#черная_полка Долонь Мария
— Нет, черт возьми, хулахуп кручу!
— А, это ты молодец, у меня силы воли не хватает, вот и таскаю на себе пару лишних килограмм.
— Пару? — отомстила Инга.
— Ха. — Женя была неуязвима. — Пару десятков. Когда сможешь приехать?
— Случилось что? — Инга села в постели. В такую рань Холодивкер звонила не просто так.
— Соскучилась. — Было слышно, как Женя затянулась сигаретой. — Подваливай, как сможешь. Тут у нас клиент интересный нарисовался. Тебе понравится.
Контрастный душ, пара чашек крепчайшего кофе, джинсы, майка, куртка. В шкафу рядом с кроссовками стояли скучающие лаковые туфли телесного цвета на высоченном каблуке. Инга с удовольствием пнула их. Туфли завалились, бесстыдно обнажив красное исподнее.
У подъезда стоял Костик, ждал Ингу.
— Спасибо, что нашел для меня окошко.
— Заказов не было в такую рань. — Костик зевнул. — Аты, Инга Александровна, кардинально имидж-то поменяла. Едва признал.
— Привыкай. — Инга села в машину. — Давай ты сегодня на меня поработаешь, а? Подозреваю, дел будет по горло.
— Мне-то что, — проворчал Костик. — Для тебя хоть в кредит по старой дружбе.
— Не переживай. — Инга хлопнула его по плечу. — Жизнь бьет ключом. Поехали. Для начала — в морг.
— Куда!!?
Женя стояла на крыльце, курила. Она и сейчас, в нежном свете утра, выглядела мрачновато. Инга поймала себя на том, что рада ее видеть.
— Слушай, — вместо приветствия сказала она Холодивкер. — У меня такое впечатление, что мы с тобой не только лет сто знакомы, но, по крайней мере, последние лет пятьдесят — лучшие подруги. Любого другого за звонок в 8:25 я б убила.
— Та же фигня, — кивнула Женя. — Закуривай.
— Надо как-нибудь встретиться в более приятном месте. Что думаешь? Закажем охлажденного белого, устриц, — сказала Инга мечтательно.
— И пожирая их, мы будем вылитые морж и плотник из «Алисы», — Холодивкер захохотала. — И скажи еще, что я не угадала твои мысли.
— Угадала! — засмеялась Инга. — Ты чего меня подняла-то ни свет ни заря?
— Волохов Александр Витальевич, — Женя щелкнула окурком в урну и сразу стала серьезной, как по щелчку, — погиб от смертельной инъекции, помнишь? — она поежилась. — Пойдем внутрь, холодно.
Они прошли к Жене в кабинет.
— Кофе будешь? — Холодивкер плеснула в две чашки коричневой жижи. — Без корицы, конечно, зато горячий.
Она махнула кофе, покопалась в столе, достала лист бумаги.
— А теперь послушай. «Подгорецкий Виктор Борисович, 1931 года рождения…»
— О господи! А с ним что не так?
— Ты и его знала, что ли?
Инга вырвала бумагу из рук удивленной Жени, стала читать:
— «…31 года рождения. Кости свода черепа…»
— Сюда смотри. — Женя ткнула пальцем в бумагу.
— «На затылочной части головы обнаружен след от инъекции…» — Инга подняла на Женю глаза. — Это что значит?
— Судя по всему, препарат тот же. — Женя забрала у Инги заключение. — Я чего и полезла шею смотреть. Если бы не случай с Волоховым, ни за что бы не догадалась. А тут меня как торкнуло! Взяла фонарик и давай каждый миллиметр изучать. И бинго! Практически на том же месте.
— То есть и Волохова, — Инга уставилась на Женю, — и его…
— Почерк, орудие убийства — те же. — Холодивкер подняла одну бровь. — Осталась совсем фигня — найти этого исполнителя-виртуоза и спросить, на хрена он это делает.
В комнату заглянул Боря.
— Жень, тебя там всадница без головы на столе дожидается, забыла, что ли? — бодро сообщил он.
— Иду. — Холодивкер поднялась. — Проводишь? Договорим по дороге. Кстати, тоже любопытная история. — Она притормозила у открытой двери в прозекторскую, автоматическим движением заправляя волосы в шапочку. — Пробы на большую химию по Подгорецкому сдала. Но сюрпризов не жду.
— У меня с ним интервью… — Инга осеклась.
На металлическом столе лежала женщина, прикрытая по грудь простыней. Ткань у края стола чуть сползла, обнажив до плеча тонкую восковую руку с аккуратным маникюром, от чего все тело казалось бесстыдно голым. Зрение сжалось в тесный тоннель, как будто глаза смотрели в глубину голубоватого прозекторского зала через окошечко объектива, пытаясь навести фокус на лицо трупа. Лица не было. Только неровное красное пятно, белые шары глазных яблок и широкая кривая полоса зубов, там, где должен быть рот.
— Что это? — прошептала Инга.
— Сегодня ночью привезли. Нашли на помойке в каких-то лохмотьях, типа, бомж. Ау нее одних зубов на пол-лимона. Ни документов, ни водительских прав, ни мобильника, ничего. Кто, что, вообще без понятия. — Женя увлеклась и не замечала, как посерела Инга. — Это-то ладно. Тут, видишь, другая фишка. Ей лицо срезали. Бритвой. А в пищеводе нашли маленький игральный кубик, на нем почти все грани сточены, видимо напильником, а… Эй, что с тобой? — Холодивкер подхватила Ингу. — Ох ты ж боже мой, давай не отъезжай так сразу! — ив сторону: — Боря! Нашатырь тащи!
— Рука. — Инга показала на труп.
На восковом предплечье, свернувшись в причудливый узел-узор, застыла готовая к броску желто-коричневая, с ожерельем бордовых пятен змея.
— Нуда, характерная татушка, если повезет, то это наш, то есть ее паспорт.
— Не надо паспорт. — Инга подняла глаза на Женю. — Это Лариса Францевна Феоктистова. Мы вместе в журнале работали.
Глава 18
Кирилл раскачивался на стуле, листая тонкую канцелярскую папку. Они с Ингой сидели вдвоем в служебном кабинете лейтенанта.
— Неужели ничего нельзя сделать? — Инга не хотела верить, что уперлась в очередной тупик.
— Пока Рыльчин вылизывает начальство, я тебе кое-что покажу, — сказал он, Инга вместе со стулом придвинулась ближе. — Все равно ты по уши в этом деле.
Она кивнула. Он протянул ей папку.
— Полюбуйся. Купленов наработал. Вот и помогай после этого людям. — Кирилл вынул два листка. — Это заявление Жужлева, читай. А потом — еще вот это.
На стене тихо щелкали круглые часы, передвигая секундную стрелку. Пока Инга читала, Кирилл включил лампу, она, треща и мигая, залила казенное пространство мертвым светом. Было всего три часа дня, но с самого утра лил дождь, по дорогам текли мутные ручьи, деревья опустили ветки к самой земле, и казалось, что ни солнце, ни тепло больше никогда не вернутся в этот город.
— Кирилл, — окликнула Инга. — Но как же так? Следствие будет ходатайствовать о домашнем аресте?
— А вот так. Завтра Жужлева выпускают. А что? — Он начал загибать пальцы. — Явился с повинной, вину признал, со следствием сотрудничает. Доказать умышленный наезд невозможно, а родственники потерпевшего не имеют претензий.
— Ни хрена себе не имеют! — Инга взорвалась. — Его убили!
— Не ори, ради бога, Рыльчина накличешь, тогда конец нашим беседам. — Кирилл встал, потянулся, выглянул в коридор, плотно закрыл дверь, сел. — Мотива нет, характеристика с места работы — просто ангел и, прости господи, ударник художественного труда. Ну пьет… значит, переживает о несовершенстве мира. Да и кто теперь не пьет? Это скорее ему в плюс. А у вас что? Дело было ночью, а вы, поди, еще и сами за ворот заложили.
— Да при чем тут заложили, не заложили? Мы, когда у этого Жужлева были, я почувствовала… — Инга запнулась. — Во-первых, тебе не показалось странным, что он как-то слишком быстро во всем признался? А во-вторых, он врал и боялся, страшно боялся, причем не вас — не полиции. Доказать я этого не могу, но знаю наверняка.
— Во-первых, — в тон ей сказал Кирилл, — да, показалось. Как будто это была заготовка. А во-вторых, открою тебе главную тайну. В уголовно-процессуальном кодексе понятия «озарение свыше» нету! Или ты предлагаешь с этим твоим «знаю наверняка» ехать в ОВД Королёва?
— А родители Туманова! Они что, позволят спустить убийство сына на тормозах?
— Ты их видела?
Инга помотала головой. Кирилл продолжал:
— А я видел. Приезжала мать из Новокузнецка. С трудом достала денег на билет до Москвы в одну сторону. У нее на лице такое выражение, знаешь, как у смертельно замученного человека — лишь бы это все поскорее кончилось. Подписала примирение сторон, видимо, ей заплатили. Сколько — даже не важно, она сына потеряла, что тут деньги считать. А вот кто — этого мы, боюсь, не узнаем.
— Ты нарочно выводишь меня из себя? — Инга вскочила со стула и встала напротив Кирилла. — У нас три трупа, если помнишь! И все связаны между собой. Подгорецкий, Волохов и Туманов…
— И все три — не криминальные, заметь! Официально, по крайней мере!
От бессилия Инга стукнула кулаками по столу.
— Ты-то хоть мне веришь?
— Да верю я тебе, успокойся. И Холодильнику верю. Ей больше, чем тебе, понятное дело, извини. Только вот сделать ничего не могу. — Кирилл включил электрический чайник. — Будешь? — показал на банку растворимого кофе.
— И что? — прошипела Инга. — Теперь кофе, сигарета — и ауфвидерзеен? Вот мужики…
— Нет, еще потанцуем. — Кирилл прищурился, но, увидев выражение лица Инги, тут же посуровел, начал злиться. — Может, мне с одиночным пикетом перед отделением в Королёве постоять? Парадку надеть? «Нет произволу и коррупции в правоохранительных органах!»
— Не, это просто цирк! У вас в КПЗ годами ни за что сидят. А тут! — Инга вскочила с места. — Единственный подозреваемый!
— Ты пойми, — Кирилл пытался ее утихомирить. — Окончательное решение принимает суд по совокупности обстоятельств. В сторону смягчения работает явка с повинной, отсутствие криминального прошлого, примирение сторон, выплата компенсации, — все это делается до начала суда. Да, скрылся с места ДТП. Но наезд был, как записано в деле, непредумышленный. Совершен в темноте, на дороге, где нет обочины для пешеходов…
— Ну и сиди здесь! — Инга схватила плащ. — Я тогда сама!
— Что сама? — Кирилл встал спиной к входной двери, загораживая ей проход.
— Сама во всем разберусь. Дай пройти!
— Ну и куда ты собралась? — Кирилл примирительно вздохнул.
— Для начала попробую попасть в мастерскую. Будешь потом локти грызть, когда я сама серийного убийцу поймаю.
— Граждане взломщики, вас приветствует Статья 139 УК Российской Федерации! — прогнусавил Кирилл. — Незаконное проникновение в жилище, совершенное против воли проживающего в нем лица.
— Главное, что лицо сидит в кутузке, и «в жилище» его точно не будет. Ну? Пройти дашь?
— О господи! Вот свалилась на мою голову! Ты чем дверь собралась открывать, громила с Нижнего Тагила?
Чертыхнувшись, Кирилл надел куртку, прошел к столу и открыл сейф. Вытащил старый чехол и сунул его во внутренний карман. Все это время Инга нетерпеливо топталась У двери.
— И нечего улыбаться, — буркнул Кирилл. — Толкаешь меня на должностное преступление.
Открыть мастерскую оказалось непросто. Прошло минут двадцать, а Кирилл все возился с дверью. Отмычки, что он достал из чехла, были хороши, но и засовы подбирал не халтурщик.
Внизу лязгнул лифт. Инга вздрогнула, Кирилл замер, затем медленно потянул свои хитрые железки из личинки замка. Этажом ниже что-то звонко брякнулось на пол, раздалось приглушенное «твою мать», скрежет ключа в замке, хлопок — входная дверь закрылась. Опять стало тихо.
— Ну скоро уже? — прошептала Инга.
— Как будто не мастерская, а банковское хранилище. — Кирилл подтолкнул крючочком невидимые сувальды в замке, аккуратно дернул, раздался щелчок. — Один-ноль.
Дверь распахнулась.
— Первый уровень прошли. — Инга так резко рванула вперед, что Кирилл вынужден был схватить ее за пояс брюк.
— Значит, так. — Он держал ее как нашкодившего щенка. — Главное: не наследить. Поняла? — Он протянул ей тонкие резиновые перчатки. — Теперь заходим.
С их последнего визита в мастерской ничего не изменилось. Бардак тот же. Только запахи усилились — краска, клей, ацетон, перегар — помещение никто не проветривал. Начали планомерно обходить комнату.
— Давай условимся, — нарушил молчание Кирилл. — Ничего не находим — ты бросаешь это дело.
Еще чего!
Она сосредоточенно осматривала каждый предмет, боясь упустить какую-нибудь ключевую деталь, важный знак, пустяк, который подскажет, куда двигаться дальше. Она почти умоляла этих неодушевленных свидетелей: скажи мне, скажи, предай своего хозяина!
Книг совсем немного, в основном профессиональные. Кроме нескольких: толстенные воспоминания Бенуа, куби-стический «Полутороглазый стрелец» Лившица, «Против течения» Фокина с летящей балериной и Конан Дойл, «Записки о Шерлоке Холмсе», том 1. Инга повертела головой, но других томов не обнаружила. Этот же был зачитан до дыр. Она не удержалась, открыла наугад любимую с детства книгу:
— «…Холмс перестал хлестать и начал пристально разглядывать вентилятор, — стала читать она вслух, — как вдруг тишину ночи прорезал такой ужасный крик, какого я не слышал никогда в жизни. Этот хриплый крик, в котором смешались страдание, страх и ярость, становился все громче и громче…»
— У нас что, радиопостановка «Хорор в мастерской художника»?
Инга хихикнула:
— Ага. «Мент Холмс и миссис Уотсон». Слушай дальше: «Вокруг его головы обвилась какая-то необыкновенная, желтая с коричневыми крапинками лента… „Болотная гадюка!“ — вскричал Холмс…»
— Чем, ты говоришь, он хлестал вентилятор? — Кирилл угрожающе поднял кисть на длинной деревянной ручке.
— Не любишь конкурентов? Так бы сразу и сказал.
Она с сожалением положила книгу на место и продолжила осмотр.
Эскизы и макеты декораций были выполнены необыкновенно искусно. Стало понятно, почему Жужлева, несмотря на периодические запои, терпели в театре — он был мастером своего дела.
— Ух ты! Смотри! — Инга подняла над столом акварельный лист. — Подписано: «Бакст». Неужто подлинник?
— Даже если и подлинник, к нам это какое имеет отношение? — Кирилл не повернул в ее сторону голову. Склонился над низким столиком, заляпанным краской.
— Нашел что? — Инга подошла ближе.
— Пока не знаю. — Кирилл листал страницы. — Белиберда какая-то.
Это была обычная ученическая тонкая тетрадка. Ровным аккуратным почерком в нее были вписаны столбцы цифр.
— Не врубаюсь. Странные какие-то сочетания. 95–12–6, 427–34–8, 20–5^3. Идеи есть? — Инга перевернула тетрадь и посмотрела на заднюю обложку, как будто там, как в школьном задачнике, мог быть ответ.
— Не знаю. — Кирилл пожал плечами. — Номера красок?
— А вдруг это код? И с чего это товарищ шифруется? — Инга оживилась. — Смотри, на даты похоже.
— Послушай, мы сюда вломились, чтобы найти след к убийствам. Я тебя правильно понял? Вооот. А здесь ничего нет. Ни твоей этой чертовой книги, ни шприцев, ни намека, ничего.
— А вдруг мы пропустили тайник? — не унималась Инга.
— Окстись! — Кирилл опять начал злиться. — Мы с тобой в этом скворечнике два часа проползали — пусто! Все! Валим.
— Подожди. — Инга взяла у него тетрадь. — Дай я хоть сфотографирую эту абракадабру на всякий случай.
— Снимай. Один — один. Пока ничья.
Машины еле ползли, самый час пик. Инга сидела на заднем сиденье такси и листала фотографии тетрадных страниц. Цифры — вот единственное, что есть на сегодняшний день. Не густо, конечно.
16–31–772–43, 2693–67–82–3. А в обратную сторону? А без тире? А столбиком?
Что-то смутно знакомое маячило в некоторых сочетаниях. А потом опять — ничего.
Задумавшись, она уставилась в окно. Глаз продолжал читать все цифры вокруг: номера машин: А 108 ВО, П 728 КА. Не то, не то. Крути дальше.
«Газель»: Доставка продуктов в любую точку земного шара 903–786–55–66. Маршрутка: Услуги такси по безналичному расчету 985–2–206–206. Ближе, ближе… Билл-борд: коттеджный поселок комфорт-класса «Веселая жизнь» 916–644–88–64.
— Девушка! А девушка? Золотая моя, купи себе золотой номер!
Прямо в окно заднего сиденья вставилась хитрая морда с трехдневной щетиной. Инга с перепугу отъехала за спину водителя. Тот, не говоря ни слова, хлопнул по кнопке блокировки замков. Но уличный торговец надежды не терял. Пока машина стояла на светофоре, он радостно листал перед носом испуганной Инги листы с красивыми номерами: 91777–88–99–2, 91–61–51–41–31, 999–0909–999.
Тебя еще не хватало в этой математике!
Инга махнула рукой — сгинь! — и отвернулась. Мокрый автобус поравнялся с такси и закрыл весь обзор. «С нашего дивана вы бы не пересели в этот автобус, — прочитала Инга очередную рекламу, которая буквально влезла к ней в салон. — Наш телефон 9–66–777–888–9».
— Вот оно! — вскрикнула Инга.
— Что, простите? — удивился водитель и, не дождавшись ответа, сделал радио погромче. В тесное пространство машины ворвался капризный голосок:
«Дай мне любовь! Я в этом клубе вновь.
Нам будет жарко всем. Ты подойди сюда…»
В другое время Инга бы взорвалась от этих звуков, но сейчас она ничего не слышала. Она смотрела на сочетания чисел:
03–97–284–58
16–39–265–38
85–66–283–57
Таких было несколько столбцов. И Инга, наконец, поняла, за что зацепился ее глаз. 85, 03, 26, 63, 16, опять 03 и 85, 19 и снова 85 — в начале каждого числа. Если приставить 9, то получатся коды московских сотовых операторов! А если разбить эти числа по-другому, как это любят в рекламе красивых номеров, то действительно не сразу и поймешь!
— Первый класс, вторая четверть! — Инга опять не заметила, что говорит вслух. — Ну что, Кирюша, два — один. Сделайте потише, пожалуйста, — она уже звонила Архарову.
«Абонент сейчас не может ответить. Перезвоните позже».
Ну хорошо. Телефоны он пробьет. А что, если…
Инга опять начала всматриваться в столбцы. Она вырвала листок из блокнота, выбрала наугад комбинацию чисел и написала ее в обычном телефонном порядке.
Этот номер — откуда я могу его знать? Рискну.
Она очень медленно, словно боясь спугнуть дичь, нажимала на кружочки с цифрами.
8–903–280–65–04. Вызов. И чуть не выронила телефон — на экране высветился абонент.
Софья Павловна
— Нет! — Инга судорожно скинула набор, отбросив телефон на сиденье, как будто это была ядовитая змея. — Нет, нет, нет!
Водитель молча покосился на нервную пассажирку.
— Приехали. — Кажется, он был рад, что поездка закончилась.
От кофе уже саднило горло, глаза слезились — то ли от напряжения, то ли от сигарет.
— Мам! Ты совсем? — На кухню вошла сонная Катя. — Четыре утра. Фу! — она замахала руками, разгоняя дым. — Окно хоть открой, дышать нечем. Накурила!
— Ничёсе, неужели уже четыре? — сказала Инга, не поднимая головы. — А ты чего шатаешься?
Ответом ей был шум спускаемой воды в туалете. Катька, жмурясь, зашла на кухню.
— Там Баб-Люся суп сварила. И котлет накрутила. Не могу, говорит, видеть, как вы тут голодаете. Скучает по нам.
— Да? — машинально спросила Инга, не вдумываясь в слова дочери.
— Ты даже в холодильник не заглянула, как пришла? Мама, что с тобой? — Катька подошла вплотную. — Ну заметь уже меня!
— Ни хрена не понимаю! — Инга зло раздавила очередной окурок в чайном блюдце и наконец подняла глаза на дочь, встала со стула и обняла ее. Катька фыркнула, пошлепала к себе.
Инга засела за тетрадку сразу, как только пришла домой. Потеряла счет времени, забыла поужинать, не слышала, как пришла Катя.
Всего в тетрадке было четыре столбца. Азарт от удачи с телефонными номерами постепенно проходил. Разгадать всю тетрадку Жужлева надо было обязательно и быстро. А вот это не получалось. Дальше того, что 02–05–14 — это может быть 2 мая 2014 года, она не продвинулась.
Кириллу пока не звонила. Просто не знала, что сказать про Софью Павловну. И надо ли вообще что-то говорить? Софья Павловна сейчас не пойми где, наврала ей с три короба.
— Все, алее! — она встала, размяла суставы, покрутила шеей. Подумала немного, снова села за компьютер.
Inga
Подключен(а)
Indiwind, не спишь?
Indiwind
Подключен(а)
на связи
Inga
Ты вообще спишь когда-нибудь?
Indiwind
не относится к делу
готов принять запрос
Inga
высылаю шифрованные записи, посмотри, что можно сделать?
Indiwind
принято
Глава 19
За четыре с половиной года до описываемых событий
Утром Майкл поехал в Еврейский центр Лейпцига, на встречу, имевшую совершенно неожиданный результат.
Главный архивариус центра Эрика Готлиб — сухощавая, подвижная старушка в очках — встретила его невероятно радушно:
— Очень мало потомков лейпцигских евреев приезжают сюда, — щебетала она на беглом английском. — Я сама вернулась из Сакраменто больше двадцати лет назад, как только пала стена. Непростое решение. Я ведь была совсем крошкой, когда мы бежали из Германии, считала Америку своей родиной, к тому же рассказы родителей…
Она опустила голову, цепочка очков, звякнув, полилась на ее острые ключицы.
— Но мне хотелось посмотреть на город, где я родилась. Увидеть все своими глазами.
— Ив результате вы остались? Почему? — спросил Майкл с удивлением.
— На тот момент в Лейпциге было всего около сотни евреев! Представьте себе! До Гитлера их было больше пятнадцати тысяч! А кто будет ухаживать за могилами, оставленными на еврейских кладбищах? Кто будет хранить память об огромной общине, которая так много сделала для города? Вот поэтому я и переехала. К тому же здесь просто ощущаешь такой глубокий культурный слой! Вы знаете, что Лейпциг находился на пересечении двух главных торговых дорог средне — вековья — Вия Реджиа и Вия Империи. Тут была первая крупная ярмарка европейского значения. А вспомните историю книгопечатания! А сколько музыкальных имен связано с этим городом: Бах, Мендельсон, Шуман!
Она осеклась, увидев, что Майкл не так горячо разделяет ее восторг.
— В общем, я стала заниматься историей общины. Потом приехало много эмигрантов из России, по еврейской программе и программе репатриации. Я работала над образовательными проектами по интеграции и изучению еврейского вопроса. Мы были очень рады новым членам, но хотелось, чтобы вернулись и те, чьи предки жили здесь до войны.
Она вздохнула, потом улыбнулась и похлопала Майкла по плечу:
— Как же я рада, что вы приехали! Ваш помощник сказал мне, что вас интересует некоторая информация из нашего архива, но, к сожалению, не уточнил, по какому вопросу. Поэтому я не смогла заранее подготовиться, простите!
Она провела его к картотекам:
— Вот тут у нас списки лиц, проживавших в городе с конца девятнадцатого века до 1945 года, здесь указаны их адреса, даты отъезда, ареста или выбытия по невыясненным причинам. Тут статистика: год, название лагеря, количество сосланных евреев. Я уже объяснила вашему помощнику, что мы, к сожалению, не располагаем полным поименным списком лиц по лагерям. За этим вопросом вам следует обратиться в Международную службу розыска. У них есть все материалы дел, по которым был произведен арест.
— Да, спасибо, я знаю! Я давно работаю с ними. Завтра выезжаю в их главный офис в Бад Арользене.
— Как? Уже? Разве вы не останетесь и не отпразднуете с нами Песах? — разочарованно спросила она.
— К сожалению, я очень занят, мне жаль. Я хотел бы спросить у вас вот о чем: вам известно имя Рудольфа фон Майера?
Лицо ее просияло:
— Как же! Конечно! Ему я обязана своей жизнью! Он помог нашей семье бежать. Здесь у нас есть даже целая папка, посвященная его самоотверженному подвигу. За время Холокоста он организовал побег около ста пятидесяти человек со всей Саксонии! Это где-то тридцать семей!
Майкл смотрел на нее в полном замешательстве.
— Да-да, — парировала она. — Не думайте, что все немцы были такими кровожадными убийцами! Многие помогали нам ценой собственной жизни. Сколько активистов Сопротивления погибло вместе с евреями в лагерях смерти!
— А что стало с Майером?
— Слава богу, он не был схвачен нацистами. Когда советские войска стали наступать, он переехал во Франкфурт. Умер в 1967-м. Но я знакома с его сыном. Отто фон Майер — великодушный, тонкий человек. Искусствовед, большой знаток живописи начала двадцатого века, заядлый театрал. Он лично передал мне списки евреев, спасенных его отцом. Потомков некоторых из них мне удалось разыскать, мы переписываемся. А откуда вам о нем известно?
— Он пытался организовать побег семьи моего отца, но, видимо, не успел. Моего деда арестовали.
Эрика старомодно всплеснула руками:
— Мой бог! Какая трагедия! Если вас интересует этот вопрос, я могу познакомить вас с Отто.
— Нет-нет, — покачал головой Майкл. — Не думаю, что это нужно. Зачем расстраивать человека мрачной историей неудавшегося побега. Да и я не хотел бы ни с кем ее обсуждать. Это личное горе.
— Да, я понимаю. — Она кивнула, сняла очки и провела пальцами по усталым глазам. — Но я все же сделаю для вас копии материалов по Майеру. Вдруг вам потом захочется взглянуть.
Майкл шел к гостинице с кипой бумаг, еще теплых от луча копировальной машины, и не понимал, кому верить: воспоминаниям отца или документам, копии которых он держал в руках. Возможно, он зря проделал весь этот путь. Трагедия его семьи — это не предательство одного человека, а общее безумие, беспощадные жернова истории.
Читать бесплатно другие книги:
