Берег. Следы на песке Крынская Юлия

Глава 39

Джулия

Сутки, проведенные в объятьях Роберта, вернули мне хорошее настроение и понимание, что я по-прежнему безоглядно им любима. К ужину ждали только Эдварда, но он приехал не один. Мы втроем вышли встречать его на крыльцо, и я остолбенела, когда вместе с ним из машины вышел Громов с ребенком на руках. Я взглянула на Роберта и по его безмятежному выражению лица стало ясно, что лишь одна не в курсе событий.

– Привет, дорогая! – с невозмутимым видом Эдвард расцеловал меня и погладил по щеке внука. – Дом совсем опустел без вас.

Меня распирало от желания сказать ему колкость, но я сдержалась.

– Привет, – Санины глаза лихорадочно блестели. – Моя Эми вернулась ко мне.

– Поздравляю, – я передала Ника Роберту. – Как она подросла! Ей же месяца четыре сейчас?

– Да, – улыбнулся Саня и протянул мне дочку. – Можешь покормить ее?

Улыбка застыла на моем лице.

– Конечно… а что с ее матерью? – я взглянула на худенькое личико ребенка. На фоне ярко-розовой соски оно смотрелось совсем бледным.

– Стеллу нашли задушенной в одной из парижских гостиниц, – пояснил Роберт. – Это произошло неделю назад. Портье услышал утром плач Эмили и вызвал полицию, чтобы взломать дверь.

– Но зачем ее кому-то было душить? – я прижала несчастного ребенка к груди.

– Возможно, с целью ограбления, – Эдвард взял Ника на руки и взгляд его просветлел. – Ты говорила, что Сергей отдал Стелле крупную сумму, а денег при ней не нашли. В последнее время, со слов горничной, к ней часто захаживал какой-то вертлявый тип. Пойдемте в дом. Так и будем на крыльце стоять?

– Проходите в гостиную, а я… У нас тут и смеси нет.

– А зачем смесь? – Эдвард ратовал за грудное вскармливание, и порошковое молоко Ник попробовал лишь дважды, в день моего похищения. – Умой ребенка с дороги и приведи в порядок. Мой коллега смотрел Эмили в Париже, она здорова. Но ей сейчас нужно внимание. Я пошлю Колина в магазин за всем необходимым, не переживай.

Эдвард достал телефон из кармана.

Меня удивило такое внимание к дочери Громова. Конечно, Эдвард медик и когда речь шла о спасении ребенка, тут уж не до симпатий и антипатий. Я взглянула на девочку. Несмотря на то, что Эми была старше Ника на месяц, весила она легче пучка перьев. Ее голубые глазки изучали мое лицо, из-под дешевого сатинового чепчика торчали зачатки светлой челки.

– По дороге-то не сообразили заехать? – укоризненно взглянула я на Громова. – Вам повезло, что мой магазин всегда со мной.

Я направилась в комнату Ника, расположенную рядом с нашей спальней. Именно в ней на протяжении месяца я выхаживала Громова. Он семенил следом за мной бормоча:

– Эдварду спасибо! Это он мне помог и жену найти, и Эми из Парижа сюда доставить. В самолете ее стюардессы покормили. Мы прямо из аэропорта к вам.

– Что думаешь делать? – мелькнула мысль, что таким образом Эдвард решил удалить Саню из Лондона. Ведь именно об этом он вчера заикнулся.

– Уже подумывал уехать обратно, – вздохнул Саня. – Но ты ведь знаешь, что меня там ждет. С ребенком возвращаться опасно, родители у меня старенькие. В Нижнем Новгороде живут.

Я положила Эми на стол и сняв с нее ползунки и джемпер с кроликом, расстегнула памперс.

– Наворотил ты дел, Громов. Смотри, какая попка красная. Налей в ванночку теплой воды.

– Юлька… – Саня обнял меня сзади за плечи.

– Здесь камера.

Он отпрянул от меня, как будто случайно прижался к кактусу. И я вышла из комнаты.

Эми захныкала, но, когда я положила ее на матрасик в теплую воду, девочка радостно захлопала по ней ладошами. В ее восторженном личике проступали черты отца.

– Она удивительно похожа на тебя, – повернулась я к Сане.

На его лице сияла блаженная улыбка.

– Ты замечательная мамочка.

– С тобой сложно разговаривать, – усмехнулась я.

После купания я обработала кожу Эми и надела ее в ползунки и футболку Ника, которые он давно перерос. Она терпеливо снесла все процедуры. Я уселась в кресло и дала ей грудь. Малышка удивленно уставилась на нее. Пришлось выдавить несколько капель молока и смочить ей губки. Вскоре она с аппетитом зачмокала и закрыла от удовольствия глаза.

– Мог бы и отвернуться, – прислонившись к подголовнику, взглянула я на Саню.

– Никогда не видел картины прекраснее, – он сполз с дивана и опустился передо мной на колени: – Юля, прости меня.

– Давно простила, ты же знаешь, – я скинула туфлю и пощекотала его кончиками пальцев по коленке. – Хватит цирк устраивать. Что ты теперь вечно, как побитый пес бродишь?

– Пес побитый. Верно подметила, – Саня погладил меня по лодыжке, – зато ты снова на коне, счастлива, уверена в себе и больше уже ничто не имеет значения. Ты сильная, и я за тебя спокоен. Как бы я хотел также быть уверенным в будущем своей дочери.

– К чему ты клонишь? – насторожилась я.

Саня поднял на меня глаза и улыбнулся.

– Ни к чему.

– С тех пор как ты перестал опекать мое тело и душу, жизнь стала спокойнее. Факт. Бедная Эми, – я погладила девочку по волосам, ставшими золотистыми после купания. Моя привязанность к ней росла с каждой минутой. – Так что ты думаешь?

– Все сложно.

– Выкладывай начистоту, после двух месяцев вязания носочков я медленно соображаю.

– Я… я думаю уехать…

– А если тебя убьют? – мой голос дрогнул.

Саня встал, прошелся по комнате и пристально посмотрел на меня.

– Юля, скажи, что ты по-прежнему любишь меня.

– Громов…

– Пожалуйста, пусть даже это будет неправдой. У меня никого нет кроме тебя.

Я поднялась с кресла, положила Эмили в кроватку Ника и, взяв ее вещи, вышла в ванную. Кинув их в корзину для белья, я присела на стул. По душе моей гулял торнадо. Не знаю почему, но для меня Саня уже давно перестал быть насильником. Да, собственно говоря, я и не знала, что он со мной делал во сне. При его фанатичной любви ко мне вряд ли он пользовал меня с целью унизить. Зато совсем недавно я вспоминала, как обрадовалась, увидев его в клубе Сергея и когда он, перепрыгнув через искореженный капот своей машины, бросился грудью защищать меня перед комитетчиками у «Англетера».

Теплые ладони легли мне на плечи, и я поняла, как важна сейчас для моего друга поддержка. Только что в его взгляде я видела бездну. И эти странные разговоры о судьбе дочери. Мне стало страшно от одной мысли, что он решил уйти из жизни. Еще возможно удержать его от последнего шага.

Я поднялась, теперь мы стояли так близко, что его дыхание обжигало меня.

– Я люблю тебя, Громов, и всегда буду любить. Ты же знаешь это.

– Можно я поцелую тебя? – попросил он тихо, – Один только раз, последний, как много лет назад. И я уеду.

– Тебе вовсе не обязательно уезжать, – прошептала я.

– Так да или нет? – настойчиво повторил он свой вопрос.

Здесь камеры Эдвард не догадался повесить, и я, прикрыв глаза, шагнула к Сане еще ближе. Он захватил в плен мои губы и долго с жадностью целовал. У меня закружилась голова и Саня опустился на стул, усадив меня на колени. Громов смотрел на меня, словно пытаясь запомнить каждую черточку.

– Спасибо тебе, детка. За всё спасибо, – он ещё раз коснулся моих губ и, поставив меня на ноги, встал.

– Саня, постой, – чуть не плача, позвала я.

– Мне пора. Я договорился с Фарреллами, что Эми останется у вас. Позаботься о ней, как о родной дочери, – в глазах Сани блеснули слезы, он повернулся и быстрыми шагами вышел из ванной.

Я не могла поверить своим ушам и оторопело уставилась на дверь. Все это походило на сон. Я коснулась губ, опаленных поцелуем, и обхватила себя за плечи, которые только что сжимали сильные пальцы. Я выбежала в комнату и услышала звук отъезжающей машины.

Я упала на диван и, уткнувшись в подушку носом, разревелась.

Скрипнула дверь и послышался голос Роберта.

– Мамочка, не плачь, смотри какие мальчики к тебе пришли.

Я повернулась, вытирая слёзы кулаком.

– Львенок, я ничего не понимаю!

– Пришло время расплачиваться за ошибки, любимая, – муж положил Ника в колыбель к Эми и прилёг рядом со мной. – Саня сегодня улетает в Москву…

– Но как он мог отказаться от своей дочери? Ведь он так ее любит. Или я ошибаюсь? И как Эдвард пошел на это? Почему вы не посоветовались со мной?

Роберт обнял меня и подул мне в лицо:

– Тише, родная, тише. Бумаги еще в работе, и Саня взял два месяца для принятия окончательного решения. Но подумай сама, куда ему ребенок? Ни здоровья, ни работы, ни семьи, да еще на мушке у комитетчиков. Шлепнут его в аэропорту, ребенка сдадут в интернат. А в появлении на свет Эмили виноват я…

– Что ты имеешь в виду?

– Я, ты и Эдвард, – договорил он, с укоризной взглянув на меня. – Я привел Саню в дом, нанял Стеллу, закрывал глаза на их отношения. Отец согласился усадить ее сиделкой подле Сани, хотя девушка собиралась сделать аборт.

– Избавиться от Эми? – ужаснулась я.

Роберт уложил меня к себе на плечо и обнял:

– А в том, что Громов довел Стеллу до преступления, виновата его сумасшедшая страсть к тебе.

– Ты что-то не договариваешь, – я выпуталась из его объятий и села, обхватив колени руками. – Самым странным звеном в этой истории мне кажется смерть Стеллы и столь поспешное решение о принятии чужого ребенка в семью.

– На что ты намекаешь? Что я или Эдвард, вырядившись вертлявым типом, задушили Стеллу?

– Ее смерть была выгодна только нам.

– Ты меня пугаешь! – рассмеялся Роберт. – Продолжай, мне даже интересно, какие мысли сейчас рождаются в твоей подернутой криминалом душе.

– Стелла знала обо мне слишком много такого, что могло бы скомпрометировать нашу семью.

Роберт сел рядом и, достав платок, принялся вытирать потекшую тушь с моего лица.

– Поверь мне на слово, отец здесь ни при чем. В жизни все возвращается бумерангом. Проверено! Что касается Эми, это мое решение. Саня обратился ко мне с просьбой три дня назад. Он прекрасно знает, что ходит давно по лезвию бритвы. Эдвард не сразу согласился на то, чтобы мы с тобой оформили опекунство. Сутки ждал его вердикта.

– А мне почему ничего не сказали?

– Разве ты откажешься принять малышку, оставшуюся фактически круглой сиротой?

– Ее отец жив!

– Джу, это решение Сани. И у него есть два месяца, чтобы его изменить.

– Нет у него этих двух месяцев, – я вскочила с дивана и прошлась по комнате. – Мы прикипим к Эми, а он найдет себе очередную потаскуху и явится за малышкой.

Роберт с усмешкой наблюдал за мной.

– Что ты улыбаешься?

– Ты до сих пор его любишь. И он, зная это, сошел с ума, изыскивая способы вернуть тебя.

– Я люблю тебя, – отрезала я и, упав в кресло, закрыла лицо руками.

В дверь постучали. Роберт распахнул дверь.

– Чего барабанишь! Детей разбудишь.

Эдвард вошел в комнату и проворчал:

– Мы ужинать будем или нет? Я после самолетных бутербродов ничего не ел еще.

Я открыла глаза и удивленно уставилась на него.

– То есть ты, без моего ведома сделал меня еще раз матерью, а теперь требуешь индюшатины и вина?

Он рассмеялся:

– Всего-навсего помогаю тебе быстрее выполнить план по детям. Хорошая девочка, мне правда ее жалко. Или ты хочешь отдать Эми в детский дом?

Простые слова Фаррелла-старшего отрезвили мгновенно. Мне вдруг стало стыдно. Мои любимые мужчины совершили благородный поступок, а я брыкаюсь, как иноходец и во всех смертных грехах их обвиняю.

– Нет, конечно, – встала я и заглянула в кроватку. Дети спали нос к носу и сердце мое окончательно растаяло. – Только с вас няня и подтяжка груди после того, как она отвиснет у меня до пупа.

– Ничего у тебя не отвиснет, – Роберт чмокнул меня в щеку.

– Няня будет, – Эдвард поцеловал меня в другую щеку. – Покормишь нас?

– Покормит вас повар, – я обняла их обоих. – Если вы, конечно, не перешли на молочную диету.

Эпилог

Джулия

Мы попросили Ралли присмотреть за детьми и сели ужинать лишь в девять часов вечера. Роберт не сводил с меня влюбленных глаз, и все тревоги вылетели из головы.

– Скажи мне, друг мой! – Эдвард отложил приборы и откинулся на спинку стула. – А что за новенький спортивный «феррари» въехал на территорию Фаррелл-холла пару дней назад?

Я поняла, что расслабилась рано. С этими передрягами я совсем забыла о подарке, который Роберт еще давно мне обещал.

– Это я купил Джулии за рождение сына, – муж смял салфетку и надул щеки.

– Я думал ты стал мудрее, но у тебя, как и прежде, холодец вместо мозгов, – Эдвард перевел взгляд на меня. – А вы, моя прекрасная леди, в курсе, что приготовил вам любимый муж?

– Нет, – не моргнув, открестилась я. – Но это круто, реально круто! Мало ли с детьми будем опаздывать куда-то.

– Уже сам не рад, что купил, – Роберт проглотил колкость про холодец. – Джу, ты не обидишься, если я отправлю ее назад и преподнесу тебе что-нибудь другое?

– Не обижусь, – я подняла бокал с минеральной водой. – Только не ссорьтесь.

– У тебя какие планы на сентябрь, Роб? – сменил тему Фаррелл-старший.

– На океан хотелось бы смотаться.

– Предлагаю впятером отправиться на Сен-Барт. Яхта, солнце, дайвинг.

Роберт взглянул на меня, и я кивнула.

– Решено, – сын и отец обменялись рукопожатием.

В гостиную вошел Колин и доложил:

– Мистер Фаррелл, я купил широкую кроватку для детей и все, что вы просили.

– Собери в спальне у ребят, а там решим вопрос с няней, – отдал приказ Эдвард и повернулся к нам: – вы ведь не возражаете?

Мы не возражали.

После ванной в спальне на туалетном столике я нашла запечатанный конверт со своим именем, подписанный почерком Громова.

– Ты подбросил? – повернулась я к мужу.

Он уже удобно расположился в постели с книгой.

– Угу, – признался он. – Обещал исполнить его последнюю просьбу. Может, завтра прочтёшь, утро вечера мудренее?

– Нет, Львенок, – я достала ножницы и отрезала узкую полоску от края конверта. – Я хочу сегодня выпить эту чашу до дна.

Я села на пуф и включила софиты над зеркалом. Некоторое время я смотрела на конверт, не решаясь достать письмо. Провела по нему рукой, несколько раз разгладила на коленке. Наконец, вынула сложенный вдвое листок бумаги и развернула его.

«Дорогая, любимая моя Юленька,

Вот и пришло время расставаться. Я проиграл и ухожу.

С тех пор как встретил тебя в Москве полтора года назад, я жил несбыточной мечтой, что однажды ты станешь моей. Мне нечего было предложить тебе кроме искренней любви и преданности. Я хотел просто быть с тобой, быть любимым тобой, прожить жизнь с тобой.  Увидеть, как вырастут наши дети, и дети наших детей. Я бы каждый вечер возвращался с работы домой, а ты стелила постель. Сутки напролет мы отдавали бы друг другу себя до капли. Все это я представлял долгими бессонными ночами, пока ты в нескольких шагах от меня дарила ласки и любовь Британцу. Он достоин тебя, вы замечательная пара. Но ты должна была стать моей, моей, моей… Я познал тебя самым постыдным образом, за что Бог меня еще покарает. Поцелуи, которые мне удалось украсть у тебя, останутся самыми сладкими и нежными моими воспоминаниями.

Прошлым летом, вечерами я загадывал, что вот сейчас, прощаясь с нами, ты улыбнешься последнему мне, а не Британцу. Выиграю в этом, будешь моей. Но, всякий раз уходя, ты улыбалась только ему. Он постоянно в поле твоего зрения. Я же, остался не у дел.

Ты отвоевала меня даже у смерти. Отвоевала, чтобы тут же бросить. Лишь на какое-то время я поверил, что чаша весов наклонилась в мою сторону.

А ты подсунула мне Стеллу, превратив жизнь в еще больший ад. Да, я виноват перед ней и перед своей дочерью.

У вас родился малыш, замечательный детеныш, полная копия Британца. И ты окончательно преобразилась. Вы стали единым, неделимым счастливым целым. У тебя все путем, и я рад этому.

Я ещё раз прошу у тебя прощение, за то, что тебе пришлось пережить из-за меня.

Если меня не убьют в Москве, я снова подамся в контрактники. Я так и не сказал тебе, что учился не на геолога, а на спеца. Потому и оставил тебя, мою звездочку, много лет назад нетронутой, выбрав войну. Я пережил там многое, и понял, как ошибся в своем выборе.

Прошу тебя позаботиться об Эми, как если бы это была твоя собственная дочь. Знаю, что ты не откажешь и не бросишь ее. Храни тебя Бог!

Пожалуйста, вспоминай меня. А я буду всегда знать, что где-то на берегах Туманного Альбиона живёт прекрасная леди Фаррелл, которая любит и помнит меня.

Вечно твой, Саня Громов»

Я перечитала дважды это письмо и спрятала его в ящик стола. Заныло под лопаткой, и я прилегла на кровать, часы показывали полночь. Слез больше не было. Роберт отложил книгу и с тревогой взглянул на меня.

– Тебе плохо?

– Да, – боль становилась невыносимой, – Грудь сдавило.

Саня

В Москве ливень стоял стеной, и самолёт несколько раз заходил на посадку. Самурай, чтобы поддержать друга, подготовил мне грандиозную встречу в аэропорту. Когда я увидел знакомые лица, распахнул объятия и пошел к друзьям. Решено было отпраздновать возвращение в родные края у меня на квартире. Я шутил, улыбался и даже кокетничал с симпатичной девчонкой, которая явно была здесь для того, чтобы развеять мою тоску. В багажнике джипа Самурая стояла батарея бутылок и одуряюще пахло колбасой. Три машины, обгоняя друг друга, направились к моему дому. Пока девушки готовили закуску, а пацаны курили на лестнице, я незаметно вышел в свою комнату, дёрнул бра за верёвочку и застыл перед Юлиным портретом. Взглянул на часы, в Лондоне полночь, поздновато, конечно. Я потянулся за телефоном, так захотелось услышать Юлин голос.

– Нельзя, – прошептал я, – Ради нее и Эми.

Прилёг на постель, не сводя глаз с изображения.

– Малой, где ты там застрял? – послышался с кухни бас Самурая. – Водка стынет, девочки скучают. Потом вещи разберешь.

Я хотел ответить, но сильно сдавило сердце.

– Юленька моя, – прошептал он и закрыл глаза, – Что же так больно-то? Что же так…

– Скорую, звоните в скорую! – голос Самурая рассыпался на осколки мозаики.

Сильные толчки в грудь я ощутил под звук сирены. Сердце вновь забилось с новой силой. Но для кого?

Джулия

Эдвард сидел у моей постели и следил за показаниями портативного кардиографа.

– Отпустил, называется, на один день, – ворчал Фаррелл-старший.  – Надо догадаться после всех потрясений еще письмом тебя добить. Роберт совсем порой берегов не видит. Человек многое может выдержать, но и у него есть порог, за которым обрывается жизнь в один момент. Звонил Самурай из Москвы. У Громова тоже прихватило сердце. Что интересно, тоже в полночь. Он и оттуда пытается тебя забрать у нас.

– С ним все в порядке? – внутри меня все перевернулось.

– Скорая откачала. Самурай звонил, уточнял его диагнозы после операции.

– Саня не забрать меня хотел, – я вспомнила его обжигающий прощальный поцелуй и прижала руку к губам. – Это оборвалась ниточка, когда-то давно связавшая нас.

– Очень хотелось бы на это надеяться, – Эдвард покачал головой и взял меня за руку.

– Солнце, – я сжала его ладонь и поднесла к губам. –  Мое главное, счастье быть рядом с тобой и Робом.  Спасибо за то, что ты подарил мне еще одну жизнь.

– Почему я? – удивился он, но взгляд его заискрился от удовольствия.

– Потому что ты мой ангел-хранитель! Львенок тоже всегда так говорит.

– Ну, раз Львенок так говорит, – Эдвард подмигнул мне, – значит, так и есть.

Роберт вошел в комнату и поставил возле меня поднос с травяным чаем:

– Как тут наша принцесса?

– Принцесса хочет спать, – зевнула я, прикрыв ладонью рот, и глянула на Эдварда. – Опять кольнул мне что-то волшебное?

– А как же, – наклонился он и коснулся моих губ. – Завтра жду вас к обеду.

Он обнял сына и, уже уходя, обернулся в дверях.

– Ребята, обожаю вас! Я так рад, что на земле встретились две половинки и эти половинки мои самые близкие люди.

– Мы твои две трети, отец, – Роберт взял со стула свитер, чтобы проводить отца, и накинул себе на плечи. – Если уж говорить на языке математики, то мы в одном круге.

Из колыбели раздалось легкое кряхтение.

– И нас становится с каждым днем больше, – я потянулась в кровати, боль совсем отступила.

Зазвонил мой мобильник, и мы втроем с удивлением уставились на него, как на гремучую змею.

– Громов? – спросили Фарреллы хором.

– Нет, – я нажала на клавишу и ответила припозднившемуся абоненту: – Алло?

– Джулия, привет, прости за поздний звонок, – английская речь повергла меня в шок, судорожно я вспоминала, кому и когда могла дать свой номер. На заднем фоне грохотала музыка.

– Плохо слышно, повторите, – попросила я.