Джек Ричер, или Без второго имени (сборник) Чайлд Ли
– Я что-то неправильно понял?
– Проваливай, мальчишка! – рявкнул мужчина.
– Тебе не следовало вмешиваться, – заговорила вдруг женщина.
– А я не вмешиваюсь, – ответил Ричер. – Я просто стою на улице.
– Иди постой на другой улице, – заявил мужчина.
Джек повернулся и посмотрел на него.
– Кто-то умер и назначил тебя мэром? – спросил он.
– У тебя длинный язык, мальчишка. Ты не знаешь, с кем говоришь. И ты об этом пожалеешь.
– Ты имеешь в виду, когда сюда придут другие люди? Потому что сейчас здесь только я и ты. И я не представляю, как могу об этом пожалеть, – во всяком случае, о себе, если только у тебя нет денег.
– Денег?
– Для меня. Денег, которые я возьму.
– Ты собираешься меня ограбить?
– Нет, не грабить, – сказал Ричер. – Тут скорее исторический аспект. Старый принцип. Нечто вроде традиции. Ты проигрываешь войну – и отдаешь казну.
– Значит, между нами война, между тобой и мной? В таком случае ты проиграешь. Мне наплевать, насколько ты большой, вскормленный деревенской кукурузой мальчишка. Я надеру тебе задницу. И надеру ее сильно.
Женщина все еще находилась на расстоянии шести футов. И по-прежнему не двигалась. Ричер снова посмотрел на нее.
– Мадам, этот джентльмен – ваш муж или родственник, вы связаны с ним профессионально или каким-то иным образом?
– Я не хочу, чтобы ты вмешивался.
Джек понял, что она младше мужчины. Ненамного. Наверное, ей двадцать девять лет. Блондинка с бледной кожей. Если не считать красного отпечатка, оставшегося от пощечины, она очень неплохо выглядела – но как женщина постарше. И еще она была худой и явно нервничала. Может быть, ее жизнь наполняли стрессы. Свободное летнее платье доходило до колена. Через плечо висела дамская сумочка.
– Тогда хотя бы скажите, с чем вы не хотите, чтобы я связывался. Это случайный человек, донимающий вас на улице? Или нет?
– А какие еще возможны варианты?
– Может быть, домашняя ссора. Я слышал про парня, который подрался с другим мужчиной, а потом жена того мужчины ужасно на него рассердилась, потому что он причинил вред ее мужу.
– Я не замужем за этим человеком.
– У вас к нему какой-то интерес?
– Ты о его благополучии?
– Полагаю, мы говорим именно об этом.
– Вовсе нет. Но тебе нельзя вмешиваться. Так что уходи. Я с ним разберусь.
– А почему бы нам не уйти вместе?
– Сколько тебе лет?
– Вполне достаточно, – ответил Ричер. – Во всяком случае, чтобы ходить с кем-то по улицам.
– Я не хочу брать на себя ответственность. Ты еще мальчик. Ты невинный свидетель.
– Этот человек опасен?
– Очень.
– Но он таким не кажется.
– Внешность бывает обманчивой.
– Он вооружен?
– Только не в городе. Он не может себе это позволить.
– Так что же он собирается делать? Утопить меня в собственном поту?
Это переполнило чашу. Мужчина вышел за точку кипения, возмущенный, что о нем говорят так, словно его здесь нет, разозленный тем, что его назвали потным, хотя тут не могло быть ни малейших сомнений, – и бросился на Ричера. Полы пиджака разлетелись в стороны, галстук взмыл вверх, рубашка прилипла к коже. Джек имитировал движение в одну сторону, сам же сместился в другую, и мужчина пронесся мимо, Ричер сделал подсечку, его противник споткнулся и упал. Однако тут же вскочил, но Джек успел отступить и подготовиться к следующей атаке. Она оказалась точной копией предыдущей, вот только Ричер немного помог своему противнику, использовав вместо подсечки удар локтем в голову. У него получилось практически идеально. В свои неполные семнадцать Джек напоминал новую машину, все еще блестящую и только что смазанную, гибкую, эластичную, прекрасно координированную; нечто похожее на совместный продукт НАСА и «Ай-Би-Эм», сделанный по заказу Пентагона.
На этот раз мужчина постоял на коленях немного дольше. Ему мешала подняться жара. Ричер решил, что на открытых пространствах температура достигает почти сорока градусов. Может быть, в Центральном парке. Какая-то небольшая метеостанция. Но в кирпичных каньонах Уэст-Виллидж температура могла доходить и до пятидесяти. И еще влажность. Ричер был в старых брюках цвета хаки и голубой футболке, и они выглядели так, словно он только что вышел из реки.
Мужчина поднялся на ноги и остался стоять, опираясь руками о колени и тяжело дыша.
– Давай забудем об этом, старик. Найди кого-нибудь другого и бей его.
Ответа не последовало. Так продолжалось довольно долго, словно мужчину раздирали сомнения и он рассматривал все доводы «за» и «против». Плюсы и минусы. Победа и поражение.
– Ты можешь досчитать до трех с половиной? – наконец спросил мужчина.
– Думаю, да, – ответил Ричер.
– Именно столько часов у тебя есть, чтобы покинуть город. После полуночи ты – мертвец. И до этого, если я тебя увижу.
После чего мужчина выпрямился и быстро зашагал в сторону Шестой авеню, словно принял решение; его каблуки стучали по горячему камню, точно у деловитого целеустремленного человека, который только что вспомнил про важное дело. Ричер смотрел ему вслед, пока мужчина не скрылся из вида, после чего повернулся к женщине.
– Куда вы пойдете? – спросил он.
Она указала в противоположном направлении, в сторону Вашингтон-сквер.
– Тогда с вами все будет в порядке, – заметил Ричер.
– У тебя есть три с половиной часа, чтобы уехать из города.
– Я не думаю, что он говорил серьезно. Он сбежал и просто хотел сохранить лицо.
– Уж поверь мне, он говорил совершенно серьезно. Ты ударил его по голове. Господи…
– Кто он такой?
– А ты?
– Случайный прохожий.
– Откуда?
– Сейчас из Пхоханга.
– Проклятье, где это?
– Южная Корея. Лагерь Маджук. Морская пехота.
– Ты из морской пехоты?
– Сын морского пехотинца. Мы едем туда, куда отец получает назначение. Но сейчас школа закончилась, и я путешествую.
– Один? Сколько тебе лет?
– Осенью будет семнадцать. Не беспокойтесь обо мне. Я не из тех, кто получает пощечины на улице.
Женщина ничего не сказала.
– Кто этот тип? – спросил Ричер.
– Как ты сюда добрался?
– На автобусе до Сеула, на самолете до Токио, потом самолетом до Гаити, самолетом до Лос-Анджелеса, самолетом до Международного аэропорта Кеннеди, автобусом до Автобусного терминала Портового управления. Дальше шел пешком.
«Янкиз» уехали в Бостон, что стало большим разочарованием. Ричер считал, что этот год станет для них особенным. Погоду в команде делал Реджи Джексон. Долгая засуха заканчивалась. Но не повезло. На стадионе было темно. Альтернативой являлся стадион Ши, «Чикаго кабс» против «Нью-Йорк метс»[5]. В принципе, Ричер ничего не имел против бейсбола «Метс» как такового, однако тяга к центру города победила. Он решил, что пройдется по Вашингтон-сквер и поищет девушек из летней школы Нью-Йоркского университета. Одна из них может согласиться пойти с ним на свидание. Или нет. Но оно того стоило. Он всегда оставался оптимистом, и его планы были гибкими.
– Как долго ты собираешься путешествовать? – спросила женщина.
– Теоретически я свободен до сентября.
– И где ты остановился?
– Я только что приехал. Пока еще не решил.
– А твои родители не против?
– Мама за меня тревожится. Он читала в газете про Сына Сэма[6].
– Ей следует волноваться. Он убивает людей.
– Главным образом он охотится на сидящие в машинах пары. Так пишут газеты. С точки зрения статистики маловероятно, что я стану его жертвой. У меня нет машины, и пока я один.
– В городе есть и другие опасности.
– Я знаю. Мне нужно навестить брата.
– Здесь?
– В двух часах езды.
– Тебе следует отправиться туда прямо сейчас.
Ричер кивнул.
– Я должен был выехать на позднем автобусе.
– До полуночи?
– Кто этот тип?
Женщина не ответила. Жара не спадала, и воздух оставался густым и тяжелым. Приближалась гроза. Ричер чувствовал, как она собирается на северо-западе. Может быть, скоро начнется настоящая буря долины Гудзон, которая пронесется над медленной водой, между высокими утесами, как он читал в книгах. Свет мерк, смещаясь в пурпур, словно природа готовилась к чему-то грандиозному.
– Поезжай к брату, – сказала женщина. – И спасибо за помощь.
Красный отпечаток ладони на ее лице начал тускнеть.
– С вами все будет в порядке? – спросил Ричер.
– Со мной все будет хорошо.
– Как вас зовут?
– Джилл.
– Джилл, а дальше?
– Джилл Хемингуэй.
– Вы не родственница?
– Кому?
– Эрнесту Хемингуэю. Писателю.
– Я так не думаю.
– Вы свободны сегодня?
– Нет.
– Меня зовут Ричер. Было приятно с вами познакомиться. – Он протянул ей руку, и женщина ее пожала.
Ее рука оказалась горячей и влажной, словно у нее был жар. Впрочем, его ладонь тоже. При температуре в сорок градусов или даже больше, при отсутствии ветерка испарение практически отсутствовало. Лето в городе. Далеко на севере небо замерцало. Зарницы. Но дождь пока еще не начался.
– Как давно вы работаете на ФБР? – спросил Ричер.
– А кто тебе сказал, что я там работаю?
– Тот парень ведь гангстер? Организованная преступность? Дерьмо про его людей, о том, что я должен покинуть город, или мне конец… Угрозы… А вы с ним встречались. Он проверял наличие передатчика, когда положил руку вам на грудь. И он его нашел.
– Ты умный мальчик.
– Где ваша поддержка? Рядом должен находиться фургон, в котором слушают разговор.
– Это вопрос бюджета.
– Я вам не верю. Для города – возможно. Но только не для федералов.
– Отправляйся на встречу с братом. Это не твое дело.
– Зачем носить передатчик, если никто не слушает?
Женщина убрала руки за спину, опустила их вниз и принялась что-то делать – казалось, собиралась что-то достать из-за резинки нижнего белья. Из-под подола платья выпала черная пластиковая коробочка. Маленький кассетный магнитофон раскачивался на проводе на высоте ее колен. Она засунула одну руку в вырез платья, другой вытащила провод из-под подола, еще немного повозилась, после чего магнитофон оказался на тротуаре вместе с тонким черным проводом и маленьким микрофоном на конце.
– Разговор слушал магнитофон, – сказала она.
Маленькая черная коробочка была влажной от пота.
– Значит, я все испортил? – спросил Ричер.
– Я не знаю, как бы все пошло.
– Он напал на федерального агента. Это преступление. И я свидетель.
Женщина ничего не ответила. Она подняла кассетный магнитофон, обернула вокруг него провод, сняла с плеча сумочку и спрятала в нее магнитофон. Казалось, жара усилилась и ко рту и носу Ричера прижали влажное горячее полотенце. На севере снова замелькали зарницы, но их свет приглушал густой воздух. Дождя все не было. Никакой передышки.
– Вы намерены оставить все вот так? – спросил Ричер.
– Это совершенно определенно тебя не касается, – ответила женщина.
– Я с радостью расскажу о том, что видел.
– Дело едва ли попадет в суд в течение года. Тебе придется сюда вернуться. Ты хочешь лететь на четырех самолетах и ехать на двух автобусах из-за пощечины?
– Через год я буду в другом месте. Может быть, ближе.
– Или дальше.
– Звук пощечины мог остаться на записи.
– Мне необходимо нечто большее, чем пощечина. Адвокаты защиты поднимут меня на смех.
Ричер пожал плечами. Слишком жарко, чтобы спорить.
– Ладно, приятного вам вечера, мадам.
– Куда ты пойдешь? – спросила она.
– На Бликер-стрит, полагаю.
– Тебе туда нельзя. Это его территория.
– Или куда-нибудь поближе. На Бауэри. Там ведь повсюду играет музыка, верно?
– То же самое. Его территория.
– Кто он такой?
– Его зовут Крозелли. И вся территория севернее Хьюстон-стрит и южнее Четырнадцатой принадлежит ему. А ты ударил его по голове.
– Он – один человек. Ему меня не найти.
– Он – мафиозо. У него есть солдаты.
– Сколько?
– Около дюжины.
– Мало. Слишком большая территория.
– Он пустит слух. И о тебе станет известно во всех клубах и барах.
– Неужели? Он расскажет, что опасается шестнадцатилетнего парня? Я так не думаю.
– Ему ничего не нужно объяснять. Все будут стараться ему угодить и заработать побольше очков. Ты не продержишься там и пяти минут. Отправляйся к брату. Я серьезно.
– У нас свободная страна, – сказал Ричер. – Именно для этого вы и работаете, не так ли? Я пойду куда захочу. Я проделал слишком долгий путь.
Женщина довольно долго молчала.
– Ну я тебя предупредила, – сказала она. – Больше я ничего не могу сделать.
И зашагала в сторону Вашингтон-сквер.
Ричер остался стоять на месте, в одиночестве, на Уэйверли, то поднимая, то опуская голову в поисках глотка свежего воздуха; потом, после двухминутной паузы, последовал за ней и увидел, как она уезжает на машине, припаркованной в запрещенном месте. «Форд Гранада» 1975 года, синего цвета, с виниловой крышей и мощным радиатором. Автомобиль свернул за угол, словно наземная яхта, и скрылся из вида.
На Вашингтон-сквер оказалось гораздо меньше народа, чем ожидал Ричер. Из-за жары. Пара странных черных парней болталась здесь без особого смысла – вероятно, продавцы наркотиков, – и больше практически никого. Ни игроков в шахматы, ни людей, выгуливающих собак. Но у восточного края площади Ричер заметил трех девушек, входивших в кафе. Наверняка студентки, длинные волосы, загорелые, гибкие, быть может, года на два или три старше его. Он направился в их сторону, по пути оглядываясь в поисках телефона-автомата, и нашел работающий аппарат с четвертой попытки. Вытащив влажную монету из кармана, набрал номер коммутатора Уэст-Пойнта, который давно запомнил.
– Военная академия Соединенных Штатов, – послышался монотонный голос. – Куда мне перевести ваш звонок?
– Свяжите меня с кадетом Джо Ричером, пожалуйста.
– Оставайтесь на линии, – сказал голос, что Джек счел вполне подходящим ответом.
Уэст-Пойнт всегда держал линию против самых разных вещей, в том числе иностранных и домашних врагов, а иногда и прогресса. Уэст-Пойнт – это армия, что стало необычным выбором для старшего сына морского пехотинца, но Джо Ричер принял вполне осознанное решение. И пока утверждал, что все ему очень нравится. Сам Джек понятия не имел, что будет делать дальше. Нью-Йоркский университет, скорее всего, где есть женщины. Троица, зашедшая в кафе, выглядела очень неплохо. Однако он не строил планов. За шестнадцать лет в морской пехоте его от этого отучили.
Телефон гудел и щелкал, по мере того как звонок переводили с одной станции на другую. Ричер вытащил из кармана еще одну влажную монету и приготовил ее. Было без четверти девять, становилось совсем темно. И еще жарче, если такое вообще было возможно. Перед ним длинным узким каньоном расстилалась уходившая на север Пятая авеню. Далеко, над горизонтом, вспыхивали зарницы.
– Кадет Ричер сейчас не может подойти к телефону, – послышался другой голос. – Вы можете оставить для него сообщение?
– Пожалуйста, передайте ему, что его брат задержался на двадцать четыре часа. Ночь я проведу в городе, – сказал Джек. – Мы встретимся завтра вечером.
– Вас понял, – ответил новый голос без малейшего интереса, и в трубке послышались короткие гудки.
Ричер вернул вторую монету в карман, повесил трубку и направился к кафе на восточном краю площади.
Кондиционер над дверью кафе работал из последних сил, отчаянно вибрировал и грохотал, однако его старания никак не влияли на температуру воздуха внутри. Девушки сидели в кабинке для четверых, с высокими стаканами, наполненными кока-колой и кубиками тающего льда. Две из них были блондинками, третья – брюнеткой. Все являлись обладательницами длинных ног и идеальных белых зубов. На брюнетке были короткие шорты и рубашка с коротким рукавом и пуговками спереди. Блондинки щеголяли в коротких летних платьях. Они выглядели живыми, умными и полными энергии. В буквальном смысле американки из книги сказок. Таких девушек Ричер видел в старых засаленных экземплярах «Тайм», «Лайф» и «Ньюсуик» на Маджуке и других военных базах, где ему довелось жить. Именно такие девушки олицетворяли будущее, писали в журналах. Он любовался ими издалека.
А теперь стоял у двери под ревущим кондиционером и наблюдал за ними с небольшого расстояния. Однако Ричер не знал, что делать дальше. Жизнь на военных базах учит многому, но только не тому, как пересечь расстояние в пятнадцать футов, отделяющее дверь нью-йоркского кафе от кабинки. Все победы, одержанные им до этого момента, на самом деле были не победами, а общими экспериментами с девушками на военных базах, которые были такими же одинокими, как он, и испытывали такое же желание и отчаяние. У них имелся лишь один недостаток – их отцы были тренированными убийцами с весьма консервативными взглядами на жизнь.
Сидевшие за столиком студентки принадлежали совсем к другому миру. Очевидно, их родители не придерживались таких же жестких взглядов на воспитание, но в остальных отношениях с ними было гораздо сложнее.
Ричер медлил.
Кто не рискует, тот не выигрывает.
Он двинулся вперед, преодолел пятнадцать футов, подошел к столику и спросил:
– Вы не против, если я к вам присоединюсь?
Они посмотрели на него. Все трое выглядели удивленными. Девушки были слишком вежливыми, чтобы послать его куда подальше. И слишком умными, чтобы предложить сесть за свой столик. Нью-Йорк, лето 1977 года. Пожары в Бронксе. Сотни самоубийств. Сын Сэма. Иррациональная паника повсюду.
– Я здесь совсем недавно, – продолжал Ричер. – Может быть, вы подскажете мне, куда следует пойти, чтобы послушать хорошую музыку?
Никакого ответа. Две пары голубых глаз и одна пара карих молча смотрели на него.
– Вы собираетесь куда-нибудь пойти сегодня?
Первой заговорила брюнетка.
– Может быть, – сказала она.
– И куда?
– Пока не знаем.
К ним подошла официантка, не старше студенток, и Ричер встал так, чтобы у него осталась только одна возможность пропустить ее к столику – сесть. Как если б он увлекся разговором. Брюнетка тут же подвинулась, оставив дюйм между своим бедром и бедром Ричера. Виниловая скамья была липкой от жары. Джек заказал кока-колу. Для кофе было слишком жарко.
Наступило неловкое молчание. Официантка принесла Ричеру кока-колу. Он сделал глоток.
– Ты из нью-йоркского университета? – спросила сидевшая напротив блондинка.
– Я еще в средней школе, – ответил Ричер.
Она слегка смягчилась, словно он оказался редкой диковинкой.
– И где ты учишься? – спросила она.
– В Южной Корее, – ответил Ричер. – Военная семья.
– Фашист, – сказала она. – Проваливай.
– А чем зарабатывает на жизнь твой отец?
– Он адвокат.
– Сама проваливай.
Брюнетка рассмеялась. Она показалась Ричеру на дюйм ниже остальных, и ее кожа была заметно темнее. Стройная фигурка, похожая на эльфа. Ричер слышал это слово. Впрочем, оно мало что ему говорило. Он никогда не видел эльфов.
– Не исключено, что «Рамоунз» будут сегодня вечером выступать в CBGB. Или «Блонди»[7].
– Я пойду, если вы пойдете, – сказал Ричер.
– Это опасный район.
– По сравнению с чем? С Иводзимой?
– А где это?
– Остров в Тихом океане.
– Звучит симпатично. Там есть пляжи?
– Полно. Как тебя зовут?
– Крисси.
– Приятно познакомиться, Крисси. Я – Ричер.
– Это имя или фамилия?
– Оно единственное.
– У тебя только одно имя?
– Во всяком случае, используется только оно.
– Значит, если я пойду с тобой в CBGB, ты обещаешь держаться рядом?