Слой Ноль Прошкин Евгений
– Точно, всех, – подтвердил Борис. – Деталей я не знаю, но в том слое вас не осталось. Кого-то вы к себе подпустили… Слишком близко.
– Ты только меня ухватил? – поинтересовался Мухин. – А остальные?
– Еще Корзун, – напомнил он.
– Да Корзун не нужен… Все. Я был в нулевом слое.
– Ну?! – Борис впервые сбросил свою ухмылочку и оторвался от дороги.
– Я же сказал: все! Кончено с нулевым. Больше никого из наших сюда не вытащил? – спросил Виктор с надеждой. – Последние деньки хотя бы дожить… среди своих…
Борис, нахмурившись, поддал газа и включил магнитолу. Сквозь бешеное гитарное месиво прорывались какие-то невразумительные заклинания на английском. Потом по шестой струне длинно провели медиатором, и пошел надсадный припев:
- «You must die! She must die! He must die!..
- You must die! She must die! He must die!..»
– Я, ты, он она, вместе целая страна… – пробормотал Виктор, отмечая, что слова укладываются в ритм идеально.
– Во-во… – непонятно ответил Борис. – Хотя на целую страну нас, пожалуй, не наберется…
Не дождавшись уточнений, Мухин без спроса угостился сигаретой и разлегся в низком кресле. Из «Феррари» все люди казались одинаково симпатичными, опрятными и предельно счастливыми. Глаз отчего-то цеплялся за самое красивое, остальное ему как будто и не попадалось.
Вспорхнув на эстакаду, автомобиль пронесся над Второй Федеральной – старики по привычке называли ее Садовым Кольцом, – и тут же спустился вниз. Справа мелькнул синий Аэрофлотовский глобус с «Боингом», через мгновение они уже проезжали бывший «Дом Книги», ныне – компьютерный гипермаркет. Солнце светило отовсюду сразу – как Виктор не жмурился, спрятаться от ослепительной желтизны было невозможно.
Борис выехал на Тверскую и, сбросив скорость, свернул под арку. Мухин успел заметить рекламный щит.
Девушка на плакате была другая – обаятельная мулатка в кожаном бюстгальтере. Надпись была все та же: «Выбери свою Смерть».
– Закон об эвтаназии… – начал Виктор.
– Приняли на прошлой неделе.
– Да, я помню…
В большом ухоженном дворе было пусто, лишь в дальнем углу трудилась бригада озеленителей. Трое мужчин в оранжевых жилетках вскапывали глинистый газон, еще двое, тоже в жилетках, аккуратно сгружали из кузова квадраты дерна.
Борис подъехал к ним вплотную и снова, как у киностудии, ударил по клаксону.
– Та-а-а та-ра-та-та та-а-а та-а-а та-а-а, – исполнил «Феррари».
Один из рабочих, сухой кудрявый человек с выдающимся кадыком, оперся на черенок лопаты и медленно поднял голову.
– Ренат?! – воскликнул Мухин.
На лице у озеленителя отразилось недоумение.
– Ну, я… – ответил тот, хмурясь. – Ба-а-а! Вырвать мне зубы… Витя?!
– А меня помнишь? – спросил Борис.
– Как же, как же, неуловимый ты наш… Вы за мной?
– Нет, червей накопать! Садись.
Ренат оставил лопату и пошел к машине, но за грузовиком тут же послышался окрик:
– Зайнуллин, работать!
– Щас, только за пивком съезжу! – огрызнулся он.
– Зайнуллин! – прорычал бригадир, выходя из-за кузова.
– Подождите, я быстро, – бросил Ренат.
Вернувшись к лопате, он выдернул ее из земли и, волоча за собой по газону, направился к начальнику. Не доходя шага, Ренат перехватил черенок обеими руками и, коротко размахнувшись, треснул его по лицу. Шлепок получился звонкий, будто ударили в гонг. Налипшие коричневые комья оторвались от штыка и улетели далеко в сторону. Бригадир не упал, но как-то сразу потерялся.
Остальные рабочие замерли и недоуменно воззрились на Рената.
– Неправильную траву сеем, – объявил он. – Ради правильной я бы еще погорбатился, а ради этой – западло. Чао, коллеги!
Заднее сидение в «Феррари» отсутствовало, вместо него была только маленькая ниша для багажа, и Ренат, перепрыгнув через дверь, устроился на правах чемодана.
– Получается, меня там грохнули… – сказал он без сожаления.
– С новосельицем, – поздравил Виктор.
– И тебя тоже?.. – догадался Ренат.
Борис молча выехал обратно на Тверскую.
– Надо же, умерли мы с тобой в разных слоях, а попали в один, – задумчиво произнес Мухин.
– И не говори, – согласился Ренат. – Видал я всякие совпадения, но таких… таких еще не видал.
Борис усмехнулся и сделал музыку громче. Виктор с Ренатом переглянулись.
– Боря, за кем мы едем? – не выдержал Мухин.
– Да уже, считай, приехали, – ответил он.
На Пушкинской «Феррари» беспардонно пересек сплошную осевую и свернул на Тверской бульвар. Проехав метров двести вниз, автомобиль остановился возле каменного заборчика с коваными воротами. За оградой погибал маленький садик с таким же маленьким, невнятным памятником. Дальше, скрываясь за пыльными ветвями, стоял трехэтажный особняк.
– Да я здесь был недавно! – воскликнул Виктор, но тут же помрачнел.
По другую сторону от особняка, на Большой Бронной, находилась Некрасовская библиотека, в которой он встретил Людмилу. Недавно… Или нет?.. Нет. Давно… Очень давно и, главное, не здесь.
Ворота были закрыты, и Борис, оставив машину, протиснулся в узкую калитку.
– Эй, а мы?! – крикнул Ренат.
– Как хотите… – пожал он плечами.
Ренат выбрался из багажного отсека и пошел догонять Бориса.
– Я тут посижу, – сказал Виктор.
Он наконец разглядел черную табличку с блеклыми желтыми буковками:
«Литературный институт им. А.М.Горького».
Левее на стене висел большой плакат с солидным врачом и милой медсестренкой:
«Доверь свою Смерть профессионалам».
Оранжевая жилетка Рената скрылась за разросшимся кустарником, потом вновь мелькнула на дорожке перед домом и исчезла в подъезде. Мухин настроился на долгое ожидание, но не успел он выкурить сигарету, как на крыльце под ажурным козырьком появился седенький старичок в клетчатой рубашке. Рядом с неряшливым рабочим он смотрелся так же странно, как и с лощеным приятелем шейха, а втроем они выглядели и вовсе нелепо.
Виктор прищурился и даже убавил громкость – он уже знал, кто идет к машине, но поверить в это пока не мог. Убедившись окончательно, он расхохотался и отстрельнул сигарету – при этом окурок попал не в плакат с медиками, а в черную табличку.
Вор в законе, диктатор и нищий бродяга Сан Саныч преподавал средневековую литературу.
– Нет, весь я не помру!.. – торжественно объявил Ренат, простирая грязную руку к грустному Пушкину на площади.
– «Не умру», – поправил его Немаляев.
– Да какая разница?
– Да практически никакой…
Борис обошел машину и сел за руль.
– Эй, а как грузиться будем? – окликнул его Ренат. – Профессора, ладно уж, вперед. Сзади одно место остается. Не влезем мы туда с актером.
– С каким актером? – спросил Виктор, хотя, разумеется, догадался и сам.
– Вот, здрасьте! – удивился тот. – А «Черный понедельник»? Я его всегда включаю, по понедельникам. Отличный фильм… На пол, суки, на пол! – приглушенно взвизгнул Ренат, имитируя истошный вопль.
Мухин смущенно потупился. Это была его собственная реплика, к сожалению, единственная. Сразу после слов «На пол, суки, на пол» главный герой сериала стреляет Виктору в живот – на этом его роль заканчивается. Он пытался доказать продюсеру, что рана в живот не всегда смертельна и что персонаж можно использовать еще раз. Продюсер, кажется, хмыкнул что-то утвердительное, но кастинг-менеджер так и не позвонил.
– Не влезем мы в багажник, – обеспокоенно сказал Ренат. – На метро, что ли, переться?
– Кстати, далеко переться-то? – спросил Мухин.
– Довезем, – заверил Борис. – Опаздывает он что-то…
Виктора эти недомолвки уже начинали бесить.
– Кто опаздывает? – тихо сказал он. – Куда опаздывает?
– Сюда, – бесхитростно ответил Борис. – А вот он!
Мухин, Ренат и Немаляев одновременно повернулись назад – со стороны Тверской медленно, как на параде, катил темно-зеленый «Хаммер». По лобовому стеклу бежали тени от деревьев, и разглядеть водителя было невозможно, но Виктор почувствовал, что в армейском вездеходе сидят не чужие.
Борис собрал всех. Почти. «Хаммер» мягко остановился за «Феррари», дверцы синхронно раскрылись, и из кабины вышли Костя с Шибановым. Мухин, втайне надеясь, что с ними приехал кто-то еще, привстал на цыпочки, но больше в машине никого не было.
В руке у Рената тонко щелкнул выкидной нож.
– Убери, – велел Борис.
– Ты знаешь, что со мной эта гэбэшная морда сделала… – тихо сказал он. В конце фразы вроде бы предполагался вопросительный знак, но ответа Ренат не ждал, ему было достаточно того, что он помнил сам. – Ты знаешь, сколько живет человек без кожи?
– До трех часов, – безучастно ответил Борис. – Если сердце здоровое.
– У меня там было здоровое, – покивал Ренат. – Здоровей, чем хотелось бы.
– Все равно. Убери перо и улыбнись так, чтоб вся улица засияла. И Шибанов тебе улыбнется. А нет – оба тут и ляжете, в скверике. На свете осталось не так много мест, где мы можем собраться все. Я этот слой вашими вендеттами поганить не позволю.
– День примирения народов, маму их… – скривился Ренат, но лезвие все-таки спрятал.
Константин демонстративно прошел мимо Мухина и обнялся с Немаляевым. Виктор, не сильно расстроившись, шагнул навстречу бывшему Председателю бывшего Госбеза. С Шибановым они поздоровались так тепло, словно расстались закадычными друзьями и после не виделись лет пять.
– А этот что тут делает? – спросил Костя, брезгливо указывая на Рената.
– То же, что и ты, – ответил Борис. – Пока ничего. Небо коптит.
– Скорпионы снова вместе… – высказался Шибанов.
– А в планах? – поинтересовался Константин.
– Найти остальных. Сапера, Петра…
– И еще Макарова, – напомнил Немаляев.
Мухин выразительно посмотрел на Шибанова – тот взглядом дал понять, что в курсе. Рекламу «Дела Врачей» он уже видел.
– Петрухи только не хватало… – процедил Константин.
– А Людмила?.. – не выдержал Виктор.
– Заткнись, падла! – бросил Костя.
Шибанов, угадав следующее движение Мухина, опустил руку ему на плечо и надавил большим пальцем под ключицу.
– Поединок отложим на потом, – сказал он.
– Не тем занялись! – прикрикнул Борис. – Ренат! Держи конфету… – он достал из кармана знакомую Мухину упаковку цикломезотрамина и вылущил две таблетки. – Сядешь в тачку и примешь. Да не в мою, а в сарай. Витя! Садись тоже. Он тебе покажет, в каком слое у Петра основная оболочка. Приведешь его сюда.
– Сам бы Ренат за ним и сходил…
– Меня там как раз убили, – пояснил тот, комически разводя руками.
– Сан Саныч, ты со мной, – распорядился Борис. – Вы двое тоже в танк, – сказал он Шибанову и Косте. – За нами поедете. Все, по коням!
– А мне таблетку? – спохватился Виктор.
– Тебе уже без надобности.
– Это как?..
– Как мне, примерно.
– Подробней можно?
– После. А сейчас просто скажи этой оболочке «до свидания».
– До свидания, значит, – сказал Мухин. – Очень глупо…
– Не нам, а оболочке.
– Ага… – Виктор переступил с ноги на ногу и нерешительно коснулся распахнутой дверцы «Хаммера».
Он честно попробовал попрощаться со своим телом и вдруг обнаружил, что действительно с ним расстается. Это было так же легко, как снять перчатку – ненужную, тесную, мешающую… Чужую. Взятую лишь на время. Принадлежащую не ему, другому.
Еще не вполне освободившись от оболочки, Мухин почувствовал, как валится на спину и как его подхватывают под локти. Шибанов и подскочивший Костя уложили его на заднее сидение и, поправив ноги, захлопнули дверцу. Слева от него забрался Ренат. Вытащив из пыльной жилетки полупустую бутылку кока-колы, он что-то торопливо запил.
Последним, кого увидел Виктор, был сутулый юноша, вышедший из институтской калитки. Худой, явно бедствующий студент в тяжелых очках и смешном свитере замер перед плакатом и о чем-то задумался. С плаката на него смотрели две пары доброжелательных глаз.
«Доверь свою Смерть профессионалам».
Врач выглядел строгим, но не злым, медсестра – обольстительной, но не опасной. Таким можно было и довериться…
Глава 27
Мухин тронул кнопку звонка и, официально кашлянув, сдвинул галстук. Затем снова позвонил, поправил фуражку и сделал полшага назад – на случай, если в глазок плохо видно. Постоял так еще с минуту: в левой ладони – пухлая папка, в правой – ничего, на случай рукопожатия. Или внезапных осложнений. Табельный ПМ в расстегнутой кобуре был заряжен и загодя снят с предохранителя, впрочем, Виктор надеялся, что обойдется без ковбойства.
Позвонив в третий раз, он сухо шаркнул ногой по кафелю и заглянул в мутное окошко распределительного щитка. Колесико электросчетчика вращалось как бешеное и даже издавало зудящий звук – очевидно, в квартире работало сразу несколько серьезных приборов. Духовка и стиральная машина, предположил Мухин. Это не считая холодильника, телевизора и, вероятно, какой-нибудь люстры. Бросить все это хозяйство и выйти на улицу нормальный человек не рискнул бы.
– Да… – послышалось из-за обитой двери. – Кого несет…
Чтобы жилец не расслаблялся, Мухин снова вдавил звонок. После пары «ку-ку» палец можно было и убрать, но Виктор не убрал, потому что вспомнил: он же мент.
В глазке на миг появилась яркая точка, потом пропала, но через мгновение появилась вновь. Милицию в этом доме не любили.
Мухин отвел правую руку чуть назад и коснулся кобуры.
– В прятки играть будем? – громко спросил он.
Замок дважды щелкнул, и за открывшейся дверью показался Петр – небритый, растолстевший, в одних джинсах. Виктор обратил внимание на то, что ширинка у Петра не просто расстегнута, а откровеннейшим образом вздыблена. Из маленького кармашка для мелочи выглядывала надорванная упаковка от презерватива. Виктор заметил и многое другое. Такая уж у него была здесь работа.
– А форма тебе к лицу, – сказал Петр вместо приветствия.
– Я не вовремя? Мне зайти попозже?
Петр рассмеялся, хотя и не очень искренне.
– Не пугай меня, Витя. Таких ментов даже в кино не бывает. Вползай, чего мнешься?
Мухин привычным движением снял фуражку и, посмотревшись в овальное зеркало, огладил усы – не наклеенные, родные. Плешь тоже была его собственная, честно натертая той же фуражкой за двенадцать лет службы.
В ванной, как и ожидалось, гудела стиральная машина.
– Та-ак… – неодобрительно произнес Мухин и, почесав взмокший лоб, закинул остатки волос куда-то назад, к макушке. – Трехкомнатная, стандартная, девяносто квадратов…
– Восемьдесят восемь, – уточнил Петр. – Давай к телу.
– Что, не ждал?
– Ты замашки свои брось. Кто в слой привел? Ренат? Придурок…
– Он оболочку потерял, если ты не в курсе. У нас все меняется.
Мухин отложил папку и направился к закрытой спальне, но Петр встал перед дверью.
– Пойдем-ка на кухню, капитан. Нечего людей баламутить.
Ширинка у него на джинсах была уже застегнута. Пропало, стало быть, настроеньице…
– Думаешь, увижу что-нибудь новое? – спросил Виктор. – Слушай, Петя, у тебя там, часом, не… – он оглядел прихожую и нашел босоножки на высоченном каблуке. – А то смотри, Петя!.. Статью за гомосекс тут не отменяли. И не собираются.
– Да пошел ты! – беззлобно хмыкнул тот. – Не лезь в кровать, тебе не обломится. На кухне поговорим. У меня и водка завалялась, – добавил он, двигая ногой круглый табурет. – Сиди тут, я сейчас приду…
Петр зашел в спальню и что-то тихо сказал.
– Ну почему-у? – жалостливо протянули за стенкой.
– Быстро! – прикрикнул он. – И не вылезать!
Пока Петр лаял на девушку, Виктор распорядился с холодильником: достал початую бутылку «Посольской», выставил на стол блюдечко с тремя ломтиками селедки и открыл маленькую банку болгарских маринованных огурцов. К тому моменту, когда хозяин квартиры вернулся на кухню, водка была уже налита.
– Со свиданьицем, – кивнул Петр.
– Что-то ты, родной, пассию свою от меня скрываешь… Может, у тебя там все-таки криминал? «Дети до шестнадцати», или еще какая пидерсия?
– Тебе-то что? Рожай быстрее и отваливай. Бухло можешь с собой забрать.
– Закончить надеешься, – констатировал Виктор.
– Не получится?.. – спросил Петр, посерьезнев.
– Нет. – Мухин снова наполнил рюмки.
– Ну и что у вас там изменилось?
– Все, Петя. «Мечта сбывается и не сбывается…» Чаще, к сожалению, второе. Некуда нам больше эвакуироваться.
– Опоздал Сан Саныч… – сказал он без сожаления. – Ищите нулевой слой, вас же с Борисом, помнится, на эту тему здорово пучило.
– Аналогично… – Виктор поднял рюмку и самостоятельно выпил. – Нулевой тоже сгорел. Из подготовленных остался только твой.
– И мой план, – выразительно произнес Петр.
– Конечно.
– Значит, быть тебе президентом.
– А чего ж не быть-то… – Мухин закинул в рот огурчик и энергично прожевал. – Авось, справлюсь. И не в таком дерьме барахтался.
– И вся ваша команда под мое начало… – неопределенно спросил Петр.
– Вот этого не знаю. Не уполномочен. Насчет Немаляева я точно сомневаюсь. Не будет он тебя «командиром» называть. Ну, еще по одной?..
– Наливай… А чего ты приперся, Витя? Если не уполномочен. Что это у нас за переговоры? Не легитимно как-то получается.
– А это, Петя, никакие не переговоры. – Мухин залпом выпил и, найдя на столе вилку, подцепил кусок селедки. – Это… как бы сказать… срочный вызов, ясно?
Он встал и вытащил пистолет.
– Погоди, погоди! – заторопился Петр. – Я и так приду, зачем оболочку портить?
– Жалко, наверное… Но ты же сам говорил: с каждой смертью понимаешь все больше.
– Да мне уже больше некуда! Я уже все понял!
– Мы в одном месте собираемся. Так лучше. Проще и надежней.
– Не верите друг другу, значит.
– У нас на это времени не осталось. В общем, принимай приглашение. Других-то вариантов… все равно…
– Петя? – неожиданно раздалось из коридора.
– Назад, овца! – рявкнул он.
Мухин от растерянности чуть не выронил ствол – на кухню, кутаясь в символический халатик, вошла Людмила.
– Привет… – оторопело сказал Виктор
– Здрасьте… – ответила она, не сводя глаз с пистолета.
– Она меня не знает?
– Откуда?! – раздраженно бросил Петр. – Она же овца.
Людмила вроде бы обиделась, но сейчас ее занимало не это. Она смотрела на пистолет и что-то беззвучно шептала.
– Петя… тебя забирают? – выдавила она. – Ты же ни в чем не виноват…
– Гражданка… – с трудом произнес Виктор. – Послушайте, гражданочка… – Он едва сдерживался, чтоб не кинуться к ней с объятиями, и чем сильнее он с собой боролся, тем чаще взмахивал стволом. – Шли бы вы, гражданка… Тут ничего интересного…
– Куда же я пойду?..
– В комнату, Люда, – мрачно сказал Петр.
– Она с тобой живет? – спросил Мухин.
– Люда, иди в комнату! – повторил Петр, повышая голос. – Нет, стой! Там… в тумбочке слева… Откроешь дверцы, вытащишь среднюю полку… Запоминай, овца!
– Да-да, – пролепетала Людмила. – Средняя, в тумбочке…
– Доска внутри пустая. Оторвешь сзади ленту… – Он помолчал. – В общем, в ней монеты. Царские червонцы.
– Петенька?.. – нахмурилась она.
– Дальше! – перебил он. – Левая подушка в диване. Возьмешь бритву, распорешь. Там тебе надолго хватит. Только не попадись с ними!
– С чем?
– С долларами, Люда, с долларами. Жмуренко помнишь? Противный, бородатый такой… Вот противному и будешь сдавать. Не больше четырехсот за один заход, уяснила? Если в кармане сразу пять сотен найдут – сядешь надолго.
– До пятнадцати с конфискацией, – машинально подтвердил Мухин. – Идите, гражданка… иди, Люда… В комнату!! – заорал он.
– Да, дорогая, – мягко сказал Петр. – Не переживай, мы скоро увидимся.
Виктор схватил со стола бутылку и влил в себя грамм сто, больше там не было.
– Пора с этим кончать, – пробормотал он, отдуваясь.
Люда скрылась в спальне, и он тут же вскинул пистолет.
– Чего тянуть, Петя…
Мухин почувствовал, как в нем рождается дикий, отчаянный вой. Не давая вырваться ему наружу, он четыре раза выстрелил Петру в грудь и еще до того, как Люда поняла, что здесь случилось, вставил ствол себе в рот. Перед тем как нажать на курок, он все же увидел ее глаза. Больше всего Виктор боялся именно этого – ее взгляда, но сам же не утерпел.
Он хотел сказать «извини», но уже не смог. Через мгновение тупая пуля разнесла ему шейные позвонки.
Полый куб, вырезанный в монолите пространства, – обои, линолеум, табуретки, лежащий у плиты Петр, почерневшая от ужаса Люда и кто-то третий, знакомый, с развороченным затылком – стремительно отдалился и пропал где-то внизу, превратившись сначала в точку, а потом и вовсе в ничто. И, едва исчезнув, сразу перестал интересовать. Мухин поразился бессмысленности того, что он сейчас сделал, а также того, что он делал на протяжении всей свой жизни. Всех своих жизней, если быть точным и до конца откровенным.
Красивая сентенция «смерти нет», фраза не хуже любого другого слогана, вдруг обернулась второй стороной: если нет смерти, то и сама жизнь оказывается под большим вопросом.
«Смысла нет… – подумал Виктор. – Вот это вернее. Это гораздо ближе… Нет смысла. Ни в чем. Никакого…»
Мухин висел посреди бесконечности и все ждал, когда же его затянет обратно в тело, в новую оболочку, которую ему подыскал Борис.