Слой Ноль Прошкин Евгений
Наскоро вставив решетку, он спрыгнул на пол и ногой отправил табурет под стол. Пистолет он сунул сзади за пояс, но, подумав, вытащил обратно.
Лифта не было долго. Минут через десять, когда Виктор уже начал себя материть, кабина внизу уйкнула и медленно поползла по шахте. Он проверил, снята ли «Беретта» с предохранителя, и выглянул на лестницу.
Из лифта показался Борис, при полном параде: в белой рубашке и с тремя рядами орденских планок на сером кителе. Тяжело опираясь на палку, он дошел до квартиры и кивнул Мухину.
– Внутрь пустишь, или так говорить будем? – спросил он недовольно.
– А Корзун где?
– Какой еще Корзун?
– Ты его перед домом не видел? Он с покрышками.
– Никого там нет.
– С-сука! – выдохнул Мухин, взмахивая пистолетом. – Свинтил все-таки! Да ты проходи, садись.
– Я и собираюсь. Жду, когда дверь отпустишь. – Борис перешагнул через порог и направился к кухне. – Чего у тебя деньги-то валяются? – спросил он, остановившись возле столика в коридоре.
– Деньги?.. Сколько там?
– Две с половиной сотни. Зеленых.
– Блин! И бабки сбросил, теперь по-хорошему его не достанешь.
– Корзун – тот самый, твой шпион?
– Здесь он физик. Думал, его привлечь…
– Мало, что ли, у нас физиков?
– Много, наверное. Не знаю, понравился он мне чем-то… А ты почему так долго? – вскинулся Мухин. – Тебе бы чуть пораньше, мы бы его задержали!
– И так с совещания ушел. Если б наше было, ментовское, – а то правительственное. Шею мылили, – пояснил Борис.
– За вчерашние похороны?
– В том числе.
– У нас тоже взрывают, – посетовал Виктор. – Да еще какими-то уникальными веществами, гори они огнем! Хотя они и так горят…
– Уникальные?.. Экспорт технологий? – догадался Борис. – Вполне логично, к этому и шло. Ваша же работа, небось.
– Наша, – признался он. – По ящику сказали, со всеми долгами расплатимся. Вся Европа ботинки нам чистить будет. Пока что-то не чистят… А дома одного уже нет.
– Утечки всегда были. Кто технологию достал?
– Людмила, – мрачно ответил Виктор.
– Во-он как! – изумленно протянул Борис. – Ты ее, значит… Ты поэтому ее видеть не хотел?
– Не только, есть и еще кое-что… Боря, когда ты нас в детей запихнул, ты в конце намекал на какие-то проблемы. Что за проблемы-то?
– Не знаю. Меня в вашем слое давно уже нет. Я, кстати, там ботинки чистил, прям как твой европеец… Просто через вас что-то почувствовал… Через Люду – сильнее. Какую-то опасность для оболочки. А в чем дело?
– Сам не пойму. Не сходится что-то. Либо мне врут… – Мухин замялся. – Либо меня обманывают.
– Да, вот еще! – воскликнул Борис. – У меня же новость есть. Из рубрики «нарочно не придумаешь». Ты, конечно, помнишь Юрика? Скользкий такой, он еще, скотина, на Люду глаз положил.
– Когда мы детьми были? – Виктор переполнился нехорошими предчувствиями. – Юрик Макаров, как же не помнить…
– Здесь он помощник президента!
– Макаров и у нас не дворник, – сказал Виктор. – Умеют люди жить… Какой помощник-то? Первый? Десятый?
– По общим вопросам, – со значением произнес Борис.
– Везде успел, зараза! А у нас он в команде числится. Типа, спонсор, все такое. Подъезжал тут ко мне, место теплое выторговывал. А здесь, стало быть, уже сторговался…
– Здесь Макаров не перекинутый. Так, совпадение.
– Опять совпадение… Лажа все это, Боря.
– Лажа… – согласился тот. – А разборки ваши идиотские – это не лажа?! «Место теплое»… Скоро из-за ваших распрей вообще никаких мест не останется!
– Я нашел нулевой слой, – с подчеркнутым спокойствием сказал Виктор.
– Не шутишь?..
– Я там еще не был, но Костя обещал показать. Я не ошибся, нулевой – моя родина. И я там не умер, так же, как и здесь.
– Ох, Витька… Витька!.. – Борис вскочил и полез обниматься, но, наступив на раненую ногу, зажмурился от боли.
Мухин усадил его обратно и вытряхнул из пачки сигарету.
– А теперь еще и физика нашел, – добавил он, выпуская дым в потолок. – Только вот не знаю, как его к делу прикрутить. Расскажешь – не поверит, убьешь – ищи его по всем слоям… И это ведь не только с ним, это с любым человеком. Безвыходная ситуация. Слушай! А ты при жизни взять его отсюда не можешь?
– Ты за кого меня принимаешь? Я душами жонглировать не умею. Вне основной оболочки перехватить могу, и то не всегда получается. К тому же, тысяча против одного, что местный Корзун – только отражение.
– Значит, придется ему все-таки умереть. Ничего, потерпит. Ты сам-то, Боря, сколько раз умирал?
– Я не подсчитывал. Нудное это занятие. Только здесь Корзуна лучше бы не трогать. Этот слой нам под испытательный полигон сгодится.
– Здесь он будет жить, – пообещал Мухин. – Умрет он в другом месте.
Глава 24
Солнце било прямо в глаза.
«У Люды наверняка занавеска висит, – с завистью подумал Виктор. – Хотя ей-то что… У нее окно на другую сторону, на ту, где пруд и шесть опор…»
Неожиданно почувствовав чье-то присутствие, он перекатился на бок и приподнял голову.
– Сколько времени?..
– Три часа, – отозвался из угла Шибанов.
– О-охх… – Виктор уткнулся обратно в подушку и немного полежал, приходя в себя. – Вы, гражданин начальник, совсем совесть потеряли. Стучались бы, а? Может, я тут голый, или не один…
Председатель ГБ хмыкнул и медленно подошел к окну. На фоне солнца его было не видно. Мухин окончательно проснулся и заметил, что, ложась в постель, поленился снять не только брюки, но и ботинки.
– Людочка временно нетрудоспособна, – прямолинейно высказался Шибанов. – А больше тебе уединяться не с кем.
– Ну, а сокровенный вопрос?.. – молвил Виктор, растирая лицо и неохотно поднимаясь с кровати.
– Задаю сокровенный вопрос, – пока еще дружелюбно сказал тот. – Что у нас с Корзуном?
– Ищите в радиусе пятисот километров от Нижневартовска, вероятнее к югу. Река Черная змейка, скит староверов.
– Вот это… вот это удружил, Витька! Эта информация – верняк, я чую. Ну, правильно, расхождения у нас после пятидесятого года начинаются, а скит – он же…
– Это еще не все, – прервал его Мухин. – Корзун серьезно подготовлен. В погребе у него целый склад, прилегающая территория наверняка заминирована. Не удивлюсь, если он и до ветру ходит, обвязавшись тротилом.
– Так мы его лапать не собираемся. Его снайпер пощупает.
– Смотрите, чтоб не промахнулся. А то вон, какие нынче снайперы… Им бы только одежду портить.
– Им бы только воротники отрывать… – задумчиво произнес Шибанов.
Виктор насторожился.
– От Макарова воняет, – сказал он.
– Воняет, – согласился Председатель. – Но вонь – это субъективно.
– Ничего объективного на Макарова нет, – догадался Мухин.
– Не-а… – Шибанов сунул руки в карманы и покачался на носках. – Уголовный Кодекс меня волнует мало, а по нашему делу он чист кристально. Бизнес, правда, странноватый завел… да и не ко времени, мы же отсюда скоро уходим.
– Отсутствие логики? – усомнился Виктор. – У барыги?
Зевнув, он встал и потянулся. Суставы скрипели, как телега с дровами. Зайдя в ванную, он глянул в зеркало и присвистнул. Надо было бриться. Да не сегодня, а еще позавчера.
– Я так не сказал, – крикнул из комнаты Шибанов. – Просто мне его логика не ясна. И это очень плохо.
– Для вас или для него? – поинтересовался Мухин, массируя помазком щетину. – А что за бизнес у Макарова?
– Умер сам – помоги другому, – засмеялся Председатель. – Макаров центр эвтаназии открывает. Будет людей усыплять. Как кошечек и собачек… На добровольных началах, естественно.
– Вы все шутите… – Виктор выпучил глаза и изобразил перед зеркалом перерезание горла бритвой.
– Арендовал брошенный цех на окраине, все там перестроил… – невозмутимо продолжал Шибанов. – Закупил мебель, препараты, какие полагается. Штат уже почти набрал.
Мухин, как был с недобритой щекой, так и вышел.
– Это не юмор?
– И даже не сатира, Витя. Через неделю Дума примет закон об эвтаназии…
– А если не примет?
– Уже приняла. Кто в конверте, кто безналом… Макаров молодец: Россия будет второй страной, где это разрешено. Первая – Голландия, но там иностранцев не обслуживают, да и цены у них ломовые. А у нас можно будет по дешевке окочуриться.
– Ну и кому это надо?
– Многим, Витя. Я сейчас статистикой не владею, но в принципе знаю, что с суицидом у нас всегда был полный порядок. Популярное это занятие, и даже не представляешь, насколько. Но ведь с балкона-то прыгать, поди, неприятно, а тут все культурно: придешь, таблеточку скушаешь… или укольчик какой… Простынка свежая, крахмальная, обгадишься – на месте и обмоют. Родственникам, опять же, хлопот меньше… Я не удивлюсь, если выяснится, что там уже и очередь есть, пока еще негласная. Нет, насчет того, что это никому не нужно, ты заблуждаешься.
Пена на лице у Мухина высохла и начала хлопьями осыпаться на рубашку.
– И как эта фирма называется? – спросил он. – Случайно, не «Дело Врачей»?
– Во-во, она самая.
– Плакаты по всему городу висят…
– Ты мне еще рассказываешь? Наш миллионер в эту рекламу половину состояния вбухал! Ну, допустим, бабки он в другой слой не возьмет. Так ведь и фирму эту не возьмет! Получаются пустые хлопоты какие-то. Неймется человеку! Сидел бы себе до эвакуации, водку пил… или что там у него?
– Соки, – подсказал Мухин.
– Ладно, пусть будут соки, – с отвращением согласился Шибанов. – Ты водные процедуры давай, заканчивай, и пойдем. Там у нас совещание намечается.
Пока Виктор заново мылился и добривал вторую щеку, солнце успело доползти до угловой кухни, и теперь светило аккурат в алюминиевый стык между окнами. Виктору подумалось, что, возможно, оно заглядывает и к Людмиле.
Кроме нее на кухне были все – такого кворума Мухин не видел еще ни разу. Даже Сапер, оторвавшись от своих туманных интриг, посетил собрание акционеров, как назвал это про себя Виктор. Похоже, у Сапера раскалывалась голова – он сидел, прижавшись виском к холодильнику, и тоскливо смотрел в одну точку. Макаров почему-то оказался в центре стола, между Немаляевым и Константином.
– Сан Саныч, я выйду на секундочку, – предупредил Шибанов, и в его голосе послышалось не то чтобы раболепие, но явно преувеличенное почтение.
«Меняется у нас что-то, – подумал Мухин, – и, кажется, меняется круто…»
– А где Люда? – спросил он.
– Я же тебе сказал: нога у нее сломана, – нетерпеливо бросил Костя.
– Ах, да! – спохватился Виктор. – Я только забыл, какая – левая или правая…
– Я разве не говорил? – нахмурился Константин.
– Говорил, но я не помню.
– Левая, – ответил он с едва уловимой запинкой. Если б Мухин ее не ждал, он бы и не заметил. Но он, естественно, ждал.
Шибанов отправился давать распоряжение по Корзуну, как Виктор надеялся – распоряжение не на поимку, а на ликвидацию, впрочем, контролировать Председателя ГБ было невозможно.
Мухин взял стул и, как бы невзначай отодвинув его подальше к стене, присел. Макаров нейтрально кашлянул. Костя, уверенный в том, что с Людмилой он не попался, отстраненно водил пальцем по столу.
– Вещай, Саперушка, – мрачно сказал Немаляев. – Жги глаголом…
– Сан Саныч!.. – просительно произнес тот. – Паршиво мне что-то. Объявите сами.
– Что ж… Судя по всему, наш запасной аэродром вот-вот накроет волной. – Немаляев не стал затягивать, и это был дурной знак. – Местные не справятся, надо срочно эвакуироваться и брать ситуацию в свои руки. Насколько там все готово?
– Почти… – сказал Сапер. – Но если до прорыва не успеем, можем слой потерять. Ихний Анкл Шуст – тот еще отморозок…
Здесь, по идее, все должны были бы уставиться на Виктора, и он к этому внутренне готовился, но кроме Макарова никто не пошевелился. Старая шутка себя исчерпала, да и не до шуток уже было.
– …но дело-то не в Шусте, – продолжал Сапер. – Откуда придет миграция – неизвестно, и какого Мухина перекинет в эту оболочку, неизвестно тоже. И что за муха его там укусит…
Вот теперь он все-таки посмотрел на Виктора, но совершенно не с тем чувством. Посмотрел без улыбки.
– Ну так перекинет же его… – изрек Макаров. – И тот тоже станет перекинутым…
– Ты даже с этим путаешься, миллионер, – процедил Костя. – Перекидывает любого, но осознать сей факт способен лишь один. Вот он перекинутый и есть, остальные – оболочки. Так что единственный человек, с которым мы можем договориться, – это наш уважаемый и любимый. Ведь мы же с тобой договорились?..
Излишняя цветистость речи часто отражает неуверенность, Мухин это знал. Поэтому он сказал просто:
– Да.
– Я голосую «за»! – раздалось в коридоре.
– Мы не голосовали еще, – ответил Немаляев.
Шибанов вошел на кухню и, не найдя чистой чашки, жадно напился из-под крана.
– Я за эвакуацию, – сказал он. – Здесь нам терять уже нечего. Спецлабораторию только что взорвали.
– Какую лабораторию?
– Ту самую, где получали драйвер, наши ампулы. Много у вас их осталось, Сан Саныч?
– Полтора десятка, по две ходки на брата. А что за взрыв-то?
– Экспресс-анализ еще не закончен, но, по предварительным данным, взрывчатое вещество то же, что было в бункере. И еще. Оперативной информации – круглый ноль. Никто из местных лабораторию не трогал. Как и бункер… Это наезд на команду, с чей стороны – непонятно. Но нас определенно отсюда вытесняют, Сан Саныч.
– Обидно, конечно, что уходим не по своей воле, а под давлением, – сказал Немаляев. – Но здесь, как ни странно, наши и их желания совпадают.
– Действительно, странно, – ответил Мухин.
Сан Саныч сцепил пальцы и откинулся на спинку. Костя тоже встрепенулся и, прекратив тереть пальцем стол, с любопытством воззрился на Виктора.
– И чьи это «их интересы»? – сказал Мухин.
– Ну, продолжай…
– А что продолжать? Необходимо выяснить, кто и почему нас выкуривает. Не из принципа, конечно, не от обиды… хотя почему бы и нет? Это тоже важно. Но еще важнее – знать, что нас ждет в следующем слое. Если мы кому-то мешаем здесь, можем ведь помешать и там…
– Логично, но не конструктивно, – отозвался Немаляев. – Да и времени у нас, Витя, нет. Совсем нет, вот в чем беда.
– У меня еще одна новость, – произнес Шибанов. – Не такая масштабная… но лично для меня значительная. Я только что уволен.
– Как уволен?! – воскликнул Немаляев. – Переведен?
– Переведен… В запас, на пенсию. Указ президент уже подписал. Базу в течение суток надо освободить. А могут и раньше явиться. С нынешним И.О. у меня отношения не очень… Ну, и охрана еще… юридически они должны покинуть объект прямо сейчас.
– Значит, и с этой стороны под нами задымилось, – подытожил Немаляев.
– Это, Сан Саныч, не дым, – возразил Костя. – Это уже открытое пламя, и здесь становится слишком горячо.
– Выбора нет, – тихо сказал Сапер.
– Его и раньше не было, – поддержал Макаров. – А теперь, после всех этих напастей…
– Ясно, – прервал Немаляев. – Ты?.. – обратился он к Шибанову.
– Двумя руками «за».
– Ах, да… Ты, Витя?
– Задницу припекает, верно, – кивнул Мухин. – Но чем больше у нас поводов отсюда уйти, тем меньше мне этого хочется. И почему мы не спрашиваем мнения Люды? В нашем раю для нее места нет, но ведь она все-таки в команде. Сделала не меньше других. Больше меня, во всяком случае.
Сказав это, Виктор закинул ногу на ногу и непринужденно оглядел присутствующих. Особенно он интересовался реакцией троих: Шибанова, Сан Саныча и Константина. Реакция была разной по форме, но по сути отражала одно и тоже. Костя вновь увлекся вычерчиванием на столе неких фигур, Шибанов принялся споласкивать чашку, чтобы попить по-человечески. Немаляев опустил уголки губ, но глаз не отвел.
– Поработать тебе еще предстоит, не переживай, – пообещал он. – А что касается Людмилы, то независимо от ее мнения… и независимо от твоего – все уже решено. Пять голосов за срочную эвакуацию.
– Мне для гарантии еще одну ходку сделать, – сказал Сапер, с усилием отрывая голову от прохладной стенки холодильника. – Костя, ты сейчас там понадобишься. А к вечеру вернемся и всех заберем.
Мухин вдруг вспомнил про Петра и озадачился еще больше. Проблема снималась: если раньше ему надо было «стать президентом» в двух мирах одновременно, то теперь появлялся некий зазор, который позволял успеть и там, и там. Перекинуться в дядюшку Шуста, уберечь Россию от ядерного удара, затем перекинуться в Россию и устроить в ней бардак доселе невиданный, Бардак с большой буквы. Больно уж гладко получалось… Старое правило «ищи, кому выгодно» ничем помочь не могло: досрочная эвакуация была выгодна всем. И Виктору это сильно не нравилось.
Костя с Сапером поднялись, и Немаляев молча выложил на стол два пенала.
– И мне, Сан Саныч, – сказал Мухин.
– Не торопись. Вместе пойдем.
– Я не туда. Мне по делам надо.
– Витя, на твои забавы драйвера не осталось.
– На мои дела, Сан Саныч, – сказал он настойчиво. – На мои неотложные дела лишняя капсула у вас найдется. Не будем ссориться перед ответственным мероприятием.
Немаляев одарил Мухина недобрым взглядом и, медленно достав пенал, бросил его через кухню. Виктор поймал и вышел вслед за Константином.
Костю с Сапером он догнал уже возле комнат.
– Ты мне обещал кое-что, – напомнил он.
– Ой, только не сейчас, – озабоченно сказал Константин. – Мне через минуту надо стать гендиректором первого канала телевидения. Дай хоть с мыслями собраться.
– Как-нибудь соберешься, – заявил Мухин, преграждая дорогу.
– Нет, Витя, нет.
– Он не отвяжется, – сказал Сапер. – Сводишь его, куда он хочет.
– Сопровождать я тебя не буду, – предупредил Костя. – Только покажу.
– Мне больше ничего и не надо.
Мухин зашел к себе и, снова не разуваясь, прилег на кровать. Разломив запаянную стекляшку, он торопливо проглотил капсулу и закрыл глаза.
О родине о помнил только то, что она у него когда-то была. Еще он знал о жене и двоих сыновьях, но знание это было сугубо теоретическим, оторванным от личного опыта. Может, кстати, и не двое, а трое… или еще пяток дочерей. Константин, когда являлся за ним с ножом, видел только двоих, но ведь это ни о чем не говорит…
Расслабляясь и уже постепенно покидая основную оболочку, Виктор попробовал представить себе первую жизнь. Жена… А ну, как стерва?.. А вдруг похлеще Насти окажется?.. Ведь может такое быть? Может… Конечно, может. А дети?.. Вдруг, лоботрясы, малолетние алкоголики, называющие папу не иначе, как «старый мудак»? Тоже может… Но думать почему-то хотелось совсем о другом.
Например, о том, как он приходит вечером с работы. Ужинает с семьей. Интересуется отметками. Хвалит. Смотрит со всеми телевизор. Немножечко – самую малость – рассуждает о кино. Проверяет уроки. Гладит по голове. Отправляет спать. Умывается. Ждет. Гасит свет. Говорит «спокойной ночи». А потом…
Константина Мухин не услышал, но почувствовал, что к нему обращаются. Уловив суть призыва, Виктор осознал внушенный образ и мгновенно выделил среди бесконечности слоев тот, что он искал. Это было просто. И это оказалось очень быстро.
Через мгновение он был уже на родине. Без Кости. Один.
Глава 25
Он был один. В соседней комнате кто-то без умолку бормотал, и это мешало сосредоточиться. Воспоминания почему-то не приходили, и Виктор, пролежав несколько минут без движения, по-прежнему ощущал этот мир чужим. Жена и двое детей. Двое – как минимум. Вероятно, мальчики… Больше о своей жизни он не знал ничего.
Глухой ропот за стенкой все не стихал, и Мухин скорее догадался, чем вспомнил, что он находится в больнице. И что человек говорит сам с собой. И что кроме них на этаже никого нет.
Где-то звякнули пустые бутылки, и Виктор с облегчением вздохнул: все-таки кто-то есть. Бутылки загремели громче, одна из них упала и с сухим шорохом покатилась по полу. Пол мраморный, определил Мухин. Значит, больница приличная. А может, даже шикарная. Отдельные палаты, никто не тревожит…
Сейчас Виктору хотелось как раз другого: чтобы к нему вошли, поздоровались и своими лицами, своими голосами напомнили ему… Напомнили хоть что-нибудь.
Бутылка ударилась о стену и поехала обратно. Мухин отметил, что он прекрасно ориентируется по звуку, – это ощущение было новым и непривычным. Словно он слепой…
Виктор испуганно метнулся взглядом от стены к потолку и снова к стене. В комнате стояло еще три кровати – все свободные, с голыми матрасами. Проходы были широкие, в них запросто уместилось бы по две больничных тумбочки, но тумбочек в палате не оказалось. Не было ни стола, ни стульев, ни штативов от капельниц. Кровати, стены, окно. Окно Мухину понравилось.
Стекла были замазаны белой краской – оставалась лишь запыленная фрамуга, но для первого впечатления Виктору хватило и этого. В ясном небе медленно проплывало единственное облачко, доброе и наивное, как в детской книжке. Возможно, оно появилось перед больницей только для того, чтоб развлечь Мухина. Подумав об этом, он улыбнулся.
Бутылка вкатилась в комнату и остановилась посередине. За ней, приседая на передние лапы, кралась маленькая полосатая кошка.
– Кс-кс… – позвал Мухин.
Кошка выпрямилась и посмотрела на него. Зеленые глаза, круглые от природы, округлились еще сильней – кажется, кошка чему-то удивилась. Виктора это позабавило.
– Чего пялишься, дуреха? Иди, поглажу.
Говорить было трудно. Он заметил, что язык вырос до невероятных размеров, так, что еле умещался во рту. И еще у него не хватало зубов. Сосчитать дырки распухшим языком не представлялось возможным, а в памяти такая мелочь, естественно, не осела.
– Иди, глупая! Иди, поглажу…
Он протянул руку, но не удержал ее на весу и трех секунд. Ладонь была слишком тяжелой.
– Да ты, парень, приболел серьезно, – сказал Виктор куда-то в потолок. – Лечись, парень, хворая оболочка мне не нужна.
Закончив, он почувствовал, что задыхается. Фразы были слишком длинными. Для него – слишком…
Виктор собрался положить руку на одеяло, и только теперь испугался по-настоящему. Рука слушалась, но поднять ее у Мухина не было сил. Он хотел сказать себе что-нибудь еще, разумеется – ободряющее, юморное, но решил не разбрасываться. От плеча по всему телу расходилась усталость – дикая и запредельная, связанная с такими же дикими воспоминаниями.
Армия, кросс в химзащите… Почему кросс? Почему в химзащите?..
Виктор уцепился за этот крючочек в надежде выйти на что-нибудь конкретное.
Нет. Воспоминание пришло, но оно было не отсюда, не из этого слоя. Простая ассоциация: изнеможение – бег в противогазе, с автоматом и хлопающим подсумком. Ничего более изматывающего Мухин не знал. До сего момента. Теперь он знал и другое: десяток слов, произнесенных вслух, да секундное напряжение нескольких мышц – и он уже выдохся так, что сердце еле шевелится. И он уже почти что труп.
Раскачав руку наподобие маятника, Виктор все же закинул ее на живот и с большим трудом подтянул ближе, к самому лицу. Так, чтоб было видно.
В принципе, он уже готовился. Но не к такому…
Кожа на руках была темной, а местами совсем черной, точно обугленной. Овальные загрубевшие пятна отслаивались, и из-под хрупкой корки вытекало что-то мутное и неоднородное, похожее на куриный помет. Сквозь струпья проросли редкие бесцветные волосы, толстые, как проволока, и еще…
И еще – от рук пахло. Пальцы более-менее слушались, но были уже бесполезны: Виктор не удержал бы в них и карандаша. Они практически сгнили. И то, что они продолжали, пусть и вяло, отзываться на его приказы, казалось еще страшнее. Лучше бы они не двигались вовсе, но смотреть, как кожа над суставами лопается, обнажая темно-серое мясо, было невозможно.
Облако в окне скрылось, за ним появилось второе, такое же безалаберное.
«Здесь все в порядке, – подумал он умиротворенно. – Здесь, в этом слое, все нормально. Иначе и быть не может. С таким небом, и не радоваться жизни – это хамство».
Мухин умирал – но умирал спокойно, как и положено старику с чистой совестью. Он не знал, сколько ему лет, да это и не имело значения. Что бы там ни было – возраст или болезнь, смерть уже дышала ему в затылок. И он ее не боялся. Просто Виктору было немного жаль, что он отсюда уходит, покидает слой, где все скоро окажутся. Он завидовал людям – обыкновенным оболочкам, которые перекинутся сюда, в мир с голубым небом, и ничегошеньки при этом не заметят.
Решив, что экономить последние силы уже ни к чему, Виктор свесил ноги. Линолеум, несмотря на лето, был ледяным, а тапочек под кроватью не нашлось. Придерживаясь за металлическую спинку, Мухин встал и, поймав равновесие, замер.
Он не хотел смотреть вниз. Он знал, что ничего хорошего не увидит. Но все же не утерпел.
Кожа на лодыжках, как и на руках, была пятнистой, в черных язвах, с отвратительно длинными волосками. Его тело вряд ли весило много, но и такого давления хватило, чтобы из-под ногтей выдавились крупные зеленоватые капли.
Немощно двигаясь к окну, Виктор боялся только одного – что он рассыплется по дороге, не успев выглянуть на улицу. Выглянуть и убедиться. Для него это было настолько важно, что в какой-то момент он даже перестал ощущать усталость.
Рамы были не просто закрыты на шпингалеты, но еще и проклеены бумагой. Мухин попробовал прорвать ее ногтем, но бумага оказалась намного крепче. Он обернулся к кровати и увидел за изголовьем маленький квадратный столик с какими-то блестящими инструментами. Нет, второго похода не одолеть…
Виктор бессильно провел по стеклу рукой. Стекло было гладким – красили с другой стороны. Найдя на уровне глаз маленькую процарапанную лунку, он чуть не рухнул от счастья и тут же к ней приник. В отверстие Мухин не увидел ничего, кроме второго стекла, также закрашенного. Рамы были двойными.
Он положил ладони на подоконник и уперся лбом в окно. Усталость, на время отступившая, вдруг догнала его и без всякого предупреждения навалилась – сверху, снизу, изнутри… она была всюду.
Читать бесплатно другие книги:
