Бумажный театр. Непроза Улицкая Людмила

нина викторовна: Мерси.

Выпивают.

кирилл: А закусить нет?

нина викторовна: Как же нет! (Приносит закуски.)

кирилл (из “Старосветских помещиков”): “Это вредно, по ночам кушинькать, небось?”

нина викторовна (продолжает ему в тон, из своей роли): “Уж и вредно. Очень полезно по ночам кушинькать!.. Очень даже хорошо по ночам кушинькать… Вот! Да, да! Эти грибки с гвоздиками, а солить их меня выучила туркиня в то время еще, когда турки были у нас в плену… Вот эти грибки попробуйте, они со смородинным листом и мушкатным орехом! А вот это большие травянки. Секрет такой: в маленькой кадушке прежде всего нужно разостлать дубовые листья и потом посыпать перцем с селитрою… Кушинькайте! А вот это пирожки! Это пирожки с сыром! Это с урдою”.

кирилл: “С бурдою?”

нина викторовна: “С урдою! Кушинькайте, Афанасий Иванович! Наплямкотитесь хоть как следует…”

кирилл: “Наплямкотился, Пульхерия Ивановна. Благодарствуйте…”

нина викторовна: Кушайте на здоровьечко, Кирилл Александрович. Закуски и всего прочего заготовлено на всю семью, нас теперь девять человек. Девятая пока не пьющая… сосущая… А с фиалками ты меня растрогал… Я эти жирные букеты из красных роз терпеть не могу.

кирилл: Погоди, откуда девять? (Поднимает рюмку, чокается.) За твое здоровье! (Выпивает.) Откуда девять-то?

нина викторовна: Гоша с женой и двумя детьми – четыре, Лида с дочкой, внучкой… и я, грешная. И еще внучка Лидкина Ксюша девочку родила. Вот и девять душ.

кирилл: Ксюшка родила? Ты мне не говорила.

нина викторовна: Да мы сколько не виделись? Она родила две недели тому назад. Семейка… четыре бабы.

кирилл: Четыре бабы – это серьезно. Я все детство, пока из дому не ушел, с пятью бабами жил: бабушка, мама и три сестры… Барак, двор, веревка натянута, а на ней… трико, синие и лиловые, лиловые, и синие, и белые… Ветер подует, и они колышутся, море колышется, море колышется… как волны морские, эти заплатанные трико… Сейчас смешно вспоминать… Я, Ниночка, женщин с детства боялся как огня… Я еще в училище думал, не голубой ли я на самом деле.

нина викторовна: Да? А я не заметила.

кирилл: А как ты могла это заметить, Нина? Ты входила – все вставали! (Делает непристойный жест и целует ей руку самым галантным образом.) Ты меня, можно сказать, пробудила… побудила… Понимаешь, есть красивые женщины, и ничего… ничего в них нет. А есть и не особо красивые, а в них – есть.

нина викторовна: Это ты про меня?

кирилл: Про тебя? Но ты как раз такая редкость – и красивая, и в тебе есть… Eblich Wiebliche…[5]

нина викторовна (смеется): Да ну тебя к черту… Актер Актерыч…

кирилл: Ну вот, ты засмеялась, Ниночка…

нина викторовна: День такой, что не до смеху, дорогой мой… Внуки в больницах… Такой день рождения, праздник, черт его подери… Лучше бы его не было!

кирилл: Да что ты, Нинон! Что с тобой? Все будет хорошо. Никогда я тебя такой кислой не видел. За все эти годы. Ты же всегда… (воздевает руки) суперженщина! Ты же можешь вести класс по этой, женственности…

нина викторовна: Могу! (Из фильма “Служебный роман”.) “В женщине должна быть загадка. Голова чуть-чуть приподнята, глаза немножко опущены, плечи откинуты назад… Ах! Обувь! Обувь! Именно обувь делает женщину женщиной. Сейчас носят обувь с перепонкой, шузы на высоком каблуке… что касается сапог… голенища присборены… Неудачные ноги надо прятать под макси… и еще – тут нужна комбинаторность, сочетание: свитерок, батничек, блайзер… Ну и лицо. Колоссальное значение сейчас приобретают брови…”

Кирилл обнимает ее, они целуются, она гладит его по голове.

кирилл: Нинон… ты королева!

нина викторовна: Ты мне это говорил, когда я еще играла поросенка в детском театре…

кирилл: И вышла замуж за этого бездарного Галицкого. Поросеночку захотелось трахнуть волка…

нина викторовна: Галицкий был хорош собой и подавал большие надежды!

кирилл: Большие надежды – не основание для брака.

нина викторовна: Ну чья бы корова мычала! А кто на этой сучке Санниковой женился?

кирилл: Это было позже! И к тому же я с ней через год развелся.

нина викторовна: Интриганка какая была – как она меня хотела из театра выжить! Когда-когда ты с ней развелся?

кирилл: Когда я развелся, ты была уже замужем за Юрой Китаевым. Он тоже большие надежды подавал.

нина викторовна: Но я с ним через два года развелась. Ты уже был на Татьяне женат.

кирилл: Да, это был ужас!

нина викторовна: Ужас! Конечно, ужас. Но ты же на мне не женился.

кирилл: Да ты бы за меня никогда не вышла. Ты меня, Нинон, удивляешь. Ты же никогда не была кокеткой. О чем ты говоришь? У нас с тобой никогда настоящего романа не было…

нина викторовна: Как это? Как это не было?

кирилл: Дружба у нас была. Настоящая длинная дружба. Я бы сказал, мужская дружба. А то, что мы друг друга утешали иногда в горькие, в пустые минуты, так ведь это было по дружбе. И потом… понимаешь, ты всегда была меня старше… Не просто друг, а старший товарищ.

нина викторовна: Как это, Кирилл? Что ты несешь? Почему “старший?” Мы одного года.

кирилл: Это не имеет значения. Ты же меня маленького, восемнадцатилетнего взяла. Воробышка… своими руками воспитала…

нина викторовна: О, взяла маленького! Две недели разницы. Мне и самой восемнадцать было.

кирилл: Я даже разволновался. (Обнимает ее как-то не вполне платонически.) Взяла и воспитала, конечно. Я был мальчик из провинции, уровень самодеятельности дома культуры города, которого сейчас уже нет, да и тогда еле-еле был. Без твоей дружбы, Нинка, ничего бы у меня не получилось. Ты сделала меня партнером, подняла меня с полу, можно сказать. О романе и речи не было…

нина викторовна: Как интересно! Я тоже всю жизнь знала, что ты самый верный мой друг. Но я всегда считала, что у нас такой легкий пожизненный роман…

кирилл: Ладно. Только не болтай. Пожизненный роман у тебя был с Мастером

нина викторовна: Глупости… С Мастером не роман. Мастер – это Мастер. Он как Господь Бог, только тот из глины сделал человека, а этот из человеческой глины делал актеров…

кирилл: Но роман-то был?

нина викторовна: Не было романа.

кирилл: Мне-то не рассказывай. И с тобой, и с Толкуновой, и с Адочкой…

нина викторовна: Да-да! И с Елизаровым, и с Молчанским тоже? Да у него со всеми учениками романы. Он всех нас любил, каждого. И потому вытаскивал из каждого душу, расправлял ее, укреплял. Тьфу ты! У меня нет нужных слов, чушь какую-то говорю. У нас во всей стране только два было режиссера такого уровня – Анатолий Эфрос да Мастер наш… Актерский театр был. Актер – главное лицо. А не инструмент для выполнения режиссерских затей.

кирилл: Нин, ты что? Любимов был, Фоменко, да мало ли хороших режиссеров?

нина викторовна: Да не понимаешь ты, о чем я говорю… Знаешь, пошел ты вон, Кирилл! Поздравил, выпил, закусил – и пошел вон. Всё! Уходи. Мудак.

кирилл: Ухожу, ухожу! (Снимает с вешалки свое пальто.) Только скажи, Нин, а слово “мудак” – оно случайно не от слова “мудрый”? Или тогда должно бы быть “мудрак”? С филологической точки зрения?

нина викторовна: Да в тебе остроумие прорезалось на старости лет.

кирилл: Ниночка, это не остроумие. Просто на старости лет я как раз перестал считать себя мудаком. Я вообще перестал считать. Считаться. А точнее, мне стало совершенно все равно, что про меня говорят, что думают… вообще, как ко мне относятся. И какое впечатление произвожу…

нина викторовна: А вот это уже интересно… Ты даже как-то отвлек меня от всех этих несчастий. То, что ты говоришь, для меня столь неожиданно… Я бы сказала, что ты вышел из профессии: актер, который не думает, какое производит впечатление, это не актер. Впечатление! Больше, чем впечатление! Актер обязан покорить всех, всех в себя влюбить, и не важно, играет он царя или цареубийцу, Джульетту или мамашу Кураж. Обязан обольщать. Думаешь, Чарли Чаплин не хотел этого? Раневская? Папанов? Ульянов не хотел? А Костя Райкин в “Ричарде Третьем”? Ведь влюбляешься в негодяя! Он заставляет тебя влюбиться… Мастер учил науке обольщения в самом высоком смысле! Наша профессия – обольщение! Помнишь эту сцену? Мы долго исследовали, кто там кого обольщает… (Роль Марины, “Борис Годунов”.) “Встань, бедный самозванец”.

Кирилл становится перед ней на колени.

нина викторовна (Марина): Не мнишь ли ты

коленопреклоненьем,

кирилл (Лжедмитрий): Не презирай младого

самозванца;

нина викторовна: Достойные позорной петли

дерзкий!

нина викторовна: Чем хвалится, безумец!

Кто требовал признанья твоего?

Уж если ты, бродяга безымянный,

Мог ослепить чудесно два народа,

Так должен уж по крайней мере ты

Достоин быть успеха своего

И свой обман отважный обеспечить

Упорною, глубокой, вечной тайной.

Могу ль, скажи, предаться я тебе,

Могу ль, забыв свой род и стыд девичий,

Соединить судьбу мою с твоею,

Когда ты сам с такою простотой,

Так ветрено позор свой обличаешь?

Он из любви со мною проболтался!

Телефонный звонок. Нина Викторовна берет трубку.

вера: Теть Нин… Пришла я из больницы…

нина викторовна: Ну что там, Веруша?

вера: Как будто немного получше. Врач меня прогнал. “Идите, мамаша… вы нам только на нервы действуете, – говорит. – Я вам ее покажу, но потом вы уйдете домой”. В реанимацию вообще-то никого не пускают. Надели на меня халат, бахилы, маску… Разрешили посмотреть: Ксюша лежит голая, вся синяя, в проводах, что-то в нее вливают, переливают…

нина викторовна: Как синяя?

вера: В татушках, ну, в разноцветных, но издали скорее синяя. Мне так страшно стало, она худая, тела вообще нет, даже живот ушел после родов, грудь кормящая… представляешь, струйка молока течет. Лежит красивая, просто произведение искусства… как неживая моя девочка… так страшно стало. Теть, вот мы сидим с мамой и плачем…

нина викторовна: А как Лида?

вера: Ну что мама? Плачет…

нина викторовна: Веруша! Может, ко мне придете? Выпьем немного, посидим… Возьмите девочку, приходите!

вера: Нет, теть, что ты! Никаких сил нет. Да и поздно. Ты прости, что мы так тебе праздник испортили…

нина викторовна: Да о чем ты говоришь! Какой праздник! Ну хочешь, я сейчас к вам приеду?

вера: Что ты, что ты! Ни в коем случае. Я, может, посплю немного, если засну… потом в церковь к ранней побегу, а оттуда в Склиф…

нина викторовна: Хорошо. Значит, так, слушай меня. После церкви, перед больницей, заходи ко мне. Я тебе дам конверт, ты с ним пойдешь к заведующему отделением. Скажи, что на него вся надежда…

вера: Я не смогу. Я это не умею. Я умру…

нина викторовна: Какие вы все хрупкие, черт подери! Ладно. Зайдешь ко мне после церкви, я сама с тобой поеду в больницу. Звони мне, пожалуйста… Утром, пораньше! (Кладет трубку.)

Кирилл берет пальто.

нина викторовна: Не стала говорить, что Вадим на горе разбился. Ей своего хватает. И Гоше ничего не скажу. И ему своего хватает… (Смотрит на часы.) И Гоша не звонит. Обещал позвонить, когда операция закончится. Уже сколько? Пять часов прошло, как он звонил… Ты куда?

КИРИЛЛ: Ты же меня выставила вон.

нина викторовна: Дурака не валяй. Кто это тебя выставлял? Наливай, Кирилл!

кирилл (снимает пальто): Ты королева, Нина. И на сцене. И в жизни…

нина викторовна: “Королева, королева…” А колготки помнишь?

кирилл: Какие колготки?

нина викторовна: Помнишь Прагу? Наши первые заграничные гастроли?

кирилл (смеется): Помню, я своим сестрам колготок полный чемодан припер! Оказались все маленького размера, сестры плакали, ни одна не смогла на себя натянуть… Ленка потом их на рынке в Рязани продавала. Вся семья с этих колготок год кормилась.

нина викторовна: Ну да, я тоже чемодан колготок привезла. “Королева”! Королевы колготками не торгуют! А я сдала их в комиссионку. И шубу на них купила. Енотовую… королевскую! Мерзнуть перестала. Я до этой шубы была уверена, что на то и зима, чтобы мерзнуть… Тяжеленная шуба была, но теплая… и крепости необыкновенной. Да она и сама была как крепость. Носила ее лет двадцать. А потом в один год шуба моя как умерла – распадаться стала. На дачу ее отвезли. Николай любил ею укрываться зимой на даче… а потом… Когда дачу нашу ограбили, все старье вынесли, и шубу тоже… Я плакала об ней…

кирилл: Я помню ее. То есть тебя в этой шубе. Помнишь, ты лодыжку сломала, я тебя на руках из театра выносил… странное такое чувство было: такая толстая большая шуба, а ты в ней маленькая, как девочка… кажется, эта шуба больше тебя весила. А внизу уже Николай с Гошей, сразу же подъехали. Единственный раз, когда я твоего сына видел. Он в клетчатой курточке с капюшоном был.

нина викторовна: Да, да. Дафлкот. Я привезла из Венгрии две пары курток дафлкот для Гошки и Верочки.

кирилл: Это какие дафл…

нина викторовна: С капюшоном, с застежками такими, бранденбуры… кожаные. Верочка чуть от счастья не умерла, а Гошка сначала носить не хотел, говорил, девчачья.

кирилл: Когда его увидел в этой курточке, я понял, что он мой сын…

нина викторовна: Я это раньше поняла. Твой.

кирилл: Одно лицо. Я как будто сам себя увидел мальчиком.

нина викторовна: Это правда.

кирилл: Почему ж ты мне никогда об этом не сказала?

нина викторовна: Зачем? У ребенка был отец – мой муж Николай.

кирилл: Но почему ты выбрала меня в производители? Ведь были у тебя мужья, были романы. Был у тебя роман с Мастером, в конце концов. А он был гениальный человек.

нина викторовна: Да. Он был гениальный человек. Может, я бы его и выбрала. Только я не выбирала. Это природа выбирала. Я, Кирюша, никогда не беременела. Со мной произошло это один раз в жизни. Природа так распорядилась.

кирилл: Природа? А я в шоке, Нинка, был, когда это понял. Увидел в мальчике себя, пожалуй, в подредактированном виде. Передал тебя им с рук на руки и ушел…

нина викторовна: А Николай повез меня с моей сломанной лодыжкой в поликлинику Большого театра, там был ортопед великолепный. Старичок, умер давно. Фамилию до сих пор помню: Ровинский. Рентген, гипс… Гоша тогда меня поразил. Длилось все это долго, часа четыре, и мальчик мой раз десять повторил: “Мамочка, какая несправедливость! Почему ты, почему не я? Лучше бы я ногу сломал! Я в футбол третий год играю, – а он в секцию тогда ходил, – и ни разу ни одной травмы. Ох, я бы с тобой поменялся…”

кирилл: Хороший мальчик… Знаешь, я тоже все детство мяч от зари до зари гонял… Похож и в этом…

нина викторовна: Да, говорят, что нагулянные дети всегда на своих родных отцов похожи. Такая метка… А вас с Гошей никогда и рядом нельзя было поставить. Копия. Потому я тебя никогда к себе в дом не приглашала. А сейчас вы еще больше похожи. И сын его Вадим на тебя похож. (Пауза.) Не звонят…

кирилл: Нина, а почему ты мне никогда этого не говорила? Получается, ты меня использовала… Лишила сына. И я его совсем не знаю.

нина викторовна: И дальше не знай.

кирилл: А знаешь, это жестоко по отношению ко всем: ко мне, к Николаю, к мальчику… Что, Николай никогда…

нина викторовна: Никогда… Зачем было всем жизнь отравлять? Ребенку в первую очередь… Я ведь на сумасшедшую не похожа? Я больше на сволочь похожа, правда? Меня вся труппа так и воспринимала всегда.

кирилл: Почему это вся труппа? Ты сама знаешь, как тебя в театре любили. А если б не талант, вообще бы обожали…

нина викторовна: Теперь это уже не важно, кто кого любил, кто кого ненавидел… И даже не имеет значения, кто чей сын. Гоша похож на тебя, это правда, но он все-таки Колин сын, Колин… даже жесты Колины: как он руками разводит, как смеется, голову наклонив, даже профессию отцовскую выбрал… поначалу… он Колин… И никогда мы не будем разбивать ему сердце.

кирилл: Про Георгия расскажи.

нина викторовна: Чего рассказывать? Гоша добрый, теплый, не особенно умный.

кирилл: Про мои умственные способности ты уже говорила неоднократно. У него был шанс унаследовать кое-что и от тебя…

нина викторовна: Не знаю, что там от меня… Спортсмен. Был геологом. Потом геологию бросил, пошел по коммерческой части, машинами торгует. Николай недоволен был… Гоша долго от него скрывал. Он отца почитал… очень почитал…

кирилл: Печально это. Для меня печально. У тебя сын и племянница, можно сказать, почти как дочка, внуки, всякие-такие-разнообразные… А я никого не нажил. Впрочем… Но вот тебе восемьдесят лет, и ты сегодня одна, и мне восемьдесят через две недели, и тоже один буду… Какая разница? Дети-то вырастают и уходят. Дети – явление временное. Как времена года… Произвели их по зову природы, и кончено дело. Они вырастают и уходят.

нина викторовна: Открытие твое, Кирюша, немудреное. Две копейки цена. Это всем известно. Уходят.

кирилл: Да, всем известно, только все вокруг колотятся из-за них: сначала растят с великими трудами, пестуют-лелеют, потом обучают… У Тани Егорычевой сын в тюрьме, у Феди Преображенского мальчишка от наркотиков погиб… А если доводят до взрослого состояния – где они, дети эти? Сальская – какая актриса! А померла в доме престарелых, дочка на третий день после смерти старухи приехала… занята очень была. Костомарова Тонька, бедняга: сын пьет, семья его бедствует, старуху дотла, до копейки вычищают. А у меня нет детей, мне рассчитывать не на что. Мне никто не должен, я никому не должен.

нина викторовна: Все ты правильно говоришь. Но ты еще не понимаешь самого главного страха – чтобы они раньше родителей не ушли! Ты говоришь, они уходят. Да, все уходят. Главное, чтобы дети раньше родителей не умирали. Вот где он, закон природы. Чтобы в свой час… (Поднимает рюмку.) За здоровье Вадима и Ксении. Дай им бог здоровья!

Выпивают.

нина викторовна: Да, этот денек на всю жизнь запомню…

кирилл: Нина, а ты королева…

нина викторовна: Да… была королева… Леди Макбет… Мария Стюарт… Я однажды попыталась сосчитать, сколько раз я убивала на сцене, сколько раз меня убивали и сколько раз, если подбить общий баланс, я вообще умирала… Сбилась со счету! Слушай, а как мы вообще на эту тему съехали?

кирилл: Ты про очередность говорила, так я понял? Что дети не должны умирать раньше родителей. А у меня, Ниночка, все сестры моложе меня и все раньше меня померли, и две – Тоня и Варя – умерли при жизни мамы. И теперь мне не надо думать ни о какой очередности. Я тут в больнице лежал, и вот что мне в голову пришло… Смерть моя никого не ранит. Даже и не тронет. Детей почитай что нет. Жены нет. Я свободен, Ниночка, и от временных детей, и от временных жен. Не вижу в этом никакого смысла. Я только про себя говорю. Я не про тебя. Вы с Николаем были редкой парой. Редчайшей! Мир и благодать: никаких ссор, никаких взаимных претензий, даже разногласий – правильно я понимаю? Только все равно в браке кто-то уходит первым. В конце концов оставшемуся все равно достается одиночество. А сколько мы знаем браков, которые просто сплошное одиночество? Я-то уверен, что брак – дело временное и очень ненадежное.

нина викторовна: Ты боишься одиночества?

кирилл: Я? Да я бобыль убежденный. Брак – фикция. Если он ради детей, ради производства потомства, то он и заканчивается после того, как дети своих деточек заводят. Ты это лучше меня знаешь. Честно скажи: у тебя брак счастливый был?

нина викторовна: Вопрос дурацкий. Не знаю. Мы друг друга уважали и старались не обижать.

кирилл: Получалось?

нина викторовна: Да, в общем.

кирилл: А он не обижался, что у тебя всю жизнь какие-то радости заводились где-то сбоку? Я, конечно, не в счет.

нина викторовна: Нет. Не обижался… Впрочем, не знаю. Он мне никогда никаких претензий не предъявлял. А я – ему…

кирилл: А мне и претензии предъявлять некому. Я с последней своей супругой развелся лет пятьдесят тому назад. Ничего о ней не знаю. Она вышла замуж за чеха и уехала… Мне раньше нравилось, чтобы теплая женщина была рядом – в постели, за столом, выйти вместе. Но в небольшой дозировке… лучше два раза в неделю… Пожалуй, раз… А после семидесяти вообще что-то поменялось… начнем с того, что зубы вставные. Я их на ночь снимаю.

нина викторовна: Импланты поставь.

кирилл: Ну, во-первых, я хотел, но там что-то уже не получается, во-вторых, дорого… Дальше… С желудком что-то новое: то понос, то запор. И это… метеоризм, извините. Спишь один – пукнул, не просыпаясь… А когда рядом дама… сон стал плохой. И наконец, Ниночка моя дорогая, прыгать стал не так резво… К медикаментам прибегаю, не скрою. Виагру принимаю для поддержания резвости… А начну болеть, помирать, в дом престарелых запишусь. ВТО очень приличный дом для старых актеров держало. Не знаю, он существует еще? Нет, нет, брак в наше время просто бессмыслица.

нина викторовна: Да что ты говоришь? А я-то надеялась, ты мне наконец предложение сделаешь.

кирилл: Нинон! (С фальшивым пафосом.) Предложение! Да вся жизнь моя положена к твоим ногам! (Роль Треплева, “Чайка”.) “Нина, я проклинал вас, ненавидел, рвал ваши письма и фотографии, но каждую минуту я сознавал, что душа моя привязана к вам навеки. Разлюбить вас я не в силах, Нина. С тех пор как я потерял вас… жизнь для меня невыносима, я страдаю… Молодость мою вдруг как оторвало, и мне кажется, что я уже прожил на свете девяносто лет. Я зову вас, целую землю, по которой вы ходили; куда бы я ни смотрел, всюду мне представляется ваше лицо, эта ласковая улыбка, которая светила мне в лучшие годы моей жизни… Я одинок, не согрет ничьей привязанностью, мне холодно, как в подземелье, и, что бы я ни писал, все это сухо, черство, мрачно. Останьтесь здесь, Нина, умоляю вас, или позвольте мне уехать с вами!”

нина викторовна: Напыщенно… фальшиво. Вообще не о том. “Нина, зачем? Бога ради, Нина…” (Роль Нины.) “Лошади мои стоят у калитки. Не провожайте, я сама дойду… Дайте воды…”

кирилл (дает ей напиться): “Вы куда теперь?”

нина викторовна: “В город. (Пауза.) Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить. Я так утомилась! Отдохнуть бы… отдохнуть! (Поднимает голову.) Я – чайка… Не то. Я – актриса. Ну да!.. Ну да… Ничего… Да… Он не верил в театр, все смеялся над моими мечтами, и мало-помалу я тоже перестала верить и пала духом… А тут заботы любви, ревность, постоянный страх за маленького… Я стала мелочною, ничтожною, играла бессмысленно… Я не знала, что делать с руками, не умела стоять на сцене, не владела голосом. Вы не понимаете этого состояния, когда чувствуешь, что играешь ужасно. Я – чайка. Нет, не то… Помните, вы подстрелили чайку? Случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил… Сюжет для небольшого рассказа… Это не то… О чем я?.. Я говорю о сцене. Теперь уж я не так… Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной. А теперь, пока живу здесь, я все хожу пешком, все хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем растут мои душевные силы… Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле – все равно, играем мы на сцене или пишем – главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни”.

кирилл: “Вы нашли свою дорогу, вы знаете, куда идете, а я все еще ношусь в хаосе грез и образов, не зная, для чего и кому это нужно. Я не верую и не знаю, в чем мое призвание”.

нина викторовна: “Тс-с… Я пойду. Прощайте. Когда я стану большою актрисой, приезжайте взглянуть на меня. Обещаете? А теперь… Уже поздно. Я еле на ногах стою… я истощена, мне хочется есть…”

кирилл: “Останьтесь, я дам вам поужинать…”

нина викторовна: “Нет, нет… Не провожайте, я сама дойду… Лошади мои близко… Я люблю его. Я люблю его даже сильнее, чем прежде… Сюжет для небольшого рассказа… Люблю, люблю страстно, до отчаяния люблю. Хорошо было прежде! Помните? Какая ясная, теплая, радостная, чистая жизнь, какие чувства, чувства, похожие на нежные, изящные цветы… Помните? «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом, – словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли. Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах…»”

кирилл: Ты, Нинон, лучшая из всей тысячи Нин Заречных…

нина викторовна: Да я ее ненавижу… Да это кошмар моей жизни! Это фарс. Чехов презирает всех, издевается над всеми. Напыщенная безмозглая Нина Заречная. Мастер мне сказал однажды самые важные слова про нашу актерскую профессию: “Актер – термометр. А термометру не полагается знать, какую именно температуру он показывает, ему важно только ее показывать”. Чехов презирает и ненавидит актеров. Да я и Чехова вашего терпеть не могу. И Мастер его не любил. Хотя ставил пьесы и экранизации делал. Он ставил, я играла. В “Трех сестрах” Машу, потом Раневскую в “Вишневом саде”, играла Елену Андреевну… тоска всё смертная. Русская тоска. Знаешь, моя любимая героиня – Шарлотта. И Чехов ее больше всех любил. Пожалуй, единственная героиня… (Роль Шарлотты, “Вишневый сад”.) “У меня нет настоящего паспорта, я не знаю, сколько мне лет, и мне все кажется, что я молоденькая. Когда я была маленькой девочкой, то мой отец и мамаша ездили по ярмаркам и давали представления, очень хорошие. А я прыгала salto mortale и разные штучки. И когда папаша и мамаша умерли, меня взяла к себе одна немецкая госпожа и стала меня учить. Хорошо. Я выросла, потом пошла в гувернантки. А откуда я и кто я – не знаю… Кто мои родители, может, они не венчались… не знаю. Ничего не знаю… Так хочется поговорить, а не с кем… Никого у меня нет… Ужасно поют эти люди… фуй! Как шакалы… Вы зеваете, публика. Это скверно. Может, лучше я вам покажу фокус?” (Берет со стола рюмку, крутит в руках, она исчезает.) Где рюмка, Кирилл? (Залезает ему в карман, вынимает оттуда рюмку, ставит на стол; трясет его за пиджак, вынимает еще одну рюмку; присаживается на корточки, трясет штанину, вынимает еще одну рюмку, обе тоже ставит на стол.) Оп!

кирилл: А сальто-мортале?

нина викторовна (встает, хватается за левый бок): Сердце болит…

кирилл: Что с тобой, деточка моя?

нина викторовна: Ничего, ничего… Сейчас пройдет. (Садится на стул.) Капли из черного шкапчика принеси… сердечные…

Кирилл приносит пузырек с лекарством, капает в рюмку.

нина викторовна (выпивает, встает, пошатываясь): Проводи меня, Кирилл, в спальню…

кирилл (поднимает ее на руки): Ниночка, а где твоя спальня?

нина викторовна: Дверь направо.

кирилл: Идем, идем! “Мы отдохнем. Отдохнем…”

Несет ее к спальне; вот-вот начнется любовная сцена. Раздается звонок в дверь.

нина викторовна: Пусти, пусти, Кирилл.

Кирилл отпускает ее. Нина Викторовна идет к двери нетвердой походкой, открывает. Входит Нонна, внучка.

нонна: Ба Нина! Что у тебя с мобильником? Отец звонит, а у тебя отключен телефон.

нина викторовна: Что там с Вадимом?

нонна: Отец позвонил, сказал, что операция прошла хорошо. Вадим еще спит, под наркозом. Врачи говорят, что можно надеяться на исход.

нина викторовна: На что?

нонна: Ну, на благоприятный исход. Отец мне сразу позвонил. Я так разозлилась, почему они меня не взяли. Мы, конечно, с Вадимом вечно ругаемся, но знаешь, Ба Нина, я только сейчас поняла, как я его люблю. Вот если переливание крови или что, я первая побегу. А отец сказал, у тебя телефон отключен, не может тебе дозвониться. Ну, мы с парнем моим всё бросили, я думаю, надо к тебе ехать, сказать. Чтоб не волновалась… Но кино, я тебе скажу, отстой, а не кино. Мне так Альмодовар нравился, но всё, всё, теперь всё, я больше его фильмы не смотрю… Главную героиню Адриана Угарте играет, вообще ниже плинтуса. А старую героиню – какая-то там актриса, не помню фамилии, она ничего, ничего играет. Но, я скажу тебе, вот точно твоя роль, просто я представила тебя на ее месте, было бы отлично. Шикарно было бы.

нина викторовна: Спасибо, Нонночка. Спасибо. (Возится с мобильным телефоном.) Действительно выключен… Нонна, а ты есть хочешь?

нонна: Да-а… Очень. А можно я Игоря тоже позову? Он внизу меня дожидается…

нина викторовна: Конечно, веди.

нонна: Сейчас… (Выходит.)

кирилл: Как ты, Нинон? Получше?

нина викторовна: Получше. Совсем хорошо.

кирилл: Ну я пошел…

нина викторовна: Ну как? Хороша у меня внучка?

кирилл: И у меня…

нина викторовна (прижимает палец к губам): Тише, тише. Спасибо, дружок.

Целуются. Кирилл берет пальто, натягивает на ходу и уходит.

нина викторовна: В холодильнике полно еды… полно еды… Нонна любит салат оливье… (Роется в холодильнике.) Вот он… Заливное… Куропатки… гуси… молчаливые рыбы… и сыр… сыр… сыр… Ой, лошадь! (Ищет лошадиную голову, бросается к двери, открывает и кричит в подъезд.) Кирюша! Лошадь! Лошадь забыл! (Выходит из квартиры на лестницу.)

конец

Перечитала и подумала: а может, призраков оставить в покое, и без них всё ясно? Мне кажется, что присутствие умерших родственников придает истории большую глубину и объем. Оставляю на усмотрение режиссера.