Что же тут сложного? Пирсон Эллисон
– Ну, на работе все уверены, что мне сорок два.
Тут моя сестра прыскает, и мне приятно, что она первый раз за день улыбается. Радуйся, пока можешь, Кейт, ведь радость мимолетна.
– Как так?
– Если бы я им сказала, что мне вот-вот полтинник стукнет, меня не взяли бы на работу.
– Шутишь? – Сестра снова на моей стороне. – Подумаешь, тоже мне возраст. Или они полагают, будто мозг высыхает вместе с маткой?
– Примерно так.
– Чушь какая. Ты всегда была самой умной из нас двоих. Не то что я. Ты соображала моментально – другие только чешутся, а ты уже все поняла. Наш Стивен в тебя, тоже шарит в арифметике. Не успел увидеть пример, а уже знает ответ. Вот только вообразил, дурачок, что сумеет выиграть, а ведь это еще никому не удавалось, правда?
– Джули, я хочу поучаствовать в уходе за мамой. Ты и так многое для нее делаешь, ты всегда готова примчаться к ней по звонку, круглосуточно, семь дней в неделю.
– Я не возьму у тебя деньги. Еще не хватало, чтобы мне платили за то, что я ухаживаю за родной матерью.
В этом-то вся закавыка. Не факт, что деньги непременно корень зла, но если чуть-чуть покопаться в любых семейных обидах – обязательно упрешься в деньги.
– Если бы не ты, мама осталась бы одна и нам все равно пришлось бы кому-то платить, чтобы за ней ухаживали. Помнишь мою подругу Дебру? Так вот, у ее мамы деменция, и они платят тысячу двести фунтов в неделю за какой-то пансион на южном побережье. Грабеж средь бела дня. Ты же справляешься лучше любой сиделки, а за мамой нужно будет постоянно ухаживать, когда ее выпишут из больницы. Так что благодаря тебе мы еще и сэкономим. Будет только справедливо, если я каждый месяц стану присылать тебе какую-то сумму.
Мои слова о справедливости помогли убедить Джули, не ранив ее самолюбие. Не хочу, чтобы она считала это подачкой.
– Ну ладно, – соглашается она наконец, – если ты считаешь, что так лучше… Не буду врать, в нашем положении деньги очень даже пригодятся. – Сестра берет меня за руки. – Кэт, ты прости, что я тебе наговорила…
– Да ну брось, ты права. Я совсем запуталась. У меня есть деньги, красивый дом, но все равно. Я запуталась.
– А представляешь, если все то же самое, только без денег.
– Легко, Джули. Того и гляди придется продать вертолет. Запасной, разумеется. Тот, резервный, в дальнем конце сада. Это же катастрофа.
– Еще бы, ведь малыш Бен тогда опоздает в школу.
– Бедненький.
– Да еще и в одном носке.
– Прекрати, я сейчас заплачу.
На мгновение нам снова двенадцать и четырнадцать, мы лежим у себя на кроватях и, хихикая, обсуждаем мальчишек. Какие-то вещи не изменятся никогда. Их немного, совсем чуть-чуть, но и на том спасибо.
Парковка больницы Бизли-Коттедж
Пятница, 07:21
Словно чтобы доказать, что тетушка Джули права, мой избалованный князек, проснувшись утром, не обнаружил подле себя личной служанки и осерчал.
Бен – Кейт
Где футбольные шорты
Кейт – Бену
Ты смотрел в нижнем ящике комода, где летняя форма? Хх.
Бен – Кейт
Там нет
Кейт – Бену
Ты вполне способен разобраться с этим самостоятельно. Посмотри еще раз в комоде, попроси папу помочь. Может, ты их дал Сэму, когда он у тебя ночевал? Мне сейчас нужно поговорить с бабушкиной медсестрой, напишу тебе через десять минут.
Бен – Кейт
Я необязан. Когда вернешься
Кейт – Бену
“Не обязан” пишется раздельно, мистер! И ты, между прочим, обязан сам о себе позаботиться, ты уже большой мальчик. Бабушке гораздо лучше, я сегодня вечером вернусь. Не забудь позавтракать и принять две фруктовые витаминки с омегой – в оранжевой бутылочке возле хлебницы. Непременно надень шлем, когда будешь кататься на велосипеде. И телефон заряди, а не как в прошлый раз! Я по тебе соскучилась. Хх.
Кейт – Ричарду
Не мог бы ты прервать медитацию или чем ты там занят и помочь Бену найти футбольную форму? Маме лучше, если, конечно, тебя это интересует. К.
Автор “Как воспитывать подростков в цифровую эпоху” строго-настрого запрещает “придираться” и “критиковать”, ей бы точно не понравилось, что я указала Бену на орфографическую ошибку. В книге говорится, что я должна “приспосабливать” родительские навыки к “растущему и развивающемуся молодому человеку”. Якобы это поможет “усилить способность ребенка справляться с меняющимися обстоятельствами посредством положительного подкрепления”.
Да пошла бы она в жопу. Джули права. Хватит нянчиться с Бенджамином, нужно помочь ему повзрослеть.
Ричард – Кейт
Успокойся, пожалуйста, я чувствую негативную энергию, она крайне деструктивна. У нас все в полном порядке. Передавай Джин от меня привет.
09:44
Старшая медсестра пригласила меня к себе в кабинет, уютную комнатку с окнами от пола до потолка, выходящими на зеленое пространство – садом его не назовешь – с молоденькими саженцами. Кажется, это березки. Мама наверняка их опознала бы, как и Салли. На стене за сестрой Кларк годовой календарь топорщится разноцветными наклейками и напоминаниями, когда раздавать лекарства.
Медсестра только что вручила мне стопку бланков, связанных с “сохраняющимися потребностями пациента в уходе”, как вдруг мой мобильник оживает: звонит Джей-Би. Бен повадился разыгрывать своих родителей-технофобов: ставит на звонок мелодию старого телефона, года так семьдесят третьего, – тех времен еще, когда моя мама, чтобы ответить на звонок, выходила в стылый коридор, брала трубку и говорила: “Бэтли четыреста двадцать девять”. Тот мир телефонных бесед и операторов, которые четко выговаривали согласные, как Селия Джонсон[94], сейчас кажется невозможно далеким.
После падения у мамы прошлое смешалось с настоящим. Вот она здесь, со мной, в настоящем, – и вот уже ведет нас с Джули за руки в воскресную школу. На нас одинаковые платья-сарафаны, мама скроила их по готовым лекалам. Помню, как она ползала по полу на коленках, зажав в зубах булавки, и аккуратно раскладывала на ткани бумажные выкройки. Как бы бедно мы ни жили, мама всегда старалась нас приодеть. И я пошла в нее.
– В этих бланках сам черт голову сломит, – говорит медсестра.
Она мне не нравится. Я поняла это с первого взгляда. Не нравится ее грубость, замаскированная под шутливость. Мне она кажется бессердечной. Мне не нравится, что она говорит о моей матери так, словно той тут нет, а к ней обращается нараспев, точно к маленькой. Однако же посмотрите, до чего я с ней мила! У меня уже лицо болит от натужных улыбок: я практически исчерпала запасы любезности и обхожусь с ней, как с самым важным и самым трудным клиентом. Мне необходимо ей понравиться, потому что я оставляю на нее маму и боюсь, что если чем-нибудь вызову раздражение медсестры или же она решит, что я высокомерная южная корова, то потом отыграется на маме.
– Да, – соглашаюсь я, покосившись на мобильник. – Но я хочу, чтобы за мамой ухаживали как можно лучше. – Второе голосовое сообщение от Джея-Би. Черт бы его побрал. Я буквально слышу, как он барабанит по столу наманикюренными ногтями. Мне нужно возвращаться.
– Надеюсь, все в порядке? – любезно интересуется медсестра. – А за маму не беспокойтесь. Мы за нее отвечаем, будем о ней заботиться, а когда она будет готова, выпишем домой.
– Спасибо вам большое, вы очень добры. Днем приедет моя сестра Джули. Пожалуйста, передайте маме от меня привет, как проснется.
– Передам, конечно. Ваше такси.
Напоследок я заглядываю к маме; она крепко спит. Из-за трубочки капельницы на ее левой руке набухла синяя вена, и кажется, что маме больно. После того как она перенесла сердечный приступ, я каждый раз, уходя от нее, ловлю себя на одной и той же невысказанной мысли: что, если я вижу тебя в последний раз? Как бы мне хотелось остаться с ней. Но нельзя. Долг зовет. Однако же мой долг – быть и здесь тоже. Спустя столько лет я по-прежнему служу двум господам: любви и работе.
Рой нашел следующие строчки из песни “Три Дигриз”, которую процитировал Джек: “Мы любовники или друзья? Ты моя или не моя?” Хороший вопрос. Что же мне ему ответить, Рой? Буду благодарна за любые предложения.
22. Не могу с тобой распрощаться
Понедельник, 14:30
Сквозь пламя свечи на белоснежной льняной скатерти Джек Абельхаммер с бокалом багрового бургундского в руке впивается в меня взглядом. Мимо бесшумно скользят официанты. Подаренная им двойная нить жемчуга спускается петлей в тень моего декольте. Он протягивает ко мне руку. Наши пальцы соприкасаются.
По крайней мере, примерно так я представляла себе эту сцену. И это лишь доказывает: представлять что бы то ни было (занятие, на которое женщины тратят полжизни, это я о себе) – только зря место в голове занимать. Потому что сидим мы – лицом к лицу, что правда, то правда – “У Джино”, в круглосуточной забегаловке в подбрюшье Олдгейт-Ист. “У Джино” очень похоже на кафе “У Майкла”, куда мы с Кэнди частенько наведывались, разве что чайные ложки пластмассовые, а не металлические. За соседним столом теснятся три строителя, наворачивают обильные завтраки в обеденное время. (“А ты чего бульк и писк[95] взял, а не жареную картошку?” – “Так оно же с капустой. В ней пищевые волокна. Чтобы организм работал как часы”. – “Ишь ты, посмотрите на него, как часы. Если ты у нас такой пунктуальный, чё ж ты сегодня приперся почти в девять, а не без пятнадцати восемь, как начальство велело?”)
Я простудилась, кожа под носом стерта докрасна, потому что я то и дело чихаю и сморкаюсь. В общем, Ингрид Бергман из меня сегодня никудышная.
– Ты уж меня извини, что обед получился таким. И что вчера не удалось поужинать вместе. И что не смогу пойти на ту штуку, которую мы с тобой обсуждали, через несколько дней. Мама болеет. И когда ее выпишут, мне нужно будет съездить и помочь ей устроиться дома. Да и с сестрой проблемы решить.
– Что за проблемы?
– Едва ли тебе это будет интересно.
– Мне интересно все, что связано с тобой.
– Там все ужасно запутано.
– Ничего, я пойму. У меня в колледже второй специализацией была прикладная теория хаоса и запутанности.
– Надо же. Прямо метафора моей жизни.
Признаться, я не горю желанием выкладывать Джеку неприглядную подноготную клана Редди. Не уверена, что мой обаятельный и остроумный кавалер выдержит встречу с действительностью. Наши отношения еще ни разу не проходили проверку в жестких условиях реального мира трудных подростков, хворых родителей, племянников-игроманов, да и не стоит этого делать, пожалуй.
Джек явно прочел мои мысли:
– Да ладно тебе, Кейт, неужели ты правда думаешь, что можешь меня чем-то шокировать?
