Разговор с незнакомцем Гладуэлл Малкольм

Глава 8

Случай на студенческой вечеринке

Прокурор: Не встретилось ли вам по пути в корпус «Каппа-альфа» что-либо необычное?

Петер Юнсон: Встретилось.

Прокурор: Что вы увидели?

Юнсон: Мы увидели мужчину, лежавшего сверху на… скажем так, на другом человеке.

Прокурор: И где это было?

Юнсон: Прямо возле корпуса.

Пало-Альто, Калифорния. 18 января 2015 г. Около полуночи два шведских аспиранта, Петер Юнсон и его друг Карл-Фредерик Арндт, едут на велосипедах по кампусу Стэнфордского университета, направляясь на вечеринку своего студенческого братства. И замечают на земле, поодаль от корпуса общежития, где веселье как раз в полном разгаре, две человеческие фигуры.

Они замедляют ход, чтобы случайно на них не наехать. «Мы сначала подумали, что это просто влюбленная парочка уединилась», – рассказывал Петер Юнсон, свидетельствуя в суде. Приблизившись, они видят, что верхняя фигура принадлежит мужчине. А под ним на земле – молодая женщина, которая, судя по всему, находится в бессознательном состоянии.

Прокурор: Совершал ли он какие-то характерные движения?

Юнсон: Да. Правда, сперва он двигался не очень живо. А потом начал дергаться более интенсивно.

Прокурор: А что делала женщина на земле?

Юнсон: Ничего. Она вообще никак не реагировала на происходящее, и это показалось нам странным.

Аспиранты спешились и подошли поближе. Юнсон крикнул: «Эй, что тут происходит?» Мужчина приподнял торс и оглянулся. Когда Петер шагнул к нему, незнакомец встал на ноги и попятился.

Юнсон воскликнул: «Эй! Это что за фигня? Она же без сознания! Ты что творишь, приятель?» При этих его словах мужчина бросился бежать. Юнсон и Арндт погнались за ним, схватили и повалили на землю.

Насильником оказался Брок Тёрнер, 19-летний первокурсник Стэнфорда и член университетской сборной по плаванию. С пострадавшей он познакомился меньше чем за час до происшествия, на вечеринке в «Каппа-альфе». Впоследствии Тёрнер рассказал полиции, что они танцевали, беседовали, а потом вышли на улицу и легли на траву. Девушка была недавней выпускницей колледжа, имя ее, согласно закону о защите жертв сексуального насилия, не разглашается – так что мы будем называть ее псевдонимом – Эмили Доу. На вечеринку Эмили пришла вместе с подругами. И вот теперь лежала без движения под сосной, за мусорными контейнерами. Юбка задрана на живот. Трусики валяются рядом на земле. Блузка сверху частично спущена, одна грудь обнажена. Когда через несколько часов в больнице, куда доставили потерпевшую, полицейский сказал, что над ней, предположительно, совершили насилие, девушка порядком смутилась. Она поднялась и отправилась в туалет, где обнаружила, что на ней нет нижнего белья. Его забрали как вещественное доказательство.

Прокурор: Что было после этого?

Доу: У меня зачесалась шея, и я обнаружила за воротом сосновые иглы. И подумала, что, наверное, свалилась с дерева, потому что я не знала, почему оказалась в больнице.

Прокурор: В туалете было зеркало?

Доу: Да, было.

Прокурор: Вы увидели, в каком состоянии ваши волосы?

Доу: Да.

Прокурор: Можете описать, как они выглядели?

Доу: Были растрепаны, и в них запутался всякий сор.

Прокурор: Вы догадывались, почему они так выглядят?

Доу: Нет, ни в малейшей степени.

Прокурор: Что вы сделали, выйдя из туалета?

Доу: Снова легла. Мне дали одеяло, я укрылась. И опять заснула.

Каждый год в мире происходит без счету встреч, подобных той, что так кошмарно закончилась на лужайке возле общежития «Каппа-альфа» в кампусе Стэнфордского университета. Двое молодых людей, практически не знакомых друг с другом, встречаются и заводят разговор. Он может быть коротким или же длиться не один час. Они могут потом вместе отправиться домой, но вполне вероятно, что до этого и не дойдет. Однако не исключено, к сожалению, что в какой-то момент дело вдруг примет совсем дурной оборот. По некоторым оценкам, каждая пятая студентка колледжа в США признает, что была жертвой сексуального насилия. И значительная доля этих историй развивалась по тому же самому сценарию.

В таких делах основная трудность – это реконструкция событий. Произошло ли все по взаимному согласию? Или одна сторона возражала, а вторая к этому не прислушалась? Или не поняла возражения? Если даже полицейским и судьям ложная прозрачность мешает понять мотивы подозреваемого или просчитать обвиняемого, ясно, какие трудности она сулит молодым людям, осваивающим одну из самых сложных сфер человеческих отношений.

Взгляните на итоги социологического опроса, проведенного в 2015 г. среди нескольких тысяч студентов газетой Washington Post и некоммерческой организацией Фонд семьи Кайзер (Kaiser Family Foundation). Респондентов спрашивали, означают ли, по их мнению, перечисленные действия партнера «согласие на сексуальное взаимодействие». Вот как распределились ответы (в %):

1. Снимает с себя одежду

2. Достает презерватив

3. Согласно кивает

4. Отвечает на петтинг (например, обмен поцелуями, прикосновениями)

5. Не говорит «нет»

Насколько все было бы проще, если бы, скажем, все опрошенные студенты считали, что предъявление кондома означает явное приглашение к сексу, а взаимные поцелуи и объятия вовсе не обязательно предполагают продолжение. Когда правила ясны, любой может легко и безошибочно читать желания партнера по его поведению. Однако, как показывает опрос, в данном случае никаких правил нет и в помине. Какой пункт ни возьми, обязательно находятся женщины, толкующие его в одном смысле, и женщины, понимающие его иначе; и мужчины, согласные только с одной из этих женских партий; и определенная доля представителей обоих полов, которые – как это ни удивительно – вообще не имеют мнения по данному вопросу.

Пожалуйста, выберите для каждой из перечисленных далее ситуаций одно из трех определений: это является преступлением; это не является преступлением; неясно.

6. Половое сношение, когда оба участника не выразили явно своего согласия

Какой вывод следует из того, что половине молодых мужчин и женщин «неясно», необходимо ли явно выраженное согласие обоих партнеров для вступления в интимную близость? Значит ли это, что они никогда не задавались подобным вопросом? Что они предпочитают в каждом случае принимать решение индивидуально? Оставляют за собой право действовать по ситуации? Придерживаются политики двойных стандартов? Аманда Нокс поставила правосудие в тупик тем, что внешнее поведение подозреваемой не соответствовало ее внутренним переживаниям. Она поплатилась за то, что не вписывалась в общепринятые стереотипы. Но здесь-то ситуация принципиально иная. У двух только что познакомившихся студентов – даже если намерения у обоих самые благие – просто нет безошибочного способа разглядеть в поведении друг друга сексуальный призыв. «Как можно требовать, чтобы молодежь уважала границы, если не существует единого мнения о том, где эти самые границы проходят?» – спрашивает правовед Лори Шоу.

Впрочем, во многих подобного рода историях присутствует еще один компонент, значительно все усложняющий. Когда читаешь о преступлениях на сексуальной почве, количество которых, как это ни прискорбно, значительно увеличилось в последнее время, бросается в глаза, что в большинстве случаев события развиваются практически по одному сценарию. Парень с девушкой знакомятся на вечеринке, а потом фатально ошибаются в намерениях друг друга – и оба при этом пьяны.

Адвокат: Сколько вы выпили?

Брок Тёрнер: Где-то пять банок пива Rolling Rock.

Брок Тёрнер начал пить еще до того, как пришел на вечеринку в «Каппа-альфа». Перед этим он был в гостях у своего друга Питера.

Адвокат: Кроме упомянутого вами пива, вы что-нибудь еще пили у Питера?

Тёрнер: Да. Немного виски.

Адвокат: Каким образом вы его употребили?

Тёрнер: Прямо из горлышка.

На вечеринке Тёрнер продолжил пить. В Калифорнии допустимый для водителя уровень содержания алкоголя в крови составляет 0,8 промилле. Согласно данным, которые предоставил суду медицинский эксперт, на момент происшествия содержание алкоголя в крови у Эмили Доу составляло 2,49 промилле, а у Брока Тёрнера – 1,71 промилле. То есть девушка втрое превысила установленный законом порог, а молодой человек – вдвое.

Эмили Доу пришла на праздник в компании с сестрой и подружками, Коллин и Треа. До вечеринки Треа выпила, кроме прочего, целую бутылку шампанского. Позже к ним присоединилась их подруга Джулия, которая тоже уже начала накачиваться спиртным.

Прокурор: Вы что-нибудь пили за ужином?

Джулия: Да.

Прокурор: Что именно?

Джулия: Выпила бутылку вина.

Прокурор: А что вы делали после ужина?

Джулия: После ужина я поехала на такси в Griffin Suite, это такое заведение…

Прокурор: И что происходило в этом заведении?

Джулия: Разминка.

Прокурор: В каком смысле?

Джулия: Ой, простите, я употребила жаргон. Это значит – выпить где-нибудь перед вечеринкой.

После разминки Джулия приехала в кампус и там, по ее словам, нашла в подвале непочатую бутылку водки.

Джулия: Я ее открыла, мы разлили в пластиковые стаканчики и выпили.

Остается только спросить об этом Эмили Доу.

Прокурор: Значит, вы начали с порции виски. Скажите, а сколько еще алкоголя вы употребили, прежде чем выйти из дому?

Эмили Доу: Еще пять доз.

Прокурор: Уточните, пожалуйста.

Доу: Четыре стандартных порции виски и один бокал шампанского.

Прокурор: Понятно. А вы могли бы сказать, за какой приблизительно промежуток времени вы все это выпили?

Доу: Ну, где-то с 22:00 до 22:45.

Затем они с подругами отправились на вечеринку.

Прокурор: Хорошо. А после того как вы с девушками вроде как порезвились, приветствуя прибывающих гостей, чем вы занялись?

Доу: Джулия нашла большой пузырь водки и откупорила его.

Прокурор: А что вы понимаете под словами «большой пузырь»?

Доу: Ну, стандартная такая бутылка, какие обычно в супермаркетах продаются…

Прокурор: И что было после того, как Джулия открыла бутылку?

Доу: Я плеснула себе в стакан водки.

Прокурор: Ясно. Вы каким-нибудь образом оценивали, сколько водки у вас в стакане?

Доу: Ну, точно сказать не могу, я за этим специально не следила. Вообще-то я сперва хотела плеснуть немножко и растянуть содержимое на два-три тоста. Но оказалось, что я налила себе целых полстаканчика.

Прокурор: О каком именно стаканчике вы говорите?

Доу: Ну, одноразовая посуда, как это обычно бывает на вечеринках.

Прокурор: Вы имеете в виду пластиковые стаканчики?

Доу: Да.

Прокурор: Хорошо. Продолжим. Итак, вы налили себе водки. И что вы делали потом?

Доу: Выпила ее.

Прокурор: Каким образом?

Доу: Ну, взяла и… залпом.

Прокурор: То есть всю разом?

Доу: Практически разом. Получается, я уже тогда опьянела, потому что на трезвую голову так бы ни за что не поступила.

Но и это еще не конец: допрос продолжается.

Прокурор: Насколько… э-э-э… опишите нам степень вашего опьянения на тот момент.

Доу: Ну-у, в принципе, я уже мало что соображала. Стояла там столбом. Такое чувство, будто от меня осталась только оболочка: в голове пусто, язык заплетается.

Прокурор: Вы представляете, который был час?

Доу: Наверное, где-то около полуночи.

В этот момент к Эмили Доу подошел Брок Тёрнер. Он говорит, что девушка танцевала одна. А дальше, по его словам, дело было так. Он сказал, что ему нравится, как она танцует, а Эмили в ответ рассмеялась. Они немного поболтали, и Брок пригласил Эмили на танец. Девушка согласилась, они танцевали около десяти минут, а затем принялись целоваться.

Адвокат: Понятно. То есть вам показалось, что девушка отвечает на ваши поцелуи?

Тёрнер: Да.

Адвокат: Происходил ли между вами еще какой-либо разговор, который вы запомнили?

Тёрнер: Да. Я спросил, не хочет ли она пойти в мою комнату.

Адвокат: Понятно. И она вам ответила?

Тёрнер: Да.

Адвокат: Что именно?

Тёрнер: Она сказала: «Пошли».

Адвокат: И было это приблизительно в половине первого ночи, так?

Тёрнер: Да.

Адвокат: Вы хотя бы раз слышали имя девушки в тот вечер?

Тёрнер: Да. Пока мы танцевали, я спросил, как ее зовут, и она сказала, но я не запомнил.

Брок говорит, что приобнял девушку, и они вышли из общежития. На лужайке позади корпуса, по его словам, они оступились.

Тёрнер: Она потеряла равновесие и стала падать. Схватилась за меня, чтобы не упасть, и повалила меня тоже…

Адвокат: Что произошло потом?

Тёрнер: Мы посмеялись, и я спросил, не ушиблась ли она.

Адвокат: Она ответила?

Тёрнер: Да. Сказала, что все в порядке.

Адвокат: Что было дальше?

Тёрнер: Мы стали целоваться.

Как правило, важную роль при рассмотрении в суде любого дела играют показания свидетелей. Но процесс Брока Тёрнера стал в этом смысле исключением. К описываемому моменту Треа настолько опьянела, что сестра Эмили и их подруга Колин решили отвести ее обратно в комнату Джулии. Друг Тёрнера Питер вообще не попал на вечеринку: он был слишком пьян. Можно предположить, что на вечеринке присутствовали другие люди, которые могли бы подтвердить или опровергнуть рассказ Тёрнера. Но уже миновала полночь, свет приглушили, и публика танцевала на столах.

Поэтому у нас есть только показания самого обвиняемого:

Адвокат: Что было дальше?

Тёрнер: Я спросил, не хочет ли она, чтобы я ввел палец ей во влагалище.

Адвокат: И девушка ответила вам?

Тёрнер: Да.

Адвокат: Что она сказала?

Тёрнер: Сказала, что хочет…

Адвокат: Хорошо, вы получили ее согласие на это. Что было дальше?

Тёрнер: Я таким образом ласкал ее с минуту. И мне показалось, что она испытала оргазм. И тогда я – ну, в этот самый момент – спросил, нравится ли ей, и она ответила: «А-ха».

Адвокат: А после этого что вы делали?

Тёрнер: Я стал снова ее целовать, и мы обнимались и терлись друг о друга.

По законам штата Калифорния субъект считается неспособным выразить согласие, если он без сознания или настолько пьян, что «не может сопротивляться». Говорит ученый-правовед Лори Шоу:

«Недостаточно, чтобы жертва была под хмельком или чтобы опьянение ослабило у нее тормоза. Это не та ситуация, когда человек просто выпил лишнего. Нет, степень опьянения и возникшее в результате помутнение сознания должны быть столь значительными, чтобы потерпевшая сторона, как это называется в народе, “пребывала в полной отключке”: то есть уже не понимала, что делает и что вообще происходит вокруг».

Вступила ли Эмили Доу в половой акт добровольно и лишилась сознания уже потом? Или она уже была не в состоянии выразить несогласие, когда Брок Тёрнер вводил в нее палец? Процесс над Тёрнером – это дело об алкоголе. В нем все целиком зависит от степени опьянения потерпевшей.

В итоге присяжные осудили Тёрнера. Его версия событий выглядела откровенно неубедительно. Если, как утверждает обвиняемый, все происходило с обоюдного согласия и к обоюдной радости, то почему он пустился наутек, когда его потревожили проезжавшие мимо шведские аспиранты? И зачем Тёрнер «терся» об Эмили, когда она отключилась? В самом начале первого ночи Доу отправила своему бойфренду голосовое сообщение. Его воспроизвели на суде. Ясно, что в тот момент девушка была едва способна говорить. Если установленный законом критерий – «пребывать в полной отключке, уже не понимая, что делаешь», то, похоже, Доу была весьма к этому близка.

Во время прений прокурор показал присяжным фото Эмили Доу, распростертой на земле. Одежда наполовину сорвана. Волосы растрепаны. Она лежит на сосновой хвое возле мусорных баков. «Ни одна уважающая себя женщина, если она способна воспринимать происходящее, не захочет, чтобы ею овладели вот так, – сказал прокурор. – Одно только это фото убедительно показывает, что обвиняемый воспользовался состоянием жертвы, которая даже не понимала, что происходит». Тёрнера признали виновным в трех тяжких преступлениях, орудием которых был его палец: покушение на изнасилование лица, пребывающего в состоянии алкогольного опьянения; развратные действия в отношении лица, пребывающего в состоянии алкогольного опьянения; и развратные действия в отношении лица, пребывающего в бессознательном состоянии. Его приговорили к шестимесячному тюремному заключению и пожизненной регистрации в публичном реестре сексуальных преступников.

Кто злоумышленник, в этом случае было ясно сразу. Что именно произошло той ночью, установил суд. Но сложнее всего объяснить, почему безобидное с виду знакомство на дискотеке закончилось тяжким преступлением. Как известно, иллюзия прозрачности, которой многие из нас грешат, приводит к возникновению между незнакомцами множества самых различных недоразумений. В результате мы принимаем невиновного за преступника, и наоборот. А что происходит, когда в эту смесь добавлен еще и алкоголь?

Дуайт Хит в середине 1950-х гг. защитил в Йельском университете диплом по антропологии, поступил в аспирантуру и решил отправиться за материалом для диссертации в Боливию. С женой Анной и маленьким сынишкой он прилетел в Лиму, где им пришлось целых пять часов ждать, пока механики поставят на двигатели самолета компрессоры. «Это были воздушные суда, которые Штаты списали после Второй мировой, – вспоминает Хит. – Они не могли подниматься выше 10 000 футов. Но Ла-Пас, куда мы направлялись, лежит на высоте 12 000 футов». Пока супруги летели над Андами, они то и дело замечали внизу обломки «самолетов, у которых отказали компрессоры».

А потом из Ла-Паса пришлось еще 500 миль ехать вглубь страны на восток, до пограничного городка Монтеро. В этой части Боливии бассейн Амазонки встречается с областью Чако – бескрайние джунгли соседствуют тут с пышной прерией. Живут в тех местах камба – народ, происходящий от коренного индейского населения и испанских колонистов. Говорят они на наречии, представляющем собой смесь местных индейских языков и андалусского диалекта испанского языка XVII столетия. «На карте это было белое пятно, – говорит Хит, – железная дорога туда еще не дошла, шоссе не проложили: видно, правительство не шибко тем регионом интересовалось».

Поселилась семья антрополога в хибаре на окраине городка.

«Ни тебе асфальтированной дороги, ни тротуаров, – рассказывает Анна. – Если кто-то забивал домашнюю скотину, то шкуру вывешивали на воротах, и любой мог зайти с пачкой банановых листьев в руке – вместо тарелки. Дома сплошь глинобитные, оштукатуренные, с черепичными крышами; на главной площади росли три пальмы. Передвигались в основном на телегах, запряженных быками, только у пастора был джип. Имелся там и местный ресторан, где несколько женщин готовили в большом котле рис с соусом. Парень, который варил кофе, был родом из Германии. В год нашего приезда в Боливию там насчитывалось всего 85 иностранцев. В общем, не самое оживленное место».

Зато для этнографа в Монтеро было настоящее раздолье, и Дуайт пополнял свою копилку знаний, как он сам выразился, «сгребая все подряд». Чтобы показать туземцам, что они не миссионеры, супруги не таясь курили табак. Они отсняли там тысячи фотографий. Ходили по городу и активно вступали в беседы с местными жителями, а вернувшись домой, Дуайт садился за пишущую машинку и весь вечер обрабатывал собранные данные. Через полтора года, набрав множество материала, Хит с семьей вернулся в Нью-Хейвен. Дуайт тут же принялся за диссертацию – и моментально обнаружил, что едва не упустил, возможно, самую удивительную особенность сообщества, которое изучал. «Ты понимаешь, – спросил он жену, подняв глаза от записей, – что в Боливии мы каждые выходные регулярно употребляли алкоголь?»

На протяжении всего того времени, что супруги пробыли в Монтеро, они каждую субботу получали приглашение на дружескую пирушку. Там это своего рода традиция. Хозяин покупает первую бутылку и рассылает приглашения. Собирается с десяток гостей, и начинается пирушка, которая длится очень долго – зачастую до утра понедельника, когда все наконец-то расходятся, поскольку пора на работу. Состав компании самый неформальный: бывало, что приглашали даже абсолютно посторонних людей, которые шли мимо. Но при этом камба следовали строгому ритуалу: все происходило по одному и тому же сценарию. Присутствующие садились в круг. Кто-нибудь играл на барабанах или гитаре. На стол ставили бутылку рома, купленную на одном из местных сахарных заводов, и стаканы. Хозяин наполнял стакан, подходил к кому-нибудь из гостей, останавливался перед «тостуемым», кивал и поднимал стакан. «Тостуемый» улыбался и кивал в ответ. Затем хозяин отпивал половину и передавал стакан визави, который тот допивал. После этого он, в свою очередь, вставал, наполнял стакан, шел по кругу и повторял ритуал с другим гостем. Кто уставал пить, просто отрубался прямо на земле, свернувшись в клубочек, а проснувшись, вновь присоединялся к пирушке.

«Ром, который там употребляют, просто кошмар, – вспоминает Анна. – От него буквально глаза лезли на лоб. Когда я впервые попробовала это жуткое пойло, то подумала, что меня прямо сейчас вырвет. Даже камба не говорили, что им нравится этот вкус. Они признавали, что он ужасен. Весь следующий день бедняги потели этой гадостью. И воняли ею».

Но Хит с женой стойко терпели.

«В 1950-х аспирант-антрополог считал, что нужно приспосабливаться к окружающей среде, – поясняет Дуайт. – Никого не хочется оскорблять, ни от чего стараешься не отказываться. Я скрипел зубами, но выпивал эти дружеские подношения».

«Мы вообще-то не слишком много пили, – продолжает Анна, – потому что за нас не так часто провозглашали тосты, как за других гостей. Мы были чужаками. Но однажды камба устроили просто грандиозную тусовку – собрали человек шестьдесят или восемьдесят. Они пили, отключались, потом приходили в себя и снова веселились. Подошла моя очередь, и тут я вспомнила, что по правилам могу делегировать эту почетную обязанность Дуайту. Супруг должен пить вместо жены. Помню, муж тогда как раз держал под мышкой керосиновый фонарь, и я сказала: “Дуайт, осторожно, ты обожжешь руку“. А он ответил: “Ладно, если только руку, как бы не спалить все внутренности».

Вернувшись в Нью-Хейвен, супруги отдали бутылку боливийского рома на анализ и узнали, что крепость напитка составляет 90°. Это был лабораторный этанол – такой спирт ученые используют для консервации тканей. Ни одному нормальному человеку даже в голову не придет употребить его внутрь – и вполне естественно, что поначалу Дуайту и Анне никто не верил.

«В Йельском университете работал один из ведущих физиологов, специализирующихся на алкоголе, – вспоминает Хит, – его звали Леон Гринберг. И он сказал мне: “Что ж, история шикарная. Но на самом деле вы просто не смогли бы пить эту дрянь”. Он явно подначивал меня, и я заявил: “Хотите, продемонстрирую? У меня есть бутылка”. И вот однажды в субботу я пришел в лабораторию к Гринбергу, и мы провели эксперимент. Я начал пить, а Леон держал ситуацию под контролем и каждые 20 минут брал у меня кровь на анализ. Будьте покойны, я, как и обещал, вылакал ром до самого донышка».

У Гринберга даже стояла наготове карета «скорой помощи», но все обошлось. Мало того, Хит не захотел, чтобы его подвезли, решил идти домой сам. Анна дожидалась мужа в квартире на третьем этаже бывшего студенческого общежития, где не имелось лифта. «Я высунулась в окно и вижу: по улице едет “скорая” – медленно-медленно, едва ползет, – а рядом вышагивает Дуайт. Он помахал мне и, кстати, выглядел вполне бодрым. Поднявшись на три пролета, сказал: “Ха! А я напился!” – и рухнул без чувств. И три часа потом пролежал пластом, не приходя в себя».

Итак, у нас есть этническое сообщество в бедной стране мира, в глуши, вдалеке от цивилизации, члены которого каждые выходные устраивают пирушки с распитием 90-градусного спирта, продолжающиеся с вечера субботы до утра понедельника. Да эти камба, должно быть, жестоко расплачиваются за такие излишества? Ничуть не бывало.

«Мы не видели никаких антиобщественных выходок, вообще ни разу, – рассказывает Дуайт Хит. – Никаких тебе споров, перебранок, сексуальных посягательств или проявлений вербальной агрессии. Только приятные разговоры или молчание. – И далее замечает: – Пьянство не мешало работе, никогда не требовало вмешательства полиции. И алкоголизма там, представьте, тоже нет».

Свои наблюдения Хит обобщил в ныне знаменитой статье, напечатанной в 1958 г. журналом Quarterly Journal of Studies on Alcohol («Ежеквартальный вестник изучения алкоголя»). В последующие годы о подобных явлениях написало множество других антропологов. Да, бывает, алкоголь заставляет людей повышать голос, затевать драки и говорить вслух такое, о чем они потом жалеют. Но в других случаях – и достаточно часто – ничего такого не происходит. Пульке, традиционный напиток мексиканских индейцев, ацтеки называли «400 кроликов» за то, что он может вызывать самые разные сценарии поведения.

Антрополог Мак Маршалл отправился на острова Трук, что в юго-западной части Тихого океана, и обнаружил, что опьянению тамошних юношей сопутствуют агрессия и дебоши. Однако на мужчин за 30 алкоголь действует противоположным образом.

Индейцы михе, обитатели мексиканского штата Оахака, во хмелю затевают жестокие драки. Однако антрополог Ральф Билз подметил, что это происходит отнюдь не стихийно. Все потасовки как будто строились по одному сценарию:

«Хотя мне пришлось наблюдать, наверное, сотни таких стычек, я ни разу не видел, чтобы пускали в ход оружие, и это при том, что почти у всех местных мужчин есть мачете, а у многих – и ружья. Как правило, драка начинается с пьяной ссоры. Когда голоса повышаются почти до крика, всем ясно: будет бой. Противники отдают оружие зрителям и принимаются драться на кулаках, бешено молотя друг друга, пока один не упадет наземь, после чего победитель помогает ему подняться, и обычно все заканчивается объятиями и рукопожатиями».

Все это просто уму непостижимо. Алкоголь – мощный наркотик. Он растормаживает. Снимает ограничения, которые регулируют человеческое поведение. Потому-то нас не удивляет, что пьянство так прочно связано с насилием, дорожными происшествиями и сексуальной агрессией.

Но если у камба во время возлияний не бывает почти никаких эксцессов, а индейцы михе даже в пьяной драке следуют установленному сценарию, значит, наш стереотип о растормаживающей природе алкоголя, скорее всего, заблуждение. Вероятно, его природа иная. Наблюдения, сделанные в Боливии Дуайтом и Анной Хит, положили начало кардинальному переосмыслению научных воззрений по данному вопросу. Многие ученые, занимающиеся исследованием спиртного, больше не приписывают ему эффект растормаживания. Они говорят об эффекте алкогольной близорукости.

Теорию алкогольной близорукости предложили психологи Клод Стил и Роберт Джозефс; ее суть в том, что главный эффект алкоголя – сужение эмоционального и ментального поля зрения. В результате, по словам авторов теории, наступает «состояние близорукости, в котором поверхностно понятые непосредственно воспринимаемые аспекты ситуации оказывают непропорционально сильное влияние на эмоции и поведение субъекта». Предметы, оказавшиеся перед глазами, алкоголь делает еще более объемными, тогда как задний план отодвигается еще дальше. Сиюминутные соображения доминируют и занимают все больше мыслей, а вопросы долговременного характера меркнут и отступают.

Попробуем проиллюстрировать это примерами. Многие люди пьют, когда им плохо, полагая, что выпивка прогонит печальные мысли. Они следуют теории растормаживания: алкоголь должен высвободить бодрость и веселье. Но происходит-то явно не это. Иногда выпивка бодрит. Однако в других случаях от нее становится лишь хуже. Теория алкогольной близорукости разрешает этот ребус: все зависит от того, как и где человек пьет. Если на футбольном стадионе в окружении орущих болельщиков, то, безусловно, азарт и интрига происходящего на время вытеснят его заботы и печали. Игра – перед глазами и в центре внимания, а о заботах пока можно и позабыть. Но если тот же самый человек в одиночку забьется в угол в баре, его тоска только усугубится. Там его ничто не сможет отвлечь. Таким образом, алкоголь оставляет нас на произвол окружения. Он устраняет все, кроме самого непосредственного опыта[38].

Возьмем другой пример. Одно из главных положений теории Стила и Джозефса заключается в том, что эффект алкогольной близорукости максимально проявляется в ситуации «острого конфликта» – когда существует противоречие между двумя наборами факторов, один из которых близок, а другой далек.

Представьте себе, что вы успешный эстрадный комик. Весь мир находит вас уморительно смешным. Вы и сами думаете точно так же. Напившись, вы не станете считать себя еще более смешным, поскольку в данном случае нет никакого конфликта, разрешимого алкоголем. Но вообразите иную ситуацию, когда окружающие не разделяют вашего мнения. И вообще, стоит вам попытаться развлечь компанию анекдотом, как назавтра кто-нибудь из друзей обязательно подойдет и деликатно посоветует впредь такого не делать. В нормальных обстоятельствах этот неловкий разговор удерживает вас от повторения ошибок. Но что, если вы слегка заложите за воротник? Алкоголь снимает противоречие. Вас больше не тревожат грядущие упреки друзей по поводу ваших дурацких анекдотов. Вы вполне верите, что и в самом деле умеете позабавить народ. Во хмелю ваше понимание собственной личности меняется.

Это важнейший аспект алкогольной близорукости. Старая теория растормаживания полагает, что свойства и мысли, выказываемые субъектом во хмелю, – это, образно выражаясь, очищенная и возогнанная суть его трезвой личности – когда социальные приличия и такт не мешают ее рассмотреть. Это ваше подлинное «я». Как гласит античная поговорка: «In vino veritas» («Истина в вине»).

Но это устаревший взгляд. Конфликты, заставляющие нас держать в узде свои импульсы, играют важнейшую роль в том, как мы выстраиваем собственный характер. Каждый из нас воспитывает себя, как-то улаживая конфликт между насущными, сиюминутными устремлениями и более сложными, долговременными интересами. В результате нам удается быть нравственными, трудолюбивыми или ответственными. Хороший родитель стремится укрощать свои эгоистичные потребности (побыть одному, выспаться) ради далеких глобальных целей (вырастить хорошего человека). Алкоголь, освобождая наше поведение от этих долгосрочных ограничений, уничтожает нашу подлинную личность.

Так кто же такие камба на самом деле? Хит говорит, что их общество характеризуется заметной нехваткой «коллективного самовыражения». Эти люди – сезонные рабочие-аграрии. Родственные связи ослаблены. За работой они долгие часы проводят в одиночестве. Соседских общин или гражданских объединений у них почти нет. Таким образом, в повседневной жизни налицо явный дефицит возможностей для социализации. Поэтому по выходным камба используют преображающую способность алкоголя, чтобы организовать «коллективное самовыражение», которого так остро не хватает в будни. Эффект алкогольной близорукости служит им для создания на время некоего другого мира. Поэтому нужны жесткие правила: не открывать больше одной бутылки за раз, обязательный ритуал тостов, все садятся в круг, пьют только в выходные, ни в коем случае не в одиночку. Они действуют исключительно по системе, а система попоек в боливийском пейзаже – это легкая музыка и спокойная беседа: порядок, дружелюбие, предсказуемость и ритуал. Своего рода новое общество камба, выстроенное с помощью одного из самых мощных в мире наркотиков.

Алкоголь – не средство проявления человеческой натуры. Это средство ее трансформации.

В Англии в 2006 г. было свое «дело Тёрнера»: нашумевший судебный процесс с участием 26-летнего программиста по имени Бенджамин Бри и женщины, которую в суде называли просто «мисс М.». Этот случай – классический пример того, насколько все осложняет алкогольная близорукость.

Бри познакомился с мисс М. в гостях у брата и в тот же вечер пригласил ее на свидание, где она выпила две кружки сидра и полдюжины коктейлей из водки и энергетических напитков Red Bull. Кавалер, который начал пить раньше дамы, не отставал от нее. Камеры видеонаблюдения записали, как они вдвоем под ручку около часу ночи идут домой к мисс М. Там у них произошла близость. Бри считал, что по обоюдному согласию. Но женщина заявила, что это не так. Его признали виновным в изнасиловании и приговорили к пяти годам тюремного заключения, однако суд следующей инстанции этот приговор аннулировал. Если вам приходилось следить за каким-то похожим делом, детали будут удручающе знакомыми: боль, раскаяние, недоразумение и гнев.

Вот как описал произошедшее сам Бенджамин Бри: