Путь искупления Харт Джон
Элизабет прикрыла глаза, мысленно представляя себе девушку такой, какой она ее запомнила: соломенные волосы, красивые глаза…
– Лиз. – Рэндольф щелкнул перед ней пальцами. – Ты вообще тут?
Элизабет заморгала.
– Да. Эллисон Уилсон. Ты знаешь время ее смерти?
– Пока нет.
– Эдриен ее не убивал.
– Совершенно с этим согласен.
Элизабет резко застыла, потому что эта уверенность не лезла ни в какие ворота. Копы сомневались в Эдриене настолько, что откровенно его ненавидели. С момента смерти Джулии Стрэндж именно так они и поступали. Она прищурилась, пытаясь понять, в чем же дело.
– Что-то новенькое?
– Второе тело.
– А что с ним?
Рэндольф секунду выждал, а потом отступил влево, открывая фотографию.
– Мне очень жаль. Я бы сказал Эдриену то же самое, если б мог.
– О господи! – Элизабет подступила ближе к фотографии, узнавая улыбку, глаза, все остальное.
– Как такое могло быть?
– Пока не знаем.
Она прикоснулась к фото, вспоминая женщину такой, какой та была: красивой, тихой и почему-то грустной.
Женщину по имени Кэтрин Уолл.
Жену Эдриена.
Элизабет не стала дожидаться, пока Фрэнсис Дайер отправится ее искать. Сама нашла его в его собственном кабинете, на телефоне. Там был и Бекетт.
– Не хочешь мне что-нибудь сказать?
Дайер встретился с ней взглядом, не отрывая трубки от уха.
– Нет, она сейчас здесь. Я сам разберусь. Спасибо, что предупредил. – Он положил трубку на рычаг. – Да, эффектно ты обставила свой выход…
Он махнул Бекетту – закрой, мол, дверь.
– Это был старшой федералов. Интересуется, какого хрена отстраненный детектив сует нос в самое нутро межведомственной операции.
– Когда ты мне все расскажешь?
– Пока что я тут задаю вопросы, – отозвался Дайер.
– Так когда?
– Лиз, послушай…
Элизабет резко обернулась к Бекетту, уперев руки в бока.
– Может, ты меня тоже сейчас поучишь порядку проведения межведомственных операций, Чарли? Знаю я все эти порядки, и сейчас я плевать на них хотела!
Опять повернулась к Дайеру, в голосе – неприкрытое напряжение.
– Так когда ты собираешься объявить мне, что Эдриен Уолл абсолютно чист?
– Такого я тебе сказать не могу.
– Его жена тоже в числе жертв. И она погибла после его задержания.
– Эдриен голыми руками избил до смерти тюремного охранника. – Дайер откинулся в кресле, свел вместе кончики пальцев. – С равным успехом можно было убить копа.
Элизабет отвернулась, потрясенная вопиющей несправедливостью происходящего. Эдриен попал в тюрьму за то, чего не совершал. А теперь его разыскивали за убийство охранника, которого при других обстоятельствах он и знать бы не знал…
– Он потерял тринадцать лет собственной жизни, а теперь еще и жену!
– Я не могу изменить тот факт, что он убил Уильяма Престона. Офицер Оливет дал показания под присягой. Скоро мы получим результаты анализа ДНК. – Дайер выдвинул ящик, достал оттуда ее табельный пистолет и значок, положил на стол. – Забирай.
– Что?
– Забирай – и выкладывай, где искать Эдриена Уолла.
Элизабет, посмотрев на значок, поняла суть предложения. Она может опять стать копом. Слово разнесется с самого верха: Лиз опять в наших рядах, Лиз снова одна из нас. Но у возвращения в обойму есть своя цена, и цена эта – Эдриен Уолл.
– А что, если я тебе скажу, что Ченнинг Шоур пропала?
– А я тебе на это скажу, что она – взрослая женщина, освобожденная под залог, и может отправиться куда ее душе угодно. Забирай значок.
– А что, если я скажу, что она попала в беду?
– И у тебя есть доказательства? Что-то конкретное?
Элизабет открыла было рот, но знала, что это совершенно бесполезно. Пятнышко крови? Потерянный телефон?
– Забирай значок. И говори, где искать Эдриена Уолла.
Дайер по-прежнему прикрывал пистолет со значком рукой с растопыренными пальцами. На Ченнинг ему было плевать. Ему был нужен Эдриен. Больше ничего.
Элизабет ткнула пальцем в Бекетта.
– Ну, а ты что скажешь?
– Я думаю, что она просто психанула и объявится, когда малость придет в себя. Эдриен сейчас гораздо важнее.
– И это все, что ты можешь сказать про Эдриена?
– У офицера Престона остались жена и дети. У меня тоже жена и дети.
Элизабет только переводила взгляд с одного на другого. Ни малейшего желания уступить, ни капли сомнения в глазах обоих.
– Если я тебе его сдам, мне нужна помощь с Ченнинг.
– Кого рода помощь? – уточнил Дайер.
– Ресурсы. Люди. Я хочу, чтобы ее объявили в розыск. Я хочу, чтобы ее нашли, и я хочу, чтобы это было дело повышенного приоритета на всех уровнях. Здесь, на уровне штата, на федеральном уровне.
– А ты знаешь, где искать Эдриена?
– Знаю.
– И ты мне скажешь, где он?
– Если ты поможешь мне найти Ченнинг.
Дайер подвинул ей по столу значок.
– Забирай.
– Я хочу услышать, как ты это скажешь.
– Я помогу тебе найти ее.
– Хорошо. – Элизабет взяла значок, прицепила к ремню. Подхватила пистолет, проверила, заряжен ли.
– Это очень простая часть. – Дайер придвинул ей лист бумаги и ручку.
Элизабет бросила взгляд на Бекетта, а потом написала адрес и номер комнаты.
– Только не подстрелите его, – сказала она.
А потом подвинула лист обратно по столу.
30
Ченнинг казалось, что сейчас она умрет, и все из-за жары. Та плотно наполняла силосную башню, вдавливала ее в землю. После долгих проведенных здесь часов у нее не осталось ни капли слез и ни капли пота. Все, что у нее было, – это темнота, жара и один-единственный вопрос.
«Когда он вернется?»
Только это и имело сейчас значение. Не почему все это произошло, и не где она сейчас, а когда.
Когда он появится?
Ченнинг перекатилась на колени, коснувшись щекой горячей земли. Ощутила ее вкус на губах и во рту, ощутила ее ноздрями.
«Ну, еще разок!»
Стоило выпрямиться, и пластиковые стяжки опять больно врезались в кожу. Все та же боль. Та же скользкая грязь под коленями. Земляной пол почти невидимо перекосился в черноте, но она встала на ноги – руки по-прежнему за спиной, ноги столь же крепко стянуты у лодыжек.
«Я смогу это сделать!»
Она уже падала раз пятьдесят или сто. Вокруг темно, хоть глаз выколи. Ченнинг была вся в крови.
«Хорошо…»
Продвинулась на дюйм вперед, не упала.
«Хорошо, хорошо…»
Попробовала прыгнуть, оттолкнувшись обеими ногами, сумела удержать равновесие. Сделала так еще два раза – больше без падения не получалось. Это была уже привычная схема. Встать. Упасть. Отплеваться от грязи.
Должен быть выход.
Что-нибудь острое.
Ченнинг сделала еще одну попытку и упала, подвернув лодыжку, рухнула прямо плашмя. Руки связаны, ни за что не схватишься, так что упала прямо лицом в грязь, которая забилась в горло. Перекатилась на спину, поперхнувшись.
– Элизабет…
Имя прозвучало, как молитва. Элизабет знала бы, что делать. Элизабет хотела бы, чтобы она была сильной. Но Ченнинг сковал ужас, словно чья-то рука, плотно прижатая к спине.
Подвал.
А теперь еще и это.
Невидимая рука вжалась в спину еще сильнее, выдавливая из Ченнинг все хорошее. Она убила двоих людей, так что, наверное, заслужила оказаться одной в таком месте.
Скользя по земле, Ченнинг продвигалась по дюйму за раз – сначала на боку, потом на животе. Ползла и тихонько всхлипывала, но у дальней стены опять сумела подняться и стала наощупь пробираться вдоль нее, через каждые десять футов натыкаясь на вертикальные балки, совершенно проржавевшие, как и все остальное. Это заняло час, а может, и два; но у четвертой балки оказалась узкая кромка, где металл настолько изъела ржавчина, что та стала острой.
«Ну, теперь…»
Ченнинг придвинулась к ней спиной, задвигала руками, стянутыми пластиковыми хомутами. Острый край вместе с пластиком вгрызался и в кожу, но ей было плевать.
Теперь!
Теперь или никогда!
Щелкнув, пластик раздался, и руки раскинулись, словно отпиленные от дерева сучья. Ченнинг опять всхлипнула и стала ждать, когда они начнут гореть огнем. Когда смогла опять двигать ими, легла на землю и при помощи того же острого края опоры освободилась от стяжек на лодыжках. После этого стала продвигаться вдоль изгибающейся дугой стены и в конце концов нащупала дверь. Сделанная из сплошной стали, та приоткрылась на полдюйма, но тут же уперлась в натянувшуюся снаружи цепь. Ченнинг заглянула в щель одним глазком, увдела землю, траву и деревья. День, подумала она, желтый свет. Позвала на помощь, но уже знала, что он выбрал эту башню не без причины. Никто не придет. Никого здесь нет.
Ченнинг в последний раз просунула пальцы сквозь щель, налегла на дверь, а потом вновь отправилась исследовать башню. Строение было древним, ржавым и осыпающимся. Она обошла его по всему периметру от двери, дважды споткнувшись, а потом описала еще один полный круг. На втором проходе наткнулась на лестницу. Нижняя перекладина нависала высоко над головой, так что она едва не пропустила ее – случайно задела пальцами и тут же вернулась. Когда попробовала подтянуться, что-то звякнуло, штыри захрустели в раскрошенном бетоне. Все-таки подтянулась наверх, найдя в себе силы подняться до третьей перекладины, и наконец оперлась коленями о первую. Когда Ченнинг выпрямилась на ней во весь рост, все зашаталось. Лестничка была хлипкая, всего в какой-то фут шириной. Осторожно переставляя руки и ноги, она поднялась еще на перекладину, потом еще на десяток. Дважды лестница стонуще гудела, и каждый раз Ченнинг замирала, думая, что та вот-вот оторвется от стены или перекладина треснет у нее под ногой. Ухитрилась подняться еще на двадцать ступенек, прежде чем опять неподвижно застыла – казалась, что беспросветная чернота вокруг силится стащить ее вниз. Только усилие на руках и упор под ногами подсказывали, где тут верх, а где низ. Прикрыв глаза, Ченнинг сосчитала в уме до десяти.
«Лестница крепкая; лестница настоящая!»
А еще через десять футов очередная перекладина подалась у нее под рукой. Сломалась в какой-то миг, и Ченнинг крутнулась в темноте, взвизгнув, когда что-то в плече потянулось и хрустнуло. Дико заизвивавшись в воздухе, все-таки сумела поставить ноги на лестницу, крепко вцепившись руками в другую ступеньку.
Но бесследно это не прошло.
Всем телом чувствуя пустое пространство внизу, она до боли прижалась щекой к лестнице.
«Ну пожалуйста!»
Мольба была совершенно бесполезной – не более основательной поддержкой, чем воздух у нее под ногами. Ченнинг была одна и обречена на смерть. Она либо упадет, либо он убьет ее.
Проще некуда.
Конкретней некуда.
Но должно ли так произойти? Было бы так, окажись в такой же ситуации Лиз?
Переведя дух, Ченнинг заставила себя преодолеть пустое пространство, где только что была отломавшаяся перекладина. Это оказалось непросто. Металл настолько проржавел, что стал совсем тонким, а у нее в голове уже все перекладины рисовались такими.
Какая-нибудь обязательно сломается.
Она упадет.
Ченнинг забралась уже на высоту футов пятидесяти, может, даже шестидесяти. Какой вышины эта башня? Восемьдесят футов? Сто? Она считала ступеньки, но сбилась со счета, когда лестница опять дернулась в бетоне. Затаила дыхание, досчитала в уме до ста и полезла дальше, повторяя про себя: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Ченнинг все еще мысленно повторяла эти слова, когда добралась до самого верха и ее рука наткнулась на купол крыши. Свод располагался в считаных дюймах от ее лица, хотя ей не было его видно.
Такой черный.
Такой неподвижный.
Но лестница тут не зря – наверняка должен быть еще и люк.
Подтянувшись поближе к крыше, она легко нашла его, поскольку крышка не была заперта ни на засов, ни на замок. Возникла полоска желтого света, внутрь заструился свежий воздух, когда она поднажала посильней и щель расширилась. Ченнинг упиралась в люк, пока он не упал назад, с лязгом ударившись о крышу. Свет обжег глаза. Свежий воздух показался бесценным даром. Она подождала, вцепившись в край проема, пока не вернется зрение, а потом выбралась на крышу, обнаружив на ней скобы, пригодные для того, чтобы ухватиться рукой или поставить ногу. Налетел порыв ветра, и лес под ней заходил ходуном. Целые мили леса. Бессчетное множество миль. Ченнинг перегнулась через край, рассчитывая увидеть другую лестницу, ведущую вниз; но та была сломана много лет назад. Увидела лишь пустые неровные дыры, в которых когда-то сидели штыри крепления, и повисшие в воздухе перекрученные железные прутья, оторвавшиеся от стены на доброй половине высоты башни. Выше – только крутая покатая крыша и кривые бока. Она забралась на самый верх купола, только чтобы убедиться, – но сомневаться не приходилось.
Неважно, снаружи или внутри – Ченнинг в одинаковой степени была заперта в ловушке.
Элизабет проследила, чтобы данные и фотографию Ченнинг переслали всем патрульным округа. К делу подключилось ФБР, равно как и полиция штата. Это была политика – Фрэнсис Дайер неуклонно придерживался своей части сделки. Когда с этим делом было покончено, Элизабет вернулась в конференц-зал. Коллеги по-прежнему многозначительно посматривали на нее, но уже далеко не все с прежним отвращением. Может, дело было в значке. Может, притупился эффект новизны. В чем бы ни крылось объяснение, она прислонилась к стеклянной стене и сосредоточилась на том, что у нее имелось. Итак: запись на автоответчике, кровь на крыльце, осколки бутылки и брошенный телефон.
Могло ли исчезновение Ченнинг иметь какое-то отношение к церкви?
Элизабет вновь и вновь возвращалась к этой теме. Слишком уж много совпадений, подумала она. Слишком уж много движущихся частей. Пропадали уже и другие женщины; все они погибли.
Есть ли тут какая-то связь?
Элизабет прочесала частным гребнем имеющиеся материалы по делу, внимательно изучила улики. Все просмотрев, еще раз пробежалась по ним в обратную сторону вплоть до того самого момента, когда Эдриену вынесли приговор, первым делом обратив внимание на Джулию Стрэндж, Рамону Морган и Лорен Лестер. Всех троих нашли внутри церкви, на алтаре. Что у них было общего? Почему выбрали именно их? Разный возраст, разное происхождение, рост, вес и телосложение тоже разные. А как насчет тех, которых нашли под церковью? Как насчет Эллисон Уилсон и Кэтрин Уолл?
Фотографии всех пяти женщин уже висели на «доске убийства», и Элизабет прошлась вдоль всего ряда, изучая их лица. Эдриена осудили за убийство Джулии Стрэндж. Не погибли ли все остальные только потому, что в тюрьму отправили не того человека?
Она еще раз продвинулась вдоль стены. Некоторых жертв похоронили, некоторых расположили так, чтобы их обязательно нашли. Чтобы указать на Эдриена?
Гора вопросов росла, как снежный ком, и все же Элизабет постоянно ловила себя на том, что чаще всего переводит взгляд на фотографию Эллисон Уилсон. Что-то ее смутно беспокоило, и явно не какая-то мелочь.
– Они похожи на тебя.
Повернувшись, Элизабет увидела Джеймса Рэндольфа.
– Что ты сказал?
– Я сказал, что они похожи на тебя. – Он пересек комнату и встал возле белой доски рядом с ней. – Джулия Стрэндж. Да вообще все. – Рэндольф прикоснулся сначала к одному фото, потом к другому. – Есть что-то такое в глазах…
В шестидесяти милях от них и в двух милях от дряхлого мотеля с почасовой сдачей комнат на пустой автостоянке собрались вооруженные люди. Среди них был и Стэнфорд Оливет, хотя ему очень этого не хотелось.
– Номер на задах. Ты знаешь цель. – Это был Джекс. Он проверил магазин своего «ЗИГ-Зауэра» сорок пятого калибра, засунул его в кобуру. – Он парень быстрый и крепкий; как только нас заметит, может отмочить что угодно. Значит, валим его как можно быстрее и тут же суем в фургон.
– Мне это не нравится, – проговорил Оливет.
– А когда-нибудь бывало по-другому?
Оливет перевел взгляд с Джекса на Вудса. Обоим было на него плевать. Как всегда.
– У копов тот же самый адрес. В курсе, наверное? Они могут быть тут в любую секунду.
– Да насрать на копов.
– Шутишь?
– Просто залезай в фургон.
Джекс подтолкнул Оливета к боковой двери, задвинул ее на место. Когда все устроились в фургоне, тот вырвался со стоянки и быстро покатил по шоссе, пока впереди, за поворотом, не показался заросший кустами мотель. Здание было совсем старым, песчанистая земля вокруг спеклась от солнца. Оливет бросил короткий взгляд в дымку за задними стеклами фургона. Где-то там – начальник тюрьмы. В десяти милях от них или в двенадцати. Короче, на безопасном расстоянии, подумал Оливет. Тоже не хочет рисковать, особенно учитывая возможное появление копов.
– Ну что ж, приступим. – Вудс резко обернулся на сиденье. – Сопли не жуем, действуем быстро и четко.
Фургон качнулся, въезжая на стоянку мотеля, и сразу свернул к задам здания. Оливет натянул лыжную маску на лицо, произнес:
– Давайте, ребята, – маски.
Но у Джекса маски не оказалось.
– На хрена? Ты же сам видел, что он сделал с Престоном! Я хочу, чтобы этот сукин сын видел наши лица, когда мы вломимся в дверь. Хочу, чтобы он обосрался со страху и все понимал. Хочу, чтобы он все как следует прочувствовал.
Оливет хотел было возразить, но они уже миновали офис и приближались к торцу здания. На стоянке было пусто, со дна плавательного бассейна проглядывала какая-то зеленая жижа. Они обогнули заднюю площадку для машин, сдали задом к двери и вывалились из фургона – Вудс с кувалдой, Джекс с «сорок пятым», который он уже вытащил из кобуры и держал опущенным у бедра. Никто не произнес ни слова. Присели на корточки возле двери и, как только хрустнул замок, молча разом ворвались в номер.
Тот был пуст, кровать смята.
– Душ!
Джекс ткнул рукой, и они рассыпались вокруг двери ванной, теперь уже все до единого нацелив на нее стволы. Когда умолк шум льющейся воды, Джекс молча выкинул на пальцах обратный отсчет – три, два, один! – и резко распахнул дверь. Оттуда вырвался клуб пара. Они увидели серую кафельную плитку, занавеску душа, одежду на полу. На миг все неподвижно застыли, а потом занавеска скользнула в сторону. За ней стояли мужчина лет тридцати и девушка лет на десять его моложе. Увидев их, она взвизгнула. Мужчина тоже вскрикнул. Он был худой и костлявый, с глазами слишком большими для такого узкого лица. Девушка попыталась прикрыться занавеской.
– Вот блин… – в сердцах бросил Вудс.
– Ты! – Джекс нацелил свой «сорок пятый» прямо в лоб мужчине. – Давно ты тут?
– Пожалуйста, не убивайте нас! Там есть деньги…
– Долго ты живешь в этом номере?
– Два дня! Господи, не стреляйте! Мы приехали позавчера. Два дня! Два дня!
– Не врешь?
– Да нет же! Господи! Пожалуйста…
Оливет увидел, что должно произойти, прежде чем это действительно произошло. Открыл было рот, но ничего остановить было уже нельзя. «Сорок пятый» дважды плюнул огнем. На кафеле – размашистые брызги крови, ошметки мозгов, осколки кости…
– Охренел, Джекс? Зачем ты это сделал?
– Они видели наши лица.
– А кто в этом виноват?
Джекс не обратил на него внимания. Подобрал гильзы, захлопнул дверь ванной и поволок Оливета из заполненной пороховым дымом тишины.
– Залезай! – Протолкнул его за сдвижную дверь фургона. – Просто залезай и заткнись на хер!
Сидя в уносящемся прочь фургоне, Оливет стащил маску и обернулся назад на тающий все в той же скучной дымке мотель. Услышал нарастающий вой сирен, увидел проскочившие навстречу машины полиции штата. Четыре штуки, которые неслись во весь опор. Вот как все было близко, подумал он. Еще несколько секунд, и…
К тому времени, как он повернулся обратно, Джекс уже прижимал к уху мобильный телефон.
– Да, это я. Его там не было… Нет, совершенно точно. Не тот мотель, не тот номер. – Стрелка спидометра перевалила за пятьдесят пять, стала подбираться к шестидесяти. – Передай своему дружбану из полиции, что его баба соврала.
Некоторые люди отмечены даром забывать обо всем плохом. Элизабет к таким счастливчикам не относилась, так что если б решила опять встретить всю ту мерзость лицом к лицу, то могла бы просто прикрыть глаза и увидеть прошлое с идеальной четкостью: звуки, косой луч света, то, как он двигался… Воспоминание о том, что было после.
Воспоминание о Харрисоне Спиви и о ее отце.
О церкви.
Солнечный свет бил прямо в крест, но, пройдя через витражное стекло, он становился розовым, наводя на мысли о крови: крови, пунцовеющей у нее под кожей, крови у нее между ног. Этот цвет на кресте был ей отвратителен, равно как и все остальное: грех и его искупление, лицо парня, который изнасиловал ее… Его отражение перекосилось на блестящем металле, но оно было реальным, равно как и он сам был реальным – разгоряченный, пахнущий свежескошенной травой мальчишка, который играл с ней в разные игры, подмигивал в церкви и некогда был ей добрым приятелем. Он стоял рядом с ней на коленях, а она выслушивала лживые слова его притворного раскаяния. Он произносил все эти слова, поскольку так приказал ему ее отец, и, как верный адепт своего преподобного отца, каким она всегда была, Элизабет произносила их тоже.
– Отец наш…
«Черт бы тебя побрал, если допустил, чтобы со мной сотворили такое!»
Последнее она придержала при себе, поскольку такой уж стала ее жизнь – над колодезем боли со временем раскинулся покров нормальности. Она ела, ходила в школу и позволяла своему отцу молиться возле ее кровати – преклонять колена в темноте и просить Бога простить ее.
Не только парня.
Ее тоже.
Ей недостает доверия, говорил он. Доверься промыслу Божьему и мудрости своего отца. «Дитя, кое носишь ты под сердцем, – это дар Господень».
Но никакой это был не дар, а мальчишка, преклонивший колена в отцовской церкви, не был дарителем. Она могла видеть его уголком глаза – бусинки пота на шее, пальцы добела стиснуты, – когда он повторял слова молитвы и так плотно прижимался лбом к алтарю, что ей казалось, будто изо лба у него тоже пойдет кровь.
Они провели пять часов на коленях, но не было в ней прощения.
– Я хочу полицию.
Она повторяла это много раз, шепотом, но ее отец истово верил в силу искупления, так что с прежним пылом понуждал ее к смирению, любви и более жаркой молитве.
– Таков путь, – говорил он.
Но не существовало такого понятия для Элизабет. У нее не было Бога, чтобы ему доверять, и отца не было тоже.
– Возьми его за руку, – говорил отец, и она послушно брала. – А теперь посмотри ему в глаза и скажи ему, что ты нашла в своем сердце прощение.
– Я так сожалею, Лиз! – Парень не мог сдержать слез.
– Скажи ему, – говорил ее отец. – Обрати свой взор на него и скажи.
Но она не смогла бы этого сделать ни тогда, ни вообще никогда, если только сама жара не была искуплением и ей не обещали все пламя, что есть в аду.
Болезненное воспоминание породило у Элизабет столь же болезненный вопрос. Ей не была видна вся картина целиком, но вероятности выстраивались: церковь, алтарь, женщины, в чем-то похожие на нее…
Мог ли малолетний насильник вырасти во что-то худшее?
Не исключено.
Но произошло ли такое в действительности?
После того дня в церкви Харрисон Спиви целых три лета проработал у ее отца. Подстригал траву. Красил. Копал могилы древним ковшовым автопогрузчиком. Для него это было епитимьей, а для нее – еще одной причиной уйти. И все же он часами преклонял колена перед алтарем, знал каждый дюйм участка и зданий… Требовалось, правда, еще одно подтверждение – кое-что, связанное с Эллисон Уилсон…
Элизабет подхватила ключи от машины и удивилась, натолкнувшись на Джеймса Рэндольфа. Она и забыла, что он до сих пор здесь.
А всё воспоминания.
Острые, как ожог.
– Пока что не могу тебя отпустить. – Его рука опустилась на ее руку. Она опустила на нее взгляд. – Пожалуйста, пойми меня правильно: напоследок тебе надо еще кое-что увидеть.
Элизабет подняла взгляд к его лицу. Рэндольф словно вдруг постарел и сник, но глаза оставались по-прежнему живыми, чистыми и искренними.
– Вот, – произнес он. – Сядь.
Взял еще один стул и обернулся на копов за стеклом в помещении для инструктажа. Сел достаточно близко к ней, так что она уловила аромат лосьона после бритья, мяты в его дыхании. Похоже, его всерьез заботило, не смотрит ли кто на них.
– Приказ, – медленно проговорил Рэндольф, – приказу рознь.
Рука его нырнула в карман пиджака.
Читать бесплатно другие книги:
