Бумажный театр. Непроза Улицкая Людмила
вадим: А еще у тебя есть или только на шее?
ксюша: А ты как думаешь? Я третий год в тату-салоне работаю. (Задирает рукав.) Здесь орхидея. И еще кое-где…
нина викторовна (разглядывает): Интересно!
вадим: Круто! А дорого?
ксюша: Надумаешь сделать – скидку тебе дам…
нина викторовна: Потрясающе! Раньше в тюрьме, в армии татуировки делали, а теперь дети приличных родителей себя так разукрашивают. Модно?
ксюша: Ба, что ты говоришь? Это не модно, это прикольно.
вера: Тетя Нина! Мы все перессорились из-за этих татушек. В конце концов мы с мамой решили: ее тело, пусть что хочет, то и делает. Бог с ней. Все живут как хотят. Правда, Гоша?
лидия: Ты думаешь, Ниночка, я из-за этих картинок не переживала? Но что тут поделаешь? Но ведь на всю жизнь!
Ксюша задирает штанину, показывает ногу. Нина Викторовна с большим интересом разглядывает ее татуировки.
ксюша: Вот, браслеты на ногах! А здесь ангелочек. Первая моя татушка. Но она мне не нравится, если честно, портак, я ее перекрою…
георгий: Да, Верочка, живем как можем. Мы с Машей молча живем и каждый день от них неожиданности ждем. Наши дети в принципе хорошие, но такое себе позволяют… дети теперь рано взрослыми становятся… мы молчим. А уж какие их дети будут? Они, наверное, с татушками этими уже родятся.
нина викторовна: Но чертовски интересно. Чем дальше живешь, тем все интереснее…
георгий: Да, мам, а уж правнуки твои такие будут интересные… мало не покажется.
нина викторовна: Правнуки?
маша: Не переживайте, Нина Викторовна, правнуки вам пока не грозят.
нонна: Да уж, на меня точно можете не рассчитывать! Я вообще буду чайлд-фри. Мне вот это на фиг не нужно. (Кивает в сторону Ксюши.)
ксюша: Не хочешь, и не надо. А я вот захотела.
нина викторовна: Нонка, а я подумаю, что ты тут наговорила… чайлд-фри, говоришь? Во времена моей молодости женщины рожали, когда залетали, а не в соответствии с какими-то принципами. А не хотели – аборты делали…
нонна: Ба, ты что? Аборты – гадость какая! Сейчас контроль этой… рождаемости. Ваще все под контролем!
лидия: Ниночка, младенец в доме – радость большая…
нина викторовна: Знаю, знаю… Мама наша тоже про радость говорила. Это важно – позитивное отношение к жизни. У мамы был легкий характер. И тяжелая жизнь. И у меня легкий характер… Я думаю, это наследственное. Отец наш всю войну прошел без единого ранения, а после войны попал под электричку, пьяненький был. Мама осталась одна с двумя детьми. Мне двенадцать было, а Лидочке двух не было. Она его и не помнит. А он был ласковый, симпатичный, очень меня любил. Аккордеон у него был трофейный, с перламутром, шикарный. Отец в подпитии во двор выходил, “Амурские волны” играл, тетки вокруг него стеной стояли. Мужиков после войны мало было. А бабам замуж хотелось. За каждого свободного мужика воевали. Так наша мама вдовой и осталась, другого мужа уж себе не навоевала. А красавица была… Но с отцом нашим – не думаю, чтобы она очень счастлива была. Пил он здорово. В пьяном виде был особенно милым, веселым…
Пока она говорит, появляется Виктор, в тельняшке, садится на табурет, играет. Его не замечают.
нина викторовна: Он очень музыкальный был. Артистичный. Как-то юбилей мой пошел в таком направлении… странном.
лидия: В странном… Помянем, детки, нашего с Лидой отца Виктора и мамочку нашу, Алевтину. Царствие небесное!
Появляется Алевтина.
алевтина (уводит пьяного Виктора): Идем, идем, Витя! От людей стыдно. Ну что ты так назюзюкался-то?
виктор: Девочки наши, ты, Аля, посмотри, сколь прекрасны… Лидочка вся в тебя пошла, а Ниночка – в меня, в меня, а характером – в бабушку мою, уж та какая была актриса, уж какие частушки напридумывает… обоссышься.
алевтина: Идем, идем, Витя! Смотри, а хорошо они живут, лучше нашего…
Виктор и Алевтина исчезают.
нина викторовна: Как вы говорите? Царствие небесное… Выпили, выпили, деточки…
лидия (крестится): Царствие небесное. Пухом земля нашим родителям Виктору и Алевтине.
георгий: Царствие небесное… (Выпивает.) Мам, что-то у нас праздник куда-то не туда пошел. Мы хотели тут… это… Мы хотели за тебя, за твое здоровье…
нина викторовна: Оставь, Гошка. И не перебивай! О чем это я? Хочу всем вам пожелать счастья. И такого, которое с неба падает, как дождь, и такого, которое мы сами своими руками строим. Вот ведь какая история вопроса. Счастливых женщин в нашей семье, может быть, и не было никогда. Только мы с Лидой. Правда, Лидочка? Мы с тобой ведь счастливые, правда? А мама счастливой не была.
лидия: Нет, счастливой не была. В молодости не была. А перед смертью говорила: “Какая же я счастливая! Какие у меня дочки золотые. Смотри, Лидочка, Нина клубнику с рынка принесла, это ж сколько она сейчас стоит? Какие дочечки у меня… Золотые мои дочечки…” Шестьдесят восемь лет ей было. Я уже ее на два года старше.
нина викторовна: А я на двенадцать…
лидия: “Держитесь друг за дружку, дочечки мои, любите друг дружку, помогайте друг дружке, не ссорьтесь…”
нина викторовна: А мы и не ссорились.
лидия: Это правда, Ниночка, правда. Я запомнила, как ты ко мне в больницу приходила. Ленточки были красные в косичках…
нина викторовна: Лидок, Лидок, а я ведь тоже этот день запомнила. Нас тогда первый раз к тебе в палату пустили. Удивительно, что ты, малышка совсем, запомнила.
лидия: Все детство ты меня на спине таскала. Я так привыкла на твоей спине ездить, что, когда в школу пошла, только тогда и поняла, что я не такая, как все…
нина викторовна: Ой, а какие девчонки были жестокие! Знаешь, Лидочка, я думаю, что они так тебя дразнили из-за меня. Я как раз в училище поступила в театральное, ходила в юбке фестивальной, широченной, с нижней юбкой из марли накрахмаленной, а талия тонкая. Мне завидовали, а на тебе отыгрывались. Я не понимала тогда, что женская жестокость хуже мужской, но потоньше, я бы сказала. И уже тогда было чувство, что все эти злые девчонки очень несчастные. Ах, какой же счастливой я себя тогда чувствовала, и мне хотелось, чтобы все вокруг были счастливые. Лидочка, конечно, первым делом. Такая у меня была страсть – быть счастливой. И так все завертелось! И работа, и карьера, и любовь… одна, другая, третья… А Лидочка одна. Подрастает – и всё одна… Но при том не могу сказать, что несчастная. Скорее, несчастливая. Всё одна, с книжечкой, с книжечкой. Так в библиотеке всю жизнь и проработала… И тут Верочка родилась. И сестричка моя стала такая счастливая! У нее дочка, и ничего-то ей больше не нужно. Глядя на Лидочку с ее дочкой, я так радовалась… А кто этого ребеночка отец, я как-то не сразу разобралась… Постепенно разобралась. (Пьет понемногу, постепенно все больше пьянея.) Мы, девочки мои, живем в стране несчастных женщин. Мы-то счастливые. Готовы были всю жизнь последним поделиться. Всю жизнь так прожили. Друг дружку поддерживали, помогали. Гоша родился. Поздний ребенок. В школу пошел. Как я на гастроли, Лидочка через всю Москву едет к нам семью мою поддержать, покормить, Гошеньку спать уложить… Всем хорошо… Конечно, и мама наша Алевтина, и бабушка Капитолина счастливыми, как мы, не были. Но посмотрите, какая она была красавица. Лидочка на нее похожа. Здесь бабушка уже не так молода – это фотография года тридцать пятого, наверное. Оба хороши, и дед такой фактурный. Федор Алексеич.
Появляются старики. Федор держит перед собой вытянутые и согнутые в локтях руки, а Капитолина распускает шерсть и наматывает ему на руки.
нина викторовна: Военный. Шофером был, генерала возил. В тридцать седьмом генерала расстреляли, а деду двадцать лет на всякий случай дали. Он из лагерей не вернулся. Там и сгинул. Известно только, что умер в пятьдесят шестом году, в лагере. Посмертно реабилитирован. Как миллионы других… А мы и не понимали, что бабушка все плачет, плачет… тоже молчать хорошо умела. Никто из нас этого деда не видал, бабушка про него ничего не рассказывала, какой он был человек. Хороший, наверное… И тоже все несчастные. Гош, наливай. И будьте все счастливы! Это в наших руках и зависит только от нас самих. А ты, Ксенька, права, права, будьте вы счастливы, девочки мои, и в замужестве, и без всякого мужа. За ваше счастье!
Гоша наливает, все пьют, но как-то несколько робко.
нина викторовна (пьянея все больше): Вы все эмансипированные. Это тоже вроде как дорога к счастью. Но какое-то оно сомнительное… неполноценное. И вообще, на что он вам, мужик? Есть – хорошо, а нет – вон у нас на задах, в подвале, секс-шоп. Я зашла как-то взглянуть, чем молодежь тешится. Боже мой! Да там тебе и мужика электрического, и бабу надувную дадут, недорого, я бы сказала. Совсем недорого, и без всяких душевных мук. Свобода! Может, правда, скучновато немного… Зато безопасный секс…
георгий: Ну, мать, ты даешь!
нина викторовна: А что, Гошенька, во времена нашей молодости всякого безобразия было не меньше теперешнего, и девочки бедные по абортариям корячились. А теперь у вас, девочки, счастливый секс, без страха. Ну что ты так вытаращилась, Лидочка? Я же правду говорю?
лидия: Ниночка, ты про деда нашего не всё знаешь. Я про деда Федора кое-что узнала, совсем недавно… Не знала, надо ли говорить… детали…
нина викторовна: Что же не сказала? Тайна? Еще одна тайна?
лидия: Не успела просто. Это недавно было. Мы с Верой перед Ксюшиными родами комнату для нее с ребеночком освобождали – Вера теперь ко мне перебралась, а Верину комнату для Ксении с Нюшей приспособили. Всё вытряхивали. У меня дома хранится мамина папочка с документами, письмами. Там и бабушкины старые какие-то бумаги, справка о реабилитации тоже… Я раньше эти бумаги не смотрела, папочку не открывала. А тут, когда всё разбирали, мы побольше барахла хотели выбросить, очистить дом от старья, я в бумажки заглянула, выбросить хотела. Вот там я нашла письмо старое, без даты, без конверта, от какого-то человека, который с дедом сидел. Письмо бабушке. Но я не поняла, получила она это письмо или успела умереть к тому времени… Из письма следует, что деда в лагере убили заключенные во время восстания. Всех стукачей поубивали… И деда убили… стукача.
Старики, которые все время молча мотали шерсть, заговорили.
капитолина: Получила я это письмо. Но я уже знала, что он умер в лагере, когда бумага пришла.
федор: Мне один год оставался. Кум вызвал, говорит: “Подписывай, отчеты будешь мне сдавать, кто что там говорит”. Я говорю: “Да я малограмотный, куда мне писать”, а он: “Срок тебе прибавим…” Ну, хоть в петлю… ну я и подписал бумагу-то… да я и не успел послужить им, ничего не успел… Тут восстание произошло, и парень один молодой указал на меня, он видел, что я из оперчасти выходил. Значит, стукач. Ну и убили. В тот день пятнадцать стукачей убили. Это в Казахстане, в федоровском лагере было восстание заключенных…
капитолина: А я уже знала, что умер… и на что оно мне было, письмо это… я уже и не помнила, как он выглядит, этот Федя…
Оба исчезают. Нонна и Вадим постоянно пишут эсэмэски…
лидия: Ниночка, да я сразу хотела сказать, но не по телефону же… и вообще не до того было… Нюша родилась, хлопоты, первое время трудно очень, сейчас наладилось… просто не успела сказать.
георгий: Многовато для одного дня… (Наливает водки себе и матери.)
нина викторовна: Такое знание… Без него жить легче. И помалкивать. Но помалкивать иногда надоедает.
георгий: Жалко деда… ни за что сгинул…
нина викторовна: Получается, что надо нам еще помянуть нашу с Лидочкой бабушку Капитолину и несчастного деда Федора.
георгий (снова наливает): Помянем Федора и Капитолину. (Пьет.)
К нему присоединяются Нина Викторовна и Лидия.
нина викторовна: Ох, хорошенький вечер получился… Лидочка, споем, как в детстве пели?
Появляется Виктор с аккордеоном. Сестры, взявшись за руки, поют.
- Плавно Амур свои волны несет,
- Ветер сибирский им песни поет.
- Тихо шумит над Амуром тайга,
- Ходит пенная волна,
- Пенная волна плещет,
- Величава и вольна.
Виктор исчезает.
нина викторовна: Все! Все! Закончили вечер воспоминаний. А теперь – чай. К чаю торт, Верочка испекла. А пирожные из “Праги”. Сама поехала и купила. Представьте, все поменялось, Арбат – это сущий кошмар. Кажется, одна только “Прага” и осталась от старых времен. Все перестроили. Роддома Грауэрмана нет. Нас с Лидочкой оттуда принесли. Гошу я там рожала. Нет, нет, долго жить тошноватенько. Глаза закрою – вижу старый Арбат. Там был антикварный магазин, шикарный. Директор там был… забыла, Исаак Соломоныч или Исаак Абрамович его звали. Мы слегка разбогатели в конце семидесятых, я там много чего покупала, и мебель оттуда. Он вкус мой знал. Звонил. “Карелочка, – говорил, – пришла, приезжайте, Нина Викторовна, для вас подержим. Очень породистая”. Вон и стол этот, и кресло у него купила. И александровский фонарь у меня в спальне… Нонка, ставь чашки, возьми в буфете. Да-да, и буфетик этот оттуда. Стоило грош. В одну цену с гэдээровскими этими… как их называли, Лид?
лидия: Хельга.
нина викторовна: Хельги, точно, точно!
Вера и Нонна заваривают чай, режут торт.
вера: Теть Нин, а чашки белые или синие ставить?
нина викторовна: Белые, белые!
Все молча рассаживаются, разливают чай.
нина викторовна: Устала я, дорогие мои. Устала. Малышка какая у тебя удобная, Ксюша. Смотри-ка, спит который час подряд.
ксюша: Зато она ночью такие концерты устраивает. Такой ребенок наша Нюша – днем спит без просыпу, ночью концерт.
нина викторовна: Нормальный режим. Я всю жизнь только так и жила. До полудня спала, а к ночи концерт. Спектакль. Ночью самая жизнь и начиналась. Да и сейчас то же самое… Днем кой-как ползаю, все в сон клонит, а ночью – ни в одном глазу.
лидия: Да, Нина, я уж давно без снотворного не засыпаю.
нина викторовна: О! И я. Без снотворного не засыпаю… А ты что принимаешь?
лидия: Называется… не припомню. Продается без рецепта…
вера: Мелаксен ты принимаешь.
нина викторовна: Да это же ерунда. Неужели помогает? Я покрепче беру.
лидия: Покрепче – с рецептом, надо к врачу идти.
нина викторовна: Чего же ты раньше не сказала? Дам я тебе рецепт, ко мне врач домой приходит, выписывает всё, что попрошу.
георгий: Да, всем пора. Собирайтесь, ребята. (Встает, целует Нину Викторовну.) Хороших снов, мамочка.
Все устремляются в прихожую с прощальными репликами.
– Пока-пока!
– Будь здорова.
– А ты бы позвонила. Может, заехала бы?
– Обязательно!
– Теть Лида, вы про нас не забывайте.
– Ксюша, а где твой салон?
– На Ленинском. Приходи.
Уходят.
нина викторовна (возвращается к столу, наливает себе рюмочку, медленно выпивает): Пожалуй, обойдусь сегодня без снотворного… (Смотрит на портрет.) Ну что, Николай Георгиевич? Хорошо тебе?
Появляется Николай Георгиевич.
николай: Неплохо, наверное. А тебе? Хорошо? Теперь тебе лучше? Душу излила? Легче стало? Ты прости меня, Ниночка. Жизнь длинная, кривая. Я любил тебя всю жизнь, с первой минуты до последнего часа. Восхищался тобой, преклонялся перед тобой. Всю жизнь, Нина… Как тебя не любить? Ты же прекрасная… талантливая, сильная. Но… ты к жалости не располагаешь. А вот Лиду жалко было. Всю жизнь Лиду жалко было. Она тебя любила больше всех на свете. И завидовала… Она красавица, ей от отца чудная красота досталась… но и слабосильность. А тебе, мышка моя любимая, талант и ум. И почему-то тебя все любили, даже кошки-собаки… а ее – никто, при всей ее красоте. Уж не знаю, чего в нее не доложили. Ну и ножка, конечно… А я ее жалел. Всю жизнь жалел. Ты прости меня, Нина. Я знал, что ты знала… И оба мы знали, что знали, что знали… что знали… Да ты ведь давно простила?
нина викторовна: Простила, простила, Коля… но ведь как тяжело было. Как там у вас, у верующих? Бог простит.
николай: Ниночка, это неправильные слова. Бог, конечно, простит, но пусть люди лучше думают, что Он может и не простить… Живи, Ниночка, живи сколько отведено… и радуйся. Все, все хорошо… (Исчезает.)
нина викторовна: Подожди, Коля. Не уходи! Я хотела тебе сказать… Где ты, Коля? Та-ак… Николай! Николай Георгиевич! Ты где? (Смеется.) Да не больно хотела… Пить нельзя. Совсем нельзя. Наследственность плохая…
Нина Викторовна провожает свою помощницу Марину. Из прихожей слышны их голоса.
нина викторовна: Спасибо, Мариночка! Замечательно все сделала. Умница.
марина: Водка и холодец в холодильнике; не забудьте на стол поставить, когда придут.
нина викторовна: Не забуду, не забуду.
марина: И посуду прямо на столе оставьте, ничего не относите, не мойте. Я завтра утречком приду, всё перемою, перечищу.
нина викторовна: Спасибо, деточка. Палочка-выручалочка моя. И сумку большую завтра захвати, все остатки из дому вынести.
марина: Да съедят всё. Вкуснотища-то какая! Хорошо вам погулять, Нина Викторовна. (Идет к двери, возвращается.) Может, я все же приборы расставлю?
нина викторовна: Спасибо, деточка, не надо! Ничего не расставляем. Фуршет! Чтоб не засиживались… Что за старомодная манера за столом сидеть! Не в ресторане же!
Хлопает дверь. Нина Викторовна входит в комнату и оглядывает стол.
Звонок домашнего телефона.
нина викторовна (берет трубку): Алло!
женский голос: Поздравляю, Ниночка! Ты живая, я живая! Кто мог подумать, что мы столько протянем.
нина викторовна: Наташка, я уж думала, ты забыла.
наташа: Как это я могу твой день рождения забыть? Это как свою собственную жизнь забыть. А у меня склероза нет. Я всё помню.
нина викторовна: Да, нам есть чего вспомнить!
наташа: Да… Кой-чего можно и не вспоминать…
нина викторовна: Да-да, а кой-чего можно и забыть. Даже хочется забыть…
наташа: Ладно, Нинка! Здоровья тебе… Долгих лет.
нина викторовна: Спасибо, Наташенька. Будь здорова.
наташа: Да подожди. Ты скажи, как в театре-то? Организовали? Поздравили? Ну, вообще? Шестьдесят лет в строю!
нина викторовна: Я три года почти не играю. Почетный покойник. Тень… отца Гамлета, приблизительно… Ну, прислали корзину цветов. Наверное, после вчерашней премьеры оставалась.
наташа: Да ты что?
нина викторовна: Ну, Наташа, они собирались устроить какое-то чествование, но я этого ничего не хочу. Знаешь, это новое начальство… да я видеть их не хочу. Отказалась категорически. Театра нет, нет больше театра. Только домашний праздник, никого кроме семьи не жду. В самом узком кругу… Да. Спасибо, что поздравила, Наташка. Целую, дорогая. (Кладет трубку.)
Сразу же раздается новый звонок.
нина викторовна: Алло!
мужской голос: Нина Викторовна! Михаил Алексеевич беспокоит. Звоню вас поздравить с юбилеем. От имени коллектива театра и от себя лично… Мы все огорчены, что не можем вас чествовать в театре, поздравить лично. Вся труппа хотела лично… Сегодня пришло от Министерства культуры поздравление на адрес театра. Завтра пришлем вам с курьером. Ну, еще раз поздравляю вас. Любим, любим, любим.
нина викторовна: Благодарю вас, Михаил Алексеевич. Очень ценю ваше внимание, очень.
михаил алексеевич: Не бросайте нас, дорогая Нина Викторовна! Вы… наш золотой фонд, наша гордость… всегда… всегда… наш дом… ваш дом…
Нина Викторовна кладет трубку. Раздается еще один звонок.
лидия: Ниночка, звоню тебя поздравить. Ну что я могу тебе сказать? Здоровья, здоровья. Больше мне тебе пожелать нечего… У тебя все есть, о чем только можно мечтать. Талант, великодушие, красота…
нина викторовна: Какая такая красота? Красавица у нас ты, Лидок… Если уж тебе хочется все эти слова говорить, здесь скажешь.
лидия: Нина, у нас беда… Ксюшку забрали в больницу по скорой. Заражение крови. Три дня высокая температура. Сначала решили, что послеродовое осложнение. Приехала вечером скорая, хотели в больницу забрать, она отказалась наотрез – ребенку две недели, как я могу оставить? Ну, сделали ей укол. А ей все хуже и хуже. Бред, без сознания. Вызвали опять скорую. В общем, забрали сейчас в больницу… Состояние тяжелое, Вера там сидит возле реанимации, туда не пускают. А я с малышкой одна осталась. Я в такой растерянности: то меня к ней вообще не подпускали, а теперь я с ней одна осталась. Она кричит, соску выплевывает. Заснет на пятнадцать минут, просыпается и опять плачет.
нина викторовна: А ты ей температуру измерила?
лидия: Нет. Вот дура старая! Не подумала. Сейчас измерю… Ну конечно, может, у нее тоже заражение…
нина викторовна: Лида, с ума не сходи! Заражение крови не заразно. Это не ветрянка. Но у детей температура поднимается по любому поводу. Откуда у Ксюши-то заражение крови? Это надо ухитриться в наше время…
лидия: Нин, но она же помешанная, наша Ксюша. Сделала себе очередную татушку…
нина викторовна: Что? Что сделала?
лидия: Татуировку! Она же работает в тату-салоне, и приехал какой-то великий мастер из Азии, не помню откуда, и она заказала ему всю спину изрисовать, а тот со своими иглами, красками какими-то неизвестными. В общем, ужас… Ой, Нюша кричит, я побежала. Позвоню тебе попозже…
нина викторовна: Звони, звони. Я так понимаю, что вас можно не ждать… Алло! Алло! (Набирает номер.) Лида, послушай меня. Во-первых, успокойся! Во-вторых, Гоша с семьей сейчас придет, мы посидим пару часов, и я к тебе приеду.
лидия: Что ты, что ты, Ниночка! Еще не хватало, чтоб ты ночью к нам приезжала. В такой день!
нина викторовна: Да выслушай ты меня. Не трещи! Всю жизнь тебе одно и то же говорю: успокойся! Все будет хорошо…
лидия (плачет): Ниночка, ты же знаешь, я всегда о самом плохом думаю.
нина викторовна: А ты думай о хорошем. Девочки у тебя хорошие, Верочка, Ксюшка, все будет хорошо.
лидия: Дай бы нам бог живыми из этой истории выпутаться. Ты же знаешь, какое у Верочки сердце. Я за нее даже больше боюсь, чем за Ксюшу… И малышка кричит не переставая…
нина викторовна: Возьми себя в руки и выслушай меня внимательно. Когда Верка придет, пусть мне позвонит. Обязательно. Это важно. И скажи, в какую больницу положили. И в какое отделение. Надо, чтобы она пошла завтра утром к заведующему отделением и отнесла ему конверт. Я приготовлю… И пусть скажет…
лидия: По скорой помощи увезли в Склифосовского… Отделение… не знаю какое… реанимация… Про какой конверт, Ниночка, ты говоришь? Я не поняла, Ниночка.
нина викторовна: Ты малахольная, Лида! С деньгами конверт. Чтоб лечили и дурака не валяли.
лидия: Да ты что? Ты хочешь взятку дать?
нина викторовна: Тьфу ты, господи! Святое семейство! Пусть Верка мне позвонит. Как вернется, сразу пусть звонит… и сама позвони, когда малышку уложишь… (Кладет трубку.) Ну-ну…
Раздается звонок.
георгий: Мамочка! Просто не знаю, как тебе сказать… Только что позвонили из Энгельберга…
нина викторовна: Откуда?
георгий: Из Швейцарии. Вадим поехал с другом на лыжах кататься. Должен был сегодня утром прилететь, к твоему дню рождения, а его все нет и нет. Мы уже забеспокоились, позвонили в аэропорт узнать: задержка рейса или что? И тут как раз звонит нам его друг, сообщает, что Вадик разбился на лыжах. Черепно-мозговая травма и два перелома. Ему сейчас как раз операцию делают…
нина викторовна: О господи! Бедный мальчик…
георгий: В общем, мы с Машей уже в аэропорту, через час вылетаем. Так что твой день рождения будем отмечать, когда вернемся. Если… когда выпутаемся…
нина викторовна: Поняла, поняла, Гоша. Позвони сразу же, как прилетишь в Женеву.
георгий: Мы до Цюриха летим. От Женевы это далеко. Я позвоню обязательно. Но, может быть, завтра. Не волнуйся только.
нина викторовна: Жду от вас звонка.
георгий: Вот так вот все складывается… Все. Пока. Посадку объявили.
нина викторовна: Подожди минуту. Как у тебя с деньгами? У меня же твои деньги лежат… Достаточно с собой?
георгий: Мам, карточка у меня, с собой теперь не надо. Целую, мама.
нина викторовна (кладет трубку): Исключительно удачный день. Настоящий юбилей. (Уносит со стола тарелки, рюмки и закуски; садится за пианино, неуверенно наигрывает “К Элизе” Бетховена, сбивается, снова начинает; встает, закрывает крышку пианино.)
Телефонный звонок.
нина викторовна (берет трубку): Да, слушаю.
нонна: Ба Нина! Это я! Ты уже знаешь, что тут у нас случилось?
нина викторовна: Да, Нончик, папа мне позвонил. Я знаю.
нонна: Я хотела с ними поехать, а отец меня не взял. Я так разозлилась! Я тоже хочу на Вадима посмотреть.
нина викторовна: Посмотришь еще, когда они приедут.
нонна: Да что ты! Думаешь, они скоро приедут? Они там теперь заторчат. Слушай, а можно я сегодня к тебе не приду?
нина викторовна: Приходи, дорогая моя, когда захочешь. Сегодня праздник отменяется. А тебе я всегда рада.
нонна: Я тогда сегодня в кино, меня тут парень позвал… хорошее кино.
нина викторовна: Конечно, деточка!
нонна: Ой, я совсем… того… С днем рождения тебя!
нина викторовна: Спасибо, детка.
нонна: Ну и всякого такого тебе… и чтобы интересно было.
нина викторовна: Целую, девочка. Мне интересно. Очень интересно! Забегай.
нонна: На той неделе, о’кей?
Нина Викторовна кладет трубку, включает телевизор: там какой-то политик надрывается. Она выключает телевизор, садится в кресло, закуривает, гасит сигарету, приносит водку из холодильника, наливает рюмку, выпивает, снова закуривает.
Раздается звонок в дверь. Она идет открывать.
нина викторовна: Кто там?
мужской голос: Телеграмма.
Нина Викторовна открывает дверь. В нее просовывается бутафорская голова лошади в натуральную величину.
нина викторовна (кричит): А-а-а!
Голова летит в сторону.
кирилл (входит): Ниночка, прости! Ради бога, прости! (Обнимает ее.)
нина викторовна (отмахивается): Вот дурень! Как ты меня напугал! Идиот. Ей-богу. (Отталкивает его, машет рукой.)
кирилл (становится на колени, обнимает ее ноги): Идиот, идиот я. Пошутить хотел.
нина викторовна: Дурак, дурак! И шутки твои дурацкие…
кирилл: Ну девочка моя дорогая! Прости студенческие шутки. Помнишь, как в училище…
Нина Викторовна неожиданно плачет, закрывая лицо руками.
кирилл: Прошу тебя, не плачь! Ну убей меня!
нина викторовна: Да с лестницы тебя спустить надо… идиот. Как идиотом был, так и остался на всю жизнь.
кирилл (монолог князя Мышкина): “Я идиот. Так называемое эпилептическое слабоумие. У меня были припадки. Потом я стал идиотом. Я по прирожденной болезни своей женщин вовсе не знаю…”
нина викторовна (смеется): Кирилл… Спасибо, милый князь… (Поднимает лошадиную голову.) Хороший бутафор делал…
кирилл: Из “Дон Кихота”. Нинка! Можешь меня выгнать. Не мог не засвидетельствовать… Я помню, какой сегодня день… (Достает из внутреннего кармана букетик фиалок.)
нина викторовна: День сегодня у меня выдающийся… Внук на горных лыжах разбился, ему сейчас операцию делают, а Ксюшка, Лидочкина внучка, в реанимации с заражением крови… Вот такой сегодня день. (Замечает цветы.) Господи! Фиалки! Где же ты их взял?
кирилл: Места знать надо. Прости меня, Нинон… Прости глупую шутку. Нальешь рюмку? Или сразу выгонишь?
нина викторовна: Да заходи, заходи. И налью, и выпью с тобой. Как ты меня нашел? Ты же никогда у меня в доме не был…
кирилл: Да, никогда не приглашала… Всех приглашала, кроме меня.
нина викторовна (приносит вторую рюмку, ставит на стол, наполняет обе): Были на то причины… Так кто тебе мой адрес дал?
кирилл: Ну, в отдел кадров я за ним не ходил. И в справочное бюро не бегал. Не имеет значения. С днем рождения, Нинон!