Кольцо принца Файсала Ройтер Бьярне
– Понятно, мастер Йооп. Но, по правде говоря…
– Правда, – скрипнул зубами Йооп, – я покажу тебе правду. Вон она где, твоя правда!
И с этими словами голландец указал на плеть, лежавшую на столе.
– Остальное не имеет значения. Учти, среди черных что-то назревает, и малейшая искра может стать причиной пожара. И не хотел бы я оказаться на месте того, кто уронит эту искру.
В таверне Йоопа терзали те же мысли. Однако он уже не сердился на Тома, скорее наоборот.
– Нам следует быть осторожнее, – сказал он, пригубливая вино. – Эти смерти неспроста. Среди негров есть много тех, кто умеет колдовать, и Кануно руководит одной из таких групп. Порой они впадают в состояние экстаза и даже могут при этом терять сознание; я видел это собственными глазами и предупреждал мистера Бриггза. Плантацию может поразить чума, лихорадка или дизентерия, и все это, конечно, очень плохо, но когда чернокожие принимаются за свои колдовские штучки, то тут уж белому надо держать ухо востро.
– Колдовство, – спросил Том, – разве это не то же самое, что ересь?
– Зови это как хочешь. У черных нет Бога, по крайней мере в нашем понимании. Тот, кому они поклоняются, сродни скорее дьяволу. Я слышал рассказы о рабах, которые настолько преуспевали в колдовстве, что даже имели влияние на своих хозяев. Они насылали на них боль в спине, кожные нарывы и другие болезни; и кто еще их мог направлять, как не сам дьявол? Когда один из них умирает, другие забирают себе силу его души, и наш друг Кануно переполнен этими душами, того и глядишь лопнет от ненависти к нам. Я вижу прямо-таки, как она исходит от него. Он не произнес ни слова с тех пор, как мы убрали урожай. И другие негры смотрят на него и ловят его малейший жест.
– Отчего же вы не продадите его, мастер Йооп?
Йооп ван дер Арле улыбнулся и принялся ковыряться во рту зубочисткой.
– Должен тебе сказать, – пробормотал он, – что, если мы продадим Кануно, это будет расценено как проявление слабости. В «Арон Хилле» не найдется такого раба, который бы не знал, в каких я с ним отношениях. Еще они знают, что он что-то замышляет. Об этом говорят даже на соседних плантациях, где он почитается кем-то вроде божества. Кануно для них словно вождь. Они мечтают лишь о том дне, когда он сожжет все дотла, освободит черных и забьет до смерти бомб. Меня и тебя, Том-бомба, тебя и меня. Каждого из нас повесят на отдельной веревке и оставят болтаться на ближайшем оливковом дереве. Знаешь, как негры называют таких повешенных? Белыми фруктами.
Йооп вздохнул и довольно потянулся.
– С такими мыслями Кануно засыпает и с ними же просыпается. Мне кажется, что он вообще не представляет нас без пеньковой веревки на шее. Таких людей не продают, Том, продай его – и получишь ночной кошмар. Где бы ни оказался Кануно – на соседней кофейной плантации или у португальцев в Порт-Ройале, он всегда будет мечтать о том, как бы вернуться обратно в «Арон Хилл» и перевешать здесь всех белых. Его надо не продавать, а ломать. Я знаю, Франц Брюгген мечтает о том, чтобы мы раздобыли для Кануно самую прочную веревку, и дело с концом. Его мозги окончательно прогнили от рома. Если я разрешу ему повесить Кануно, нам всем не поздоровится. Они придут ночью с мотыгами и ножами. Да, да, с ножами, маленький бомба, ты их просто не видел, но они у них есть. Они прячут их в земле, где те лежат, дожидаясь своего часа. И тогда лишь богу известно, что будет с плантацией мистера Бриггза. Нас здесь всего восемь человек, четверо из которых напиваются так, что не попадают горлышком бутылки себе в рот. Поэтому мы не будем трогать Кануно без какой-либо на то причины. Все должны видеть, что мы судим по справедливости.
Мистер Йооп замолчал, увлекшись чисткой зубов, но внезапно он схватил Тома за руку и серьезно посмотрел ему в лицо.
– На тебя можно положиться, Коллинз?
– Конечно, вы можете на меня положиться.
– На ирландца-то? – Йооп покачал головой. – Куда только катится мир!
Он откинулся назад и закурил свою трубку.
– Но я все же надеюсь, что можно, и не в последнюю очередь ради твоего же блага.
– Мастер Йооп может положиться на меня, – повторил Том и упрямо стиснул зубы.
Красные глаза сидящего напротив него мужчины приблизились к нему. Йооп неистово запыхтел трубкой, и на мгновение его белое лицо исчезло в клубах дыма.
– Смогу ли я положиться на тебя, когда все начнется? Ты ведь всё шепчешься, всё что-то обсуждаешь с Сахарным Джорджем. И каждый день обедаешь вместе с ним и Тото.
– Но Джордж и Тото – это совсем другое.
– Это то же самое, – Йооп откинулся назад. – Они тоже черные, не правда ли?
Том отвел взгляд и повторил, что мастер Йооп может на него положиться.
– Трудность в том, – пробормотал Йооп, – что я больше не могу полагаться на Джорджа. Когда-то он был предан мне, как Йау-Йау, но теперь Джордж стал другим. Из надежного слуги он превратился в услужливого слугу, а это, черт побери, совсем не то же самое. И когда наступит день и мы сломаем Кануно, вот увидишь, как отреагирует на это Джордж. Многие рабы – из тех, кто постарше, – прислушиваются к нему и возлагают на него надежды, отлично зная, что не найдется человека, знающего о варке сахара больше, чем он. Проблема с Джорджем в том, что он верит, будто сможет стать белым. Я наблюдал такое раньше, это очень странный и необъяснимый феномен. Некоторые домашние рабы воображают, будто их кожа может стать такой, как у их хозяев, но такого еще не случалось. Во всяком случае, я ничего об этом не слыхал. Знаешь ли ты хоть одного негра, который стал белым?
Том уставился на стол и покачал головой. Йооп поднял его лицо за подбородок и заглянул ему прямо в глаза.
– На самом деле я полагаюсь на тебя, Коллинз, – сказал он. – Более того, я полагаюсь на тебя больше, чем на кого-либо другого из надсмотрщиков. Мы с тобой сделаны из одного теста. Именно мы с тобой. Мы оба любим, чтобы все шло гладко, но не терпим, когда нам перечат. И мы не мешкаем, когда доходит до дела. Мистер и миссис Бриггз тоже многого ждут от Тома-бомбы. Хозяин даже рассказывал мне про свои планы в отношении этого способного мальчика. Ты лучше всех нас ездишь верхом, умеешь подковывать лошадей, чинить мельницы и рассказывать истории. Мало того! Ты теперь даже допущен в покои самой госпожи. Ты важная персона, Том.
Йооп откинулся на спинку стула и хитро улыбнулся.
– Итак, в чем же секрет популярности этого парня? Что за чертенок сидит в этом ирландце, который заставляет людей плясать под свою дудку? Даже мистер Бриггз и тот с упоением рассказывает ему о своих моделях и одевает в красный камзол во время званых обедов. Мне сказал Джордж, он, в свою очередь, узнал это от Тото, которой Бесси передала слова своей госпожи: «Мы можем положиться на Тома, потому что он неиспорченный».
Мастер Йооп осушил свой стакан, вытер рот и, похлопав себя по животу, наклонился к Тому.
– Ты неиспорченный? Ты и вправду чище сердцем, чем все остальные?
Том не ответил, но вспомнил о своих беседах с зеленым гекконом.
Йооп сплюнул на пол, зевнул и покачал головой.
– Ты ничем не лучше меня, – вздохнул он, – твои глаза выдают тебя, Том-бомба. От Йоопа невозможно что-либо скрыть, и я знаю, что ты глаз не сводишь с Франца, когда мы на поле. Смотришь на него и точишь свой нож. Оставь эти мысли. Он уже не жилец. Сопьется и сдохнет через год, не больше. Почему ты молчишь, Том?
– У нас с Брюггеном свои счеты, – хмуро ответил Том.
Йооп растянул рот в беззвучной ухмылке.
– Вот тебе и неиспорченный! Смешно. И грустно. Ты умный парень, Том. Оставь Франца в покое. Он долго не протянет. А у тебя большое будущее. Зачем же тратить силы на какого-то пьянчугу?
Йооп вздохнул и, осушив кружку с пивом, снова собрался уходить, но передумал и заговорил:
– Известно ли тебе, как я расправился с одним негром, который собирался поднять восстание? Я расскажу тебе, мой неиспорченный ирландец. Я послал его в город с одним из своих бомб. Пока его не было, мы обнаружили густой столб дыма на дальнем краю поля. Всякому было понятно, что это поджог, но нам удалось справиться с огнем прежде, чем он опустошил плантацию. И когда мой бомба вернулся домой из города, он поведал нам, что тот раб, что был с ним, по дороге сбежал и спрятался в тростнике, как раз на том месте, где появился огонь.
Йооп поскреб щеку.
– Тем же вечером мы нашли его и наказали, как того требуют правила. Вот как делаются дела, Том-бомба. Если у тебя, конечно, есть голова на плечах.
Все последующие дни Том пристально вглядывался в горизонт, выискивая малейшие признаки дыма; он ждал, что Франц Брюгген возьмет с собой в город Кануно, но ничего не происходило. Однако Том ощущал странное беспокойство, какое бывает в море перед бурей.
Ураган, которого он ждал, мог перевернуть вверх дном весь «Арон Хилл».
Мертвые были похоронены, вновь прибывшие заняли их места.
Каждое утро рабы вставали и шли работать, чтобы на заходе солнца снова возвратиться домой. Но их всегдашнее бормотание в шеренгах, не говоря уж о пении на полях, теперь сменилось гнетущей тишиной.
Когда минула неделя, а ситуация не улучшилась, мастер Йооп забрал у надсмотрщиков ром, но это только ухудшило обстановку. Обозленные бомбы теперь избивали рабов за малейший проступок.
Эта зловещая атмосфера чувствовалась даже на кухне. Всегда смешливая Тото замкнулась и все время молчала. Толстуха Бесси нервничала и яростно теребила фартук.
– Кануно, будь он неладен, – ворчала Бесси, – заморочил людям головы.
Из страха сказать больше, чем следует, Том перестал разговаривать с Джорджем. Лишь мисс Мисси и малышка Санди играли как прежде. И как бы безмятежно и буднично это ни выглядело, именно их игра стала той искрой, о которой говорил Йооп.
Том стоит в кабинете мистера Бриггза – красивой комнате с высокими этажерками из светлого дерева и сервантом, чьи полки уставлены бутылками. На письменном столе возвышается модель церкви. Бриггз занят работой. Он потратил месяцы, чтобы выпилить все детали из фанеры и раскрасить бумагу так, чтобы она напоминала черепицу. Он много работал, педантично и терпеливо, и теперь близок к воплощению своей мечты: созданию полной копии собора Святого Павла, что в Лондоне. Модель достигает в высоту половины человеческого роста, и уже осталось совсем немного до ее завершения.
Мистер Бриггз объясняет Тому, что сейчас он перешел к самому ответственному этапу, который называется сборкой.
– Видишь ли, Том, теперь все это нужно склеить. Но это не так-то просто. Самые мелкие элементы нужно склеивать в последнюю очередь, чтобы случайно не ошибиться и не склеить то, что не походит друг к другу. По этой же причине мы должны передвигаться чрезвычайно осторожно и исключительно в чулках, потому что святой Павел не терпит никаких сотрясений.
Маленький человечек трет руки и улыбается Тому, который кивает с понимающим видом.
– Я думаю, – говорит мистер Бриггз и, понизив голос до шепота, встает на колени перед моделью, – я думаю, что если бы Господь Бог захотел жить на земле, он бы обязательно выбрал для этого собор Святого Павла. Где же ему еще жить, как не там?
Сквозь высокое окно модели Том видит половину лица мужчины.
– Я построил мой собор исходя из точных пропорций. В оригинале его высота достигает почти 628 футов, а ширина 304 фута. Диаметр купола 136 футов, а высота от основания до вершины креста 444 фута. Все это затем было поделено на…
Договорить мистер Бриггз не успел, потому что его перебил душераздирающий крик, перешедший в громкий рев, потрясший все здание усадьбы.
Том смотрит на дверь, чувствуя, что звук приближается.
Через секунду дверь распахивается и в кабинет врывается кричащая мисс Мисси. Вся в слезах, она бросается на письменный стол отца, и купол вместе с задней частью собора рассыпаются, как карточный домик.
Далее начинается хаос.
Полчаса спустя мисс Мисси, Тото, Бесси и Сахарный Джордж собрались в кабинете мистера Бриггза. Том встал рядом с дверью. Он был слишком озабочен последствиями катастрофы, постигшей модель, и сначала даже не придал значения тому, что вызвало истерику мисс Мисси. Том переживал за мистера Бриггза, который едва сдерживал слезы.
Все это время его дочь визжала, словно ее жгли каленым железом. Бесси пыталась утешить ее, но все было напрасно. По виду девчонки и по ее одежде нельзя было понять, что приключилось. Но когда Мисси смогла говорить, она, задыхаясь от рыданий и злости, сказала:
– Санди ударила меня ремнем.
На щеке девчонки действительно виднелся едва заметный след, длинная розоватая полоска, тянувшаяся от виска до подбородка.
Услышав это, Тото и Джордж оставили кабинет. Бесси увела воющую Мисси в ее комнату. Остались только Том и мистер Бриггз. Последний сидел на стуле с поникшим видом.
Том медленно приблизился к нему.
– Мистер Бриггз, – осторожно обратился парень к хозяину плантации, – могу ли я для вас что-нибудь сделать?
Плантатор поднял голову и грустно посмотрел на него. В его глазах стояли слезы.
– Будь добр, приведи сюда Йоопа, – прошептал он.
Большая часть событий последующих суток прошла без участия Тома. Он был отправлен в поле, чтобы сменить там Брюггена, и когда вечером подъехал к главному зданию, спокойствие, пусть даже временное, было восстановлено.
Приглашенный доктор осмотрел мисс Мисси и констатировал, что шрам не опасен и исчезнет меньше чем за пару дней. Вся проблема была в сломанном соборе Святого Павла, не говоря уж о том, что черный ударил белого.
История была все та же: мисс Мисси играла с Санди, заставляя ее изображать пса, но игра, должно быть, наскучила малютке Морнинг, во всяком случае, она сняла с себя ошейник, а когда мисс Мисси велела ей надеть его обратно, Санди размахнулась кожаным ремнем и попала им мисс Мисси по лицу.
Санди больше не жила в хижине со своими родителями, ее поселили в одном из глинобитных домиков, где жили бомбы.
Йооп имел с мистером Бриггзом долгий разговор и, едва выйдя от него, тотчас вызвал к себе Тома.
Они сидят в доме Йоопа. Уже поздно, на дворе почти ночь. Йооп, одетый в свою лучшую одежду, осматривает пистолеты и застегивает пояс. Его сапоги сияют, наружу торчит ворот ослепительно белой рубашки.
– Помни, теперь речь идет о том, чтобы держать порох сухим, Том Коллинз.
– Мастер Йооп собирается в город?
– Да, я отправлюсь туда, когда рассветет. Думаю взять тебя с собой. Найди себе что-нибудь поприличней из одежды. До рассвета осталось всего три часа. Мы отправимся на невольничий рынок.
– Мы едем покупать рабов, мастер Йооп?
Голландец закуривает трубку.
– Покупать? Нет, мы будем продавать. Когда кто-то крушит половину собора Святого Павла, он должен заплатить за это.
Том неуверенно улыбается.
– Боюсь, я не совсем вас понимаю, – говорит он.
– Понимать, – фыркает Йооп, – да тут и понимать нечего. Она будет продана завтра утром. Вот и все.
– Кто будет продан? – шепчет Том, чувствуя, что волосы на его руках встают дыбом.
Йооп открывает дверь.
– Санди, – отвечает он.
Во сне все кажется зеленым. Зеленым, как океан, когда отплывешь достаточно далеко от берега. Свет странным образом кажется здесь ярче, и в то же время все словно укутано пеленой, а звуки сливаются в неразборчивый гул.
Над ним – небо, похожее на зеленого краба. Морское дно кишит людьми, которые что-то кричат и перебивают друг друга. Там и белые, и черные, бомбы и работорговцы, капитаны, штурманы, боцманы, матросы, плантаторы и солдаты в голубых мундирах. Кругом козы, овцы и лошади, какаду, хищные птицы с колпачками на головах и куры в клетках. Но прежде чем сон приводит Тома в портовый квартал Порт-Ройала, он оказывается во дворе плантации. Том рад, что он находится на морском дне и потому не слышит криков Тото, когда они садятся в седла. Вода подергивается зыбью, и лицо Сахарного Джорджа расплывается. Здоровенный негр стоит на коленях, но, к счастью, Том не может видеть его лица. Все остальные бомбы вышли наружу, хотя еще очень рано. Они держат наготове ружья с зажженными фитилями. Остальные рабы заперты в бараке. Бомба Брюгген хватает и держит Тото, когда мастер Йооп и Том выезжают со двора вместе с Санди Морнинг, чьи руки связаны за спиной. Она сидит на низкорослом мерине и испуганно переводит взгляд с мамы на Тома и обратно. Но все это, как было уже сказано, происходит под водой, поэтому он не может слышать ее рыданий, и вскоре ее слезы растворяются в ненасытном океане.
Над Порт-Ройалом восходит солнце, и аукцион начинается.
Том сидит на лошади и следит за происходящим. Вокруг галдят, шумят и жестикулируют. Звенят монеты. Кто-то меняет, кто-то продает, но большинство покупают. Том видит толстого мужчину и его еще более толстого бомбу, которые осматривают руки и ноги Санди. Они заглядывают ей в рот, но, насколько Тому известно, у Санди здоровые зубы.
Йооп ван дер Арле стоит, повернувшись спиной, словно не имеет к происходящему ровно никакого отношения. Но вот он получает мешочек с деньгами и вскакивает на своего коня, который стоит рядом с лошадью Тома.
Теперь вода начинает волноваться всерьез, и образ малышки Санди Морнинг тает и исчезает в океане. Место пустеет, вода закручивается и уносит всех прочь – людей, зверей, рабов, торговцев, повозки, поросят, коров и овец.
Остаются лишь черная гладь воды и синее ночное небо, откуда полная луна посылает вниз свой голубой луч. Косой столб света, что связывает небо и море.
В луче света, упорно загребая воду, плывет мальчишка. Он хочет достать с морского дна драгоценную добычу – утонувшее на закате солнце.
Глава 13. Тото
Крыса сидела между желтых стеблей тростника и, умываясь, приводила себя в порядок. Это был крупный экземпляр, немногим меньше кошки, старый, но еще не дряхлый и, судя по толщине, ведущий очень даже неплохую жизнь. Том ненавидел крыс и всюду, где мог, охотился на них. Он знал, что старыми становятся лишь умные крысы, а потому такая крыса опасна. У кошки девять жизней, у крысы же только одна, зато в девять раз длиннее.
Том знал, что этим грызунам нельзя верить, их внешний вид зачастую обманчив. Никто в целом свете не мог лучше крыс прикидываться жалкими и убогими, но если бы они могли говорить, то поведали бы миру множество леденящих кровь и внушающих ужас историй. Убийства с поджогами, кораблекрушения и мятежи – и рядом всегда маленький, покрытый шерстью свидетель с длинным голым хвостом. В его взгляде, который выдает крысу с головой, можно прочесть историю жизни, сравнимой по длине с человеческой.
«Вот такие они, эти крысы, – думал Том, подкрадываясь ближе к намеченной цели. – Вместе мы странствуем – человек и крыса – с общей мыслью истребить друг друга; и исход этого противостояния до сих пор неясен. Когда люди пересекают океан, начиная новую жизнь и осваивая новые земли, в трюме их всегда сопровождают невидимые пассажиры. Укусы их желтых зубов несут чуму».
Том медленно вытаскивает свой кинжал, стараясь не выдать себя движением или звуком. Он уже с полчаса – одновременно с чувством отвращения и восхищения – следит за крысой, и теперь лезвие его ножа, зажатого между большим и указательным пальцами левой руки, готово поразить цель.
Том задерживает дыхание и прикидывает, насколько далеко он сможет завести руку назад и не выдать себя при этом. Луна освещает «Арон Хилл».
Все последние ночи он проводит на охоте, и, хотя удача не всегда сопутствует ему, Том уже прикончил пятерых крыс. Он не может спать. Собачья будка кажется ему тесной, а бушующая в груди ярость – невыносимой.
Днем он разъезжает по плантации сахарного тростника и командует неграми, которые продолжают работать в прежнем ритме. Все бомбы в поле, и даже сам Йооп ван дер Арле весь день в седле и зорко наблюдает за происходящим.
– Послушай меня, Коллинз, – говорит голландец, – иди лучше выспись, ты жутко выглядишь.
Но Том не может спать.
Он больше не бывает на кухне и избегает Джорджа, которому теперь кроме выполнения своих каждодневных обязанностей приходится еще и присматривать за женой, которая после всего случившегося слегла. Том не знает, что с Тото, но думает, что это вряд ли что-нибудь серьезное, потому что врача к ней не вызывали. Иногда Тото ненадолго встает и помогает Бесси, потом возвращается обратно в свою хижину, где ложится лицом к стене.
– Тото скоро станет лучше, – говорит Бесси, но Том ей не верит. Он видел, как Тото бродит по ночам. Как бледный призрак, она блуждает по дороге, пока Джордж не спохватывается и не отводит ее домой.
Во второй половине дня Том сидит у миссис Бриггз, которая потчует его историями о своих бесчисленных болячках, своем справедливом Боге, своей сильной тоске по родителям и своем счастливом детстве. Том может отбарабанить уже довольно много «поэзии», что он охотно и делает, декламируя стихи мертвой крысе, когда плетется домой с полей.
- Ее сиянье факелы затмило.
- Она подобна яркому бериллу
- В ушах арапки, чересчур светла
- Для мира безобразия и зла.
- Как голубя среди вороньей стаи,
- Ее в толпе я сразу отличаю[6].
В свободное от уроков время мисс Мисси стала навещать Тома. Она угощала его миндальными пирожными, и Том их ел, потому что был большим сладкоежкой.
Однажды она сказала, что хочет вымыть ему голову. У Тома нет никакого желания мыть голову, но когда мисс Мисси говорит, что она хочет вымыть ему голову, тут уже никуда не денешься.
Он сидит на стуле в кухне. У буфета стоит мисс Мисси, одетая в фартук и с засученными рукавами. Волосы следует промывать несколько раз. Снова и снова, пока они не станут чистыми.
– Зато вшей не будет, – говорит девочка.
В этот момент Том видит Сахарного Джорджа, проходящего мимо окон кухни. Быть может, у Джорджа болит спина или его так подкосила болезнь жены, но теперь он ходит совсем по-другому, его походка изменилась. И когда он видит Тома, сидящего в компании мисс Мисси и с расческой в волосах, он улыбается ему, словно чужой, и кивает, думая о чем-то своем. У Сахарного Джорджа теперь совсем другая улыбка, от нее обнажаются десны и раздуваются ноздри. Все это выглядит очень странно, но спроси его, чему он смеется, ответа не получишь. Бесси говорит, что Том должен оставить Джорджа в покое, и Том соглашается – при сложившихся обстоятельствах это самое разумное, что он может сделать.
Прошло четырнадцать дней. Две недели назад Джордж и Тото в последний раз видели свою дочь Санди, увозимую по дороге в город. Четырнадцать дней, десять миндальных пирожных и пяток убитых крыс.
Мисс Мисси может причесывать Тома часами, но тут вмешивается Бесси и говорит, что, пожалуй, уже хватит. Мисс Мисси перехватывает влажные волосы Тома лентой, он встает и уходит.
– А тебя не учили говорить спасибо? – обиженно кричит ему вдогонку мисс Мисси.
– Этого еще не хватало.
Она тут же бросается за ним в погоню и настигает его уже в саду.
– Что ты сказал?
– Я сказал, спасибо вам за то, что вымыли мне голову, мисс Мисси.
– Вот как? Значит, я неправильно расслышала.
Какое-то время они стоят и буравят друг друга взглядами. Внезапно она кладет свою ладонь ему на щеку. Ее пальцы очерчивают его ухо. Том с прищуром смотрит на нее, но мисс Мисси не убирает руку. Ее взгляд словно говорит: видишь, я могу делать все, что захочу. Ее рука дотрагивается до подбородка Тома, затем снова доходит до щеки, но прикосновения уже не такие нежные. Внезапно она ударяет его по лицу. Сначала мягко, затем сильнее и, когда он не реагирует, проводит ногтем по его коже.
Мисс Мисси улыбается.
– Какой ты у нас гордый. И стойкий. Теперь у тебя останется шрам. Ах, как жаль! Ну давай, прочти мне что-нибудь из твоих стихов.
– Обычно я читаю стихи только крысам, – Том сплевывает. – Но могу сделать исключение. Прочитаю одну строчку.
– Давай хотя бы одну, – говорит Мисси.
Глядя на нее, Том произносит:
– Над шрамом шутит тот, кто не был ранен…[7]
Мисс Мисси разочарованно смотрит на него.
– Какая же это поэзия? Разве это красиво? Повтори!
Том пожимает плечами и повторяет.
– Прочти что-нибудь еще, Том-бомба.
– Больше я не помню.
– Ты лжешь. Ты не уйдешь отсюда, пока не прочтешь еще. И чтобы на этот раз никаких противных ран.
– Тогда мне придется остаться здесь, потому что больше я действительно ничего не помню. Если только мисс Мисси не хочет услышать что-нибудь из Псалтыря.
Лицо мисс Мисси оказывается слишком близко, особенно ее маленький рот. Она смотрит на щеку Тома. Он чувствует, как кончик ее носа касается его кожи, и делает шаг назад.
Она улыбается, но как-то неуверенно.
– Ты что – подумал, что я хочу тебя поцеловать? Бог мой, ты действительно подумал, что я хочу тебя поцеловать?!
Том смотрит, как она бежит прочь, ссутулившись, то ли истерично хохоча, то ли рыдая.
На следующий день, когда он читал Библию в комнате миссис Бриггз, госпожа сказала ему, что ей не нравится, когда Том позволяет себе вольности по отношению к ее дочери.
– Вольности, мэм?
– Ты знаешь, о чем я говорю. Я видела вас вместе. Но ты должен понимать, что это неправильно. Ты должен научиться себя вести.
Том знал, что крысы могут часами приводить себя в порядок. По их виду не скажешь, что они чистоплотные животные, но людям про крыс до сих пор мало что известно. Возможно, например, что вот эта крыса, которая сейчас сидит перед ним, совершила целое путешествие, приплыв из Европы. Такие мысли с трудом укладываются в голове. Но Тому они не кажутся неправдоподобными. Эта крыса вполне может быть родом из Испании. Папаша нескольких сотен юных крысят.
Том, стараясь не шуметь, отвел руку как можно дальше назад и метнул нож.
По ночам он наведывается в барак, где живут рабы. За ним по пятам идут еще трое бомб, впереди со спиртовой лампой шагает рябой Пьер.
Чернокожие спят. А может быть, и нет, быть может, свет разбудил их и они лишь притворяются, что спят. Кто их разберет. Бомбы пересчитывают негров каждые два часа. Рабы должны знать, что они находятся под неусыпным надзором.
Вот они подходят к лежанке Кануно, Пьер останавливается и светит лампой прямо негру в лицо. Кануно не спит и даже не пытается этого скрыть. Он лежит на боку и буравит взглядом стену.
– Он никогда не спит, – шепчет Пьер, – он ждет. Прямо сейчас он представляет себе, будто никого из нас здесь нет, а он в совершенно другом месте.
Пьер по прозвищу Волк садится на корточки перед Кануно и водит лампой туда-сюда, освещая его черное лицо.
– Ты жив, ниггер? – шепчет он.
Кануно смотрит на него, но его взгляд ничего не выражает.
Том навещает Тото, которая все еще находится в постели. Когда он заходит в хижину, она привстает, но тут же ложится обратно и поворачивается к нему спиной. Том принес для нее миску супа. Но она его не хочет.
Они стоят на кухне, Том и Бесси. На огне закипает котелок с водой. Том нарезает зелень: базилик, кориандр и сухой хвощ. От матери он знает, что эти травы помогают от чахотки и от тоски.
Бесси молча наблюдает, как он готовит, но когда он с миской обжигающего супа в руках направляется к двери, она внезапно загораживает ему дорогу. Глаза негритянки строги и печальны, но голос звучит твердо:
– Исчезни, ирландец, вернись туда, откуда ты родом. Ты чужой здесь, понимаешь? От тебя одни несчастья.
– Что ты сказала?
– Ты и твои штучки… суешь нос куда не надо. Возвращайся туда, откуда пришел. Забирай свой дрянной суп и уходи. Его все равно никто не станет есть.
Том отталкивает служанку, но та вцепляется в него мертвой хваткой.
– Я ненавижу тебя, Том Коллинз, – шипит она, – слышишь, что я говорю? Я тебя ненавижу! Каждую ночь я молюсь, чтобы ты сдох в своей постели.
Том отставляет суп и на мгновение поворачивается к рабыне спиной, но внезапно поворачивается и приставляет нож к ее горлу.
– Не пристало черному так говорить с белым, – зло произносит он. – Если я только захочу, то разделаюсь с тобой, и мне ничего за это не будет. Ни-че-го. А твое толстое тело отволокут за барак рабов и засыплют землей, а на следующий день на кухне появится другая Бесси.
Толстуха затряслась от страха.
– Не смей при мне вякать, – продолжал Том. – Думать можешь все, что хочешь, мне все равно. Но на кухне мистера Бриггза держи свой рот на замке. Здесь ты – черная рабыня, а я – белый надсмотрщик. Понятно тебе, Бесси?
– Понятно, бомба, – испуганно прошептала служанка.
Нож свистнул в воздухе и вонзился в сухую землю всего в паре сантиметров от крысы. Грызун подскочил и метнулся в заросли тростника, исчезнув с тихим сухим шелестом. Но Том почти тут же пустился за ним в погоню. Молниеносным движением он выдернул нож из земли и понесся по следу крысы. Животное стало жертвой собственной жадности. Маленькие ножки справлялись со своей работой безупречно, но вот толстое коричневое тело крысы было слишком тяжелым. Том не отставал от нее ни на шаг. Он был уверен, что у крысы где-то поблизости должно быть гнездо, куда она теперь инстинктивно стремилась. Так оно и оказалось. Животное внезапно скрылось в незаметной ложбинке, на дне которой, прямо на виду, под безжалостным светом желтой луны, лежал глиняный горшок. Крыса, верно, думала, что ее никто не заметит среди сухих листьев, которые она так любовно собрала, чтобы укрыть ими отверстие в горшке. А быть может, она так устала от погони, что уже плохо соображала. Том подождал, пока его дыхание выровняется, и тут до его слуха донесся отчетливый писк маленьких крысят. Он едва поверил своей удаче. Острием ножа Том откинул верхний слой листьев и увидел гнездо, в котором было шесть светло-розовых крысят. Еще совсем слепые и беззащитные, они сидели тесно прижавшись друг к другу. Их мать смотрела на Тома, грозно обнажив свои длинные желтые зубы. Крыса не сводила глаз с его лица, поэтому не заметила и пропустила тот момент, когда Том медленно поднялся и, занеся ногу, наступил сапогом прямо ей на хвост. Животное наконец осознало опасность, но было уже поздно. Умение Тома метать ножи еще никогда его не подводило.
Крысята же были еще так малы, что он, не задумываясь, подавил их всех каблуком сапога.
Том сидит в седле и чувствует, как сон подкрадывается к нему, наливая все тело свинцовой тяжестью. Он пытается сопротивляться, но соблазн слишком велик. На мгновение он закрывает глаза. Монотонный стук мотыг навевает на него дремоту. Он откидывает голову назад и видит крысу с лицом Бесси, но внезапно спину пронзает боль. Том вздрагивает и замечает Йоопа, который подъехал к нему, держа в руках свою трость.
– Ты спишь!
– Я просто закрыл глаза.
– Ты спишь. Будешь спать во время работы, отведаешь моей плети. Возвращайся домой и хорошенько выспись. Убирайся.
Рядом с домом Том медленно слезает с лошади. Обычно по возвращении с поля он чистит животное скребницей, но сегодня у него на это нет сил.
До захода солнца остается всего один час. Том покинул конюшню и уже направился было к своему крошечному домику, когда внезапно увидел ее. Она мчалась по дороге по направлению к большому сараю с воротами и вывеской, на которой стояло «Арон Хилл». На каждом плече она тащила по узлу, но не это взволновало его, а то, как она бежала. Словно за ней кто-то гнался. Хотя, насколько Том мог видеть, Тото никто не преследовал. И на больную она была совсем не похожа, скорее уж наоборот…
Том упал на солому и, закрыв глаза, подумал, что время для побега выбрано удачно.
– Все бомбы в поле, – пробормотал он, – госпожа спит до ужина, мисс Мисси сидит в классной комнате, а мистер Бриггз в городе и вернется домой только к вечеру.
– Тото убегает, – вздохнул Том, проваливаясь в сон. – Она бежит так, словно кто-то гонится за ней с ножом. Наверное, я должен что-то сделать. Но лучше сказать, что я вообще ее не видел, тогда и вопросов меньше будет.
То, что Тото сбежала, стало известно только на следующий день.
Мистер и миссис Бриггз думали, что их служанка больна, потому и не хватились ее сразу. А Бесси была явно поражена таким глупым поступком, равно как и Джордж, который вообще-то должен был первым заметить, что его жена сбежала.
– Я разговаривал с мистером Бриггзом, – сказал Йооп Тому. – Он считает, что нам следует выждать. Большинство беглых рабов раскаиваются и возвращаются обратно. Думаю, Тото поступит так же.
– А что говорит Джордж? – спросил Том.
Голландец подошел к двери и выглянул в сгущающиеся сумерки.
– Он ничего не говорит. Мы должны оставить старину Джорджа в покое. Едва ли он снова станет прежним. Его жене некуда идти, и, когда она это поймет, она сама придет проситься, чтобы ее взяли обратно. Уж поверь мне, я такого навидался. В прежние времена даже присказка была, что беглый раб, вернувшийся обратно домой, становится самым послушным рабом. Негры, побывавшие в бегах, рассказывают потом, как им досталось на свободе, и тем самым удерживают других от подобных глупостей. Я видел их, Том. Видел, как они слонялись по улочкам Порт-Ройала, грязные, изможденные, с диким взглядом и с оскалом как у зверей. Но тебе, ирландец Коллинз, не следует забивать этим голову. Лучше спи по ночам, а за крысами будешь охотиться тогда, когда тебя об этом попросят. Собственно говоря, здесь есть только одна крыса, за которой нужен глаз да глаз. Я чувствую, что время уже близко. Весь песок в наших с Кануно песочных часах вот-вот упадет на дно.
Том поправляет миссис Бриггз подушку, чтобы та лежала как надо – не слишком высоко, чтобы не давила на затылок и не вызывала головную боль, но и не слишком низко, потому что от этого портится осанка.
Том возится с подушкой, смотрит в окно и думает о Тото. Он представляет, как она, высокая и стройная, проходит мимо, придерживая на голове груду выстиранного белья и распространяя вокруг себя аромат чистоты и свежести. Трудно представить Тото на улицах Порт-Ройала. А еще трудней представить ее одичавшей, с безумным блеском в глазах.
– А то, что она ищет, – вздыхает Йооп ван дер Арле, – она все равно никогда не найдет.
Том мысленно видит перед собой дочку Тото, малышку Санди Морнинг, с ее худенькими ручками и упрямым вихром на лбу.
– Сегодня, – говорит миссис Бриггз и закрывает глаза, – я чувствую себя немного лучше, чем вчера. Все зависит от того, сколько я сплю. На самом деле я очень страдаю от местного климата. В Англии всегда прохладно. Ах, благословенный английский дождь! Ты сам видишь, моя кожа не создана для этого солнца. Мой муж обещал мне, что мы сможем на будущий год навестить родину, но я страшусь этого путешествия. Мистер Бриггз уже присмотрел судно, на котором мы сможем отправиться в плавание. Команда – исключительно британцы. Нас будет охранять военный корабль с тремя пушками и с 250 людьми вооруженного экипажа. Это все же утешает. Будь добр, открой окно, Том. Нет, лучше закрой. Слишком сквозит. Ребенком я пела в хоре… Будь любезен, раскрой веер. Мне слишком душно. Быстрее, бомба, быстрее работай веером. Вот так, да, не закрывай его, не то у меня сейчас случится приступ удушья. Порой мне становится ужасно душно и совсем нечем дышать. Не мог бы ты принести мне немного лимонаду?
Том ложится на солому. Закрывает глаза и думает о том псе, в чьей будке он сейчас живет.
– Должно быть, Бриггзы любили эту дворнягу, – бормочет он, – раз построили ей такую славную лачугу.
Затем он шепчет имя своей матери и пытается вспомнить голос сестры, но это плохо у него получается.
Неужели они до сих пор ловят вшей в голове сеньора Лопеса и моют ему ноги? Разливают посетителям пиво, трут полы и скоблят стойку? Интересно, не забывает ли Теодора присматривать за его лодкой? Конечно же, не забывает.
Том бормочет стихи, но не из Псалтыря и не из той поэзии, которой Сара Бриггз наслушалась в своих лондонских театрах.
– Приди, святая любящая ночь![8] – бормочет он и уносится прочь на спине зеленого пеликана.
Глава 14. Кануно
Дымок, похожий на узкий столбик, появился в юго-западной части плантации. Ветер быстро снес его вправо, и он пропал, словно потух. Но вскоре возник снова, только теперь он потемнел и стал толще.
Обнаружила его Бесси. Ее крик разбудил сначала Тома, а следом поднял на ноги всех остальных.
До рассвета оставалось совсем немного, и Бесси, как всегда, вышла из дома, чтобы собрать яйца у кур, когда заметила дым. Но вместо того чтобы разбудить мастера Йоопа, она перебудила криком всю округу.
Том торопится, натягивая на бегу штаны. Первый, кого он видит, не считая кричащей Бесси, – это Йооп ван дер Арле, который стоит перед бараком с двумя пистолетами за поясом.
Из хижин вываливаются остальные надсмотрщики, полуодетые, но вооруженные до зубов. Йооп дует в специальный свисток, что означает пожарную тревогу.
Следом он подзывает к себе Тома и просит его сбегать за Джорджем.
Читать бесплатно другие книги:
