Нейрофитнес. Рекомендации нейрохирурга для улучшения работы мозга Джандиал Рахул

Я терпеть не мог дисциплину «Анатомия человека», которая является базовой и обязательной для всех медиков-первокурсников. Занятия проходили в огромном, пропахшем формальдегидом зале, уставленном плотными рядами металлических столов с обнаженными покойниками. И вокруг каждого, словно ведьмы на шабаше, – мои сокурсники с горящими от нетерпения глазами в ожидании, когда им позволят вволю покопаться во внутренностях.

Я находил всю эту возню с трупами омерзительной, отталкивающей и вместе с тем навевающей тоску. Что в этом увлекательного? Ни риска, ни адреналина. Этот курс начисто отбил у меня охоту к учебе, и за весь первый год я ухитрился ни разу не взять в руки скальпель. Я предпочитал просто наблюдать, как другие студенты вскрывают трупы и исследуют устройство внутренних органов. Чему-чему, а хирургии уж точно не место в моем будущем, думал я.

Даже мозг при знакомстве разочаровал не меньше, чем прочие внутренности. Уж как превозносились его непостижимые тайны на лекциях и в учебниках, и на тебе – когда на первом курсе я впервые увидел это «чудо» на анатомическом столе, безжизненное и бескровное, оно больше смахивало на бежевый сморщенный кочан цветной капусты. Так вот почему древние целую тысячу лет не удостаивали этот орган вниманием. Лишь одна деталь привлекла меня: чтобы подобраться к этому самому мозгу, придется попотеть. Для трепанации нам выдали обыкновенную электрическую пилу, какие продаются в магазинах хозтоваров, и велели сделать кольцевой разрез по всей окружности черепа.

Только на третьем курсе мое равнодушное и даже брезгливое отношение к анатомическому устройству человека исчезло без следа – в день, когда меня впервые допустили наблюдать за операцией на сердце. Тогда я испытал то, чего так горячо желала моя душа: неимоверное напряжение, невозможность ошибиться, адреналин. До того момента я вовсю терзался сомнениями: по мне ли она вообще, эта самая медицина? Что в ней интересного, кроме сплошных учебников, скуки и трупов? А тут я видел, как пульсирует в сосудах живая кровь. Не зря я чувствовал, что не вынесу перспективы протирать штаны в кабинете, выписывая рецепты и назначения. Может, это прозвучит чудовищно, но я жаждал «обагрить руки кровью».

После четырех курсов медицинской школы в Университете Южной Калифорнии я был принят в интернатуру для первичной специализации по общей хирургии в Университет Калифорнии (Сан-Диего) и намеревался стать кардиохирургом. Эта специализация представлялась мне самой крутой из всех хирургических. Мысль о хирургии головного мозга ни разу не посещала меня, тем более что за все четыре года в медицинской школе не довелось побывать ни на одной нейрохирургической операции.

В первый год интернатуры будущие хирурги ежемесячно опробуют каждую хирургическую специальность, так что нам предстояло освоить их все – от травматологической и ортопедической до пластической, от кардио– до абдоминальной (на органах брюшной полости), от ЛОР– (в области оториноларингологии) до операций на мозге. Однако интернов считали такими недотепами, что нейрохирурги не допускали нас на порог своих операционных и, чтобы мы где-нибудь что-нибудь не напортачили, отводили нам жалкую роль секретарей: записывать их назначения в предоперационном и послеоперационном блоках.

В конце года по коридорам клиники поползли упорные слухи, что нейрохирурги собираются отказаться от ими же выбранного интерна; кто знает почему, но он «не тянул». Сама эта специальность, нейрохирургия, считалась такой элитарной и редкой, что отделение принимало к себе всего одного интерна в год, тогда как другие отделения – по три интерна и больше.

Как-то вечером в кафетерии клиники ко мне подсел врач-резидент нейрохирургического отделения и в разговоре упомянул, что в этом году они остались без интерна (прежнего-то выгнали), а он им нужен позарез.

– Наши решили разжиться за счет кого-то из других хирургических отделений, – сказал он.

– И кого же они присмотрели? – поинтересовался я.

– Подумывают о твоей кандидатуре, – ответил он.

Я поразился:

– Неужели?

Между тем в знаниях о мозге у меня были самые большие пробелы. Эта область настолько специфическая, что хирурги-интерны, если не планируют посвятить себя нейрохирургии, предпочитают не углубляться в дебри. Что, в принципе, логично: зачем тратить на это время, когда знаешь, что при какой-либо патологии мозга просто отправляешь пациента к профильному специалисту, и с тебя взятки гладки?

– У тебя, видишь ли, репутация, – принялся объяснять стажер. – Знаний, конечно, маловато, зато все получается. Нашим нравится, как ты работаешь, что не дергаешься и не отлыниваешь. Главное, что их тревожит: сможешь ли ты за оставшееся время нагнать программу и сдать экзамены. Они уже в курсе, что руки у тебя какие надо: кардиохирурги делились информацией, – а теперь хотят удостовериться, что и с мозгами все в порядке.

– Спасибо, вроде да, – промямлил я, не очень представляя, что отвечать.

Не прошло и недели, как профессора кафедры нейрохирургии уже обсуждали со мной официальное предложение перейти к ним.

– Почему бы тебе не попробовать? – спросил один. – Если не освоишь материал, мы тебя просто выгоним, и дело с концом.

И рассмеялся. Следом засмеялись и остальные. Хотя они совсем не шутили.

– Но я никогда еще не видел ни одной операции на головном мозге, – возразил я. – И прежде чем менять специализацию, должен хотя бы раз посмотреть, как это происходит.

Мне предложили присутствовать в качестве наблюдателя на бифронтальной краниотомии[7], назначенной на следующее утро. Сказали, операция начнется с того, что они снимут почти всю лобную область черепа.

– И вы сможете сделать это, не отправив пациента к праотцам? – простодушно спросил я.

Они снова засмеялись.

Правда, следующим утром, когда в полвосьмого я стоял напротив хирурга по ту сторону операционного стола, не смеялся уже никто. Пациент лежал перед нами, накрытый простыней, за исключением верхней части головы, уже выбритой. Хирург сделал скальпелем разрезы по краю волосистой части, просверлил лобную кость и вскрыл череп. Затем рассек и раздвинул твердую мозговую оболочку, обнажив мелкобугристую белесую мозговую ткань, испещренную крохотными капиллярами. На миг действо показалось мне кощунством, будто мы вторглись во что-то запретное. Кардиохирургия тоже весьма впечатляет, хотя в некотором смысле она сродни починке автомобильного двигателя: как будто имеешь дело с клапанами, поршнями, камерами, бензопроводами. Но мозг – совсем другое.

Здесь, под сводом черепа, покоится глубинная сущность личности, загадочная и непостижимая. Я даже подумал, что человеческий череп следовало бы провозгласить священным сосудом, запретным местом, куда не должно быть доступа посторонним.

Правда, священный трепет длился секунд пять, не больше. А потом меня захлестнуло возбуждение. Если под сводом черепа и правда помещается святая святых, так тому и быть: и значит, я мог войти в круг избранных, кому позволен доступ туда. Позже в тот же день я сообщил на кафедре, что принимаю предложение специализироваться в нейрохирургии.

Так для меня начинался самый необычный урок анатомии. А теперь позвольте показать вам мою лабораторию изнутри.

Заглянем под крышку черепа

Замечу, что мозг не «сидит» внутри черепной коробки: он плавает, предохраняемый от механических воздействий естественным амортизатором (поглотителем ударов), который называется цереброспинальной (спинномозговой) жидкостью, или кратко – ликвор. Эту жидкость в объеме двух чашек[8] ежесуточно вырабатывают запрятанные в глубинах мозга полости – желудочки.

На вид ликвор как вода, он насыщен веществами, служащими «питательной средой» для мозга. Спинномозговая жидкость обеспечивает его биологически активными факторами, которые поддерживают здоровье мозга и выводят из него продукты метаболизма.

Самое необычное в мозге – текстура, которую ощущаешь, дотрагиваясь до его ткани. Вы могли бы подумать, что она напоминает жир или мышцу: ткни ее пальцем, как мы шутя тычем кого-нибудь в живот, и она слегка продавится, а потом расправится и примет прежнюю форму. Вынужден вас разочаровать: по текстуре мозг не сравним ни с какой другой живой плотью. Его консистенция скорее напоминает начинку фруктового пирога или молочный пудинг. Ткни его – и палец легко проскочит внутрь. Зачерпни его с наперсток – и там окажется добрый миллион мозговых клеток.

Наиболее ценны клетки, образующие внешнюю оболочку. Думаю, все слышали о таком понятии, как кора головного мозга (КГМ) – ее еще называют церебральным кортексом. Это совсем не синоним мозга в целом. Слово кортекс (cortex) происходит от того же латинского корня, что и cork (пробка) – кора, покрывающая ствол пробкового дуба. Церебральный кортекс, по сути, та же корковая ткань, но только сверху мозга. Невероятно, но кора головного мозга толщиной чуть более 5 мм и есть место, где совершается большинство чудес высшей психической деятельности, присущей только человеку: сознание, речь, восприятие, мышление.

Визуально самая примечательная особенность поверхности мозга заключается в том, что она очень похожа на грецкий орех или складчатый рельеф из тесно прилегающих вытянутых холмов и впадин. Каждый из множества холмиков называется извилиной, а углубления между ними именуются бороздами.

Зачем, спросите вы, мозгу такая складчатая структура? А затем, чтобы как можно больше увеличить площадь своей поверхности. Если расправить все складки его коры, она окажется с пиццу размера «экстра». Мозгу требуется максимум этой тонкой, но такой могущественной оболочки – коры. А что нужно сделать, чтобы ее как можно больше вместилось внутрь тесной черепной коробки? Правильно: сложить как гармошку или, если хотите, как плиссированную штору.

Главное, что надо уяснить о коре головного мозга, – это что вся она и есть «серое вещество», то есть тела нейронов (мозговых клеток). Под мощным микроскопом можно увидеть, что нейроны выстроены столбиками, образующими вертикальные структуры, по виду напоминающие сосны в бору. И подобно корням дерева, каждый нейрон имеет разветвленную сеть нитевидных отростков, или соединительных волокон, связывающих его с другими нейронами. Эти соединительные волокна – биологический эквивалент электрических кабелей – и есть «белое вещество», составляющее 60 % мозга.

Входящие отростки, по которым электрические сигналы поступают в тело нейрона, называются дендритами; а исходящие, которые посылают сигналы от нейрона другим клеткам, – аксонами. Таким образом, если одному нейрону необходимо пообщаться с другим, он посылает электрический сигнал через свой аксон, чтобы тот передал его одному из дендритов нейрона-собеседника. При этом аксон одного и дендрит другого никогда не соприкасаются физически. Вспомните созданную гением Микеланджело роспись Сикстинской капеллы – тот фрагмент, где Господь сообщает искру жизни сотворенному им Адаму: их пальцы близко-близко, но не соприкасаются.

Промежуточное пространство, называемое синапс, и есть место контакта между двумя нейронами, где кружится водоворот различных химических сигналов. Эти неугасимые биохимические «угольки», посредники в процессе синаптической передачи, называемые нейромедиаторами, проплывают через синаптическую щель, передавая сигнал химическим путем. Существует множество разнообразных нейромедиаторов – кто-то из вас наверняка слышал о таких, как дофамин, серотонин, эпинефрин (адреналин) и гистамин – причем каждый по-своему воздействует на нейрональные взаимосвязи и нейрональную функцию. А теперь мысленно соедините все это, и вы получите представление о том, как устроен механизм, способный генерировать бесконечную гамму переживаемых нами чувств, мыслей, впечатлений и образов.

ВЫДУМКИ О МОЗГЕ: КАЖДОЕ ХИМИЧЕСКОЕ ВЕЩЕСТВО МОЗГА ИГРАЕТ ТОЛЬКО ОДНУ РОЛЬ

Бытует мнение, что дофамин – однозначно медиатор «удовольствия», который омывает мозг, когда мы переполнены любовью или счастьем либо когда находимся под действием наркотика, например кокаина. Однако, как свойственно всем нейромедиаторам, он может выполнять несколько функций. Да, дофамин безусловно и непосредственно участвует в формировании субъективных ощущений удовлетворенности и наслаждения, а его недостаток вызывает двигательные затруднения у страдающих болезнью Паркинсона. Когда для восполнения дефицита дофамина пациенту прописывают препараты типа леводопы (или L-допы), позволяющие ослабить симптомы двигательного расстройства, может проявиться целый ряд побочных эффектов, проливающих свет на истинные свойства дофамина: у одних развивается игровая зависимость, у других – гиперсексуальность. Отсюда вывод: приписывать каждому нейромедиатору одну-единственную чувствительную или когнитивную функцию – чрезмерное, недопустимое упрощенчество.

Все нейромедиаторы – не только дофамин, но и адреналин, норадреналин, глутамат, гистамин и многие другие – в разных отделах мозга исполняют свои функции.

Но вернемся к общей картине. Функционально кора головного мозга разделяется на четыре отдела (или доли), каждый из которых выполняет конкретный набор задач. Однако структурно мозг также подразделяется – если смотреть на него сверху – на правое и левое полушария. Их соединяет расположенное в глубокой щели под корой мозолистое тело, образованное сплетением сотен миллионов аксонов. Каждая из четырех долей коры, равно как и другие мозговые структуры, расположенные ниже корковой ткани в более глубоких отделах мозга, парны – как парны у нас органы зрения, слуха, а также верхние и нижние конечности.

Предлагаю начать с той доли коры головного мозга, которая присуща только нам, человеческим существам: с обширной лобной доли, простирающейся под выпуклостью лба.

Лобная доля коры

Лобной доле принадлежит центральная роль в формировании мотивации и поведения, направленного на получение поощрения.

Когда вы внимательно слушаете, что говорит учитель или начальник, знайте, это работает ваша лобная кора. А когда решаете математическую задачку? Это тоже заслуга лобной доли коры. А кто подсказывает нужное слово, когда вы разгадываете кроссворд? Также она. Она же при деле, если вы размышляете, как приструнить бывшего приятеля, который в последнее время начал сплетничать о вас. Знайте, все это собрание разноречивых переживаний, мыслей, воспоминаний и ответных реакций требует руководства со стороны лобной коры.

А когда так и хочется выскочить из машины и от души наорать на кого-нибудь, изнывая в дорожной пробке, предполагается, что лобная доля коры должна вмешаться и остудить ваш пыл: «Полно, дружок, оно того не стоит».

В сущности, руководство сложными мыслительными усилиями, которые требуются, чтобы вырабатывать решения, перебирать, взвешивать и сопоставлять альтернативные возможности, осуществляет не вся лобная доля, а лишь ее часть, называемая префронтальной корой (ПФК). В соответствии со своим названием она и есть самая выступающая часть лобной коры. В префронтальной коре локализуются основные психические функции, которые делают нас разумными: способность планировать, ставить цели, проявлять индивидуальность и свойства личности, усваивать правила и осуществлять прочие исполнительные функции[9], позволяющие сносно существовать в этом многосложном, изобилующем тонкими оттенками мире, который безжалостно обстреливает нас всевозможными стимулами.

Еще одна подобласть фронтальной коры расположена возле наружного края брови только с одной стороны в «доминирующем» полушарии: как правило, левом (если вы правша) и очень редко – в правом (если вы левша). Эту подобласть называют зона Брока, она ведает нашей способностью к речи. В главе 3, где мы подробно рассмотрим, в каком месте мозга локализована функция овладения языками, дается полное описание зоны Брока и прилежащих к ней областей, ответственных не только за наше умение говорить, но и за способность понимать речь.

Теменная доля

Теменная доля коры располагается примерно на 10 см ниже вертекса (макушки) и спускается к затылочной области шеи. Она контролирует сенсорное восприятие, ощущения. В первой половине ХХ века канадско-американский нейрохирург Уайлдер Пенфилд[10] составил функциональную карту коры головного мозга, где точно обозначил, в каком ее участке находится представительство различных мышц и органов тела человека.

Используя крошечный вилочковый зонд, между зубцами которого проходил очень слабый электрический ток, Пенфилд легонько прикасался к различным участкам теменной доли у находящихся в сознании пациентов, которым проводились операции на головном мозге.

(Может, это страшная тайна, но мы до сих пор оперируем на мозге пациентов, находящихся в сознании, когда это необходимо. Как выяснилось, поверхность мозга нечувствительна. Кожа головы боль ощущает, а вот в мозге болевые рецепторы отсутствуют. В этом смысле он полагается на своих посланцев – ими выступают нервные волокна, обеспечивающие передачу сигналов между ним, спинным мозгом и другими органами. Таким образом, если я срежу участок кожи у вас на голове и вскрою череп, пока вы под наркозом, а потом постепенно отключу анестезию, вы очнетесь, ощущая некоторую сонливость, но не чувствуя никакой боли, и сможете дать мне знать, если я дотронусь до какой-либо точки мозга, которая затруднит вам способность двигаться, говорить или видеть, или какой-либо другой.)

Примерно так, шаг за шагом, Пенфилд кропотливо исследовал теменную долю коры мозга, раздражая гальваническим зондом разные точки, и опытным путем устанавливал, за какие функции отвечает каждая из них. Например, при воздействии на один участок теменной коры пациент ощущал прикосновение к ноге, при касании другого казалось, что его ударили по щеке. Затем Пенфилд свел все данные в общую карту теменной доли коры и нарисовал забавную карикатуру, получившую название «коркового человечка», или гомункулуса (см. рисунок ниже). Части тела изображены пропорционально территории теменной доли, отвечающей за эти органы; вот почему у гомункулуса такие огромные ручищи, губы и язык при довольно хиленьком тельце и массивных бедрах.

Обратите внимание, что в теменной доле языку, губам и пальцам отведено столько же места, сколько всей части тела ниже бедер. Именно поэтому поцелуй или поглаживание так возбуждают нас.

И вот что удивительно: прошло уже 40 лет, как нет Пенфилда, а его карты все еще в ходу и считаются настолько точными, что мы и по сей день обращаемся к ним для получения общего представления, где находятся те или иные моторные (двигательные) функции и функции сенсорного восприятия.

Затылочная доля

Участок коры мозга ниже теменной доли, уходящий вниз вдоль затылка, называется затылочной долей и отвечает за обработку зрительной информации. Если у человека в результате инсульта или травмы повреждены обе затылочные доли – и левая, и правая, он лишится зрения, несмотря на то что глаза нормально функционируют.

Странности обнаруживаются, если повреждена одна из затылочных долей, неважно, левая или правая, причем все зависит от локализации травмы. В некоторых случаях ее влияние на зрение почти неощутимо, а в других может развиться поддающееся коррекции состояние, называемое гомонимной (или односторонней) гемианопсией. Это частичная слепота в обоих глазах, когда у пациента выпадает восприятие или правой, или левой половины поля зрения. Иными словами, центральное зрение не страдает и он хорошо видит все, что прямо перед ним, тогда как периферическое нарушается.

Височная доля

Приложите пальцы к голове примерно на 2,5 см выше ушей. Как раз под ними окажутся две половинки четвертой, височной, доли коры мозга. Неудивительно, что эта доля отвечает за восприятие и обработку звуков вообще и понимание речи в частности.

Доктор Пенфилд исследовал с помощью своего гальванического зонда и височную долю коры. При стимуляции некоторых ее участков он обнаруживал, что пациент вдруг лишался способности понимать речь. При раздражении других точек возникала поразительно широкая гамма ощущений: пациентам казалось, что они видят сны, или испытывают удушье, или дежавю, горят, падают и даже впадают в религиозный экстаз.

Однажды я проводил электростимуляцию височной доли пациента, у которого в ее глубине засела опухоль. Выискивая место, где можно сделать разрез поглубже, не травмируя важных участков мозга, пробовал разные точки и спрашивал об ощущениях, если он вообще что-нибудь чувствовал.

Когда я коснулся зондом некой точки, он воскликнул: «Я слушаю Кендрика Ламара![11] Он читает рэп!»

Пациент слышал его так четко, будто рядом с ухом находился динамик.

Под корой

Четыре доли мозговой коры, описанные нами, образуют внешнюю оболочку мозга. Под ней соединяются аксоны и дендриты, создавая каналы связей для миллиардов расположенных вверху нейронов между собой и с более глубинными структурами мозга. Подкорковые (субкортикальные) структуры мозга частично выполняют роль транзитных узлов (пересадочных пунктов) для сигналов, поступающих в спинной мозг и из него. Они модулируют сигналы и осуществляют их тонкую настройку.

ВЫДУМКИ О МОЗГЕ: СЕРОЕ ВЕЩЕСТВО РЕАЛЬНО СЕРОЕ

В живом мозге клетки серого вещества совсем не серого цвета, равно как и белому веществу далеко до белизны. Мозговые ткани приобретают отчетливые оттенки только в мозге умершего человека, когда их наполняют консервантами. Внутри живого мозга серое вещество имеет переливчатый бежево-розовый тон, а белое, представляющее собой пучки аксонов в жировой миелиновой оболочке, по цвету ближе к перламутру. В ярком свете операционной хорошо видно, что переливчатую поверхность мозга оттеняет густая сеть рубиново-красных артерий и гиацинтового цвета вен.

Гиппокамп – парная структура, притаившаяся в основании височной доли. Название происходит от сходства этого органа с морским коньком, на что впервые обратил внимание один венецианский анатом XVI века (от греч. hippos – лошадь и kampos – морское чудище). Гиппокампа у нас два, по одному в правой и левой частях височных долей, и они играют ключевую роль в формировании новых воспоминаний.

Обычно один из них берет на себя ведущую роль, делая второй избыточным, что позволяет нам удалить тот, который провоцирует эпилептические припадки, без потери пациентом способности запоминать людей, места или события. Какой гиппокамп доминирует, мы определяем, ненадолго «отключая» сначала правый, потом левый препаратом, вызывающим временный паралич гиппокампа, и задаем пациенту контрольные вопросы на запоминание.

Впервые выяснить роль гиппокампа помог трагический случай, произошедший с человеком, до кончины в 2008 году известного широкой публике как «пациент H. M.». Генри Молисон с детства страдал тяжелыми эпилептическими припадками. В 1953 году, когда Молисону было 27, ему провели экспериментальную операцию по частичному удалению левой и правой височных долей: врачи надеялись раз и навсегда устранить аномальные электрические разряды в его мозге, служившие причиной припадков. В итоге хирурги удалили ему оба гиппокампа и прилежащие к ним участки височных долей. После операции Молисон сохранил способность формировать беглые кратковременные воспоминания (например, мог помнить, что говорил минуту назад какой-то человек), а вот способность создавать долговременные воспоминания утратил (спустя час он уже совсем не помнил о состоявшейся беседе и о чем именно шла речь), став в буквальном смысле беспамятным.

Миндалевидное тело, или амигдала, как и гиппокамп, представляет собой парный орган, половинки которого располагаются в правом и в левом полушариях мозга. Его расположение легче уяснить, если представить две прямые, идущие из глаз внутрь черепа. На их пересечении с поперечной прямой, проведенной через уши, и размещаются миндалевидные тела.

К несчастью, эта парная структура мозга снискала печальную известность как место, где гнездится страх. Однако это невероятное упрощение не только наивно, но и в корне неверно. Оно зародилось в дилетантских описаниях редкого заболевания, называемого синдромом Клювера – Бюси, который характеризуется полной утратой чувства страха в результате травмы миндалевидного тела. И хотя амигдала действительно играет важную роль в формировании чувства страха, она также генерирует и положительные эмоции. Словом, миндалевидное тело никакой не центр страха в головном мозге, а своего рода зона, продуцирующая сильные эмоции.

Дальше на очереди таламус, еще одна парная структура. Размерами он больше, чем другие глубинные структуры, и помещается у основания мозга, прямо поверх ствола мозга. Это огромное скопление серого вещества и есть настоящий центр больших полушарий мозга. Таламус своего рода «перекресток дорог», или пересадочная станция, через него неминуемо пролегают маршруты всех аксонов на пути к спинному мозгу. Здесь, в таламусе, сигналы аксонов регулируются; посылаемые мышцам двигательные сигналы выравниваются и усиливаются. Между тем сенсорные импульсы, поступающие от расположенных во всех частях тела рецепторов, аналогичным же образом модулируются и направляются в пункты назначения – к соответствующим областям коры мозга. Словом, таламус действует как телефонистки на коммутаторе в старые добрые времена, распределявшие потоки входящих и исходящих звонков по номерам абонентов.

Находящийся непосредственно под таламусом гипоталамус размером не больше виноградины, но играет чрезвычайно важную роль, поскольку управляет выделением гормонов, которые регулируют кровяное давление, температуру тела, рост и многое другое. Во время операций для нас, нейрохирургов, это нечто наподобие бесполетной зоны, куда категорически нельзя вторгаться.

Ствол головного мозга, или мозговой ствол, располагается в основании и по центру мозга, а толщиной он примерно с большой палец руки. Если засунуть в рот выпрямленный большой палец, он укажет как раз на мозговой ствол. В задней проекции мозговой ствол приходится примерно вровень с воротничком сорочки. Этот участок мозга управляет базовыми функциями, такими как дыхание, сон, частота сердцебиений, сознание и болевая чувствительность. Если он поврежден, выздоровление невозможно, при такой травме чудес ожидать не приходится.

Мозжечок (лат. cerebellum – малый мозг) располагается позади мозгового ствола в самой нижней части мозга и имеется у всех позвоночных. Он способствует улучшению двигательной функции, регулируя мышечный тонус, и особо сильно влияет на координацию движений. Раньше считалось, что мозжечок отвечает только за регуляцию моторики, но сегодня нейробиологам уже известно, что он играет также важную роль в обеспечении ряда когнитивных и эмоциональных функций. Его даже нередко величают «регулируемой самообучающейся машиной», которая выполняет настройку мыслей и чувств так же, как и настройку движений. А в целом наши знания о мозге пока еще далеко не полны и относятся к категории «подлежит уточнению».

Опускаемся ниже шеи

Многие представляют себе мозг как изолированный, сверху приставленный к телу орган, наподобие центрального пульта управления и контроля. На самом деле он раскинул свои щупальца по всему телу. «Хвост мозга», или спинной мозг, имеет 32 пары ответвлений спинномозговых нервов, которые идут от позвоночного столба к конечностям, позволяя головному мозгу понять, к чему прикасаются пальцы, и в ответ давать им соответствующие команды: следует подобрать вот эту виноградину или потрясти ствол вон того дерева. Другие группы нервов выходят непосредственно из головного мозга и спускаются к сердцу и другим внутренним органам, чтобы регулировать их функции: например, указывать, с какой частотой им пульсировать или сокращаться, и в ответ сигнализировать сознанию, что, скажем, мы разволновались до «бабочек в животе».

Мозг оказывает влияние на тело не только посредством нервных волокон. Глубинные его структуры, например гипоталамус, вырабатывают гормоны, воздействующие на секреторную функцию гипофиза (или питуитарной железы), который управляет деятельностью большинства желез внутренней секреции. Из мозга гормоны с током крови поступают во внутренние органы и сообщают щитовидной железе, надпочечникам и половым железам (яичкам или яичникам), что им делать. Все железы нашего тела подчиняются химическим веществам, которые секретируются гипофизом. Он висит на нижней поверхности головного мозга пониже лба, прямо за верхней частью спинки носа. Как и в случае с нервными волокнами, посылаемые мозгом во все уголки тела сведения «с мест» определяют уровень гормонов, что позволяет организму сохранять адаптацию к внешним условиям. При заболевании эта способность нарушается.

Мы до сих пор не имеем точного представления о том, как из плоти и крови рождается сознание или как из вещества возникает разум. Мы пока первопроходцы в картировании лабиринтов мозга, и наши карты еще очень приблизительны и неполны. Жду не дождусь момента, когда будут заполнены все сегодняшние пробелы в наших знаниях о мозге.

УЧЕНЫЕ О МОЗГЕ: ЭЙНШТЕЙН И СЕКРЕТ ЕГО НЕЙРОГЛИИ

Альберт Эйнштейн оставил конкретные и однозначные распоряжения, как после его смерти поступить с ним: тело следовало кремировать, а прах развеять тайно, без огласки. Но воля ученого не была выполнена. Когда 18 апреля 1955 года Эйнштейн скончался, дежурный патологоанатом Томас Харви извлек его мозг и утащил домой. Там он рассек его на 240 частей – срезов для микроскопического исследования, поместил в формалин, а затем в две стеклянные банки, которые спрятал в подвале своего дома. А потом время от времени посылал ученым из разных стран по несколько образцов мозга гениального ученого.

Одним из адресатов Томаса Харви оказалась нейроанатом Мэриан Даймонд. Я отлично помню доктора Даймонд: в Беркли она читала нам курс анатомии, и ее лекции неизменно собирали аншлаги. Она первой среди ученых на примере крыс доказала, насколько повышаются плотность мозгового вещества и эффективность мозговой деятельности под влиянием обогащенной среды – в случае с крысами это были игрушки и компания других особей. А звездный час в науке наступил для доктора Даймонд в 1985 году, когда она обнародовала результаты исследования четырех срезов мозга Эйнштейна[12].

Там обнаружилось значительно больше глиальных клеток, чем в мозге среднестатистического мужчины. Между тем нейроглию, как еще называют эти вспомогательные клетки нервной ткани, окружающей нейроны, чтобы питать и предохранять их, ученые долгое время незаслуженно обходили вниманием. Исследования доктора Даймонд доказали важность глиальных клеток, роль которых в развитии мозга выходит далеко за пределы миссии сторонних наблюдателей.

Как сегодня известно, примерно 85 миллиардов глиальных клеток снабжают нейроны питательными веществами и кислородом, изолируют один нейрон от другого, уничтожают вторгающиеся патогенные микроорганизмы, выводят погибшие нейроны и усиливают нейрональные взаимосвязи.

После второго курса медицинской школы будущих врачей поджидает тяжелое испытание: 1-й тур United States Medical Licensing Examination – федерального экзамена, который дает право на медицинскую практику. Экзамен рассчитан на восемь часов, в течение которых испытуемым предлагается решать тесты с множественным выбором по таким дисциплинам, как анатомия, биохимия, поведенческие науки, генетика, иммунология, патология, фармакология, физиология, тектоника плит, квантовая механика, ракетостроение и история позднего палеолита Сибири.

Возможно, я слегка преувеличил, но даже без истории позднего палеолита сдавать этот экзамен – сплошное мучение, особенно когда боишься ударить в грязь лицом на фоне 18 тысяч других студентов, которые вызубрили весь материал и набили руку на подобных тестах.

Нельзя утверждать, что от результатов экзамена зависит будущее врача, но, в общем, близко к тому. Так, по итогам теста определяется не только престижность медучреждения, куда тебя возьмут в интернатуру, но и медицинская специальность, по которой тебя туда примут.

Подготовка к экзамену требует в буквальном смысле сотен часов заучивания. Я сдал экзамен первого тура лучше многих, но в нашей интернатуре был парень, который в тот год получил за тесты самый высокий балл на всю страну. Я упоминал о нем в главе 1: именно его приняли в интернатуру по нейрохирургии в нашей клинике, а через считаные месяцы выгнали.

С IQ у него был полный порядок, а тесты на выбор правильного ответа из нескольких вариантов он щелкал как орешки. Однако из того, что о нем говорили, я понял: он терялся, когда требовалось решить, настолько ли серьезно состояние пациента, чтобы призывать на помощь кого-то из врачей, или можно обойтись своими силами. А поскольку подобные случаи возникали постоянно, он все время испытывал стресс. Когда ты начинающий нейрохирург и у тебя на попечении два десятка пациентов, к тому же для каждого свои назначения, приходится самостоятельно принимать решения и действовать в режиме многозадачности. И все это не имеет ничего общего с тестами на множественный выбор и чисто теоретическими знаниями.

Так сложилось, что отличникам, набравшим максимальные баллы по итогам тестов, в медицинской школе предлагают возможность специализироваться по хирургии. Но при этом никто не проверяет ни их технические навыки, ни способность выдерживать напряжение и не теряться. Как вы уже догадались, сила ума и сноровка далеко не всегда идут рука об руку.

Разумеется, умственные способности очень важны. Возникает вопрос: в какой степени? Билл Гейтс и Опра Уинфри достигли вершин в своих сферах не без участия собственных мощных интеллектов. Однако их блестящие идеи и озарения воплотились в невероятно успешные бизнес-предприятия не одним лишь высоким IQ. Чтобы преуспеть, требуется не только ум, но и проницательность, и трезвый расчет, и целеустремленность, и умения управлять людьми, делегировать полномочия и заражать окружающих верой в успех.

Давайте разберемся, каким образом все эти ключевые для успеха способности связаны с деятельностью мозга и как максимизировать природные дарования.

УЧЕНЫЕ О МОЗГЕ: ЭФФЕКТ ФЛИННА

В 1984 году новозеландский ученый Джеймс Флинн сделал любопытное открытие[13]. Исследуя исторические данные теста на IQ начала ХХ века, он установил, что средний коэффициент интеллекта демонстрирует тенденцию к росту и за каждое десятилетие увеличивается на три пункта. Так, IQ, считавшийся средним в 1920-м, по современным меркам расценивался бы как легкая степень умственной отсталости. Интеллектуальные способности среднестатистического человека, проходящего сегодня тест на IQ, в 1920 году позволили бы ему набрать 130 баллов, что близко к уровню «гений». Ученые отделываются поверхностным объяснением так называемого эффекта Флинна, заявляя, что люди просто поднаторели в решении тестов. Определенно, с 1920-го методы обучения шагнули далеко вперед, появились детские сады, дошкольное обучение, возрос процент окончивших школы, и в результате, как утверждается, современная молодежь просто приспособилась лучше решать задачки в тестах на IQ.

Но Флинн возражает и настаивает, что современные дети в прямом смысле поумнели, отчасти благодаря школе, но не в последнюю очередь из-за того, что лучше питаются и меньше страдают детскими болезнями, чем их бабушки и дедушки. Но что еще важнее, утверждает Флинн, мир стал требовательнее к нашим познавательным способностям и нередко проверяет их на прочность. Еще сотню лет назад почти треть американцев жили на фермах, а сегодня – менее 2 %. Или взять радио: только в 1920-х годах оно получило широкое распространение, а телевидение пришло в каждый дом лишь в конце 1950-х годов. Еще в 2000-м доступ к интернету имели менее половины американских семей, а смартфон с привычными сегодня функциями не существовал, пока Apple в 2007 году не представила на рынок первую версию iPhone.

«Таким образом, мы стали первыми представителями нашего вида, которым выпало жить в мире, где преобладают категории, гипотетические возможности, невербальные символы и визуальные образы, рисующие альтернативную реальность, – писал Флинн[14]. – Мы эволюционировали до уровня, позволяющего уверенно взаимодействовать с миром, хотя предшествующим поколениям он показался бы совершенно чуждым».

Никем не опровергнутый эффект Флинна показывает, что человеческие существа способны умнеть и становиться сообразительнее, а сила интеллекта определяется не одной только унаследованной ДНК.

Как наш мозг запоминает информацию

На протяжении почти всего ХХ века ученые считали, что каждое воспоминание в мозге человека хранится в виде сети связей между нейронами – но не в каком-то одном или группе, а в характере образованных нейронами взаимосвязей. По общему мнению, эту точку зрения неопровержимо доказал в знаменитой статье от 1950 года психолог Карл Лешли[15]. В ходе сотен экспериментов на крысах он обучал их запоминать путь в лабиринте, трюк или объект. Затем Лешли выполнял хирургические разрезы в разных точках мозга, нарушая взаимосвязи между нейронами. Но, где бы ни делались рассечения, крысы все равно помнили то, чему он их обучил, – правда, несколько хуже. Так, после двух разрезов они становились немного забывчивее; после трех забывчивость усиливалась и т. д. Лешли не выявил ни одной точки мозга, разрыв связей в которой имел бы большее значение для механизма запоминания, чем какие-либо другие.

«В мозге не предусмотрено конкретных клеток для хранения определенного рода воспоминаний», – заключил Лешли.

Эта точка зрения господствовала до 1984 года, пока ее экспериментально не опроверг нейробиолог Ричард Томпсон. Он выработал у подопытных кроликов условный рефлекс моргать в ответ на музыкальный тон определенной высоты, при этом звуке всякий раз направляя кроликам в глаза струйку воздуха, от чего они рефлекторно моргали. В результате воздух стал так прочно ассоциироваться у кроликов со звуком, что они моргали, едва он раздавался, даже когда им не прыскали в глаза воздухом.

Вот тогда-то Томпсон в противовес общепринятой точке зрения Лешли обнаружил, что после удаления всего нескольких сотен нейронов из участка мозжечка, расположенного близко к мозговому стволу, кролики забывают рефлекс и больше не моргают в ответ на условный звук[16]. Томпсон сделал вывод, что воспоминание, связывающее условный музыкальный тон с дуновением в глаза, хранилось где-то среди удаленных нейронов.

К 2005 году ученые сумели установить, что конкретные нейроны задействованы в узнавании тех или иных знакомых подопытному лиц. Так, в ответ на предъявленную фотографию Дженнифер Энистон реагировал один конкретный нейрон в гиппокампе[17], а фотография Хэлли Берри активировала совсем другой нейрон.

С тех пор ученые разработали целый спектр нейромолекулярных инструментов, позволяющих внедрить в мозг мышей ложные воспоминания – наподобие того, как это проделывают герои в фильме Кристофера Нолана «Начало».

Другого рода методы применяются для устранения страхов, ассоциированных со специфическими стимулами, – такое лечение в один прекрасный день принесет облегчение тем, кто страдает различными фобиями или расстройствами, вызванными посттравматическим стрессом.

Поучимся у бактерий

Память того или иного вида лежит в основе всякой жизни. Действительно, что такое ДНК, если не способ, которым живой организм накрепко запоминает подробный рецепт собственного воспроизводства?

Можно решить, что для формирования памяти обязателен мозг, однако это не так. Присмотримся к Escherichia coli – кишечной палочке. Эта одноклеточная палочковидная бактерия обитает в кишечнике человека и большинства теплокровных животных и обычно безвредна, хотя иногда провоцирует пищевые отравления. Трудно поверить, но факт: кишечные палочки обладают подобием кратковременной памяти. Плавая в нашем организме в поисках пропитания, они придерживаются более или менее прямой траектории, пока не наткнутся на что-то, чем можно закусить. Тогда палочки останавливаются и поедают найденное, а потом прямо с этого места исполняют нечто вроде пируэта, описывая кружок вокруг точки, в которой находятся, в надежде отыскать поблизости еще что-нибудь вкусненькое. Убедившись, что все вкусное съедено, возобновляют движение по прямой траектории.

Впрочем, такая модель поведения свойственна большинству животных, она получила название «поиск в ограниченной зоне» (area-restricted search, ARS)[18]. Например, если голубь находит крошку хлеба под стулом, он будет топтаться там до тех пор, пока не склюет все остальные крошки, резонно предполагая, что там, где одна, могут быть и другие. И только потом вспорхнет с места, чтобы отправиться на поиски иного источника пропитания.

Обе составляющие этой стратегии имеют большой смысл: сначала убеждаешься, что найденное место полностью отработано и ничего съестного больше предложить не может, а потом с такой же методичностью выполняешь поиск на других территориях.

Но вот что действительно странно: память работает точно так же, посредством того же поиска в ограниченной зоне. Если я попрошу вас перечислить всех животных, каких можете вспомнить, скорее всего, вы начнете с категории «домашние питомцы» и назовете кошку, собаку, аквариумных рыбок, длиннохвостого попугая. Исчерпав эту категорию, вы (как голубь, склевавший все крошки под стулом) перейдете к следующей – домашние животные и назовете корову, курицу, свинью, козу и лошадь. Убедившись, что не можете придумать больше ни одного животного из разряда «домашние», возьметесь за диких зверей: льва, тигра, обезьяну и т. д. Таким образом, процесс устроен одинаково: и когда кишечная палочка ищет в организме пропитание, и когда вы в гастрономе стараетесь вспомнить последний пункт в своем списке покупок (может, что-то из молочных продуктов? Из овощей? Фруктов? Из мясного?).

Интереснейшее исследование на эту тему[19] опубликовал журнал Memory and Cognition, освещающий проблемы обучения, мышления, формирования памяти, психолингвистики и т. д. Авторы установили, что более умные люди назовут в общей сложности больше животных, чем те, у кого интеллект слабее, но только потому, что способны придумать больше категорий для ментального поиска. Ученые повторно провели этот тест, но уже с другим набором участников, предложили им использовать готовый список категорий животных (домашние питомцы, сельскохозяйственные животные, обитатели джунглей, лесов и т. п.). И что вы думаете? Разрыв между участниками исчез.

Однако люди с первыми признаками деменции склонны испытывать трудности противоположного рода. Они не слишком преуспевают, когда стараются припомнить весь перечень объектов заданной категории. Чаще всего они перескакивают на следующую, далеко не исчерпав все, что относится к предыдущей.

Именно поэтому, когда пытаетесь запомнить список чего-либо, следуйте примеру Escherichia coli и голубя: намеренно практикуйте прекрасно освоенный ими метод поиска в ограниченной зоне. Тщательно прочесывайте свою память сначала на предмет категорий и только потом припоминайте все пункты, относящиеся к каждой.

Давайте попробуем сделать простенькое упражнение, тем более что оно займет у вас меньше пяти минут. Итак, берем лист бумаги и карандаш или открываем новый документ на компьютере и ставим секундомер на две минуты. Когда будете готовы, запускайте секундомер и записывайте существ, живущих в воде, каких только вспомните за отведенное время.

Готовы? Начинаем!

Ну как? Закончили? Отлично. А теперь сделаем вторую попытку. Но на этот раз прошу вас опираться на список приведенных ниже категорий:

1. Пресноводные рыбы.

2. Морские рыбы.

3. Морские млекопитающие.

4. Хищные рыбы.

5. Морские обитатели, имеющие раковину.

Постарайтесь за те же две минуты припомнить как можно больше живущих в воде существ.

Готовы? Начинаем!

Если вы и правда попробовали, уверен, что мой список из пяти категорий подсказал вам такие виды, о которых вы не вспомнили во время первого упражнения. Видите? Поиск в ограниченной зоне для человека срабатывает так же хорошо, как и для бактерий!

Дерево, а обучается

Эколог-эволюционист Моника Гальяно из Университета Западной Австралии провела ряд очень любопытных экспериментов, которые показали, что растения способны к обучению[20].

В первой серии опытов Гальяно использовала многолетнее травянистое растение из семейства Бобовые Mimosa pudica, или мимоза стыдливая (ее часто называют недотрогой). Все знают: если дотронуться до мимозы или потрясти ее, листочки немедленно сворачиваются и поникают, а через несколько минут снова расправляются.

Гальяно решила проверить, может ли мимоза научиться не реагировать на определенного рода беспокоящее воздействие. Она поместила несколько десятков горшков с растениями в специальные механические держатели, которые периодически «роняли» их вниз примерно на 30 см. Когда горшки провалились в первый раз, листочки у мимоз моментально свернулись. Но поскольку держатели продолжали «ронять» горшки, растения в какой-то момент перестали реагировать, и листочки оставались развернутыми при очередном встряхивании. Было очевидно, что мимоза привыкла проваливаться. Растение научилось игнорировать эту помеху.

В 2016 году Гальяно опубликовала еще более поразительные результаты[21]. Всем известно, что в процессе роста растения тянутся к свету. Моника провела эксперимент, чтобы выяснить, способны ли растения вырабатывать условные рефлексы, наподобие того, как знаменитый физиолог Иван Павлов выработал у подопытных собачек рефлекс слюноотделения в ответ на звонок, предвещавший кормление.

На этот раз Гальяно взяла для опытов 45 проростков другого растения семейства Бобовые Pisum sativum – гороха посевного и поместила вентиляторы и источники света в одном случае с одной и той же стороны от растений, а в другом – с противоположных. После трехдневного «воспитания» Моника на четвертые сутки проверила, запомнил ли подопытный горох, откуда льется свет, для чего отключила все лампы и оставила работать только вентиляторы.

Кто бы сомневался: большинство проростков – безо всякого мозга! – продолжили расти в том же направлении, откуда за первые три дня научились ожидать живительных лучей света: либо в сторону вентилятора, либо от него.

Моника Гальяно и ее коллеги выдвинули целый ряд смелых, но небесспорных гипотез для объяснения, как растения обучаются подобным трюкам. Но одно уже совершенно очевидно: способность учиться и запоминать настолько важна для сохранения жизни, что ею обладают даже не имеющие мозга растения и бактерии!

ВЫДУМКИ О МОЗГЕ: ТРЕНИРОВКА МОЗГА – ЭТО ЕРУНДА

В последнее время идут потоки статей и сообщений с утверждением, что тренировка мозга – это откровенная ерунда. И когда Федеральная комиссия по торговле оштрафовала на два миллиона долларов[22] ведущего провайдера онлайн-игр для развития когнитивных способностей Lumosity за безосновательные утверждения об эффективности своих продуктов, СМИ спикировали на новость, как коршуны.

Как нейрохирург и нейробиолог, я прочитываю горы научной литературы по своей специальности и на практике вижу, какую пользу приносит тренировка мозга моим пациентам. И потому точно знаю, что, по крайней мере, некоторые методы тренировки мозга – пусть не те тренажеры, что предлагает Lumosity, а другие, куда основательнее изученные, – способны существенно улучшить мозговую деятельность и жизнь человека.

Чрезвычайно убедительная демонстрация эффективности тренировки мозга представлена в опубликованном докладе (2016). Там отмечается, что при финансовой поддержке Национального института старения проводилось исследование с кодовым названием ACTIVE (аббревиатура расшифровывается как «Продвинутый тренинг познавательных способностей ради самостоятельной активной жизни в пожилом возрасте»), в котором приняли участие 2832 практически здоровых пожилых человека; средний возраст группы на начало исследования составлял 73,6 года.

Участников случайным образом разделили на четыре группы. Одна группа не проходила никаких тренингов; участников двух других обучали различным приемам для улучшения памяти и логики. Тем временем четвертая, последняя группа проводила по десять часов в день за особого типа видеоиграми, предназначенными повышать, выражаясь компьютерным языком, «скорость обработки данных».

По прошествии пяти лет участники четвертой группы совершали вполовину меньше автомобильных аварий, чем остальные.

Десять лет спустя у тех из четвертой группы, кто прошел максимальный курс тренингов на быстрое реагирование мозга, риск развития старческого слабоумия сократился наполовину[23] – к такому эффекту ни лекарства, ни другие способы терапии даже не приближаются.

В чем же состоят эти самые упражнения на тренировку скорости реагирования мозга? Пользователю предлагается следить за главным объектом на мониторе и при этом обращать внимание на появляющиеся маленькие иконки. Задача – не отрывать глаз от центра экрана и при этом точно распознавать возникающие на периферии, в боковых полях зрения, иконки. Чем скорее их распознаёшь, тем быстрее темп их появления и исчезновения.

Люди в возрасте не единственная категория, которой тренинги мозга могли бы принести реальную пользу. Как оперирующий нейрохирург онкологического профиля, я долгое время с беспокойством относился к послеоперационным методам лечения в виде химио– или лучевой терапии, которые предлагают пациентам мои коллеги. Меня всегда тревожили побочные эффекты этих методов для когнитивной функции человека. «Химический мозг», то есть угнетенность умственной деятельности после подобной терапии, проявляется не только как сильная утомляемость. Известны случаи, когда у детей, которым после онкологической операции проводили химиотерапию, на всю жизнь сохранялся пониженный IQ. И все же есть некоторый повод для оптимизма: пробные исследования программы когнитивного тренинга под названием Cogmed выявили ее способность предотвращать у детей такого рода изменения когнитивных способностей или восстанавливать, если они ослабились.

Программа Cogmed, право работать с которой имеют только психологи, специально обученные компанией-разработчиком, представляет собой серию компьютеризованных упражнений, требующих пристального внимания и концентрации. Например, вам показывают трехмерную решетку, отдельные секции которой на мгновение по очереди подсвечиваются, а ваша задача – воспроизвести с помощью мышки последовательность их подсветки. В другом упражнении нужно напечатать набор чисел после того, как программа произнесет их вслух, но выстроить в обратном порядке. Поначалу совсем простые упражнения постепенно усложняются, а благотворный эффект на внимание и способность концентрироваться усиливается по мере удлинения последовательности предлагаемых вариантов.

Тренинг мозга полезен даже здоровым молодым людям. Одно из самых строгих научных исследований на эту тему в 2018 году провели ученые из Гарварда в сотрудничестве с подразделением компании Honeywell Aerospace. К эксперименту привлекли 113 студентов ведущих университетов страны, чтобы сопоставить чистый эффект от развивающей мозг игры[24] с эффектом, который она дает в сочетании с одной из форм щадящей внешней стимуляции мозга – транскраниальной стимуляции постоянным током (transcranial direct current stimulation, или tDCS; в русскоязычной медицинской литературе этот метод часто называют транскраниальной микрополяризацией, или ТКМП. Прим. перев.)[25]. Всего через три недели ученые выяснили, что студенты, тренировавшие мозг этой игрой под воздействием ТКМП, намного лучше справлялись с интеллектуальными тестами, в отличие от остальных.

Не интеллектом единым

Хорошая память и вычислительные способности, безусловно, важны, но если вы не планируете избрать математическую стезю, вам, скорее всего, понадобятся и кое-какие другие свойства мозга, помимо умения думать.

Эмоциональный интеллект. На жизненном пути от детской песочницы до кабинета руководителя – с панорамными окнами и живописными видами – колоссальную роль играет умение хорошо ладить с людьми. Научный журналист Дэниел Гоулман в одноименном бестселлере[26], [27] охарактеризовал эмоциональный интеллект как способность «сдерживать свои эмоциональные побуждения, понимать глубинные чувства другого; искусно поддерживать гладкие межличностные отношения».

Какими бы эфемерными и неуловимыми ни казались нам эти качества, у них имеется в мозге отдельная основа – преимущественно в лобной доле. Пусть ее традиционно воспринимают как штаб-квартиру умственных способностей человека, но отсюда же, из лобной доли, проистекает и наша способность к эмоциональному и социальному самоконтролю. Если повредишь этот участок мозга, рискуешь сделаться эмоциональным калекой. Лобно-височная деменция тоже лишает человека способности управлять эмоциями, что ведет к неадекватным реакциям: такой больной расплачется, если с него слетит шляпа, но будет смеяться на похоронах и рискует без всякой причины впасть в неистовый гнев.

При всем великом значении эмоционального интеллекта нам хорошо известны личности, которые прекрасно обходились без него и даже преуспевали. Многие деятели искусств и выдающиеся бизнесмены, каким был, например, Стив Джобс, прославились дурным нравом, оскорбительными, унижающими достоинство нападками в адрес коллег, приступами тяжелой депрессии с интеллектуальной и двигательной заторможенностью. А что делать, если ты эмоциональный калека? Каким еще путем утверждаться и достигать успеха?

Сила воли и настойчивость[28]. Психолог Анджела Дакуорт, удостоенная стипендии Макартура, которая известна как «грант для гениев», запустила в оборот идею, что в достижении успеха усердие и настойчивость играют гораздо большую роль, чем все другие качества. В любой отдельно взятой группе, утверждает она, самый сообразительный никогда не сможет добиться того максимума, который под силу самому старательному и усердному. Студентка, неукоснительно выполняющая домашние задания; ученый, который никогда не сдается, – вот те из нас, кто пойдет дальше остальных. Если придется выбирать между лентяем с гениальными мозгами и неутомимым зубрилкой-отличником, всегда ставьте на последнего, убеждает Дакуорт: не ошибетесь. Одно из немногочисленных исследований с целью определить, в какой из структур мозга обитает сила воли, выявило крохотный участок в правой префронтальной коре. Именно он, как установлено другими учеными, задействован в таких функциях, как регулирование собственного поведения, планирование, постановка целей и размышления, как превратить поражения в успех.

Все это замечательно. Кто же будет оспаривать ценность усердного труда и настойчивости? Но неужели вы и вправду ожидаете, что усидчивая бездарность напишет гениальное полотно, проникнет в тайны глубокого космоса или прооперирует вам мозг? Разве врожденный талант не играет роли?

Практика, практика и еще раз практика. Если верить психологу Андерсу Эрикссону, такого феномена, как врожденная гениальность, не существует. С его точки зрения, гениальность – просто результат многолетнего упорного труда и целенаправленной размеренной практики.

В подтверждение своей теории Эрикссон обнародовал исследования, подтверждающие, что человек с обычной памятью способен выучиться сверхспособности в запоминании чисел[29]. Среднестатистический учащийся колледжа, доказывает ученый, способен освоить запоминание до 90 случайных чисел подряд исключительно за счет многомесячной тренировки. Правда, обнаружилась одна нестыковка: на запоминание слов – или чего угодно другого, кроме серий случайных чисел, – упражнения никак не повлияли, и во всех прочих аспектах память испытуемого осталась на том же уровне, как и до начала тренировок. Таким образом, единственное, что улучшилось в результате практики, – конкретный навык, который вырабатывался посредством повторений. Более того, Эрикссон утверждает, что точно так же практике принадлежит ключевая роль в достижении гроссмейстерского уровня в шахматах и профессионального мастерства в игре на скрипке. Пока не преодолен некий пороговый уровень практики, ни талант, ни общая одаренность просто ничего не значат.

Малкольм Гладуэлл в книге «Гении и аутсайдеры»[30] (Outliers[31]) продвинул понятие «Правило десяти тысяч часов». Согласно этому так называемому правилу, все, что вам необходимо, чтобы добиться совершенства в каком-либо занятии – будь то игра в шахматы, или на гитаре, или что угодно еще, – это десять тысяч часов целенаправленной практики. Неужели правда? А если ты целенаправленно практиковался 9738 часов, то что?

Разумеется, все это ерунда. Спору нет, практика оттачивает навыки всякого, кто ею занимается, и в определенных областях она обязательна. Но возьмем олимпийские медали: их что, раздают, исходя из того, насколько долго и упорно тренировался спортсмен? И всякий ли журналист, не покладая рук печатающий статейки в течение десяти лет, сможет удостоиться Пулитцеровской премии? Нет. Есть хирурги, которые провели десяток тысяч операций (что там часов!), но так и не поднялись выше посредственного уровня. Так что отрицать значение таланта никак нельзя.

Моя точка зрения проста: к успеху (или провалу) ведет столько путей, сколько людей живет на свете. Чем ты сообразительнее, тем выше у тебя шансы. Чем устойчивее твое эмоциональное равновесие, тем лучше. Чем крепче воля и решимость преодолевать препятствия и чем дольше ты практикуешься, тем большего добьешься. И пусть лобная доля коры мозга или некое зернышко в правой префронтальной коре играют ключевую роль как усилители этих способностей, ничто не изменит той простой истины, что достичь наилучшего результата можно лишь в одном случае: если весь мозг функционирует как гармоничное единое целое.

ГИМНАСТИКА ДЛЯ МОЗГА: САМОПРОВЕРКА – ЭТО СИЛА!

Инструкции или буклетика на тему «как получить Нобелевскую премию» пока не придумали, зато разработаны хорошо зарекомендовавшие себя методики – как научиться лучше и быстрее запоминать любой объем информации. В отдаленной перспективе подобная тренировка памяти не сделает вас намного умнее, зато определенно поможет осваивать материал за максимально короткое время.

Предположим, требуется заучить список слов на иностранном языке, названия всех мышц человеческого тела или поколения всех правивших в Древнем Египте фараонов. Как вы подойдете к делу?

Если вы из большинства, то будете читать и перечитывать материал, который необходимо выучить, или, может быть, составите список или конспект и будете заучивать его. Практика – путь к совершенству, да?

Страницы: 123456 » »»