Живи без боли. Как избавиться от острой и хронической боли с помощью техники таппинга Ортнер Ник
– Какое твое самое первое воспоминание о нем?
Она стала рассказывать, как отец сказал, что лучше бы ей не рождаться.
– Мне было пять лет; это был мой день рождения. Он сказал это при моих друзьях, и я вскочила и бросилась в ванную. Я забралась в ванну и стала раскачиваться взад-вперед.
– Где ты сейчас видишь это воспоминание? Это картинка? Ты чувствуешь его в своем теле?
– Прямо тут, – Бобби показала на свой живот. – Это тугой узел. И там запертая дверь, которая его сдерживает, потому что если я открою ее, то что со мной будет?
– Значит, оно за запертой дверью?
– Очень прочной дверью… пятнадцать-восемнадцать сантиметров (толщины), по крайней мере.
– Она деревянная? Металлическая? Как она открывается? – спрашивал я, помогая ей довершить эту воображаемую картинку.
– Металлическая, без ручки.
Когда мы полностью представили себе дверь, которая отгораживала Бобби от ее эмоций, я вернулся ко дню рождения.
– Сколько человек было на празднике?
– Трое или четверо, и еще моя мама. Она пришла за мной в ванную, отодвинула шторку и сказала: «Ничего, милая. Ничего. Он же не всерьез. Просто он опять напился. Вылезай. Поедим торта, и все пройдет».
Мы вспомнили уже много всего о пятом дне рождения Бобби, но без последовательности. Чтобы вернее избавиться от эмоционального воздействия, которое оказывало на нее то событие, я решил дать ей возможность пережить его от начала до конца.
– Расскажи мне про праздник с самого начала.
– Мы сидели за кухонным столом, – сказала она. – Это был последний раз, когда я отмечала свой день рождения.
Я попросил ее представить, где она сидела.
– Я сижу с друзьями за кухонным столом, спиной к коридору, который ведет в гараж.
– Остановись, – сказал я. – Посмотри на себя. Что чувствовала тогда эта маленькая девочка?
– Я была очень счастлива, – всхлипнула она. – Мы смеялись и шутили. А потом хлопнула дверь, и вошел отец. Я услышала запах пива еще до того, как он подошел ко мне.
– Что происходит, когда ты слышишь запах пива? Что ты чувствуешь?
– Мне становится страшно, потому что из-за отца мы часто оказывались в неловком положении.
– Остановись тут. Ты чувствуешь, как уходит ощущение счастья?
– Оно исчезло моментально, – ответила Бобби. – Я думала: куда мне убежать, что сделать, чтобы это прекратилось? Что-то будет; я знала это.
– Почувствуй этот страх в своем теле. Где он? Только страх при запахе пива, дальше пока не иди.
– В груди, в желудке… и колено болит.
– Насколько силен страх у тебя в груди и желудке?
– На семь.
– А чего ты боишься? Что должно случиться?
– Боюсь того, что он сделает, что скажет… потому что он никогда нас не бил. Это было запрещено. Такое было правило у моей матери: детей трогать запрещено.
Мы стали простукивать страх Бобби перед тем, что скажет ее отец:
– Несмотря на весь этот страх в моем теле… перед тем, что скажет отец… сейчас я выбираю спокойствие и безопасность, – начали мы и, идя по точкам, продолжали: – Весь этот страх… что он скажет?.. Я хочу спрятаться… это небезопасно.
Чтобы рассеять ее страх, я закончил такой фразой:
– Сейчас я в безопасности… пятилетняя девочка внутри меня в безопасности… эта часть меня в безопасности… в настоящий момент.
Когда мы возвращаемся в тяжелые воспоминания из детства, то вновь становимся маленькими беззащитными детьми, что является важной частью процесса исцеления. Однако в то же самое время важно приучить мозг смотреть на эту ситуацию как бы извне, помнить, что для нас она изменилась: теперь мы взрослые, и мы способны защитить себя и постоять за себя так, как не могли детьми.
Когда мы закончили простукивать страх, который Бобби испытала при запахе пива, я для проверки попросил ее промотать праздник к началу и еще раз рассказать мне о том хорошем, что она тогда чувствовала.
– Мы шутили и веселились, – начала она, теперь улыбаясь. – И там был мой брат. Я даже не помнила, что он там был. – Она была приятно удивлена.
– Итак, – сказал я, – ты веселишься и тут слышишь, как от твоего отца пахнет пивом. Что ты чувствуешь при этом в своем теле?
– Я все равно чувствую тугой узел. Примерно три-четыре балла.
Ее страх ослаб с семи до трех или четырех, поэтому я попросил ее продолжать.
– Он подходит ко мне сзади, кладет мне руки на плечи и… – Она умолкла: слезы хлынули снова.
– Остановись здесь, – снова сказал я.
При простукивании глубоко залегающих детских переживаний важно не спешить. Чтобы полностью освободиться от эмоционального заряда, который они несут, останавливайтесь и простукивайте каждый момент, который сильно действует на вас. Простукивайте их до тех пор, пока вам не удастся значительно понизить эмоциональный заряд этого кусочка ваших воспоминаний или полностью от него избавиться, и только потом двигайтесь дальше. (Здесь может помочь специалист, который проведет вас по всему событию шаг за шагом.)
– Он кладет руки тебе на плечи. Что ты чувствуешь?
– Я знаю, что будет дальше, поэтому мне больно, – Бобби начала всхлипывать.
Я начал новый раунд таппинга:
– Несмотря на то что я знаю, что будет дальше, и это так больно… тогда я услышала это… и слышу каждый день с тех пор… я точно знаю, что будет дальше… когда чувствую эти руки на своих плечах… но я выбираю спокойствие… и сейчас чувствую себя в безопасности.
В течение нескольких раундов мы простучали тревогу, которую Бобби ощутила, когда отец положил руки ей на плечи.
– Вот оно… событие, перевернувшее мою жизнь… сейчас оно произойдет… я предчувствую его… и мне страшно… потому что она доберется… до самых глубин моего существа… она разобьет мне сердце… эта надвигающаяся боль.
Когда мы закончили, я вернулся к началу истории с праздником. Добравшись до того момента, где Бобби слышит, как от ее отца пахнет пивом, я спросил ее, что она чувствует.
– Теперь – ничего. Никакого узла, ничего, когда я слышу этот запах.
Добравшись до момента, где отец кладет руки Бобби на плечи, я спросил, насколько сильно она встревожена.
– Совсем немножко, балла на два, – ответила она.
Поскольку эмоциональный заряд обоих этих моментов сгладился либо значительно снизился, я спросил Бобби, что было дальше.
– Его руки лежат у меня на плечах. Я поднимаю голову и смотрю ему в лицо, потому что он сжал мои плечи, как будто хотел, чтобы я посмотрела на него. Я смотрю в лицо моему отцу. Мы совсем близко, вот так, – сказала она, руками показав расстояние чуть больше полуметра.
При простукивании глубоко залегающих детских переживаний важно не спешить. Чтобы полностью освободиться от эмоционального заряда, который они несут, останавливайтесь и простукивайте каждый момент, который сильно действует на вас. Простукивайте их до тех пор, пока вам не удастся значительно понизить эмоциональный заряд этого кусочка ваших воспоминаний или полностью от него избавиться, и только потом двигайтесь дальше.
Она снова расплакалась, и я начал очередной раунд таппинга:
– Несмотря на то что я знаю, что сейчас произойдет, сейчас я выбираю спокойствие и безопасность… несмотря на то что я знаю, что услышу сейчас… это уничтожит меня… вот бы этого не случалось… вот бы убежать… вот бы запустить тортом ему в лицо. – Мы оба рассмеялись и продолжали: – Все что угодно, лишь бы этого не случалось… сейчас я выбираю спокойствие и безопасность.
Я спросил, что она чувствует теперь, когда смотрит на отца.
– Теперь, когда я смотрю на него, я ничего не чувствую. Ни страха, ничего.
– Ладно, что было дальше?
– Я посмотрела на него. Я и сейчас чувствую эту надежду, что он поздравит меня с днем рождения, потому что мой отец даже не помнил, когда у нас дни рождения. Он в них не верил… А он, он вынул сигарету изо рта, чтобы я услышала ее запах, посмотрел мне в глаза, прямо в глаза, не отводя взгляд, и сказал: «Лучше бы ты вообще не рождалась».
Я спросил Бобби, что она чувствует теперь, когда слышит это.
– Дверь захлопнулась, – ответила она.
– А, так она была открыта?
– Да, она была открыта, – сказала Бобби, собираясь продолжать.
– Давай снова вернемся к этому моменту, – сказал я, и мы начали постукивать:
– Сейчас дверь захлопнется, потому что я услышу эти слова… но я выбираю спокойствие и безопасность… несмотря на то что он сейчас скажет ужасную вещь, я выбираю спокойствие… и безопасность, и знание того, что все, что он скажет… неправда… все, что он скажет… ложь… но мне будет больно… потому что мне всего пять.
Когда мы вернулись к точке на брови, я попросил ее произнести эту фразу слово за словом, с каждым словом постукивая по новой точке.
– Клянусь… богом… лучше… бы… ты… вообще… не… рождалась.
– Как ты себя чувствуешь, когда произносишь это? – спросил я.
– Я в бешенстве, – ответила она. – Раньше мне было больно, но теперь я в бешенстве.
Мы уже видели, что такая перемена – хороший знак. Я спросил ее, что она теперь хотела бы сказать отцу.
– Потом это можно будет подправить? – спросила она, и зал засмеялся вместе с ней. Я улыбнулся и кивнул. Тогда она начала: – Как можно посмотреть в глаза невинному пятилетнему ребенку и сказать, что лучше бы он не рождался?.. Я так тебя любила… Как ты мог так поступить?
Потом она обозвала его всеми теми словами, которыми слушатели хотели обозвать его к этому моменту.
– Почему я до сих пор люблю тебя? Ты этого не заслужил. Я не получила твоей любви, ты не заслужил моей, – плакала она. – Это я заботилась о том, чтобы в доме все было спокойно, и защищала всех.
Затем я сказал:
– Представь себе, где находится торт. Может он как-нибудь тебе пригодиться?
Она засмеялась:
– Мне может пригодиться мой локоть. Я хотела ударить его по самому больному месту. Хотела увидеть, как он упадет на колени и станет вровень со мной.
– Представь себе, что ты сделана из стали. Стальная пятилетняя девочка. Никто не может причинить тебе вреда. Делай, что хочешь.
Ее левый локоть дернулся назад. Бобби была уже второй или третьей, кто представлял себе, как они бьют отца по самому больному месту. Я пошутил:
– У нас день ударов по яйцам… Это новая терапия.
Мы все засмеялись.
– А потом я запускаю в него тортом! – Бобби снова двинула локтем и взмахнула руками так, как будто швыряла через голову торт в отца, который в ее представлении теперь лежал, скорчившись, на полу у нее за спиной.
– Теперь он скис, – сказал я, чтобы помочь ей продолжить.
– Теперь он взбесился.
– Ничего страшного. Ты сделана из стали, – напомнил я. – Он тебя и пальцем не тронет.
Она кивнула.
– Он вылетает из комнаты.
– Покажи мне ту дверь, о которой мы говорили, – попросил я.
– Теперь она прозрачная. И маленькая девочка за ней улыбается… она улыбается… надо же, – Бобби и сама заулыбалась.
Я спросил ее, что нужно сделать, чтобы девочка вышла оттуда.
– Сказать наконец, что он ошибался, и по-настоящему это почувствовать… потому что я уже говорила, что он неправ, и работала с этим, но не так.
– А как это почувствовать?
– Не знаю.
По наитию я попросил вынести на сцену еще один микрофон и сказал:
– Бобби, ты можешь встать и пройти вперед к центру сцены?
Она нерешительно посмотрела на меня, но повиновалась. Я дал микрофон Томасу, сидевшему в переднем ряду.
– Он ошибался, – сказал Томас и передал микрофон соседу. В течение пятнадцати минут микрофон переходил от одного слушателя к другому, и каждый говорил Бобби, что ее отец ошибался. Она плакала, не прекращая постукивать по точкам. Когда последний человек произнес эти слова, я вернулся на сцену и спросил Бобби, как поживает девочка.
– Ее там больше нет.
После обеда Бобби вернулась на сцену, чтобы поделиться своими результатами.
– Я сказала Никки, моей соседке по комнате, что у меня прошло колено, – а оно болело двадцать пять лет, – изумленно сказала она.
Потом она поблагодарила слушателей за то, что они поделились с ней любовью. Я спросил, что здоровое колено значит для нее и ее будущего.
– Теперь я могу идти к своему будущему, – ответила она. Зал взорвался ревом и аплодисментами.
Я попросил ее снова рассказать о ее пятом дне рождения. Она пересказала всю историю ровно, без слез, временами даже с улыбкой, и в конце добавила:
– Сейчас я поняла, что дело было не во мне. Он был потерянным человеком, и ему нужно было причинить кому-то такую же боль, какую испытывал он сам. А потом я вернулась на праздник и повеселилась от души, – засмеялась она. – А стальная дверь, после того как стала прозрачной, открылась и исчезла. Без следа.
На следующее утро Бобби снова поднялась на сцену, чтобы рассказать, как вчера вечером ездила в Нью-Йорк.
– Я прошлась вверх-вниз по лестнице на Центральном вокзале. Раньше я никогда бы на такое не отважилась, потому что подумала бы: во-первых, я слишком толстая, чтобы подняться по этой лестнице, и, во-вторых, у меня разболятся колени. Но вчера я ни о чем таком не думала. Я спокойно забралась наверх, – сказала она, и в зале зааплодировали.
Потом она рассказала, как вечером вернулась к себе в комнату, забралась в постель и услышала собственное оханье, как будто ей было больно.
– Но боли не было. И то же самое случилось утром, когда я вставала. Я охнула, но потом сказала себе: «Чего ты охаешь? У тебя же ничего не болит!» Она засмеялась, и снова раздался гром аплодисментов.
Несмотря на то что ее мозг был запрограммирован на ожидание боли перед тем, как заснуть, и первым делом с утра, никакой боли Бобби не почувствовала. Это наглядно доказывает, что дело не столько в боли, сколько в ее ожидании, в моделях поведения и эмоциональном заряде, кроющемся за ней. И когда вы избавляетесь от этих моделей и эмоций, боль исчезает, даже если мозг по-прежнему ждет ее появления.
Краткий пересказ сеанса с БоббиВот схема, следуя которой, мы проработали эмоциональное воздействие детского воспоминания Бобби и избавились от него:
1. Сначала я попросил ее рассказать всю историю в процессе таппинга. Это лучшее начало, потому что оно дает возможность выявить воспоминания, мысли и чувства, скрытые в подсознании. Говорите все, что придет на ум, не поправляя себя и не стараясь следовать никакому методу или технике. На этом этапе можно дать себе волю.
2. Когда сила эмоций стала нарастать, я приступил к методу фильма, велев Бобби представить себе ту историю во всех подробностях, начиная с того, как выглядел ее отец. Этот метод задействует все чувства, используя не только зрительную память, но и память о звуках, запахах и прикосновениях. Чем больше различных ощущений, тем ярче воспоминание и тем сильнее действие таппинга – эмоциональный заряд сбрасывается быстрее и полнее.
3. Когда Бобби начала ощущать эмоции, связанные с воспоминанием – «фильмом», что мы смотрели, – я спросил, где она чувствует это воспоминание в своем теле. У Бобби «фильм» находился за толстой, прочной металлической дверью. У кого-то это может быть тугой узел в желудке, колющая боль в какой-либо части тела, онемение и т. д. Что бы это ни было, постарайтесь определить, где в своем теле вы чувствуете это воспоминание, и по возможности свяжите его со зрительным образом.
4. Продвигаясь по «фильму», мы останавливались на каждом эмоциональном моменте и простукивали его. Кроме того, я просил Бобби определить, где в ее теле она чувствует все эти тяжелые эмоции. Мы избавлялись от эмоционального воздействия каждого сложного момента, прежде чем идти дальше.
5. Когда мы добрались до эмоциональной кульминации истории – момента, когда отец Бобби сказал: «Клянусь богом, лучше бы ты вообще не рождалась», – я попросил ее остановиться и произнести эту фразу слово за словом, с каждым словом постукивая по новой точке. Она делала это в течение нескольких раундов, понемногу уменьшая эмоциональное воздействие слов, которые преследовали ее практически всю жизнь.
6. Когда мы простучали самые болезненные моменты истории Бобби и освободились от их влияния, я привнес в процесс немного шутливого веселья, предложив Бобби представить, как она швыряет в отца тортом. Старайтесь наслаждаться процессом, когда это возможно. Это очень важно! Шутки и веселье – мощные целители: они помогают вновь обрести контроль над ситуацией и при этом поднимают настроение.
7. Наконец, чтобы вскрыть толстую, прочную металлическую дверь, за которой были заперты эмоции Бобби, я воспользовался энергией толпы, передавая микрофон от слушателя к слушателю, чтобы они сказали ей то, что ей нужно было услышать: что ее отец ошибался. Если вы занимаетесь таппингом самостоятельно, то не сможете повторить это упражнение – но такой же эффект может оказать поддержка нескольких друзей, лично или онлайн, через социальные сети. Выбирая такой вариант, вы должны быть абсолютно уверены, что люди, к помощи которых вы обращаетесь, готовы поддержать вас и то, что вы делаете, не осуждая и не критикуя. Тут нужно полное принятие и стопроцентная поддержка.
Помните: каждый раз, как мы прорабатывали эмоционально заряженный момент, мы начинали историю заново, чтобы проверить результат. Это крайне важно! Необходимо возвращаться к пройденным частям истории («фильма») и проверять, по-прежнему ли они действуют на вас. Если они все еще как-то расстраивают вас, простукивайте их до тех пор, пока не сможете спокойно пересказать эту часть истории.
Освобождаемся от болезненных детских воспоминаний
В первый раз за оба выходных дня, посвященных моему семинару по избавлению от боли, сразу несколько мужчин (которых на мероприятиях, посвященных преобразованию себя, обычно немного!) подняли руки, чтобы поделиться своими историями. Одним из них был Марк.
– Вчера, когда мы пытались определить, с чего у нас начались боли, я постоянно вспоминал то, что произошло восемь лет назад, – заговорил он, борясь с рыданиями.
Я велел ему начать постукивать.
– Кто-то вчера сказал мне, что хотел бы увидеть, как мужчина плачет на сцене, а я всегда рад угодить людям, – пошутил он.
– Хорошо, – сказал я, – подожди минутку. Сегодня у нас мужчины. Давайте, ребята, выходите на сцену… Нам понадобится несколько хороших парней для начала. – Я сказал «несколько», потому что женщин в зале было гораздо больше, чем мужчин.
Достучаться до концаДо сих пор я показывал вам, как вскрывать слои воспоминаний и событий, и вы, наверное, уже спрашиваете себя: «Как же можно вскрыть их все?» Необязательно делать это за один раз. Можно поработать с одной стороной события, довести ее эмоциональное воздействие до двух и ниже и передохнуть. В следующий раз, когда будете работать с этим событием, вы заметите другую сторону и простучите и ее до двух и ниже. Будьте терпеливы и настойчивы, и мало-помалу вы сведете к нулю все, что связано с этим событием.
Марк вышел на сцену, и я попросил его начать постукивать и одновременно рассказать о том, что произошло восемь лет назад. Он сказал, что это было тяжелое время; работая в саду, он порвал диск позвоночника, и с тех пор у него болели плечи и поясница.
– У меня были трудности с работой, с деньгами, все такое, но я раз за разом вспоминал то, что произошло, когда мне было двенадцать или тринадцать, – я работал с этим, но не думал, что оно имеет отношение к боли… и когда я начал это простукивать, то разворошил целую кучу событий, которые все связаны с одним определенным днем, вскоре после которого я и повредил поясницу… и я никогда раньше не думал, что все это связано. – Марк помолчал, явно стараясь совладать со своими эмоциями. – Дело в том, что… в детстве отец бил меня, а мальчик старше меня домогался. – Его голос дрогнул, на глазах выступили слезы. – Мужчины редко об этом говорят, потому что, понимаете, мы же мужчины… и я работал над этими эпизодами с другими специалистами, но никогда раньше не связывал их с болью. Отец ужасно обращался с нами. К нему нельзя было ни с чем прийти, нельзя было показать, что у тебя проблемы, или попросить помощи. Я постоянно слышал фразу: «Я вам дам повод для слез», и он давал нам очень тревожные поводы. Он использовал не только ремень; он придумывал жуткие наказания, так что нам было из-за чего плакать… Поэтому нельзя было ломаться, нельзя было показывать, что тебе тяжело, и мы все время боялись сделать что-нибудь не так.
Марк глубоко вздохнул.
– А потом пришел тот день, который я вспомнил, – со слезами продолжал он. – Тот мальчик был со мной, и вдруг вошел мой старший брат. Он не сказал: «Что тут происходит?» Он сказал: «Не бойся, Марк, я не скажу папе»… В двенадцать лет пелена спала у меня с глаз… и тогда нахлынули ярость… стыд… страх… и у меня в спине что-то напряглось.
Я несколько раз пробовал сосредоточиться на том дне, и каждый раз у меня в пояснице что-то напрягается и приходят ярость, стыд и страх… Я не могу убежать от этого. И у меня два сына – им десять и семь, и каждый раз, как я смотрю на них, то вижу себя в том возрасте и вспоминаю, что происходило… и я держал все это в себе, пока у меня не появились сыновья и я не увидел моего мальчика и не понял, что с ним может случиться… и, наверное, тогда у меня и начались боли.
Я спросил Марка, какая эмоция сильнее – ярость, стыд или страх.
– Это одно слово – ярость-стыд-страх. Это как электрический ток по всему телу. Болит-то у меня в одном месте, но когда вчера я связал все эти события с болью, когда до меня дошло, я как будто схватился за два электропровода. Это… везде.
Тогда я осторожно вернул Марка в тот день, когда его старший брат увидел, как другой мальчик пристает к нему.
– Тогда все сошлось. В тот день это закончилось, – сказал он. – Я не знаю, когда это началось.
Я спросил его, есть ли у него картинка того дня – как выглядела комната, в чем был его брат. Он зажмурился, борясь со слезами, кивнул и тихо произнес:
– Я все помню.
Увидев боль на лице Марка, я начал раунд таппинга:
– Несмотря на то что в моем теле есть все эти ярость, стыд и страх… из-за того дня… когда мой брат увидел… этот ужасный момент… я искренне и всецело принимаю и люблю себя.
На последних словах Марк смолк. Тогда в следующем раунде я заменил их на «Я принимаю часть себя», и мы продолжили простукивать циркулирующие в его теле ярость, стыд и страх:
– Тот ужасный день… когда мой брат вдруг вошел… и тот ужасный эпизод… мне так стыдно… я так зол… вся эта ярость… как такое могло случиться?.. Теперь я смотрю на своих мальчиков… и вижу себя в том возрасте… такой маленький… такой уязвимый… это было так неправильно… вся эта ярость… весь этот стыд… весь этот страх… в моем теле… пора их отпустить.
Когда мы закончили, я опять вернул его в тот день.
– Начинай снова постукивать с точки на брови, – сказал я. – Что ты почувствовал, когда твой брат открыл дверь?
– Мне страшно, – начал он. – Страшно, что у меня будут неприятности, страшно, что мой отец узнает.
– А что будет, если твой отец узнает?
– Не знаю. Кого-то побьют.
Марк заплакал. Страх, который он ощутил в тот момент, был все еще вполне реален, поэтому я провел с ним несколько раундов таппинга, концентрируясь на том моменте, когда его брат открыл дверь. Мы простучали его страх и стыд из-за того, что увидел его брат, и закончили фразой: «Но нет ничего страшного в том, чтобы принять себя, даже после всех этих ужасных дней… после того, что случилось… и что со мной сделали».
Когда мы закончили, электрический ток, о котором говорил Марк, ослаб с восьми до двух-трех из десяти. Он представил, как его брат открывает дверь, и не ощутил никакого страха. В его воспоминании о том дне оставались и другие эмоционально заряженные моменты, поэтому я попросил его продолжать постукивать по точкам, проигрывая в воображении все, что он помнит из того дня. Я сказал, что не обязательно проговаривать это вслух – достаточно представлять это себе и при этом не забывать отмечать любые перемены в напряженности, электрическом токе и боли.
Когда мы прорабатываем травму, нам очень нужна поддержка, поэтому я продолжал направлять Марка.
– Вспомни, что произошло, – говорил я. – Почувствуй то, что ты чувствовал.
Он постукивал по точкам, закрыв глаза и тяжело дыша; слезы бежали по его лицу.
Пока он проигрывал в воображении «фильм» о том дне, несколько раз эмоции явно захлестывали его. Тогда я говорил:
– Почувствуй, что испытывать эти эмоции не страшно.
Я не оставлял его. Когда он, по-видимому, справился с наиболее тяжелыми частями воспоминания, я стал возвращать его в настоящий день.
– Ты любим, – сказал я. – Несмотря на все эти ужасные вещи, что случились с тобой, ты любим. Представь себе ту свою младшую версию, представь всю оставшуюся боль или стыд, ярость и страх, что он чувствовал, и скажи ему: «Ты любим». Смелее, представь, как говоришь это ему. Все будет хорошо.
После нескольких минут таппинга лицо Марка начало расслабляться. Я попросил его представить себе все места в его теле, где скопились его ярость, стыд и страх, и увидеть, как они наполняются любовью – любовью к себе и принятием себя. Я попросил его почувствовать, как его тело откликается на эту любовь, надежду и радость, как возмущение унимается, мышцы расслабляются, освобождаются и делают первый свободный вдох.
Когда мы простучали то воспоминание, я попросил Марка остановиться и сделать глубокий вдох, вдохнуть все оставшееся напряжение и отпустить его, ощущая в сердце любовь к себе.
– Знай, что это – ты, – сказал я. – Это ты на пике своих сил и храбрости. Вот что значит быть мужчиной. Любовь в твоем сердце. Принятие себя. Решимость двигаться дальше и исцелиться. Вот что такое быть мужчиной. Не то, чему учил тебя твой отец. Не эта устаревшая модель того, каким должен быть мужчина. Почувствуй эту силу, эту решимость, этот покой.
Я проговаривал для него эту визуализацию в течение пары минут, а потом сказал, что он может открыть глаза, когда будет готов. Когда он сделал это, электрический ток в его теле исчез, а боль в спине ослабла до одного из десяти. Он задвигался на своем сиденье, наклонился вперед и в стороны.
– Такой гибкости у меня раньше не было, – сказал он, и зал взорвался ревом и аплодисментами. – Я говорил, что не могу убежать от этого, не знаю, как перестать зацикливаться на том, что произошло в той комнате, и то, что ты сделал для меня, мне очень помогло, потому что… мое отношение к сыновьям проистекает из любви, доброты и уважения к ним, а не из страха и боли. Я никогда не относился так к самому себе, – сказал он, чуть не плача. – Это я сейчас растрогался, а не паникую. – Слушатели засмеялись вместе с ним. – Я никогда не обращался с восьмилетним мальчиком внутри меня так, как со своим восьмилетним сыном, и мне кажется, что это поможет мне продвинуться вперед.
В зале снова зааплодировали.
Болезненные воспоминания, такие, как у Марка, нередко раз за разом прокручиваются у нас в голове даже много лет спустя. Поскольку возвращение к травме, мысленное и/или эмоциональное, дело по определению небезопасное, я призываю вас обратиться к помощи профессионала, прежде чем заниматься подобными болезненными воспоминаниями. Профессионал будет руководить вами в этом процессе шаг за шагом, как я руководил Марком, и позаботится о том, чтобы вы полностью избавились от эмоционального заряда и закончили позитивной визуализацией – это важно для того, чтобы вновь закрепиться в настоящем.
Мне кажется, для Марка было важно определить себя как новый тип «настоящего мужчины», достаточно храброго для того, чтобы чувствовать свои эмоции, принимать и любить себя. Он избавился от эмоционального воздействия своих воспоминаний, проигрывая их в воображении во время таппинга, и позитивная визуализация помогла ему закрепиться в том, кто он есть, вместо того чтобы теряться в болезненном прошлом.
Боль и сопереживаниеКогда доцент Шон Макей, специалист по боли и глава отделения лечения боли в медицинском центре Стэнфордского университета, приехал в школу к своему пятилетнему сыну и увидел, как несущийся ему навстречу сын упал и ударился головой, Макея просто физически тряхнуло. Когда мальчик ударился головой об пол, Макей услышал сильный глухой стук, отчего и он, и другие родители, бывшие поблизости, в ужасе ахнули. Когда он подбежал к сыну и спросил, что с ним, тот ответил, что все в порядке, и дал отцу пять.
На голове мальчика немедленно начала набухать шишка, но ему, казалось, было совсем не больно. Тогда Макей понял, что испытал, возможно, такую же или даже большую боль, чем его сын, увидев, как тот падает. В результате этого происшествия команда Макея в Стэнфорде провела исследование того, как сопереживание соотносится с болью.
В ходе исследования ученые следили за активностью мозга испытуемых с помощью фМРТ. Сначала одна рука испытуемого подвергалась тепловой боли силой в семь баллов из десяти. Затем ему показывали очень натуралистичные видео с людьми, получающими травмы (обычно профессиональными спортсменами). Представьте себе, что вы видите, как рука или нога атлета искривляется, и слышите громкий треск. Эти жестокие сцены показывались совершенно внезапно, без всякого предупреждения.
В обоих случаях – когда испытуемые подвергались физической тепловой боли и когда они смотрели видео с людьми, получающими травмы, – активировались аналогичные участки мозга, отвечающие за эмоциональные и когнитивные процессы. Эти результаты позволяют предположить, что, сопереживая боли другого человека, мы сами в какой-то степени ее чувствуем.
Отпускаем прошлое
Когда мы решаемся использовать таппинг для того, чтобы освободиться от эмоциональных страданий, которые причиняют нам так и не потускневшие детские воспоминания, избавление от боли часто становится первым шагом в куда более значительном процессе. Как мы увидим далее, без тяжелого эмоционального груза родом из детства наши жизни меняются самым невероятным образом.
Глава 8
Преодолеваем сопротивление переменам
А теперь давайте сменим тему. Мы уже говорили о прошлом, о наших травмах и переживаниях, которые могли сказаться на нашей боли и не дать ей уйти. Теперь же обратимся к настоящему. Что было бы, если бы боль прошла? Что бы изменилось к лучшему, а что – к худшему? В этой главе мы поговорим о недостатках избавления от боли и преимуществах боли.
Я уже слышу, как закрутились колесики у вас в мозгу: преимущества боли? Недостатки избавления от боли? Что? А что, если я скажу вам, что боль – это часть вас самих? Вы же только и мечтаете о том, чтобы избавиться от боли. За этим вы и читаете эту книгу!
Но процесс, который мы будем обсуждать в этой главе, неочевиден и неоднозначен. За него отвечает бессознательное, поэтому мы можем даже не осознавать, что он происходит.
Разрушительная сила бессознательного
Во время приступа боли вы мечтаете только о том, чтобы она прошла. Вы хотите чувствовать себя хорошо. Вы хотите жить так, чтобы вам не приходилось думать о боли перед тем, как заснуть, и первым делом поутру. Это ваш рассудок отчаянно желает избавления от боли.
Бессознательное куда хитрей. Мы уже видели, что его работа – защищать вас, и ради этого оно способно извращать и срывать желания вашего рассудка. Этот мощный процесс происходит внутри всех нас.
Я на себе испытал его действие в плане финансового успеха. Через несколько лет после выпуска из колледжа я нашел отличное место в развивающейся сфере веб-программирования и маркетинговых консультаций. Тогда я зарабатывал втрое больше, чем многие мои друзья. Чтобы отметить успех, я организовал недельный отдых в двух потрясающих домиках в Мехико с двенадцатью моими самыми близкими друзьями. Мы великолепно провели время; я и сейчас с удовольствием вспоминаю ту поездку.
На следующий год я попытался организовать похожее путешествие, но наши домики были недоступны, и в итоге каждому человеку пришлось бы заплатить больше, чтобы поехать. Несколько моих друзей вышли из игры, сказав, что не могут себе это позволить. Я стал звонить остальным, надеясь убедить их. Один из них ответил мне так: «Не все мы зарабатываем столько, сколько ты. Мы не можем просто делать все, что хотим». Это был тяжелый разговор, и я повесил трубку, чувствуя себя виноватым оттого, что зарабатываю больше, чем мои друзья. Неужели из-за моего финансового успеха люди злятся на меня? Завидуют мне? Неужели из-за него я теряю друзей?
Я не осознавал, что в результате этого разговора мое бессознательное перехватило управление. На следующий год мой бизнес стал разваливаться. Как это часто бывает, в моем поведении появились перемены столь незначительные, что поначалу я их даже не замечал. Например, я стал чуть менее отзывчивым к клиентам и начал тратить больше, чем раньше. Я принимал решения, которые понижали мой шанс преуспеть, – мелкие решения, но они быстро накапливались. Их результаты вскоре проявились во внешних обстоятельствах: несколько нужных мне проектов провалилось, а некоторые клиенты перестали мне платить.
Спустя год после памятного разговора с другом я залез в огромные долги. Однако преимуществом моего бедственного финансового положения стало то, что я снова смог сочувствовать друзьям. Мы все были в одной лодке, и ни у кого не было причин мне завидовать.
Когда несколько лет спустя я открыл для себя таппинг, то понял, что произошло, и воспользовался таппингом, чтобы преодолеть страх моего бессознательного потерять друзей в результате финансового успеха. С тех пор мое отношение к успеху и деньгам значительно изменилось, как и понимание того, какие возможности открываются перед человеком, решившимся осознать и изменить свои самые базовые убеждения – насчет денег, боли, любви и т. п.
Моя история – это всего лишь один из примеров того, как работает бессознательное. Оно так наловчилось защищать нас, что очень хорошо умеет скрывать от нас эмоции, убеждения и воспоминания, не встретившись лицом к лицу с которыми, мы можем не избавиться от боли. В этой главе мы посмотрим, как наше бессознательное способно держаться за боль, срывая ваши попытки избавиться от нее.
Когда боль становится частью нас
Джеси страдала от хронической боли с четырнадцати лет. К сорока годам она жила с фибромиалгией так долго, что уже почти не могла вспомнить, каково это – не испытывать боли. Посетив мой семинар по избавлению от боли и простучав несколько болезненных детских воспоминаний, она добилась того, что боль уменьшилась на 30–40 %. Однако несколько месяцев спустя она почувствовала, что боль возвращается.
– Жизнь продолжается, и боль возвращается… не такая, как была до семинара, но такая, что опять не дает мне жить, – объяснила она в начале нашего сеанса. – Я не очень понимаю, куда мне двигаться теперь (в плане таппинга)… Я просто хочу избавиться от боли и готова сделать для этого все, что нужно. Я очень сильно верю в эту технику.
Джеси ощущала скрипучую боль в челюсти и боль в запястьях, кистях рук, плечах и задней поверхности бедер. Для начала я попросил ее постучать по точкам в своем ритме, представляя себе, какой бы она была, если бы не испытывала боли.
Она описала этот образ вслух:
– Просто больше того, кто я есть и чем я занимаюсь, просто больше всего этого. Меньше вынужденного отдыха, меньше помех, меньше отмененных уроков и больше занятий тем, что мне нравится.
В четырнадцать лет боль, которую испытывала Джеси, помогала ей обрести утешение и облегчение от душевных страданий, которые ждали ее в школе и дома. Но теперь это перестало быть для нее актуальным: она построила для себя очень счастливую жизнь, с семьей и любимой работой. Теперь боль лишала ее дорогих занятий и людей – мужа, дочери и работы. Она уже не нуждалась в боли как в поводе спрятаться ото всех.
– Как думаешь, твое тело это поняло? – спросил я.
Иными словами, не посылает ли ее бессознательное телу обратных сигналов? Пока мы не воспользовались таппингом, чтобы исследовать ее отношение к боли и избавлению от боли, она не понимала, насколько глубоко образ боли въелся в нее.
В течение нескольких раундов мы с Джеси простучали безопасность жизни без боли. Я хотел дать ее бессознательному и ее телу понять, что им больше не нужно защищать хозяйку болью, ведь теперь она окружена людьми, которые любят ее, и занимается делом, которое приносит ей колоссальную радость и удовлетворение.
В процессе таппинга боль начала перемещаться – это указывало на то, что мы на верном пути, – а Джеси начала потеть, будто в лихорадке, что было странно. Она испытала несколько моментов озарения, поняв, насколько образ боли укоренился в ее личности и жизни. Поскольку взрослой она постоянно испытывала боль, то не могла представить себе себя и свою жизнь без боли. Поэтому вполне логично, что ее бессознательное воспринимало эту мысль как опасную и держалось за боль. Чтобы избавиться от нее, Джеси нужно было заново придумать себя как человека без хронической боли.
К концу сорокапятиминутного сеанса челюсть, запястья и задняя поверхность бедер Джеси перестали болеть. Боль в плечах перешла в середину спины и ослабла с восьми до пяти из десяти. Видя, как наш сеанс помог Джеси, я порекомендовал ей продолжать простукивать безопасность расставания с болью и с помощью таппинга создать образ жизни без боли, от которого ее не будет бросать в пот – буквально или метафорически.
Боль так стремительно захватывает нашу жизнь, что со временем может начать диктовать, что нам чувствовать и делать. В конце концов она даже может стать частью вас самих. Определяете ли вы себя – того, кто вы есть и кем можете стать, – как человека, испытывающего боль? Я часто слышу, как люди говорят, что становятся «другим человеком», когда ощущают боль. Невозможно не чувствовать и вести себя по-другому, когда ты ощущаешь боль. Однако со временем этот «другой человек», в которого превращает вас боль, может подавить вашу личность, не давая проявиться иным сторонам вашего «я» и вашей жизни.
Боль так стремительно захватывает нашу жизнь, что со временем может начать диктовать, что нам чувствовать и делать. В конце концов она даже может стать частью вас самих… Определяете ли вы себя – того, кто вы есть и кем можете стать, – как человека, испытывающего боль?
Стала ли боль частью вашей личности?
Возьмите свой блокнот и спросите себя: «Кем я буду без этой боли?» Запишите все, что придет на ум. Если не получается ответить на этот вопрос, попробуйте задавать его себе, постукивая по точкам.
Читать бесплатно другие книги:
