Война. Истерли Холл Грэм Маргарет
– По крышам, и удобнее это делать из нашего поселения, чем из вашего. Мы проверяли.
– Мне нужно дать полковнику понять, что вы сегодня идете в ночную смену. Если это сработает, то я иду с вами.
Джек, Дейв и Март обменялись взглядами и пожали плечами. Чарли подбежал к ним и пошел рядом, пряча грязные руки в карманы.
– Не беспокойся, мы не обрушим чертов тоннель, – сказал Джек.
Оберон улыбнулся.
– Ах, ну тогда конечно, потому что это единственное, что меня волнует, и мне совершенно неинтересно сохранить вас живыми и невредимыми, чтобы Эви и Вер не оторвали мне голову и не съели ее. Так вот, я иду. Я-то найду способ. Но нет меня – нет ночной смены. Решение за вами.
Джек остановился, остальные медленно пошли вперед, прислушиваясь. Оберон ждал ответа Джека и сказал:
– Я серьезно, Джек. Я не позволю вам рисковать в одиночку.
Этой ночью он пришел и работал с ними бок о бок, как он делал с самого начала строительства тоннеля, и каждый раз у этих людей вызывала улыбку мысль о том, что выродок Брамптона копается в грязи вместе с ними, но с каждым днем их уважение к нему росло, пока не заставило исчезнуть всякое презрение.
К четвертому августа рожь взошла и тоннель был закончен. Первый показ представления был запланирован на этот вечер: так же, как и побег. Оберон сосредоточенно собирал провиант, который они должны были разложить по рюкзакам. Он учил немецкий и старался передать все знания, какие мог, Джеку и остальным. Майор Доббс в последний момент включил свое имя в список беглецов, и теперь их было шестнадцать. Полковника это разозлило, но из соображений морали он позволил добавить еще одного.
Джек чувствовал напряжение во всем теле, когда застилал кровати тем шести офицерам, которым прислуживал в промежутках между исполнением своих настоящих обязанностей. Чарли, Дейв, Март и Саймон занимались тем же. Как обычно, по пути на смотр Чарли отметил, кивая на Роджера:
– Неплохая работка, денщик, а?
Он добавил:
– В это же время, завтра.
Он толкнул Джека в бок.
Они дошли до своего отряда и встали по стойке «смирно», пока комендант прохаживался вдоль рядов. Стоя рядом с Джеком, Саймон шепнул ему:
– Надо поговорить.
Джек улыбнулся.
– Все будет в порядке, дружок.
Солнце шпарило со всей силы. Погода была идеальна для того, чтобы освоить последний участок и прорваться наружу, – именно это он сегодня и собирался сделать. Это значило, что его группа первой окажется на свободе. Надо было только помнить, что нужно бежать, согнувшись вдвое, да так, будто у них на хвосте немцы, что к тому моменту вполне может быть правдой.
Саймон зашипел:
– Джек, я серьезно, поговорить надо.
Фельдфебель приближался к ним. Все стояли по стойке «смирно». Было неподходящее время для того, чтобы отправиться на гауптвахту из-за разговоров. У Джека в голове начали возникать тревожные мысли. Он знал, что Сай не любит темноту и ненавидит шахты. Но ему нужно было вернуться к Эви, к родителям, к своим воинским обязанностям, в конце концов. Он увидел, как Чарли косится на Сая краем глаза с явным беспокойством.
Джек сконцентрировался на том, чтобы еще раз прокрутить все в голове от начала до конца. У Оберона было разрешение на прогулки по деревням. Он проверил, где реки можно перейти вброд, и нашел несколько мелких мест, которые отметил на карте по возвращении в лагерь. Другой офицер отметил все дороги, ведущие от деревень, и обозначил фермы с собаками, которые лаяли на проходящих мимо. Несмотря на то что они потеряют все привилегии, которые они получили в офицерском лагере, если их поймают при побеге, ничто не остановит их от того, чтобы наблюдать, отмечать и, разумеется, бежать повторно.
Смотр, казалось, длился целую вечность, хотя на самом деле шел не дольше, чем обычно. Полковник Мазерс приказал, чтобы в этот день никто не приближался к тоннелю, так что Джек и Саймон направились к казармам в той части лагеря, где они должны были прибираться. Это должно было уменьшить нагрузку на Роджера и избавить их от его ворчания, от которого они все счастливы были вскоре убежать. Когда они в последний раз застилали постель лейтенанта Бразерса, Джек сказал:
– Ну, выкладывай, Сай.
Саймон подоткнул простыню у изголовья кровати:
– Я не иду.
Джек был готов к этому. Он расправил простыню.
– Все будет хорошо, паренек. Я пойду перед вами, чтобы пробивать путь, и первый выйду наружу. Если я пойму, что меня заметили, вам надо будет просто быстро возвращаться назад. Чарли, Дейв, Март и Об будут там с тобой. Тоннель укреплен как следует, и еще там есть участок, совсем близкий к поверхности. Возьми-ка одеяло, вроде неплохое.
Саймон швырнул одеяло ему в лицо.
– Ради всего святого, Джек! Из-за майора нас стало шестнадцать, и это неправильно. Я уступаю ему свое место.
Джек кинул одеяло на кровать и выпрямился, пытаясь что-нибудь придумать.
– Ты знаешь, что полковник это одобрил, так что тебе необязательно так поступать. Не беспокойся, Дейв будет следить за Чарли, а Март присмотрит за тобой.
Саймон подоткнул одеяло со своей стороны.
– О, ну да, Март, чертов Март вернулся, так что чертов Март и ты теперь работаете вместе, чтобы проследить за тем, что слабаки делают, как им говорят. – Он подошел к другой постели, встряхнул простыню и одеяло и начал их заправлять, пока Джек пораженно смотрел на него с возрастающим желанием выбить из него весь дух прямо здесь и сейчас. Вместо этого он спокойно заговорил.
– Не будь таким чертовым идиотом. Ты нам такой же марра, как и остальные. Мы не дети, и мы пытаемся отсюда выбраться. Ты вернешься и увидишься с Эви.
Он двинулся к нему, но Саймон отошел к следующей кровати, расправляя ее, встав спиной к Джеку.
– Нас, денщиков, снова пошлют в шахты, если поймают, в том случае, конечно, если не изобьют до смерти тут же. Офицеров же просто ударят по рукам и отправят обратно сюда. Ради чего, черт возьми, мы это делаем, если можем просто спокойно оставаться на месте?
– Нас не поймают. – Джек понимал, что это звучит неубедительно. Их могут поймать, и то, что сказал Сай, было правдой, но альтернативой этому было оставаться здесь, чтобы на них орали, чтобы они торчали за колючей проволокой, лишенные всяких прав до самого конца войны. А когда она закончится, кто знает? Да и, в конце концов, они делали то, что и должны делать мужчины, а еще здесь, во Франции, была Грейс. Он хотел увидеть ее, узнать, что с ней все в порядке.
– Ты увидишь Эви, – вновь напомнил он, потянувшись за шваброй, стоявшей в углу комнаты. Саймон развернулся, красный от злости.
– Да Джек, ради всего святого, не будь ты таким ребенком. Вот ты сбежишь и снова окажешься на войне. Тебя оттуда не отпустят, еще целую вечность не отпустят. Мы окажемся на передовой. Окажи себе услугу и попробуй хоть раз подумать вперед дальше чем на несколько часов, ради бога! Я не хочу на войну, я хочу остаться здесь, где у меня есть чертово будущее.
Джек поднял пыль в воздух.
– Будущее, здесь?
Саймон смотрел на то, как он метет одно и то же место, но ему надо было чем-то занять руки, чтобы не придушить мелкого негодяя. Саймон проговорил, как будто выбирая слова, чтобы было понятно и ребенку:
– Я работаю вместе с сыном бродвейского режиссера. Он считает, что я хорош, и обещает похлопотать за меня после войны. Это мой шанс, мой, как ты не понимаешь? Я могу пойти так далеко, как даже не мог себе представить.
Джек уставился себе под ноги, на чистый кусок пола. Этот человек был его марра, но в этот момент они были как будто в милях друг от друга. Он не мог понять Саймона.
– А что с Эви? – спросил он тихо.
– А что с ней? – закричал Саймон. – Ты меня не слышал? Это мой шанс.
Как только началось представление, Джек, Март и Дейв вместе с Чарли и Обероном пробирались по тоннелю, практически голые, чтобы грязь и обломки породы на одежде не выдали их, если они встретят кого-нибудь на поверхности. Джек прокладывал путь вперед с помощью инструментов, Март, ползущий вслед за ним, толкал перед собой тюки с провиантом, то же самое делали Дейв, Чарли и Оберон, который также тащил за собой сигнальную веревку. Последний из пятнадцати, майор Доббс, должен был управляться с мехами. Как только они пробьют поверхность, а Джек выберется наружу так, чтобы его не пристрелили, Оберон должен будет дернуть за веревку, и вслед за ними по тоннелю начнут двигаться остальные. Над их головами представление будет продолжаться целых два часа. За это время они все должны пройти.
К тому времени когда Джек добрался до поверхностного слоя, он был весь изрезан, изранен и окровавлен. Любой бы был на его месте. Два дня назад Джек проделал маленькую дырочку – просто для того, чтобы удостовериться, что они выйдут в рожь, – но сейчас он работал по наитию, закрыв глаза, когда на него сначала начали сыпаться камушки и кусочки почвы, а потом земля обрушилась на него всей массой. Вместе с ней на него обрушился поток чистого воздуха. Джек подождал секунду, а потом вытолкнул себя на поверхность, держась ближе к земле. Он застыл в ожидании. Выстрелов не последовало. Он залез обратно в дыру, жестикулируя Марту. Группа с трудом карабкалась через тоннель, который слишком резко изгибался в направлении поверхности. Оберон дернул за веревку дважды.
Все пятеро достали из рюкзаков сменную одежду, и, не разгибаясь, переоделись, а потом направились к броду в реке, который обнаружил Оберон, к востоку от деревни. Это был теплый облачный вечер, и от луны и звезд света было не очень много. Идеально. Джек следовал за Обероном по проторенному пути между колосьев ржи. Оберон использовал компас, который хранился в каблуке его сапога все это время. Они собирались идти в направлении, противоположном тому, по которому, как мог ожидать от них враг, они направятся – от, а не к нейтральной Голландии. Повернуть назад они планировали после двух дней пути.
Джек сказал им во время привала, что Саймон упал на меч и принес себя в жертву, чтобы отвести от них подозрения немцев, которые всегда посещали представления.
Март сказал:
– Но все бы и так сработало, его дублер так чертовски на него похож, особенно с этими гигантскими усами…
– Неважно, – оборвал его Джек.
Оберон встретился с ним взглядом и коротко кивнул.
– Это его решение, – сказал он. – Он принес себя в жертву, так мы скажем Эви.
Джек представил, как Саймон распевает свои рулады, когда начали ухать ночные совы и ветер зашелестел во ржи, но выбросил этот образ из своей головы. Теперь нужно, чтобы их не поймали. Им пора было занять место несчастных, которые сейчас лежали мертвые в грязи на берегах Соммы.
Их группа из пяти человек шла на запад два дня, а потом повернула на северо-восток в сторону Голландии. Через два дня они наткнулись на перекресток на проселочной дороге и долго ждали, пока Оберон сверялся с компасом, пока не показал в сторону леса.
– Пойдем так, это будет и безопаснее, и быстрее.
Он посмотрел на облака, которые хмурились и сгущались над ними.
– Нам нужно будет укрытие.
Они прошли через топь, которая началась сразу же, когда они закончили обсуждение, поднялись по тропинке, обогнули вспаханное поле и нырнули в лес. Джек надеялся, что фермеры, живущие рядом с их лагерем, уже закончили собирать урожай. Было очевидно, что немцам нужно каждое зернышко. Это стало понятно по виду гражданских, с которыми они встречались по пути и никто из которых не обратил на них ни малейшего внимания. Блокада была эффективна, тогда как с войной все было совсем не так ясно.
Они прошли по накатанной дороге глубже в лес в поисках укрытия, когда над их головами прогремел гром. Дейв схватил ветку и оторвал ее от елки. Остальные сделали то же самое, и вскоре они все вместе скучились под импровизированным укрытием. Запах лапника даже успокаивал, и Джек подумал о старом кедре.
Он сказал:
– Чарли, раскуришь с нами сигаретку под старым кедром, прежде чем отправиться домой, когда эта война кончится, а, парень?
– Совершенно точно я это сделаю, Джек. Кажется, это уже скоро, да?
Они порылись в своих почти пустых рюкзаках. У Джека был кусок сыра и две банки вяленой говядины, то же самое у остальных. Они использовали единственный нож, который хранился у Оба, чтобы открыть банку, и разделили ее на всех, доставая мясо грязными пальцами.
– Эви бы это не понравилось, – на этот раз это отметил Март. Это стало почти что мантрой. До того как погода наладилась, они вспоминали о доме и спали без задних ног. На свободе было хорошо – в этом Джек убедился.
Они отправились в путь в два часа дня, пытаясь не выходить из-под веток, потому что, хоть дождь перестал лить как из ведра, он все еще шел, явно не собираясь прекращаться. Они оставались начеку, и в целом день прошел отлично, и на закате они устроились на привал, снова натаскав для себя лапника. Март решил пойти на запад, исследовать лес, чтобы получить хоть какое-то представление о его размере, Оберон и Джек отправились на север, а Дейв и Чарли на восток. Они решили, что встретятся на месте через час. Март не вернулся.
Оберон настоял на том, чтобы они спрятали свое снаряжение и разобрали навес, чтобы их пребывание здесь не было обнаружено, и отправились на запад, куда пошел он. Они обнаружили его на дне отработанного карьера, к полуночи, при свете луны. У них ушла вся ночь, чтобы вытянуть его на поверхность, потому что у них не было веревки, а потом они еще долго несли его к своим вещам и восстанавливали навес, перед тем как проверили все его конечности, чтобы обнаружить повреждение.
– Вы как стадо чертовых слонов, хватит измываться над моей ногой, – шипел Март. Они не обращали на него внимания.
У него было сломано бедро. Джек решил, что знает, как его вправить. Оберон и Дейв удерживали Марта за плечи. Чарли прошептал:
– Ты уверен, Джек?
– Нет, но что нам еще остается делать, парень?
– Оставьте меня и идите дальше, вот что, – сказал ему Март. Джек уселся рядом с ним на корточки и произнес ему прямо в лицо:
– Еще раз я этого не сделаю. Никогда больше.
Он кивнул Дейву и Оберону, которые крепче вцепились в плечи Марта, врезал Марту по подбородку и отправил его в нокаут.
Чарли охнул. Он охнул еще раз, когда Джек потянул ногу Марта и сдвинул ее, только на пару сантиметров, чтобы кость вошла на место, – на это он, во всяком случае, надеялся. Он делал это прежде, в шахте, и это сработало.
Они зафиксировали ногу, а затем зарыли ее в землю на пять футов. Почва была сухой и рыхлой. Они застелили ветками вырытое ими большое углубление и укрепили длинными толстыми палками, которые собрали и притащили, когда спустились сумерки. Они сделали одну из сторон углубления более пологой, смастерили из веток своеобразные носилки и спустили Марта, так и не пришедшего в сознание, в пещеру, как они ее назвали.
Джек отряхнул руки и широко улыбнулся остальным – они стояли на краю пещеры, пока он сидел на корточках рядом с Мартом на дне.
– Теперь вам лучше выдвигаться. Мы последуем за вами через месяц или два.
Оберон поглядел на Джека.
– К этому времени уже настанет октябрь – а это означает холод, лед и нехватку пищи, если тебе вообще что-нибудь удастся добыть.
Чарли задумчиво осмотрелся вокруг.
– Мы в лесу, а я егерь с навыками браконьера. Полагаю, что остаюсь я и что тебе, Джек, пора прекращать принимать за меня решения. Я уже большой мальчик, – он скользнул в пещеру, таща за собой свой рюкзак.
Дейв сказал просто:
– Слишком много разговоров, красавчик. Посторонись пока. Я пойду в дозор через пару часов.
Они переждали вместе август и начало сентября, порядком заросли бородами и не переставали задаваться вопросом – удалось ли бежать остальным и связались ли они с их семьями? Они сказали Марту, что буквально задушат его, если он извинится еще раз.
Чарли отточил свои навыки охотника, выбирая сухие дни, чтобы подстеречь кролика или вальдшнепа, которые были костлявыми, но вкусными. По таким случаям – когда нужно было готовить – они рисковали и разводили костер, который горел быстро и давал мало дыма. Только один раз им пришлось понервничать, когда они услышали чей-то гортанный голос с левой стороны, тогда, когда Оберон пошел в дозор направо. Они затоптали костер и проскользнули в пещеру, затаив дыхание, хотя разве это помогло бы? Голоса отдалились, а Об притащился справа, весь в грязи и листьях после попыток зарыться в канаве. После этого случая они решили ставить в дозор двоих.
Благополучно пережив сентябрь, они накопили достаточно еды для двухнедельного путешествия, и к этому времени Оберону удалось идентифицировать их лес на карте, которую все беглецы скопировали с официальной, – в их лагерь она попала в складках канадской формы. Они согласовали маршрут. Теперь Март уже мог идти, тяжело опираясь на крепкую сосновую трость, срезанную и обтесанную Дейвом. Вечером 30 сентября они снялись с места. Они шли по своему витиеватому пути, помогая Марту пройти там, где дорога становилась тяжелой, и оставив лес позади к концу первого дня. Они шли и ночью, ориентируясь по компасу Оба, освещенному яркой луной. Отдыхали они в течение следующего дня.
Через две недели они дошли до реки Эмс, две мили которой текли по их сторону границы. По берегам реки была натянута запутанная колючая проволока и время от времени проходили патрули охраны, причем один постоянно дежурил в начале сухопутного пути – там, где раньше, вероятно, была паромная переправа.
Март сказал:
– Даже проявив чудеса силы воли, я не смогу перепрыгнуть через эту колючую проволоку, друзья.
Он был худым, изможденным, его длинная борода спуталась, но в этом он был не одинок. Они сидели в укрытии – в овраге в стороне от берега. За ограждениями, с той стороны реки, местность была равнинная и открытая.
– Бежать я тоже не могу, так что здесь, дубиноголовые, вы должны будете меня оставить. – Март развернулся на спину и посмотрел в небо. – Кто-то из нас должен довести дело до конца, и мы настолько отощали, что он должен сделать это очень скоро, или мы все останемся по эту сторону проволоки навсегда, в сырой земле.
Повисла тишина, пока все пялились на проволоку и озирались в обе стороны, изучая ее по всей длине. Оберон прошептал:
– Единственная дыра в самом начале дороги, а там стоит один из караульных, постоянно.
– Ты меня слышал? – прошипел Март.
Джек сказал:
– Нужно накинуть наши куртки на проволоку, чтобы мы могли перетащить Марта.
– Отличная идея, – согласился Оберон. – Даже если он приземлится на свою головушку, его череп настолько крепкий, что он даже не поранится.
Чарли показал пальцем налево.
– Смотрите, свалка фермера. Пойду-ка я потихоньку туда и посмотрю, что он там выбросил.
Так он и сделал, прихватив с собой Дейва. Джек наблюдал, как они зигзагами, на полусогнутых, бежали к куче мусора, которую никто больше не заметил, так далеко она была. Чарли был настоящим снайпером с острым глазом и к тому же отличным браконьером. Джек улыбнулся и шепнул Оберону:
– Ты точно не прогадаешь, если возьмешь этого парня в егеря. Он знает все трюки, и он чертовски быстрый.
– Именно об этом я и думал, Джек.
Дейв и Чарли забрались на кучу и закопались в нее. Обратно они возвращались гораздо медленнее и что-то с собой тащили. Джек и Оберон внимательно следили за патрулем и заметили, как один охранник приближается, но «добытчики» тоже его увидели и легли на землю. Они пришли с порванным куском брезента, который был гораздо сподручнее их курток.
Они подождали до темноты, и тогда Чарли разбежался и перемахнул через ограждение, а потом и Дейв. Джек и Оберон подняли Марта. Он приземлился в руки Чарли и Дейва. Была очередь Джека и Оберона, но Чарли прошипел:
– Спускайтесь!
Они не стали спорить, а просто легли на землю, надеясь, что брезента не было видно, хотя луна была высоко. Они увидели то, что приметил зоркий глаз Чарли: охранник зажигал сигарету, направляясь в их сторону. Джек видел, что Дейв напрягся, и уже был готов выскочить, но тут из воды выпрыгнула рыба, отразив в своей чешуе лунный свет. Охранник остановился и посмотрел на нее, затянувшись и поправив винтовку на плече. Никто не двигался. Охранник выбросил окурок в воду, развернулся и пошел обратно к дороге.
Джек шепнул в ухо Оберону:
– Теперь лезь.
Оберон покачал головой:
– Капитан идет последним, Джако.
Джек посмотрел на него с минуту и только улыбнулся.
Оберон подсадил его и подтолкнул наверх. Он бесшумно приземлился, схватил палку с земли под проволокой и поднял ее.
– Прыгай за ней, Об, – прошептал Джек.
Оберон так и сделал, и Джек втащил его на другую сторону. После того как они сняли с проволоки брезент, они спустились по берегу к воде и поплыли, настолько тихо, насколько это было возможно. Джек и Оберон тянули за собой Марта. Они вылезли на противоположном берегу и сначала ползком, а потом согнувшись вдвое, поспешили наверх так быстро, как только могли. Два часа они добирались до границы. И снова они выжидали, следя за передвижениями немецких и голландских патрулей, прежде чем улучили момент, когда смогли проскользнуть незаметно. Они были даже не уверены, интернируют ли их голландцы.
После пересечения границы они шли еще три дня, сторонясь крупных дорог, пока не пришли к какому-то небольшому городу. Они состригли друг другу бороды настолько коротко, насколько смогли с помощью ножа, которым Джек пробивал себе путь сквозь землю, и почистили свою одежду. Оберон посмотрел на компас в своих руках, потом снял с запястья часы и спрятал компас.
– Лучше я продам часы, – сказал он. Он взял их с собой в город, пока остальные ждали его на окраине. Он вернулся с деньгами, дешевой заменой своим часам и едой, которой было достаточно, чтобы добраться до Роттердама. Они были там уже два дня спустя, передвигаясь в грузовых поездах с продовольствием. Изнуренные, они обошли все доки, пока не нашли корабль, который вернет их во Францию и в Стрелковый полк Северного Тайна.
По прибытии они доложились командованию. После допросов и заполнения всевозможных форм, где Оберону необходимо было указать причину, почему он сдался, им разрешили телеграфировать домой, а Марта осмотрели и признали годным для убийства, как пошутил военный врач. Как сообщил им Март, когда они отправились в душ, в этот момент ему хотелось ударить его в промежность. Джек телеграфировал Грейс и получил ответ из Руана о том, что она с ума сходит от радости. Им выдали документы, чтобы они могли дойти до позиций своего полка, и они пошли туда все вместе, а потом встали в строй и зашагали вперед, навстречу усиливающемуся грохоту орудий, пока не дошли до Руана. Но у Джека не было времени увидаться здесь с Грейс. Они пошли дальше, к Амьену, где группа С сидела в глубокой обороне.
– Дом вдали от дома, – пробормотал Март, а вокруг них грохотали орудия, небо озаряли осветительные ракеты, и земля тряслась под ногами. Да, они снова были дома, и только пятеро старых соратников смогли поприветствовать их. Остальные канули на Сомме. Шестеро их товарищей по побегу добрались благополучно и теперь вернулись на передовую. Об остальных новостей не было, включая майора Доббса.
Они не могли уйти сейчас. Они еще не были готовы отстраниться и должны были вернуться в бой, чтобы и дальше держать головы высоко поднятыми.
Глава 12
Истерли Холл, май 1917 г.
Эви читала письмо Грейс сидя, прислонившись спиной к старому кедру, во время своего перерыва после завтрака. Рон Симмонс пыхтел рядом с ней своей трубкой. Он отказался от сигарет после помолвки с маленькой очаровательной Пози Рингроуз, сестричкой из Ланкашира. Ее не волновало, был у него нос или нет, но сигареты были недопустимы, так что им пришлось исчезнуть. Рон тоже прислонился к дереву, чтобы дать отдохнуть ноге, что он делал всегда, когда ему натирал протез, – о чем он, впрочем, никогда не упоминал.
– Все складывается хорошо, комендант Эви, – он приподнял бровь, глядя на нее.
Она лукаво улыбнулась.
– Только действующий. Веронике придется выбирать между палатой экстренной помощи и управлением людьми.
Он положил палец на чашу своей трубки и затянулся.
– Истерли Холл вполне кредитоспособен, отчасти потому, что тебе удается справляться с дефицитом продуктов. Мы все согласились урезать свои оклады, а синдикат сэра Энтони увеличил поддержку.
– Давай не будем забывать Гарри, дорогой, – напомнила ему Эви, складывая письмо. – Матрона основательно взялась за проблему перевязочного материала с помощью сфагнового мха, а еще мы установили бойкую торговлю, снабжая Фентон Хауз, поместье рядом с Ньюкаслом.
Они оба всматривались в переплетения веток кедра. По ним скакали белки, а где-то вдалеке лаяла собака.
– Господи, Рон, я думала, что вступление Америки изменит ход этой войны.
Голос Эви звучал устало и блекло. В своем письме Грейс писала, что смогла увидеть Джека всего на несколько мгновений, которые ей удалось улучить во время жуткого наплыва раненых после атаки Нивеля на Шмен-де-Дам, и он был в порядке. Эви должна была радоваться, но ей так хотелось, чтобы это она увидела Джека, своего паренька, которого она любила больше всех на свете, – кроме Сая, разумеется. Но Сай пожертвовал своим шансом на побег и теперь был в безопасности, а она не могла вспомнить, как выглядит его лицо или звучит его голос, или каково это – чувствовать его руки, обвившиеся вокруг ее талии, или его губы на своих. Она спрятала письмо в карман как можно глубже. Он был помолвлен, у леди Маргарет была чудная маленькая девочка, у Вер ее пухлый мальчик, даже у Милли был Тим. А что, черт возьми, было у нее?
Рон постучал своей трубкой о гигантский ствол дерева.
– Американцам нужно сначала собрать армию, а немцы будут из кожи вон лезть, чтобы вырвать победу до того, как они прибудут, так что, мне кажется, эта ситуация встанет всем боком. Боюсь, у нас в Истерли появится еще больше работы.
Эви смотрела, как пепел сыпется из чаши его трубки. Рон никогда не мог как следует раскурить эту штуку, как он ни старался. Может, этого и не надо было – так думал доктор Николс. Она спросила:
– Что станет с военнопленными, если они победят?
– Немцы их заберут, нас вышвырнут, вероятно…
– Нет, что станет с нашими там, с Саем?
Он посмотрел на нее. Его нос окончательно оформился. Работу почти полностью завершили в новом кембриджском военном госпитале в Олдершоте, где работал Гарольд Гиллис, лицевой хирург.
– Прости, Эви, как можно было так сглупить. По правде сказать, я не знаю. Я бы предположил, что их репатриируют. Не волнуйся. Он вернется домой, и все у него будет на месте, – он улыбнулся, но затем оправился. Она знала, что он думает о Джеке, Марте, Дейве, и Чарли, и Обероне – все они до сих пор были невредимы.
– Ничего не потеряно, – сказал он, подаваясь вперед и перенося вес обратно на деревянную ногу. – Жизнь может заставить нашу дорогу свернуть, но мы все равно будем идти по ней дальше.
Немецкие военнопленные приехали на грузовиках, пока они с Роном шли к дому по лужайке, чтобы работать в теплицах, свинарниках и везде, где нужна была помощь. Джек написал ей однажды, что шахты в Германии были как дом вдали от дома. Некоторые из пленных, очевидно, чувствовали то же самое. Даже миссис Мур стала разговаривать с ними ласково во время обеденных перерывов, кроме Гейне. Ни она, ни Эви не могли терпеть этого голубоглазого, светловолосого, широкоплечего молодого человека, который был родом из Мюнхена и, казалось, знал все на свете, тогда как они, простые женщины, не знали ничего.
Эви и Рон шли по траве, которая была влажной после ночного дождя. Она помахала рукой и охранникам, и пленным. Рон спросил:
– Прекращена ли забастовка – или стоит говорить «забастовки»?
Эви рассмеялась, она ничего не могла с этим поделать. Если что-то ее смешило, ее настроение сразу поднималось.
– Полагаю, что да, и Ублюдку Брамптону пришлось поднять зарплаты военнопленным в Оулд Мод, Хоутоне и Ситоне, не говоря уже о сталеплавильных производствах. Профсоюз не потерпит, чтобы с ними расплачивались орешками. Джеб так и сказал мне – «мы не обезьянки», когда мы стояли в очереди в кооперативный магазин.
Теперь они шли по подъездной дорожке, и Эви понимала по лицу Рона, что ему больно, когда гравий сначала не раздвигается, а потом скользит и хрустит под его деревянной ногой. Он сказал:
– Удивительно, что они так заботятся о враге в такое время.
Эви запустила свою руку под его, прежде всего чтобы удержать его в вертикальном положении.
– Эх ты, наивная душа, все не так, они заботятся только о том, чтобы их собственных людей не лишили работы и зарплаты. Если Ублюдку Брамптону и остальным будет сходить с рук то, что они почти ничего не платят пленным, то как долго наши рабочие смогут удерживаться на своих местах?
Они уже дошли до конюшенного двора, когда перед ними оказался Гейне и вошел в стойла, перекинув куртку через плечо. Несколько пленных бегали взад и вперед в своей синей форме, нося корзины с кормом для свиней с кухни. Милли направилась в стойла вслед за Гейне, с ведрами в обеих руках. Глупая девица.
Эви перестала беспокоиться об этом, потому что если не он, то кто-нибудь другой оказался бы на этом месте. А поскольку Милли теперь регулярно писала Джеку, водила Тима в школу перед работой, помогала маме Эви с домашними хлопотами и даже перестала глядеть на Эви так, будто та собирается причинить ей какой-то страшный вред, Эви не находила причин ей что-то говорить. Будет ли это такой уж катастрофой, если она найдет себе кого-то другого, в конце концов? Как-никак, во Франции Джека ждала Грейс, но оставался Тим, и Милли заберет его, и это разобьет Джеку сердце – если он, конечно, выживет… Она остановила бег своих мыслей по этому старому порочному кругу, потому что он никогда ни к чему не приводил.
Рон поскользнулся на брусчатке. Эви придержала его всего на секунду. Один из пленных проходил мимо и протянул им руку. Эви улыбнулась, покачала головой и сказала:
– Спасибо, у нас все в порядке.
Рон встал прямо.
– Ты думала еще о своей гостинице, Эви?
Они уже стояли на ступеньках, ведущих на кухню.
– Иногда мысли появляются, но это все бессмысленно. Что, если мы проиграем?
– Это ты, Эви? У нас тут не целые сутки в распоряжении, – донесся до них рев миссис Мур.
В этот момент они оба рассмеялись и побежали вниз по лестнице. В этот день на обед подавался каштановый суп на основе куриного бульона со всеми остатками вчерашнего бекона, с добавлением вершков от овощей, лука, яблок и даже оставшихся корочек. На второе будет пирог с голубями и ягненком, с яблоками, луком и картошкой, с особой картофельной корочкой. Это блюдо любили все. А на его место придет песочное пирожное с голубикой, тесто для которого предлагалось замешать из смеси пшеничной и ячменной муки с добавлением сахара и произвольного количества меда.
Рон уже пересекал кухню, но тут обернулся и подошел к Эви совсем близко.
– Держись, старушка, потому что пока что все хорошо, как говорит твоя святая матушка, причем довольно часто, – он подмигнул, и она снова рассмеялась. Да, все были целы и невредимы, и только в ночную смену, когда она сидела у огня в полной готовности принести, если понадобится, еду и питье, вся тяжесть этого мира опускалась на ее плечи.
В июле, воскресным утром, Эви прошла мимо нескольких кучек шептавшихся пациентов, когда возвращалась из теплицы, где в самой глубине, у края стены, хранились душистые травы, за которыми она и ходила. Официально они разминали здесь ноги, расхаживая на костылях, или следили, чтобы мошка не поела стручковую фасоль и конские бобы, но на самом деле они только дымили своими трубками и сигаретами, поглядывая, не идет ли доктор Николс, и обсуждали последние новости о Мессинской операции генерала Хейга, успех которой должен был обеспечить эффективность любых атак на немецкую линию фронта в окрестностях Ипра. Это могло перевернуть ход событий, и напряжение нарастало. Или они могли обсуждать успешность новой системы конвоев и увеличение количества торговых судов, которые прорывались через блокаду – ведь их мысли редко витали слишком далеко от еды, – или, возможно, они болтали о молодых девицах, которые появились в их жизни в недавнее время. Последнее было наиболее вероятно.
Эви улыбнулась, когда они прервались, чтобы поприветствовать ее, и отказалась от предложений помочь ей отнести ее ношу на кухню взамен на чашечку кофе.
– Травы совсем не тяжелые, – отвечала им она, чувствуя солнце на своей коже, – тем более сегодня он закипел и убежал, и вкус получился отвратительный.
Они только закатывали глаза, и кто-то сказал:
– Наверняка это амброзия, милая Эви. Всегда так бывает. У тебя есть волшебная палочка.
– Да, она называется миссис Мур и Энни, – прокричала Эви в ответ. Они засмеялись. Когда она вошла на задний двор, Элфи из Истона как раз пристраивал свой велосипед у стены гаража, и три кролика с остекленевшими глазами свисали с его руля. Он побежал вниз по лестнице с криками «Эви, Эви!». Она петляла, пригибаясь, в недавно развешенных девочками-прачками простынях, хлопающих на ветру, и думала, сколько на этот раз запросит за них этот маленький хитрый негодник.
– Я здесь, наверху, – прокричала она. – Жди там.
– Эви, Эви, – закричал он ей, стоя в дверях кухни. А миссис Мур крикнула из-за мойки:
– Поменьше шуми, парень. Дай ей время.
Кролики свисали с его пальцев, которые уже побелели от натянутой веревки. Темная густая кровь засыхала у их пастей.
– Ты должен быть в школе, – сказала она ему, пытаясь пройти. – Уйди с дороги, сейчас же.
Он не двинулся с места. Миссис Мур вышла из-за мойки, держа в руках огромную миску с каштанами. Было что-то угрожающее в лице Элфи, а свободной рукой он рылся в кармане.
– Записка от пастора, Эви. Он был сам не свой и сказал, что ты должна быстро это прочитать и прийти. Плакал он.
Эви протиснулась рядом с ним и бросила травы на стол. Грейс? Что такое? У нее было ее письмо, так что… Но оно было отправлено несколько недель назад. Или мама? Мама сегодня осталась дома с простудой. Папа? Его не было на смене в Оулд Мод, он был здесь.
Она выхватила записку из рук Элфи; она была мятая и грязная. Миссис Мур сняла кроликов у него с руки и швырнула их на стол. Энни вошла и увидела кровь.
– Что, черт побери, здесь происходит, им место в кладовке для дичи, а не на столе. Я только оттерла эту чертову штуковину.
– Прекрати шуметь, – шикнула на нее миссис Мур, растирая пальцы Элфи, чтобы к ним вернулась чувствительность, и поглядела на Эви, кивнув ей.
– Прочти, что там, душенька.
Мягкость ее голоса придала Эви смелости развернуть записку. Эдвард писал:
«Грейс ранена, снаряд. Ее увезли в карете «Скорой помощи», уезжавшей с фронта. Сейчас она в полевом госпитале в Руане. Должен ехать я, но стольким я нужен здесь. Пожалуйста, пожалуйста, привезите ее. Я не вынесу, если она поедет одна. Травма головы, ожоги. Вам нужно будет поговорить с доктором Сильвестром. Это он написал мне письмо с сообщением. Я выписал вам проход на паром. Торопитесь, пожалуйста».
Через тридцать шесть часов Эви уже держалась за перила прогулочного кораблика, который приспособили для перевозки солдат в одну сторону и раненых – в обратную. Вокруг нее были только свежие молодые ребята, согнувшиеся почти вдвое под тяжестью своих рюкзаков. Некоторые казались даже моложе Гарри, когда он только к ним прибыл. Она повернула лицо навстречу ветру, сосредоточив взгляд на суше, которая постепенно приобретала четкие очертания. Солнце ярко отражалось от шатров, которые были разбросаны по скале тут и там, их было бессчетное количество, и они казались такими чистыми и белоснежными на первый взгляд. Но они будут не такие. Она знала это по опыту.
Она сошла в Кале, сразу оказавшись посреди хаоса раздававшихся приказов, зеленых форм и сапог, обрушивающихся на мостовую одновременно, когда их владельцы уходили прочь с рюкзаками и газовыми масками наперевес, со съехавшими набок кепками и с кричащими на них сержантами. Вдалеке слышался грохот снарядов. Она протиснулась сквозь толпу и подошла к лейтенанту флота. Он направил ее на станцию. Она шла мимо карет «Скорой помощи», носилок, санитаров, сестер из добровольческого корпуса и медсестер, врачей, священников и мимо грязных, дурно пахнущих, орущих или, наоборот, затихших пациентов – кто-то из них курил, кто-то говорил, кто-то просто смотрел перед собой. Нет, с этим она еще не была знакома. Он была знакома только с относительными спокойствием и порядком, установленными Матроной в Истерли Холле.
Она пошла дальше к станции. Другие женщины, которые сошли с пароходов, шагали рядом с ней с чемоданами или саквояжами; некоторые были медсестрами, некоторые – родственницами пациентов. На станции кто-то стал двигаться по указателям с надписью «Руан». Она последовала за ними и за военными, взобравшись на поезд, который шумел и пыхтел, но не оглушал ее, потому что ее голова уже гудела. Ей все это было незнакомо, хотя она думала, что все об этом знает, и ей стало противно от собственного высокомерия и невежества. Сестра напротив нее выглядела более чем уставшей. Ее руки тряслись. Руки Эви тоже, но ее усталость была ничтожна по сравнению с тем, что переносила эта девочка.
– Вы возвращаетесь из отпуска? – спросила Эви.
Молодая девушка кивнула и закрыла глаза. Она не открывала их до тех пор, пока поезд с визгом и гудением не въехал на станцию Руана. Тогда она схватила свои чемодан и пальто и сошла с поезда, расправив плечи и высоко подняв голову. Эви решила следовать за ней. Она спросила медицинскую сестру из Службы имени королевы Александры, где находится полевой госпиталь.
– Следуй за мной, – сказала пожилая женщина сухо и коротко и поспешила в нужном направлении, даже не посмотрев на то, что Эви идет за ней. На улицах из карет «Скорой помощи» выгружали пациентов, грохот орудий раздавался все громче. День близился к концу; небо было освещено зарницей, земля тряслась под ногами. Медсестра подметила первую же «Скорую помощь» с красным крестом на боку цвета хаки, которая возвращалась со станции. Она остановила ее.
– Двоих в полевой госпиталь, Томас.
– Да, сестра Брив, – ответил санитар. – Запрыгивайте.
Сестра Брив направилась к задней двери, закинула внутрь чемодан и устроилась на сиденье позади. Эви последовала ее примеру. Они сидели на скамейке в «Скорой помощи», которая была освобождена от носилок, но не от запаха раненых. На полу была кровь и использованные перевязки. Машина с ревом сорвалась с места. Теперь глаза закрыла уже Эви. Была ли Грейс до сих пор жива? Нашел ли Ричард Джека и телеграфировал ли ему, как обещал? Сможет ли он приехать, или он был в эпицентре событий, в Мессине рядом с Ипром? Может быть, он еще сидел в глубокой обороне? Господи, о господи, она думала, что знает, но ее брат и его друзья смотрели в дула этих орудий, заряжали их в этом шуме, в этом ужасном, ужасном шуме. Их теплые хрупкие тела были посреди всего этого, и как они вообще могли оставаться живыми так долго, как мог Джон Нив писать свои жизнерадостные письма, как они все могли?
В полевом госпитале сестра Брив указала Эви на шатер Грейс:
– Номер четырнадцать. Передай ей, что я ее целую, – сказала она уже мягко. – Она потеряла ухо, у нее сломаны ребра, раны от шрапнели, сломанная и обожженная рука. Ей нужен покой и доброта, которые она в избытке получает от доктора Сильвестра. Сделай так, чтобы от тебя она их тоже получила, а то я тебя найду, – она изобразила правой рукой пистолетный выстрел. Она улыбнулась, но ее глаза были полны ярости и боли.
Эви тащила свой чемодан, переходя по настилам от шатра к шатру, из которых раздавались звуки, которые были гораздо страшнее, чем в Истерли. Она дошла до шатра номер шесть. Санитары и сестры входили и выходили из шатров, нагибаясь вперед и хлопая полотнищем. Кто-то обгонял ее, кто-то шел навстречу. Настилы освещали газовые лампы, которые висели на восьмифутовых шестах, а вокруг них кружили мотыльки. Пронесся легкий бриз. Шум артиллерии стал громче. Она добралась до номера двенадцать. Еще два. Номер четырнадцать. Мотыльки бились о лампы на улице, отбрасывая гигантские тени.
Она пошла по настилам, слушая, как стучат ее ботинки. Он сделала глубокий вдох и нырнула внутрь. Этот шатер был разделен на десять частей. В центре стоял стол, за которым сидела медсестра. Эви подошла к ней.
Читать бесплатно другие книги:
