Отражение сна Лялина Юлия
Хотя сначала и по виду Анастасии никак нельзя было ожидать, что она окажется такой… В общем, такой.
То ли дело Алекс-«богатырь»: на нём было прямо-таки написано, что он воин. Но вот он-то как раз и пропал… Из-за неё.
Марина прерывисто вздохнула.
– Вздохами делу не поможешь, – бросила бабушка через плечо. Оказывается, у неё был острый слух.
– А чем поможешь? – с полуунынием, полунадеждой спросила Марина.
– Знание – сила! Знаешь, как снимать слепки?
– Снимать что? – почему-то вспомнилась учебная группа скульпторов с их лепкой, тугой глиной, облачками гипсовой пыли…
– Ясно. Ну ничего, дорога длинная, успею рассказать.
Тем временем они прошли почти всю автостоянку – которая была маленькой под стать аэропорту. Впереди показался навес – старая автобусная остановка, у которой как раз стоял автобус, напоминавший буханку хлеба: короткий и прямоугольный. Он был заполнен под завязку и уже собирался отъехать. Марина вопросительно посмотрела на бабушку: не нужно ли помочь ей побыстрее дойти до него?
Бабушка игнорировала автобус так, будто его здесь вообще не было. Она остановилась у последнего автомобиля в ряду припаркованных машин – массивного внедорожника. Звякнула ключами, которые достала из кармана кофты:
– Запрыгивай!
Жизнь сноходца-новичка на четверть состоит из неприятностей, на четверть – из приятностей и на добрую (или злую) половину – из неожиданностей. Вот и сейчас брови Марины непроизвольно изогнулись. А вскоре и сердце забилось чаще – когда оказалось, что бабушка не просто водитель, а настоящий гонщик. Дорога от аэропорта до города была ровной, почти пустой, окружённой лесом. И бабушка моментально разогналась до разрешённого максимума – если не больше.
При этом она умудрялась спокойно, внятно, с интонациями заслуженной учительницы, которая не хочет уходить на пенсию, пока из школы не выпустится её младший внук, втолковывать Марине, что такое пресловутые слепки. И не только.
Но вот густой хвойный лес по бокам дороги стал разбавляться домами – сначала двухэтажными деревянными, а затем и высокими кирпичными. Внедорожник въехал в город. Бабушка, презрительно цыкнув, сбавила скорость – по ощущениям, в несколько раз.
Они проехали университет, смахивавший на жилую высотку (о том, что это именно университет, Марина узнала по яркому баннеру над входом: успела его прочитать, пока они стояли на светофоре); сложно развернулись на кольцевом перекрёстке; миновали парк, похожий на лес; развернулись ещё раз и помчали по широкому проспекту. Дома вдоль дороги были пёстрыми – не столько по цветам, сколько по стилям: стандартные новостройки, то кирпичные, а то и вовсе облицованные пластиком, пара особняков в стиле классицизма, старые деревянные домики, некоторые ветхие, некоторые ухоженные и нарядные, с наличниками, напоминавшими деревянное кружево. Очередной светофор – и не простой, а говорящий: он женским голосом сообщал пешеходам, что переход проспекта разрешён. Мост через речушку – настолько маленькую, что Марина едва успела её заметить; зато благодаря ей сквозь прореху в ряду домов стала видна широкая река, в которую речушка впадала. Снова деревья-деревья-деревья, с обеих сторон. Развязка в форме клеверного четырёхлистника. И вот впереди показался контрольно-пропускной пункт.
Пропуска у Марины не было. Она вообще поняла, что он нужен, лишь секунду назад, когда разглядела КПП. И вряд ли заявку можно оформить быстро… Марина снова занервничала – хоть бабушка и уверяла, что «всё будет любо-мило».
Каким-то невероятным образом бабушка оказалась права: человек в форме глядел в их направлении, но словно не на них, а куда-то сквозь. И голос его звучал монотонно, как в полусне. Или под гипнозом. Что ж, главное, он пропустил их.
Они въехали в закрытый город. Марина с любопытством глазела по сторонам: она никогда не была в таких местах прежде. КПП, колючая проволока, на домах тут и там громкоговорители. Сами дома были совсем не такие, как в соседнем городе: не пёстрые, а однообразные. Они были построены примерно в середине прошлого века – и выглядели так, будто до сих пор существовали в том времени. Старые шрифты, ретро-таблички, какие сейчас не найти не то что на обычных улицах, а даже на блошиных рынках… И от названий улиц веяло прошлым: какие-то были названы в честь давно не существующего режима и исторических личностей той эпохи, какие-то – в честь природы. Было во всём этом нечто ностальгически-трогательное. Название самого города тоже было «природным» – но от него веяло не уютным теплом, а угрожающим холодом.
По спине Марины пробежали мурашки. Вдруг возникло ощущение, что цель уже совсем близко.
Интуиция не подвела. Внедорожник затормозил в ближайшем дворе.
– Готова? – коротко спросила бабушка.
Марина решительно кивнула.
Анастасия, помнится, появлялась откуда ни возьмись, и никакие двери не были для неё преградой. Бабушка вела себя точно так же, сходство между двумя охотницами наконец стало явным: очередные ключи, которые старушка достала из кармана, оказались ключами от квартиры Алекса-«богатыря».
Во время тренировок и дежурств Алекс-«богатырь» несколько раз повторял слова Куратора: сон и явь не должны соприкасаться, два отдельных мира, две отдельные жизни в каждом из них. Поэтому каков был Алекс-«богатырь» наяву, Марина не имела ни малейшего понятия. Она не знала даже, какое лицо скрывалось за смешной супергеройской маской. Ну, разве что оно было бородатое и с добрыми светлыми глазами.
Вот сейчас им навстречу ка-а-ак выйдет женщина, торопливо запахивая халат и сердито спрашивая: «Вы кто такие?!» Или того хуже, выбежит обнадёженный ребёнок: «Папа пришёл, папа, па… Уа-а-а!»
Но нет. Похоже, Алекс-«богатырь» жил один. Его квартира выглядела как типичная холостяцкая берлога: на полу рядом со входной дверью стояли две пары кроссовок, пара ботинок и пара роликов – все мужские и одинаково большого размера. На вешалке висели цветастая ветровка и классический плащ. На стене комнаты обнаружился велосипед. Одежда была как попало набросана на спинку стула и на открытую дверцу шкафа; носки и вовсе валялись на полу. На том же полу рядом со свёрнутым спортивным ковриком лежали гантели. На компьютерном столе красовалась дорогая техника, наверняка заботливо подобранная под себя. На полке в ванной находились триммер, гель для укладки, гель для душа, шампунь, зубная паста и одинокая зубная щётка в белом стаканчике. На кухне – замоченная в раковине сковородка, скудный набор посуды, прожжённое в одном месте полотенце, которое, видимо, выполняло ещё и функцию прихватки.
Обычная квартира. Если не знать, то и не догадаешься, насколько необычный в ней жил человек. «Живёт», – поправила себя Марина и сглотнула комок в горле.
Она обошла всё жилище Алекса-«богатыря», изо всех сил стараясь прочувствовать его, почувствовать след его хозяина. Ещё вчера хозяин был здесь. Спал в этой разворошённой постели. Но не проснулся. Его похитили во сне – и наяву.
Как князь Баалормор это устроил? Он был кошмаром, он жил в мире снов – но сноходцы исчезали и там, и тут. Чуть ли не одновременно. Будто кто-то заранее знал об атаке кошмаров, стоял под дверью сноходца-жертвы, выжидал…
Время во сне и наяву течёт по-разному. Бывает, человек прикорнёт на часок – и проживёт во сне несколько дней. Редко случается наоборот: когда человек проспит всю ночь, видя одно растянутое событие. Похищение во сне могло бы занять считаные секунды «реального» времени – никто из товарищей похищаемого сноходца не успел бы вмешаться, даже если бы жил с ним в одном доме, или дежурил у его постели, или спал в ней. А Куратор вдобавок считал, что сноходцы не должны встречаться друг с другом наяву, – так что соседства-дежурства были невозможны в принципе. У похищаемых сноходцев не было надежды на помощь.
Не то чтобы Куратор вообще ничего не делал. О похищениях во сне он, буквально чуявший своих сноходцев, узнавал сразу, вызывал охотников вроде Анастасии, те мчались по указанному адресу – и опаздывали. Раз за разом.
Опоздала и бабушка-охотница – хотя ворвалась в квартиру Алекса-«богатыря» всего через шесть минут после сигнала тревоги. Не перехватила злоумышленников, даже не смогла их отследить – о чём рассказала Марине с ворчливым удивлением.
Наверное, похитители и впрямь синхронизировались между собой. Это было вдвойне скверно: враги не просто орудовали в обоих мирах сразу – у них для этого хватало возможностей и дисциплины. Хуже обычного зла может быть лишь умное и организованное зло.
Кстати, откуда Куратор знал адреса сноходцев? Хотя неудивительно, он и зарплаты со стипендиями умудрялся им платить…
Какая-то идея блеснула посреди потока мыслей – но едва Марина попыталась ухватить её, как идея ускользнула, будто её и не было. Ну и чёрт с ней – сейчас важнее было другое: найти Алекса-«богатыря». Учуять его.
Работая с охотницей в прошлый раз, Марина была приманкой – пусть и не сразу это поняла. На сей раз она получила повышение: от живца до гончей. От неё ждали, что она этаким грустноглазым бладхаундом уткнётся носом в землю, возьмёт след и приведёт охотницу… куда-нибудь. Желательно, туда, где находился похищенный Алекс-«богатырь». А может, и не только он.
Она и рада была бы буквально принюхаться – но это было бесполезно. Для поиска требовалось не обоняние, не ещё какое-нибудь из пяти чувств, а то самое потустороннее чутьё, о котором однажды говорила Яна. Смесь интуиции и подключённости к миру снов, способности понимать этот мир, быть с ним одним целым.
Взгляд Марины бегло задел её собственную руку. Подаренного Ошем колечка не было. Значит, она точно не спала.
След Алекса-«богатыря» остался в лопнувшем сне Марины, где-то на задворках её сознания. След Алекса-«богатыря» остался и в его квартире. Нужно было совместить эти следы, чтобы они наложились друг на друга, взаимоусилились – и указали направление.
Марина попыталась сделать слепок, как учила её бабушка-охотница: закрыла глаза, представила осмотренную квартиру во всех деталях и стала вертеть её перед мысленным взором так и эдак, словно трёхмерную модель в компьютерной программе. Одновременно надо было вспомнить похищение во сне, как бы вписать Алекса-из-сна в квартиру-из-реальности.
От напряжения на лбу выступила испарина. Сам лоб наморщился, голова начала потрескивать – ещё не боль, пока лишь предупреждение о боли. Концентрация была предельной. Но ни к чему не приводила.
На плечо легла чья-то ладонь. Марина аж вздрогнула. Распахнула глаза, быстро заморгала, растерянно уставилась на подошедшую бабушку. Осколки мысленных образов разлетелись, растаяли.
– Силёнок у тебя маловато, – покачала головой пожилая охотница. – И опыта, считай, нет. Ну да ладно. Давай вместе. Знаешь про силу имени?
Марина ответила бы «нет», если бы не было так стыдно признаваться в очередном незнании. Поэтому она замешкалась, судорожно размышляя, сопоставляя, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь…
Ошь. Куратор, упрекая её за то, что она дала заблудшему имя, говорил что-то такое. Но тогда Марина слишком сердилась на Куратора, чтобы вникать в его упрёки.
– Алексы скрывают свои настоящие имена ради безопасности, – осторожно начала она; увидев одобрительный кивок, решилась продолжить: – А давать имя тому, у кого его нет, может быть рискованно.
– Давая имя, даёшь силу; узнавая имя, получаешь силу, – нараспев произнесла охотница, её слова звучали почти как заклинание. – Марина и… пусть будет Кева. Хорошее сочетание.
На Марину свалилось сразу три осознания. Во-первых, до этого момента она звала бабушку-охотницу «Извините» или «А не подскажете?..» и даже не подумала спросить, как к ней обращаться, хотя это банальная норма вежливости. Во-вторых, так вот почему были засекречены имена Алексов… и Куратора. В-третьих, Кева протягивала ей руку и явно чего-то ждала.
Марина протянула руку в ответ.
Это было похоже на самый первый урок с Алексами – когда Алекс-«богатырь», держа её ладони в своих, помогал призвать оружие. Через прикосновение ощущался отголосок его силы – спокойной, лучистой.
Сила Кевы выбила у Марины воздух из лёгких и все мысли из головы. Она не была направлена против Марины, но даже находиться рядом с ней было всё равно что шагнуть в воронку смерча.
В голове была пустота. Но вдруг появилась искорка, разгорелась – и превратилась в изображение. Марине показалось, что её веки стали прозрачными – или что она попросту открыла глаза. Но нет, глаза оставались зажмуренными. И при этом видели комнату ярче, чем когда смотрели на неё. Так вот что такое слепок…
Невидимая граница между явью и сном вздрогнула, пошла волнами. Она больше не была твёрдой, не была непроницаемой. Нужно было лишь протянуть руку, шагнуть в зазеркалье – и замереть на его пороге. Между двумя мирами. В двух мирах одновременно.
След Алекса-«богатыря» не был ни запахом, ни цветом, ни формой – он был невидимой линией. Его перекрывали, стирали сгустки чего-то тёмного, и след то и дело терялся. Но стоило наложить фрагменты следа во сне на фрагменты следа наяву – и получалась пусть не гладкая прямая, но хотя бы пунктир, по которому уже можно было идти.
Когда их руки расцепились, Марина осталась в этом состоянии полусна и медленно, как сомнамбула, пошла по следу. Пять чувств были размыты, притуплены, словно накрытые пеленой. Марина даже не вполне ощущала саму себя – она была слегка отсутствующей, как бы полупрозрачной. В голове стихла суетливая возня мыслей – остались лишь ощущение цели и стремление к ней.
Если бы вдруг земля разверзлась и Алекс-«богатырь» оказался на другом берегу лавовой реки, Марина, наверное, шагнула бы прямо в лаву. Или форсировала бы огненный поток по плавящимся обломкам камней – не останавливаясь, не отклоняясь от курса, не чувствуя ни жара, ни страха.
Сейчас она тоже не сомневалась и не боялась, подходя к угрюмым воротам. Она не заметила их, а они – её. Ничто не было преградой – ни закрытые двери, ни путаная сеть коридоров: Марина шла так же, как те, кто прошёл здесь до неё, и делала то же, что делали они.
Кем были эти «они»? Скорее всего, кошмарами, вырвавшимися из мира снов в мир яви. Сильными, злыми, опасными. Но это было не важно. Важна была только цель – и она была уже совсем близко.
Глава 20. Подземелье
Закрытый город привык к секретам. Подозрительных личностей здесь было принято не замечать – если они вели себя правильно, то есть не подозрительнее других. Чужаки появлялись и исчезали, чтобы больше никогда не вернуться. Или чтобы вернуться навсегда и постепенно стать своими.
Наверное, каждый житель города, даже старик в маразме, даже малыш-несмышлёныш, знал тайну-другую. Но никто не знал всех здешних тайн. Никто не знал всех тоннелей и хранилищ, укрытий и ловушек. Этим было удобно воспользоваться: хочешь спрятаться – прячься там, где все играют в прятки.
А ещё в городе было много тьмы. Ему не исполнилось и века, но он успел пропитаться тоской, безнадёжностью, страхом. Его боялись другие – и он боялся сам себя. Вдобавок он был построен там, где зима длится полгода и часто убивает, где вокруг подлые болота и глухие леса, где так мало солнца и тепла. В таких местах чаще снятся кошмары. В таких местах кошмары особенно сильны.
Всё дальше по коридорам, всё глубже под землю. Неверный свет старых ламп еле-еле разгонял темноту, воздух был густым от затхлости, краска на стенах тут и там шла трещинами – напоминавшими не то кракле на керамике, не то запутанную карту, на которой рыже-серыми островками выделялась плесень.
Проходы как будто становились всё теснее. А потолки – всё ниже. Пространство давило. Угрожало. Но Марина по-прежнему шла вперёд. Её подгоняло ощущение близости цели… и ещё чего-то. Она уже не шла – скользила. Как по тонкому льду. Как по гладким стенкам воронки, в которую легко съехать, но из которой невозможно выкарабкаться.
Ай! Бедро обожгло болью, как от электрического разряда. Марина хлопнула себя по карману штанов, нащупала бугорок – в кармане что-то лежало. Оно мешало, оно давило на кожу и покалывало не то колючками, не то маленькими молниями. Марина сунула руку в карман и достала… подарок от Анастасии – стеклянный шарик. У которого резко испортился характер: здесь, в подземелье, он отказывался вести себя как обычная стекляшка, так и норовил укатиться с ладони, будто тоже очень спешил вперёд. Марина сложила ладонь лодочкой. Упрямый шарик всё равно подкатился к самым кончикам её пальцев, вопреки всем законам физики. Но не вопреки законам снов.
Марина впилась взглядом в руку, на которой беспокойничал шарик. На каждом пальце в месте стыка с ладонью была тонкая полоска тени. Однако тень на мизинце была шире, гуще прочих. Она обхватывала мизинец тёмным кольцом… Кольцо! Ещё один подарок – от Оша. Тонкая прядь его волос, помогавшая отличить сон от яви. Сейчас Марина балансировала на грани между двумя мирами – но кольцо проявлялось на её пальце всё отчётливее, вот уже видно переплетение, вот почти исчезла прозрачность… Марина была не на середине – её затягивало на сторону сна.
Лёгкое покрывало, наброшенное на её чувства и мысли, растаяло. Где она, как она тут очутилась?! Подвальный этаж? Или бункер? Или переход, ведущий куда-то? Марина нервно огляделась по сторонам, обернулась к Кеве. Однако позади никого не было. Бабушка-охотница как сквозь землю провалилась – в смысле, ещё глубже.
Стеклянный шарик, судорожно зажатый в кулаке, снова дал о себе знать. Марина поморщилась от очередного разряда электричества – и присела на корточки, положила шарик на бетонный пол: не хочешь лежать спокойно – ну и катись!
И шарик покатился. Сам собой, никто его не подталкивал. Ни шершавость, ни неровность пола ему не мешали: шарик двигался, быть может, не по идеальной прямой, зато строго вперёд.
Следовать за аномальной стекляшкой было не лучшей идеей в целом. Но лучшей из всех, какие сейчас метались в голове. Марина осторожно, на цыпочках поспешила за шариком.
Шарик докатился до поворота – и повернул. Марина прибавила шагу. И успела заметить, как шарик перепрыгнул порог и шмыгнул в приоткрытую дверь – толстую, железную, со следами ржавчины. Марина потянула за дверной вентиль.
За порогом была не тесная комната, не очередной коридор. Там был зал – странно отличавшийся от всего остального подземелья. Если оно казалось декорациями антиутопического (или даже апокалиптического) прошлого, то зал казался высокотехнологичной утопией будущего: в сумраке тянулись гибкие трубки и провода, поблёскивали глянцевый пластик каких-то аппаратов и отполированный металл стоек, светились мониторы, слышались равномерный электронный писк и иногда тихое жужжание… как в операционной. Марина вздрогнула и присмотрелась. Среди идеально белых пластиковых агрегатов стали видны идеально белые, но не такие ровные простыни. Под которыми… Пр-р-роклятье!
Марина метнулась в ближайшей конструкции из металла и пластика. Так и есть: трубки и датчики были подсоединены к человеческому телу. Сквозь кислородную маску было трудно разглядеть лицо, особенно в потёмках и цветных отсветах мониторов, на которых постоянно обновлялась информация о пульсе, давлении и чёрт знает чём ещё. А голову накрывало что-то типа шлема, доходившее до середины лба. Глаза были закрыты, лицо казалось тоже почти белым, измождённым. В таком состоянии было бы трудно узнать даже давно знакомого человека. Марина пригляделась внимательнее. Нет, с этой женщиной они знакомы не были. Но… Было в ней что-то узнаваемое, что-то созвучное. Вот только что?
Марина всё ещё ломала над этим голову, когда склонилась над другой медицинской каталкой. Там тоже оказался незнакомец – который тоже показался не таким уж незнакомцем. Более того, между ним и женщиной было что-то общее – хотя в их внешности не было ни единого сходства.
Третий… Ох. Вот этого человека Марина узнала. Хотя ни разу не видела его без маски. Густые светлые брови и ресницы; крупный нос; широкая нижняя челюсть, прикрытая аккуратной бородой. Алекс-«богатырь» казался мирно спящим – но ничего мирного в данной ситуации не было.
Марина перевела взгляд на мониторы: товарищ в порядке? Может, попробовать отключить его ото всех этих датчиков и капельниц? Хотя она ведь ничего не понимает в медицине, от наркоза так просто не пробуждают…
– Не советую, – донёсся из темноты бархатный голос.
Одна из теней отделилась от остальных и плавно двинулась к Марине. Мысль о побеге вспыхнула и тут же погасла. Марина замерла на месте – не от страха. От восхищения.
Он был красив, как произведение искусства. Мрамор кожи, золото волос, голубые топазы – или лёд – глаз. Грация пантеры, горделивая осанка. Сложно скроенные и богато расшитые одежды. Так Ван Дейк мог бы написать какого-нибудь принца… или князя.
Звяк! Незнакомец будто не шёл по земле, а плыл по воздуху, но вдруг споткнулся; а стеклянный шарик, который подвернулся ему под ноги с ловкостью шкодливой кошки, откатился куда-то в сторону и, похоже, врезался в каталку.
Наваждение исчезло. Зато догадка осталась, окрепла. Что если он действительно?..
– Вы князь Баалормор? – выпалила Марина.
Он не был похож на человека. И не был похож ни на одного из виденных кошмаров, даже самых жутких. Он был гораздо страшнее.
Но раздосадованно зыркнул на шарик вполне по-человечески:
– Он самый. А ты – одно из последних приобретений Владыки. Как раз вовремя.
«Берегись!»
В шею впилась игла. Марина не успела ничего сообразить, но её тело само дёрнулось в сторону, ударило подкравшегося врага.
Шприц-пистолет упал на пол. Уронивший его враг скрючился, держась за грудь. А Марина была уже на другом конце зала – она сама не помнила, как там очутилась.
– А вот и ты, – одобрительно кивнул князь Баалормор непонятно кому. На своего подручного он даже не глядел – скорее, его взгляд был направлен на Марину. – Учти: сбежишь – она умрёт.
Да к кому он обращался?! Вопрос едва не сорвался с губ – но тут Марина почувствовала. Чужое присутствие, такое призрачное, такое знакомое, как будто её собственная тень поднялась с пола и обняла её в невесомом защитном жесте… О нет. Ошь.
Это он выкрикнул ей предупреждение, это его голос донёсся из глубин её недосна. Это он был сейчас рядом с ней, не в мире яви, но у самой границы, за тонкой стеной. Которая в этом подземелье истончалась всё сильнее: уже не непробиваемый хрусталь, а тающая льдинка.
Ошь пришёл ей на помощь. Снова. Вопреки всем просьбам держаться подальше. И теперь они оба были в ловушке.
– Уходи! – отчаянно крикнула ему Марина.
Но все понимали, что он не уйдёт.
Князь Баалормор тем временем поманил к себе неудачливого нападавшего – мужчину в военной форме и с сединой на коротко стриженых висках. Наверное, этот мужчина сам привык командовать – однако сейчас он испуганно-льстиво сжался и поспешил на зов.
Князь Баалормор положил бледную ладонь ему на голову, небрежно потрепал, как хозяин треплет нашкодившего питомца, обнял и прижал к себе – почти ласково, почти отечески.
Слуга вздрогнул и обмяк. Через несколько секунд на пол грузно осело тело, в котором больше не было жизни.
Молнией вспыхнуло воспоминание: блёклая пассажирка автобуса, сквозь лицо которой просвечивал монстр – слишком слабый, чтобы разорвать её разум и её тело и вырваться на свободу. Или слишком осторожный. Кошмар, пришедший к ней во сне и оставшийся наяву. Паразит, пользовавшийся памятью своей жертвы, питавшийся её отчаянием, присвоивший её жизнь. Шпион, прятавшийся в чужом теле, чтобы пройти везде, куда есть ход человеку.
Если насчёт монстра, вселившегося в пассажирку, уверенности не было, то с мужчиной в форме всё было ясно: приспешники князя Баалормора захватили тела людей, чтобы служить своему господину в мире яви – похищать сноходцев, держать их здесь, в тюрьме-операционной, спрятанной под землёй. Как гробница.
Однако больше никаких слуг видно не было. Разъехались на задания? Или он их всех…
Марину передёрнуло. Слабые кошмары питаются страхом. Сильные – страхом, болью, кровью. Этот кошмар питался другими кошмарами.
И не только. Князь Баалормор как-то нехорошо глядел на Марину – оценивающе, алчуще. Так смотрят на еду.
Впрочем, он не дал воли своему голоду: у него были на Марину и Оша другие планы.
Неуловимое скользящее движение – и вот князь Баалормор совсем рядом, стоит почти вплотную, нависает. Секунда – и Марина привязана к вертикальной каталке, князь Баалормор затягивает на её запястьях последние ремни, а остальное тело уже так крепко зафиксировано, что и не пошевелиться.
Повелитель кошмаров манипулировал временем? Или что-то из шприца всё же успело попасть в кровь Марины, раздробив цельное восприятие на отдельные проблески сознания? Да какая уж теперь разница.
Поисково-спасательная операция удалась лишь наполовину: Алекс-«богатырь» найден, вон он, в считаных метрах справа, – но толку от этого никакого. Марина попалась сама. И погубила вместе с собой Оша.
Голос юноши-заблудшего больше не был слышен, его невидимые руки не касались её. Однако он всё ещё был здесь – Марина не просто думала так, она это знала. От того, что она не одна, было немножко менее страшно – и намного более горько.
Почему затих Ошь? Покорился князю Баалормору? Или напряжённо выжидал?
Подаренное им кольцо стало совсем тёмным, совсем явным. Марина – или весь зал? – соскальзывала всё глубже в сон.
Князя Баалормора ситуация полностью устраивала, на его чётко очерченных губах даже заиграла улыбка. Повелитель кошмаров стал ещё красивее – если только это было возможно.
Почему даже внешне он так отличался от своих приспешников? Неужели вселился в тело знаменитого актёра, готовившегося сыграть ангела или эльфа? Нет… Князь Баалормор не ощущался как тьма в оболочке человеческого тела – он весь был тьмой. Прикрывшейся красивой иллюзией. В нём не было ничего человеческого, ничего настоящего. Воплощённая ложь.
И эта ложь к чему-то готовилась, чего-то ждала. Нетерпеливо поглядывала на мониторы, ходила туда-сюда по залу, проверяя своих пленников, что-то с ними делая. Что?
– Что происходит? – вопрос получился глухим, зажёванным – видимо, Марина и впрямь была не в порядке.
Впрочем, князь Баалормор расслышал. И даже ответил:
– Последние приготовления к его приходу.
Воздух рядом с Мариной дрогнул – Ошь, похоже, понял из ответа больше, чем она. И… испугался. Через их невидимую, но окрепшую связь Марина почувствовала, что Ошь на грани паники. Что могло напугать его – после всего, что он пережил? И какой ещё «его приход» – чей, что?
«Вы все сдохнете! Он придёт!..» – вспомнилось пророчество умиравшего кошмара. Но разве тот имел в виду не самого князя Баалормора? И разве не князя Баалормора опасались Алексы и Куратор?
Марина поняла, что вообще ничего не понимает. Ладно, пусть так, зато она могла потянуть время и попробовать выведать информацию.
– Кого-то ждёте? – светски осведомилась она.
Князь Баалормор мог бы промолчать. Мог бы вообще вырубить её. Или убить. Но он повёл себя как типичный злодей: принял ещё более горделивую позу, изящно откинул со лба золотистую прядь и сообщил:
– Первым пришёл я. За мной придёт Владыка. И тогда мы уничтожим ваш мир!
У Марины зубы заныли от пафоса. Увы, слова князя Баалормора были не только напыщенными, но и зловещими. Что ещё за Владыка – который, похоже, даже хуже князя Баалормора? Кого так боится Ошь? И на что способны два по-настоящему сильных кошмара, вырвавшихся на свободу?
Узнать ответ на последний вопрос совсем не хотелось. И ещё меньше хотелось его увидеть.
Князь Баалормор закончил свои приготовления. И снова направился к Марине с Ошем. Взялся за ручки вертикальной каталки, выкатил её ровно в центр зала, в центр круга, образованного бессознательными сноходцами. Марина не удивилась бы, кабы вслед за этим кошмар присел на корточки и принялся чертить пентаграмму, – но нет, князь Баалормор больше полагался на технологии, чем на магию. Или его магия была не видна.
…зато она была ощутима. Что-то началось, медицинское оборудование замигало экранами ярче и запищало-зажужжало громче, тени сгустились и удлинились. Воздух ничуть не помогал дышать – наоборот, мешал, настолько он стал плотным и тяжёлым. Перед глазами поплыли разноцветные круги, как от удушья, трудно было даже вдохнуть, не то что закричать.
Ошь тоже стал плотнее, материальнее, вот его призрачные руки прошли сквозь её тело, вот он наконец сумел схватить её за плечи, встряхнуть – но ничего не смог сделать с ремнями. Он что-то кричал, однако его голос был едва слышен.
Лучше бы он убежал. «Сбежишь – она умрёт»? Ха. Ей всё равно не жить. А он ещё мог бы…
Он тоже сдался. Но так и не покинул её: снова обнял, обречённо положил голову ей на плечо. Решил остаться с ней до конца.
Это было так несправедливо, так больно, что не стало последней топящей каплей, а наоборот – помогло выплыть. Марина разозлилась – за Оша, за Алекса-«богатыря», за всех похищенных, раненых и убитых людей.
В тело впились ремни: Марина напряглась в попытке порвать их или хотя бы ослабить. Безрезультатно. Тогда попыталась раскачать каталку, уронить её на пол – да, придётся падать вместе с ней, и не известно, каким будет приземление, но лучше уж расшибиться, чем оставаться на месте. Оставаться частью плана кошмара.
Пол исчез из-под ног – ухнул куда-то вниз, выгнулся каменной чашей. Каталка зависла в воздухе… или в воде… или в странном прозрачном и плотном веществе, которое не было ни воздухом, ни водой. Марина с ужасом поняла, что глубоко под её ногами – потолок зала башни, что она смотрит на него сквозь толщу пруда-портала. И что Владыка, которого князь Баалормор хочет призвать… Нет, это не может быть он. Он сноходец, он один из них!
Но чем больше она себя убеждала, тем отчётливее понимала, что это ложь. С лёгким щелчком вставали на место детали паззла, ликвидируя несостыковки, заполняя пробелы, вырисовывая цельную картину. Картину, в которой князь Баалормор хотел вытянуть в мир яви Куратора.
Куратора, который весь состоял из улыбок и тайн.
Куратора, который бывал таким бессердечным.
Куратора, которому не доверяла Яна.
Куратора, который как паук дёргал за нити-паутинки, которыми были привязаны к нему все сноходцы.
Куратора, который относился к князю Баалормору свысока, как старший к младшему.
Куратора, который был сильнее их всех.
Он был похож на человека гораздо больше, чем князь Баалормор. Он был гораздо умнее, чем князь Баалормор, – и гораздо опаснее.
Вот теперь и Марине стало по-настоящему страшно. Она вспомнила, каким Куратор был в последние недели: скрытным, вспыльчивым, напряжённым… ждавшим чего-то?
Даже Алекс-«богатырь», верный Куратору, как служебный пёс, в разговоре о нём тушевался, отводил взгляд, неуклюже пытался его оправдывать. Тоже знал, что такое Куратор на самом деле? Или подозревал? Не поэтому ли его?..
– Приди, о Владыка Башни! – протяжно заголосил князь Баалормор. – Прими сей дар, исполни своё предназначение!
В роли «сего дара», видимо, выступал портал между мирами. Возможно, заодно и Марина с Ошем: не то ориентир, не то закуска.
Тишина. Из башни не доносилось ни звука, в ней не было видно ни единого движения. Она казалась пустой.
Куратор мог быть на сотню этажей выше зала с прудом-порталом. Но он – сам ведь говорил! – был связан со всей башней. Разве он мог не почувствовать вторжение? Не узнать своих сотрудников, соединённых в противоестественную сеть, открывшую проход из мира яви прямо в башню?
Секунда тянулась за секундой. Князь Баалормор ждал с предвкушением. Марина ждала с ужасом. Вот-вот тяжёлые двери башенного зала распахнутся сами собой, и…
Но по-прежнему ничего не происходило.
– Приди, о Владыка!.. – начал повторять князь Баалормор, уже менее уверенно и более зло.
Владыка-Куратор не шёл. Не слышал? Или не хотел?
Что-то изменилось. Даже сквозь переливчатую толщу портала было видно, как серые стены башни стали наполняться внутренним светом. И внутренними тенями: в стенах зашевелились неясные силуэты, ничем не похожие на людей. Силуэты, сперва медлительные, будто едва проснулись, становились всё быстрее, всё заметнее. И вот они зазвучали.
Марине уже доводилось слышать башню – многоголосый шёпот, в котором нельзя было разобрать ни слова. Однако теперь шёпот стал громче, превратился в пение… Превратится ли он в крик?
Крик раздался – только закричала не башня, а сама Марина. Выплеснувшийся из портала огонь охватил её с ног до головы.
Марина успела зажмуриться, но это не помогло: закрытые глаза или открытые – без разницы, огонь был слишком ярким, бело-жёлтый свет бил насквозь. Но… огонь не жёг. Языки пламени были похожи на струи горячего воздуха. О-о-очень горячего – и всё же не причинявшего вреда.
…по крайней мере, ей. И Ошу, который вообще находился с огнём в разных реальностях.
Не всем так повезло. Когда огонь вырвался из портала, закричала не только Марина, но и князь Баалормор – и его вопль не удивлённо стих, а наоборот, превратился в громовой рёв, полный боли и ярости. Князь Баалормор был как факел: внутри пронзительно-яркого столпа пламени виднелось что-то чёрное, но не неподвижный уголь, а беснующаяся тьма.
– Агрх!.. – его руки взметнулись высоко над головой. Когтистые, длинные, они становились всё длиннее, тянулись к ближайшим сноходцам – разорвать беспомощные тела, напитаться человеческими жизнями, залить огонь кровью…
Мониторы медтехники мигнули и погасли. Портал заволновался, как маленькое штормовое море, подёрнулся рябью – и схлопнулся. Невоздух-невода снова превратились в обычный бетонный пол. Огонь исчез как по волшебству, ни оставив ни дыма, ни тепла. Ни света – весь подземный зал затопила тьма, абсолютная, как посмертное небытие. Как слепота.
Марина потянулась протереть глаза, и лишь когда её руки коснулись лица, поняла: ремней, привязывавших её к каталке, больше не было. Ни на руках, ни на ногах – нигде. Они как будто испарились. Или рассыпались пеплом. Похоже, огонь пожёг не только князя Баалормора.
Жив ли тот был ещё? Или превратился в головёшку?
Мониторы ожили – видимо, подключились резервные системы или починились основные. На смену темноте вернулся полумрак: подземелье освещали экраны, панели управления, светодиоды датчиков… и ярко-белая вспышка. Свист воздуха, светящаяся дуга, удар чего-то острого обо что-то твёрдое. Как мечом об панцирь.
Если бы Марина не опиралась спиной о каталку, её бы сбило с ног волной ненависти. Князь Баалормор уже не орал – он шипел, рычал, стрекотал, как одержимый десятком бесов. Как целый зоопарк, готовый броситься на одного человека. На… Алекса-«богатыря».
Замах, удар, блок, финт, уворот… Эти двое были похожи на тёмно-светлый вихрь. На мгновение Марина сумела разглядеть лицо Алекса-«богатыря» – и окончательно растерялась. Он дрался с закрытыми глазами. Он… спал?
В пограничье двух миров Алекс-«богатырь» был больше во сне, чем в яви. Но ему это ничуть не мешало. Даже помогало: князя Баалормора сковывали законы непривычного ему мира, он пока лишь привыкал к яви и к своим возможностям в ней – а Алекс-«богатырь» в обоих мирах был как рыба в воде. Ни наркоз, ни истощённость после открытия портала, ни обрывки проводов и трубок не были ему помехой.
Сияющие вспышки были ударами его меча – того меча, который был верным оружием во сне и который просто не мог быть в реальности. Он и не был. А затем снова был. Просвечивал, пульсирующе исчезал и появлялся, сгущался во время замахов и почти пропадал после атак.
Один из первых уроков сноходцев-стажёров – материализация. Обучение приносить в мир снов образы-воспоминания из мира яви или создавать предметы с нуля, силой воображения. Можно было написать на домашнем компьютере сценарий, распечатать его, осмотреть-ощупать-запомнить (а то и положить под подушку) – и отдать во сне Музе его копию. Но разве можно было сделать наоборот, принести что-то из сна в явь?
Хотя кошмары приносили – самих себя. Впрочем, нет, у них было иначе: не копирование, а перенос. Не Ctrl+C, а Ctrl+X. Кошмар находил лазейку – или, скорее, прорубал себе выход – и перемещался из одного мира в другой. Иногда с промежуточной остановкой в теле человека, которому он снился. Иногда – без, убивая человека на месте, используя его разум как одноразовый портал, а тело как источник питания.
Однако нельзя было сорвать цветок во сне и проснуться, держа его в руках. Нельзя было контрабандой протащить с собой что-то с той стороны. И всё же Алекс-«богатырь» это сделал.
Мир снов ломал законы мира яви. Созданная князем Баалормором система из похищенных сноходцев ломала законы обоих миров, притягивала их друг к другу, истончала грань между ними. Поэтому князь Баалормор сумел открыть портал прямо в башню. Поэтому Марина нашла его логово, Ошь был виден, слышен и осязаем, а Алекс-«богатырь» сражался одновременно во сне и наяву.
Противники были полностью поглощены схваткой, сосредоточены друг на друге. Алекс-«богатырь» не подпускал князя Баалормора к сноходцам и панелям управления; князь Баалормор уже не тянулся к своим жертвам, вся его ненависть была сконцентрирована на Алексе-«богатыре»: сначала разорвать его, а затем уж всех остальных.
Руки Марины коснулась другая рука – холодная, неплотная, как сгусток тумана.
– Надо выбираться, – прошелестел такой близкий и такой далёкий голос Оша.
Он был прав, сейчас было самое подходящее время: их бегства никто не заметил бы. Но разве можно было бросить своих товарищей – бездвижных, беззащитных?
Марина дёрнула головой. Сошла с подставки каталки и на цыпочках подбежала к ближайшему сноходцу: как он после открытия портала? Не ослабел ли? Или, наоборот, не готов ли встать, как Алекс-«богатырь»?
На каталке лежал живой труп. Измождённость превратилась в иссушённость, как будто из человека выпили всю жизнь. Некоторые значки на мониторе горели тревожным красным, пульс замедлялся, кардиограмма сглаживалась…
Князь Баалормор не просто похитил этих людей – он их убил. Без поддержки медицинской аппаратуры они бы уже перестали дышать; с поддержкой каждый их вдох мог стать последним. Было очевидно, что им нужна реанимация… даже не просто реанимация, а настоящее чудо. Но вокруг было только подземелье, куда этих людей привезли не чтобы спасать, а чтобы забрать всю их силу. Всю их жизнь.
Марина бросилась к выходу.
– Что ты делаешь? – прошелестел Ошь у неё над ухом.
Она не ответила – слишком была занята ощупыванием стен рядом с дверью. Ну же, где в этой темноте пожарный стенд с увесистым огнетушителем, багром, лопатой, или распределительный щиток, или кнопка связи – хоть что-нибудь?!. Что-нибудь, что поможет Алексу-«богатырю» убить князя Баалормора.
А может, лучше распахнуть дверь, промчаться по затхлым коридорам так быстро, как будто за ней гонятся все демоны ада, выбраться к людям и позвать на помощь?..
Дверь бесшумно приоткрылась. Ошь дёрнул Марину в сторону, она и сама была готова отпрыгнуть и обороняться… но разглядела в полумраке знакомое лицо. И знакомую руку, поманившую её в коридор.
– Это – в рот каждому сноходцу. Каждому! По одному зёрнышку. Это – метни в кошмара, когда закончишь, – Кева была быстра и напориста, как бабушка, впихивающая внучке гостинцы.
Откуда она здесь только взялась?! И куда пропала раньше?
Но бывает время задавать вопросы – и бывает время действовать. Кева, похоже, знала что делала. И по её сигналу они одновременно вбежали в зал.
Чем занялась Кева дальше, Марина не видела: вся сосредоточилась на задаче. В кулаке у неё были зажаты какие-то мелкие колкие зёрна – ну что ж, чем меньше, тем удобнее. Главное, не рассыпать.
На шее болталось что-то вроде маленькой плетёной сумки. Когда Кева накинула на Марину ремень этой сумки, Ошь отшатнулся. И до сих пор держался в стороне, на расстоянии четырёх-пяти шагов от Марины. От плетёной сумки на тонком ремешке… да что ж там внутри такое-то?
Князь Баалормор был зажат в тиски: с одной стороны его атаковал Алекс-«богатырь», с другой – Кева. Два опытных охотника на кошмаров, только один привык сражаться с ними во сне, а другая – наяву. Один рубил мечом, а другая оплетала тонкими, но удивительно прочными нитями.
Казалось, монстру – обожжённому, застигнутому врасплох, лишённому поддержки – не выстоять. Но князя Баалормора недаром боялись и сноходцы, и кошмары. Поняв, что ему надо не просто отмахиваться от назойливой помехи, а всерьёз защищать свою жизнь, он не разозлился – он пришёл в бешенство.
Теперь Марина не глядела на князя Баалормора не только потому что была занята сниманием-надеванием кислородных масок и раздачей зёрнышек, но и потому что ей было страшно. Даже Ошь переборол свою неприязнь к таинственной сумке и из двух зол выбрал меньшее – снова следовал за Мариной как тень.
Прохладный воздух подземелья изменился: он рассекался резкими движениями, расходился плотными волнами, полнился звуками и жаром битвы.
Неприятно находиться рядом с тем, кто тебя недолюбливает. Почти невыносимо находиться рядом с тем, кто тебя ненавидит. А князь Баалормор был воплощённой ненавистью. Им двигало единственное желание – убить. Уничтожить тех, кто посмел ему помешать; допить последние капли жизни из тех, кто не оправдал его ожидания.
Он ненавидел сноходцев, ненавидел всех людей, как только может создание ненавидеть своих создателей. Он ненавидел мир снов, который был для него клеткой, и мир яви, который был для него чужбиной. Он ненавидел даже Куратора – владыку-дезертира.
Князь Баалормор не кричал о своей ненависти, его голос давно перестал быть голосом человека. Но каждое его движение, каждое его шипение были пропитаны этим чувством, как смертоносным ядом.
Марина закончила обход – оббег – сноходцев. В нерешительности положила руку на плетёную сумку. Кидать прямо так, не распаковывая? И куда – поверху, целясь в голову монстра, или понизу?
– Ты знаешь, что это? – торопливым шёпотом спросила Оша, снимая с шеи сумку.
– Нет, – показалось, или он говорил сдавленно? – Но оно фонит силой, как… как… Да кидай уже!
И Марина кинула – всю сумку целиком, для надёжности обмотав её ремешком.
Это было чем-то вроде дымовой гранаты. Только без дыма. Оно портило видимость иначе: искажало пространство, дезориентировало, отнимало ощущения. Органы чувств были на взводе – но они не могли чувствовать.
Марина не ощущала даже присутствия Оша – да и был ли он здесь ещё? Не задела ли его непонятная и мощная энергия?
Постепенно чувства стали возвращаться: под ногами был твёрдый шершавый пол, воздух почему-то пах болотом, сквозь мрак помигивали огоньки. Движений не было.
Хотя… Да вон же Кева пошатываясь стоит над какой-то тёмной кучей! Что она собирается с той делать? И куда подевался Алекс-«богатырь»?