Привычка убивать Пучков Лев

— Где и когда состоится обмен? — поинтересовался Март, питая слабенькую надежду, что окрыленный успехом шантажист даст ему дополнительный шанс.

— Не торопитесь, Андрей Владимирович, — не стал баловать Директора противник. — Вы озаботьтесь насчет денег, а все остальное я вам скажу во второй половине дня. И прошу помнить: не стоит утруждать себя изготовлением «кукол» и размещением в пачках радиомаяков. Я буду с детектором и проверю каждую купюру. Вот… Ну и — радуйтесь, радуйтесь! Отчего такой кислый тон? Вместо трех — один. Это же как здорово!

— Да я радуюсь, радуюсь я, — стиснув зубы, подыграл Март. — Спасибо, что вы такой добрый.

— Ну и прекрасно, — благодушно резюмировал шантажист. — Вы там радуйтесь себе, а я пойду спать. До завтра…

— Как он выглядел? — мрачно глядя на Сашеньку, уточнил Март, возвратившись из «зимнего сада». — Особые приметы?

— Ничего особенного, — пролепетала дама, сжимаясь под тяжелым взглядом шефа. — Среднего роста, очки, матерчатый белый плащ, кепочка в стиль, галстук. Рыхлый такой, неповоротливый, неуклюжий… И… и все, пожалуй. Интеллигент, одним словом. До мозга костей интеллигент. У тебя… у вас неприятности из-за того, что я…

— Ничего страшного, — джентльменски буркнул Март, отпуская взглядом Сашеньку. — Это один старый знакомый.

— Правда? — с надеждой вскинулась Сашенька. — Ои, слава богу, я-то думала… Знакомый-знакомый, а телефон спер?

— Это он так шутит, — натянуто улыбнулся Март. — Шутник он у нас…

…Рудин подъезжал к заповеднику уже на закате. Предпосылки к тому, чтобы прибыть на место где-нибудь в обед, присутствовали в полном объеме: погода великолепная, трасса хорошая, на допотопную автодрянь гаишники внимания не обращали. Но «таблетка» по-мелкому капризничала: то ремень у нее слетит, то радиатор закипит ни с того ни с сего, то свеча засорится. Хорошо, что не случилось ничего серьезнее: в отличие от своего боевого брата Соловья — мастера на все руки, Серега в автоделе разбирался весьма поверхностно. Он только рулить любил.

— Я тебя расстреляю перед строем, сволота железная! Как только приедем обратно — кранздец тебе! — в ярости воскликнул путешественник, когда «таблетка» чихнула мотором и встала посреди дороги в последний раз. Пару раз крепко пнув капризную железяку по колесам, Серега сел на корточки и принялся тихо материться. Особая прелесть последней поломки заключалась в том, что до места прибытия осталось что-то около километра: «таблетка» заглохла на безлюдной лесной дороге, прямиком ведущей в усадьбу.

Откупорив мотор и не обнаружив ничего, что красноречиво намекало бы на характер поломки, Рудин сплюнул, показал машине выставленный вверх отдельно взятый средний палец правой руки и сказал:

— Ну тебя в задницу, бабуся. Брошу я тебя здесь — пусть волки съедят, — и затрусил по направлению к усадьбе, решив по прибытии отправить к «таблетке» ремонтную бригаду в лице Соловья. Конечно, стоило бы вообще взорвать к известной матери такое чудовище, но увы — нельзя. Надо же Гришу на чем-то везти!

Прогулявшись немного по лесу, Серега наглотался соснового экстракта и пришел в отличное расположение духа. Красота-то какая! После суточного асфальтового марева бор воспринимался отравленным организмом как отдохновение, ниспосланное свыше, — даже досадные мысли о проклятой «таблетке» как-то вылетели из головы.

Приблизившись вплотную к усадьбе, Рудин мимоходом глянул на наблюдательную вышку, рассмотрел маячившую под дощатой крышей фигуру и, приветственно вскинув руку, набрал в грудь побольше воздуха, чтобы заорать что-то типа:

«Что, не ждали?! А я вот он!!!»

Набрал, рот открыл и… повинуясь невесть откуда всплывшему, отработанному армейскому рефлексу, резко присел за кустик.

— Совсем нюх потерял… — ошарашенно пробормотал Серега, стравив воздух и уерзывая в кустик поглубже. — Вот так ни хрена себе…

Мужик на вышке был чужим.

Рудину повезло дважды. Во-первых, не успел заорать благим матом, во-вторых, этот чужой мужик в момент вхождения объекта в сектор его наблюдения был занят: повернувшись боком к дороге, он с кем-то разговаривал. И разговаривал явно не по-русски.

Сдав назад, Серега отошел подальше от дороги и сноровисто вскарабкался на высоченную сосну, ругая себя при этом последними словами. Теперь уже ясно было, что с самого начала, не будь у него столь расслабленного состояния после прогулки по лесу, можно было обратить внимание на кое-какие несуразности.

В усадьбе играл магнитофон. Раскатисто грассируя, какой-то недоумок визгливо вещал на всю округу, что его безжалостно обманула злая женщина, которую теперь следует сурово покарать. Не лаяли собаки, не прослушивался вздорный голос реактивного Дениса, который имеет обыкновение, как заведенный, целый день носиться по двору. Если убрать недоумка, убрать негромкий гул генератора и дать по черепу наблюдателю, чтобы не болтал, а службу нес как следует, в усадьбе будет мертвая тишина.

Следовало бы озаботиться всеми этими странностями чуток раньше. Магнитофона в усадьбе не было, а в город Рудин ездить не велел, так что привезти его могли только чужие. Собак, судя по всему, изолировали. Дениса — тоже.

— Идиот! — добравшись до приемлемой высоты и обозрев окрестности, констатировал Рудин. — И почему только тебе так везет? Надо было сразу мочить, чтобы знал в следующий раз, как по лесу гулять с открытой вафельницей…

Который на вышке и плохо службу несет, был нерусский и с автоматом. Возле бани сидел на табурете еще один мужлан — азиат тоже и опять же с карабином. С последней ступеньки крыльца вытарчивали чьи-то ноги, но с места рудинского зависания не было видно, кто же там сидит. Все трое вяло переговаривались на незнакомом Рудину языке, курили и слушали магнитофон. Более во дворе никого не было.

— Ох, блин, как я вовремя… — пробормотал Серега, озабоченно оборачиваясь к закатному горизонту и быстро высчитывая, что на активное наблюдения и сбор исчерпывающей информации у него осталось немногим более часа. — Вечер обещает быть весьма занятным…

…Директор все сделал в соответствии с рекомендациями шантажиста, за исключением одной незначительной детали. Он не стал никого посылать утренним рейсом в столицу. Проснулся в семь утра, вдумчиво проделал зарядку, походил по «зимнему саду» с телефоном, произвел четыре звонка и пошел завтракать. Затем как ни в чем не бывало отправил Сашеньку в офис — имитировать работу фирмы, распорядился, чтобы поменяли наблюдателей в заповеднике, и улегся спать.

Обеденным рейсом из Москвы в Белогорск прибыли вспомогательные силы: трое «иксов», которые доставили деньги и дополнительное оборудование для работы в ночных условиях.

— Бэд, Замес, Плотник, — представил Директор Умнику прибывших, поочередно здороваясь с каждым из них за руку. — А это наш брат Умник — прошу любить и жаловать.

«Иксы» церемонно обнялись с новичком, ничем не выразив своего удивления, хотя все они являлись преподавателями и инструкторами «Абордажа» и совсем недавно нещадно дрессировали его в качестве курсанта. Директор сказал — брат, значит, так оно и есть, какие могут быть вопросы?

Получив в багажном зале две объемные спортивные сумки, изрядно потертые и засаленные, новоприбывшие проверили содержимое, и только тогда Плотник, старший группы, доложил:

— Все в норме. Доставка произведена.

— Ну вот и ладушки, — одобрительно кивнул Директор и, жестом показав Умнику на одну из сумок, проинструктировал мрачного, зевавшего после ночного дежурства Рекса:

— Забирай к себе. Введи в курс, сориентируй на местности. Приборы проверь, настрой. Водку не пить, не переедать — ориентировочно после 18.00 будем работать. Будь все время на линии — могу в любой момент потревожить…

— У нас тут деньги? — поинтересовался Умник, когда они, проводив Рекса с гостями, сели в «Мазду» Директора.

— Ага, деньги, — машинально ответил Март, размышляя, судя по выражению лица, о чем-то малоприятном. — Сумку с приборами забрал Рекс. А что?

— Миллион баксов? — недоверчиво уточнил Умник, похлопав по замусоленному боку сумки.

— Ага, миллион, — Март пожал плечами, не желая понимать, чем вызвано любопытство соратника. — Сто пачек баксов. Ну и, разумеется, четыре кило вонючих спортивных тряпок, что лежат сверху. Ребята, типа того, с соревнований вернулись.

— Думал, только в кино такое бывает, — покрутил головой Умник. — Ловкий шантажист одним движением может заработать такую кучу денег, обведя вокруг пальца команду профессионалов. Какой-то жалкий интеллигентишка, которого каждый из нас может убить в считанные секунды голыми руками… Да-а уж… А все-таки мозги ценятся гораздо дороже, чем мышцы, умения и навыки. Верно?

— А вот это мы вечерком посмотрим, — недовольно буркнул Март. — Мозги, разумеется, — это главное. Но в жизни бывают моменты, когда даже самый умный человек — гений, можно сказать, титан мысли, начинает остро сожалеть, что в свое время не удосужился ознакомиться с азами специальной тактики и не научился стрелять, драться и… быстро бегать. И сегодня — если бог даст, сдается мне, ты станешь свидетелем как раз одного из таких моментов…

…Шантажист позвонил в 18.00 — как будто подслушивал разговор в аэропорту, паршивец интеллигентный.

— Как обстоят наши дела, Андрей Владимирович?

— Ваши дела в порядке, — ответил Март. — То, что вы заказывали, я получил.

— Нет, именно наши дела, — настырно поправил шантажист. — Не надо отмежевываться от меня, батенька, мы с вами теперь связаны крепко незримой нитью, потому что судьба…

— Где и когда? — оборвал собеседника Директор, не желая выслушивать гнусные инсинуации философского плана.

— Ну-у-у, зря вы так! — обиделся шантажист. — Зря… Эмм… В общем, это произойдет в одиннадцать часов вечера, на набережной.

— В 23.00, на набережной, — эхом отозвался Март. — На какой именно набережной?

— Речной вокзал, — охотно пояснил шантажист. — Если ехать из центра, то это будет сразу за вокзалом, на набережной. Там парапет представлен в виде массивных тумб, между которыми расположены ажурные решетки. А на этих тумбах стоят такие каменные… эмм… с позволения сказать, изваяния, в форме то ли урн, то ли цветочных корзин. Между ни-ми расстояние порядка десяти метров. Если считать сразу от причала, то это будет девятая такая тумба с корзиночкой.

— Я должен положить туда деньги? — уточнил Март. — Там какое-то устройство, тайник, или как?

— Икх-икх-икх-хэ-хэ-хэ… — это шантажист изволил разродиться дребезжащим смешком. — Право, какой вы простой, Андрей Владимирович! Ничего никуда класть не надо. Послушайте меня внимательно, потом будете задавать вопросы. Тэ-экс… Ага. Вы подъедете к этой девятой тумбе на машине. Задом подъедете — там иначе не получится. Машину оставите с раскрытыми дверцами, как можно ближе к парапету, левым боком. На заднее сиденье положите деньги. Включите свет в салоне, откроете багажник. А сами отойдете к причалу. Там, с краю, горит фонарь, так вот, я желаю, чтобы вы стояли под этим фонарем. Чтобы вас было видно издалека. Я вас видел, так что не перепутаю. Далее. Деньги нужно уложить колбаской в большой черный пакет — можно из-под мусора, я не обижусь, горловину затянуть скотчем.

— «Колбаской»? — удивился Март. — В смысле?

— Да, колбаской, — шантажист недовольно крякнул. — Я же просил — не сбивайте меня, я сам собьюсь. Тэ-э-экс… А, ну да — колбаской, чтобы длинный узкий сверток получился. Затем утрамбовать этот пакет в чехол для спиннинга — в центральном универсаме, в секции «Спорттовары» продают такой, я сегодня видел. Закрывается он в девять вечера, вы успеете приобрести. Упаковать в пакет, значит, затем уложить в чехол. Чехол стоит полторы тысячи рублей — он якобы из натуральной кожи. Ну да ничего — я вам стоимость возмещу, как деньги посчитаю. Да, телефон держите постоянно в руке — чтоб я видел. Мы будем с вами постоянно общаться в процессе этого… этого самого. Вот, собственно, и все.

— Объясниться не желаете? — осторожно закинул удочку Март. — Для чего все это? Набережная, чехол и так далее? Не слишком ли сложно?

— Извольте, — шантажист, похоже, был готов к такой постановке вопроса. — Извольте, батенька. Чехол — это чтобы по очертаниям никто не догадался, что деньги, и для удобства. Человек идет вдоль реки, несет на плече чехол для спиннингов — никаких вопросов. Набережная — это моя страховка. Я буду сидеть в машине с раскрытой дверцей, считать деньги и наблюдать за вами. Если мне что-то покажется странным, я тотчас же выкину кассеты в реку. И ку-ку ваш архив! Да, перед тем, как приблизиться к машине, я внимательно осмотрю ее издали — для этого и понадобится открыть все двери и багажник. И если, не дай бог, в машине будет кто-то прятаться, я опять же — тотчас же выкину кассеты в реку, и…

— …И ку-ку наш архив, — подхватил слегка повеселевший Март. — Это я уже усвоил. Про девятую тумбу можете не распространяться — я там был, на этом речном вокзале, знаю. Получается, что машина будет стоять как раз посередке — между причалом и павильоном игровых автоматов, вокруг которого растут чахлые акации. И вы сможете контролировать, чтобы к вам никто не подобрался незамеченным. Очень даже разумно. Все?

— Да, вроде все, — слегка подумав, сказал шантажист. — Вроде все… Итак, основные вехи: одиннадцать часов вечера, девятая корзиночка, задом подъезжаете, раскрытые дверцы, поднятый багажник, плотный черный мешок, чехол для спиннинга и… и вы — под фонарем, у оконечности причала. С телефоном в руке — чтоб я видел. Все, более добавить нечего. Вы все запомнили? Я могу повторить.

— Не стоит, — отказался Март. — У меня хорошая память.

— Ну и прекрасно, — облегченно выдохнул шантажист. — Приятно было с вами пообщаться. До встречи на набережной…

— Ты мой, индюк, — с плохо сдерживаемой радостью прошептал Директор, нежно погладив свой «Кенвуд». — Ты мой… И кто же тебя надоумил вот так со мной побаловать? Какая непозволительная шалость для такого интеллигентного человека…

…Дело было вечером, делать было нечего. Солнце удрало за горизонт, сиреневые сумерки быстро сгущались. Абай стоял на вышке, его напарник Акян охранял баню с пленными, Аскер сидел на крылечке — все трое слушали магнитофон и общались. Остальные обитатели егерской усадьбы находились в доме. Малой, Слива и Перо без особого энтузиазма раскидывали в «секу» за столом в большой комнате — вор запретил шуметь, а какая игра без азартных вскриков и соленых реплик? Тут же на топчанах лежали Турды и Диля, курили травку и смотрели в разные места. Диля наблюдал за Ниной, и в глазах его явственно отсверкивало неуместное желание. Нина сидела в ногах у Турды в позе школьницы: руки на коленях, спина выпрямлена, безучастный взгляд в никуда, полное отсутствие каких-либо эмоций. В таком состоянии она находилась с того момента, как Соловья сотоварищи посадили под замок. Впала в прострацию и выныривать в этот гнусный мир не желала — делала все, как робот, послушный воле хозяина. Диля давно бы уже разложил женщину на своем топчане, но в настоящий момент она сидела возле Турды, и моджахед не смел беспокоить покой хозяина — только бросал красноречивые взгляды и периодически громко вздыхал, надеясь, что вор обратит внимание на возникшую у его верного пса потребность.

Турды было плевать на все вместе взятые потребности своих псов. Он неспешно вдыхал сладковатый аромат «дури», смотрел в потолок и производил в уме несложную бухгалтерию произошедших накануне событий.

Минусы: «повелись» черт знает на чем, попали в переделку, «засветились» перед всеми подряд, о том, чтобы возвращаться в Белогорск для продолжения «разбора», — и речи быть не может.

Плюсы: выкрутились без потерь, хорошо «легли на дно», взяли след, который ведет к деньгам Второго Альянса.

Подставили, несомненно, авторитеты — больше некому. Хорошо сработали, комар носа не подточит. Ткнули носом: не лезь, молодой, куда не надо, моментом ручонки пообрываем вместе с головенкой. Теперь, когда более-менее все уляжется, предстоит возвращаться в Москву и объясняться с большими людьми. И придется выложиться по полной программе, змеем виться, доказывая, что всю эту пакость подстроили белогорские авторитеты, а не спровоцировал ты сам, руководствуясь какими-то непонятными личными интересами. Потому что за «организационные» промахи такого рода в их «цеху» не объявляют выговора. И премии не лишают. Рассчитают, не выходя из-за стола, пикнуть не успеешь…

— Надо их покормить, — монотонно выдала Нина, раскачиваясь, как сомнамбула.

— Кого? — недовольно буркнул Турды, вываливаясь из хаоса своих размышлений в кисловатый морок егерской избы, успевшей пропитаться ароматом «дури» и потом чужих тел.

— Всех покормить, — так же монотонно пояснила Нина. — Людей, собак. Разрешите, я схожу…

— Сиди! — вяло махнул рукой Турды. — Перебьются и так, не сдохнут.

— Утром вы не разрешили давать, — продолжала Нина, не поворачивая головы. — Так хоть сейчас разрешите. Нехорошо это, не по-человечески. Разрешите, я схожу…

Турды повернулся — хотел было пнуть женщину: удобно сидела, как раз под ногу. Однако посмотрел на беззащитную фигурку, и что-то вдруг шевельнулось в махровой душе вора. Хорошая баба, сладкая. За то время, что они здесь, столько натерпелась — другим за всю жизнь не испытать. А не скурвилась — знает ведь прекрасно, что к ночи опять хором драть будут, однако думает о муже, его корешах и даже собаках, заботится. Молодец. Турды вдруг подумал, что неплохо было бы взять Нину с собой в Москву. Молоденькая, пригожая, хорошая хозяйка, послушная и смышленая. Такая рабыня ему бы пригодилась — жила бы в его квартире, прислуживала, по хозяйству хлопотала, когда надо, ножки бы раздвигала. Без женского тепла дом пустой, а когда еще придется семьей обзавестись — один аллах знает. Неплохая мысль, неплохая… После того, как они поймают Пса и все сделают, как задумали, ее мужа и всех остальных, включая лежачего больного Толхаева, придется замочить. Тогда Нинке некуда будет деваться. И не убежит никуда: в Москве у нее никого нет, да и пацан будет держать. Предупредить — удерешь, завалю пацана, и всех делов. А пацан пусть бегает, маленький, места много не занимает. А потом, когда Нинка подурнеет, ее можно будет тихонько замочить, а из пацана-байстрюка воспитать верного пса-телохранителя. Как турецкие Османы в свое время набирали личную гвардию — янычар, из славянских мальчишек без роду-племени, которые потом преданно служили хозяину.

— Эх, ты… — невольно крякнул Турды, удивившись, как далеко по жизни его занесло в мечтах. Тут год прожил — рад, не ухойдакали недруги, выкрутился. В Москву еще доехать надо да продержаться там хотя бы с недельку, пока разбор будет. Однако неплохая мысль, неплохая…

— Ладно, иди, — разрешил вор, по-хозяйски запустив руку женщине под платье и с удовольствием потискав крепкое бедро. Диля тотчас же вскочил с топчана, радостно сверкнул глазами.

— Свет включи — темно уже, — распорядился вор, верно расценив порыв моджахеда. — Посмотри, что в корзину будет класть — как бы «перышко» не заныкала. И не трогай ее. Понял? Не время пока. Я скажу, когда можно будет…

…Ничего хорошего Рудин на сосне не высидел. Сумерки опустились на бор, обещая через полчаса погрузить все вокруг в непроглядный мрак. Серега уже хотел было спускаться, когда во двор вышла Нина с корзиной и направилась к бане.

— Да уж… — озаботился наблюдатель, рассмотрев в тусклом свете дворового фонаря женский силуэт. — А нехорошо это, когда чужаки в дому — и женщина… Как-то они с тобою обошлись?

За Ниной неотступно следовал какой-то мужлан — видимо, контролировал. Повозившись возле двери бани, женщина направилась к сараю, откуда вскоре раздался радостный собачий лай.

— Я вас потом самих в сарай запру, фимозы! — клятвенно пообещал Серега, стиснув зубы при мысли о том, что чужие могли издеваться над его собаками. — И буду держать, пока не залаете, блин…

От сарая Нина направилась к приторчавшему на отшибе туалету, кормой обращенному к кустистой опушке. Мужлан было посунулся следом, однако махнул рукой и вернулся к часовому у бани.

— Ну, так-то лучше, — удовлетворенно констатировал Серега, молнией низвергаясь по стволу и скоренько припуская по периметру усадьбы к сортиру.

Перемещение получилось на удивление удачным. Наблюдатель на вышке и трое во дворе продолжали отравлять свой слух магнитофонными воплями, да и темно уже было, фонарь в глаза светил, а посему, хотя Рудин и ломился с немалым шорохом и шибко не пригибался, никто его не вычислил.

— Нина, это я, — громко прошептал Серега, оказавшись за спиной сортира и приникая ртом к самой большой щели. — Как слышишь, прием!

— Серега? Ты как здесь? — Рудин не уловил в голосе женщины радости после долгой разлуки, однако отнес этот факт на счет явной некорректности ситуации. Кому понравится, когда при отправлении надобностей кто-то подкрадывается сзади к сортиру и рвется пообщаться?! Однако сейчас было не до приличий, да и время поджимало, потому Рудин опустил все условности и скоренько приступил к получению информации.

— Кто такие?

— Не знаю… Очень плохие люди. Ворвались вечером, Ефим их привел.

— Ефим?! Вот же гадина, а! Ничего, зачтется ему…

— Они его убили. Забили насмерть. Он бросился на них, вот и…

Рудин не уловил в голосе женщины ни капли сострадания, и ему это страшно не понравилось.

— Что они с тобой сделали?

— Со мной? Ну… давай не будем об этом. Что ты еще хочешь знать?

— Хочу знать, сколько их, этих гадов, — свистящим шепотом принялся перечислять Серега, ощущая, что его большое доброе сердце переполняет лютая злоба к захватчикам. — Где Соловей, Масло, Василий, мать их так! Вояки фуевы, фимозы недоделанные! Где лежит оружие, патроны. Как сидят эти твари, как размещаются, что делают. Только быстро и внятно — выкладывай!

Нина довольно толково ответила на все вопросы. Узнав, что реквизированное в усадьбе оружие хранится в комнате у Толхаева, Рудин заметно оживился.

— Ты его уже кормила?

— Нет, сейчас как раз пойду, — Нина верно уловила ход мысли Рудина. — Ничего не выйдет — когда я его кормлю, кто-нибудь из них заходит в комнату и смотрит. Боятся, видимо, что я схвачусь за оружие. А я и не думала — Денис же там…

— Эй, женщина, ты что там, веревку проглотила? — крикнул от бани соглядатай. — Почему так долго, э?

— Сейчас — сейчас — уже иду! — возвысила голос Нина. Трое во дворе заржали — видимо, ситуация показалась им комичной.

— Ничего, козлята, посмейтесь в последний раз… — ненавидяще процедил Рудин и на прощанье быстро проинструктировал женщину:

— Вот что… Как зайдешь в комнату к Толхаеву, откроешь оконце — проветрить. Оно маленькое, вряд ли они заподозрят что-нибудь. Когда Гришу кормить будешь, сядь поближе к оружию и заранее наметь, что будешь брать. Мне нужен любой из наших карабинов и хотя бы пачка патронов к нему. Так вот — как погаснет свет, возникнет небольшая суматоха, ты под шумок должна успеть вытрусить карабин с патронами за окно. Там как раз тыльная сторона, пока они во дворе будут толочься, пока найдут, что почем, — времени пройдет достаточно.

— А свет точно погаснет? — с затаенной надеждой спросила Нина.

— Погаснет — я обещаю, — заверил ее Рудин. — Как только окно откроешь, это будет для меня сигналом. Примерно через минуту я оборву провод — раньше никак не добраться. Ты, главное, все просчитай, чтобы не шумела, когда. будешь ствол во двор спускать. Сумеешь?

— Я все сделаю, даже если они меня после этого убьют, — твердо заявила женщина. — Все сделаю…

— Не надо, чтобы убивали, нам лишние Розы Люксембурги без надобности, — сердито поправил ее Рудин. — И запомни хорошенько: когда свет погаснет во второй раз, бери Дениса и лезь в подпол. Только не сразу, а чуть погодя, когда начнется. Они на крышку подполья ничего не поставили?

— Нет, мебель на месте… А как я узнаю, что уже началось?

— Ты увидишь, — пообещал Рудин. — И услышишь. Почувствуешь, одним словом. Все — давай, выдвигайся. А то сейчас твой провожатый проверять припрется…

За те несколько часов, что так неосмотрительно подарил Директору шантажист, «иксы» исследовали каждый квадратный метр территории, прилегающей к речному вокзалу. Составили подробный план местности, обозначили все возможные варианты действий противника и даже умудрились на скорую руку, схематично прорепетировать каждый из этих вариантов. Пообщались со сторожами: соответственно, речного вокзала и павильона игровых автоматов, представившись сотрудниками ФСБ, мелькнув ненавязчиво липовыми ксивами. В результате общения появились два великолепных снайперских гнезда — на втором этаже закрытого на ночь вокзала и на крыше павильона. С обеих точек просматривалась набережная, прилегающая к ней часть акватории и все подступы к причалу — проведя тщательную рекогносцировку, Директор не обнаружил ни одного метра перекрытого пространства. Иными словами, где бы шантажист ни находился в момент обмена, везде его настигнет снайперская пуля — спрятаться на набережной негде.

— Ваш объект — плечи, — проинструктировал Директор Умника и Рекса, залегших в снайперских гнездах. — Конечно, лучше бы — ноги, но, сами понимаете: если брюки темные, на фоне асфальта не различить. Да, если он явится не в обещанном белом плаще, будет сложнее. Но расстояние мизерное, по сто метров на брата, а вы у меня мастера — разберетесь. При любом варианте — убивать его нельзя ни в коем случае. Прошу помнить. Если, не дай бог, кто-то из вас его завалит, буду считать личной обидой…

Перекрыв все подходы с суши, занялись плавсредствами. Руль сгонял на лодочную станцию, нанял моторку на полчаса и покатался вдоль набережной, изучая береговое покрытие. В районе девятой тумбы простукали багром каждую каменную плитку, но ничего подозрительного не обнаружили. Пологие каменные скаты береговой «рубашки» не содержали никаких отверстий или пустот, кроме осклизлого илового налета, ничего примечательного не было. Решив подстраховаться, Док у самой ватерлинии приспособил на стальном пруте упакованный в целлофановый пакет уровневый тепловой датчик. Датчик реагировал на любое тело, температура которого превышала 30'С, появившееся в радиусе ста метров в ограниченном уровневом диапазоне: семьдесят сантиметров над ватерлинией, семьдесят — под.

— Он не сможет незаметно подплыть к нам с аквалангом, но для верности неплохо было бы установить с десяток глубинных бомб, — пошутил Док, не понимая, к чему такие беспрецедентные меры предосторожности. — Тогда снайперы и наблюдатели вообще могли бы отдыхать…

— А ты хоть и индюк, но для интеллигента соображаешь достаточно здраво, — высказался Директор, когда подготовка была закончена и все номера расчета перешли в режим активного ожидания. — И, очевидно, полагаешь, что все предусмотрел…

Интеллигент выбрал вполне подходящее местечко для обмена. Участок набережной между причалом и павильоном был аварийным, о чем свидетельствовали стандартные запрещающие знаки и многочисленные таблички на подъездных путях и по периметру. Знаки грозили «кирпичом», а таблички обещали, что в любой момент набережная может уехать в реку. По этой причине в районе обмена можно было ожидать практически гарантированное безлюдье. Некоторые лихачи изредка проезжали по аварийному участку — «иксы» насчитали три подобных случая. Каждый раз это были дорогие иномарки, водители которых то ли читать не умели, то ли страдали патологическим неверием в объективность органов городского управления. А поскольку иномарки были довольно увесистыми — как минимум раза в полтора тяжелее любой стандартной легковушки, можно было не сомневаться, что за то время, пока «Мазда» Директора стоит у парапета, набережная в реку не уедет.

Вместе с тем вдоль набережной пролегала весьма оживленная городская трасса, на обочине которой — с противоположной стороны от реки, располагался целый ряд круглосуточных ларьков. Таким образом, шантажист все рассчитал правильно: с одной стороны, он будет получать деньги на безлюдном участке, с другой — в случае опасности ему достаточно громко крикнуть, чтобы привлечь к себе внимание.

— Но ты, хоть и рассуждаешь здраво для интеллигента, а все равно индюк, — констатировал Директор, взвесив все «за» и «против». — Потому что меряешь нас по своим цивилизованным стандартам. А нам глубоко до лампады — кричи сколько влезет, хоть мегафон возьми. Продырявим, как ситечко, и утащим за доки для приватной беседы…

В 22.45 Директор осторожно заехал задом на аварийную набережную, остановил «Мазду» напротив девятой тумбы и, раскрыв дверцы и подняв багажник, уселся на заднее сиденье слева. Вдел в левое ухо крохотный микрофон, соединенный тончайшим проводком с ларингофоном, прикрепленным пластырем под челюстью, нажал кнопку автонабора номера «Кенвуда» Рекса, поднес телефон к правому уху и еле слышно произнес:

— Проверка связи.

— Получаю на пятерочку! На пятерочку получаю! Максимум громкости, мать вашу так! — заорал в левом ухе металлическии голос Дока — Март болезненно поморщился.

— Все нормально — не слышно ни хрена, — после некоторой паузы сообщил зависший на телефоне Рекс. — Или он ничего не говорил?

— Еще как говорил, — буркнул Директор. — Орал, сволочь. Я после акции обязательно кому-нибудь чего-нибудь надеру. Возьму первого попавшегося под руку и солдатским ремнем по хитрой компьютерно-электронной худосочной заднице — на!

— Сам же сказал — максимальная громкость, — опасливо сбавив тон, заоправдывался Док. — Мне-то что? Дали команду — выполняю…

— Сдуру можно и фуй сломать, — непримиримо проворчал Директор, однако профессиональный аспект возобладал над мелкой личной мстительностью. — Рекс, обзвони всех, переходим в режим одностороннего радиообмена. Напомни: самостоятельно выходить на связь только при критической ситуации. Частота 12-25, запасная — 14-70. Давай — пока я иду от машины к причалу, чтоб все сели на связь, проверю. Потом возможности не будет.

Отключив телефон, Март слегка наклонился вперед и спросил:

— Как поживает маяк? Как я выгляжу?

— Мутновато, — доложил голос Дока в левом ухе. — Свет в салоне сильно фонит. Маяк в норме, получаю на все сто. А ты ничего — голову и плечи я вижу. Покрути головой — я настроюсь.

Директор послушно покрутил головой и подмигнул парапетной тумбе. Док сидел вместе с Умником на втором этаже речного вокзала и смотрел кино — не удовлетворившись возможностями обычной оптики, он вмонтировал в девятую тумбу миниатюрную видеокамеру и отрегулировал ее так, чтобы можно было наблюдать за шантажистом с близкого расстояния. Рассуждал мастер промышленного шпионажа примерно так: восьмикратный бинокль — это неплохо. И расстояние в сто метров — пустяк. Но через бинокль мы воспринимаем объект так, как если бы он находился от нас в двенадцати метрах. Плюс к тому — скверное освещение, ухудшающее возможности наблюдения. А камера расположена на тумбе, в полутора метрах от которой стоит машина. И позволяет в упор смотреть на человека, находящегося в автомобиле. Маяк же, о котором упомянул Март, был искусно вшит в чехол из-под спиннинга, набитый долларами. Памятуя о недопустимости укладки радиомаяка в пачки с деньгами, решили поступить именно таким образом. Вряд ли у шантажиста будет время, чтобы растерзать чехол и проверить его на лояльность.

— Ну, в целом порядок, — сообщил Док. — Немножко смазано, но так как копии тиражировать массовым порядком мы не будем, думаю, потянет. Но видно только голову и плечи. А ниже перемонтировать — будут видны только колени и пупок. Близко слишком.

— Пойдет, — тряхнул головой Директор. — Брысь из эфира — с этой секунды переходишь в режим пассивного ожидания. — И, заботливо поправив лежавший на заднем сиденье чехол для спиннинга, направился к причалу, мимоходом проверяя связь.

— Второй — Первому.

— Я Второй — пять баллов.

— Третий — Первому.

— Я Третий — пять баллов… — и так далее. С момента перехода в режим радиообмена каждый получал номер, соответствующий его месту в плане операции. Просто и безопасно: если кто и подсядет на волну, никакой информации об участниках «левого» радиообмена он не получит. Только цифры-позывные…

В 23.03 на трассе притормозило такси и высадило человека. Человек продрался через жиденький ряд низкого декоративного кустарника и уверенно направился к «Мазде». Был человек в белом плаще, кепочке в тон, а больше рассмотреть не удалось — разве что пустую сумку через плечо.

— Ну-у-у! — протянул Март, ощутив мощный импульс охотничьего азарта, планово посетивший его тренированный организм. И, боясь спугнуть удачу, суеверно пробормотал:

— Нешто сами пожаловали? Да не могет такого быть! Не верю…

Шантажист неспешно приблизился к «Мазде», с минуту осматривался по сторонам. Заметив торчавшего под фонарем Директора, он встал так, чтобы его частично освещал плафон салона, и приветственно помахал рукой. С места своего стояния Март видел лишь расплывчатое движение рукава, но показалось ему, что в руке шантажиста что-то не правильно блеснуло. Подняв в ответ правую руку, Директор продемонстрировал «Кенвуд», надеясь, что визитер сумеет рассмотреть его в свете фонаря. Шантажист, видимо, рассмотрел — опять помахал рукой и уселся на заднее сиденье «Мазды», став для Марта практически невидимым — от фонаря можно было лишь различить едва просматриваемый в салоне силуэт башки шантажиста.

— Четвертый, что у него в руке? — едва слышно поинтересовался Директор.

— У него — в двух руках, — быстро доложил Док. — В правой — телефон, в левой — какой-то сверток, судя по всему, завернутый в пластиковый пакет.

— Чем занимается?

— Наклонился, вижу только кепку. Видимо, возится с чехлом. О! Трубку к уху потащил — наверное, звонить тебе хочет.

«Кенвуд» в правой руке Марта послушно заверещал.

— Слушаю.

— Андрей Владимирович, это я, — раздался голос гнусного интеллигента. — Пока все нормально. Запаситесь терпением, я буду считать и проверять детектором большинство купюр, на выборку. Ничего, что я такой привередливый?

— Я вам прощаю, — великодушно согласился Март. — Считайте, не торопитесь. Сколько вам нужно времени?

— Минут двадцать, — с сомнением сказал шантажист. — Ну, может быть, чуть больше. Я вас оповещу, если что. Вы телефончик далеко не прячьте…

— Как объект, Второй? — поинтересовался Директор, отключив телефон.

— Полный силуэт отсутствует, — доложил Рекс. — Багажник поднят, застит. Но в целом — 222. Имею в секторе левое плечо. Белый плащ — зашибись!

— Третий?

— Он весь мой, — коротко буркнул Умник.

— Пятый, шестой, седьмой — обстановка, — запросил Директор наблюдателей, рассаженных на подступах к набережной.

— Пятый — 222.

— Шестой — 222.

— Седьмой — три двойки, — доложили наблюдатели.

— Ну и ладушки, — осторожно выдохнул Март, не торопясь поздравлять себя с успешным началом операции. Дурная примета — радоваться заранее. Ты его поймай, придуши, в ямку упакуй, а потом сядь сверху и, осмотревшись с опаской по сторонам, скромно улыбнись. Как бы не заметил кто да не позавидовал…

Минут через десять в левом ухе Марта раздалось нетерпеливое покашливание.

— Что там у тебя, Четвертый? — безошибочно угадал Директор.

— Пиво пьет, гад, — возмущенно сообщил Док. — На работе! Марку не вижу, но бутылку просматриваю очень даже ничего. Она, кстати, от плафона отсверкивает, бликует, мешает наблюдать…

— Не отвлекайся, — буркнул Март. — Пусть пьет что хочет — нам какое дело?

Еще через десять минут Док без разрешения вылез в эфир, предупредив:

— Первый — он опять трубку потащил к башке. Звонить тебе будет.

Тотчас же вновь заверещал директорский «Кенвуд».

— Сейчас скажет, что не успевает и ему еще нужно время, — недовольно пробормотал Директор — и ошибся лишь самую малость.

— Вы извините, Андрей Владимирович, я того… — шантажист сделал паузу, затем неловко признался:

— Я пописать выйду. Вы уж извините, мне так неудобно, так неудобно, но… Я торопился на встречу с вами, в туалет не сходил, переволновался, так что…

— Судя по внешнему виду, вы уже достаточно взрослый, чтобы для такой малости не спрашивать у дяденьки разрешения, — недовольно фыркнул Март.

— Нет, я это к тому, чтобы вы предупредили своих людей, — торопливо пояснил интеллигент. — Вдруг они не правильно поймут мой выход из машины и палить начнут? А кассеты будут у меня в руках, так что…

— Господь с вами, дорогой мой! — фальшиво возмутился Март. — Какие люди? Мы с вами тут одни, никого нет больше. Выходите и ссыте сколько влезет — милиции я поблизости не наблюдаю.

— Спасибо, — униженно поблагодарил шантажист. — Вы уж извините, мне так неудобно…

— Чмо! — резюмировал Март. — Уписался со страху, бедолага. Второй, Третий — как там?

— На воде чисто, — доложил Рекс. — Он весь в секторе, держу.

— На воде чисто, — собезьянничал Умник. — И я держу.

— Что он делает, Четвертый? — поинтересовался Март, проследив взглядом, как белый силуэт медленно отделился от машины и приблизился к парапету. — Как там датчик?

— Датчик — полный ноль, — сообщил Док. — А он… он, извиняюсь, тривиально ссыт. Нет, в камеру не видно — он теперь сбоку. Но в бинокль я наблюдаю, как он интимно прижался к парапету. Нагло и беспардонно. С особым, можно сказать, цинизмом. Журчание не слышите?

— Слышу только твой треп, — едва сдерживая неуместную ухмылку, буркнул Март — не время сейчас прикалываться, работать надо, черт его знает еще, чем все это закончится! — Освободи эфир, не болтай что попало!

Спустя пару минут белый силуэт вернулся в машину. Телефон Марта заверещал вновь.

— Я дико извиняюсь, Андрей Владимирович, — виновато пробормотал шантажист. — Так неудобно… Но мне нужно еще порядка двадцати минут. Волнуюсь я… Это ничего?

— Да вы поменьше звоните, а побыстрее руками работайте! — не выдержав, воскликнул Март. — Посчитаете, тогда и сообщите…

Через двадцать минут шантажист вновь вышел на связь — на этот раз голос его был радостно оживлен, от былой виноватости не осталось и следа, зато прослушивались нотки нездоровой возбужденности.

— Ну — все. Все, Андрей Владимирович. Все в порядке, подходите…

— Запыхался, сволочь, наши деньги считать, — нервно шепотнул Март, пряча «Кенвуд» в карман и семимильными шагами направляясь к машине. — Внимание — всем наблюдать!

Приблизившись к «Мазде» на пять метров, Директор инстинктивно замедлил шаг. Последняя дистанция для дилетанта, на которой он может держать под стволом профессионала. Чуть дальше, и привет: отвлекающее движение, молниеносный рывок — и все кончено. Если интеллигент не полный идиот, сейчас он должен действовать примерно в таком ключе: достать ствол, остановить Марта властным окриком и заставить лечь. Затем показать кассеты, положить их на землю и попой вперед двинуться к павильону, держа Директора на прицеле…

Шантажист продолжал оставаться в машине. Недоуменно передернув плечами, Директор преодолел последние пять метров и сел на заднее сиденье «Мазды».

— А что-то моя секретарша расщедрилась, — обозрев небритую комковатую физиономию и сморщив нос, заключил Директор. — Интеллигентного в вас — только плащ да кепочка. И пахнете вы, как бы это сказать… Надо было раньше писать выходить, что ли… Кассеты?

Шантажист протянул сверток. Вскрыв его, Март обнаружил шесть кассет и «зиповский» диск в футляре.

— Вот даже как! Ну-ну… Это все? Больше ничего нет? Комковатый интеллигент улыбчиво покачал головой.

— Ну, слава богу! — с невероятным облегчением выдохнул Март и устало скомандовал:

— Все, хлопцы. Всем отбой! Подтягивайтесь к причалу. Только не кучкуйтесь, порознь там встаньте, — затем, интимно подмигнув шантажисту, предложил:

— Ну что — пообщаемся, красивый вы мой?

— Пообщаемся! — весело сверкнул шантажист беззубым ртом. — Отчего же не пообщаться?

Директор застыл как соляной столб. Тренированное сердце с разбегу лупануло о грудную клетку и встало на секунду, обещая в любой момент выскочить наружу.

— Н-не по-онял… — выдавил наконец Директор, отказываясь верить своим ушам. — Ну-ка, еще разок… Пообщаемся?

— Отчего же нет? — опять раззявил рот комковатый. — Я ж сказал — сколько угодно!

Комковатый носитель белого плаща мог быть кем угодно, но только не шантажистом. Март обладал прекрасным слухом и ошибиться не мог. У шантажиста был совершенно другой голос.

Со стоном выдернув из-под ног комковатого чехол, Март рывком раскрыл его. Чехол зиял пустым нутром, можно было не раскрывать — и так видно. Директор бесцеремонно завладел телефоном, зажатым в руке лжешантажиста, и в ярости хлобыстнул его об асфальт. «Кенвуд» тут и рядом не лежал — это был какой-то дешевый сотовик, каких полно валяется на толкучках.

«Кенвуд» в кармане Марта залился злорадной трелью.

— Что это значит?! — прошипел Директор в трубку, даже не удосужившись поинтересоваться, кто звонит.

— Спасибо, Андрей Владимирович, все получилось как нельзя лучше! — захлебываясь от восторга, протараторил шантажист. — Вы получили свой архив — он подлинный, копий нет, так что можете расслабиться. А я остался в живых и получил свои деньги. Вы только, пожалуйста, не обижайте моего друга, хорошо? Он совершенно ни при чем здесь. Он бомж, я его нашел на вокзале, обогрел, накормил, а он милостиво согласился мне помочь за скромное вознаграждение.

— Но как?! — чуть не плача, воскликнул Март. — Как ты это сделал?!

— А просто! — весело прокричал шантажист. — Очень просто. Я, видите ли, много лет со стороны изучал историю людских отношений. Я в некотором роде психолог. Знаю, на какие струнки человеческой души нужно надавить. Уговорить его не составило никакого…

— Деньги! Как ты забрал деньги?! Твой бомж мне до п…ды!!!

— А-а-а, деньги… — шантажист хмыкнул. — Ну, это тоже было несложно. Тут главное — математический расчет. Мой друг переложил пакет с деньгами в точно такой же чехол для спиннинга. И ногами отпинал его к парапету, когда ходил отправлять естественную надобность. Точнее, имитировать ее отправление. Там, в парапете — вы наверняка заметили, ажурная решетка, отстоящая от бетона сантиметров на тридцать. Он ногами пропихнул через отверстие чехол — мы тренировались накануне. А я стоял в четырехстах метрах ниже по течению, ближе к докам. Там как раз излучина, все прибивает к берегу… Да, ваш телефон я не верну — обманул, обманул… Вы не шибко сердитесь?

Март что-то неразборчиво хрюкнул в трубку — спазм вдруг сдавил горло.

— Ну вот и прекрасно! — жизнерадостно вскричал шантажист. — Прощайте! — и отключился.

— Ты теперь меня замочишь? — деловито поинтересовался бомж. — Если замочишь, предупреди — я помолиться хочу. Мне все равно, помирать или нет, — но я в бога верую. Мне помирать не страшно — Серега мне все рассказал. То, что вы отняли деньги у детского дома и убили заведующего. Ну а теперь мы вас наказали. Поделом вам, опричникам, — не все вы у народа…