Путь искупления Харт Джон
Девушка кивнула.
– А из этого следует, что она может отправиться в тюрьму до скончания своих дней или даже быть казнена. Это ты тоже понимаешь?
– Да.
– Ты считаешь, это справедливо?
Молчание.
Полная неподвижность.
– А что, если ее ранят во время задержания? На территории округа с десяток специально обученных бойцов из штата, которые ищут только ее. У каждого копа в штате есть ее фотография. А что, если ее подстрелят, или разобьют ей машину в хлам, или еще кого-нибудь ранят, если она начнет рыпаться? Что тогда с ней произойдет? Или всю жизнь в бегах? Ты в курсе, что в Северной Каролине не отменяли смертную казнь?
– Она велела мне ничего не говорить.
– Знаю, что велела. И знаю, почему. – Девушка при этих словах подняла глаза. – Не переживай. Я знаю, что там произошло.
– Она вам рассказала?
– Я все-таки коп… Сам догадался. И другие скоро тоже догадаются. – Девушка отвернулась, и Бекетт дождался, пока она опять не посмотрит на него. – Тебе говорит что-нибудь имя Билли Белл?
Да, это явно было так. Бекетт понял это по дрогнувшим рукам и мгновенно кинувшейся ей в лицо краске. Он не сомневался, что это краска стыда.
– Он работал у твоих родителей садовником. Я говорил с ним сегодня утром.
– И что?
Ченнинг была уже на пределе, и Бекетт специально стал говорить более жестко, поскольку «на пределе» – это все фигня. Ему было нужно, чтобы она окончательно сломалась.
– Он покупал наркотики для твоей матери. В основном у Брендона и Титуса Монро. Таблетки. Кокаин. Это продолжалось годами. Непреложный факт. Но ты ведь и сама знала? Что твоя мама употребляет. Что ваш садовник имеет к этому отношение, что у него есть определенные связи… Тебе захотелось познакомиться с этими «связями». Тебе и твоим друзьям и подружкам. Тебе захотелось побыть плохой девчонкой. Тебе захотелось острых ощущений.
Ченнинг вся сжалась, на миг в ее глазах промелькнул ужас. Вот тогда-то Бекетт и понял, что совершенно прав.
– Ты в курсе, что такое аффидевит?
– Да вроде.
– Это заочные показания под присягой, принимаемые судом. Билли Белл подписал такие сегодня утром. Не хочешь прочесть?
– Нет.
Бекетт вытащил из кармана сложенный листок бумаги и положил на стол.
– Ты могла бы в жизни не оказаться в том подвале, если б тебе с твоими дружками не захотелось пощекотать нервишки. Но это ведь все-таки произошло? Ты купила у братьев Монро наркотики, а потом они вернулись и похитили тебя. Это было не случайно. Они не просто повстречали тебя на улице.
– Это было только один раз! Пожалуйста! Мы просто хотели попробовать.
– Наркоту?
– Марихуану. Всего один разок!
– И они за тобой вернулись.
Ченнинг кивнула, едва заметно.
– В том, что случилось тогда в подвале, – только твоя вина. – Бекетт подался вперед, давя на нее всей своей коповской массой. – И в том, что случилось с Лиз, – твоя вина тоже. Я видел ее запястья. И вижу, как она сейчас разваливается на части!
Из горла девушки вырвался какой-то странный звук.
– Время сказать правду, Ченнинг. Взять на себя ответственность за то, что произошло в том подвале.
– А что будет с Элизабет, если я скажу?
Он откинулся на стуле.
– С Лиз будут взятки гладки. Все от нее отцепятся. Будет дальше жить, как жила.
Девушка отвернула голову, но Бекетт еще не закончил.
– Отвернуться проще всего, – произнес он. – Всегда проще. Единственный стоящий вопрос заключается в следующем: позволишь ли ты Лиз умереть с иголкой в вене[35] только потому, что тебе и твоей компании захотелось разок раскумариться? Тебя это устраивает? Смотри на меня! Это твой шанс все сделать правильно. Прямо здесь. Прямо сейчас.
Девушка медлила. Он дал ей время подумать.
– А Лиз знает, что вы сейчас делаете?
– Я сказал ей, что не стану.
– Тогда почему вы здесь?
– Потому что мне небезразличны люди, которых я люблю, чего бы это ни стоило.
– Вы любите ее? – спросила Ченнинг.
– Помимо собственной жены, лучших друзей у меня на данный момент нет.
Еще одну томительную минуту Ченнинг обдумывала его слова, и Бекетт уловил тот миг, когда она окончательно сломалась.
– Я сделаю это при одном условии…
– Каком?
Ченнинг рассказала ему, чего хочет.
Бекетт бросил взгляд на прозрачное с одной стороны зеркало, после чего пожал плечами и придвинул к ней по столу блокнот.
– Хорошо, давай.
Скованными наручниками руками девушка разгладила встопорщившиеся странички.
Бекетт держал ручку на виду.
– Но я хочу полное признание.
– Всё как на духу.
– На камеру и без купюр.
– Ради нее, – произнесла Ченнинг.
Бекетт кивнул.
– Ради Лиз. – Он передал ей ручку. – Потому что для тебя она сделала бы то же самое.
Бекетт посмотрел, как девушка пишет, а потом вырвал исписанный листок, сложил и сунул в карман. Через две минуты он был по другую сторону стекла, а Марш уже устанавливал видеокамеру, чтобы зафиксировать показания Ченнинг. Та выглядела какой-то съежившейся, но решительной.
Гамильтон приметил эмоции на лице Бекетта.
– Что это она вам передала?
– Записку, – ответил Бекетт.
– Можно взглянуть?
– Да мне плевать.
– Если так уж хотите эту записку, попробуйте для начала пристрелить меня нахрен. – Лицо Бекетта ясно говорило, что настроен он чертовски серьезно.
Гамильтон мог бы и поднажать, но зачем трудиться? Девчонка у него, и она готова говорить.
– А откуда вы знали?
– Про Билли Белла? – Бекетт пожал плечами. – Сегодня прямо с утра поговорил с садовником. Поначалу думал, что только мать покупала наркоту. А вышло, что все несколько поглубже.
– Да я не про то… Откуда вы знали, что Ченнинг будет говорить?
– А может, и не знал.
– Я видел тогда ваше лицо возле автомата с напитками. Вы сказали, что расколете ее за пять минут, а управились вообще за две. Вы точно знали.
– Лиз любит эту малышку. – Бекетт пригляделся к девушке сквозь стекло, изучил ее тонкие черты, припухшие глаза. – И я решил, что малышка, наверное, тоже ее любит.
Гамильтон на это не купился. Прислонился к стеклу и внимательно изучил лицо Бекетта.
– Я видел мужей, убивших своих жен; матерей, кончивших собственных сыновей… Ченнинг и детектив Блэк едва знали друг друга. Тут явно нечто большее.
– Не исключено.
– У вас есть версия?
– Может, ей просто нужно было признаться.
– Почему?
– Говорят, меньше знаешь – меньше любишь. – Бекетт приложил ладони к стеклу, размышляя о своей жене, начальнике тюрьмы и собственных горьких ошибках. – Кого мы знаем лучше, как не самих себя?
Запустили магнитофонную пленку, и процесс пошел. Посыпались вопросы, и девушка сбивчиво принялась на них отвечать. Как она познакомилась с братьями Монро. Где находилась, когда они ее похитили. Сотрудники полиции штата провели ее через все это, и как ни изумила их поведанная история, никто не сомневался в ее полной правдивости. Подробности были слишком сильными, эмоции – слишком реальными. Ченнинг рассказала про свечку, про матрас, про то, что они с ней вытворяли. Временами ее голос срывался, а иногда она вообще застывала, не в силах вымолвить ни слова. Рассказ об изнасиловании было настолько тяжело слушать, что он буквально потряс всех, кто находился рядом. Сорок часов девушка находилась неизвестно где. Сорок часов в лапах у монстров. Постепенно она дошла до той части, которая оторвала последний кусок от сердца Бекетта.
Даже Гамильтон, который, деревянно выпрямив спину, сидел за столом и размеренно задавал вопросы, к тому моменту заметно побледнел.
– Как вам удалось завладеть пистолетом?
– Я не стала делать того, чего он от меня хотел. Младший. Брендон Монро. Я не стала этого делать; тогда он меня опять ударил, опять укусил. – Она примолкла; взяла себя в руки. – Когда он в следующий раз это сделал, я тоже его укусила, вот сюда. – Ченнинг показала на мягкую точку над бедренным суставом. – Он разозлился и швырнул меня об стену. Когда опять стал ко мне подходить, я попробовала отползти, но он схватил меня за ногу и поволок. Прямо по бетону, а я пыталась хоть за что-нибудь ухватиться. И в темноте мне подвернулся пистолет.
– Где в этот момент находилась детектив Блэк?
– В другой комнате.
– Вам ее было видно?
– Да. Иногда.
– А нельзя ли немного поподробней?
Она помотала головой; все мотала и мотала. Прошла целая минута.
– Вы здесь ради этого, – напомнил Гамильтон. – Это как раз то, что нам нужно.
По щеке у нее скатилась слеза, и она тут же ее смахнула.
– Элизабет была на матрасе.
– Она была в сознании?
– Да?
– Она была привязана?
Девушка ничего не сказала. Упала еще одна слеза.
– Нам нужно понять степень ее беспомощности, Ченнинг. Была ли она способна предпринимать какие-то действия? А если нет, то по какой причине? Вы сказали нам, что стреляла не она…
Девушка глянула на одностороннее зеркало, и Бекетта, сидящего с обратной его стороны, этот взгляд прожег до самых печенок.
Это же он все устроил!
Это его работа!
– Она была примотана к матрасу проволокой, – произнесла Ченнинг. – Лицом вниз…
Через двадцать минут Бекетт толкнул дверь, и Фрэнсис Дайер вышел за ним в коридор. Люди останавливались и глазели на них. Они уже знали, что произошло. Без подробностей, но знали.
– Да что же это я, блин, наделал?! – Бекетт ворвался в пустой кабинет. Дайер последовал за ним. – Господи ты боже, Фрэнсис! Лиз в жизни мне этого не простит!
– Ты спас ей жизнь. Никаких обвинений. Никакой тюрьмы. Ты сделал то, что и положено сделать копу. Ты добрался до самой сути.
– Я сделал ее долбаной терпилой!
– Это Титус Монро сделал.
– Ты думаешь, она опять сможет стать копом? Думаешь, с нее все как с гуся вода? Люди увидят эти показания! Все копы до единого узнают, что произошло – что я разрушил ее до основания!
– Ты ничего не…
– Да херня это, Фрэнсис! У каждого своя броня; она нужна нам всем без исключения. – Бекетт нервно пригладил волосы. – Она никогда меня не простит. Только не за это. Не после того, как я ей клятвенно пообещал.
– Тогда почему бы тебе не свалить отсюда, покуда суд да дело? Возьми отгул. Прокатись куда-нибудь.
– Ну да. Конечно. «Прокатись»!
– Хотя мне понадобится аффидевит.
– Что-что?
– Показания Билли Белла. Те, что ты показывал девчонке.
– Господи, братан! Да не было никакого аффидевита! – Бекетт грубо хохотнул и вытащил из кармана какую-то сложенную бумажку. – Это пустой листок. Я только что вытащил его из принтера.
19
Плакса называл дом рыбацкой хижиной, но малость покривил душой. Прямая как стрела подъездная дорожка, больше чем на милю прорезавшая участок частного леса, заканчивалась на обрыве над гладким, словно зеркало, озером, дальняя сторона которого размывалась у подножия далеких гор. «Хижина», выстроенная из камня и дерева, оказалась настолько массивной и далеко не временной, что могла быть высечена прямо из монолитной скалы, скрывающейся под ногами.
Выбравшись из машины, Элизабет все это как следует рассмотрела: столетние дубы, завораживающие виды с высоты… «Хижина – целиком твоя, – сказал он. – Выпей, расслабься».
Но этого не произошло.
По узенькой дорожке она прошла на зады дома. Кусты здорово разрослись, но траву подстригали достаточно часто, чтобы держать лес на почтительном расстоянии. Ключ нашелся в точности там, где он и сказал, под плоским камнем на противоположной стороне пустого бассейна. Отперев дверь, Элизабет отключила сигнализацию и вошла в дом – через холл со сводчатым потолком прямо в гостиную, где за огромными стеклянными стенами, словно на обрамленных рамами картинах, раскинулись потрясающие виды на горы и озеро. Камин оказался таким огромным, что внутри вполне могла рассесться целая компания. Она увидела укрытую чехлами мебель, книги, огромный стол – достаточно длинный, чтобы разместить за обедом душ тридцать. Все покрывала пыль, следы на которой показывали маршруты «парня, который тут за всем присматривает». Элизабет последовала по этим следам в кухню, а потом наверх по лестнице и вышла на открытый верхний балкон, показавшийся ей натуральной крышей мира.
«Ну ты даешь, Плакса!»
Она успела позабыть величие его успеха, чистую мощь, которую он некогда имел в своем распоряжении – и в суде, и за его пределами. Вернувшись внутрь, изучила фотографии, которые охватывали лет шестьдесят, если не больше: Плакса с бывшими президентами, всякими знаменитостями, женщиной, которая некогда была его супругой… Увлекшись, она подарила себе целых пять минут покоя, а потом двинула на террасу, выходящую на подъездную дорожку. Здесь было свалено с дюжину кресел-качалок – опрокинутых вверх ногами, чтобы не снесло ветром. Поставив одно в нормальное положение, Элизабет оттащила его к низкой каменной стенке, отделяющей террасу от дорожки. Старый адвокат приедет как раз оттуда, так что ждать его лучше всего здесь.
Но ждать было тяжело.
Она и сидела. И расхаживала взад и вперед…
Мягкий теплый денек сжирал ее заживо.
Первый признак его скорого появления возник ближе к вечеру – внезапная неподвижность в лесу, а потом пение шин. К тому времени, как лимузин показался на открытом пространстве, Элизабет уже сбегала с террасы на подъездную дорожку. Ее рука оказалась на ручке дверцы, прежде чем автомобиль успел полностью остановиться.
– Что? – едва только бросив взгляд, она сразу уловила выражение его лица. – Что случилось?
Старик протянул руку.
– Помоги-ка чуток, если не трудно. – Она помогла ему выбраться из машины. В измятой куртке он выглядел очень усталым и тяжелей обычного опирался на трость. – Есть хочешь? Мы тут останавливались, купили кое…
– Я не голодна. Где Ченнинг?
– Дай руку.
– Фэрклот, ну пожалуйста!
– Держи. А теперь пошли. – Начав двигаться, он заметно окреп и повел ее в тень под навесом террасы. – Тебе не трудно? – Старый адвокат махнул на кучу задранных кверху полозьями кресел-качалок; она перевернула то, какое поближе, подвинула к нему.
– Ну садись же, садись, – велел он, упав в кресло. Проигнорировав соседнее, Элизабет предпочла устроиться прямо на каменной ограде, так что их колени почти соприкасались.
– Какие приемы мы тут закатывали! Знаешь, люди буквально со всего света приезжали. Из Европы, Вашингтона, Голливуда…
– Фэрклот…
– Может показаться, что это прекрасная иллюстрация хорошо прожитой жизни. Могущественные друзья. Работа по душе. А теперь взгляни на все это сейчас – пустота и пыль, все эти восхитительные люди либо мертвы, либо на пороге смерти… – Он вытянул шею, оглядывая сложенные из камня колонны, массивные балки. – Я предложил этот дом с участком жене, когда та от меня ушла. Но она отказалась принять его, зная, насколько я его люблю. Сказала, что это мужское пространство, и нужно, чтобы в нем находился мужчина. Очень мило с ее стороны, не думаешь? Такая добросердечная ложь…
– Вы заговариваете мне зубы, Плакса.
– Возможно.
– Выходит, все плохо?
– Твой напарник убедил ее сделать благородное дело.
– Бекетт? Что?!
– Ему показалось, что у него нет иного выбора – только не с тем судебным решением. Он попросил меня сказать ровно столько, в надежде, что ты сможешь найти способ простить его.
– Простить? – Элизабет резко встала. Предательство – это уже слишком. – Он сделал в точности то, что я просила его не делать!
– Может, и так, но когда я опишу тебе действия юной дамы, то использую слово «благородное» не чисто для красного словца. Ченнинг призналась, чтобы быть уверенной, что тебе ничего не грозит и что у тебя все хорошо. Она предпочла сказать правду по совершенно достойной причине, а это редко бывает просто.
– Она в ИВС[36] штата или в местном?
– На данный момент в местном. Обвинение пока не предъявлено.
Элизабет уставилась в лес. Предъявлено там, не предъявлено, но она видела, как это должно быть. Девушку сейчас должны оформить. Раздеть догола. Досмотреть. Опять изнасиловать по полной программе…
– Она хотела, чтобы ты получила вот это. – В руке у старого адвоката появился листок бумаги.
Элизабет взяла сложенную в несколько раз страничку.
– Не возражаете?
– Конечно же, нет. Ни в коем случае.
Элизабет отошла на дальний конец террасы. Записка была написана красивым почерком и оказалась совсем коротенькой.
Дорогая Элизабет!
Вы говорили, что раны заживают, но только если ты сильная и твое дело правое. Я пыталась быть сильной, и, может, я могу быть сильной, но, делая то, что делала, я не чувствовала, что мое дело правое. Ваш напарник вам все объяснит. Он об этом догадался, и я знала, что в свое время и вы тоже это поймете. Думать об этом было просто невыносимо, это даже хуже воспоминаний о том, что мы вынесли вместе. Пожалуйста, не возненавидьте меня за то, что сказала правду о том, что на самом деле произошло. Огромное вам спасибо за то, что вы пытались сделать, но это я спустила курок, и никто больше. И только я виновата во всем. Пожалуйста, не сердитесь. Пожалуйста, не возненавидьте меня.
Элизабет перечитала записку по втором разу, а потом позволила своему взгляду упасть на озеро. Ну как она может ее возненавидеть? Они же сестры! Они же одинаковые!
– Ты как, в порядке, моя дорогая?
– Не думаю, что в порядке.
Рядом с ней возник Плакса.
– Судебное решение по твоему делу отозвано, и у полиции штата больше нет к тебе интереса. Могу отвезти тебя домой, если хочешь. Ничего с твоей машиной до завтра не сделается.
– А можно мне еще остаться на какое-то время?
– Да насколько угодно! Я не шутил насчет припасов. Есть еда, выпивка… Хватит хоть на неделю, если потребуется. – Элизабет кивнула, и Фэрклот придвинулся ближе.
– Ну что, стало полегче на душе? – спросил он. – После записки?
– Нет. Вообще-то нет.
– Тогда позволь мне сказать одну вещь, которую я выяснил за восемьдесят девять лет своей жизни. Этот дом, эти друзья и воспоминания – все это я променял бы на шанс сделать то, что только что сделала эта молодая женщина. Скольким из нас предоставляется такой шанс? И у скольких хватает духу им воспользоваться?
– Я в жизни не встречала такого доброго человека, как вы! Уверена, что у вас было много таких шансов.
– Поставить чью-то свободу превыше собственной? Рисковать собственной жизнью ради того, кого я едва знаю? – старик покачал головой с самым серьезным видом. – То, что я вижу сейчас, это редчайшая из вещей и прекраснейшая: ее самопожертвование и твое, то, что вы пытались сделать друг для друга. Лишь один из миллиона сделал бы то же самое. Даже один из ста миллионов!
Элизабет внимательно изучила его проницательные глаза и седые брови, морщины, еще заметней обозначившиеся на лице – словно отметины о каждом трудном решении, какие он когда-либо принимал.
– Вы действительно в это верите?
– Каждой частичкой своей души.
Она отвернулась, сглотнув пересохшим горлом.
– До чего хороший вы человек, Фэрклот Джонс!
– Вообще-то я просто старый пень.
Элизабет сложила записку и взяла его за руку.
– Вы сказали что-то насчет выпивки…
– Сказал.
– А не рановато?
– Нисколько, моя дорогая. – Плакса оперся на ее руку и увлек ее к двери. – Вообще-то я давно открыл, что в подобные дни добрая порция виски способна рассеять мрак абсолютно в любое время суток.
20
Бекетт не поехал прокатиться, как ему советовали. Вместо этого направился в спортзал, расположенный в подвале отдела. Не бог весть какая качалка, но жена всегда пилила его насчет избыточного веса, и следующий час сводился к двум вариантам действий: потягать железо или нанести кому-нибудь серьезные телесные увечья.
Минуты. Секунды.
Эдак скоро окончательно изойдешь на говно.
Открыв шкафчик в раздевалке, Бекетт снял костюм, натянул серые треники и старые кроссовки. Надел стальные блины на длинный гриф и принялся выгонять из каждого подхода такое число повторений, какого давно уже не осиливал. Кряхтел и сопел на весь зал, не обращая ни на кого внимания. Жим стоя, жим лежа, приседания… После этого бросился к тренажерам. Трицепсы, тяга верхнего блока, разгибания на четырехглавую мышцу бедра…
Однако умиротворение не наступало.
Слишком уж много всего двигалось, мельтешило перед глазами.
Холодный душ смыл пот, но мозг по-прежнему кипел, когда он поднялся по лестнице и свернул к «обезьяннику».
– Детектив Бекетт? – послышался чей-то голос, и Бекетт увидел новую девушку, которую недавно посадили за телефоны. Как ее там – Лора? Лорен? Пробравшись мимо двух сидящих на скамейке окровавленных босяков в наручниках, она встретила Бекетта на полпути. – Я пыталась звонить вам на мобильный. Простите.
– Все нормально. Я в качалке был.
– Два сообщения за последний час. Это от начальника тюрьмы. – Она вручила ему розовый отрывной квиток с записанным на нем номером. – Он хочет, чтобы вы позвонили ему на сотовый. Сказал, что уже пятый раз пытается дозвониться и очень надеется, что на сей раз вы ответите.
Бекетт смял листок в кулаке, швырнул в мусорную корзину.
– Что еще?
– На «горячую линию» двадцать минут назад поступил звонок. Мужчина не назвался. Спрашивал именно вас.
Бекетт немного поразмыслил. Он знал только одну «горячую линию» – выделенную по делу Рамоны Морган. Номер приводился в газетах, на местном телевидении…
– Что он сказал?
Отвечая, Лора-Лорен изобразила руками кавычки.
– «Передайте детективу Бекетту, что в церкви было какое-то движение».
– Именно так? Движение?
– Да, немного странно.
– Номер опознался?
– Одноразовый мобильник. Голос нарочно приглушенный, явно мужской. И он сказал еще одну вещь, даже еще более странную.
Читать бесплатно другие книги:
