Пушкин и финансы Коллектив авторов

I

Пушкин наделил своего героя Евгения Онегина вкусом к экономическим вопросам; этим вкусом отличался и сам Пушкин. В лицее Пушкин учился понемногу, чему-нибудь и как-нибудь, и в том числе и политической экономии у проф. Куницына. Здесь он познакомился и с основными положениями Адама Смита^I. Смит пользовался огромной популярностью в России первой четверти XIX века и был в большой чести у декабристов – Пестеля, М.П.Бестужева-Рюмина, А. Бестужева, Репина, фон-дер-Бригина, Крюкова и многих, многих других. Изучение Адама Смита могущественно повлияло на миросозерцание Н. И. Тургенева и глубоко отразилось на его книге «Опыт теории налогов» (1-е издание в 1818, 2-е – в 1819 г.^II). Н. И. Тургенева Пушкин хорошо знал лично и, конечно, читал его книгу. В «Отрывках из романа в письмах» Пушкин дает характеристику как раз 1818 г. «Умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 г. В то время строгость правил и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы, не снимая шпаг; нам неприлично было танцовать и некогда заниматься дамами. Это все переменилось. Французская кадриль заменила Адама Смита»[1099]. Онегин, в 1818 г. переживавший свою раннюю молодость, из этой эпохи вынес некоторое пристрастие и понимание экономических вопросов по Адаму Смиту, конечно. Отсюда – известная характеристика Онегина в романе Пушкина. Онегин

Черновой вариант последних двух стихов:

Экономическая прозорливость Пушкина была оценена Фридрихом Энгельсом. 29 октября 1891 г. Энгельс писал своему русскому корреспонденту Даниэльсону: «Очень интересны ваши заметки по поводу того кажущегося противоречия, что у вас хорошая жатва не всегда означает необходимым образом понижение хлебных цен. Когда мы изучаем таким образом реальные экономические отношения в различных странах и на различных ступенях цивилизации, то какими странно ошибочными и недостаточными кажутся нам рационалистические обобщения XVIII века, – хотя бы, например, доброго Адама Смита, который принял условия, господствовавшие в Эдинбурге и окрестных шотландских графствах, за нормальные для целой вселенной. Ваш Пушкин уже знал это, как и то, почему

Энгельс читал по-русски, и «Евгений Онегин» был книгой, по которой он и Маркс учились русскому языку. В частности, цитированная строфа из «Онегина» имела большой успех у Маркса и Энгельса. Маркс упоминает о Пушкине в его отношении к Адаму Смиту в своем сочинении «К критике политической экономии». В хранящихся в Институте Маркса-Энгельса тетрадях Маркса, записях и письмах попадаются цитаты из Пушкина, как раз из строфы, о которой идет речь^IV.

II

Пушкин не оставался безразличным к экономическим вопросам, которые ставила окружающая его обстановка, и, когда он выступил в 1836 г. как редактор и издатель журнала «Современник», он отвел известное место в журнале и экономическим вопросам.

Среди «новых книг» «Современник» отмечал такие издания по экономике, как специальное «Обозрение сельского хозяйства удельных имений в 1832, 1833 гг…»^V, изданное Департаментом уделов, или сочинение Александра Путяты «Опытный помещик, или вернейший руководитель господ владельцев к увеличению доходов с недвижимых имений в три или четыре раза более обыкновенного»^VI. Во второй книге «Современника» Пушкин напечатал довольно пространный разбор «Статистического описания Нахичеванской провинции»^VII; в третьей книге он поместил большую статью о «Государственной внешней торговле 1835 года»^VIII.

Пушкин, издатель-редактор «Современника», желал появления экономических статей в своем журнале и получал немало предложений от экономистов-практиков. Так, незадолго до смерти крупнейший деятель российско-американской компании К. Хлебников предложил Пушкину статью о русских владениях в Америке. Пушкин не прочь был напечатать статью на тему о строительстве железных дорог в России. Он был против того, чтобы строительством занималось правительство, он считал это делом частных лиц и на этом основании отклонил присланную ему статью военного инженера Волкова.

III

Перед нами полулист бумаги верже с водяными линейками и водяным знаком «1829». Записана карандашом одна сторона листа; другая– чистая, на ней красными чернилами помечена цифра – 69. Когда после смерти Пушкина жандармы разбирали его бумаги, они ставили свою пометку. Цифра 69 – так называемая жандармская пометка.

Лист заполнен не сплошь; оставлены поля на треть страницы. Карандашом Пушкин набросал мысли по вопросам о кредите и налоге. Вот точное воспроизведение текста с сохранением орфографии и расположения подлинника:

Конечно никто не изобретал кредита (доверенности). Он произтекает сам собою, как условие, как сношение. Он родился при первом меновом обороте —

Необходимое условие

Возвращение капитала не есть, конечно, господствующая мысль при частном кредите, но умножение оного посредством процентов. – У людей торговых капитала^IX разделены на мелкия части.—

Сам по себе налог слеп и падает без разбора на все состояния. – Нет, налог может отозваться во всех состояниях, но обыкновенно падает на одно – (отсель ошибка физиократов или налога на землю, падающего на земледелие, и нечувствительного множеству других сословий. —

Пушкин не развил своих взглядов, а только наметил, но экономическую мысль его заметок надо связать теснейшим образом с рассуждениями его приятелей-декабристов, М.Ф.Орлова и Н. И. Тургенева.

IV

Орлов, с которым Пушкин был особенно близок в годы кишиневской его ссылки, – своеобразный мыслитель и энергичный деятель первых лет движения, оборванного 14 декабря 1825 г., отошедший затем от него и отделавшийся сравнительно легко – оставлением не у дел. Крупный помещик, он занимался изучением политической экономии и в 1833 г. напечатал книгу «О государственном кредите» (без имени автора, Москва, дозволено цензурой 23 августа 1833 г.)^X. Эта книга сильно пострадала от цензуры. Для своих друзей Орлов вплел в печатные экземпляры прокладные листы, на которых вписал не пропущенные цензором места.

Изучение теории и практики государственного кредита создало у Орлова почти навязчивую идею о государственном кредите как единственном средстве «преуспеяния» государств. Указывая на общераспространенность мнения о кредите как достоянии исключительно конституционных государств, Орлов считает возможным блага государственного кредита усвоить и монархическому правлению. «Мы предпочли факты положительные всем отвлеченностям теории и убедились, что кредит доступен также и самодержавию», – пишет Орлов и тут же определяет, какому самодержавию: «покровительствующему просвещению и образованию богатств»^XI. Понятие просвещения развито Орловым подробно, но его рассуждение было исключено николаевской цензурой, совершенно почувствовавшей выпад против самодержавия.

Правительство должно ставить своей задачей образование народных богатств, но с выполнением этой задачи оно должно сочетать и решительное покровительство «просвещению». Настоящий государственный вопрос, – рассуждает Орлов, – состоит не в том, чтобы определить, до какой степени просвещение может быть допущено и какими способами можно удержать дальнейшее его распространение, но в том, чтоб при полном развитии «просвещения» найти средство отклонить все его опасности и воспользоваться всеми его дарами. Решение этой задачи, предлагаемой бывшим руководителем революционно настроенной части дворянства, чрезвычайно любопытно: «ежели стремление к преобразованию внутреннему предупреждает введение преобразования хозяйственного или смешивается с оным, ужасные несчастья угрожают правительствам и народам. Ежели же, напротив того, внутреннее преобразование вполне исполнено, вся опасность исчезает, и порядок, постепенность и спокойствие сопутствуют всем новым учреждениям и всем успехам просвещения и свободы»^XII. Отсюда окончательный вывод и смысл труда Орлова: «Кредит – единственное средство закрыть навсегда ужасную эпоху политических переворотов и начать счастливую эру постепенных гражданских преобразований»^XIII. Вот к каким выводам через семь лет после декабрьского восстания передовой части дворянства пришел один из зачинателей движения. В тиши кабинета его мозг работал над изобретением средства остановить раз и навсегда рост революции.

V

Заметки Пушкина вызваны книгой Орлова и свидетельствуют о несогласии Пушкина со взглядами Орлова…

В первой заметке о происхождении кредита Пушкин исходит из утверждений Орлова, которыми открывается его книга. «Кредит вообще не что иное, как изобретенный способ для удобнейшего обмена ценностей. Тот, кто первый успел посредством договора приобрести какой-либо предмет, отсрочивая плату на самое короткое время, сделался, без всякого намерения, истинным изобретателем кредита. В сем общем и первоначальном его смысле, вероятно, кредит был современником первого торгового оборота»™. Пушкин сжато излагает взгляд Орлова, но вносит тонкую и существенную поправку: соглашаясь с Орловым, что кредит возник при первом меновом обороте, Пушкин не признает «изобретенного» кредита, а считает его условием, сношением.

Во второй заметке Пушкин касается определения, которое дает Орлов частному кредиту. По мнению Орлова, частный кредит основан на доверенности. «В частном кредите, – пишет Орлов, – господствующая мысль есть возвращение капитала, мысль, без подразумения коей никакое условие сего рода между частными людьми состояться не может…»^XV Пушкин весьма ограничивает положение Орлова и говорит, что возвращение капитала не есть необходимое условие при частном кредите и что важным моментом в развитии частного кредита является стремление умножить капитал ростом процентов. Трудно сказать, как развил Пушкин дальше свое возражение, но оно связано с определением, которое дает Орлов кредиту государственному. В противоположность частному кредиту, государственный, по мнению Орлова, не основан на доверенности, и «господствующая в нем мысль не есть возвращение капитала»^XVI. Пушкин своим возражением стирает принципиальное различие двух видов кредита, установленное Орловым, и вырывает одно из важных звеньев, составляющих основной вывод Орлова о единоспасающем госкредите.

Орлов сводит государственные капиталы к двум источникам – налогам и займам, и высказывается за умеренность в налогах. Он боится больших налогов потому, что они более или менее истощают капиталы, им подверженные, и тем препятствуют развитию народного богатства. Дальше в рассуждениях Орлова следует красноречивая тирада, выброшенная цензурой: «определение и собирание налогов слишком часто исполнено недоумений и злоупотреблений. Сам по себе налог слеп; он падает без разбора на все состояния, исторгает часто последнюю опору у земледелия, останавливает последний оборот торговли и не щадит даже последней надежды бедности. От не рассматривает, полезно ли или вредно перемещение капиталов, нередко заставляет правительство прибегать к понудительным мерам и склоняет подданных к ропоту и неповиновению»^XVII. Мотивы протеста Орлова против налога ясны: они диктуются интересами крупного собственника. В третьей заметке Пушкина, начинающейся почти буквальной цитатой из книги Орлова, отражено несогласие его со взглядами Орлова, но линия его размышлений, ввиду их незаконченности неясная, приводит нас к другому источнику заметки – «Опыту теории налогов» Н.И.Тургенева. По этой книге, конечно, Пушкин познакомился со взглядами физиократов. От рассуждений Н. И. Тургенева идут и мысли Пушкина о налоге. Вслед за Тургеневым он считает ошибочной теорию единственного налога и высказывается за такой налог, который отозвался во всех состояниях, но тут обрывается нить мысли о всеобщем налоге.

3411. Января 8[1102]. Высочайше утвержденное мнение Государственного Совета. – О правах Сочинителей, Переводчиков и Издателей.

Государственный Совет в соединенных департаментах: Законов и Экономии, и в Общем Собрании, выслушав представление Министра Народного Просвещения, что опыт и применение изданного в 22 день Апреля 1828 года положения о правах Сочинителей, показали необходимость в некоторых дополнениях и пояснениях, – рассмотрел составленные в следствие того правила в Главном Управлении Цензуры, и по учинении в оных надлежащих изменений, признал полезным дополнения сии и пояснения соединить с постановлениями, содержащимися в положении 1828 года, мнением положил: постановить вообще по означенному предмету следующее:

I. О правах собственности Сочинителей, Переводчиков и Издателей

§ 1. Каждый Сочинитель или Переводчик книги имеет исключительное право пользоваться во всю жизнь свою изданием и продажей оной по своему усмотрению, как имуществом благоприобретенным.

§ 2. В случае смерти Сочинителя или Переводчика исключительное право сие переходит к их наследникам по закону или по завещанию, равно как и к тем лицам, коим от них оное передано; но право сие не может продолжаться более двадцати пяти лет со дня смерти Сочинителя или Переводчика.

§ 3. Если Сочинитель, Переводчик или приобретатель прав их по наследству, или по условию, сделает новое издание книги, за пять лет до истечения срока исключительному его праву, право сие остается в его пользу еще на десять лет, сверх двадцатипятилетнего срока.

§ 4. Первые издатели народных песен, пословиц, сказок, повестей, сохранившихся одним изустным преданием, пользуются такими же правами, как и Сочинители новых книг; равным образом и первые Издатели древних рукописей, что однако ж не препятствует другим издавать те же летописи, или другие древние манускрипты, с полнейшего, вернейшего, или по чему-либо отличного списка.

§ 5. Сочинения и Переводы рукописные и напечатанные, никому Сочинителем и Переводчиком не проданные, не завещанные и никаким иным образом не уступленные, не могут быть проданы на удовлетворение кредиторов, ни при жизни Сочинителя или Переводчика, без собственного его на то согласия, ни по смерти – без согласия его наследников. В случае продажи имущества книгопродавца за долги и по Конкурсу, принадлежащие ему рукописи и право на напечатание оных передаются покупающим не иначе, как с обязательством исполнить все условия, заключенные прежним оных хозяином.

§ 6. Права на второе издание книги должны быть следствием предварительных соглашений между Сочинителем, Переводчиком, или Издателем и книгопродавцем. Если между ними нет никакого письменного условия; то Сочинитель, Переводчик или Издатель (или же, в случае их смерти, наследники их) могут напечатать книгу вторым изданием по прошествии пяти лет со дня выдачи из Цензуры позволительного на выпуск оной билета.

§ 7. Условия, заключаемые между Сочинителями, Переводчиками или Издателями и типографщиками, составляются на обыкновенной гербовой бумаге и записываются на основании общих правил в маклерской книге.

§ 8. Сочинитель имеет право, несмотря ни на какие условия, напечатать книгу свою вторым изданием, если в ней прибавлены или переменены по крайней мере две трети, или когда книге сей дана совершенно другая форма, так что она может быть почитаема за новое сочинение.

§ 9. Те, коим Сочинитель или Переводчик завещал или же иным образом уступил все или некоторые свои произведения, обязаны объявить о сем и представить надлежащие доказательства в течение первого после смерти его года, а находящиеся за границей – в течение двух лет. Тогда они в отношении к сим произведениям вступают во все права законных его наследников. Сии последние могут на основании обыкновенных правил вызывать их к явке в положенные сроки так же, как других соучастников в наследстве и кредиторов.

§ 10. Издатели журналов и других периодических сочинений, а равно альманахов и вообще книг, составляющихся из разных мелких сочинений или статей, пользуются исключительным правом перепечатывать оные в той же форме, на общем сего Положения основании.

§ 11. Помещением сочинения или перевода в журнале или ином собрании Сочинитель или Переводчик не лишаются права напечатать оные особо, если только сему не препятствуют условия их с издателями.

§ 12. Частные письма, не предназначавшиеся для публики, могут быть издаваемы в свет только с совокупного согласия, как того лица, коим они писаны, так и того, к кому писаны. В случае же смерти их обоих или одного кого-нибудь, с согласия наследников и притом с особенным наблюдением пункта 4 § 3 Устава о цензуре.

§ 13. Частные записки и другие бумаги, не предназначавшиеся в свет, могут быть издаваемы не иначе, как с воли Сочинителя, а в случае смерти – с согласия его наследников.

§ 14. По истечении определяемого сим положением времени, в которое Сочинитель, Переводчик, первый Издатель или другие лица на основании оного пользуются исключительным правом печатания и продажи своих или доставшихся им по наследству или же по какому акту произведений, всякая книга становится собственностью публики и каждый может по своему усмотрению печатать, издавать и продавать оную.

§ 15. Но до истечения сроков, означенных в § § 1, 2 и 3, никто не должен нарушать прав Сочинителя, Переводчика или первого Издателя и без воли его, или же его наследников, или тех лиц, коим сии права переданы законным порядком, перепечатывать его произведения или книги, им первым изданные, хотя бы то было и с переводом на другой язык или с присовокуплением иного заглавия, предисловия, примечаний и тому подобного. Нарушитель сего признается самовольным издателем (контрафактором).

§ 16. Самовольным изданием (контрафакцией) почитается и то, если a) кто под названием второго или третьего и так далее издания печатает книгу, уже напечатанную, не исполнив условий, означенных в § § 6 и 8; b) кто, перепечатав в чужих краях книгу, изданную в России или с одобрением цензуры российской, хотя бы и с переводом на другой язык, будет продавать напечатанные таким образом экземпляры в России, не имея письменного на то позволения законного издателя; c) кто без согласия сочинителя напечатает произнесенную или читанную им публичную речь или иное сочинение; d) журналист, под видом рецензии или же под другим предлогом переписывающий постоянно и вполне мелкие из чужих изданий статьи, хотя бы оные занимали и менее одного печатного листа; но случайное перепечатание в каком-либо издании мелкой статьи, не занимающей более одного печатного листа, или перевод оной на другой язык, а равно перепечатание известий политических или относящихся к словесности, наукам и художествам с указанием источника, откуда оные заимствованы, не воспрещается.

Примечание. При определении, как велика помещенная в журнале или каком-либо ином собрании статья, принимается в основание последнее издание книги, из коей взята сия статья.

§ 17. Помещение в хрестоматиях и других учебных книгах каких-либо статей или отрывков из других сочинений не почитается самовольным изданием, хотя бы таковое заимствование в сложности разных мест книги составляло и более одного листа.

§ 18. Ссылки на книгу не почитаются самовольным изданием, но токмо при соединении следующих условий: a) если в сих ссылках выписано в сложности не более третьей части книги, заключающей в себе более одного печатного листа, и b) если текста самого сочинителя находится вдвое более против ссылок из одной какой-либо книги.

§ 19. Перевод книги, уже переведенной, в таком токмо случае считается самовольным изданием, когда в оном две трети сряду выписано слово в слово из прежних переводов, на которые кто-либо еще имеет право исключительной собственности.

§ 20. Самовольным изданием почитается также издание словаря, в коем большая часть определений, толкований и примеров взята без перемены из другого подобного, когда исключительное право на собственность оного обеспечено за кем-либо правилами сего положения или особенными привилегиями; равным образом и издание географических карт, исторических таблиц, логарифмов, указателей и других сего рода книг, составленных из чисел или собственных имен, когда откроется, что они списаны с прежних изданий слово в слово или с весьма незначительными переменами.

§ 21. Книга, перепечатанная в России, может быть издана в переводе на какой-либо другой язык только без приложения оригинального текста. Сочинители таких книг, для которых были необходимы особенные ученые изыскания, имеют исключительное право на издание оных в России и на других языках; но о намерении своем воспользоваться сим правом они должны объявить при издании оригинальной книги и выдать свой перевод до истечения двух лет со времени получения позволительного из цензуры билета на выпуск в свет подлинника. При несоблюдении сих условий издание оной книги в переводе оставляется на волю каждого.

§ 22. Все ограничения, постановленные в предыдущих § §, уничтожаются письменным позволением законного издателя или иными добровольно заключенными им условиями.

§ 23. Во всяком случае взыскание за самовольное издание (контрафакцию) состоит: во-первых, в возвращении от виновного законному издателю всего того убытка, который исчислится по соображению действительной платы за все изготовление экземпляров самовольного издания с продажною ценою, от законного издателя прежде (т. е. при собственном издании того же произведения) объявленною; во-вторых, в отобрании наличных самовольного издания экземпляров; которые и обращаются в пользу законного издателя.

§ 24. Если кто-либо издаст чужое сочинение под своим именем или же продаст свою рукопись или право на издание книги нескольким лицам порознь без взаимного их согласия, то таковое действие признается подлогом, и сверх взыскания, которое определяется судом по рассмотрении дела в пользу обиженного, виновный предается также суду на основании § 147 Цензурного устава.

§ 25. Напечатавший книгу без наблюдения правил Цензурного устава лишается всех прав на оную.

§ 26. При новых изданиях книг, прежде уже напечатанных, издателям поставляется в непременную обязанность означать на заглавном листе, что сия книга печатана с издания такого-то года, с исправлениями или без оных.

II. О правах академий, университетов, училищ, ученых и других обществ на издаваемые ими книги или произведения наук и словесности

§ 27. Общества, издающие книги или иные произведения наук и словесности, пользуются исключительным правом собственности на оные в течение двадцати пяти лет.

§ 28. Труды вольных ученых обществ в случае прекращения существования оных до истечения срока исключительного права обращаются в собственность публики. Ученые общества, учрежденные при академиях, университетах и других учебных заведениях, в случае закрытия сих обществ передают права свои на том же основании тем местам, при коих были учреждены.

§ 29. Если бы издание сочинений ученого общества не было возобновляемо в течение двадцати пяти лет, сочинения сии становятся собственностью публики и всякий может издавать и продавать их; но если издание было повторено еще в течение последних пяти лет, то исключительное право собственности продолжается в пользу общества сверх двадцати пяти еще на десять лет.

§ 30. Напечатание произведения в трудах какого-либо ученого общества не лишает сочинителя или наследников его права напечатать оное самим, если сие не противно уставу общества или же данному сочинителем особенному соглашению.

§ 31. Общества, составляющиеся для издания каких-либо книг или иных произведений наук и словесности, входят в разряд торговых компаний и, касательно разряда выручаемой ими от продажи прибыли, подчиняются существующим на сие указаниям. Право принадлежать к такому обществу и пользоваться присвоенными оному выгодами доказывается обыкновенным порядком.

III. О действии судебных и правительственных мест по делам, касающимся прав собственности Сочинителей, Переводчиков и Издателей

§ 32. Комитеты внутренней цензуры и Главное управление оной наблюдают каждый по своей части за точным исполнением правил, в сем Положении постановленных.

§ 33. Все споры между Сочинителями, Переводчиками, первыми издателями или типографщиками и книгопродавцами на собственность книги или иного произведения наук и словесности решаются третейским судом, а в случае несогласия на оное спорящих – обыкновенными присутственными местами, начиная с Гражданской палаты или равной ей инстанции в той губернии, где имеет жительство ответчик. При разрешении таковых споров палаты в случаях сомнительных требуют заключения университетов.

§ 34. Тяжбы по несоблюдению заключенных условий производятся обыкновенным порядком с низших инстанций.

§ 35. Преследование за самовольное издание может быть начато токмо вследствие жалобы обиженного.

§ 36. Последний срок для подачи жалоб на подлог, самовольное издание и всякое присвоение ученой собственности назначается через два года, а для истцов, находящихся за границею, чрез четыре года после появления в свет книги или иных произведений наук и словесности, кои составляют предмет оных.

§ 37. Дела по спорам Сочинителей, Переводчиков и Издателей о правах собственности, хотя и были бы уже начаты в судебных местах, могут быть, однако, по взаимному соглашению их переданы в суд третейский, но после сего тяжущиеся не имеют права дать им другого направления.

§ 38. Дела сего рода производятся в судебных местах на общем порядке, для тяжебных дел установленном.

§ 39. Доколе дело не решено окончательно, продажа книги или вообще произведения наук и словесности, составляющего предмет спора, воспрещается на основании общих узаконений о запрещении спорных имуществ. Суд определяет мерою вознаграждения за убытки от сего прекращения продажи, если оные понесены правою стороною.

§ 40. С обнародованием сего Положения запрещается без согласия Сочинителей и Переводчиков или тех лиц, к коим перешли исключительные права их, делать новые издания таких произведений, на кои право сие еще продолжается. Противное сему действие в случае жалобы подвергается взысканию, настоящим Положением определенному, но самовольное издание (контрафакция), учиненное до издания сего Положения, никакому преследованию подвергаемо быть не может; обвиняемые же в подлоге судятся на общем основании.

Резолюция. Быть по сему.