Война мертвых Прошкин Евгений
– Двести двенадцатый. А у меня и малых нету.
– Смеешься?
– Какой смех?! – трагически воскликнул оператор. – Накопитель разрушен.
– Ладно, авось сгодишься на что-нибудь.
Перекличка продолжалась еще с минуту. Результаты были плачевны: из целого транспорта выжило только пятнадцать машин, причем четыре имели серьезные неполадки с вооружением. Единственное, что утешало Тихона, это экипажи. Все операторы оказались лейтенантами, и все прошли не один бой. Карла среди них не было.
То, что противник застал десант врасплох, указывало на высокую вероятность засады. Сориентировавшись на местности, они общими усилиями определили огневые точки конкуров и рассредоточились вдоль подлеска. Карты этого района отсутствовали, и Тихон направил срочный запрос командованию. В быстрый ответ никто не верил, поэтому действовать пришлось по наитию.
Номер двести двенадцатый, согласившийся сыграть роль приманки, выскочил на открытое пространство и бешено запетлял, стремясь вызвать на себя всю мощь конкурского оружия. Остальные замерли с включенными пеленгаторами, кроме того, доброволец не покидал эфира, постоянно транслируя данные собственной локационной разведки.
Враг реагировал молниеносно: там, где багряная стена деревьев выгибалась плавной косой, обозначились три укрепленных пункта. Маскировка была безукоризненной: радар ничего не видел, а логический сопроцессор принимал их за естественные элементы рельефа.
Как ни выкаблучивал двести двенадцатый, продержаться ему удалось не долго. Вскоре его взяли в клещи и одним попаданием превратили в струйку дыма, однако дело он свое сделал. Можно было предполагать, что конкуры засветили не все точки, поэтому на их подавление танки отправились не толпой, а вшестером – по два на каждую.
Возвращать связь стрелку Тихон не собирался, да Филипп и не настаивал. Проснувшийся в нем солдат осознавал, что иных ценностей, кроме победы в бою не существует. В белобрысом заморыше проявилось нечто такое, чего группе именно сейчас и не хватало: способность сплотить и сформулировать задачу. Нет, его обида на водителя не прошла, она забилась в самый угол и до поры затихла.
– Командир, ко мне какая-то ерунда прицепилась, – встревоженно доложили с ушедшей машины.
– Репей, что ли?
– Какой, к черту, репей?! Масса семьсот грамм. Химический состав не определяется. Происхождение – искусственное.
– Так, обожди… – Тихон прочесал энциклопедию, но снова ничего не нашел. Между тем, какие-то воспоминания настырно дергали за рукав и просились наружу. Он явственно ощущал, что это уже было, что прилипающие к обшивке предметы чрезвычайно опасны, но откуда взялся подобный опыт, он понять не мог. Информация хоронилась где-то в черной дыре, в тех самых пятидесяти двух часах. Тихон попробовал извлечь оттуда хоть каплю, и кое-что действительно всплыло, но это были не осмысленные знания, а нечто смутное, больше похожее на инстинкт.
– Вы покойники, ребята, – сказал он. – Интеллект-мина, срабатывает через сорок девять секунд после активации. Стряхнуть ее не получится, рвите вперед, прямо на конкуров.
– У меня тоже, сто семнадцатый.
– Тоже мина? Приказ аналогичный.
Радары показали, как обреченные танки, плюнув на осторожность, понеслись к засаде. Врытые в землю пушки развернулись на девяносто градусов и накрыли их оранжевым ливнем. Одна машина сгорела сразу, но вторая, растеряв средний трак, все же сумела приблизиться.
– Лобовая броня отсутствует, разрядников нет, ходовая вдребезги, – радостно сообщил оператор. – Зато я был на Глори. Счастливо, Тихон! До встречи в клубе.
Над лугом поднялась ослепительная полусфера, и деревья отбросили длинные тени. На месте конкурского укрытия образовалась аккуратная воронка – еще парочку таких же, хотя бы и путем самоликвидации, и можно будет вздохнуть.
– Дешево ценишь, сто семнадцатый, – отозвался другой стрелок. – Сдохнуть – не проблема, а вот победить и выжить…
У багряного мыса что-то зашипело и загрохотало. Понять, кто там побеждает, а кто подыхает, было невозможно: за холмом мелькали сплошные вспышки, сливавшиеся в радужное зарево. Если верить радару, то из игры выбыла еще одна машина, со слов же операторов они подавили вторую точку.
– Командир, мы почистили. Нас здесь трое, все без повреждений. По-моему, не так уж и плохо. Ну эти их новые пушки… просто звери какие-то!
– Будьте внимательны, не исключено, там еще есть мины кроме тех, что…
– Точно. Есть.
– Попался? Спасибо, ты нам здорово помог.
Головной танк свернул в сторону и, отъехав подальше, чтобы не задеть других, остановился.
– Говоришь, замедление сорок девять секунд? Может, я ее как-нибудь стряхну?
– Благодарю за службу, лейтенант. Прощай.
– Мы с водителем пока при шевронах. Я обманул, боялся, не воспримешь всерьез.
– Ну и зря. Как зовут-то?
Сержант произнес лишь первый слог. Потом подлое устройство сработало, и над линялой травой взлетели порванные ленты траков. Имя стрелка начиналось на «Ге», это все, что о нем успели узнать.
– Командир, как обнаружить мины?
– Никак. Если они из неизвестного материала, то детектор их не учует.
– А что тогда делать?
– Надеяться.
Медленно, будто так было безопасней, две машины вернулись в группу и примкнули к формирующейся колонне. Одиннадцать танков, из них трое – с отказавшими орудиями, вот и все войско. Ни с утюгами, ни с перистами связи не было, возможно, их транспортники удостоились еще более теплой встречи.
Восемь бойцов, плюс три калеки. Без поддержки, без вразумительных инструкций с Поста. На чужой планете, хотя бы и входившей когда-то в Конфедерацию. Предоставленные сами себе. Никому не нужные.
– Идем на Север, там должна быть крупная станция, – решил Тихон.
– Через лес?! Ты с ума сошел!
– Здесь есть дороги. Это же наша колония.
– Была, – поправил кто-то из операторов.
Тихон промолчал. Стоило ему отвлечься от проклятого провала в памяти, как тот вытолкнул на поверхность все необходимое: координаты станции, примерную схему дорог и даже ненужные сведения относительно местных пород деревьев.
С Поста пришла короткая передача – им наконец-то предоставили карту района, и Тихон с удовлетворением отметил, что не ошибся. Нормальная связь по-прежнему была недоступна, на Посту опять что-то не ладилось, поэтому никаких распоряжений не поступило.
Значит, полная свобода действий.
– В рамках приказа, сто семнадцатый, – осадил его Игорь.
– Ну что ж, выполняем. У них тут заповедник был, так что дороги грунтовые. Сейчас обогнем вон ту посадку и… Черт! Откуда я все это знаю?
– Разве ты не участвовал в обороне? – разочарованно спросил кто-то. – Слухи, стало быть. Байки. А я-то уши развесил…
– В какой обороне?
– Здесь, на Шадане.
– А… Участвовал, участвовал. И что говорят?
– Всякое. Много о тебе разных легенд ходит. Один оператор… забыл имя… в общем, у него две двойки в номере. Так он целую летопись про тебя составляет.
– Ты что-то путаешь. Не про меня, наверное, а про…
– Не кокетничай, сто семнадцатый, – резко прервал его Игорь. – Раз мы признали за тобой право командовать, значит, ты это заслужил. О ком еще собирать рассказы, как не о тебе? – добавил он так настойчиво, что продолжать дискуссию Тихону расхотелось.
Среди неокультуренного частокола больших и маленьких стволов появился затененный прогал, в котором угадывалась если не дорога то, по крайней мере, достаточно широкая тропинка. Метрах в пяти над землей кроны круто сходились, накрывая колею сводчатым потолком. Крупные листья рассеивали солнечный свет и придавали ему не то бледно-розовую, не то желтоватую окраску. Аллея была безукоризненно ровной и скрывалась где-то в сумрачной дали.
По такой приятно пройтись босиком. Отломить какой-нибудь прутик и посшибать им наполненные росой лопухи.
Опять тоннель, подумал Тихон. Вход и выход, а вокруг стены. Никуда не деться.
– Стоп, – сказал он. – Где там наши инвалиды?
Откликнулись три машины с поврежденными пушками. На «инвалидов» никто не обиделся.
– Есть предположение, что дорогу конкуры тоже заминировали. Ну, не любят они нас.
Операторы дружно и зло рассмеялись.
– Из всех способов борьбы с этой заразой вижу только один: на живца.
– А что такое «живец»?
– Понятия не имею, из энциклопедии выудил. Короче, самый раненый – сюда! Заезжаешь на колею и дуешь с максимальной скоростью. Собери их на себя как можно больше.
– А если на первой же сгорю?
– Сорок девять секунд. Километра три отмахать успеешь. А мы за тобой.
Машины выстроились в колонну по одному, при этом увечные расположились во фронте, а Тихон встал предпоследним. За собственную шкуру он не трясся, просто неведомые инстинкты – или как их там, навыки? – подсказывали: без него дело не пойдет. Без него они сборище разрушителей, а с ним – отряд.
Первый танк взревел и, откинув назад комья глины, начал разгоняться. Остальные катили за ним, не сильно отставая, но держа приличную дистанцию.
– Что у тебя? – спросил Тихон.
– Одна уже есть, – гордо отозвался оператор. – Нет, две… четыре!
– Скажи водителю, пусть выжимает все, что может.
– И так на пределе.
Вторая машина без понуканий притормозила, и колонна пошла чуть тише. Живец-миноискатель оторвался от группы и скоро растаял в красноватых сумерках.
– Двенадцать штук, командир!
Взрыва было почти не слышно. По аллее пронеслась тугая волна воздуха, и ветви тревожно загуляли, а на радаре исчезла одна из меток.
Километра через полтора они достигли того места, где миноискатель прекратил свое существование. Растительность вдоль дороги испарилась, образовав круглую поляну. За пределами пепелища деревья легли от эпицентра и обуглились, но дыма не было. Воронка оказалась не глубокой и довольно пологой, преодолеть ее не составило труда. Дальше путь был неисследован.
– Следующий пошел, – распорядился Тихон.
– Двенадцать – хорошее число, – с неохотой отозвался оператор. – Может, мины кончились?
– Хорошее, только не для конкуров. Не ломайся, двести семьдесят седьмой.
Второй танк промчался около пяти километров, но ловушек и правда не попадалось.
– Что я говорил? – повеселел он.
– Уверен?
– Но ведь я жив! Ах, ты!.. – Он осекся и после длинной паузы пробормотал. – Словил я эту сволочь. Кажется, больше нету. – И, когда время истекло, добавил: – Да, точно, это последняя. Только одна штука была. Жалко-то как! Если б он до нее добрался, тогда я…
Мина оборвала его на полуслове, но все и так поняли, что он хотел сказать. Впереди, за никчемным лесом, лежала неизвестность. Станция внепространственного переноса и тухловатый городишко с чудным названием Табанум. Город, конечно, раздолбили, а население извели, да и станция вряд ли в рабочем состоянии, но все же там, за болезненно-красными деревьями, находилось то, чему они себя посвятили. Бой и смерть. И не дожить до этой цели, не дотянуть какой-то пары километров было досадно.
Откуда?! Откуда это все, ужаснулся Тихон. «Табанум». Никогда раньше не слышал, а теперь вытащил из черного омута походя, не задумываясь. А ведь у Филиппа тоже был провал. Интересно, с ним таких озарений не случалось? Или он кроме как о своем несчастном шланге ни о чем не печется?
Похоже, эту мысль Тихон спрятал не слишком надежно – до него донесся острый приступ тоски, и стрелок спешно отгородился ярким зрительным образом: он и Марта в какой-то умопомрачительной позиции.
– Да вы с ней спортсмены, – хохотнул Тихон. – А любовница дала добро на показ этой сцены? Если да, то можно запустить ее в эфир, пусть все полюбуются.
Уколы Филиппа уже не действовали, и от этого он испытал такую муку, что Тихону стало не по себе.
– До конца операции предлагаю перемирие. Вернемся на Пост – будешь ненавидеть меня дальше, а сейчас это вредно.
Стрелок изобразил что-то вроде внутренней улыбки и согласился. И одновременно – от Тихона это не ускользнуло – принял некое важное решение. В ответе «да» крылось кое-что похуже, чем однозначное «нет», в нем заключалась вся подлость, на какую только Филипп был способен.
Ну что ж, поглядим, отрешенно подумал Тихон.
Третий танк из команды неполноценных пролетел остаток дороги и, выждав для гарантии с минуту, отрапортовал:
– Порядок, я еще с вами. Можно двигаться.
– Что там видно?
– Город. Наш. Как будто нетронут. Людей нет, конкуров тоже.
Колонна, чуть замедлив ход на месте гибели двести семьдесят седьмого, прошла по колее и оказалась по другую сторону леса.
Поселок против всех правил градостроительства был расположен в низине, в петле какой-то убогой речушки. Круглая форма определила его радиальную структуру: от центра с относительно высокими зданиями разбегались три магистрали, переходившие в шоссе. На окраинах стояли разноцветные одноэтажные домики индивидуального назначения. В целом архитектура напоминала что-то старинное и чрезвычайно нерентабельное. Тихон бы не удивился, если б заметил в городе автомобиль на дизельном топливе или еще чего похлеще, но Табанум пустовал.
Дорога вела под уклон и, выныривая из-под холма, вливалась в пригород с Юга. Весь путь занял около двадцати минут. Машины спускались строем, с тактической точки зрения это было неправильно, однако чутье Тихону подсказывало, что угрозы здесь нет. Конкуры каким-то образом нашли маяк, оставили рядом засаду и накидали мин. Но из города враги ушли, он им ни к чему. Человеческие жилища конкурам не подходят, они предпочитают строить собственные.
Покойников на улицах не было, и это вселяло надежду, что люди спаслись. Мостовые застилал толстый слой пыли, вздымавшийся под траками и повисавший коричневым туманом. Исколесив половину пасмурного города, отряд, наконец, разыскал станцию. Карта опять врала: металлический бокс с унифицированным обозначением переноса находился вовсе не там, где ему надлежало быть. Это уже выходило за всякие рамки. Платформа изначально координируется в пространстве, и подобные сведения не устаревают.
Ангар открывался простой кнопкой, на случай же отказа энергооборудования был предусмотрен обыкновенный штурвал, но оба средства выглядели насмешкой. Окажись на месте танков человек, пусть даже ребенок, он справился бы с этой задачей шутя, однако отсутствие рук сделало ее неразрешимой.
Тихон подал назад и приказал Филиппу стрелять самой малой мощностью. Тот глухо выругался и прожег в воротах широкую дыру, как раз для въезда машины.
Внутри ангар был пуст, и не просто пуст, а идеально чист, будто все, что в нем хранили, это кубометры воздуха. Ни платформы, ни аппаратуры, ни единого проводочка.
Только теперь Тихон обратил внимание, что бокс расположен подозрительно неудобно: не на главной улице, а рядом с крошечным прудом, в котором и ноги-то вымыть проблематично. Если эта сточная яма и служила городской зоной отдыха, то зачем здесь станция?
Тихон отправил один из экипажей к тому месту, где платформа была обозначена на схеме, и вскоре оператор доложил, что видит цветник, а в нем – серый прямоугольник голого фундамента.
– Взяли и перенесли станцию переноса, – сказал Игорь. – Анекдот какой-то.
– Куда они дели начинку? – вслух подумал Тихон.
– И кто именно «они», – уточнил Игорь. – Это поважнее будет.
– Пост, как себя чувствуете? Связь восстановлена? Мне бы командующего.
– Ну, говори.
– Мы вошли в Табанум, нас девять машин. Только чего нам здесь делать, если платформу эвакуировали?
– Что ты мелешь?
Тихон уже собирался охаять командование за вечную неразбериху, но осекся. Подвинуть станцию – значит сбить всю настройку. Платформа превращается в бесполезную металлическую плиту. Кому это нужно? Никому. Никому из людей, по крайней мере.
– Она у конкуров! – взволнованно крикнул Тихон. – Ты меня слышишь? Они ее захватили.
– Тебя это не касается, лейтенант.
– Ладно, высылайте транзитку.
– Транзитной камеры не будет, планы изменились. В принципе, вы на Шадане больше не нужны, можете отлипать.
– Да ты!.. – Он запнулся, сортируя лексику на искреннюю и дозволенную, – последней попадалось намного меньше. – Мы здесь… А ты там…
– Но, разболтался! – рявкнул командующий. – Под кару лезешь? Кому ты указываешь, клубника? У нас семь транспортов погибло. Тысяча УТ-9 – вся! Вся сгорела. Хочешь воевать – воюй, недалеко от вас звено перистов ошивается. Давайте, молотите, пока есть возможность, – закончил он уже спокойней.
– Будем возвращаться? – обратился Тихон к отряду.
– Ты что, сто семнадцатый?! – возмутился Игорь. – Зачем мы сюда тащились?
– Правильно. Сколько-нисколько прикончим – все впрок, – поддержал его миноискатель.
– Командующий, обеспечь связь с летунами и скоро нас не жди.
– Но предупреждаю: конкурских войск на территории вашего района практически нет. В основном – простые колонисты.
– Это же совсем другое! – возразил Филипп, но в эфир его реплика не попала.
– Не страшно, – ответил Тихон. – Вот и мой стрелок говорит, что ему все равно. Конкур – он и есть конкур.
– Ты что, сволочь?! – взбесился Филипп. – Ты что себе позволяешь?!
Тихон ощутил, как напарник вводит себя в транс, намереваясь задействовать механизм самоликвидации. Тема была все та же, сугубо анатомическая. Незаметно подобравшись к сознанию Филиппа, он доказал беспочвенность его страданий. Изобретать аргументы нужды не было, они хранились в собственной памяти стрелка, на почетной полочке.
Филипп получил назад свои сладкие воспоминания об Марте. Все то, что он с такой бравадой демонстрировал Тихону, теперь вернулось к нему. Тихон преподнес это не как утешение, а как черную зависть, и напарник поддался.
Простенькая конструкция его ненависти к жизни, основанная на комплексе неполноценности, затрещала и рассыпалась. В душе у Филиппа по-прежнему копошились сомнения, но, лишившись базы, они не тянули даже на легкую грусть. Это был самый короткий и самый эффективный сеанс за всю историю психоанализа, однако терапевтическая сторона Тихона не интересовала. Еще до того, как покинуть личность стрелка, он понял, что погубил неплохого оператора. Способность влипать в КБ Филипп сохранил, но о самоликвидации речи уже не шло. Для этого он был недостаточно несчастлив.
– Я отказываюсь убивать колонистов.
– Траками подавим, – безмятежно молвил Тихон. – Эй, насекомые! Вы нас слышите?
– Ползучим от окрыленных – большой воздушный привет! – отозвался Влад.
Как ни странно, Тихон узнал его сразу. На Глори они едва перекинулись парой фраз, гораздо больше он общался с сержантами, но те давно из памяти выветрились, а Влад почему-то удержался.
– Есть возможность поразмяться, – сказал он. – Мы тут разведочку провели, кой-чего обнаружили.
– Конкретнее, пожалуйста.
– Пожалуйста. Поселение конкуров, выглядит как временное, особей на пятьсот – семьсот. Нас всего пятеро, да и ресурс у периста не бесконечный, а вот вам раздолье.
– Лабиринт они, случайно, не строят?
– Нет там никакого лабиринта. Просто живут.
Тихон запросил координаты и пометил на карте место в центре голой равнины, вдали от дорог, лесов и водоемов. Чем на этой пустоши конкуры собирались заниматься, для людей было загадкой, впрочем, разгадывать ее они не имели ни малейшего желания. Врага следовало уничтожить, и не исключено, что карательный рейд был более оправдан, чем столкновение с боевой техникой. Если конкуров убедить, что спокойной жизни на захваченных колониях не предвидится, то возможно, охота воевать у них пропадет.
Теория о пользе геноцида не выдерживала никакой критики, однако Тихона это не смутило. Пожелай он найти глубинный смысл предстоящей операции – непременно нашел бы.
Конкурские дома и впрямь казались чем-то вспомогательным и непостоянным. От бесформенного города они отличались, как шалаш от небоскреба. Иметь отличную строительную технику и прозябать в хибарах, состряпанных из подручного материала, было по меньшей мере странно. Жилища напоминали глинобитные хижины, известные Тихону по курсу социальной истории. Он не сомневался, что поселок выполняет какую-то вспомогательную роль, и скоро его либо бросят, либо возведут на этом месте что-нибудь более достойное. Например, транспортную систему. Очередной лабиринт.
Приблизиться к поселку незамеченными было невозможно, да и перисты уже пошуровали на славу. Тихон еще издали заметил стайку черных птиц с опущенными клювами, кружащую над поселком. Конкуры беспорядочно метались по кривым улочкам, забегали в дома, тут же выскакивали, неся в руках какие-то предметы, и, распоротые пополам, валились на землю.
Сопротивления колонисты не оказывали, возможно, они прибыли совсем без оружия. Будто несколько засад и мины-ловушки способны оградить их от всех неприятностей. Или уже расслабились, почувствовали Шадан своим? Рано, ребятки, рано! С началом войны такое понятие, как безопасность, ушло в прошлое. Достаточно одного маяка, чтобы на планете появились гости, и не обязательно с цветами. Один передатчик размером с яблоко, и колония уже не может спать спокойно: когда-нибудь вас навестят, сожгут дома, выпустят соседям кишки, растопчут весь уклад жизни.
Перисты полосовали городок вдоль и поперек, однако количество конкуров не убывало. Тихон раздал задания экипажам и переключил радар на инфракрасный спектр – примерно четыреста теплокровных особей. Работы хватит всем.
Безволосый конкур в фиолетовой накидке несся так быстро, что Тихон ему позавидовал. Прошло уже больше пяти минут, а трехногий до сих пор не выдохся, лишь оглядываться стал все чаще и чаще. Он крепко прижимал к груди два каких-то свертка, и, хотя они мешали бежать, избавиться от них он не торопился.
– Что там – деньги или продукты? – спросил Тихон у Филиппа. – Какие предположения?
– Не знаю, – буркнул тот. Операция против мирного населения по-прежнему вызывала в нем протест.
– Для того, чтоб эти мирные здесь расположились, другие, не очень мирные, истребили целую колонию наших, – назидательно проговорил Тихон, но Филипп вступать в дискуссию не пожелал.
Колонист еще раз обернулся и, напоровшись на спутанные стебли травы, выронил один из мешков. На морде конкура отразился неподдельный ужас, и Тихон всерьез заинтересовался его ношей. Чтобы так огорчиться, нужно потерять нечто особенное. Конкур неожиданно остановился и бросился назад, к свертку.
Расстояние между танком и упавшим кульком стремительно сокращалось, но трехногий все же предпринял отчаянную попытку спасти свое добро. Подыгрывая, Тихон затормозил, и конкур успел выхватить мешок из-под самого трака. При этом в его глазах блеснуло что-то вроде благодарности, так, во всяком случае, Тихону показалось.
– Эй, стрелок, не спи!
– Я же сказал: не буду, – упрямо заявил Филипп.
– Обуза, вот ты кто, – укорил Тихон, чуть прибавляя скорости.
На такую прыть конкур был не способен. Заостренный край брони неумолимо приближался и наконец стал подталкивать его в спину. Тварь с опозданием сообразила, что можно было попробовать свернуть, но теперь этот шанс остался позади – Тихон вел ее ровно посередине, и на лишний шаг в сторону требовалась далеко не лишняя секунда.
– Ладно, побаловались, – сказал он и, дав волю рвущемуся двигателю, отправил трехногого под днище.
Снизу раздался короткий крик, окрашенный обертонами, похожими на писки котят, но машина была уже далеко. Тихон заметил несущуюся толпу и нацелился в самый центр.
– По-моему, ты не одного прикончил, – сдавленно проговорил Филипп.
– Как это?
– Их там несколько было.
Тихон мельком взглянул на красную кашу, размазанную по траве, – подробностей было не разглядеть.
– Я пока еще в своем уме. Откуда остальные могли взяться?
Филипп опять промолчал, возразить ему было нечего. Тихон захотел еще раз слазить ему в душу, но передумал. То, что в ней творилось, он представлял и так. Сознание стрелка утратило ядро, вокруг которого вертелась его вселенная, – любимую занозу. Теперь оно в срочном порядке подыскивало альтернативу. Нечистая совесть – такой же действенный мотиватор, как и маленький пенис. Для деструктивной личности все едино, был бы только повод. Такие люди рождаются с установкой на страдание, а всякие там случаи из жизни – это лишь мишура.
Тихон поразился своим познаниям из области психологии, но скоро обнаружил, что копается в закрытом разделе энциклопедии. Там было еще много такого, что на досуге могло бы развлечь, но сейчас его волновали совсем другие вопросы.
– Приказываю открыть огонь, – жестко произнес он.
– На каком основании? – спросил Филипп, борясь с желанием подчиниться.
– На таком, что я здесь главный.
– Главный по чему? По убийствам?
Капризничает, умиротворенно подумал Тихон. Воспитывает в себе новую боль, взамен старой. Это хорошо. Пусть воспитывает. Может, из Филиппа что-нибудь и получится.
Отряд медленно продвигался от окраин к центру. Семь машин раскидывали вокруг голубой огонь, и только Тихон да танк с поврежденными орудиями вынуждены были довольствоваться ролью катков.
Колонисты не успели разбежаться, и Тихон влетел в самую гущу. К отрывистым крикам добавились скрежет и хруст. На траки намоталось что-то эластичное, и ему пришлось повертеться, счищая какую-то скользкую гадость.
Уцелевшие конкуры ринулись в один проулок. Дома там стояли тесно, и на всех места не хватало. Возникла свалка, наиболее хилые оказались на земле, и сородичи затоптали их не хуже, чем танки.
Сейчас они особенно напоминали стадо. Многие тащили по одному, а то и по два свертка, в которых угадывалось слабое шевеление. Домашние животные? Странное единство вкусов, да еще и редкостная сентиментальность. Тихон не видел, чтобы кто-нибудь оставил кулек в покое и занялся спасением собственное персоны, хотя простая логика подсказывала именно это.
Он свернул вслед за толпой и, снеся броней половину хижины, воткнулся в первые ряды. Пробуксовав, танк двинулся дальше, но улица сузилась настолько, что он начал цеплять постройки по обе стороны. Избы, слепленные из глины и высохших стеблей, осыпались, но скорость все же гасили. Колонистам удалось немного оторваться и, перейдя на панический галоп, они понеслись к тупику с овальным отверстием на уровне земли.
Тихон уже решил, что конкуры уйдут через лаз, но в этот момент торцевая стена рухнула лавиной пыли, и из-за нее показалась другая машина. Бешено заверещав, трехногие принялись карабкаться в боковые окна. Чтобы скоординировать действия, танками даже не пришлось выходить на связь: оба приняли правее и поехали навстречу прямо по хибарам. Крыши из дерна и еще какой-то дряни с треском обваливались внутрь, если под обломками кому-то и удавалось спастись, то лишь до тех пор, пока сверху не проедут тяжелые траки.
Разворотив последний дом в переулке, Тихон обнаружил, что города уже нет. За пробитой стеной разворачивалась панорама из серых руин. Кое-где торчали одинокие углы с косыми навесами крыш, местами сохранились даже целые дома, выдержавшие сквозной проезд танка, но жизни в этих развалинах не было.
Некоторые колонисты все-таки сумели выбраться за пределы поселения и, обессилев от гонки, вяло плелись в разные стороны. Такими занимался специально назначенный Владом перист. Птица с обманчивой неторопливостью перелетала от одной букашки к другой и педантично их склевывала. При двадцатикратном увеличении было хорошо видно, как после каждого виража в бурьян падают извивающиеся обрубки. Еще два периста азартно дожигали пустые жилища, остальные двое куда-то сгинули.
– Молодцы, тараны!
– Кто говорит?
– Башни вверх, земноводные! Совсем в небо смотреть разучились!
Низко над головой пронесся одинокий перехватчик-истребитель. Влад.
– Это было красиво, – похвалил он. – Впервые жалею, что я не танк.
– Ты где был?
– О! Ты и меня, начальник, решил в оборот взять? А был я неподалеку. А что там нашел, словами не передать. В общем, такой же населенный пункт, только раза в три больше.
– Это же прекрасно!
– Для кого как. Наш ресурс заканчивается, еще минут пять, и баста.
– Тогда не тяни, – потребовал Тихон.
Он принял координаты и на всякий случай раздал их экипажам. Сорок километров на Северо-запад, вглубь равнины. И какого дьявола конкуры привязались к этой степи? Трава и глина, больше ничего.
Тихон уже собирался попрощаться с перистами, как вдруг почувствовал, что упустил из виду нечто существенное. Он несколько секунд промучился невозможностью вспомнить какую-то важную мысль, пока Филипп, сжалившись, не подсказал:
– Карла разыскать.
– Точно! Влад, ты еще здесь? – Он ощупал радаром небо и с облегчением заметил пять мелких точек. – Влад, ответь!
– Вещай, но быстро.
– Наш общий знакомый, двести второй… как на него выйти? Ты это можешь?
– Вы с ним одной породы, вам состыковаться легче. А мы только между собой общаемся.
– Да не легче, не легче! – Тихон поразмыслил и, решив, что ничего ему за это не будет, сказал: – Нас с Карлом разводят. Не знаю, как объяснить, времени мало. Если коротко, то не поймешь…
– Почему? Очень даже понятно. Только выкинь это из головы, слышишь? Такой треп в эфире не нужен… Черт, и меня заодно подставляешь! То, что разводят, это для вашего же блага. Не старайся с ним встретиться, все равно не дадут. И вообще, забудь…
– Да я уже…
– Я о другом, – нетерпеливо перебил Влад. Он определенно знал, что имел в виду Тихон. – Не ройся в этом дерьме, завязнешь. Думай о чем-нибудь позитивном, о бабах, к примеру. Или забудешь по-настоящему.
– Ты… ты говоришь про сброс памяти?
– Молчи, дубина! – испуганно крикнул Влад. – Все, прощай. Удачно подраться.
Вот так номер! Влад, оказывается, тоже из «склеротиков». И если б действительно болезнь какая, так ведь сброс! Он страшен даже не тем, что необратим, а тем, что происходит по чьей-то воле.