– Нет. Ну, в общем, когда я была в больнице, то увидела, что с маминого счета в строительном обществе снимали деньги.
– С ее расчетного счета?
– Вроде того. Это ее сбережения. Деньги не такие уж большие… ты, наверное, столько на такси тратишь, но для моей мамы это огромные суммы. Оказалось, Джули выпрашивала у мамы деньги, потому что ее сын Стивен, мой племянник, играл в каком-то онлайн-казино. И мало того, что этот идиот проигрался в пух и прах, он еще и придумал, как ему казалось, прекрасный способ вернуть деньги.
– Дай угадаю. Акула по имени Дуэйн даст в долг под плевые тысячу двести девяносто один процент годовых?
Меня невольно разбирает смех.
– Так ты, я вижу, уже знаком с мистером Дуэйном, Робином Гудом из Редкара?
– А как же. Хорошая кредитная история не требуется. Получишь наличные за десять минут, бедный наивный мальчик.
– И откуда ты все знаешь? Ты-то никогда не был ни наивным, ни бедным.
– Скажем так: я приобрел бесценный опыт, когда моя мать вступила в нездоровые отношения с казино.
– Она пристрастилась к азартным играм?
– И к выпивке. Рулетка стала для нее лучшей подругой. Но увлеклась, испугалась, что отец обо всем узнает, попыталась скрыть траты. Порой к нам наведывались интереснейшие посетители. Я тогда учился в восьмом классе.
– Ужас какой. И что ты сделал?
– Придумал, как выплатить долги в рассрочку.
– Но ты же был еще ребенком.
– Формально да, но жизнь заставит – в момент повзрослеешь. А теперь, Кэтрин, не могла бы ты мне объяснить, как связаны между собой бульк и писк?
– Прости, Джек, но у нас не так много времени.
– Не беспокойся, Кейт. Времени у нас уйма.
– На той неделе ты улетишь в Нью-Йорк.
– Да. Знаешь, какие в наши дни бывают чудеса? Мне друг рассказывал. Оказывается, можно прилететь обратно! То есть мне не нужно торчать в Соединенных Штатах до скончания века. Я могу вернуться. И снова тебя увидеть.
– А потом что?
– А потом мы придем сюда. К “Джино”. Я буду приходить сюда снова и снова, пока кто-нибудь не расскажет мне, что там за бульк такой. Во что бы то ни стало.
– Но как же твоя работа?
– Я глава компании, Кейт. Надо мною нет начальников. Я сам себе начальник. Кстати, моя работа – отличный повод приехать тебя повидать. До тех пор, пока, ну, в общем.
– Пока что? Пока тебе не надоест?
– Пока моим начальником не станешь ты.
– Ты предлагаешь мне купить контрольный пакет твоих акций?
– Именно. Организовать агрессивное слияние. Не забывай, мне небезразлично твое благополучие.
Я смотрю в чашку. Я заказывала латте, но то, что мне принесли, больше похоже на грязную воду, которую зачерпнули у самого берега. Перемешиваю кофе пластмассовой ложкой – раз, другой, десятый, перемешиваю мысли в голове. Я должна сказать ему правду.
– Мы не можем быть вместе. Пожалуйста, Джек, не сердись на меня. Мне правда жаль. Я ведь пыталась. Но у меня ничего не вышло. Помнишь? Когда мы с тобой только познакомились, я, как диснеевская принцесса, поверила, что мои мечты сбылись. Я встретила своего принца.
– Госпожа моя…
– Пожалуйста. Выслушай меня. Ты и был моим принцем. И ты по-прежнему мой принц. Я в этом убедилась. В идеальном мире мы правили бы замечательным королевством, лучшим на свете, и я была бы счастлива жить там с тобой, правда. Но…
– Я так и знал, что будет “но”. Всегда есть какие-то “но”.
– Но мир неидеален. Никогда не был, никогда не будет. Идеалы – для людей свободных, тех, кто может распоряжаться собой. Я не могу, мне приходится думать о других. Слишком много людей от меня зависит. Беда идеалов в том, что они не вдохновляют. Они предают, вгоняют в тоску, до них никак не дотянуться.
– Не забывай, Кэтрин, что ты говоришь с американцем. Для нас идеалы – как дождь для вас, британцев. Они заставляют нас каждый день поднимать глаза к небу.
– Вот ты сам все и сказал. У нас дождь. А мне вот-вот пятьдесят, Джек, и я насквозь промокла под этим дождем. Я все время боюсь за детей, особенно за дочь, боюсь за маму, сестру, родителей мужа, за лучшую подругу, которая потихоньку спивается, за собаку, работу, здоровье – в общем, целая лавина всего. Не хочу жаловаться, но я уже выбиваюсь из сил. А избавиться от всего этого я не могу, просто не могу. Ты замечательный, но ты… ты… быть с тобой все равно что смотреть на небо. Красиво, конечно, а толку? Я-то на земле.
Теперь Джек помешивает кофе в чашке.
– Ты уж извини, что я об этом упоминаю, – говорит он, – но как же слово на букву “л”?
– Какое еще слово?
– На букву “л”. У вас его разве не знают?
– Почему же, знают. Лабрадор. Единственная эмоциональная поддержка, на которую твердо можно рассчитывать. Лучше всех об этом спели “Битлз”. “Все, что тебе нужно, – это лабрадор. Да-да-да-да-да”.
– Вот видишь. Все поймут, что у нас с тобой лабрадор. И будут правы. У нас действительно лабрадор. Между прочим, считается, что лабрадор придает людям сил. Помогает что-то изменить.
– Неужели ты не понимаешь, что сил-то у меня как раз и нет?
– Пожалуйста, – улыбается он. Эта его улыбка. Всегда побеждает. – Теперь ты меня послушай, хорошо? Я все понимаю: дождь есть дождь. Его не выключить, он же не из крана течет. И все это – все эти заботы – вполне реальны. Но и мы тоже. Посмотри на нас. Мы тоже реальны, как… я не знаю…
– Как человеческий волос в твоем капучино.
– Точно. Блюдо дня. Ты очень романтична, Кейт, дорогая, ты ведь знаешь об этом?
Впервые Джек так меня назвал. До чего же приятно. Пусть бы всегда называл меня “дорогой”, мне не надоест.
– Только я, видимо, еще больший романтик, чем ты. Я хочу сказать вот что: почему бы просто не гулять под дождем? Не страшно вымокнуть, страшно стоять и не шевелиться. Как только мы начнем что-то делать, все сразу покажется легче и осуществимее, чем сейчас. Главное – шевелиться.
Я тянусь к нему над белой скатертью, мимо свечей и хрустальных бокалов, мимо бутылки с уксусом и беру его за руку.
– Джек, ну почему ты всегда такой оптимист?
– Американец, мэм. Каюсь, виноват.
– Если честно, я не верю, что когда-нибудь что-то изменится.
Он наклоняется и целует меня.
– Ладно, я сперва во Францию, потом уж в Штаты. Все мои контакты у тебя есть. Пиши, звони в любое время, и третий альбом “Джексон 5”. Ну? Вспомнишь?
Секундочку.
– “Я приду”?
– Точно. Что тебе подарить на день рождения?
– Ничего. Было бы что праздновать.
Мы встаем и снова целуемся. Я, наверное, его заразила, но такова уж любовь. Джек засовывает под чашку двадцать фунтов – на память о нашей встрече.
– Теперь мы просто обязаны вернуться, – говорю я. – Джино будет ждать нас, как Тристан.
– Всегда готов, – отвечает Джек. Еще поцелуй, и я ловлю себя на мысли: быть может, это наш последний поцелуй, самый последний. Мы уходим, и в ушах у нас, точно ангельское пение, звенит голос строителя из-за соседнего столика: “Поцелуй ее от меня, приятель”.
У нас всегда будет Джино.
На улице дождь, и я смотрю, как Джек уходит прочь.
Опять. Ты опять его прогнала.
15:39
На обратном пути я ничего не соображаю, но на работе меня встречают хорошими новостями. Элис радостно меня обнимает. Гарет принес из столовой пластмассовые стаканчики и маленькие бутылочки белого вина. Троя и след простыл, и вскоре я понимаю почему. Совет решил, что Владимир Великовский вполне может быть нашим клиентом.
– Разумеется, у них есть определенные опасения по поводу потенциального вывода денежных средств и так далее и тому подобное, – говорит Джей-Би. Гарет наливает вино в четыре стаканчика. – Если через год он решит от нас уйти, как это водится у русских, которые всегда рассчитывают на прибыль в тридцать процентов, это подпортит нам баланс.
– Ну уж это моя забота, верно? Я позабочусь, чтобы клиент остался доволен. И я уверена, что мы с этим справимся. Правда, Элис?
– Молодчина, Кейт, отличная работа. Твое здоровье!
– Ваше здоровье, коллеги! Кстати, надо будет подыскать какую-нибудь школу-пансион, которой нужен новый учебный корпус и которая с радостью примет Сергея Великовского, сыночка.
– Шутишь? – уточняет Джей-Би.
– Если бы. Кейт – эксперт “ЭМ Ройал” по лучшим репетиторам, – Гарет подмигивает мне.
– Это входит в наши обязанности. Элис, пожалуйста, посмотри списки лучших школ. Наверняка отыщется какой-нибудь старый пансион, которому не помешают русские деньги.
– Будет сделано.
После рождественских праздников Элис как в воду опущенная. Макс проводил их на Барбадосе с мамочкой и папочкой. Не звонил и не писал ей пять дней, после чего Элис не выдержала и отправила ему эсэмэску: “Ты по мне скучаешь?” – на что он ответил: “Канеш”.
Она показала мне его сообщение. Никаких тебе “целую”. Полный урод. Еще и безграмотный.
– Не очень-то романтично, да? – спрашивает Элис.
– Должна признаться, мне доводилось видеть и более горячие заверения в преданности. Элис, милая, ты заслуживаешь лучшего. Помнишь, как говорят? Не кладите все яйца в одного ублюдка.
Она невольно ухмыляется.
– И кто же так говорит?
– Я, например. А по-хорошему – любая разумная женщина под тридцать. Ты же знаешь, что я думаю по этому поводу.
Она кивает:
– Знаю. Я пыталась с ним порвать, честное слово, пыталась. Но я его люблю. И ничего не могу с этим поделать. Кстати, о любви: твой Джек очень милый.
– Джек не мой, – осторожно отвечаю я. Хотя теперь-то прекрасно знаю, что он мой, но беда в том, что я не могу быть его.
– Твой, чей же еще, – решительно возражает Элис. – В жизни не видела, чтобы кто-то был настолько чьим-то.
Команда – тут я понимаю, что уже считаю Гарета и Элис своей командой, – расходится по рабочим местам, а я сижу и смакую горькую сладость этого мгновения: победа в деле Великовского и мучительное поражение из-за того, что пришлось распрощаться с Джеком. Не представляю жизни без него, как без музыки и солнечного света. Но все же сделка с ВВ означает, что меня вряд ли уволят, когда Арабелла выйдет на работу, а раз так, можно строить планы. И перестать волноваться. В кои-то веки Женщина-катастрофа может позволить себе успокоиться, выбраться из башни авиадиспетчера, доделать ремонт в доме, выровнять корабль по курсу. Беру телефон и вижу электронное письмо из школы Эмили. О нет. Только не это.
От кого: Джейн Эберт
Кому: Кейт Редди
Тема: Эмили
Уважаемая миссис Редди,
Я несколько раз пыталась Вам дозвониться, но не смогла. Возможно, у нас неправильный номер? Я возглавляю школьный комитет по защите детей. Недавно мы узнали, что порнографическая фотография Вашей дочери Эмили разошлась сперва по ученикам ее параллели, а потом и дальше. В результате двух учеников отстранили от занятий.
Мы крайне серьезно относимся к подобным случаям. Я бы хотела пригласить Вас в школу, чтобы обсудить ситуацию с Эмили и решить все связанные с этим вопросы.
Джейн Эберт,
и. о. классного руководителя шестого класса
Я хватаю сумку и пальто, бегу к лифту, бросив через плечо:
– Элис, мне срочно нужно уйти. Дома опять что-то стряслось. Прикроешь меня?
– Конечно. Кейт?
Я оборачиваюсь и вижу ее оживленное юное лицо.
– Да?
– Сегодня прекрасный день, правда. Ты такая молодец.
23. По ком звонит белфи
Понедельник, 19:03
Только что вернулась из школы. Миссис Эберт рассказала мне, что же произошло с Эмили и белфи. Я-то думала, что раз Джош Рейнольдс благополучно удалил фотографию из соцсетей и заблокировал возможность ею поделиться, значит, все в прошлом, но оказывается, кое-кто из школьников сохранил фото на телефон. Лиззи Ноулз и ее парень, некий Джо Клэй, показали снимок всему шестому классу, вдобавок Джо, по наущению Лиззи Макбет, угрожал Эмили, что разошлет его в фейсбуке всем ее родственникам. А выяснилось все это лишь благодаря тому, что, как объяснила миссис Эберт, несколько дней назад один из учителей отобрал у Джо телефон, потому что парень на уроке смотрел порнуху. А поскольку телефон не был заблокирован, учитель увидел не только фотографии Джо (на некоторых оказалась та еще жесть), но и снимок с тэгом #жопафлаг, именем Эмили и массой пошлых комментариев. Джо и Лиззи тут же отстранили от занятий, хотя Эмили и умоляла не делать этого.
– Сказала, что не хочет, чтобы из-за нее кого-то наказывали, – вздохнула миссис Эберт. – Даже не знаю, как реагировать на такие случаи, миссис Редди. Мы отдаем себе отчет, что подростки активно делятся эротическими фотографиями, и мы рады были бы положить этому конец. Но опыта в этом деле у нас пока что нет, да и многие родители отказываются верить в происходящее. Мать Лиззи Ноулз уже обвинила нас в том, что, попросив показать телефон, мы нарушили право ее дочери на неприкосновенность личной информации, и угрожала подать на школу в суд.
Синтия? Кто бы сомневался. Потому что нельзя трясти золоченую клетку матери-тигрицы. Миссис Эберт энергично трет кулаком лоб. Скорее всего, она моя ровесница, только морщин побольше и вид измученный. Представляю, каково ей общаться с родителями вроде Синтии Ноулз, которые всегда принимают сторону своего поганца, а не бедняги педагога. В моем детстве все было иначе. Почему никто больше не поддерживает авторитет учителя? Современные родители не желают призывать чадо к порядку – то ли заняты, то ли боятся, – но бесятся, когда кто-то делает это за них. Адова работенка у миссис Эберт, ничего не скажешь.
– Но я не понимаю, – говорю я, – почему вся эта история всплыла сейчас, ведь инцидент с белфи случился еще в начале прошлого семестра. Эмили совершила невинную ошибку, отправила Лиззи фотографию своего загара. Уверяю вас, миссис Эберт, она не распространяла эротические снимки. Я понятия не имела, что эта история…
– Вернется бумерангом?
– И ударит ее по заднице.
Мы обе смеемся – и я, и эта бедная замученная женщина – горьким отчаянным смехом двух взрослых, которым приходится разбираться с тем, с чем до них никто и никогда еще не сталкивался.
– Видите ли, миссис Редди…
– Кейт. Пожалуйста, зовите меня Кейт.
– Послушайте, Кейт, не буду вас обманывать. Мы не сумели оперативно отреагировать на эту историю, потому что у нас просто нет возможностей. Я учитель, а не следователь по борьбе с порнографией. И если бы я просиживала в интернете столько времени, сколько нужно, чтобы справиться с этой бедой, мне некогда было бы преподавать. Впрочем, мы всегда можем обратиться в полицию.
На это я отвечаю миссис Эберт, что раз Эмили не хочет, чтобы Лиззи и Джо Клэя исключили из школы, то мы с мужем поддержим ее решение и не будем подавать жалобу. Хотя, конечно, руки так и чешутся перекрыть Лиззи путь в Оксбридж.
– Да, эти двое сделали гадость, – сказала я, – но они не так уж и виноваты, это глобальная эпидемия. Эмили не малолетняя, поэтому, думаю, обращаться в полицию было бы чересчур. Они молодые, у них вся жизнь впереди. Надеюсь, эта история хорошенько их припугнет.
Я думаю о Феликсе, сыне Дебры, робком балбесе, которого вышвырнули из школы за то, что он глазел в интернете на жирных немецких шлюх. Думаю о Бене и о том, чтоґ он может смотреть на одном из своих многочисленных гаджетов. Пока есть соблазн, жертвой его может стать любой ребенок. И вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что уж с вашим-то сыном или дочерью такого точно не произойдет.
Миссис Эберт сказала, что Эмили ходит к школьному психологу, тому, с кем я договорилась после звонка ее классного руководителя. Разумеется, их беседы строго конфиденциальны, и все же педагоги утверждают, что Эмили стала лучше учиться, рассталась с компанией леди Макбет и нашла новых друзей.
– Эмили чудесная девочка, – сказала мне на прощанье миссис Эберт, и я от растерянности не нашлась с ответом, лишь энергично кивнула и пожала ей руку.
Кейт – Эмили
Доченька, нам нужно поговорить. Ты где? Хх.
Эмили – Кейт
Я у Джесс, мы делаем историю. У меня все в порядке. Пож не волнуйся за меня! Хх.
Кейт – Эмили
Я тебя люблю. хх.
Эмили – Кейт
и я тебя. хх.
20:23
В доме тихо. Бен у Сэма, Эмили до сих пор у Джесс. Я позвонила ей, она сказала, что все замечательно и можно она еще тут побудет. О моей беседе с миссис Эберт поговорим после. Мне больно от мысли, что ей пришлось вытерпеть всю эту гадость в одиночку. Я помешиваю вилкой липкий влажный гипоаллергенный собачий корм, как вдруг Ленни принимается рычать. Значит, Ричард идет. Раньше Ленни так на Ричарда не рычал, это что-то новенькое – наверное, меня защищает. Я собиралась с духом, чтобы рассказать Ричарду про Эмили и белфи, я жила с чувством вины, вот момент и настал. По-хорошему, надо было сразу ему во всем признаться, несмотря на просьбу Эмили не говорить папе. Миссис Эберт правильно сказала: белфи вернется бумерангом.
Заходит Ричард, кладет шлем на стол, и по его виду я понимаю, что ему еще хуже, чем мне, его буквально колотит. Такое ощущение, что он чем-то напуган, как будто нас обокрали или еще что-то. Глядя на его перекошенное от волнения лицо, я думаю: о господи, наверное, моя мама умерла. Или его мама умерла. Или что-то случилось с Беном.
– Что стряслось? Все в порядке?
– Я должен тебе кое-что сказать, – отвечает Ричард.
– Нет, это я должна тебе кое-что сказать, – возражаю я.
– Кейт, мне правда нужно тебе кое-что сказать. Мне кажется, точнее, у меня уже давно такое ощущение, словно я попал в ловушку и должен направить силы в иное русло.
Читать бесплатно другие книги:
