Слой Ноль Прошкин Евгений
Виктору смертельно захотелось спать, но, посмотрев на постель, он понял, что теперь-то уж не дойдет точно. Ни вернуться к койке, ни увидеть, что там, за окном… Никогда прежде он не чувствовал себя таким никчемным.
Отчаявшись, Мухин врезал локтем по стеклу. Из центра лучами разбежались трещины. Ударив еще раз, он пробил дыру, и длинные осколки неожиданно легко повалились вниз. При этом несколько штук воткнулось прямо в руку, однако ни боли, ни крови не было. Из порезов выступала все та же мутноватая жидкость, словно он был уже не человек, а законсервированный препарат.
Внешние рамы оказались не закрыты, и Виктор, задыхаясь от восторга, толкнул их обеими руками.
Больница стояла на пригорке – это он не только увидел, но и вспомнил, и вряд ли смог бы определить, что произошло раньше. Вероятно, это случилось одновременно. Мухин поднял голову к небу и снова вспомнил. Небо было родное. Он посмотрел вниз и вспомнил окончательно – самого себя, семью, улицу… И недавнюю бомбежку.
Марьинск был городом небольшим, чуть крупнее среднего поселка, и весь умещался на берегу реки, между двумя холмами. Один не самый мощный заряд превратил его в россыпь мусора. Если б Виктор не уезжал в командировку, то сейчас лежал бы вместе с женой и детьми под обломками. Но он уехал.
Ему сказали: «ты родился в рубашке».
Он не понимал, о какой рубашке идет речь. Свои двести рентген он хапнул в поезде «Москва – Киев», как только миновали Брянск.
Ему сказали: «люди и не с такими дозами живут. Поправишься».
Он не понимал, зачем ему поправляться.
Мухин вспомнил. Вспомнил и проклял себя за это, но избавиться от воспоминаний было уже невозможно.
Жена и двое мальчиков… Да, все так. Нина, Сережа и Пашка. Если ориентироваться по бывшему причалу, то это ровно километр на восток. Рядом… Виктор прищурился и разглядел вдалеке завязанные в узел железки. Правильно, рядом с башней ретранслятора. Трехэтажный домик. Вон та спекшаяся куча… или нет, вон тот светлый шлейф из силикатного кирпича…
Мухин – хотя он никого об этом не просил – вспомнил даже день, когда за ним явился Костя. У того был огромный тесак, перепачканный кровью. Совсем недавно улеглись слухи о местном потрошителе, вроде, кого-то там взяли, и вот он приходит: чумазый, всклокоченный, с диким взглядом и с окровавленным ножом. Виктор испугался, и не находил в этом ничего предосудительного. Даже сейчас. Хотя, лучше б это был не Константин, а настоящий Потрошитель. Такая смерть казалась Мухину менее мучительной. По крайней мере, обошлось бы без больницы, без медленного умирания среди умерших врачей и единственной медсестры – девятнадцатилетней девочки, уже полностью облысевшей.
Виктор отвернулся от окна – не для того, чтоб добраться до кровати. Просто чтобы не смотреть на руины. Не видеть останков их общей мечты. Только сейчас он осознал в полной мере, что это было больше, чем заковыристая задача или безумный проект. Это была мечта. И она сгорела – вместе с людьми.
Физически Земля не погибла, хотя случалось и такое. И оболочки погибли не все, процентов пять наверняка уцелело – в лесах, пустынях, на каких-нибудь островах… Но что это за люди, и как они будут жить? Те же стаи, та же борьба за пищу, тот же откат к варварству. Почти как в тлеющих слоях, но с большим размахом и с меньшей надеждой. И даже если удастся остановить эту проклятую машину… если в ближайшее время она не остановится сама… что можно выиграть за счет объединения слоев в один – догнивающий, как его пораженное тело?
Ничего. Будет гораздо хуже. Значит, они опоздали…
Мухин привалился к стене и, зажмурившись, медленно сполз на пол. Мужчина в соседней палате продолжал что-то бубнить, обращаясь не то к кошке, не то к самому себе. Виктор попытался ухватиться за подоконник, но поднять руку было уже невозможно. Он даже не сумел удержать тело в сидячем положении и кулем повалился набок. Звать на помощь не было сил, а главное – не было желания. Хотелось только одного: чтоб это все быстрее закончилось.
– Не хнычь, – сказали ему. Сказали спустя полтора часа после того, как он упал на холодный линолеум под окном. Столько ему пришлось пролежать, пока он не умер.
– Я не хнычу…
Виктор утер глаза наволочкой и, высморкавшись в нее же, встал. Шибанов бестолково бродил по комнате, будто искал на полу мелочь.
– Новости есть? – хмуро спросил он
– А у вас?
– Не торгуйся, Витя.
– Моя новость вам не интересна.
– Насчет твоих изысканий? Нулевой слой, все такое?
– Вот именно, все такое… – сказал Виктор. – Нулевого слоя больше нет. И никакой надежды, – добавил он.
– Мои соболезнования, – произнес Шибанов. Вроде бы серьезно, а вроде бы и не очень. Да Мухина это и не волновало. – А у нас еще один взрыв. В том же исполнении.
– Что рванули? – безучастно спросил Виктор.
– Машину. С Макаровым.
– Ему хоть одну пуговицу оторвало, или опять повезло?
– Там кроме пуговицы ничего и не осталось… Кило тротила в эквиваленте. Макаров, и еще семь человек, посторонних.
– Признаться, я думал о нем хуже.
– А я – лучше. Говорил же ему, чтоб не вылезал. Нет, поехал! Загорелось ему!
– И вы, конечно, не знаете, чьих это рук дело…
Шибанов отрицательно покачал головой, но, уловив, что в этих словах не столько констатация, сколько прямой вопрос, подошел к Мухину и схватил его за рубашку.
– Витя!..
– И вы ни сном ни духом… Разведчик, называется! Правильно вас из гэбэ погнали.
– Витя, кто?!
– Это же очевидно. Людмила.
Шибанов вздохнул и отпустил воротник.
– Нет, не она.
– Почему же?
– Это не Люда, – повторил он.
– Ладно – я, мне положено нижним мозгом думать. А вы-то что?.. Что вы ею так очарованы? Где она?
– Витя, Людмила не могла.
– Потому что она Немаляеву племянница, а Косте – любовница. Так?..
– При чем тут это?
– Где Людмила?! – выкрикнул Мухин.
– Ну, если тебе охота… По коридору до конца, потом налево, опять до конца и опять налево. Дальше увидишь.
– Так она здесь?.. На этом этаже, в этой самой квартире?! И вы… то есть она… – Виктор замолчал и бросился к двери.
– Да! – окликнул его Шибанов. – За Корзуна спасибо, отработали его. Там этот хмырь и окопался, как раз у речки. Только… взрывчатки при нем не нашли. Можно было и не убивать…
Мухин нетерпеливо махнул рукой. Ни физик, ни шпион Корзун его не интересовали. Все, что ему оставалось, – это выполнить обещание, перекинуться в президента Шуста и по возможности пожить подольше. Неделю-две, сколько уж там получится. Вряд ли выйдет больше… Но прежде надо было разобраться с Людмилой.
– Витя!.. – снова позвал Шибанов. – Не ходил бы ты к ней, Витя…
Мухин бегом преодолел два поворота и выскочил в узкий коридорчик с торцевой дверью. Ручка поддалась легко, дверь была не заперта. «Люды здесь нет!» – мелькнула суматошная мысль, но едва Виктор вошел в комнату, как понял, что ошибся. Люда здесь была. И она ничего не взрывала…
Людмила была парализована. Еще до того, как к ней приблизиться, Мухин это уже знал. Она лежала на пластиковой каталке со множеством рычажков и кронштейнов – Виктор не сомневался, что Немаляев достал ей самую лучшую кровать, самую удобную. Хотя он также был уверен, что Людмила предпочла бы деревянные нары – лишь бы иметь возможность двигаться.
Двигаться она не могла. Люда не отрываясь смотрела в большой плоский монитор, укрепленный под потолком, и даже ее мимика была предельно скупой. Две-три маски – это все, что отражалось на ее бледном, тонком лице.
– Подойди, – тихо сказала она. – У меня наушник. Сними.
Виктор шагнул к Людмиле и, увидев на подушке белый проводок, осторожно вынул у нее из уха «таблетку».
– Ящик достал уже… – молвила она, по-прежнему глядя в экран.
Мухин, угадав ее желание, сел на кровать так, чтоб закрыть собой монитор.
– Когда?.. – только и спросил он.
– В бункере. Я в лифт зашла. Дальше не помню. – Говорила Люда с трудом. Язык у нее еле ворочался, губы не шевелились и вовсе. – Узнала про эвакуацию, стала тебя искать. Бориса просила… Но абонент был недоступен.
Виктору показалось, что она усмехается, и он в ответ улыбнулся – насколько мог тепло и безмятежно. Из ее глаз выкатились две слезинки.
– Хотела позвать тебя…
– Ну, вот! Я услышал и пришел.
– Хорошо. Спасибо. Убей меня, Витя.
– Ты что?! – Он резко отстранился, и Людмила поневоле уставилась в телевизор.
– Вернись… Вы скоро уйдете, я знаю. А я?.. Дядя хочет здесь меня оставить. Он гуманист… Немножко. А я не хочу.
– Что ты, Людочка?.. – сказал Мухин, снова загораживая ей экран. – Что ты, родная? Надо жить, надо верить.
– Как ты?.. как ты веришь, да?
– А что я?..
– «Сука», – напомнила Люда. – Здесь будет то же. И за мной придут. Ты понимаешь, о чем я.
– Да ну, брось… – нетвердо произнес Виктор.
– Меня возьмут все, кому не лень. Это хуже… это гораздо хуже, чем смерть, Витя. Будут меня продавать, проигрывать в карты, менять на патроны… Будут кормить помоями, лишь бы не умерла… И сдавать напрокат… Будут пихать в меня свои грязные…
– Прекрати! – крикнул Мухин. – Ничего не будет! Все будет по-другому!
– Ты ведь не ханжа, Витя. А убить меня просто. Мне сейчас мало надо. Возьми подушку, положи на лицо…
– Да не могу я!.. – взмолился Мухин. – Как я тебя задушу? Я же люблю тебя!
– Вот потому и задушишь, милый. Это ты должен сделать… Обязательно ты. Мы же скоро встретимся. Там, где ты президент, я не родилась. Но ведь это все равно. Дядина задумка – она же временная… Отыщем нулевой слой. Борис говорил, ты что-то нащупал. И физик у вас появился… Все наладим. И будем вместе… Если не разлюбишь.
Виктор сжал челюсти так, что затрещали зубы, и торопливо отошел к окну. Линию электропередачи поддерживали не шесть опор, а семь, но седьмую, ближнюю, было не видно – она находилась прямо под домом. Для этого Люде пришлось бы встать у самого подоконника.
– Что у тебя случилось? – спросила она. – Что?.. Не получается? Ты уже был в нулевом слое? Ты нашел его? Что там? Говори!
– Нет, я пока не успел, – ответил Виктор, не оборачиваясь. – Дел много в связи с эвакуацией.
– Меня там нет… – прошептала она. – В нулевом – тоже нет. Что за женское счастье? Вы с Борисом остановите машину, и я исчезну…
– Не остановим, – сказал Мухин, возвращаясь к постели. – Там уже ничего не остановишь. Там уже все… Теперь мы можем встретиться только случайно. – Он заглянул ей в глаза, но темные зрачки ничего не отражали. – Где-нибудь, когда-нибудь… В одном из слоев.
– У нас нет столько времени. Слои горят… Вот и нулевой тоже… И наша надежда пропала, да?
Мухин не ответил. Погладив Людмилу по руке, он приподнял ее за спину и привлек к себе.
– Не надо, Витя, – сказала она, глядя куда-то мимо. – Я не чувствую ничего.
– Совсем? – ляпнул он.
– Совсем, Витя. Ничего. Даже боли. И сама себя не чувствую. Меня и здесь как будто нет… Хотела от передозы сдохнуть, но дядя больше одной капсулы не дает. Он у меня добрый. А Костик мог бы… Если б я попросила, он бы сделал. Но это ты должен… Я так решила.
Мухин, как под гипнозом, достал сплющенную картонную коробочку с жирной надписью «CYCLOMEZОTRAMINUM 0.050».
– Что это?
– Драйвер. Им Петр пользуется. Я так и не попробовал. – Он раскрыл упаковку. В двадцати прозрачных ячейках подрагивали маленькие голубые бусинки. – Двадцать должно хватить…
– Хуже не будет, – согласилась она.
Выдавив таблетки, Виктор взял со стола поилку с водой.
– Может, передумаешь?..
– Не смеши…
Она с видимым усилием проглотила, и ее глаза посветлели.
– Передумай, Люда! – сказал Мухин с отчаянием. – Ведь не поздно!..
– Брось. Если повезет, увидимся еще. Если успеем… Попробуем Борьку упросить… сведет нас как-нибудь… не все же они сгорели… слои… пока… не все… сгорели…
С каждым словом голос звучал все тише, и вскоре Виктор уже не мог понять, действительно ли она с ним говорит, или это ему кажется. Он взял в руки ее холодную ладонь и прижал к губам, словно хотел согреть. Теплее ладонь не становилась. Через минуту, или через час – этого Мухин сказать бы не смог, Людмила слабо шевельнула пальцами. Он пощупал ее запястье, потом горло. Пульса не было. Наклонившись, Виктор поцеловал Люду – первый и последний раз в этой жизни. И закрыл ей глаза.
– Мухин!! – заорали из коридора. – Мухин, нет!!
В комнату, грохнув дверью, влетел Немаляев. Виктор не шелохнулся. Он продолжал гладить Люду по руке.
– Ф-фу… – выдохнул Сан Саныч. – Я боялся, ты тут натворишь чего-нибудь…
– Что я мог натворить? – отрешенно произнес Мухин.
– Разного, Витя. Она ведь хотела… ладно, успели…
– Нет, – сказал Мухин.
– Эвакуации не будет, – объявил Немаляев, пропустив его реплику мимо ушей. – Мы остаемся здесь. Костя с Сапером вернулись…
– Что ж так?.. – спросил Виктор, почти не слушая.
– Их выдавило. Они там погибли. Вместе со всеми. Мы потеряли слой. Конец!..
Мухин медленно кивнул. Затем снова. Кивнув в третий и четвертый раз, он вдруг заметил, что это помогает отвлечься. Вокруг не было ничего – только мертвая Людмила. И он, сидящий рядом и бессмысленно мотающий головой…
– Витя, ты что, обкурился? – спросил Костя.
В комнате, бубня себе под нос, как тот облученный, появился Сапер. Чуть позже пришел Шибанов.
– Витя, свяжи-ка нас со своим Петром, – сказал он.
– Да?..
– Я же знаю, что вы с ним контачите.
– Да…
– Кого ты в магазине дурил, Витя? Коньяк хороший раскокал… Ты уж за ребенка меня не держи. Только вот как ты в офис газеты попал? Там через склад пройти надо, посторонних туда не пускают…
– Грузчиком… – ответил Мухин, продолжая все так же кивать и смотреть Людмиле в лицо.
– Гениально! – расхохотался Шибанов. – Когда в кино такое вижу, тошнит!.. А в жизни, значит, работает? Тебе бы в артисты, Витя!
– Я и хотел… – сказал он, обращаясь неизвестно к кому. – Не взяли меня в артисты… таланта нету…
– Это они от зависти. Хватит качаться-то! Повернись к нам.
– Да он правда пыхнул… – нахмурился Костя. – Оставь Люду в покое! Куда ты сел в грязных портках?
– Не важно… – Мухин перестал раскачиваться и тупо посмотрел на Шибанова. – У вас пушка есть? Застрелили бы вы меня…
– Ты чего, спятил?.. – растерянно улыбнулся тот.
Виктор встал, и Немаляев наконец увидел, что глаза у Люды закрыты. Оттолкнув Сапера, он ринулся к кровати и, еще не коснувшись племянницы, уже все понял. Сжав в пальцах одеяло, Сан Саныч опустился на колени и беспомощно, по-стариковски, завыл.
За ним к Людмиле подошел Костя. Не посмотреть – проститься. Шибанов взялся за спинку кровати и тяжело вздохнул.
– Вот этого я и боялся… – прошептал Немаляев. – Боялся, что она тебя уговорит. Уговорила, девочка…
– Она сейчас жива, – сказал Сапер.
– Жива и здорова… – добавил Костя. – Мы ее найдем, Сан Саныч, не сомневайтесь. Было бы только, где встретиться….
Мухин один не смотрел на Людмилу, поэтому он первым заметил, как в дверях возник Кран. Охранник зачем-то приволок с собой автомат. Еще два магазина, кривые, как сказочные кинжалы, торчали у него из карманов.
– Чего надо? – рявкнул Шибанов.
– Собственно, ничего, – спокойно ответил Кран и поднял ствол.
Рожок был большой, «сорокапятка», поэтому он позволил себе не целиться. Стоя на пороге, он полосовал комнату слева-направо и обратно, и его не очень заботило, что половина пуль попадает в стены. Остальной половины было более чем достаточно.
Никто из перекинутых уже не видел, как охранник, отстреляв магазин, вставил второй и лениво потянул затвор. Зайдя в комнату, он каждому, даже Людмиле, выпустил по короткой очереди в сердце.
Таково было требование заказчика.
Часть 3
ВРЕМЯ БЕЗ БОЛИ
Глава 26
Не было ни света, ни тепла, ни тяжести. Ни было запаха, не было звука, не было ничего. Виктор даже усомнился, существует ли он сам, но пришел к выводу, что все-таки существует. Он не чувствовал, но осознавал. Как минимум – осознавал себя, хотя этого было слишком мало. Это было почти ничто.
– Привет, покойничек, – сказали ему с кощунственной усмешкой.
Впрочем, «сказали» – это вряд ли… Скорей, дали понять. Каким-то образом.
Виктор хотел ответить, но обнаружил, что не в состоянии этого сделать.
– Конечно, покойничек. И не тужься.
Борис?..
– Борис, Борис. Не уходи далеко, я скоро…
В глаза ударило сразу три солнца. Три ярких огня, расположенные треугольником, не просто слепили, а выжигали изнутри, превращая тело в пустой кожаный мешок.
– …спрей «Ландыши-бис» избавит вас… – выдавил Мухин, инстинктивно прикрывая лицо.
– Муха!.. – раздраженно крикнул кто-то внизу. В отличие от Бориса, кто-то сугубо материальный. – Муха, ну сколько можно?! Гримеры!.. Где гримеры?! Он опять блестит!
Из темноты к Виктору протянулась рука с огромной благоухающей кисточкой и огладила ему нос. Он еле сдержался, чтоб не чихнуть.
– Мотор! Начали!.. – проорали оттуда же, снизу. – Стоп! Ну что за дела? Муха, где текст? Еще раз мотор! Начали!
– Анальный спрей «Ландыши-бис» избавит вас… – механически произнес Виктор.
– Стоп, стоп!! Где лицо, козел драный?! Где лицо, а? Муха, Муха, где твоя улыбка?.. – с издевкой сказал человек, и сбоку раздались приглушенные смешки. – Заткнулись!! Муха, активней лицом работай, понял? Ты что, на похоронах? Еще два дубля запорешь, будешь другим местом работать! Готов?.. Мотор!
– Анальный спрей «Ландыши-бис» избавит вас от необходимости… – начал Виктор, до боли растягивая губы, но снова запнулся.
– Хана… – устало сказал человек. – Свет!
На колосниках включились фонари, и Мухин обнаружил, что три огня, от которых он чуть не изжарился, были не такими уж и яркими. Потерявшись среди других огней, они превратились в обычные прожекторы.
За спиной стоял зеленый виниловый «задник» для комбинированных съемок, слева на длинной ажурной стреле нависал оператор с камерой, а впереди, в тяжелом деревянном кресле, сидел какой-то рыхлый тип с белоснежным платком на шее.
– Вот что, Муха, дружище… – медленно выговорил режиссер, и все вокруг притихли. Кажется, назревала большая головомойка.
– Своих друзей ищи в вокзальном сортире, – сказал Виктор. И для полной ясности добавил: – Они там по рублю сдаются.
– Что?.. Ты покойник, – с показным равнодушием молвил рыхлый.
– Ага… – бросил Виктор и, на ходу стирая губную помаду, направился через павильон к широким стальным воротам.
Он прошел по узкому коридору с пыльными крашеными стенами, миновал еще пару ворот, затем несколько обычных дверей и оказался в просторном фойе.
Звуки, слетавшиеся из павильонов, преимущественно – вопли режиссеров и продюсеров, отражались от каменного пола и сливались в дикий разноголосый резонанс. Мухин слышал, как ревет его бывший шеф, как матюгаются рабочие сцены, как проговаривается текст к ролику про шампунь. Интимное придыхание из рекламы колготок смахивало на хрип околевающей ослицы.
«Ело врачей…» – донеслось с какой-то съемки, и Виктор против воли остановился. «…ело врачей!» – повторили где-то за перегородкой. Мухин сунулся в карман за сигаретами, но не нашел ни того, ни другого. На нем был сценический костюм – если только платформу в три квадратных метра можно назвать сценой, – а собственная одежда осталась в гримерке.
Некую Нину обозвали «помойной тварью», и какая-то женщина – вероятно, сама Нина, – всхлипнув, произнесла, вполне отчетливо и с неподдельным ликованием:
– Выбери свою смерть!
– Хо-хо… – обронил Виктор. – Где это мы?..
Он потоптался в фойе еще с минуту, но по «Делу Врачей» не услышал больше ни звука. Плюнув, он пошел к выходу.
Чуть правее от парадного, на площадке, размеченной зелеными и красными флажками, стоял перламутровый «Феррари» с откинутым верхом. За рулем, вальяжно раскидав локти, полулежал какой-то субъект в цветастой шелковой рубахе. Не поворачиваясь к Виктору, он поднял правую руку и изобразил движение, каким можно подозвать только шлюху. Нормальный официант за такой жест высморкался бы в тарелку.
Мухин показал средний палец и с независимым видом пошел к остановке такси.
Мужчина в «Феррари», снова не оборачиваясь, подал назад и коротко стукнул по клаксону. Машина сыграла до икоты знакомую фразу из Шопеновской сонаты, и Виктор, разомлев от неожиданных воспоминаний, промычал себе под нос:
– Та-а-а та-ра-та-та та-а-а та-а-а та-а-а…
Си-бемоль минор, кажись… Под третью часть любили хоронить членов Политбюро, и здесь, на Тридцать Седьмой Западной улице, она звучала не то чтобы неуместно, но как-то не так…
Район Вест-Гарден утопал в зелени – на это мэрия не жалела денег никогда, а сейчас, в канун всемирного конкурса «Зеленые Легкие», газоны и садики расползались по городу, как грибок. Асфальт на тротуарах невзначай трескался, собирался в кучи и ночью исчезал. Спустя день-два пешеходные дорожки покрывались густой травой, якобы выросшей самостоятельно. Кое-где даже срывались крайние полосы проезжей части – дабы не возбуждать народ, исключительно в темное время суток. Третья Федеральная дорога, опоясывавшая город кольцом, уже превратилась в узкую четырехполосную тропу, на которую опытные водители предпочитали не выезжать. Словом, мэру хотелось получить первое место и платиновую медаль. Горожане понимали и терпели. И со злобными ухмылками ждали следующих выборов. Они, жители этого странного города, видели и не такое. В Москве видали всякое.
Однако в этой Москве вряд ли кто помнил Шопена, а уж Политбюро – тем более. И музыку здесь слушали совсем другую.
Виктор, удерживая на лице отстраненное выражение, с ленцой покосился на задний бампер «Феррари». Посреди бесчисленного количества поворотников, подфарников и вовсе ненужных противотуманок висел номерной знак: «0001-KILL».
– Витя, не ломайся! – крикнул водитель. – Я все равно круче!
– Хо-хо… – растерянно повторил Мухин.
– Вот тебе и «хо-хо»! Садись, что ли…
Против генерала милиции Борис изменился ровно настолько, насколько может измениться мужчина, посетивший хорошего стилиста. Судя по автомобилю – не просто хорошего, а лучшего. Кожа у Бориса стала не сказать, чтоб мраморной, – все-таки он был уже не мальчик, – но она приобрела тот благородный матовый оттенок, который сразу выдает человека, не поднимавшего за свою жизнь ничего тяжелее кошелька. Под чистым, без единого прыщика, носом топорщились короткие усики. Рубашку с пальмами Виктор приметил еще издали. Стоила она тысячи полторы – это если считать в евро, если в рублях – около трехсот, и была именно такой, какую должен носить обладатель «Феррари» из коллекции будущего года.
– Нда-а… – протянул Борис, так же пристрастно оглядев Мухина. – Пикантно… Ты б хоть трусы надел, Витя! Срам один…
Виктор картинно посмотрел вниз.
– Срам, действительно, один. А сколько их должно быть?
Борис вздохнул.
– Смени костюмчик, я там тебе приготовил, – сказал он.
Мухин опустился на правое сидение и, перегнувшись через спинку, обнаружил большой бумажный пакет. Шмотки были добротные, но недорогие. Примерно так он и одевался.
– Выходит, я здесь не случайно… – молвил он. – И ты тоже… не случайно.
Борис промолчал.
– Тут и есть твоя берлога, да? – осведомился Виктор. – Твой запасной мир?
– Ну, как ты думаешь… – сказал наконец Борис. – Если я могу выбирать из миллионов слоев, неужели я выберу худшее?
– И кто ты?
– Немножко политик, немножко банкир… – ответил он скромно. – В Якутии у меня камушки, в Бразилии – кофеек, в Египте турбизнес потихоньку движется… Так, по чуть-чуть подрабатываю, где придется.
– А я… вот, блин…
– У тебя тоже мечты сбылись. Актер, играешь.
– Играю… В Чеховском говорю «к вам пожаловал граф Орлов», а в Современнике – «вам письмо от господина Шульмана».
– Все-таки разные роли, согласись.
– Абсолютно, – отозвался Мухин, натягивая джинсы прямо на трико. – Сколько ж твоя тачка стоит?
– Убей, не знаю. Подарок одного друга.
– Твой друг, он что – шейх?
– Я ведь не обязан дружить с проститутками, – сказал Борис, как бы оправдываясь.
– Деньги к деньгам… – буркнул Виктор. – Значит, ты меня выловил.
– Я и Корзуна выловил.
– Корзун уже не актуален… А нас там, между прочим, всех порешили. Вроде бы…
Читать бесплатно другие книги:
