Отражение сна Лялина Юлия
Чуть помедлив, он зашагал ей навстречу. Неуверенность прошла, движения обрели энергичность. Несколько десятков шагов – и он совсем рядом.
– Извините, мы с вами раньше нигде не виделись? – Авиатор смотрел с доброжелательным интересом и, похоже, изо всех сил старался вспомнить.
– Да вроде нет… Но я часто здесь гуляю, – Марина выбрала осторожную полуправду: в конце концов, она ничегошеньки не знала об этом человеке. Он мог был товарищем-сноходцем – а мог и не быть.
– А! Я тоже тут гуляю – живу рядом, – Авиатор махнул рукой куда-то вбок, в направлении высоток-новостроек. – Не хотите прогуляться вместе?
Желание Марины исполнилось. План был выполнен – и даже перевыполнен. Авиатор не просто нашёлся, он сам заговорил с ней. И продолжал говорить. Через полчаса Марина знала, что его зовут Дима, что он работает в известной айти-компании, что на прошлых выходных он с друзьями ездил в соседний город, а на этих собирается на выставку, что по образованию он физик, что постоянно учится новому, вот заказал три свежие книги по своей специальности, а к ним в подарок магазин зачем-то приложил пьесу, пришлось в мусорное ведро выбросить…
Спросить его про сны было трудно: тема почему-то казалась секретной, да и всё никак не приходилась к слову. Однако Марина умудрилась-таки приплести сны к разговору об отпусках.
– Выспаться? Ага, только на отдыхе и получается, факт, – рассмеялся Дима. – Но это не самое интересное, что там можно делать.
– Тебе не интересно смотреть сны? – Марина попробовала ещё раз.
– Да я их почти никогда не запоминаю, – он легкомысленно отмахнулся. – Хотя… иногда бывает. Когда снятся какие-то яркие приключения, путешествия… Вот, например, ты бывала в Гонконге?
После этого на Марину обрушился ещё вал информации: о пике Виктории и Большом Будде, о паромах и канатной дороге, о границе с Китаем и местной валюте, о том, где английский худо-бедно понимают, а где не понимают совсем, о суперудобном гонконгском аэропорте… и, конечно, об авиации – он действительно её любил.
Когда Дима предложил зайти в кафе, Марина с радостью согласилась. Не потому что была голодна, а потому что нельзя одновременно есть и говорить.
…можно, доказал Дима. Почти залпом осушил запотевший стакан газировки, пододвинул к себе свою порцию мороженого и продолжил.
Он был славным и общительным – общительнее даже Алекса-«богатыря» (хотя казалось бы, куда уж больше). На голове у Димы было много седых волос – но это явно была ранняя седина, как у того однокурсника, который начал седеть почти сразу после поступления. Лицо было молодым, с подвижной мимикой и широкой мальчишеской улыбкой. Голос – бодрым и громким. Немного слишком громким. А ещё Дима, кажется, старался понравиться. Но чем больше он старался, тем меньше преуспевал.
Ещё час назад Марина стремилась к нему изо всех сил. Теперь её стремление развернулось на 180 градусов. Почему? Он ведь не делал ничего плохого. Был образован, вежлив, дружелюбен. И всё-таки сейчас Марина охотнее бы сидела за одним столом с кем угодно другим, даже с Куратором, на которого по-прежнему сердилась за его выкрутасы, но который при этом умел вызывать доверие – или втираться в него.
Куратор тоже старался быть обаятельным – и у него получалось. Или он не старался, а просто был таким? Кто-то усилием воли врубает свои социальные навыки на полную мощь, чтобы не выглядеть в чужих глазах нелюдимым букой; а для кого-то быть в центре внимания и очаровывать людей – так же естественно, как дышать. Каждому своё.
Марина почти сочувствовала Диме; однако сочувствие не равно симпатии, уж её-то не включишь волевым усилием. Искра либо есть, либо нет. Пытаться высечь её искусственно – всё равно что тереть шерстью не янтарную палочку, а восковую свечку.
К сочувствию примешивалось разочарование. Марина так мечтала об их встрече – и что? Сама придумала дурацкую надежду и сама себя ею обманула. А теперь сникла, отвечала рассеянно, только и думала, как поскорее уйти, – будто Дима хоть чем-то был перед ней виноват.
Он не был сноходцем – почти наверняка. Не мог же он так правдоподобно притворяться, игнорируя все осторожные намёки и сразу съезжая с темы снов на что угодно ещё.
Он, вероятно, мог бы стать сноходцем: его сон был невероятно красочным и детальным, напитанным силой – той самой силой, которая позволяла сотрудникам Куратора творить чудеса.
Но согласился бы он? Не навредило бы это ему?
Марина вспомнила, сколько сноходцев пострадали, сколько были похищены – причём похищения продолжались даже после усиления мер безопасности. Желает ли она кому-нибудь такой жизни? Имеет ли право ставить кого-нибудь перед таким выбором?
– О чём задумалась? – полушутливо-полусерьёзно спросил Дима.
– Да так, работа вспомнилась. Эх, взять, что ли, пример с тебя и сходить на недельку-другую в поход, перезагрузить мозги? – Марина не могла решить очень многое, но одно решила твёрдо: не обижать и не отталкивать того, кто ничем этого не заслужил. Не нагружать другого человека своими тяготами, не заставлять его платить по её счетам.
Дима успокоился и оживился ещё сильнее, принялся за рассказ о прошлых походах, о подготовке к следующему. Марина внимательно его слушала, искренне восклицала и смеялась, сама травила байки о путешествиях.
…и всё же когда на выходе из парка они, обменявшись контактами, попрощались и разошлись в разные стороны, она испытала огромное облегчение.
Глава 17. Похищение
– Такое бывает, когда сильно устаёшь. Или когда что-нибудь скрываешь, – сообщил Алекс-«богатырь», болтаясь в темноте.
Марина скорее чувствовала, чем видела, что он где-то рядом. Темнота была непроглядной. И в этой темноте ничего не было – даже гравитации. Только они двое, зависшие посреди пустоты.
До прихода Алекса-«богатыря» сон был ещё более пустым, замершим сразу после своего возникновения и не успевшим ни сформироваться, ни наполниться.
Возможно, так получилось, потому что Марина не хотела спать. Точнее, её тело просило об отдыхе, но её разум вопил, что никакого отдыха во сне не будет, только напряжённая скука.
Или потому что у неё становилось всё больше секретов, которыми она не хотела делиться ни с кем, даже с добряком Алексом: сначала не рассказала про встречу с Ошем, а теперь вдобавок молчала о Диме – в которого Куратор наверняка вцепился бы мёртвой хваткой, чтобы натренировать нового сильного сноходца. И которого это могло погубить.
Стоило Марине подумать о Диме, как её сон ожил, будто росток, наконец проклюнувшийся из семечка. Окружающая чернота превратилась в сумрак, посветлела ещё сильнее, и вот в ней расцвели краски. Появились контуры и формы, сперва неопределённые, зыбкие, но быстро обретавшие чёткость. Во все стороны волнами расходилось – распускалось – сновидение, и Марина была в его центре.
– Славное местечко, – невозмутимо прокомментировал Алекс-«богатырь», когда процесс остановился. – Это ведь не чистая фантазия, а фантазия-воспоминание?
Они стояли на песчаном берегу, набегавшие волны почти дотягивались до их ступней. Узкая полоса песка переходила в сочный газон, на котором были тут и там расставлены кресла-лежаки – в самых удобных местах, откуда приятнее всего смотреть на реку.
Марина и Алекс-«богатырь» очутились в том парке, где она встретила Диму – сначала во сне, а затем наяву. И где привыкла гулять – наверное, именно поэтому сон был таким объёмным, таким похожим на реальность.
– Да, я здесь бывала, – уклончиво ответила Марина. – А ты хорошо разбираешься в видах снов?
Алекс-«богатырь» аж фыркнул от неожиданности:
– Ясен пень! Это ж база, основа основ. Яна не показывала тебе?.. – он осёкся. – Ах да, вы не успели до этого дойти. Ну ничего, ещё дойдёте, не сомневайся!
Ободрение было как обычно неуклюжим, но искренним. Марина улыбнулась Алексу-«богатырю» и изо всех сил постаралась подхватить его оптимизм, поверить, что беда с кошмарами скоро закончится, всё наладится, вернутся занятия с Яной… Хлою тоже хотелось увидеть, но Яну – больше всех.
А вот по Куратору она совсем не скучала.
Алекс-«богатырь» насторожился. Даже свободная футболка и растянутые треники не скрыли того, как напряглись его мышцы. От дружелюбной расслабленности не осталось ни следа, Алекс-«богатырь» неуловимым движением перетёк в боевую стойку.
– Ничего не чуешь? – выдохнул он.
– А что я должна чуять? – недоумённо уточнила Марина, тоже почему-то шёпотом.
И почти сразу получила ответ на свой вопрос.
Сон треснул. Как хрупкая скорлупка, по которой ударили чем-то твёрдым – причём ударили с разных сторон. Сквозь паутину трещин стало просачиваться что-то тёмное. Чёрное.
– Держи сон! – рявкнул Алекс.
Его голос никогда не был таким резким. И сам он никогда не выглядел так грозно. Добродушный тренер обернулся безжалостным воином.
Почему так важно держать сон? Подоспеет подкрепление? Или Алекс-«богатырь» лично уничтожит всех нападающих?
В том, что монстров было несколько, Марина не сомневалась. Не из-за разносторонних ударов, а из-за чутья: она буквально чувствовала, что её сон – её голову – атакуют так, как никогда раньше.
Холодно сверкнула сталь. Алекс-«богатырь» крутанул в руках материализованный меч и бросился в атаку.
Первый кошмар ещё не успел проникнуть в сон, как для него всё было кончено. Нереальный прыжок к следующей трещине, замах – и сияющий меч снова разрубил чёрную плоть.
Охотник на кошмаров вошёл в раж, он защищал и мстил. Он не сомневался, что сможет убить их всех…
Марина закричала. Чёрные шипы, вырвавшиеся из-под земли, пробили её ступни, пригвоздили к месту. Хрустнули кости, брызнула кровь, тело электрическим разрядом пронзила боль.
Алекс-«богатырь» обернулся на крик. И в этот момент всё изменилось. Кошмары, медлительно протискивавшиеся в сон, молниеносно проломили границу, бросились на охотника. Они вовсе не были вялыми – они притворялись, выжидали. И дождались.
Алекс-«богатырь» взревел, как раненый медведь. Свет его меча разрубал наваливавшуюся тьму – но тьмы становилось всё больше.
– Просыпайся!.. – донёсся полузадушенный хрип откуда-то из огромного шевелящегося клубка, в который превратились Алекс-«богатырь» и кошмары.
Частица Марининого сознания вынырнула из хаоса боли. Проснуться, надо проснуться! Тогда весь этот ужас закончится…
Но чёрные шипы намертво приковали Марину к сну, тянули из неё силы, держали сон против её воли. Кошмары не отпускали своих жертв.
Оглушающий треск плоти, белая молния – летящая прямо в голову Марине. Ещё до того как Марина поняла, что это меч Алекса-«богатыря», она проснулась.
Хотелось кричать, но рот оставался закрыт. Хотелось вскочить, но тело окаменело – лежало парализованное, придавленное собственной тяжестью.
Бешеный стук сердца заглушили новые звуки: кто-то вонзил в дверной замок ключ и резко повернул его.
Марина панически скосила глаза – только они её и слушались – на свою руку, на мизинец, ожидая увидеть подаренное Ошем колечко. Однако его там не было. Значит, это был не сон.
Она никому не давала дубликат ключей от квартиры. Значит, дверь открывал кто-то чужой. Опасный. Надо немедленно встать или хотя бы дотянуться до смартфона… но как?!
Сердцу стало тесно в груди, оно казалось раздувавшимся шаром, давившим на рёбра и грозившим вот-вот лопнуть. Воздуха не хватало. Неужели её так и схватят?
Дверь распахнулась, впуская кого-то в квартиру. Этот кто-то, судя по звукам, закрыл дверь, разулся и почти беззвучно зашагал по коридору. Прямо к комнате, где лежала Марина.
Неведомый вторженец переступил порог.
– Ну-с, что тут у нас? – деловито спросил тонкий голосок.
Вторженец оказался не чужим. И не опасным (вроде как). Перед кроватью стояла, уперев руки в боки, Анастасия – маленькая охотница на кошмаров, с которой Марина недавно выслеживала монстра, поселившегося в теле пассажирки автобуса. Главным отличием Анастасии от Алексов было то, что она охотилась на кошмаров не во снах, а наяву. Главным, но далеко не единственным.
– М, м-м-м, м-м! – к Марине начал возвращаться голос, но её мышцы всё ещё были парализованы, и она не смогла выдавить из себя ничего кроме невнятного мычания.
Впрочем, Анастасии этого вполне хватило:
– А, вот как. Что ж, тогда потерпи-ка…
Мычание превратилось бы в долгожданный крик – если бы Анастасия предусмотрительно не заткнула Марине рот. То, что делала охотница, было больно. Перед широко раскрытыми глазами Марины всё побелело, изображение пропало, она не видела и почти не осознавала, где находится.
Боль исчезла так же резко, как появилась.
– Ну, ну, не надо раскисать, уже почти всё, – Анастасия вытерла глаза и щёки Марины краешком её же одеяла. – Кошмары ранят глубоко, даже если раны не видны…
Ночь сменилась сумерками, сумерки – утром. Солнце показалось над горизонтом и неторопливо поднималось всё выше.
– Алекс!.. – просипела Марина, когда немного отдышалась и снова смогла говорить.
– Я знаю, – детское лицо ожесточилось. – И Куратор знает, – поспешила добавить Анастасия, прежде чем получить новую порцию сипов и хрипов. – Иначе бы меня тут не было.
Тело Марины расслабилось, но ненадолго. Мысли метались и требовали действий:
– Откуда?
– От Куратора. А он – от твоего Алекса. Или от ещё какого-то Алекса – я не вникала.
– А…
– Помолчи, не то язык прикусишь.
Марина охнула и поморщилась в попытке удержать рвавшийся из груди стон. По сравнению с предыдущими вспышками боли это была и не боль вовсе, а так, банальный дискомфорт. Но всё равно очень, о-о-очень неприятный.
К полудню стали ясны две вещи. Во-первых, лечение Марины было окончено, Анастасия буквально поставила её на ноги; и пускай эти ноги дрожали и с трудом двигались, всё-таки каждый шаг давался легче предыдущего, вот уже получается не держаться за стенку, не шататься, не шоркать… Во-вторых, надо было ехать. Срочно. Непонятно куда и непонятно зачем – но это был шанс помочь Алексу-«богатырю».
– Ты уверена? – скептически поджала губы Анастасия.
– Уверена! Он попался из-за меня, и я…
– Пф-ф! Много о себе думаешь. Он попался из-за князя Баалормора и его прихвостней. И из-за Куратора. Ты всего лишь пешка в игре.
Марина вытаращилась на Анастасию. Та ведь заодно с Куратором, разве нет? Но сейчас говорила почти как Яна и чуть ли не отговаривала Марину от поисков Алекса-«богатыря».
– Ты что, не хочешь, чтобы я ехала?
– Честно? Не хочу.
Странно было видеть на детском лице такое взрослое, такое мрачное выражение. Марина почувствовала себя окончательно сбитой с толку и растерялась – хотя за последние месяцы должна была бы привыкнуть к такому состоянию.
– Но почему?..
Анастасия смерила её тяжёлым взглядом:
– Потому что ты рискуешь оттуда не вернуться.
– Погоди, ты же сама сказала, что единственная возможность найти Алекса – через меня! Я последняя, кто его видел, его похитили из моего сна, он… – Марина вспомнила, как погребённый под кошмарами Алекс-«богатырь» последним невероятным движением разрубил тела врагов и метнул свой меч в неё – чтобы разбудить. Спасти. А сам остался без оружия и без шансов выбраться. И хорошо, если он вообще ещё был жив.
Марина шмыгнула носом и ожесточённо вытерла глаза. Снова уставилась в лицо Анастасии, прямо, не отводя взгляд:
– Цель сноходцев – спасать людей от кошмаров, ведь так?
Анастасия вздохнула. Марина расценила это как признание своей правоты и окрепшим голосом продолжила:
– Алекс спас меня, я не могу его бросить. Да и по плану Куратора я должна была быть приманкой, чтобы Алекс поймал кошмаров, а не они его…
– Ты ничего не знаешь о плане Куратора, – процедила Анастасия. – И о нём самом.
Марина запнулась. Тут ей крыть было нечем. Хотя…
– А ты? Ты знаешь о плане? Хорошо знаешь Куратора?
– О плане – скорее, догадываюсь: много раз видела методы Куратора. И да, я очень хорошо его знаю. И очень давно.
– Много лет? – зачем-то уточнила Марина.
– Гораздо дольше, – криво усмехнулась Анастасия.
Но тут девочка запнулась. Прочистив горло, продолжила:
– Куратор знал, что ты согласишься поехать, чтобы спасти Алекса. Больше того скажу: он знал, что Алекса придётся спасать, задолго до того как его похитили. И знал ещё очень многое… Ты – часть его плана. Тебя это устраивает?
Марина замешкалась лишь на мгновение:
– Если это поможет Алексу – да.
– Вот упрямая… – Анастасия опять вздохнула, уже не тяжело, а с каким-то грустным смирением. – Тогда слушай внимательно. Вылетаешь сегодня. Я тебя провожу, но только до аэропорта. На месте тебя встретит… моя коллега. Она расскажет тебе остальное. И дальше всё будет так, как спланировал Куратор: он не ошибается. Почти никогда.
– И как же он спланировал? – неужели сейчас наконец всё станет ясно?
– Не знаю, – Анастасия на корню срубила Маринины надежды. – Зависит от того, чего он хочет достичь на этот раз.
Стало ли Марине легче от того, что её будущее было определено – пусть и не ею, а кем-то другим? Нет, не стало. Наоборот, она почувствовала себя пойманной в ловушку, подчинённой воле невидимого кукловода.
Но желание помочь Алексу-«богатырю» было её собственным, в этом она не сомневалась. И помочь Ошу. И надрать зад кошмарам, из-за которых творилось столько бед, а особенно – таинственному князю Баалормору, который стоял за ними. Как Куратор стоял за сноходцами.
На секунду мелькнула абсурдная мысль, что князь Баалормор и Куратор – одна и та же личность. Однако Марина отмахнулась от этого выверта взвинченного разума. Разумеется, они в чём-то похожи – как похожи полководцы враждующих армий. Но они на противоположных сторонах. И если Куратор придумал план победы над князем Баалормором, то Марина готова стать (или продолжить быть) частью его плана.
Размышления получились логичными, даже в чём-то успокаивающими. И всё бы хорошо, если бы не неприязнь к Куратору – вспыхнувшая сильнее, чем когда-либо прежде.
Глава 18. Полёт с препятствиями
Нельзя было терять время: след, и без того слабый, остывал с каждой минутой. Но самолёты туда, куда Марине было нужно, отправлялись после заката. Они улетали в ночь, чтобы через несколько часов выпустить пассажиров не только в новый регион, но и в новый день, прибыв туда с первыми лучами солнца.
Впрочем, сейчас, когда путешествие лишь началось, их спутником было не солнце, а луна. Сияющий шар в прорехе облаков был похож на глаз огромного дракона. Марина сидела у самого иллюминатора и зачарованно смотрела на этот «драконий глаз», который словно мчался по небу вместе с самолётом, неизменно держась чуть впереди, как хороший провожатый.
Весь день Марине кусок в горло не лез. Под строгим надзором Анастасии она проглотила полтарелки бульона и пару хлебцев, но уж в самолёте-то маленькой надсмотрщицы не было, никто не заставил бы есть через силу. Можно было забыть о еде и подумать о деле… Однако когда из бортовой кухни донёсся запах разогревавшегося ужина, а по салону, слегка бряцая, покатилась первая тележка (пока только с напитками, без еды), все серьёзные мысли оказались заглушены жалобным урчанием живота. Марина с удивлением поняла, что проголодалась. Хотя ещё совсем недавно проходила мимо аэропортовых кафешек и вендинговых аппаратов с полнейшим равнодушием.
Следующим сюрпризом стало то, что из всех предложенных напитков Марина выбрала томатный сок – который никогда не пила на земле. Но одно дело на земле – и совсем другое на высоте десяти тысяч метров от неё. Если бы Марина вздумала преодолеть это расстояние пешком, то даже по идеальной дороге ей пришлось бы идти пару часов. Усевшись в кресло самолёта, она поднялась над облаками за считаные минуты. Как по волшебству.
Уж сколько раз она путешествовала таким образом – но до сих пор каждый полёт ощущался как маленькое чудо, как будоражащее приключение. Даже ждать, пока самолёт отстоит очередь на взлёт и доползёт до поворота, за которым начинается взлётно-посадочная полоса, было по-своему интересно – словно подниматься по парадной лестнице к концертному залу, в тесноте рядов искать своё место, усаживаться поудобнее и готовиться к погружению в музыку. А уж когда самолёт вставал на исполнительный старт, освещение салона тускнело, нарастал гул двигателей – и многотонная махина наконец начинала разгон, стремительно набирала скорость, вдавливала пассажиров в кресла… Отрыв от земли чувствовался всем телом – это ощущение пустоты под ногами и лёгкой щекотки в животе.
Кто-то боится таких моментов. Марина их обожала. Однажды при разгоне у неё даже защипало в глазах от эмоций: столетиями люди мечтали летать, мучились, изобретали – и изобрели, взлетели, хотя природа не дала им ни крыльев, ни перьев. Крылья самолёта были совсем не похожи на птичьи, а сам он был большим, тяжеленным, поднимал за раз сотню-другую пассажиров со всем их багажом. Ещё пару веков назад это казалось нереальным.
Нравились ей и воздушные ямы – почти-невесомость от резкой потери высоты. Пожалуй, она вообще любила перепады и колебания, не только полётные. Вверх, вниз и снова вверх. Тяжесть, преодоление, лёгкость, радость, новый вызов – постоянные перемены, а не серая рутина, выматывающая своим однообразием, сводящаяся к одному и тому же набору действий, в то время как остальные умения и идеи пылятся в чулане, всё не пригождаясь и не пригождаясь. Забываясь. Исчезая.
Работа сноходца в этом смысле была что надо: качала на волнах, как штормовое море. Вот только сейчас она грозила девятым валом.
Освещение салона вновь померкло. Кресла нарушили ровный строй: кто-то из пассажиров откидывал спинку назад, кто-то нет, кто-то откидывал чуть-чуть. Хождение туда-сюда прекратилось, шум двигателей был равномерным и спокойным, люди один за одним погружались в сон.
Но Марине спать было нельзя. И она не знала, когда станет можно. А о том, что могло ждать её во сне, даже думать не хотела. Засада кошмаров? Или пустота изоляции, в которую Куратор уже отправлял её когда-то?
От этих мыслей её передёрнуло. Хорошо хоть, Ошь не пришёл, когда кошмары напали. Она не пережила бы потери сразу двух важных для неё людей. Возможно, не пережила бы вполне буквально: если бы кошмары схватили и Алекса-«богатыря», и Оша, то Марина была бы больше не нужна.
Нет, лучше думать не о неслучившемся прошлом, а о возможном будущем. Что ждало её там, за тысячи километров от дома? Какой окажется коллега Анастасии? Как они будут искать дом Алекса-«богатыря»? И что им толку от этого дома, даже если они его найдут?..
Ни на один из вопросов у Марины не было ответа. Она коротко вздохнула. И тут же потянулась ладонью ко рту, чтобы прикрыть зевок.
Когда недавно к ужину предложили горячие напитки, Марина взяла кофе – без сахара и без молока. Это ей не помогло. Глаза предательски слипались. Сосед слева уже посапывал, откинувшись в кресле и надев на шею надувную подушку. Соседка ещё левее хмурилась, глядя в экран планшета, устало тёрла лоб – но вот и она сдалась, убрала гаджет и смежила веки. По всему салону разлилась атмосфера убаюкивающего покоя. Которой Марина сопротивлялась из последних сил. Попробуй-ка быть бодрым, когда вокруг тебя спят и дремлют десятки людей! А снаружи окружает полночная тьма – здесь, над облаками и вдали от мегаполисов, ночь казалась гораздо чернее и гуще. К тому же прошлой ночью Марине было совсем не до отдыха, и теперь организм спохватился: «Эй, а спать мы когда будем?»
Шум двигателей стал тише. И он уже казался не рёвом, а урчанием – гипнотическим, усыпляющим. Вот он сделался ещё тише, стал похож на колыбельную…
Марина вздрогнула и с усилием сглотнула. Уши, заложенные из-за очередной воздушной ямы, снова наполнились рёвом двигателей. Хм, может, эти уши ещё и помассировать? Когда-то она читала, что такой массаж тонизирует.
Кофе всё-таки был слишком слабым средством. Но ничего сильнее Куратор своим подчинённым не разрешал – ни чтобы бороться со сном, ни чтобы бороться с бессонницей. Только кофе, чаи да настои. Даже сигареты, энергетики и алкоголь находились в «серой» зоне: говоря о них, Куратор снобистски сморщил точёный нос и заявил, что истинный сноходец управляет собственным сном сугубо силой воли, подкреплённой опытом и упражнениями, – примерно так он выразился. Достижения фармакологии и вовсе были под запретом – это, видите ли, как-то не так влияет на сноходческие способности. Марина подзабыла подробности, ведь этот инструктаж она получила давно, в свои первые дни (точнее, ночи) в башне. Причём тогда Куратор говорил не только об успокоительных и бодрящих средствах, но и о множестве других вещей: о договоре, о технике безопасности, об учебном расписании… О чём он только не говорил – Марина аж устала слушать. А всё-таки любопытно: что будет, если сноходец выпьет мощное снотворное? Впрочем, какая разница – сейчас никакого сна, никаких мыслей о сне. Нельзя спать!
…но очень хочется.
Марина попыталась было читать со смартфона; увы, вскоре буквы принялись танцевать перед глазами. Возможно, помогло бы увеличение подсветки экрана – но Марина недаром её убавила: не хотелось разбудить кого-то из соседей. Хотелось разбудить только саму себя.
Пальцы нырнули в карман и нащупали нечто округлое, гладкое, прохладное. Нет, всё-таки, что за странный подарок? Хотя в последнее время все подарки были странными.
Этот ей вручила Анастасия. Спохватилась перед аэропортовой стойкой регистрации, бахнула свой неизменный рюкзак на пол, зарылась в него чуть ли не с головой, приговаривая: «Нет, не то. И это не то. Да где же?.. А!» И протянула что-то на ладони.
– Что это? – удивлённо моргнула Марина.
– Сама не видишь? – буркнула Анастасия.
Марина видела. Охотница протягивала ей шарик. Маленький шарик из прозрачного стекла, внутри которого то ли листьями, то ли лепестками застыли разводы краски. В последний раз Марине попадались на глаза такие шарики, когда она сама была ребёнком. Тогда она не знала, для чего они, – да и никто, похоже, не знал наверняка: папа где-то слышал, что их нужно бросать в коктейли, дядя уверял, что они для игры вроде бильярда, а двоюродная сестра бесхитростно предложила зарыть шарик-другой в землю, прикрыв сверху осколком стекла или листиком, – сделать «секретик». Однако в данный момент ни выпивать, ни играть, ни рыть Марина не собиралась.
– Стеклянный шарик. Зачем он?
– На удачу, – неопределённо пожала плечами Анастасия. – Почему-то мне кажется, что тебе пригодится.
Марина не стала уточнять, что именно пригодится: шарик или удача. Наверное, всё сразу – всё, что окажется под рукой, все запасы везения.
– Дальше иди сама, мне туда хода нет, – сказала Анастасия, когда они дошли до паспортного контроля.
Из её голоса пропали привычные самоуверенность и напористость. Девочка-охотница казалась какой-то тихой и задумчивой.
Тут Марина вдруг поняла, что совсем не хочет с ней прощаться. Не хочет отправляться неизвестно куда в одиночестве.
– А не могли бы мы полететь вместе? Вдруг билеты ещё есть? – вопрос получился подозрительно похожим на просьбу.
– Я не могу уезжать отсюда.
– Почему? Проблемы с документами?
– У меня их нет, – фыркнула Анастасия, снова становясь похожей на обычную себя. – Просто мы, как бы это сказать, работаем территориально. Давай, иди уже, а то самолёт без тебя улетит!
Но самолёт, вопреки её предостережению, в ближайшие два часа никуда улетать не собирался. Пассажиры, переминавшиеся с ноги на ногу в очереди к гейту, сначала с недоумением, а затем с раздражением стали переговариваться между собой: где сотрудники авиакомпании, когда наконец посадка, из расписания же выбиваемся, эй!
Табло равнодушно высветило, что рейс задержан.
Марина сжала зубы. Ну ладно, задержка рейса – дело обычное; главное, чтобы его совсем не отменили.
В итоге рейс таки вылетел. И полёт проходил штатно, спокойно – даже слишком спокойно, по мнению Марины, уставшей бороться со сном, когда окружающая обстановка умиротворённо шептала: «Тш-ш-ш, всё хорошо, все спят, поспи и ты…»
Но вот кто-то из пассажиров заворочался, кто-то шмыгнул в сортир – салон стал постепенно просыпаться. Облака посветлели, загорелись огнём нового дня – и пробившиеся лучи солнца высветили другую проблему: самолёт не мог приземлиться. Расчётное время полёта давно истекло, но самолёт по-прежнему кружил в небе, над городами, полями, лесами, которых даже не было видно: всё застилала белая дымка.
Ожил трескучий динамик внутренней связи. Командир корабля начал говорить, и все притихли, навострили уши.
Ничего хорошего командир не сказал. Приветствие, извинения, объяснение про неблагоприятные погодные условия и итог: самолёт уходит на посадку в другой аэропорт.
Салон загудел, как целый улей растревоженных пчёл: кто-то из пассажиров подзывал бортпроводника, кто-то громко жаловался соседу, кто-то пытался шутить… Марина окаменела. Она должна попасть не в другой, а именно в этот аэропорт, её ждут, нельзя терять время, нельзя отдаляться от цели, которая уже так близка, так пронзительно нужна!
Но что Марина могла сделать – выломать дверь и десантироваться с парашютом?
Пассажиры, сидевшие впереди, стали прикидывать варианты добраться поездом. Марина отчаянно вслушалась, почти решилась вклиниться в чужой разговор и спросить – но ответ на её вопрос прозвучал раньше, чем она его задала: поезд идёт то ли четыре часа, то ли шесть (об этом говорившие заспорили), и могут быть проблемы с покупкой билетов.
Так. Значит, сперва долететь до другого аэропорта (в каком он хоть городе?), оттуда добраться до железнодорожного вокзала, сколько-то прождать поезд, как минимум четыре часа ехать, потом от другого вокзала метнуться до нужного аэропорта – ведь её ждут именно там… хотя ждут ли ещё? Марина опаздывала уже на три часа. Прибавить дорогу по земле – и вот аж десять часов. Если она и доедет до места встречи, это будет не утром, а вечером. Целый день окажется потрачен зря.
Почему всё пошло наперекосяк? Почему никак не удавалось попасть в нужный город? Как будто её туда не пускала чья-то злая воля. Марина закусила губу от досады. Но она не слишком верила в сглазы и прочие суеверия. Просто очередное подтверждение старой истины: чем сильнее чего-то хочешь, тем сложнее это получить.
Путешествие шло совсем не так гладко, как хотелось бы. Впрочем, и не так тернисто, как могло бы. Планы Марины оказались перекроены ещё раз: после посадки пассажирам объявили, что их всё же доставят в нужный аэропорт, этим самым самолётом. Но позже. Когда именно – не уточнили.
Потянулось неспокойное ожидание в аэропорту. Один плюс: всплеск паники смыл всю сонливость. Да и яркий свет, которым било по глазам утреннее солнце, бодрил лучше любого кофе.
Чтобы хоть чем-то заняться, Марина снова принялась изучать карту: вот нужный аэропорт, вот ближайший к нему крупный город… Ей ведь надо именно туда, да? Или нет? Как готовиться к тому, чего не знаешь?
Переключилась на разгребание почты и мессенджеров – уж это точно полезное дело. Перед отъездом она отпросилась с работы, использовав последние оставшиеся отгулы, однако письма и сообщения продолжали сыпаться одно за одним.
Разобравшись с самыми срочными, она смачно потянулась, потёрла глаза и, щурясь, огляделась по сторонам. Большинство пассажиров злополучного рейса держалось скученно и настороженно: обидно ведь будет, если упустишь какое-нибудь важное объявление и самолёт улетит без тебя.
У девушки, сидевшей напротив, была красивая дорожная сумка – с силуэтами лошадей. Анатомически правильными, динамичными. Хм, любопытно: а как лошадей возят на олимпиады и прочие соревнования за полмира от дома? Особенно если надо добираться через океан. Кораблями? Или всё-таки самолётами?
Марина сама придумала себе задачу – и сама ей обрадовалась, с энтузиазмом принялась гуглить. Это было абсолютно бесполезное занятие, зато оно хотя бы её развлекало. Да и приятно было в кои-то веки взяться за вопрос, на который легко найти ответ.
Вскоре пришли сотрудники авиакомпании, раздали бутылки питьевой воды. Ото всех вопросов о вылете увернулись.
Через полтора часа они пришли снова. И позвали на посадку.
После командирского объявления о смене курса Марина забыла засечь время: слишком была ошарашена. Поэтому сколько они летели до запасного аэродрома, не знала. Полчаса, час, может быть? Как следствие, не знала и сколько времени понадобится на возвращение. После нового взлёта прошло пятнадцать минут. Да не, слишком рано. Миновало двадцать минут – может, они уже приближаются?.. Двадцать шесть минут. Двадцать восемь. Двадцать девять.
Усилием воли она заставила себя оторвать взгляд от часов, отвлечься на что-нибудь.
Слушать музыку было неудобно: наушники-«капельки» не могли отсечь весь окружающий шум, сквозь песню пробивались гул двигателей и разговоры соседей. Тогда Марина выбрала композицию без слов – и самую энергичную во всём своём плейлисте. Ну вот, другое дело.
Снова послышалось что-то по внутренней связи. Марина тут же выдернула наушники и вся обратилась в слух.
Но ещё до того, как вникла в объявление, она догадалась, в чём дело. Уши мягко заложило. Загорелись значки «Не курить» и «Пристегнуть ремни». Самолёт пошёл на посадку.
Глава 19. Закрытый город
Самолёт упал с последних сантиметров высоты. Подпрыгнул, снова чиркнул колёсами о покрытие, дёрнулся вверх, опустился – и наконец спокойно покатил по полосе, разве что слегка потряхивая пассажиров на стыках плит.
Кто-то зааплодировал, кто-то защёлкал застёжками пристяжных ремней и вскочил с места, потянулся к багажным полкам. Бортпроводники повторяли, что следует оставаться пристёгнутыми до полной остановки самолёта, но их мало кто слушал. Люди торопились: как будто если они не успеют добежать до выхода, самолёт развернётся и снова взмоет в небо, унося их ещё чёрт знает куда.
Марина послушно сидела на своём месте, к тому же всё равно от прохода её отгораживали два соседа. Да и какой смысл суетиться, когда она опоздала на столько часов? Тут уж минутой больше, минутой меньше…
Однако рациональность рациональностью, а внутри бушевала та же кипучая энергия, которая подкинула с мест других пассажиров: хотелось вскочить, промчаться по проходу, выбраться из самолёта, побежать… куда?
Для начала, к зданию аэропорта. Но они и так вскоре там очутились: аэропорт был маленьким, автобус доехал быстро, а не как это бывает в аэропортах-гигантах, когда сначала самолёт ездит и ездит по территории в поисках своей стоянки, потом автобус петляет по лабиринту путей.
Марина заметила автобус, ещё когда спускалась по трапу. А заодно заметила кое-что другое. Этот запах… С самолётом что-то случилось? Или кто-нибудь из пассажиров потерял самообладание настолько, что схватился за сигареты прямо на трапе? Не сразу Марина поняла, что дымом пахло не от самолёта, не от кого-то из попутчиков – дымом пах сам воздух: вокруг были не остатки тумана, помешавшего самолёту приземлиться утром, а последствия лесных пожаров. Лето заканчивалось, погода хмурилась, временами лил дождь – но леса всё ещё горели. А здесь леса были повсюду – зелёное море, в котором лишь кое-где попадались островки городов, посёлков, полей.
Здание аэропорта было прямо-таки компактным. Пассажиры вошли в него – и сразу очутились у багажных лент. У Марины была только ручная кладь, поэтому она сразу прошла дальше, протиснулась сквозь толпу встречающих, в основном состоявшую из навязчивых таксистов, и вышла в зал, где были стойки регистрации, авиакассы, пара эскалаторов. И где не было никого похожего на Анастасию.
Марина растерянно завертела головой. Её не дождались? Или ждали где-то в другом месте?
Контактов здешней охотницы на кошмаров у неё не было: Анастасия сказала, что та сама её найдёт. Но что для этого сделать? Ещё не известно, что сложнее: искать или стараться быть найденной. Взять пример с некоторых встречающих и соорудить себе табличку, намалевав надпись типа «Кто ищет Марину? Вот она я!», что ли?
Отбросив эту дурацкую мысль, Марина стала медленно прохаживаться по залу, поглядывая по сторонам и отнекиваясь от предложений куда-нибудь её довезти. Туда-сюда, от эскалатора до эскалатора. И снова туда-сюда. Маленький аэропорт начал казаться тесным.
Мимо прошёл кто-то, показавшийся знакомым. Ах да, это один из пассажиров её рейса. Он катил за собой объёмный чемодан – значит, прошло уже достаточно времени, чтобы получить багаж.
Ещё раз туда-сюда? Или всё-таки выйти на улицу, оглядеться на парковке – вон она, видна сквозь стеклянные двери, отделена от аэропорта лишь коротеньким пешеходным переходом…
Марина решилась и направилась к выходу. В дверях она почти столкнулась с пожилой женщиной, которую так и хотелось назвать бабушкой: подобных скорее ожидаешь встретить в электричке, чем в аэропорту. Ей бы ещё плетёную корзину в руки, ну или авоську. Однако руки этой бабушки были пусты. И одной из них она цепко схватила Марину за локоть:
– А, тебя-то мне и надо!
Марина напряглась. Гадалка-мошенница? Или просто хочет помощи с чем-нибудь?
Бабушка приподняла брови:
– Забыла, зачем Куратор тебя послал?
Да ладно. Вот это – охотница на кошмаров? Сотрудница Куратора, коллега Анастасии? Поверить в пенсионерку-воительницу было ещё сложнее, чем в младшеклассницу, одной левой раскидывавшую чудовищ.
– Вы от Анастасии? – брякнула Марина.
– От кого? – нахмурилась бабушка так, что её морщинистое лицо стало ни дать ни взять печёное яблочко. – Ты о?.. – она произнесла некое слово, которое вроде было не тише и не путанее других, но Марина его почему-то не разобрала. – Помню такую, славная девчушка. Но нет, это не я от неё, это, скорее, она от меня. Пойдём-ка, а то мы людям проход загораживаем.
И правда, они стояли между раздвижных дверей аэропорта, мешая другим пассажирам и встречающим. Марина коротко извинилась и пошла вслед за незнакомкой, бодро семенившей к стоянке.
Сзади та была такой же бабушкой, как и спереди: стоптанные туфли, похожая на занавеску юбка, не по погоде тёплая кофта, желтовато-седые волосы, заплетённые в тонкую косицу, которая была скручена в гульку и закреплена заколкой из бересты. Ни тебе заплечных ножен с мечом, ни хотя бы бездонного рюкзака со всякой всячиной.