и расплющивая их или раздавая злые комментарии и критические замечания, просто чтобы почувствовать себя лучше в данный момент. Другой вид контроля – более систематический. Это перфекционисты, стремящиеся подогнать вас под стандарты, которых невозможно достичь. Они строят свой быт по принципу правил, регулярных рутин и тренировок, в которых сомневаться не принято, и все, что недотягивает до идеала, считают провалом.
Мишель: критика создает критика
Мишель, тридцатичетырехлетняя женщина, работающая графическим дизайнером, рассказала мне на нашем первом сеансе, что ее отношения с другом, Люком, на грани разрыва. Напряжение витало в воздухе уже давно, говорила она, а в последний раз, когда они сильно поссорились, он собрал вещи и поехал к другу.
Мишель (в слезах): «Я правда думала, что он – тот самый, что мы поженимся, но он сказал, что его все достало и это конец. Я не понимаю, почему все мои отношения заканчиваются плохо».
Я предложила в следующий раз прийти на сеанс вдвоем, и Мишель уговорила Люка, долговязого тридцатилетнего мужчину с длинными темными волосами, занимающегося разработкой видеоигр, присоединиться к ней. Через неделю они вошли в мой кабинет, и я попросила Люка рассказать, как он видит ситуацию со своей точки зрения.
Люк: «Такое чувство, что чем дольше мы живем вместе – а это уже почти год, – тем хуже становится. Мне нужно было немного отвлечься, и сейчас я ночую у друга на диване, зато в тишине. Мишель всегда критикует. Она пилит меня за каждую мелочь. Она взрывается, если мои вещи неаккуратно лежат рядом с компьютером, в моем кабинете, в моем собственном доме. Когда мы начали встречаться, я не сразу понял, насколько она зациклена на том, где живет, и на всяких глупостях, например какие футболки я ношу. Оказывается, еще как!»
Мишель: «В свою защиту хочу сказать, что он тоже не ангел. Да, у меня есть недостатки, но у него что – отвалятся руки, если он бросит носки в корзину или наденет что-то приличное? Это так сложно? Он всегда оставляет тарелку в раковине, но намного проще сразу класть ее в посудомоечную машину. Важны именно мелочи».
Люк: «Да ладно, Мишель. Почему из всех проблем в мире ты зацикливаешься именно на этом? Боже, ты говоришь, как твоя мать».
Их недовольство друг другом было понятным, и мне стало очевидно, что, кроме грязной посуды в раковине, здесь есть еще что-то. Я сказала Мишель, что в ее поведении прослеживается манера требовать, критиковать и доводить до совершенства, отталкивающая Люка.
Читать бесплатно другие книги:
