Целитель. Двойная игра Большаков Валерий

– Товарищ генерал-лейтенант! – глухо воззвал он. – Всё понимаю, уже изругал себя как мог, да поздно. А вот насчёт светить… Товарищ генерал-лейтенант, не пацан это, точно вам говорю! И вообще непонятно кто. Может, и не человек вовсе!

– Вы о чём? – нахмурился Иванов, поправляя очки.

– Очень уж быстро он двигался! – горячо, сбивчиво заговорил Славин. – Смазанная тень – вот что я видел. «Миха» сразу – шасть в проулок, а я за ним, на машине. Ну каких-то две секунды ушло! Так он за это время весь проулок проскочил и за ворота сиганул! А в проулке ровно сто десять метров! Ладно, не две, пусть три секунды, да хоть пять! Всё равно, даже чемпион мира по бегу не одолеет такую дистанцию быстрее, чем за десять секунд! А «Миха» – только так! И ворота как он перепрыгнул – даже рукой не коснулся! Так с разбега и скакнул, а они, между прочим, меня выше!

Генерал-лейтенант задумался.

– Нехреново девки пляшут, по четыре сразу в ряд… – проговорил он рассеянно, соображая. – Что показала выемка писем?

– Это действительно был «Миха», – ровным голосом доложил Синицын. – Письмо для Юрия Владимировича уже доставлено в Москву.

Борис Семёнович поиграл желваками.

– Что удалось снять вашему сотруднику?

Игорь Елисеевич покусал губу.

– Вброс письма, куртку, кисть руки… – неуверенно перечислил он. – Похоже, рука была в резиновой перчатке. В профиль – нос с горбинкой. Глаз не видно вовсе – очки бликовали. А вот губы получились чётко, причём на двух снимках.

Иванов хищно подобрался.

– Та-ак… – протянул он. – Очень хорошо! Хоть какой-то улов. Нос можно загримировать, а вот уши, глаза и губы – только спрятать. Очень, очень хорошо…

– Борис Семёнович, – осторожно начал Синицын, возвращая старую привычку, – и американцы, и израильтяне пользовались одной и той же фотографией – длинноволосого горбоносого «Михи». Возможно, у них всё же есть основания признавать эти приметы подлинными?

– Возможно, – пожал плечами Иванов.

– А Марина считала их искусственными, – с робким вызовом заявила Наташа.

– Марина – умница… – протянул генерал-лейтенант. Он снял очки и устало потёр веки. – М-да… «Миха» – непростой объект, очень непростой, и вы должны об этом помнить постоянно! А товарищ Славин забыл. Поэтому… – все замерли. – Выношу ему выговор, пока устный. А вас, Игорь Елисеевич, попрошу заняться квартирьерскими делами – на днях прибудет группа специалистов. – Борис Семёнович обвёл всех серьёзным взглядом и тихо проговорил: – Запомните, товарищи: на сегодня контакт с «Михой» – это вопрос особой государственной важности. Прониклись?

– Так точно! – отчеканил капитан Славин. – Я больше не подведу, товарищ генерал-лейтенант!

– Вот почему-то верю, – усмехнулся Иванов. – Ладно… – Он поправил очки и ненадолго задумался. – Есть одна идейка… Весьма дурно пахнущая, но других как-то не видать. Надо, чтобы по городу прошла такая новость: в детской больнице лежит девятилетний мальчик. Мало того что сирота, так у него ещё и лейкемия… Знаете, что за гадость?

– Белокровие… – тихо проговорила Наташа.

– Оно самое, – хмуро кивнул Иванов. – Погано, что такой ребёнок не выдумка. Его зовут Дима Невкапса.

Синицын заёрзал.

– Ловля на живца… – пробормотал он. – В палате у мальчика мы устанавливаем прослушку, организуем наблюдение – в самой больнице и вокруг…

– Да, – сказал Борис Семёнович, хлопнув ладонью по столешнице, будто ставя точку. – До Дня Победы вряд ли успеем, но медлить нельзя. Так что… Занимаемся! Вы, Наташа, возьмёте на себя заметку для газеты. И хорошо бы озвучить новость по местному радио.

– Сделаем! – деловито кивнула Верченко.

– А мы с вами, товарищи мужчины, прикинем, где всего лучше расставить наблюдательные посты, микрофоны… Глянем на месте!

«И началась самая увлекательная из охот, – подумал Игорь Елисеевич, вставая, – охота на человека…»

Тот же день, чуть раньше
Москва, проспект Вернадского

Игнат Арьков покинул станцию метро и вышел на главную аллею парка 50-летия Октября. Здешние рощи ещё не обросли густой листвой и сквозили, не тая укромных уголков. Первые листочки едва распустились, переживая холодные ночи, и чёрно-зелёный муар, кутавший деревья, брезжил издали, как стелящийся дым цвета доллара.

Игнат хорошенько откусил от поджаристого, тёплого ещё беляша, набивая рот сочным мясом, и зажмурился. М-м-м… Простреленный желудок не позволял особо резвиться на почве кулинарных изысков, но можно же хоть изредка побаловать себя! А то опять будет сниться та сирийская шаверма. Ливанская, впрочем, тоже недурна…

Арьков профессионально оглянулся. Да нет, он ничем не отличается от ближних, желающих «убежать от инфаркта» – все в таких же спортивках, как и он. Поведя плечами, Игнат скосил глаза – походная аптечка не выделялась под синей «олимпийкой». Ну и ладно…

Возня в кустах привлекла натренированное внимание.

– Что, страшно? – загнусавил ломкий ребячий голос. – Ай! Я т-те покусаюсь!

Жалобное мяуканье, сорвавшееся в сиплый писк, подвигло Арькова изменить траекторию. Быстрыми неслышными шагами он одолел нестриженный кустарник, спугивая сопляка, вешавшего котёнка на бельевой верёвке.

– Пшёл! – рявкнул Игнат. – С-сучок замшелый!

Юный живодёр порскнул в заросли. Арьков, держа беляш в зубах, сноровисто взял в руку задохшегося зверька и быстро распутал верёвку. Полосатая животинка мелко дрожала, пластаясь на ладони, мученически тараща глаза и разевая рот в немом мяве.

– На, заешь неприятность! – Игнат опустил котёнка на сухую прошлогоднюю траву и угостил мелкого страдальца. Тот с урчаньем вгрызся в мясцо, теряясь от привалившего счастья.

– Лопай, лопай… – Арьков ласково погладил пушистую мелочь. – И больше не попадайся!

Упруго оттолкнувшись, он взял разбег, переходя на грузную трусцу. «Хан» любит рвануть ближе к Раменке, чтоб по бережку. Ну и ладно…

Крупногабаритную фигуру бывшего коллеги Игнат приметил издали – Зелимхан Даудов шагал по тропе, энергично разминаясь. В мешковатых шароварах и застиранной футболке «Хан» казался громоздким и неуклюжим, этаким добродушным увальнем. За годы службы Даудова в Управлении «С»[27] хватило вражья, купившегося на его обманчивую внешность. Не все знают, насколько быстр и грозен бегемот, такой неповоротливый с виду!

Арьков наддал, пересекая светлый березнячок, и выбежал на тропу, вооружаясь маленьким шприцем. Тут главное – увернуться от страшного удара локтем за спину. Промешкаешь долю секунды, и «Хан» проломит тебе рёбра. Или снесёт челюсть.

Даудов шумно дышал впереди, покачиваясь и забивая «тень» молниеносными хуками с обеих рук.

На губах Игната заиграла слабая улыбочка – сейчас, в момент опасности, он наслаждался, упиваясь риском и угрозой. Метнувшись, всадил иглу в накачанный трицепс «Хана», мгновенно выставляя блок. Локоть Даудова просвистел рядом, как шатун могучей машины, – Арькова обдало жаром разопревших телес и запахом пота. Разъярённый Зелимхан крутанулся, почти доставая Игната здоровенным кулаком. Улыбаясь, Игнат отпрянул, уводя голову.

– «Алхи-имик»?! – промычал Даудов, шатнувшись. – Ты-ы?!

– Я, – признался Арьков. – Поговорить надо.

«Хан» качнулся, его повело в сторону, а колени дрогнули, подгибаясь, – слоновья доза поразила мощный организм. «Алхимик» подхватил падавшего Зелимхана и, кряхтя от натуги, поволок в кусты.

– Фу-у! – выдохнул он, добавив весело: – Ну и тяжёл ты, братец!

– Пра-ально тебя Кирпиченко[28] турнул… – еле выговорил Даудов. – Он первым гниль почуял… П-паскуда…

Игнат криво усмехнулся и покачал головой.

– Какой же ты неласковый, братец… А не ты ли на меня настучал, а?

– Не хрен было заложников кончать… – прохрипел «Хан», с ненавистью глядя на «Алхимика».

– Ну должен же я получать удовольствие от грязной работы! – заулыбался Арьков, доставая второй шприц.

«Сыворотка правды» подействовала не сразу, но вот напряжённые мышцы Даудова словно сдулись в релаксе, а бешенство во взгляде заместилось сонливым равнодушием.

Присев на корточки, Игнат раздельно произнёс:

– Кто контактировал с «Ностромо»?

Зелимхан хихикнул, что выглядело пугающе.

– Это сейчас так говорят, чтобы засекретить поглуше, – невнятно выговорил он. – Раньше того парнишу называли «Хилером», а вообще-то у него имя есть – «Миха».

– Как на него выйти?

– Никак… – Глаза Даудова бессмысленно блуждали по облакам, плывущим в синеве.

– Кто его видел хоть раз?

– «Росита» с ним дня два провела, хе-хе… Марина Исаева. Она вообще-то в ПГУ раньше работала, но почему-то перевелась к Григоренке…

– И где «Росита» сейчас?

– В Средней Азии, что ли, на задании…

– Она здесь живёт? В Москве?

– В Москве…

– Как её найти?

– Ищи её, – прохрипел Зелимхан, – свищи её…

Лицо его внезапно обмякло, будто проседая внутрь, а чёрные зрачки замерли, стекленея и отражая рваное облачко в невинной выси.

– Переборщил маленько… – заворчал Игнат, касаясь пальцами бычьей шеи Даудова. Сердце Зелимхана не билось.

– «Роси-ита»… Ты где-е? – запел «Алхимик», выпрямляясь и окидывая взглядом место преступления. – Ау-у! Я иду за тобо-ой…

Зашвырнув пустые шприцы в Раменку, Арьков потрусил обратно, старательно чередуя вдох и выдох.

Понедельник, 28 апреля 1975 года, вечер
Первомайск, улица Революции

После дурацкой погони меня ощутимо потряхивало. Я и корил себя, и стыдил, а страх всё равно возвращался. Сперва доставали эмоции. Я дёргался от щелчка двери, от громкого голоса и просто оплывал ужасом, стоило неподалёку затормозить машине.

«Всё?! Это за мной? Это за мной!»

За день я устал пугаться, и тогда за меня взялось рациональное начало.

«Действительно, чего бояться? – размышлял я. – Таких, как ты, дружок, не хватают на улице. Тебя будут исследовать, как энтомолог изучает редкое насекомое, – окружат незримым вниманием, и ты даже не почувствуешь, как тебя наизнанку вывернут!»

В итоге страху только прибавилось, навязчивого, неистребимого. Он налипал, как грязь на сапоги. Я маялся, терзаясь одной-единственной думой: «Ведут – не ведут?» Самое скверное в моём положении заключалось в невозможности хоть в чём-то убедиться. Может, все мои тревоги зряшные! Только вот как проверить, что облава не удалась? Если ты под наблюдением, как ощупать колпак, под который угодил? Скачи, зайчик-побегайчик, петляй! Лисичка-сестричка не вильнёт рыжим хвостом, выдавая себя!

А сразу после школы резко пошёл на поправку – я страшно обозлился на себя, на Ю Вэ, на всех подряд.

«Для вас же стараюсь, – шипел, давясь слюною, – отдуваюсь тут за трудоспособное население, а вы меня за красные флажки?!»

И, радуя маму, слопал две порции пюре с котлетой, под капусточку квашеную, под огурчики маринованные. Да ну их всех к чёрту, думаю. Собрался и пошагал в гараж – «Шоу должно продолжаться!».

Долго возился, ударным трудом наколотив целую стопку страниц, разбивая сведения на несколько блоков.

Поведал Юрию Владимировичу о тех деятелях в зажравшихся Штатах и стремительно голубеющей Европе, которых можно легко завербовать, поймав на извращениях, жадности или обезьяньем желании хайпануть. Солидный список получился!

Рассказал, как мог, о лазерах с двойной гетероструктурой и «квантовых точках», о литий-ионных батареях и прочих интересных вещах – пускай профессору Алфёрову со товарищи полегче будет.

Выдал ТТХ ракеты «Трайдент1» и атомарины типа «Огайо».

К вечеру я до того уработался, что все мои страхи вместе с прочими эмоциями слились, как вода из ванной, заместившись тупым равнодушием. Последним усилием убрал фотоувеличитель «Ленинград», бачок и прочие причиндалы. Ещё одно подмётное послание готово.

Насколько я понимаю, обычным путём до Москвы ему не добраться – дежурный из Конторы изымет письмо на почтамте. Ну это уже не моя вахта. У меня задача попроще – закинуть цидульку в ящик, да так, чтобы не пришлось опять скакать по чужим огородам.

– На всякую хитрую задницу, как говорится… – прокряхтел, вытаскивая ящик с театральными принадлежностями.

Я помял в руке брюнетистый парик «Михи». А вот и нашлёпка, она же «прищепка». «Нетушки, спасибо, – покачал головой, – этот образ уже отыгран, хватит с меня. Прикинемся тем, кто я есть, – дедом!»

Седых париков хватало, я выбрал тот, что покороче, и приладил себе на голову. Посадил на медицинский клей бородку и усы. Глянул в зеркало – хоть сейчас на рекламу баскетов и трипсов от «Ки-Эф-Си»! Копия – полковник Сандерс[29]. Стоит добавить к портрету очки… Нет-нет, не в стиле Поттера или Леннона, а вот эти, в роговой оправе. О, вот теперь выгляжу фактурно!

Паричок я прижал старой шляпой дяди Вовы и накинул на плечи его же серый пиджачок с кожаными заплатками на локтях. Дядя ещё осенью отказался от бамбуковой трости, уверив меня, что я-де его исцелил полностью, хоть на одной ножке скачи, а вот теперь палочка и пригодилась.

Вооружившись ею, я спрятал письмо в кармане пиджака и двинулся искать приключений на нижние девяносто, из которых, по режиссёрскому замыслу, должон песок сыпаться.

Солнце кануло за смычку земли и неба, но до темноты ещё далеко. Наступил тот час, когда мир заполняет сплошная тень, подкрашенная сумеречной синькой. В неверном свете окружающее размывается, теряя чёткость очертаний, – значит, можно не заморачиваться гримом, рисуя морщины на гладком лбу.

Сутулясь и прихрамывая, я покинул двор, опираясь на палку. Освоить старческую походку оказалось несложно, но это просто мука какая-то! Еле плестись вместо того, чтобы «весело шагать по просторам»!

Покряхтывая и стуча палкой, я неторопливо смешался с нарядной толпой у кинотеатра. «Зорро», вечерний сеанс.

Накрашенная девушка воззвала жалобно:

– Нет лишнего билетика?

– Нет, внученька, – проскрипел я, вживаясь в роль старпёра. Даже взглядом не проводил хорошенькую «внучку» – моим вниманием завладел фургончик «УАЗ452», стоявший возле универмага. «Буханка» вполне могла использоваться для наблюдения. Не смотреть туда, не смотреть!

Подрагивавшей рукой я достал конверт и неторопливо опустил его в почтовый ящик. Потоптался чуток, да и пошкандыбал себе дальше. Придётся тащиться до самой площади, там перейду улицу. Через дом с аркой вернусь в гараж. Всё, помчались…

Вторник, 29 апреля 1975 года, день
Москва, Кремль

– Объявляется перерыв!

Зал заседаний загудел, как чудовищный улей, разнося эхо по всему Дворцу съездов. Члены и кандидаты в члены ЦК КПСС подхватывались, бочком двигаясь по рядам, толпились в выходах, возбуждённо гомоня, а нередко и выражаясь – никто просто не ожидал, что обычный скучный Пленум превратится в захватывающее зрелище, в яростную битву идей. Даже старые опытные зубры из обкомов, пересидевшие и Сталина, и Хрущёва, выглядели растерянными – весь ритуал как будто переписали. Никаких парадных речей и убаюкивающего славословия – первые лица государства вывалили на присутствующих столько «отдельных недостатков», что гневные филиппики самых злостных диссидентов воспринимались как милый детский лепет.

«Когнитивный диссонанс!» – подумал Брежнев с усмешкой, про себя щегольнув учёным словечком. Покидая президиум, он оглянулся на Суслова. Михаил Андреевич о чём-то тихо спорил с Косыгиным, а рядом с ними стоял Андропов, по очереди внимая каждому.

За спиной Юры, как взвод за старшиной, неуверенно переминались приглашённые – спецы мирового уровня.

Низкорослый Канторович с обширной плешью постоянно оглядывался, словно желая лишний раз убедиться – вокруг явь. Благодушествуя, генсек спустился в пустеющий зал.

– Витя! – подозвал он Кириллова, маячившего поблизости.

Прикреплённый[30] тут же подошёл, вытягивая из кармана начатую пачку «Дуката».

– Один ты меня понимаешь, – добродушно пробурчал Брежнев.

– Так вы ж с утра без курева! – заулыбался Виктор, щёлкая зажигалкой. – Хорошо сказали, Леонид Ильич, душевно!

– Да-а? – Генеральный затянулся, жмурясь от удовольствия.

– Ага! Особенно про халатность, про бесхозяйственность… Вот ей-богу – к стенке бы ставил всех этих коекакеров!

Брежнев засмеялся, пыхая дымом. Оглянулся на Суслова. Всё, помирились вроде… Да, руки жмут, Канторович сияет… Похоже, нынешний день для академика – праздничный.

«Михаил Андреич на моей стороне, – рассуждал генсек, остужая мысли, – Юра – тем более… На Косыгине всё народное хозяйство… Стоит просто не мешать ему с перестройкой, и Алексей будет держать нейтралитет. А коли ещё и поддакивать стану да шугать всяких ревнителей устоев… Точно получу сильного союзника. Громыко… Этот не выступит за, но и не пойдёт против, если оставить ему МИД. Оставлю… Хм. А вот с Гречко мы явно не сработаемся. И на пенсию не выгонишь, упрётся. Придётся… Да, придёся убирать! – Он зло сощурился: – Что, не нравится? Так какой же из тебя вождь тогда? А вот Устинов в Минобороны – самое то. Пономарёв… Ну с этим позже. Сначала – МВД…»

Докурив, Брежнев аккуратно загасил окурок о край урны и поискал глазами Шелепина. Александр Николаевич не совершал, как все, набега на банкетный зал, а сидел с краю, вытянув ноги в проход, и слушал, что ему вполголоса рассказывал Харазов – Валерий Иннокентьевич сгибался к Железному Шурику, держась за спинку красного кресла, и чудилось – вот-вот ляпнется на колени председателя ВЦСПС.

Ухмыльнувшись, Леонид Ильич приблизился к парочке, и Харазов пугливо удалился.

– Александр Николаич, разговор есть.

Шелепин, настороженно глядя на Генерального, заскрёб ногами по полу, пытаясь выпрямиться и встать, но Брежнев успокаивающе махнул рукой: сиди уж.

– Недавно мы получили информацию от очень осведомлённого источника, которому просто приходится верить, – неторопливо заговорил он. Усевшись на ручку кресла, генсек облокотился о мягкую спинку. – Так вот… То, что докладывали о тебе разные доброхоты, оказалось полной ерундой. Вот такие дела… Если честно, меня пугали, что Шурик вот-вот затеет переворот, как с Никитой. И отправится на дачу ещё один пенсионер союзного значения…

– Ну, если честно, – усмехнулся Шелепин, – разные мысли приходили в голову.

Брежнев покивал понятливо.

– На этом Пленуме, Александр Николаевич, тебя должны были вывести из Центрального Комитета, – раздельно проговорил он. – Но есть один… м-м… человек вступился. Выдал на всех такие досье, что…

– Тот самый источник? – перебил его Шелепин.

– Да, – молвил генсек в задумчивости. – В общем… Сделаем так. Мы тут пару раз честность упоминали… Вот это в тебе есть – ты не то что дачей, даже машиной не обзавёлся! Потому и хочу двинуть тебя в министры внутренних дел. Потянешь?

Глаза у Железного Шурика заблестели, но натура взяла своё.

– Николай Анисимович[31] вроде вполне справляется… – осторожно заметил он.

– Неисправим! – хохотнул Брежнев, качая головой. – Щёлокова мы снимем, пока он беды не натворил, но ни званий, ни наград лишать не станем. С почётом проводим на пенсию, не обидим. Можешь устроить Николая Анисимовича своим помощником или советником, да хоть заместителем. Дело вообще-то не в нём. Просто такая гниль изо всех щелей полезла, что страшно делается! Взяточники, спекулянты… Уголовщина повсюду, даже в ЦК просочилась! Мафия самая настоящая, как «Коза ностра» какая-нибудь! И вот чтобы с нею справиться, нужен человек сильный, волевой, а главное, неподкупный. Всего я тебе не расскажу, – усмехнулся он, словно намекая, – не дорос. Ну так расти!

– Я согласен, Леонид Ильич, – сказал Шелепин позванивавшим от волнения голосом.

Брежнев успокоенно кивнул, покидая кресло.

– Проходите, проходите, товарищи! – долетел голос из фойе.

Генеральный секретарь ЦК КПСС повернул голову в сторону известнейшего занавеса-панно с барельефом Ленина и твёрдой уверенной поступью пошагал к президиуму.

Вечер того же дня
Первомайск, улица Кирова

– Мам, я в бассейн! – соврал я.

– Не задерживайся, ладно? – донёсся голос из кухни. – А то всё остынет!

– Я недолго!

Выскочив на улицу, почти сразу влез в подоспевшую «гармошку» – сочленённый «Икарус», белый с красной полосой[32]. Плюхнулся на сиденье, по неистребимой детской привычке мостясь у окна – чтоб лучше видеть коловращение жизни.

Трафаретная надпись взывала: «Лучший контролёр – совесть пассажира», и я честно кинул пять копеек в автобусную кассу-копилку. «Икарус» заворчал, выворачивая с остановки, заскрипел, захлопал дерматиновым тамбуром-гармошкой и покатил, добродушно взрыкивая.

Губы уксусно скривились, стоило подумать, до чего же разлад в личной жизни поднял мой КПД. Вместо того чтобы томно вздыхать при луне и целоваться в укромных уголках, я кручусь-верчусь, бегаю как посоленный, все скрепы заготавливаю, чтоб ни одна сволочь не смела вальнуть Союз ССР…

В салоне горели яркие лампы, из-за чего улица Ленина за окнами казалась погружённой во мглу. Темнота – друг молодёжи. И шпионов.

Я поморщился, тут же вскакивая. Чуть не пропустил свою остановку!

Выйдя у медтехникума, пошагал дальше по сузившейся улице Ленина – автобусы сюда не ходили, сворачивая на Одесскую. Ну мне тут недалеко, а ходить полезно.

На улице Кирова горели редкие фонари, слышался гомон дружной компании, а где-то крутили пластинку – Мирей Матье извинялась за свой детский каприз[33].

Свернув в тёмный переулок, где лениво брехали собаки да заполошно кудахтали куры, я оказался у высокого забора, сколоченного из щелястых досок, добросовестно выкрашенных извёсткой. Пока всё так, как объяснял Алон. За оградой прячется плодоовощная база, её найдёшь с закрытыми глазами – по запаху гнили. А вот и сторожка.

Я постучал в фанерную стенку, как условлено – два удара с паузой, три подряд. Прислушался, замерев, – скрипнула дверь. Донеслись гулкие шаги, и в темноте зазвучал чуть придушенный голос:

– Кто там? База закрыта!

– Мне нужен Леви Шавит, – негромко сказал я и зачитал из Каббалы, будто упражнялся в тёмных искусствах: – Ана бэкоах, гдулат йаминха татир црура.

Это был пароль. Я расслышал дыхание Леви.

– Барух шем… квод малкуто леолам ваэд… – запинаясь, пробормотал он отзыв. – Это… «Миха»?

– Я, – говорю деловито. – Ручка и бумага найдутся? Мне нужно передать совсекретные сведения.

– Сейчас я!

Шавит метнулся прочь, а я малость расслабился, оглядываясь окрест. Вроде всё тихо.

Мне очень повезло, что Рехавам Алон оказался из тех раввинов, кто не вторил бездумно ветхозаветным максимам, а склонялся к постижению новых истин. Признав меня Мессией, он обрёл смысл в жизни – и упростил мою задачу. Я ничего Алону не доказывал – он внимал каждому слову как великому откровению. Более того, Рехавам, этот полковник в отставке и думающий аналитик Моссада, сам постоянно утверждался в глазах «Михи», предлагая свои услуги, в том числе весьма щекотливого свойства. Его «мальчики» ликвидировали Збига Бжезинского, здорово облегчив исполнение моего плана. Как не порадеть за такого соратника?

– Пишу! – выдохнул Леви по ту сторону забора.

– Диктую, – отозвался я, припоминая, как совсем недавно скрывался от Леви и Хаима. – Двадцать третьего сентября этого года… Ицхак Рабин при посредничестве Киссинджера… заключит с Египтом промежуточное соглашение… по отводу Армии обороны Израиля с Синайского полуострова. А уже десятого октября… арабам вернут часть Синая. Садат скажет, цитирую: «Я получу эти земли в обмен на клочок бумажки!» Этого нельзя допустить…

– Правильно! – горячо сказал Шавит. – За что боролись? – и тут же спохватился: – Пишу, пишу…

– Полуостров при арабах… всё равно будет пуст и заброшен, разве что террористы всякого пошиба схоронятся на нём, – продолжил я диктовать с расстановкой. – Двадцатого декабря семьдесят шестого года Ицхак Рабин подаст в отставку. Газетчики пронюхают, что у его жены Леи Рабин есть зарубежный счёт в США. Вторая причина – противостояние Рабина с Шимоном Пересом. Счёт нужно немедленно закрыть, а Переса с Рабином – заставить сотрудничать! Иначе уже семнадцатого мая семьдесят седьмого года… произойдёт своего рода переворот – на выборах в Кнессет партия «Херут» во главе с Менахемом Бегином приведёт к власти правоцентристский блок «Ликуд». Бегин станет чуть ли не брататься с арабами! В ноябре Садат прибудет в Иерусалим, а в декабре Бегин отправится с ответным визитом в Каир. Возможно, что с ликвидацией Бжезинского они уже не подпишут соглашение о полной сдаче Синая, но лучше перебдеть, чем недобдеть. Записал?

– Щас… Ага!

– И ещё одна важная информация уже не политического, а экономического свойства.

– Пишу!

– У побережья Израиля находится Левантийский нефтегазоносный бассейн, – делился я своим послезнанием. – Месторождение Тамар находится вблизи израильско-ливанской морской границы, в девяноста двух километрах от берега. Запасы газа составляют триста миллиардов кубометров.

– Ого! – впечатлённо ахнул Шавит. – Пишу.

– Пиши. Ещё большее месторождение – Левиафан – расположено в сорока семи километрах к юго-западу от Тамар и в ста тридцати пяти километрах от Хайфы. Запасы – более шести триллионов кубов газа и полтора миллиарда баррелей нефти.

– Ну ничего себе! – воскликнул Шавит. – Вообще… Пишу.

– А у меня всё, – развёл я руками, хотя собеседник и не мог меня видеть. – Я, конечно, дико извиняюсь, что тебе придётся долго корпеть над шифровкой…

Леви захихикал.

– А куда мне спешить? Завтра отосплюсь! Тода-раба![34] Большое-пребольшое спасибо!

– Большое-пребольшое пожалуйста!

Не переставая шарить глазами вокруг, я бочком прошёл вдоль забора, чтобы не угодить под свет фонарей, и свернул на Кирова.

Понятия не имею, что станет делать «рабби» Алон, кого он подключит и чего добьётся… Хм. А чего добился вечно угрюмый Бегин? Лишился Синая? «Мир за землю», ага… Ну землю-то он отдал, а вот покоя так и не дождался.

Я поёжился, хотя было тепло. Лезу во внешнюю политику без спросу… Как бы по шее не схлопотать от официальных лиц!

«Ничего, – фыркнул я, – нашлю на них группу Рехавама! Будут знать, как маленьких обижать…»

Полчаса спустя
Первомайск, улица Дзержинского

Я вышел у сквера Победы, за пару остановок от дома. Пройтись захотелось, не набродился ещё. Привыкнув таиться, я полюбил вечерние прогулки – в темноте легче скрыться. Сольёшься с любой тенью – и нет тебя.

А ещё в сумерках слышнее звуки и явственнее запахи. Дойдя до угла Дома Советов, я перешёл пустынную улицу Шевченко, выбираясь к гастроному. Из форточек райкома тянуло табачным дымом и застарелым запахом бумаги, по улице гуляли цветочные ароматы, словно целая рота влюблённых промаршировала, а от магазина наплывал густой хлебный дух. Народ шёл и переговаривался, почти невидимый в потёмках:

– Да я тебе говорю!

– Та ты шо…

– Откуда, откуда… Оттуда!

– Нет, ну правда!

– Да вчера выбросили в «Военторге» – и как раз мой размер!

– Устроился уже? Куда?

– Та на «Фрегат»!

– Ну и правильно. Говорят, там с квартирами попроще…

– Алка-а! Ты где?

– Бегу-у… Девчонки, он такой дурачок!

«Как будто про меня…» – покривился я и сделал попытку отстраниться от печальной действительности. Тут из квартиры напротив, где люстру потушили и только голубые отсветы телеэкрана прыгали по стенам, донёсся голос диктора:

– …в связи с тридцатилетием победы советского народа в Великой Отечественной войне ЦК КПСС и Совет Министров СССР устанавливают дополнительные льготы для инвалидов войн и семей погибших военнослужащих…

Прохожу мимо полуоткрытых окон, ёжась в душе. Страна медленно, почти незаметно становится другой – по чуть-чуть. Незримые течения несут микроскопические перемены, их делается всё больше. Миллионы работяг, инженеров, учёных, партийцев вовлекаются в общее движение, почти неосознаваемое, без видимой цели, – люди просто живут. И лишь я один замечаю разницу.

Отличия невелики, но они нарастают, множатся, обретают значимость. Хм. Зря я, наверное, так себя выделяю, ведь есть же ещё несколько посвящённых в тайны будущего. Андропов должен был обо всём доложить хотя бы Брежневу. Возможно, и Суслов в курсе. Да точно! Ведь промелькнули же во «Времени» кадры из Камбоджи, как там вьетнамцы колошматят полпотовцев! В той истории, которую я помню, такого точно не было. Значит, похлопотали наши!

А откуда вдруг возникли статьи, критикующие «лжесоциалистические потуги» Менгисту Хайле Мириама в Эфиопии? Раньше их просто не могло быть. Советские идеологи тогда радостно потирали руки – ага, ещё одна страна выбрала «некапиталистический путь развития»! А нынче, выходит, не видать эфиопам щедрой братской помощи. Ну и правильно, обойдутся…

Звуки возни не сразу привлекли моё внимание, но вот испуганно вскрикнула девушка, и я на чистом рефлексе кинулся на голос. Терпеть не могу, когда девочек обижают!

В маленьком скверике напротив моего дома трое парней приставали к барышне то ли семнадцати, то ли двадцати семи годков – в чересполосице света и теней я различал лишь модное платье-сафари да стройные ножки.

Молодцы, разгорячённые креплёным вином, лезли к девушке своими грязными лапами, пытаясь задрать подол.

– Да чё ты строишь из себя? – доносилось членораздельное мычание. – Ну покажь, покажь ляжку… А дойки какие! Дай помацать! Чё ты? Ну просто дай! Гы-гы-гы!

Я не кричал, предупреждая о себе. Молча подскочил и врезал по почкам первому в очереди, переходя на сверхскорость, иначе с такими лбами не справиться. Парнишу выгнуло, и в свете фонаря мелькнуло губастое лицо с вытаращенными от боли глазами. Я добавил ребром ладони по горлу и развернулся к следующему, отрастившему длинные волосы, но забывавшему их мыть, из-за чего пегие космы слиплись сосульками. Моя растопыренная ладонь ударила грязнулю в мощную грудину.

– Х-ха! – выдохнул волосатик, улетая в кусты. Бедный шиповник…

Третий супротивник, жутко конопатый тип с рыжей порослью на бритой голове, не счёл себя лишним, а бросился в атаку – и нарвался на мой кулак. Я содрогнулся, ощущая, как костяшки погружаются в мягкое брюшко, нащупывая солнечное сплетение. Рыжий кувыркнулся назад, складываясь пополам.

Оглянувшись на губастого, натужно перхавшего и размазывавшего слёзы по сморщенной физиономии, я вежливо сказал девушке, даже не запыхавшись, чем по-детски загордился:

– Извините, что так жёстко. Давайте я вас лучше провожу.

– Миша…

Я остолбенел, узнавая голос.

– Ин-на? – Даже заикаться стал от волнения. – Т-ты… что здесь делаешь?

Дворская вышла из тени. Рассеянный жёлтый свет обрисовал её фигуру, которую я шутя называл двояковыпуклой.

– А я сюда уже третий день хожу… – слабо пролепетала девушка, несчастно косясь в сторону. – Бродила тут… Сидела на лавочке у подъезда… А вчера даже поднялась на площадку. Постояла и ушла. Мишечка… – Склонив голову, она беззвучно заплакала, только плечи затряслись.

– Ну что ты… – забормотал я, неуклюже обнимая свою потерю. – Инка… Ну перестань…

Дворская с неожиданной силой прижалась ко мне, обвивая шею гладкими руками.

– Миша… Мишенька… – Она плакала и говорила взахлёб, отрывисто и бессвязно. – Прости, прости, пожалуйста… Я такая дура была! Самой стыдно… Простишь?

Инна подняла мокрое лицо, и я принялся целовать её губы, нос, щёки, чувствуя горькую соль – и задыхаясь от нежданной радости.

– Да куда ж я денусь? – прошептал, зарываясь пальцами в золотистые волосы, губами дотягиваясь до лба и чёлки. – Чудушко ты моё…

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Джек Ричер, бывший военный полицейский, после увольнения колесит по всей Америке, наслаждаясь свобод...
Джек Ричер приезжает в Маргрейв с загадочной, но вполне мирной целью и… тут же попадает в полицейски...
Где бы ни появился этот крупный, угрожающего вида мужчина, всем бросается в глаза, но, когда нужно, ...
Многомиллионную аудиторию поклонников легендарного Ника Вуйчича всегда интересовало, как его родител...
Именно в тот момент, когда ты чувствуешь себя хозяином жизни, судьба наносит самые страшные удары. З...
Дженнифер ведет обычную жизнь, занимается маркетингом и все свободное время тратит на работу. Ее пес...