Берег. Следы на песке Крынская Юлия
– Так, будущая мать, отставить! Живо за стол получать необходимые малышу калории.
В его словах была логика, надо признать. За весь день я толком не ела.
– А свечи-то зачем? – улыбнулась я, присаживаясь за накрытый стол, и рот наполнился слюной. Саня купил все, что я больше всего любила в последнее время: белое вино, сыр бри, ананас, оливки, холодная индюшатина и зажаренные в тостере тонко нарезанные ломтики французского батона.
– Для создания аппетита, – невинным голосом произнёс Саня.
– Свечи? Серьезно? А ты какой аппетит имеешь в виду?
Голубые глаза хитро взглянули на меня.
– Кушай, детка, солдат ребёнка не обидит.
– Все так вкусно, молодец, – я пропустила колкость мимо ушей, наколов на шпажку ананас, оливку и кусочек сыра.
Мы замолчали и принялись за еду. Сейчас мне снова казалось, что Фарреллы несправедливы к Громову.
– Как бы хотелось поговорить сейчас с Робертом или весточку ему передать, – пожаловалась я приятелю, расправившись с ужином, – Ты представляешь, он оставил мне на диске целое послание.
– Британец парень с фантазией, – хмыкнул Саня и потянулся горлышком бутылки вина к моему бокалу, – Такие ключики к тебе подобрал, что мне и не снились.
Я отвела руку Громова и налила себе минералки.
– Ключики… И что? Это плохо? – .
– Да нет, – Саня сунул зубочистку в рот, – Весточку, говоришь? Это можно. По радио на спецволне.
– Что за волна?
– Понимаешь, – он будто туза из рук выпускал, – есть такая станция, по которой музыку разную гоняют. Фишка её в том, что она международная, но ее секрет известен немногим. Только в узких кругах. Люди по ней друг другу приветы передают, со смыслом приветы.
– Ясно, и Роберт, безусловно, в курсе.
– Да, – Саня улыбнулся, – Но я думаю, тебе это не понадобится. Всё равно, он позвонит тебе при первой возможности.
– Ну уж нет, – я соскочила со стула и, обогнув стол, сильно сжала плечи друга, – Теперь ты мне расскажешь всё.
– О, миссис Фаррелл, – запаясничал приятель, – ваш нежный, воркующий шёпот самая изощрённая для меня пытка. Но я не сдамся так просто.
– Что же ты требуешь в обмен на тайну?
– У нас с тобой вроде как годовщина. Завтра будет год, как мы встретились вновь. А ты еще и извиниться хотела. Готов принять в качестве подарка немного любви и ласки в этот вечер.
Я расхохоталась, впервые за последние дни. Саня оторопел, но осознав нелепость ситуации, смущенно улыбнулся.
– А ведь Роберт прав, – в голосе моем веселье сменилось на сарказм, – ты точно ждёшь удобного случая, чтобы занять его место.
Саня вскочил и наши взгляды будто закоротило. Он сжал до боли мой подбородок пальцами.
– Я люблю тебя, Юля, – с жаром выдохнул Громов мне в лицо, – и мне всё равно, с кем ты спишь, всё равно кого любишь. Я хочу просто быть с тобой рядом. Если большее я уже пропустил. Но если…
– Если не будет, Громов, – оборвала я, отодрав его пальцы от своего лица, – если не будет Роберта, не будет меня.
– Все, все! Успокойся! Раз он есть, – мило улыбнулся Саня, скользнув взглядом по моей груди. – и он мне друг – моя задача, чтобы тебе было хорошо в его отсутствие. За свою тайну я прошу немного. Просто потанцевать со мной и подарить тепло нежных губ.
– Не вздумай лезть ко мне с поцелуями! – Я стояла перед ним, сжав кулаки. Саня словно не видел переполнявшего меня гнева. Он взял в руки бокал и приподнял его:
– За наш и только наш вечер. Юлька, тебе же хорошо со мной. Я чувствую, как ты вся трепещешь, когда танцуешь со мной в своей студии.
– Громов…
Саня осушил бокал и подошел к музыкальному центру.
– Я начинаю выполнять свою часть уговора. Поверь, детка, эта информация дорогого стоит.
– Ну, ты наглец, – протянула я, прищурив глаза, – Я иду спать. Спокойной ночи!
Заиграли первые аккорды танго, и Саня метнулся ко мне.
– Да мне много не надо, – виновато попросил он, раздевая меня глазами. – Давай просто потанцуем. Как друзья.
Друг притянул меня одной рукой к себе за талию, а второй сжал мою ладонь.
– Ладно, – я задвигалась с ним в такт.
– Ты всегда изумительно танцевала, – вымолвил Саня и опрокинул меня назад.
– Я в прошлом профессиональная танцовщица, Громов! – я взмахнула ногой.
– Тогда прими это, как констатацию факта, – он вернул меня в вертикальное положение.
Некоторое время мы двигались молча. Язык тела в танго и без того достаточно красноречив. А толк в нём мы знали оба. Я напряглась, почувствовав, как твердый бугор, скрытый джинсами партнера, уперся мне в живот. Неожиданно, Саня посадил меня к себе на бёдра и, рыча как медведь, в мгновение ока прижал к ближайшей стене. Одной рукой он стянул мои волосы в тугой хвост, не давая шанса отвернуться, а его губы, язык пленили мой рот. Я сжала зубы и солоноватый вкус чужой крови смешался с моей слюной.
– Давай, кусай, бей, все равно ты моя, – прошептал Саня, целуя лицо и шею. Его рука переместилась под топик, сминая мою грудь.
– Отпусти меня, Громов! – я не ожидала, что он полезет ко мне сразу после ужина. – Или я убью тебя…
– Какая вы кровожадная, леди Фаррелл, – Саня ссадил меня и лёгкой подсечкой повалил на пол. Его глаза потемнели, лицо раскраснелось, и он торопливо заговорил, расстегивая ремень на моих джинсах. – Пусть это произойдёт с нами сегодня, Юль. Случится только однажды. Ты должна почувствовать мою любовь. Дать мне шанс. Я же вижу, ты тоже любишь… Любишь и хочешь меня.
Я врезала ему головой в нос и тут же, спихнув с себя, добавила для ума коленом в пах. Саня взвыл и, повалился на спину. Кровь хлынула сквозь пальцы, закрывающие его лицо.
– Повторяю для тех, кто в танке! – я вскочила на ноги, схватила кухонный нож со стола и отошла на безопасное расстояние. – Еще раз сунешься, я тебя убью, закопаю за конюшней и креста не поставлю! Все понял?
– Понял! Дай перекись.
Я достала из шкафчика аптечку, ткнула ее в пол около него и вышла со словами:
– Спасибо за прекрасный ужин.
Саня
Ведь хотел по-хорошему! Потому что знаю, не безразлична Юлька ко мне. Шипит малышка днем как кошка, а во сне течет, когда я ее ласкаю. Отдаётся так сладко. Вот только разве что не подмахивает. Спящая красавица моя. Британец, конечно, вне конкуренции, ему она прощает и разрешает все. Я проигрываю по всем фронтам. Против Роба я пока, как моя квартирка в Москве против английских хором Фарреллов.
С ватными тампонами в носу я прибирал стол на кухне. Снотворное лежало в кармане джинсов и жгло ногу. Вернее, задницу! Зараза, так саданула белокурой головой своей, что искры из глаз. Знает, что беременная, и я не отвечу. Ладно, леди Фаррелл, придется снова тебя бесчувственную жарить. Жестко! Самыми разными способами. Сегодня я исследую все твои дырочки. И кончать буду в тебя! Все равно уже британец тебя обрюхатил. Я протер стол, налил в стакан воды и привычным движением замешал снотворное. Проверил на свет, чтобы не осталось осадка и улыбнулся, предвкушая скорую близость.
Юля, закинув ногу на ногу, лежала на диване в гостиной и рассматривала альбом с фотографиями. Она уже успела переодеться: лежала в черной мужской футболке и серых хлопковых леггинсах. Розовая пятка так и манила прижаться к ней губами.
– Одиннадцать часов. Принести твои лекарства?
– Сумка на вешалке.
Даже не посмотрела на меня, ведьмочка моя. Я поставил стакан на стол и пошел в коридор.
– Громов, я хочу, чтобы ты уехал сейчас, – встретила она меня, зыркая исподлобья зелеными глазищами. Альбом отложила, красавица моя, группируясь как пантера перед прыжком. Ни на того охотника напала.
– Юля, прости меня, – я поставил сумку рядом с ней. – Люблю тебя, вот и не сдержался. Ты так ласкова со мной была сегодня. Прими лекарства и ложись отдыхать. Тебе переживать нельзя.
– То есть не уйдешь?
– Работа такая, – пожал я плечами.
Юля посмотрела на меня как-то странно и улыбнулась:
– Хорошая у тебя, Громов, работа.
Она достала пакет с лекарствами, привычным движением наколупала себе в ладошку пилюль и взялась за стакан воды.
– Ладно, прощаю! Принеси по бокальчику вина. Выпьем за примирение по глоточку.
– Тебе же нельзя!
– Только пригублю.
Я растаял от ее взгляда с поволокой и припустил на кухню.
Мы выпили, поболтали немного. Юля раззевалась и, попрощавшись, скрылась у себя в спальне. Минуты поползли до невозможности медленно. Вытянувшись на диване, я включил телек и, услышав английскую речь, вырубил его. Уже мутило от нее. Забрать бы малышку мою и в Москву! Я побрел в ванную принять душ. Юля, похоже, здесь побывала, пока я драил кухню. От аромата ее французских духов защекотало в носу. Я стянул с батареи влажное полотенце, которым она вытиралась и зарылся в него лицом. Через полчаса я также зароюсь между ее бедер. Я стянул с себя одежду и залез под душ. Ванная у Фаррелла, конечно, тоже будто создана для амурных прелюдий. Молодец парень! Недаром бабы от него дуреют.
В спальню я вошел, словно вор, забравшийся в чужой сад. Лунный свет проникал в комнату через не зашторенные окна. Юля так и не разделась. Она безмятежно спала, раскинув руки, поверх покрывала. Ее шелковистые волосы рассыпались по подушке, а рот чуть приоткрылся. Я жаждал реванша за испорченный вечер. В одном лишь полотенце на бедрах, я вытянулся рядом с Юлей и коснулся губами голубой венки на виске, что просвечивала сквозь тонкую кожу.
– Девочка моя, любимая, – зашептал я, просунув руку ей под футболку и дурея от одного прикосновения к упругой, теплой груди. – Недотрога сладкая.
Юля схватила меня за запястье, и слова застряли в горле.
– Давно в постель ко мне лазаешь? – она насмешливо смотрела на меня. Сна не было ни в одном зеленом глазу.
– Не очень…
– Пошел вон, Громов! Из дома, из моей жизни!
Я совершенно потерял рассудок. Кровь застучала в висках, в глазах потемнело. Я зарычал и подмял Юлю под себя. Терять мне больше было нечего. Она вцепилась ногтями мне в лицо, чуть не угодив в глаз.
– Не отталкивай меня, умоляю, – горячо шептал я, ухватив обе ее руки, в одну. – Ты же знаешь, как я люблю тебя.
Я легко удерживал Юлю под собой, забыв обо всём на свете. Мною управлял звериный инстинкт обладания. Полотенце сползло с бедер, и член терся о ее мягкий живот. Чтобы стянуть с нее штаны, пришлось отпустить руки. В грудь мне тут же прилетели две розовые пятки, отбросив меня назад. Юля сунула руку под подушку, и в меня уставилось черное дуло пистолета. Испарина выступила у меня на лбу, и я выставил ладони вперед:
– Юлька, ты ведь не сделаешь это!
– Сделаю, Громов! Я слишком много теряла в этой жизни. Про могилку за конюшней я тебя уже предупреждала. Но ты не понял с первого раза. Стреляю я так же хорошо, как танцую. А теперь слезь с постели и отойди к дверям.
Обделавшийся при всех школяр лучше себя чувствует, чем я в этот момент. Прикрыв повисшего дружка полотенцем, я ретировался с поля боя.
– Сколько раз ты проделывал фортель со снотворным?
Я молчал.
– Хорошо, спрошу иначе. От кого я беременна?
– От британца, клянусь!
– Пошел вон отсюда!
– Куда?
– Куда хочешь.
– Можно я хотя бы в машине переночую?
– Нет. Ты хорошо заработал за эти полгода, на гостиницу хватит.
Как побитый пес, я оделся и под дулом пистолета покинул квартиру Фарреллов.
Глава 11
Джулия
Я закрыла за Громовым дверь, как книгу после прочитанной главы на ночь. Опустошение? Разочарование? Нет! У меня есть Роберт… и Эдвард. Вот люди, чье предательство я, пожалуй, не переживу. Они моя семья, мой прайд.
Я прошла в ванную, положила на полку пистолет и стянула с себя леггинсы и футболку Волка. От него у меня их осталось две. Оба раза от бандитов я сбегала в вещах Алексея. Наверное, глупо, но для меня эти футболки были дороги и придавали сил. Я не надевала их очень давно, но не задумываясь сунула в чемодан перед отъездом в Лондон. И еще маленькие черно-белые боксерские перчатки – ароматизатор из «бмв» я сдернула, бросая машину на произвол судьбы. Этот талисман лежал сейчас под подушкой в моей спальне.
Под мощным напором горячего душа я оттирала со своего тела прикосновения чужих рук и губ. Я не выпускала Саню из вида, когда разбила нос ему на кухне. Мысль о том, что он мне что-то подсыпает мелькнула, когда Громов захотел налить мне вина. Воду вскрыла сама и потому предпочла пить только ее. Но парень и сам неплохо хлестал сухенькое в этот вечер. Я терялась в догадках и решила понаблюдать за своим телохранителем. Когда он насыпал в стакан воды белый порошок из пакета, у меня еще теплилась надежда, что он развел лекарство для себя. Но по его блуждающей улыбке на лице вскоре мне стало все ясно. Пазл сложился в моей голове, и паника охватила меня, когда я вспомнила свои непонятные передозы. Желание расправиться с Громовым на месте не привело бы ни к чему. Месть – блюдо холодное. Да пропади он пропадом этот гад! Мерзость какая… Я так мечтала, что в моей жизни будет только один мужчина – мой львенок… Расслабились вы, девушка. Ладно, ещё одним мудаком в моей жизни меньше вычеркиваем! Ну почему до сих пор не звонит Роб? Не реви! Не реви я сказала…
Мятый шелк простыни, мокрая от слез подушка и убийственно громко тикающие часы. Я выбралась из постели, в пятый раз проверив телефон, хоть он и хранил гробовое молчание. Я накинула на плечи халат мужа, прошлепала босыми ногами на кухню и включила чайник, забыв долить воды. Раздался щелчок и запахло жженой пластмассой. Я погладила живот, уселась на подоконник и прижалась лбом к холодному стеклу. Дождь заливал Итон-сквер. Ветер беспощадно трепал кроны деревьев старинного парка, обрывая остатки багряной листвы. Тусклые луны фонарей отражались в лужах, добавляя зловещего лоска нескончаемой ночи. Телефон зазвонил в четыре часа. Я прижала трубку к уху:
– Львенок, любимый!
– Привет, принцесса, – родной голос прорвался сквозь помехи, – прости, не смог позвонить раньше, связи не было. Здесь такая жара. Горы, черт бы их побрал. С самолёта в машину пересели, кондей еле пашет. Устал, как Одиссей.
– Если бы ты знал, как я ждала звонка, – слезы горя сменились слезами радости. – Сижу в твоем халате у окна. Я, наверное, схожу с ума, но мне кажется, он до сих пор хранит твое тепло.
– Не волнуйся! Разрулю все и вернусь. Десять километров до Кенже.
Я машинально схватила ручку и записала название незнакомого города.
– Саня с тобой?
– Куда же я от него денусь? – Мой голос дрогнул. – Не телохранитель, а досадное недоразумение.
– Что-то случилось? Он к тебе приставал?
– Что ты, – спохватилась я, не желая расстраивать мужа и усложнять взаимоотношения в нашем бермудском треугольнике. – Как ты себе это представляешь?
– В ярких красках. Ты же меня знаешь.
– Тебе не кажется, что мы говорим сейчас не о том?
– Ты права, любимая, – голос Роберта волшебной музыкой отдавался в моем сердце. – И, правда, так мало времени, а мы говорим о ком-то третьем.
– Твою ж мать! Засада! Британец, прыгай! – бас Дмитрия смешался с автоматной очередью, звоном разбитого стекла и оборвался оглушительным взрывом.
Связь оборвалась.
– Нет! Роберт! Нет! – закричала я в трубку и трясущимися руками нажала на повтор номера, с которого он звонил. Абонент вне зоны действия сети.
Я набрала номер Дмитрия – то же самое.
Сердце стучало где-то под горлом, меня трясло, и разум отказывался воспринимать случившееся. Я позвонила Эдварду, но он не взял трубку. Как заведенная, я набирала эти три номера, тщетно надеясь, что ответит хотя бы один. Мне очень не хотелось звонить Громову, но выхода другого не оставалось. Он был тем третьим на паровозе, кто в теме.
– Юлька, я знал, что ты позвонишь! – затараторил он. – Я внизу, в парке.
– Заткнись и жди меня у "бэхи", – я с трудом преодолела отвращение внутри себя. – парни только что подорвались в машине. Мы говорили минут пять, Роберт сказал, что едет в другой город, потом я услышала Димкину ругань, выстрелы и неимоверный грохот, а затем… всё… тишина.
– Твою ж мать!
– Ты мать мою только не трогай, – сквозь зубы процедила я. – Едем сейчас в Фаррелл-Холл. К Эдварду.
Я быстро надела свитер, кожаные штаны, куртку, с сожалением убрала пистолет мужа в сейф и переложила свой любимый нож из сумки в карман.
Громов поджидал меня у машины. Под его глазами уже проявились синяки. Знатно я ему вмазала, но вот как объяснить их появление Эдварду? Как сказать, что его сын подорвался неизвестно где? Двойной удар ангел наш не выдержит. И так на сердечных каплях и пилюлях сидит после Африки. Меня неотложной помощи учит. Эх, нет того волшебника, что перенесет его в горы к львенку… Кстати, Роб же в Ростов по последней версии собирался! Какие, к псам, горы?
Я завела мотор, рванула с места и еще раз повторила свой рассказ Сане. Он с мрачным видом звонил по телефону, но впустую. За все это время он не сказал ни слова.
– Да не молчи ты, – заорала я на него, стукнув кулаком по рулю. – Мы должны поехать туда. Сегодня же! Про какие горы он плел? Куда их занесло?
– Тихо, маленькая моя, – Саня потер ладонями глаза. – Тебе нельзя волноваться. Мы во всём разберёмся.
– Ещё раз назовёшь меня иначе чем Юля, доломаю твой прекрасный нос. Веришь?
–– С тебя станется… Юля.
– Выкладывай, что ты там плел про радио?
– Ну, есть такая волна.
– Не нукай. Достань блокнот с ручкой из бардачка и напиши. А также нарисуй мне ваш хитроумный план на бумаге. На слух я сейчас не в состоянии воспринимать, – на самом деле мне не хотелось с ним вообще разговаривать. Моя воля, везла бы его в багажнике.
– Как на бумаге-то? – уставился Саня на меня.
– Как явку с повинной, – огрызнулась я и воткнула в проигрыватель диск с неизменным «Депеш мод».
– Обсуждать я все буду с Эдвардом.
Желание выкинуть бывшего друга и телохранителя из машины росло и множилось, как клетки лука. Больше до Фаррелл-холла мы не разговаривали. «Львенок жив, львенок жив, львенок жив», – пульсировала мысль в моей голове.
Издалека я увидела машину Эдварда. У ворот особняка я обогнала ее и выскочила под дождь на дорогу. «Бентли» припарковался у обочины. Я нырнула в полутемный салон и разрыдалась у Эдварда на груди.
– Джулия, что… что случилось? Черт, я не включил телефон. С операции еду.
– Роберт… Он… Я не знаю, что с ним… – я села, размазывая кулаками слезы по щекам.
– Он скоро вернется…
– Он пропал, Эдвард! Взорвался в машине черт знает где, – провыла я, встряхнув за лацканы пиджака заспанного свекра.
Лицо Мистера Фаррелла побагровело, а глаза расширились от ужаса. Он рванул галстук и воротник с такой силой, что верхняя пуговица отлетела.
– Тебе плохо? – испугалась я.
Дрожащей рукой Эдвард выдавил таблетку из упаковки и сунул под язык.
– Поехали домой, – выдохнул он не сразу.
– Я поеду следом.
– Ты за рулем в таком состоянии? А где этот оболтус?
– Мне нужно было сосредоточиться, – буркнула я и вышла из машины.
Джулия
Мы с Громовым сидели на диване в кабинете Эдварда. С помощью Сани удалось установить точные координаты аварии. Теперь Фаррелл-старший с посеревшим лицом набирал номера сразу по двум телефонам, чтобы направить на место спасателей. Я сама не заметила, как отключилась. Громкая трель звонка оборвала мой сон. Я лежала, согнув ноги и уткнувшись головой в колени Громова. Часы на стене показывали около двух. Плечо затекло, в ушах гудело как в пчелином улее. Эдвард, видимо, тоже задремавший, подорвался с кресла к телефону и нажал кнопку громкой связи.
– Эдвард, – хрипел на всю комнату из динамиков мужской голос. – Сейчас связь отлажу! Не клади трубку. Не клади, слышишь?
– Это Говард, – пояснил нам Эдвард, свободной рукой приглаживая растрепавшиеся всегда такие аккуратные волосы. – Человек, который знает всё и вся в тех краях.
– Так лучше? – прохрипели на том конце провода.
– Слышу тебя, – прокричал мистер Фаррелл, – Скажи прямо, что с Робертом?
Треск стал тише, и мы все трое превратились в слух.
– Эдвард, – Говард замялся. – Ты должен быть готов к самому страшному. В машине, в которой ехал твой сын, было обнаружено два сильно обгорелых тела. Необходимо провести экспертизу, возможна ошибка, но ты или жена Роберта, должны срочно приехать для опознания.
Вздох застрял у меня в груди, а мистер Фаррелл покачнулся, схватился за сердце и повалился спиной, Саня едва успел поймать его. Я видела все как в замедленной съемке.
– Юля скорую, – вывел друг меня из оцепенения криком.
Я упала на колени рядом с Эдвардом:
– Схема два, – прошептал он.
Я бросилась к шкафчику с лекарствами, сунув Сане в руки трубку Эдварда.
– Найди в его телефоне Патрика Ленца! Звони!
Джулия
Я сидела в палате реанимации около Эдварда, согревая его руку в своих ладонях.
– Роб жив, верь мне, жив, – твердила я, как заведенная, – Ты только дыши, живи, всё будет хорошо.
Иногда Эдвард отвечал мне слабым пожатием, не сводя с меня глаз. Они блестели лихорадочным блеском на мертвенно-бледном лице.
– Ты веришь мне? – иначе как вымученной мою улыбку было не назвать.
Первая же просьба Эдварда связала меня по рукам и ногам:
– Не уходи, – при каждом слове его грудь вздрагивала, – Я умру, если ты тоже покинешь меня.
– Не покину, мой хороший, буду рядом, – я поднесла его руку к губам, – Как я могу тебя оставить?
Три дня я провела в клинике, не отходя ни на шаг от Эдварда. Впервые мы поменялись местами. Находясь на грани сознания, я соображала с трудом. Как только моему синеглазому ангелу стало легче, я вызвала Саню.
– Готовь документы к отлёту. Всю необходимую помощь в быстром оформлении виз, ты получишь здесь, – я протянула ему свой паспорт, деньги и визитку.
– Юля, – Саня с сомнением смотрел на меня, – Останься в Англии, ты на грани срыва, я поеду один.
Я промолчала. Внутри меня будто полыхал огонь, который пока давал мне силы и в то же время сжигал заживо.
– Прости, – встряхнул Громов головой, – глупость сказал. Постараюсь, подготовить всё максимально быстро.
Я обняла его на долю секунды без слов, они были не нужны, а потом развернулась и пошла туда, где теплилась в руках врачей жизнь дорогого мне человека.
– Миссис Фаррелл, – обратился ко мне доктор Патрик Лэнц, около отделения реанимации, – Можно вас на минуточку.
Я испуганно взглянула на него, слишком серьёзно он говорил, а нервы мои и так были натянуты. Он заметил это и поспешил успокоить меня.
– Всё уже позади. Но ввиду того, что мистер Фаррелл перенёс инфаркт…
Патрик углубился в возможные последствия, а я устало прислонилась к стене и, потеряв суть разговора, словно погрузилась в омут памяти. В ушах снова звучала автоматная очередь и взрыв, прервавший разговор со львенком. Каждый день я пыталась вспомнить, что кричал Дмитрий помимо брани, какие-то ещё звуки, способные восстановить цепь событий.
– Джулия, вам плохо, – донесся издалека голос Патрика.
Я, оказывается, съехала по стене на корточки. Врач хлопал меня по щекам, и пытался вернуть к реальности.
– Спасибо, Патрик, я в порядке.
«Не расслабляться, не расслабляться! – безудержно пульсировало сердце. – Только ты можешь найти и спасти Роба».
Доктор с сомнением покачал головой, помог мне подняться и проводил до палаты.
– Нам нужно остаться вдвоём с мистером Фарреллом, – попросила я.
Патрик склонил голову и отошёл в сторону.
Я вошла в палату и прикрыла за собой дверь. Здесь все было обустроено по последнему слову техники. Кровать с рычагами и желеобразным пульсирующим матрасом, мониторы на стенах. Через датчики, закрепленные без проводов на пациенте, они показывали текущее состояние больного по всем системам организма. Эдвард не спал. Услышав мои шаги, он повернул голову. Словно электрический разряд промелькнул между нами. Я еще ничего не сказала, а Фаррелл-старший явно понял, зачем я пришла. На секунду замерев, я стремительно подошла к постели с накрахмаленными простынями и села на краешек стула.
– Эдвард, я уезжаю. Саня готовит документы на выезд.
Выдержать взгляд я не смогла и уставилась в единственное бурое пятнышко на белоснежном кафельном полу.
– Джимми уже осведомился у меня через Патрика, полномочна ли ты действовать от моего имени.
– Так ты в курсе? – вскрикнула я, но Эдвард приложил палец к губам.
– Не сотрясай воздух. Проще остановить поезд, чем тебя сейчас. Вопрос в другом, зачем милейший мистер Уайлд сунул тебе визитку?
– Я прихватила из дома твой портфель, – кровь прилила к моим щекам. – и изучила от корки до корки записную книжку. Постой… Джимми Уайлд? – я села и уставилась на Эдварда. – Так звали человека на побережье, когда я сбежала из дома.
Фаррелл-старший закашлялся и, приподнялся на локтях.
– Помоги мне сесть, Джулия.
Я нажала на один из рычагов, и верхняя часть кровати плавно поднялась.
– Когда прилетишь в Россию…
– Зубы мне не заговаривай, – перебила я Эдварда. – Проговорился – отвечай! Откуда ты знал, куда я уехала? Как успел подослать человека туда, куда я сама примчалась наобум?
– Не забивай красивую голову ненужными деталями, – улыбнулся Эдвард. – Знай лишь то, что в своей стране я всегда смогу прийти тебе на помощь. Чего не могу сказать про Россию. Подожди дня четыре и полетим вместе.
– Роберта нужно искать по свежим следам, – всплеснула я руками, – как ты этого не понимаешь?
При имени сына тяжелый вздох вырвался из груди Эдварда, и я испуганно взглянула на его сердечные показатели на мониторе.
– До сих пор не могу поверить в его смерть… – Фаррелл-старший запнулся на полуслове, и слёзы заблестели в его глазах.
– Он жив! – вскочила я и топнула ногой, – Жив, жив, жив! Не смей говорить так.