Война. Истерли Холл Грэм Маргарет
– В этом месте происходит довольно много удивительных вещей, и почему они все должны касаться меня? – ответила Эви.
Ричард улыбнулся.
– Я же говорил тебе, – сказал он Веронике. – Что же, я распределил расходы, теперь ты делай свою грязную работу.
Его жена пораженно уставилась на него. Миссис Мур спросила:
– Расходы? То есть на это есть деньги? Вы обсудили этот вопрос с сэром Энтони? Ведь государственных субсидий мы не получим, так? И где мы их положим? Точно не в палаты, я уже представляю себе эти бесконечные шуры-муры…
Ричард посмотрел на нее почти с ужасом:
– О шурах-мурах я как-то не подумал, и тем более я полагал, что это последнее, что волнует людей, оказавшихся здесь.
Все четыре женщины вздохнули, а Эви пробормотала себе под нос:
– Что показывает, как мало вы знаете о чем бы то ни было. Но, разумеется, делить палату им нельзя. Я так понимаю, вы меня хотите спросить, куда их класть?
В этот момент на кухню прибежали за чайными листьями горничные. Эви вытащила ведро с ними из-за края плиты. Очаги клокотали и требовали больше угля; Эви его подбросила. Дейзи увела свой выводок.
Миссис Грин пошла прямо за ними, но напоследок сказала:
– Я оставлю вас с вашими проблемами, но что насчет зимнего сада? У нас есть лишние портьеры, которые мы могли бы повесить на карнизы. Некоторые из них можно подоткнуть за трубы, и как раз достаточное количество материи будет спускаться на пол. Там уже есть печка, а также вода, раковина и батареи, которые расположили вдоль стены, чтобы виноград не замерз, так что я вполне уверена, что мужскому воображению вполне под силу создать там рай для женщин.
С этими словами миссис Грин закрыла за собой дверь.
Лицо Ричарда начало принимать то затравленное выражение, которое в последнее время появлялось все чаще, а это значило, что скоро он, вероятно, начнет бормотать что-то про котлы и устрашающие батальоны. Эви о чем-то вспомнила.
– Помидоры старого Стэна. Им придется с ними соседствовать. Но у них приятный аромат.
Волонтеры из прачечной затопали по внутреннему коридору. Они уходили со двора со своими пустыми корзинами для белья и сигаретами в карманах. Сьюзи крикнула в открытую дверь:
– Пленные немцы пошли помогать относить ульи в луга. Милли руководит операцией.
Эви в этот момент раскладывала на столе приборы, и ей очень хотелось сказать какую-нибудь гадость. «Ну разумеется, она руководит». Но она сдержалась и крикнула Дотти, посудомойку, чтобы уточнить, была ли подготовлена огромная кастрюля, с утра занятая овсянкой, для очередной порции картошки, которую собирались подавать на обед. Она забраковала один из ножей для овощей как слишком тупой.
– Хорошо, если это все, то отправляйся на свою прогулку, а вам, Ричард, звонил сэр Энтони, хотя, полагаю, мистер Харви уже сказал вам. Когда Рон возвращается из Олдершота? Он уже писал о каких-нибудь новостях по поводу восстановления его носа?
Вер все еще сидела на месте, покачивая Джеймса, который посапывал в ответ. Эви посмотрела на часы.
– Я восприму это как «нет», раз вы не отвечаете. Не волнуйтесь, с ним все будет в порядке, сработает это или нет. Он такой замечательный молодой человек. Что же, Ричард, я полагаю, что у вас еще много работы, потому что у нас с миссис Мур определенно много.
Миссис Мур доставала миски для взбивания из шкафа за мойкой. Ричард кивнул в сторону Вероники.
– Говори, – приказал он.
Вероника снова уставилась на него, а потом поглядела куда-то поверх головы Эви.
– Дело в том, что доктор Николс согласился с тем, чтобы взять к нам женщин, и фонд леди Маргарет сможет это финансировать, но никто как-то не удосужился спросить Матрону…
Раздался грохот. Миски попадали на пол.
– Проклятье, – выругалась миссис Мур и закричала: – Дотти, нам нужна щетка.
Эви переводила взгляд с Ричарда на Веронику.
– И?..
Миссис Мур вдруг закричала:
– Эви, не дури, она хочет, чтобы ты сразилась с драконом в его логове, вот и все. Ни у кого больше не хватит смелости прямо попросить Матрону, даже у Николса, хотя он явно благодарен нам за то, что мы вытащили его из того, другого места.
Теперь Вероника нерешительно улыбалась и льнула к своему мужу.
– Ты же сама прекрасно знаешь, что она слушает только тебя, Эви. Пожалуйста, пожалуйста, скажи ей, что мы со всем уже разобрались, имеется в виду, что мы уже нашли средства для того, чтобы нанять еще троих медсестер и двух сестер из добровольческого корпуса, которые сосредоточатся исключительно на женщинах, и что они могут спать в кладовке за винным погребом, которая уже электрифицирована, как и весь подвал, и что Милли, хоть и не была от этого в особом восторге, согласилась за десять шиллингов в неделю…
Эви подняла руки над головой.
– Ради всего святого, замолчи. Хорошо, хорошо. А теперь идите, потому что нам надо полк накормить, и мне бы не хотелось увидеть это неприятное выражение лица у вас обоих, когда я приготовлю запеканку, полностью состоящую из этих бобов.
Ричард вновь посмотрел на Веронику, затем кивнул Эви. Вероника, поняв, что миссис Мур задержится в кладовке, потому что будет сортировать там овощи, обогнула стол и подошла поближе к Эви. Джеймс начинал плакать. Эви погладила его по спинке.
– Ну и? – спросила она тихо, обеспокоенная огорчением, изображенным на лице ее подруги.
– Ну и, – сказала Вероника, – леди Маргарет беременна и не выйдет замуж за майора Гранвилля, хотя он очень этого хочет. Она считает, что женщина должна решать все сама. У нее есть собственные деньги, оставшиеся ей после смерти тети, и она сможет достойно обеспечивать ребенка самостоятельно.
Эви отложила ложки, которые перед этим проверяла, и вытерла руки о свой тканый фартук. Джеймс начал плакать уже по-настоящему. Она сказала:
– Отведи его погулять и дай мне подумать. Ричард, не мог бы ты пойти с ней или лучше даже остаться здесь со мной – во всяком случае, кому-то надо что-то делать. С этим нужно что-то делать.
Она знала, что ее голос дрожит. Беременна? Еще одна? А что насчет нее? Когда наступит ее очередь родить ребенка? Она ощущала смесь боли и ярости.
Она отвернулась к плите. Кипел чайник. Чай – вот ответ. Заварку уже один раз использовали, утром, но неважно. Вероника ухватилась за возможность сбежать. Эви заварила чай и размешала заварку. Миссис Мур вернулась из кладовки с огромной миской морковки в руках. Она с грохотом опустила ее на стол.
– Нам понадобится этот чай как можно скорее, Эви, девочка. Это как пить дать гораздо более серьезно, чем уговорить Матрону принять горстку женщин, это судьба ребенка, которая покоится на пороховой бочке смехотворных принципов его матери.
Ричард сглотнул, а потом его одолел приступ хохота.
– Я думал, вы в кладовке, миссис Мур. У вас уши как у слона, ей-богу!
Миссис Мур взяла морковку и погрозила ему.
– Это не повод для шуток. С этим надо разобраться. Эви, что будем делать?
Эви переводила взгляд с одной на другого. Она бы отхлестала глупую женщину по щекам, если бы могла себе это позволить, но не за противостояние общественным устоям. А за то, что леди Маргарет получила божье благословение, за то, что майор Гранвилль потерял лицо и был вынужден жить, прячась за жестяной маской и каждую минуту каждого дня бороться, чтобы вернуть себе хотя бы немного самоуважения. Как он воспримет ее отказ? Боже мой, почему люди не могут просто хвататься за прекрасные моменты своей жизни и воспринимать их как волшебные дары, которыми они и являются, потому что война уж точно научила всех вокруг, что никому не известно, долго ли удача будет рядом с тобой?
– Где эта глупая девчонка? – спросила она Ричарда и сама испугалась тому, как дрожал ее голос.
Миссис Мур покачала головой, смотря на него.
– Ну же, Эви, успокойся. Нам нужно как следует все продумать.
Эви уже направлялась к двери. Отлично, они считают, что она злится. Отчасти так и есть.
– Я оставлю чай завариваться и очень скоро вернусь. Возможно, вам стоит открыть свою кулинарную библию на странице со свадебными тортами, потому что я этого так не оставлю. В Вердене людей разрывает на куски, люди умирают даже в Италии, цеппелины устраивают ад земле, летая над нашими головами, наших людей, полуживых, отправляют в Блайти только для того, чтобы мы их подлатали и отправили обратно. Нет, я не оставлю так этот идиотизм по поводу принципов, когда этому милому мужчине нужна жена. Господи, да он проживет не больше года – так говорит Матрона, – так что о чем эта тупоумная дуреха вообще думает?
Эви поднялась по лестнице, прошла через зеленую дверь для прислуги, помахала сержанту Бриггзу и направилась прямо в Отделение лицевых повреждений, не пересекая главный зал. Подойдя, она услышала, что леди Маргарет собрала сестер в приемной, и тихонько прошмыгнула внутрь. Несколько лишних лет не внесли особых изменений во внешность леди Маргарет, которая все еще напоминала чистокровную скаковую лошадь. Будет ли ребенок тоже выглядеть как жеребенок или все-таки будет похож на отца? Об этом сложно будет судить, потому что никто здесь не знал, как он выглядел. Леди Маргарет была бледна. Ну что же, сейчас она побледнеет еще сильнее. Эви засунула руки глубоко в карманы фартука, чтобы лишить себя соблазна задушить эту женщину.
Она прошла через палату лицевых повреждений, уже привыкнув к зрелищу остатков лиц. Она улыбнулась и помахала рукой и провела немного времени у постели каждого, интересуясь, воспользовался ли кто-нибудь из посетителей гостевой комнатой, которую они организовали в одном из коттеджей на территории поместья. Некоторые здесь действительно переночевали. Ей пришлось особо усердно концентрироваться на Томе, потому что вся левая часть его лица отсутствовала, и, хотя она могла видеть всю механику движений его челюсти и языка, разобрать, что он говорит, было очень сложно.
Майор Гранвилль читал одному из капралов у открытого окна. Он помахал ей, и от его жестяной маски отразился свет, хотя волонтеры и пытались красить эти маски в тон кожи, настолько близкий к естественному, насколько тогда было возможно. Окно было открыто, потому что люди здесь любили пение птиц и предпочитали слушать его из безопасного убежища своей дневной комнаты, нежели снаружи. Леди Маргарет пыталась перевести майора Гранвилля в лицевой госпиталь в Олдершоте, но было уже слишком поздно, да и раны были слишком серьезные. Хорошие новости заключались в том, что некоторые пациенты с лицевыми повреждениями теперь попадали в Олдершотский госпиталь прямо с кораблей, хотя многие уезжали туда позже. Скоро настанет очередь и этих молодых людей. Эви помахала им рукой, сказала, что скоро зайдет снова, и только после этого зашла в приемную, где схватила леди Маргарет за руку и увела в проход подальше от зала с больными.
Здесь, в очень ясных и сильных выражениях, она объяснила леди Маргарет свою позицию по поводу ее решения, упирая на то, что нужно подумать о ребенке, которому предстоит жить в мире в нынешнем его состоянии, подумать об отце этого ребенка, подумать о миссис Мур, которую та лишала возможности приготовить свадебный торт в период дефицита, а также принять во внимание пациентов, которые будут задаваться вопросом, почему милому и уверенному в себе майору Гранвиллю было отказано в роли мужа и отца перед лицом закона.
Леди Маргарет пыталась прервать ее несколько раз. Это было напрасно, потому что придавало Эви еще больший стимул. Ей удалось заговорить, только когда она подняла руки, показывая, что сдается:
– Очень хорошо, я понимаю, о чем ты говоришь, Эви. Я женюсь на Эндрю ради него, и ради ребенка, и ради тебя, потому что твое негодование задело меня и потому что ты вытащила меня из тьмы на свет, когда я прибыла сюда, в Истерли Холл, абсолютно разбитая после нескольких тюремных заключений. Я знаю, как это, должно быть, тяжело для тебя, ведь твоя подруга леди Вероника завела ребенка, я беременна, а у тебя до сих пор нет возможности даже выйти замуж за Саймона. Таким образом, в большей мере я делаю это для тебя.
Могло возникнуть впечатление, что женщина репетировала свою капитуляцию. Эви закачала головой, замолчала на время, но ненадолго. Она схватила руки леди Маргарет, на этот раз обе, и завертела головой без остановки:
– Нет, Маргарет, ты сделаешь это по совсем другой причине. Ты сделаешь это для себя, понимаешь? Хотеть что-то для себя не зазорно, это естественно, и поэтому ты должна сделать это, если действительно любишь майора Гранвилля. Если нет, то, пожалуйста, так нам и скажи, чтобы я сказала миссис Мур закрыть свою книгу с рецептами и чтобы мы все избежали хлопот, которые обязательно будут ждать нас при подготовке к свадьбе.
В этот момент леди Маргарет облокотилась о стену, накрыв руку Эви своей, и в ее темных, почти черных волосах стали заметны седые пряди, хотя ей еще не было даже тридцати.
– Знаешь что, пошла ты к черту, Эви. Ты же знаешь, почему я не хочу выходить за него замуж, разве нет?
Эви прислонилась к стене рядом с ней.
– Да, полагаю, что знаю. Но это не имеет такого уж большого значения, майор Гранвилль все равно умрет через год или два, по ощущениям доктора Николса. Выбирая счастье, ты не искушаешь судьбу. Будь храбрее, Маргарет. Это тяжелее, чем любое принудительное кормление, чем любое тюремное заключение. Ты откроешь себя для любви, но почувствуешь боль, но ты почувствуешь ее в любом случае. Ты заслуживаешь этого счастья, а все эти люди заслуживают того, чтобы его увидеть. – Эви больше не могла ничего сказать, потому что голос подводил ее.
Она сжала неуклюжую, жесткую и совершенно очаровательную руку молодой женщины в своей, и теперь они обе плакали. Во всяком случае, теперь все было решено, и она смогла пойти искать Матрону, которая долго бухтела и пыхтела при входе в палату экстренной помощи, пока наконец не согласилась принять пациентов-женщин. Ну конечно же она согласилась, Эви даже не сомневалась, что так и будет, потому что знала, что эта женщина была ангелом, хотя и тщательно это скрывала за строгой униформой и массивной грудью.
– Что же, красавица, у тебя это не выходит, – прошептала Эви, а потом крикнула через плечо: – Вы ангел, очень большой, но ангел.
Матрона даже не ускорила шаг, проплыв в палату экстренной помощи со словами:
– Ты, моя девочка, властный и невыносимый комендант.
Сержант Бриггз, стоявший за стойкой дежурного, вынул из-за уха карандаш, наставил его на Эви и лукаво улыбнулся.
– Нет, Эви, не говори Матроне ничего приятного. Теперь она на целый день превратится в огнедышащего дракона, чтобы сохранить лицо. К слову, об огне. Дотти всего минуту назад показалась здесь, чтобы передать тебе сообщение. Очевидно, миссис Мур уже испускает его изо рта на кухне, потому что часики тикают, а тебя все нет.
Эви пораженно посмотрела на него.
– Мне всегда плохо давалось искусство находиться в двух местах одновременно. Пожалуй, нацеплю-ка я пару крылышек и перепорхну обратно.
Она развернулась на каблуках и вошла в дверь для прислуги, захлопнув ее за своей спиной. Она улыбнулась сама себе. Иногда этим людям нужен был спектакль. Когда она спустилась во внутренний коридор и поравнялась с прачечной, она встретила Милли, которая держала в руках планшет и хмурилась, вычеркивая на нем пункты из списка. Когда она увидела Эви, она сказала:
– Между прочим, я считаю, что это отвратительно.
Эви вздохнула и попыталась обойти свою сноху, но Милли остановила ее, уперев планшет в ее грудь. Эви остановилась.
– Что именно?
– Леди Маргарет, – круглое лицо Милли так и скривилось от омерзения.
– Довольно неожиданно слышать это от тебя, Милли. Кажется, ты принесла в подоле еще до женитьбы с моим братом. Кстати, ты написала ему?
Милли покачала головой, взмахнув тусклыми влажными волосами. За спиной у девушки на плитах кипели медные котлы, и прачки медленно помешивали воду с помощью длинных деревянных палок.
– Не ребенок, боже ты мой, Эви, а это лицо. Как она может смотреть на то, что находится под маской, каждую ночь? – Девушка замолчала на пару секунд, пока Эви всматривалась в нее и пыталась понять, может ли человек быть еще более отталкивающим.
Милли неожиданно улыбнулась – будто лампочка зажглась.
– Хотя это вполне удобно. Он же скоро сыграет в ящик, верно, в любой момент? Тогда она станет богатой. Очень богатой.
В этот момент Эви ненавидела ее больше, чем когда бы то ни было; и она ударила ее, прямо по губам. Удар отозвался эхом в коридоре, и в следующую секунду за ним последовал вой Милли. Эви отодвинула в сторону ее планшет, быстро пошла дальше и влетела на кухню, а ей вслед раздавались крики:
– Я тебе за это заплачу, Эви Форбс, увидишь!
Никто не произнес ни слова. Миссис Мур даже не подняла головы от книги с рецептами, спросив только:
– Торт?
– Лучший, какой мы только сможем сделать, – сказала Эви, переодевая чистый фартук. Ее ладонь гудела, и она решила рассказать миссис Мур обо всем, что произошло. Даже та не нашла что сказать.
В четверг, 4 июля 1916 года, майор Гранвилль вместе со своим шафером капитаном Ричардом Уильямсом стоял в ожидании на парадном крыльце часовни Истерли Холла. Эдвард Мэнтон стоял перед алтарем в рясе и выглядел сильно постаревшим – все его волосы уже поседели, хотя ему было всего тридцать два.
Родители леди Маргарет решили присутствовать, к неудовольствию самой леди Маргарет, и сидели в первом ряду с левой стороны от алтаря, вместе с лордом и леди Брамптон, присутствовавших к неудовольствию всех остальных. Все четверо выглядели так, будто съели по лимону, и среди гостей больше не было никого из их окружения. По правую сторону спокойно сидели мистер и миссис Роджер Гранвилль, а также множество их друзей, некоторые в трауре. Остальные места в церкви занимали медсестры и подруги леди Маргарет, многие из которых прошли вместе с ней через тюрьму, друзья майора Гранвилля, Джон Нив, который специально приехал на несколько часов из дома, где был на побывке, а также хорошо знакомые жениху и невесте пациенты, мужчины и женщины, включая Рона Симмонса, который теперь работал вместе с Ричардом в качестве ассистирующего финансового администратора программы трудоустройства и больницы. Его облик теперь дополнял вполне приличный нос и симпатичная сестричка рядом. Сэр Энтони отправил письмо с извинениями, но Гарри был, конечно же, здесь, и не один. Его сразу окружили все девочки из прачечной и несколько медсестер, не говоря уже о паре сиделок.
Эви не смогла сдержать улыбку, когда накануне он возник посреди хаоса, творившегося на кухне, с таким лицом, будто все невзгоды этого мира обрушились на него разом, и сообщил, что не только Энни, девочки из прачечной и горничные хотели бы, чтобы он их сопровождал, но и некоторые сестры, и он совершенно не имел представления, кого выбрать.
– А ты возьми их всех, и в один прекрасный день одна из них украдет твое сердце, и все встанет на свои места. А до этого момента сделай мир каждой из них чуточку счастливее, – посоветовала она.
Миссис Мур, Энни и Эви сидели на заднем крыльце, вместе с миссис Грин и мистером Харви, как и полагалось хорошим слугам, да и к тому же не хотелось никому из них встречаться с лордом и леди Брамптон. Несколько человек из лицевого отделения проскользнули через это крыльцо внутрь в сопровождении сержанта Бриггза. Он обернулся и шепнул:
– Однажды это будешь ты, Эви Форбс, но сначала мы должны пристроить миссис Мур, а это может занять некоторое время. Она очень избирательна. Она отказала мне не далее как на прошлой неделе.
Миссис Мур шлепнула его по руке, когда пианист взял первые аккорды свадебного марша и в церковь вошла леди Маргарет; ее платье была сшито умелыми руками так, чтобы скрыть ребенка, который ожидался уже через три месяца. Она выглядела очень красиво, ее волосы ниспадали локонами, а лицо стало как будто полнее, нежнее, оно светилось любовью, и Эви почувствовала, как кольнуло ее сердце, и она стала тихо молиться о чуде, о долгой жизни для майора Гранвилля, который был вознагражден за свою храбрость. Он стоял под старым кедром, когда Эви встретила его этим утром на рассвете по пути к ульям, к которым она шла, просто чтобы проверить, были ли пчелы все еще там. Да, она так всегда делала, потому что, если пчелы не улетели, значит, сегодня никто не умрет. Она подошла к нему. Он протянул вперед свою покрытую шрамами руку и взял ее ладонь.
– Вы читали газеты? Видели списки?
Эви кивнула.
– Сомма должна быть обителью покоя, – прошептала она. – Скоро мы ожидаем новые конвои с ранеными.
Он спросил в недоумении:
– Покоя? – и его глаза вопросительно посмотрели на нее из-под маски.
– Об сказал мне, что «сомма» – это кельтское слово, которое обозначает покой.
Он взял другую ее руку.
– Я благодарю Бога, что он в безопасности, и ваш брат, и Саймон, даже Роджер. Вы скажите Оберону, когда встретите его, что я испытываю огромное восхищение им, огромную к нему любовь. Он один из лучших молодых людей, которых я знаю. – В его голосе появилось беспокойство: – Понимаете, мне столько всего хочется сказать и сделать, но я понимаю, что у меня нет времени. Я знаю, что в Истерли Холл позаботятся о Маргарет, леди Вероника обещала мне это. Я прошу помочь мне и вас, Эви.
Она не стала унижать его уверениями в том, что его тревоги напрасны. Она просто согласилась и продолжила свой путь. Пожалуйста, пчелки, будьте здесь. Сегодня и каждый день.
Вслед за леди Маргарет вошла леди Вероника, подружка невесты. Гарри и один из немцев вместе со старым Стэном как следует поработали над букетами из белых роз с вкраплениями розовых цветков с куста Берни, который Саймон посадил на Рождество. Они также поработали и над церковью, украсив ее в спокойных белых и зеленых тонах. Они также использовали мирт, знак постоянства.
Несмотря на то что служба была короткой, кухонный персонал ушел еще до ее окончания, чтобы добавить последние штрихи к свадебному завтраку. Приготовить его стало настоящим испытанием, потому что леди Маргарет настояла, чтобы все ограничения, установленные для персонала Эви и миссис Мур раз и навсегда, в точности соблюдались. На столе преобладал кролик, что точно должно было порадовать лорда Брамптона, потому что это было его любимое мясо, но не радовало никого другого, потому что при его приготовлении у всех возникало чувство, что на теле вырастает шерсть, а передние зубы начинают самопроизвольно расти. Гарри как-то пробормотал:
– Даже не говорите мне про уши, они удлиняются и начинают шевелиться, клянусь вам.
Ситуацию не сделало легче заявление майора Гранвилля о том, что котлетки из морковки могли бы сильно улучшить ему настроение, хотя тут немного помогло фрикасе из красной капусты. В свою очередь, миссис Мур заставило встать на дыбы упоминание крапивного супа. Чтобы заменить его, Эви раздобыла телячьи ножки, и они приготовили итальянский суп, благо трав было в достатке. Десерта не предполагалось, потому что торт миссис Мур должен был оказаться в центре внимания.
Они с Эви использовали для торта только мед – они решили делать бисквитный. После нескольких промежуточных проб они вынуждены были признать, что он был практически несъедобным, потому что по какой-то причине мед оказался недостаточно сладким – от этой новости Гарри впал в черное отчаяние. Сошлись на том, чтобы сделать многослойный бисквитный торт с джемом, спасибо сливовому джему из запасов миссис Грин. Миссис Грин передала им свой щедрый дар с озадаченным выражением лица.
– Мне нужно проверить мои записи, – сказала она. – Мне показалось, что я недосчиталась нескольких банок. Наверное, просто забыла отметить.
На утреннем завтраке, организованном в шатре на свежем воздухе, к их столу присоединился Джон Нив, который выглядел скованным и озабоченным, как и все солдаты на побывке. Он поднял свой бокал за Эви:
– Прекрасная работа, Эви, как всегда. И ваша, миссис Мур, разумеется, тоже.
Буквально через несколько секунд к нему присоединился Гарри. Эви закатила глаза.
– Невыносимый дуэт снова вместе.
Они посмеялись, но Джон заявил о необходимости покинуть праздник в течение часа, если он хочет успеть на поезд.
– Хоть бы тебе ноги оторвало в следующий раз, дружище, – сказал Гарри, – тогда смог бы помогать мне с пчелами. Весьма соответствует понятию мирной жизни.
– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, – произнес Джон, улыбаясь Эви через стол. – И мы могли бы снова раздражать Николса, куря под кедром.
Все брали еду на свой вкус с фуршетного стола, как распорядилась леди Маргарет, потому что это было быстрее и удобнее всего. Миссис Грин скользнула на стул рядом с Эви.
– Я увидела, что ты списала несколько банок сливового джема в мае. Стоило сообщить мне, Эви.
Миссис Мур вопросительно посмотрела на нее:
– Эви, это вотчина миссис Грин, и ты прекрасно это знаешь.
– Я этого не делала, если только не страдаю лунатизмом, – ответила Эви, но в следующий момент ее отвлекла Вероника, тронув за плечо.
– Эви, в конце будут танцы. Из Истона приедет скрипач, и племянник старого Стэна тоже играет, но кто-то должен петь. – Они все подумали о Саймоне, но Эви прогнала этот образ из своей головы.
– Нам нужно готовиться к ужину, Вер. Наверняка есть кто-то еще.
Джон Нив крикнул ее с другой стороны стола:
– Только полчаса, Эви. Это будет замечательное воспоминание, чтобы увести с собой во Францию, будь хорошей девочкой.
Гарри ткнул его в бок.
– После тебя, Эви, мы можем попросить Сьюзи из зимнего сада.
Сьюзан Форбс подтвердила:
– У нее голос ангела, и она уже достаточно хорошо себя чувствует. Я ее уже попросила. Она не может только первые полчаса, когда ей меняют повязки.
Эви рассмеялась:
– Ах, значит, я просто заполню перерыв?
– Точно, – сказала Вероника, улыбнувшись всем вокруг и отправившись назад к своим мужу и сыну.
Танцы длились всего два часа, потому что больница должна была работать, за больными нужно было ухаживать, блюда еще надо было приготовить, и, возможно, стоило ожидать очередной конвой. Эви, Энни и миссис Мур весело влетели на кухню, уверенные, что их торт произвел тот фурор, на который они рассчитывали, и тут они увидели, как шофер лорда Брамптона с помощью Милли складывает в плетеные корзины фазанов, которых егерь выводил и отлавливал специально для того, чтобы их можно было есть в течение всего года, ветчину, яйца, и консервы из запасов миссис Грин, а также два мешка сахара и охапки овощей. Миссис Мур встала между шофером и корзинами.
– И что это, по-вашему, вы делаете?
Шофер объяснил, что лорд Брамптон распорядился наполнить корзины запасами из Истерли Холла и что Милли разрешила ему сделать это. Сама Милли стояла молча, опустив руки в карманы фартука.
Эви поспешила наверх, к Ричарду, быстрее, чем миссис Мур распорядилась это сделать. Она увидела, что лорд и леди Брамптон спустились по лестнице и направляются к главному входу. Она встала на их пути, широко расставив руки.
– Я сейчас действую от лица начальства этого госпиталя и не позволю вам забирать еду у его пациентов, – сказала она тихо. – Вы этого не сделаете, вы поняли?
Лорд Брамптон протиснулся мимо нее, леди Брамптон тоже, прижимая к себе юбку так, будто от одного присутствия кухарки она испачкается. Они поспешили к дверям и вниз по лестнице, где родители Маргарет ожидали ее, чтобы попрощаться; их «Роллс-Ройс» был уже наготове. Эви пролетела мимо них прямо к шатру.
– Ричард, – прокричала она так пронзительно, что тот обернулся на полуслове. Мистер Харви тоже обернулся, прекратив инструктировать молодого шахтера, который выставлял стулья по краям шатра. Здесь они будут временно размещать раненых на Сомме, когда они приедут – сегодня, завтра или на следующей неделе.
Ричард хромал рядом с Эви, пока она ему все объясняла. Они с мистером Харви следовали за ним, когда он прошел мимо отъезжающего «Роллс-Ройса», кивнув головой родителям Маргарет, и двинулся дальше, в направлении старого конюшенного двора, преследуя по пятам своих тещу и тестя, спешащих к своей машине. Двигатель «Роллс-Ройса» Брамптонов, стоящего в гараже, был уже заведен, и шофер уже сидел за рулем, но кузнец, а также отец Эви, Боб Форбс, стояли перед машиной, мешая ей выехать. Миссис Мур стремительно взбежала по лестнице, чтобы указать на багажник автомобиля.
– Капитан, они забрали несколько корзин с едой, предназначавшейся для пациентов, несколько штук разом, хотя Эви сказала им этого не делать. Я попросила Боба заблокировать им путь.
Леди Брамптон забиралась на заднее сиденье, пока лорд Брамптон пытался оттолкнуть кузнеца, который был одет в свой выходной костюм, скрывавший мускулы, обычно приводящие в ужас любого потенциального соперника.
Ричард поднял руку, и кузнец отступил. Ричард занял его место.
– Пожалуйста, Брамптон, это поведение неприемлемо. Я должен просить вас, чтобы вы позволили забрать корзины у вас из багажника. Непозволительно обирать нуждающихся.
Леди Вероника вбежала по кухонной лестнице, ее волосы выбились из прически.
– Отец, нам нужна каждая кроха пищи. Мы ожидаем конвои с ранеными, которые могут прибыть в любую минуту в ближайшие дни. Как ты можешь? И, мачеха, о чем думаете вы? Ваша репутация будет поставлена под сомнение.
Эви уже направилась к машине. Она повернула рычаг, открыла ее и начала доставать корзины, которые были такими тяжелыми, что из них можно было бы накормить армию. Вероника помогала ей. Они доставали одну, клали на землю и брали следующую. Лорд Брамптон толкнул Ричарда, который держал равновесие уже гораздо лучше и с помощью Боба Форбса, а также кузнеца удержался на ногах.
Брамптон заорал:
– Это мой дом! Я настаиваю на том, чтобы забрать свое!
Ричард покачал головой.
– Он не ваш, пока длится война, или вы забыли, что передали управление им в мои руки и в руки вашей дочери? Нам нужна еда для наших людей, и сейчас я предлагаю вам вспомнить, кем вы являетесь, и удалиться настолько достойно, насколько вы еще в состоянии, как и в прошлый раз. Это становится дурной привычкой.
Теперь уже кузнец помогал опустошать автомобиль. Он взвалил себе корзины на оба плеча и понес вниз по лестнице на кухню. Эви последовала за ним, неся еще одну, и за ней Вероника, со следующей. Вскоре кузнец вернулся забрать еще.
Милли исчезла. Эви отправилась на ее поиски, выволокла из прачечной и повела в кабинет Ричарда, где Рон занимался бумажной работой. Он поднял глаза, внимательно изучил выражение лица Эви и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Эви схватила Милли за плечи.
– Если ты когда-нибудь снова подделаешь мою подпись, я тебя уволю. Ты отдашь деньги, полученные с продажи джема, который ты украла в мае. Ты вернешь все, что рассовала по карманам, когда помогала шоферу наполнять корзины. Я проверю, чтобы ты это сделала. Теперь иди отсюда и следи за собой очень внимательно. Я ничего никому не скажу только потому, что ты жена Джека и мать Тимми.
Милли подняла подбородок, открыла рот, и ее глаза наполнились слезами. Эви не обратила на это никакого внимания. Слезы были просто одной из уловок Милли.
Рон постучался в дверь.
– Конвои прибыли, так что пора задать жару, Эви. Нужно закончить расчищать шатер.
Эви вытолкала Милли взашей, прочь из комнаты, почти прямо в руки миссис Мур и миссис Грин, которые схватили ее и повели в холодную кладовую. Эви слышала, как они кричат на нее, обвиняя в краже. Она услышала ответ Милли:
– Вы все пожалеете об этом, попомните мои слова. Вы чудовищно со мной обращаетесь, и так всегда было, а Эви сказала, что никто не узнает. Лгунья!
Эви поспешила на кухню и вверх по лестнице, пробежала через задний двор, но перешла на шаг, как только миновала въездную дорожку. Беготня порождала панику.
Когда она проскользнула в шатер, носилки уже разгружали. Один человек ходил кругами, одолеваемый характерной странной дрожью после контузии, его глаза смотрели в пустоту. Стэн увел его в тихую палату в одном из коттеджей на территории поместья. Там его примут для распределения. В шатре, как будто по волшебству, весь пол оказался вычищен, а шахтеры аккуратно расставили стулья по периметру помещения. Команда по распределению раненых толпилась у входа в ожидании. Она подумала о своих мужчинах и возблагодарила Бога, что они были вдалеке от всего этого, по крайней мере сейчас, хотя Грейс писала, что они думают о побеге каждый день. Эви всем сердцем желала, чтобы они этого не делали. Прогудел клаксон, и послышался шорох гравия – «Роллс-Ройс» медленно двигался посреди суеты, увозя Брамптона и его жену прочь, и слава богу.
Вер стояла на передних ступеньках, держа руку Ричарда и сжимая ее слишком сильно.
– Что мы будем делать с нашим домом, когда война окончится, дорогой?
Они с Ричардом наблюдали за «Роллсом» до того самого момента, когда он скрылся за поворотом. Он сказал:
– Нужно подождать, а потом посмотрим. Мы не можем думать об этом сейчас, Вер, просто не можем. Слишком много всего надо делать.
Вер посмотрела на старый кедр. Он был все таким же сильным, спокойным и все так же давал приют курильщикам. Она улыбнулась. Все будет хорошо. На самом деле все просто обязано быть хорошо, потому что они с Эви несли ответственность перед всеми. Она сказала:
– Теперь мне кажется, что лучше бы мы отдали им их несчастные корзины.
Ричард обнял ее за плечи.
– Что сделано, то сделано, и теперь прибыли новые пациенты, которых хорошо накормят, как наши любимые тираны Эви и миссис Мур всегда настаивают. А они не смогут этого сделать, если дать твоему отцу волю, потому что он вернется, чтобы забрать больше, и Эви знала это. Проблемы нужно решать, Вер, как ты думаешь? Другого пути нет.
Они смотрели на то, как подъезжает все больше и больше карет «Скорой помощи». Предстояло много работы. Завтра будет завтра, Вер это понимала, но она видела тревогу на лице мужа и знала, что она отражается и в ее лице.
– Улыбнись, – приказала она, – мы обязаны это делать. И спасибо Господу за Эви.
Глава 11
Offizier Gefangenenlager, Лагерь для военнопленных офицеров, Германия, июль 1916 г.
Джек работал локтями, пробираясь по тоннелю в восемнадцать дюймов шириной и двенадцать дюймов высотой, толкая перед собой эмалированную емкость для грунта настолько тихо, насколько мог. В другую емкость, с воском, была вставлена свеча, и ее пламя мерцало при каждом движении – но хотя бы мерцало, как подумалось Джеку. Он полз по камням с острыми зазубринами, которые они оставили украденными столовыми приборами. Он прижимал к себе недавно заточенные нож и вилку, которые комитет, занимающийся тоннелем, «реквизировал» с кухонного склада охраны. Они были завернуты в тряпку, которая была настолько жирная и грязная, что уже затвердела, но зато она мешала приборам предательски звякать.
Гораздо проще было работать с глиной, но сейчас участок был такой, что камень мог появиться снова в любой момент, и ему опять пришлось бы дробить его заостренными приборами и использовать тряпки, чтобы приглушить звук. Они делали специальные подкладки в шахтерской одежде, в которую переодевались в тоннеле, но у Джека и остальных пяти строителей тоннеля все равно были сбиты в кровь все локти и колени.
Проклятье. Он задел локтем острый край камня на левой стене, который они не зашкурили как следует на прошлой неделе, и он прорвал прокладку. Ну конечно, а как же иначе? Теперь, когда длина тоннеля достигала уже семидесяти ярдов, требовалось больше получаса, чтобы добраться до породы. Нехватка воздуха позволяла проходчику работать с ней еще не более получаса, а потом ему приходилось медленно возвращаться обратно, пятясь задом, но это было чертово достижение по сравнению с тем, что было раньше. Пневматический насос, который они с Дейвом и Мартом смастерили, стер улыбочку с лица того высокомерного дурака, который отказал им в жилье, питании и отдыхе, когда они только приехали. Вплыв в комнату Оберона, он велел ему отправить его денщиков стелить постели. Его имя было майор Доббс, и он все равно не бежал с ними.
Джек улыбнулся, продвигая свое тело вперед в поднимающемся наверх тоннеле, когда вспомнил, как ревел Оберон, оттесняя перекормленного майора в угол на глазах сидящего рядом Джека – голодного, больного и еще не привыкшего к новому окружению. Джек выплевывал ругательства самого разного свойства, пока Доббс не уронил на пол свою чертову книгу, которую везде таскал с собой. Тогда он разбушевался окончательно и продолжал орать, пока в комнату не вошли капитан Фрост и Смайт и вместе за обе руки не подняли чертова идиота и не вывели по коридору, просто выбросив на снег.
Больше от него ничего не было слышно.
Потребовалось добрых четыре недели, чтобы вернуть его, Чарли, Дейва, Сая и Марта в нормальную форму, даже с помощью продуктовых пайков и посылок офицеров, участвующих в побеге. От того, что надсмотрщики, которые выдавали съестное из посылок, заставляли открывать все консервы и перемешивать их содержимое, под тем предлогом, что там могли быть спрятаны инструменты для побега, Джеку было ни горячо ни холодно. Они уже привык к заварному крему, смешанному с консервированной ветчиной.
Надсмотрщики заставляли делать это даже с посылками из Истерли Холла, которые начали приходить сразу же, когда Эви узнала, что они в безопасности. Джек запретил им сообщать ей об этом в письмах, иначе она приедет и наведет тут порядок.
– Тогда нужно сообщить ей немедленно, – выпалил Оберон, обедая вместе с ними, как делал почти всегда, как и Фрост со Смайтом.
Джек стал вести себя с еще большей осторожностью здесь, всего в пяти футах от поверхности. Офицеры роты, роющей тоннель, еще месяц назад заявили, что не могут пробиться сквозь камень, закрывший им проход. Джек все проверил и согласился, что им придется лезть поверху, и как следует закрепил верх тоннеля досками. Теперь он полз по спуску, обратно на глубину приблизительно восьми футов, где все шумы были чуть менее слышны. Свеча все еще мерцала, так что все было в порядке, но головная боль уже начиналась. Март скоро начнет качать мехи, по очереди с Дейвом. Смена Чарли и Саймона была завтра, а сегодня они помогали Роджеру с работой, для которой и были наняты как «денщики».
Джек еще немного продвинулся вперед. Пот затекал ему в рот. Он вспомнил, как они собирали жестянки, когда наконец набрались сил, умыкая пустые консервные банки из-под печенья из чужих комнат, а еще как они без спроса «заимствовали» доски из постельных каркасов. Секретность царила повсюду. Только те, кто собирался бежать, должны были знать о тоннеле.
Он показал благородным господам, как сделать насос из нескольких соединенных между собой жестянок, и продемонстрировал результат, накачав воздух с помощью мехов, сделанных из «заимствованной» кожаной куртки и нескольких кусков дерева. Пилот так и не докопался до глубинных причин своей утраты, а Джек и остальные были приняты офицерами-проходчиками раз и навсегда.
Конечно, от головной боли на глубине это не избавляло, потому что нельзя сшить шелковый кошель из свиной щетины и превратить дурной воздух в хороший, но зато это позволяло им продолжить тоннель до самого ржаного поля. Они с полковником Мазерсом пришли к выводу, что это было лучшее место для того, чтобы выйти на поверхность. Эта мысль заставила Джека ускориться; через несколько недель рожь станет как раз настолько высокой, чтобы прикрыть им выход, но полковник Мазерс совершенно верно рассудил, что урожай начнут убирать уже через месяц. Будет непросто, потому что они могли рыть только три часа в день, а впереди у них было еще приблизительно два ярда. Смотр заканчивался в одиннадцать часов утра, после чего они могли переодеться и начинать копать тоннель. Немцы делали перерыв на обед где-то с двенадцати и до трех, и следующий смотр проходил в четыре часа. Джек сощурился на свои инструменты. Они в Олуд Мод надорвали бы животы от смеха, увидев этих двух маленьких красавчиков, но, имея терпение, можно было самого себя удивить достигнутым результатом.
Наконец, он добрался до породы. Они напали на глину два дня назад, в его смену, так что сейчас они двигались быстрее, но завтра ему надо было укрепить доски и поставить опоры. Что, если крыша обвалится? Что, если они снова напорются на камень? Так близко и в то же время так далеко? Подвернется ли еще Обу возможность «реквизировать» больше кроватных досок?
Он наполнил емкость для породы, приподнял корпус, проволок ее под собой, зажмурившись, когда острый край ударился о его бедренную кость, вытащил ее из-под себя и дернул за веревку, чтобы Дейв вытаскивал ее. Человек уже с трудом мог протиснуться к началу тоннеля из-за мешков с породой, которыми был заставлен весь чертов подвал. Один из офицеров как-то обнаружил бесхозный вход в этот подвал прямо под сценой в концертном зале, когда гонялся там за крысой, пытаясь пришибить ее шваброй.
Они спрятали этот вход, «заимствовав» пилу у гражданского слесаря, который приходил в лагерь на регулярной основе, чтобы чинить старые армейские бараки. Лейтенант Бразерс незаметно выпилил несколько досок из стенки, которая служила задником для пространства под сценой, вытащил оттуда гвозди, но оставил шляпки, чтобы они казались нетронутыми. И потом он каждый раз клал эти доски над входом, используя несколько болтов с внутренней стороны, чтобы все оставалось на месте. Некоторые из этих начальников были чертовски смышлеными.
Они должны были бежать во время представления, и сейчас на сцене как раз шли репетиции, заглушавшие их шаги и весь производимый ими шум. Саймон в нем участвовал, но в ночь побега его должен был заменить дублер, чтобы он тоже смог пойти. Всего бежало пятнадцать человек, и после этого тоннель будет оставаться открытым, чтобы через него могла бежать еще одна группа людей, когда полковник Мазерс даст отмашку.
Джек почувствовал, как дергается веревка, и потянул емкость обратно. Он уже отработал целую кучу породы, и его голова раскалывалась. Еще три емкости, и все, его время вышло, он будет возвращаться вместе с последней из них. Он продолжал работать, мысленно перечисляя все необходимое для побега. Они подготовили для себя одежду – серую, чистую, если было нужно – одолженную или привезенную новым отрядом из-под Соммы. Какой же это был позор, жить такой жизнью. Он вгрызался в породу с удвоенной силой, потому он злился все сильнее и все сильнее сомневался. Может, стоит оставить Чарли здесь? Он не хотел, чтобы тот попал на передовую, только не снова. Но Чарли не был ребенком, и он хотел идти.
Емкость снова была наполнена. Отправил ее на поверхность. Получил назад. Вот еще одна, и настало время уходить, таща вместе с собой свою свинцовую голову. Он улыбнулся, ощущая вкус своего грязного пота. Он пополз обратно по тоннелю, елозя по камням, проклиная боль и чертовых, копошащихся повсюду крыс. Он лег, уперев голову в землю, когда одна, сверкая глазами, пробежала мимо него, желая первой выбраться из тоннеля. Сволочь. Еще одна жертва для лейтенанта – охотника на крыс. Но на самом деле они должны быть благодарны этим тварям, потому что тот юнец понял, что крыса куда-то направляется, и решил выяснить куда.
Ближе к выходу воздух стал свежее. Дейв схватил его за лодыжки и потянул, когда Джек выполз ногами вперед. Джек быстро вскочил на ноги, полной грудью вдыхая воздух. Он услышал, как над ним поет Саймон, играет скрипка и ноги топочут в такт. Март посмотрел на часы.
– А теперь я пойду, старик.
Джек остановил его.
– Нет, мы не успеем на перекличку, но давай вернемся ночью, если не управимся. Мы можем попасть сюда из домиков денщиков. Я попрошу Оба, чтобы Мазерс это организовал. У нас получится.
Он полностью снял рабочую одежду, отряхнул голову от грязи и взял у Марта влажное полотенце, чтобы вытереть лицо и руки. По нему не должно быть видно, чем они тут занимаются.
Оберон расхаживал по площадке для игр. Они слышали, как он свистит, сигнализируя им о том, что горизонт чист. Они вышли с одеялами и ведрами в руках.
– Мы же денщики, в конце концов, – улыбнулся Джек Оберону. – Нам нужно вернуться сегодня ночью, или мы не управимся.
– И по какому пути вы собираетесь туда добраться? – Оберон делал вид, что пересчитывает одеяла, когда они шли к офицерским домикам.