Привычка убивать Пучков Лев

Глава 6

Старинные часы, стоящие в верхнем зале, мелодично отыграли забытую всеми мелодию. Полночь. Два раза в сутки часы не бьют определенное количество ударов, а играют, услаждая слух смертных бронзовой музыкой золотого века.

Шишок с хрустом потянулся, поправил за спиной мешок с дубиной и, оставив наблюдательную позицию в башенке на крыше усадьбы, спустился по винтовой лестнице к апартаментам мага.

Привычным движением нажал на шляпку бронзового болта, приводящего систему отпирания в действие. Узкая дверь, стилизованная под фрагмент стены, тихо отъехала, открывая вход в комнату.

— Ойи-хоу! — огорченно прошептал Шишок. Увы, никаких утешительных перемен не произошло. Хозяин усадьбы — чтоб ему в одночасье превратиться в крысу! — был по-прежнему недоступен взору Хранителя и надежно защищен магическим балдахином, ниспадавшим на ложе с потолка. Маг ничего не забыл и не нарушил последовательности: вокруг широкой кровати, на полу, красовались выписанные по кругу магические руны, хранившие хозяина дома от сил Тьмы.

Да, Отец Тьмы пока не желал помогать своему незаконнорожденному отпрыску. Наверно, ему некогда — есть дела поважнее какого-то паршивого мага, покушающегося на Тайну. Более по привычке, нежели надеясь на результат, Хранитель пробормотал три проклятья, насылающих сухотку, чуму и полную порчу, и неспешно убрался в лабиринт, не забыв прикрыть за собой дверь.

Спустившись на первый этаж, Шишок раскрыл потайную дверь и проник на кухню. Несколько мгновений постоял у двери, ведущей в каморку кухарки, — услышав привычный храп, двинулся к чудесному погребцу. По-хозяйски распахнув погребец, откромсал большой кусок копченого мяса, пробормотал заклинание, успокаивающее доброго демона холода, и, осторожно прикрыв хранилище продуктов, убрался из кухни в лабиринт. Единственная польза от мага: в его погребце всегда полно хорошей еды. Когда хозяин усадьбы умрет, наверняка все изменится — не будет еды, кухарка уйдет к новому господину, а в усадьбе поселится нежить и запустение. Несомненно, погребца Шишку будет не хватать…

Спустившись в подвал, Хранитель покинул лабиринт и через небольшое оконце вылез на улицу с тыльной стороны дома. С сегодняшнего дня он решил делать два обхода за ночь: события развивались таким образом, что необходимо было изменить устоявшийся веками режим пассивной охраны. Не время почивать на лаврах и лениво созерцать, как гнусные тати тянут свои грязные лапы к Тайне. Хранитель надеялся, что если он будет чаще перемещаться по усадьбе, то в какой-то момент ему обязательно повезет в поисках решения проблемы.

Сегодня днем собаки Воина отыскали один из запасных входов в галерею. Рабы мага — тупые ленивые создания — до заката успели расчистить верхний слой каменистого грунта на шапке каменоломен и даже углубили профиль на полсажени. Хранителя это здорово насторожило — Необходимо опять преподать урок устрашения этим нерадивым животным, чтобы отбить у них охоту работать на своего господина.

Проходя мимо сарая, в котором ночевали псы, Шишок привычно отрезал от копченки два хороших куска и швырнул под дверь. Псы вежливо постукали хвостами о доски и приняли подношение. Дружелюбно проурчав заклинание, привораживающее зверей, Хранитель двинулся вдоль забора к каменоломням. Против собак Воина он ничего не имел, хотя именно они отыскали засыпанный вход. Звери сами по себе не опасны — страшна злая воля человека, который ими управляет.

Прогулявшись вдоль забора, ночной страж вскоре приблизился к расположенной у входа в каменоломни палатке, в которой жили рабы мага. Здесь все было точно так же, как и в прошлую ночь: ужасающая вонь какого-то дрянного напит-ка, чесночный аромат, запах немытых тел и крепкий храп. Ночь едва наступила, а эти исчадия ада уже пристроились почивать! Видимо, сели пировать с закатом, поминая утраченного накануне товарища.

Рабы сделали кое-какие выводы из вчерашнего происшествия: у входа в палатку, привалившись к печально знаменитой осине, сидел часовой, вооруженный здоровенным топором.

Шишок замер как изваяние, слившись с тьмой, и несколько мгновений всматривался в грузную фигуру, нечетким контуром обозначенную тусклыми отсветами дотлевающих угольев костра.

— Пф-ф-ф! — презрительно фыркнул Хранитель, присмотревшись как следует. Часовой крепко спал, привалившись спиной к осине. Настолько крепко, что не замечал, как тлеет искорка от стрельнувшего уголька на его вывернувшейся из сапога портянке.

Обогнув осину, Шишок присел на корточки, задвигал ноздрями, вдыхая смесь запаха паленой тряпки и гнусного перегара, исходящего от часового. Нет, так не пойдет — чего доброго, может проснуться. Потянувшись, отхватил тесаком кус тлеющей портянки, осторожно втоптал в землю и встал за стволом, размышляя, каким образом лучше устрашить нерадивых рабов.

Внезапно что-то заставило Хранителя насторожиться. Развернувшись в сторону усадьбы, он некоторое время всматривался в темные глазницы окон второго этажа, пытаясь понять, что изменилось за последние несколько мгновений.

— Ойи-хоу! — едва слышно простонал Шишок, осененный внезапным открытием. Окна библиотеки! Гостья каждый вечер сидит допоздна в библиотеке, листая старинные книги, принадлежащие магу, и уходит почивать лишь с первым ударом часов в верхнем зале. Так было с момента ее появления в усадьбе.

Сейчас в окнах библиотеки света не было. А до первого удара оставалось как минимум три четверти часа. Гостья отправилась почивать раньше положенного. Это могло быть все что угодно: недомогание, усталость, простое отсутствие настроения… Но это также могло означать, что Гостья наконец-то решила пожалеть своего Воина и отправилась к нему в покои, чтобы подарить радость плотской любви после долгого воздержания.

— Ойи-хоу! — опять прошептал Хранитель, с сомнением покосившись на безмятежную фигуру спящего часового. Нет, наказать этих скотов он всегда успеет — это не составляет особого труда. А вот если удастся застать Воина врасплох…

Приняв решение, Шишок обежал вокруг палатки и поспешно припустил вдоль забора к усадьбе. Добравшись до дома, скользнул змеей в подвальное оконце и, невесомым призраком просочившись в потайной ход, быстро зашагал по своим владениям.

Пробравшись по узкому сводчатому коридору, Хранитель поднялся по винтовой лестнице на второй этаж, преодолел четыре поворота внутристенного лабиринта и, упершись в тупик, нажал на болт, открывавший потайную дверь в апартаменты Гостьи.

Женщины в комнате не было. Ребенок тихо посапывал во сне — отсутствие матери было для него привычным, в это время она еще должна сидеть в библиотеке.

— Ур-р-р… — тихо зарычал Шишок в предчувствии удачи. Вот оно! Наконец-то сбылось то, о чем он так долго мечтал!

Покинув покои Гостьи, Хранитель быстро переместился к апартаментам Воина, нашарил в стене вкладыши, осторожно извлек их и приник к овальной выемке для наблюдения…

— Охх-х-х!!! — не удержавшись, выдохнул ночной страж. Гостья была в комнате Воина. Все произошло именно так, как предполагал Хранитель, — и он немедленно поздравил себя с тем, что с годами не совсем утратил дар предвидения.

Да, все обстояло именно так: единственно, трудно было разобраться, кто же кому дарил любовь. Потому что Воин лишь сосредоточенно рычал и негромко охал, а Гостья, не стесняясь, верещала так, словно это именно ее облагодетельствовали после длительного отлучения от лакомства.

Тихонько хихикнув, Хранитель аккуратно вставил вкладыши на место. Переместившись к потайной двери, взял тесак на изготовку, нажал на кнопку бронзового болта и, дождавшись, когда дверь неслышно отъехала, ступил в комнату…

…Рудин ворочался в темноте на своей кровати и пытался уснуть.

— Ну, не придет, так и черт с ней. Перебьемся, — пробормотал он в очередной раз и вновь начал считать собак, стараясь дышать размеренно.

Собаки были сплошь овчарками нежно-зеленого окраса, и это совсем не успокаивало, а даже наоборот, хотя Рудин знал, что зеленый цвет вполне способствует. Почему собаки — зеленые? Это же не попугаи, питбуль их задери! Собака может быть зеленой только в том случае, если над ней надругались хулиганы. А сама мысль о существовании таких нехороших людей всегда вызывала в организме Пса холодную ярость.

— Луна, что ли, мешает? — Рудин открыл глаза и с сомнением посмотрел на распахнутое окно, через которое совместно с ночной свежестью в комнату своевольно вползал мертвенно-бледный лунный свет. Тревожный такой свет, призрачный и многообещающий. Глаза закроешь — ничего, но все равно ведь знаешь, что с улицы прет луной и никуда от этого не деться. Этот свет постепенно обретает форму некой субстанции, которая потихоньку проникает в каждую клеточку твоего тела: наподобие того, как кондитер пропитывает ромом бисквит, чтобы подать его на ужин сластолюбивому гурману. А кому подадут тебя? Кто там, за окном, разминает ненасытную пасть, прячась в обволакивающей паутине мистического свечения?

— Окно закрыть, что ли? — вслух подумал Рудин. Нет, не стоит — тогда будет душно. Серега привык спать чуть ли не на улице, потому ценил свежий воздух. — Книгу почитать, что ли? — Серега потянул за шнурок торшера — мягко пыхнула лампа, разбросав по комнате нежно-зеленые розбрызги из-под дешевого китайского абажура, расписанного чешуйчатыми драконами и какими-то другими мистическими чудищами. — Ага! — обрадовался Рудин. — Вот оно откуда! — Решительно схватив торшер за шею, он могучим движением сорвал абажур и, поискав глазами, куда бы его спрятать, запихал под кровать, изрядно помяв проволочный каркас. — А вот теперь у нас все получится, — буркнул Серега, выключая торшер и вновь плюхаясь на кровать. Насчет книги он погорячился — луна и зеленые овчарки достали. Нормальных книг у Лиховского не было: все сплошь либо на нерусских языках, либо дореволюционные, здоровенные фолианты в полпуда весом. На стол такие книги класть крайне неудобно — они не помещаются между сковородой с яичницей и хлебницей (Рудин любил читать за едой). Кроме того, в этой идиотской усадьбе книги где попало не валяются, как у всех нормальных людей. Они в библиотеке стоят, на полочках, пронумерованы и под стеклом. А в библиотеке Алиса сидит. Если сейчас впереться туда, можно спугнуть. Потом придется опять неделю страдать…

На этот раз овчарки были вполне естественного окраса, но заснуть все равно не удалось: наряду со здоровой нервозностью, сообщенной рудинскому организму Алисиными авансами, присутствовало возбуждение охотничьего азарта, вызванное послеобеденными поисковыми успехами.

Поработав немного в одном из тех мест, которые заинтересовали ризенов на шапке каменоломен, землепроходимцы обнаружили нечто занимательное. Категорично утверждать, что это тот самый искомый запасной вход, пока не стоило, но поводов для оптимизма хватало с избытком.

Имел место явно выраженный рубленый профиль, забитый крупными булыжниками и каменным крошевом, спрессовавшимся от времени. Хохлы углубились примерно на метр и закончили работу: к тому времени уже стемнело. Рудин после этого лазал там с фонарем и пришел к выводу: если и следует продолжать раскопки каменоломен, то работать надо именно здесь, забросив к чертовой матери основной профиль. Потому что на основном спрессованный веками камень имел консистенцию монолита и какие-либо предпосылки к качественному улучшению в ближайшем будущем отсутствовали напрочь. А здесь, судя по всему, заваливали наспех, впопыхах сыпали каменное крошево и не трамбовали: уже через метр булыжники можно было расшатать рукой. Кроме того, во вновь обнаруженном профиле имел место ощутимый сквозняк! Откуда-то из недр каменоломен, пробиваясь через щели между камнями, устойчиво несло затхлым подземельным смрадом. Можно было приводить псов и давать занюхивать пробу…

Минут через пятнадцать после того, как часы в верхнем зале исполнили полуночную мелодию, дверь в комнату тихонько распахнулась. Из коридора скользнула закутанная в плед фигура, осторожно притворила дверь и на цыпочках приблизилась к кровати.

«Вот оно!» — ликуя, крикнул заждавшийся похотливый зверь в глубине рудинского организма. Но внешне Серега тактически грамотно продолжал имитировать глубокий сон — дышал ровно, отвернулся к стене, пару раз причмокнул губами и никак не реагировал на вторжение.

Алиса юркнула под одеяло, закинула ногу на бедро Рудина, прижалась всем телом к мускулистой спине и, возбужденно дыша, принялась грызть ухо бойфренда. Серега протяжно замычал, но просыпаться не пожелал. Понравилось ему, видите ли. Рука дамы нырнула под одеяло, перелезла через бедро спящего, и…

— Может, ты и спишь весь из себя, но некоторая часть твоего организма очень даже бодрствует! — возмутилась Алиса. — Это ты так даму встречаешь? Поворачивайся, невежда, у тебя гости!

Дважды упрашивать себя Серега не заставил. Развернувшись, он сжал ночную гостью в объятиях так, что она жалобно пискнула, впился в набухшие губы затяжным жадным поцелуем и незамедлительно подверг ее успевшее отвыкнуть от ласки тело всестороннему интиму самого разнузданного свойства.

Обоюдное буйство плоти было в самом разгаре, когда вдруг случилось нечто странное.

— Я умираю, Рудин! Ах! Ах! Ах-ха-а-а… Прикончи меня, гад!!! — заполошно верещала охрипшим от возбуждения голосом Алиса Рудольфовна, пребывавшая на верхней фазе экстатического восторга и необычайно остро ощущавшая, что в любой момент ее может взорвать изнутри мощнейший оргазм, ранее никогда не испытанный.

— Р-р-р!!! — ответно делился чувствами сосредоточенно трудившийся Серега, из последних сил сдерживая давно желавшую случиться разрядку. — Р-р-р!!!

— Прикончи меня!!! — навзрыд крикнула Алиса, внезапно деревенея всем телом, и, сильно сжав ногами бедра Рудина, принялась утробно ойкать по нисходящей чужим голосом. Вот так:

— Ой! Ой-й! Ой-й-й! Ой-й-йххх…

В этот момент Рудин уловил краем нюха какой-то чуждый запах и одновременно ощутил за спиной постороннее присутствие — Повернув голову назад на крайней фазе поступательного движения, Серега скорее почувствовал, чем увидел рассекающий воздух тусклый блеск завершающего последнюю треть ниспадающей траектории клинка. Инстинктивно извернувшись, Рудин вскрикнул, ощутив мощную разрядку, вызванную резким незапланированным движением, подставил под удар предплечье и заученным рывком вывернул конечность, державшую сталь.

Клинок выпал, слегка резанув Серегу по бедру: в течение последующих двух секунд потрясенный воин сумел смутно рассмотреть, что на него напало какое-то лохматое существо, не отличающееся ростом и силой.

«Ни хера себе…» — подумал Рудин, от неожиданности не успевший толком ничего сообразить и продолжая по инерции выкручивать конечность. Существо пронзительно завизжало и вцепилось зубами в потное плечо воина — тот выпустил конечность и вновь повалился на Алису, так и не пожелавшую разжать бедра. Существо на получетвереньках метнулось куда-то в угол и… исчезло в стене, оставив на ней большое темное пятно правильной прямоугольной формы! Рудин, действуя скорее рефлективно, нежели обдуманно, ухватил за рукоятку упавший на кровать клинок и метнул его вслед удравшему агрессору, целя в спину. Клинок просвистел через всю комнату и утонул в пятне, каменно лязгнув при этом. Пятно вдруг исчезло. На том месте, где оно только что было, опять белела стена.

— Ну ни хрена себе… — пробормотал ошеломленный Серега, более раздосадованный, как ни странно, тем, что не успел наполнить Алисины недра своей животворящей субстанцией, а произвел мощный выплеск энергии вхолостую. — Вот это чудо, блин…

— Да, это было что-то невероятное, — едва слышно прошептала опустошенная Алиса, отпустившая наконец бедра Рудина и распластавшаяся на постели. — Это было что-то… а как ты в конце завизжал! Если ты испытал хотя бы наполовину то, что и я, то я тебя понимаю… Ты так визжал! Тебе было как?

— Мне было очень даже ничего, — скромно признался Серега. — Но визжал не я. Пока мы тут с тобой того — на нас кто-то напал.

— Ага, напал, — Алиса похлопала Рудина по бедру. — Припадок похоти. Мы визжали так, что перебудили весь дом.

— Тут мертвая звукоизоляция, — буркнул Рудин, включая торшер и сползая с кровати. — Стены полутораметровые. Никто ничего и не услышал. А эта гадина, между прочим, меня за плечо цапнула.

— Ой, действительно, — Алиса прикоснулась пальчиком к проступившим на каменном плече Пса следам зубов, по счастью оказавшихся не такими уж и острыми — кровь отсутствовала. — Когда успела? Не помню, как и вышло-то… Совсем сдурела на старости лет! Но ты тоже виноват — это же ты меня довел до такого состояния.

— Это не ты меня цапнула, — успокоил ее Серега, направляясь к стене на предмет тщательного осмотра. — Это оно. Оно соображает. Потому что напало на нас в самый неблагоприятный момент. Ни секундой раньше, ни секундой позже. Значит, наблюдало. А я думаю, чего это мне иногда кажется, когда ночью сплю тут один? Я, между прочим, каждую ночь просыпаюсь — кажется мне…

— У тебя хорошо получается, — Алиса села на кровати и похлопала в ладоши, с интересом наблюдая за голым Серегой, исследующим стену. — Тебе надо было в театр идти, Рудин, ты у нас творческая личность. И фигура у тебя очень даже ничего для этого дела — провинциальные дамы будут в восторге. Деньги заработаешь.

— Ничего нет, — пожал плечами Серега, сантиметр за сантиметром исследовав отделанную белым ракушечником шероховатую стену в том месте, где совсем недавно возникло прямоугольное пятно, поглотившее странное существо.

— Давай спать, Рудин, — Алиса сонно зевнула, грациозно прикрыв рот ладошкой. — Я вполне насладилась твоими артистическими изысками и, так и быть, разрешаю тебе спать со мной каждую ночь. Чтобы охранял от барабашек. Только сходи в нашу комнату за моим одеялом — у тебя свежо тут, а под утро ты обязательно стащишь с меня одеяло. Потому что ты вредный.

— Я, может, и вредный, но ничего не выдумываю, — буркнул Рудин, натягивая трико и футболку. — Пока мы барахтались, на нас напало какое-то существо. Предположительно, одичавший человек. Или сумасшедший какой-то, вырядившийся в лохматую шкуру. Это существо было вооружено острым ножом с длинным лезвием. Оно среднего роста и, насколько я успел заметить, довольно слабенькое. По крайней мере, конечность я ему вывернул с такой же легкостью, как если бы это был взрослый подросток.

— И где оно? — недовольно дернув плечиком, поморщилась Алиса — судя по всему, она никак не могла принять на веру версию Рудина, до сих пор полагая, что это всего лишь инсценировка, затянувшаяся сверх допустимых приличий. — Где этот нож? Оно что — сквозь землю провалилось? Вот что, Сережка, хватит дурака валять! Я оценила, поверила, весьма убедительно и артистично. Спасибо. Но — уже не смешно. Сходи за одеялом, спать будем.

— Вы ничего не поняли, миледи, — Рудин стянул трико и показал внутреннюю поверхность левого бедра, на которой зияла свежая царапина с проступающими капельками крови, частично успевшей впитаться в ткань трико. — Вот царапина от ножа. Наисвежайшая. Только не говори, что тут поработали твои когти. Царапина линейная, с ровными краями. Кстати, долго заживать будет, хотя и мелочь сама по себе — и могла быть оставлена только хорошо отточенным металлическим предметом. У меня в комнате такого предмета нет. Если снять слепок с укуса на моем плече и сравнить его с твоими зубками, я готов отдать задницу на отсечение, что между ними не будет ничего общего. Существо исчезло вот в этой стене. Там открылось что-то типа потайной двери — я видел черный прямоугольник, потом закрылось. А нож я метнул вслед. Зря, конечно, метнул — было бы тебе доказательство. Вот такие пироги…

— А не может быть такого, что это всего лишь галлюцинаторный бред? — с надеждой предположила Алиса, ощупав прохладной ладошкой лоб своего задумавшегося воина. — Бред, вызванный длительным воздержанием и… и последовавшим за этим сильным оргазмом? Я-то ведь совершенно ничего не видела и не слышала?

— Я думаю! — самодовольно хмыкнул Рудин, но тотчас же нахмурился и решительно отрубил:

— Короче, я не знаю, что ты об этом думаешь, но мы сейчас сделаем вот что. Идем в вашу комнату, там включим свет, ты встанешь у окна и раскроешь его. Чтобы я тебя видел, пока хожу. Я спущусь за собаками, приведу их, и мы будем спать все в вашей комнате. С собаками. С торшером включенным. А я в сарае еще и топор возьму.

— Ну вот, началось, — тяжко вздохнула Алиса. — Спокойная жизнь кончилась… Может, Лиховского разбудим? Пусть доложит, что это за дрянь разгуливает по его поместью и развлекается таким вот странным образом?

— Не думаю, что это удачная идея, — с ходу отверг предложение Рудин. — Оружия у этого чудика все равно нету. Если бы он знал, что это за существо, нас бы предупредил. А сейчас, если мы ему скажем, он ведь спать не будет, фимоз — от страха уписается. И к нам запросится. Ты что — хочешь, чтобы он с нами в одной комнате ночевал? Там только две кровати: на одной Борька, на второй мы. Ну и куда мы его?

— Ну, я не знаю… — нерешительно протянула Алиса, которая никак не могла проникнуться серьезностью Серегиных «сказок».

— Зато я знаю, — буркнул Рудин. — Хватит с нас и псов — ночка еще та будет. Накинь одеяло, пошли…

Ночь прошла так себе. Ризены были очень довольны, что их взяли в комнату, и долго не желали укладываться. Полутораспальная кровать не позволяла качественно разделить два успевших отвыкнуть друг от друга тела: чутко дремавший Серега, пробуждаясь чуть ли не каждые полчаса, принимался тискать Алису и настойчиво предпринимал попытки вторгнуться в мир ее грез. Женщина сонно брыкалась и недовольным шепотом выражала протест — ризены, полагая, что хозяева играют, тотчас же подскакивали к кровати и желали принять участие, тыкаясь куда попало влажными мордами и пытаясь забраться лапами на простыни.

— Никакой жизни! — возмущался Рудин и свистящим шепотом обещал:

— Я вас, отродья лохмомордые, к такси-дермисту сведу с утра! Брысь на место!

Один лишь Борька не участвовал в общем дискомфорте: набегавшись за день с собаками, он спал как убитый, раскинувшись вольготно на просторной для маленького человека постели…

Утро тоже получилось — оторви да брось. Намаявшись за ночь, Рудин вывел с рассветом собак погулять и напоролся на бригадира хохлов, который спешил к дому.

— Надо хозяина будить, — сипло сообщил бригадир и, прокашлявшись, поинтересовался:

— Похмелиться нету?

— Нету, — в тон ответил Рудин, припомнив печальную судьбу вчерашней трехлитровой бутыли «Московской особой». — Не каждый же день! А чего так рано — хозяина будить? Нашли чего?

— Нашли, — хмуро буркнул бригадир. — Пошли, покажу… Труп лежал под осиной. На этот раз вешать его не стали, но был он привычно — если уместно в таком случае данное определение — обезглавлен. В отличие от вчерашнего происшествия, голову искать не пришлось. Она была насажена на кол, который торчал над тем местом, где вчера начали раскапывать обнаруженный ризенами профиль.

Вызванный к месту происшествия Лиховский дисциплинированно позеленел и тут же пристроился пополнять утреннюю прану потребленным им вчера ужином.

— Я же вчера русским языком сказал — нельзя топтаться на месте происшествия! — сурово отчитал бригадира Серега, предприняв три безуспешных попытки найти с ризенами след злодея. — Ты посмотри — как будто стадо коров прошлось! Ну и как я теперь буду искать убийцу?

— А че тут искать… похороним, как того, — бригадир зябко поежился и неожиданно сообщил скрючившемуся на траве Лиховскому:

— Это… Мы уходим, хозяин, не обессудь. На поминки выставишь — спасибо скажем.

— Не понял? — без эмоций вякнул озабоченный борением с собственным организмом хозяин усадьбы. — Как это — «уходим»?

— Нечисто тут… — нахмурился бригадир и вдруг осенил себя крестным знамением. — То не человек, это ясно. Мы пошептались промеж себя: нельзя боле тут копать. Предупредили ведь вчера — а мы не поняли. Так что — не обессудь, — и, без намека на брезгливость сдернув с кола мертвую голову, удалился к ожидавшим окончания разговора хохлам, которые, вопреки обыкновению, на этот раз стояли тихо и не выдвигали похмельных требований.

— У тебя могут возникнуть осложнения с органами, — с сомнением покачал головой Рудин, глядя вслед удаляющимся хохлам. — Если, не дай бог, кто узнает…

— У меня всегда был слабый желудок, — болезненно поморщился Лиховский, вставая и опасливо косясь на окровавленный кол. — Такая реакция — это для меня естественно. Не думаю, чтобы в дальнейшем это вызвало какие-либо осложнения…

— Я имею в виду органы правопорядка, — уточнил Серега, выдергивая кол и бросая его на землю. — Два трупа. Без голов. Оба зарыты на твоей земле. Как тебе это?

— А что я могу сделать? — потерянно пробормотал Серж. — Ну что я могу сделать? Ты — бывалый воин, подскажи мне, как бы ты поступил в такой ситуации.

— Подсказываю, — охотно согласился Рудин. — Первым делом выставишь мужикам ящик водки, дашь жратвы сколько надо и заплатишь за неделю вперед. Этим ты расположишь их к себе, и они уйдут без злобы. Прямо сейчас садись и поезжай — нечего тянуть. А приедешь — поговорим. Во-первых, как и вчера — ни слова Алисе. Она у нас чрезмерно впечатлительная. А во-вторых… В общем, тут ночью кое-что приключилось. Нечто из ряда вон. Очень может быть так, что это некоторым образом имеет отношение к нашим двум трупам без голов.

— А что приключилось? — вяло заинтересовался Лиховский.

— Сначала поезжай, закупи все, потом пообщаемся, — непреклонно насупился Рудин. — Или тебе денег жалко? Если так — скажи, я тебе одолжу. У самого не густо, конечно, но на такое дело найдется.

— Да ну что ты, что ты! — махнул на него ладошкой Лиховский. — Оставь свои деньги — они тебе пригодятся. Сейчас почищу зубы и поеду…

Разговор с Лиховским, состоявшийся после его возвращения в усадьбу, ничего не прояснил, а только еще более усугубил ситуацию. Лиховский, выслушав наедине (они укрылись от Алисы в апартаментах Сержа) версию Рудина о странном ночном существе и его возможной причастности к убийствам рабочих, впал в прострацию и предложил всем вместе ночевать в библиотеке. Там, мол, места много.

— Но что это может быть? — досадливо отмахнулся от такого заманчивого предложения Рудин. — Тебе предыдущий хозяин усадьбы ничего не говорил?

— Это место насквозь пропитано историей, — подумав с минуту, вдруг понес Серж. — Каждый камень содержит в себе слепок событий прошедших веков. Духи предков взирают на нас со стен этого дома и милостиво посылают нам знак…

— Насчет духов ты мне голову не морочь, — сурово пресек такую непродуктивную болтовню Серега. — Я этих «духов»[8] в свое время столько на тот свет отправил, что они мне даже уже и сниться перестали. Ты лучше скажи: тут, в доме, нет ли каких тайных ходов?

— Возможно, и есть, — не стал отрицать Лиховский. — Даже скорее всего — есть. Дом-то старинный, в свое время оборудовался Андрей Ивановичем под свои запросы. Но… карта этих ходов до нас не дошла — как, впрочем, и упоминание о каких-либо ходах.

— Может, тогда попробовать эти стены подолбить? — предложил Рудин. — В шахматном порядке, по звуку?

— Долби, — легковесно согласился Серж. — Все нежилые комнаты в твоем распоряжении.

— Это ты с чего это такой добрый? — насторожился Рудин. — Или я чего не знаю?

— Почему — знаешь, — Серж задумчиво пососал палец. — Я, по-моему, рассказывал. Стены дома выполнены из монолитных каменных глыб и имеют среднюю толщину что-то около полутора метров. Их ни один снаряд не пробьет. Так что — долби сколько влезет.

— В общем, я так понял, что ты пока не готов решать эту проблему, — насупившись, резюмировал Рудин. — А оно, между прочим, будет продолжать шастать по усадьбе. И кстати — почему-то собаки не лают ночью. А оно ведь наверняка прошло мимо сарая, если из дома выдвигалось к каменоломням. Что за чертовщина?

— Именно — чертовщина, — торжествующе подняв палец вверх, воскликнул Лиховский. — И тебе придется пока смириться с этим. Пока я не приеду.

— Не понял?! — приподнял бровь Рудин. — Ты что — сматываешься? Струсил?!

— Мне нужно отлучиться на… на недельку, не более, — слегка покраснел Серж. — Решить кое-какие важные проблемы.

— А эти проблемы у тебя возникли именно после сегодняшней ночи, — ядовито заключил Рудин. — До этого все было нормально. А ты не бойся — купи себе ружье. Я тебя научу стрелять.

— Да, ты отчасти прав… Мне нужно срочно съездить в Питер, — признался Лиховский. — Мать навестить и… Там есть документы, которые прояснят некоторые нюансы по странностям, творящимся в этой усадьбе. И там есть… эмм… в общем, люди там есть, которые являются специалистами по такого рода проблемам. Через три-четыре дня я приеду, и, думаю, все утрясется.

— А что мы скажем, если вдруг во время твоего отсутствия кто-нибудь припрется? — озаботился Рудин. — Кто мы тебе такие и на каком основании находимся в усадьбе?

— Кому какое дело? — легкомысленно воскликнул Серж. — Гостите, и все тут. Мой дом — моя крепость.

— Я имею в виду не кого попало, а представителей органов, — пояснил Серега. — Ты забываешь, в каком мы положении.

— Скажете, что Алиса — моя жена, — нимало не смутившись, заявил Лиховский. — А ты — брат ее. И вы гостите у меня. Только и всего.

— А ты, фимоз, ничего лучше не мог придумать? — колюче сощурился Рудин. — С какого это стиха Алиса вдруг стала твоей женой? Кто в это поверит?

— А вот, пожалуйста, — Лиховский отпер массивный сейф и достал из верхнего отделения паспорт. — Возьми на всякий случай — вдруг пригодится.

Рудин раскрыл паспорт и разинул от удивления рот — жест, крайне неприсущий суровому боевому Псу. Пролистал до «семейного положения», крякнул и с трудом вернул челюсть на место.

— Вы что… вы действительно… Да? — после продолжительной паузы пробормотал он.

— Да, мы были женаты, — Лиховский развел руками, как бы и сам удивляясь такому факту. — Пять лет с небольшим. Вели совместное хозяйство.

— Ну и… как? — осторожно спросил Серега, почувствовав вдруг неподдельный интерес к этому, казалось бы, совершенно никчемному человечку.

— В смысле — «как»? — не понял Лиховский. — Как люди бывают женаты? У тебя что — не было подобного опыта?

— У меня был, — без особой охоты признался Рудин — о таком опыте он предпочитал не вспоминать. — Я имею в виду: она такая бой-баба… эмм… была. А ты… историк. Интеллигент. А?

— Ах, это… — Лиховский рассеянно усмехнулся:

— Ну, я не знаю, как это получилось. У нас была любовь. Точнее, я ее любил без памяти, души в ней не чаял. А она просто пользовалась мною, я был для нее очень удобен. Постоянные разъезды, вечное отсутствие, тайная жизнь — послушный преданный муж в таком случае просто находка. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — покачал головой Рудин. — Я бы такой супружнице моментом устроил… Нет, я на такой просто не женился бы. Да… Ну и как ты… как теперь?

— Она в течение всего этого времени зарабатывала деньги, — по-своему истолковал вопрос Лиховский. — Весьма приличные. И отдавала мне, чтобы я размещал их на своих счетах. За пять лет скопилась кругленькая сумма… ммм… ну, скажем, достаточная для того, чтобы две семьи могли все бросить, уехать в Европу, купить себе приличные усадьбы и безбедно жить до самой смерти.

— Меня твои суммы не интересуют, — пожал плечами Рудин. — Я имел в виду, как ты теперь будешь жить?

— Почему не интересуют? — Лиховский даже удивился. — Какие отношения у тебя с Алисой? В смысле, как вы дальше думаете существовать? Жениться собираетесь?

— Этот вопрос пока не обсуждался, — Рудин слегка покраснел. — А вообще-то, конечно — как только все утрясется… Сейчас у меня программа-минимум простая: забрать кое-откуда одного полупарализованного типа и поставить его на ноги. Как только это случится, я могу не беспокоиться о своем устройстве — он все сделает. Гхм… Ну а там уже видно будет. Ты не думай, мы у тебя на шее долго сидеть не станем. У нас все продумано, так что…

— Меня меньше всего волнует, как долго вы будете сидеть у меня на шее, — продолжал гнуть свое Лиховский. — Можете вообще насовсем остаться. Это я к тому, что деньги, которые есть у меня на счетах, заработала сестра Алисы. И Алиса имеет полное право на половину того, что у меня есть. Когда Ли говорила, чтобы я позаботился о ее сестре с сыном, если с ней вдруг что-нибудь случится, она имела в виду именно это…

— В свете всего вышесказанного ты сейчас достанешь из сейфа пару миллионов баксов и вручишь мне с торжественным напутствием? — ядовито хмыкнул Серега. — А я буду сентиментально рыдать — обещаю!

— Вредный ты человек, Рудин, — укоризненно заметил Серж; отпирая сейф и доставая пачку сторублевых купюр. — У меня нет двух миллионов. Здесь, в сейфе, всего лишь двадцать штук баксов и сто пятьдесят тысяч рублей. Вот, возьми — на расходы, пока меня не будет.

— У нас свои есть, — Серега по-детски спрятал руки за спину и насупился. — Нам твоего не надо.

— Это деньги Алисы, — Лиховский, пожав плечами, бросил пачку на стол, извлек из сейфа ключ с узорчатой бородкой и положил рядом с деньгами. — Я же сказал, половина всего, что у меня есть, — ее. Вот дубликат. В сейфе лежит завещание на имя Ли — моей законной супруги. Оно зарегистрировано в одной из питерских нотариальных контор — там есть адрес, отослано в четыре швейцарских банка и подтверждено мною лично. Координаты банков и реквизиты в одной папке с завещанием. Если со мной вдруг что-нибудь случится, Алиса может воспользоваться паспортом Ли и получить все деньги. В целом мире никто не сумеет обнаружить подмену.

— Ты куда собрался, Лиховский? — насторожился Серега, несколько ошеломленный таким развитием событий. — Что за похоронный тон? «Если со мной что-нибудь случится…» Ты же вроде как в Питер к маме собрался ехать?

— Я на всякий случай, — Лиховский почесал плешь. — Ммм… Никто не застрахован от случайностей, вот что. Поэтому возьми ключ, деньги — и не надо возражать, я все решил.

— Ну и как я обо всем этом Алисе скажу? — озадаченно буркнул Рудин. — Она у нас дама с принципами, так что…

— А она в курсе, — Серж небрежно махнул рукой. — Мы уже все это обсудили.

— Да что вы говорите! — уязвленно воскликнул Рудин. — И когда же вы это успели?

— Мы часто беседовали в библиотеке, — нимало не смутившись, пояснил Лиховскии. — У нас много общих интересов, было очень интересно общаться.

— И до чего же вы там дообщались? — воинственно вздернул подбородок Рудин. — Может, я уже тут и не нужен, а?

— Ты слишком вольно трактуешь данную ситуацию, — поморщился Лиховский. — Трактуешь с позиции своего здоровенного организма, переполненного гормонами, а следовало бы несколько иначе… Ты пойми: я очень любил эту женщину, она стала неотъемлемой частью моей жизни. И — хочешь ты этого или нет, воспринимаю Алису как сестру. У меня, кроме вас, никого нет в целом свете. Мать давно живет своей жизнью, так что… В общем, твои идиотские домыслы тут не проходят. Есть вещи, которые гораздо сильнее плотской любви. Понимаешь?

— Не знаю, не знаю… — Серега саркастически хмыкнул. — Как сестру, говоришь… Ты мне вот что скажи… А как вы с Ли того… Ну, в смысле секса?

— А тебе это обязательно нужно знать? — печально уточнил Лиховский, промакивая платком вспотевшую плешь. — Зачем тебе это надо?

— Мне надо, — неумолимо набычился Рудин. — Надо мне.

— Когда она была со мной, мы, разумеется, эмм… имели сексуальные контакты, — осторожно подбирая слова, сообщил Серж. — Она была снисходительна. Я ее боготворил. Но, как мне помнится… эмм… в общем, она никогда не испытывала оргазма. Понимаешь, она отсутствовала гораздо больше времени, чем была со мной. Вполне допускаю, что у нее имелись другие мужчины, более предпочтительные в физиологическом аспекте, нежели ваш покорный слуга. Такой женщине для удовлетворения страсти, как мне кажется, был нужен сильный здоровенный самец с хорошим запасом прочности. Ну, наподобие тебя, что ли… А ко мне она относилась скорее как мать к нерадивому сыну-шалопаю. Стой там, иди сюда, подай, принеси, пшел вон… В общем, пользовалась, пользовалась — я говорил…

— Как мать к сыну, говоришь… — недоверчиво проворчал Рудин, оценивающе глядя на невзрачную фигуру историка. Плешивый, рыхлый, неказистый, совершенно несимпатичный, робкий, вялый — и куча других эпитетов подобного же свойства. И в то же время совершенно надежный в своей нелепой преданности. Да, такой муж Ли вполне устраивал — при ее-то роде деятельности. Серега живо припомнил события сегодняшней ночи и, как правильно заметил хозяин усадьбы, с позиции своего здоровенного организма сделал вывод: зря он Алису приревновал к этому типусу. Правильно Ли не испытывала оргазма. Этому плешогану до славного ветерана локальных войн — как до Бангкока на карачках!

— Тебя еще что-нибудь интересует? — Лиховский с некоторым беспокойством глянул на часы. — А то мне уже надо бы ехать…

— Ладно, — резюмировал обладатель переполненного гормонами организма. — Все вроде обрешали. Но ты все равно — смотри мне…

…Эта ночь прошла более-менее сносно. Почивали опять все вместе в апартаментах Алисы. Памятуя о недостойном поведении ризенов, Рудин среди ночи сводил даму в свою комнату и там, при свете обезглавленного торшера, вдумчиво потрудился на эротической ниве. Как вчера не получилось — отсутствовал целый ряд дополнительных факторов, сопутствовавших экстатическому исступлению прошлой ночи, но в целом вышло тоже очень даже ничего. Под утро Серега опять сводил — точнее, отнес даму в свои апартаменты: она брыкалась со сна и не желала участвовать в каких-либо перемещениях. Вредное существо в этот раз не осчастливило гостей усадьбы своим посещением — видимо, точно подметил наблюдательный ветеран малых войн, оно, это существо, соображало, что теперь его ждут и готовы дать достойный отпор.

А на рассвете было Рудину видение. Такое видение, что он вскочил на постели и долго не мог унять нервную дрожь, охватившую несколько поистраченный в гормональном плане организм. Приснился вдруг Сереге лабиринт, оборудованный в стенах усадьбы. Вернее, даже не приснился — сон, это когда расплывчато и туманно, с невнятными намеками и призрачными полутонами. А лабиринт явился настолько отчетливо, что и карты не надо. Вид сверху, как на схеме, несоответствие толщины стен планировке, и все такое прочее.

— Откуда что берется? — удивился бравый воин, выскальзывая из-под одеяла и одеваясь, чтобы прогулять утренне бодрых ризенов. — Нет, а в самом деле…

До завтрака Серега, как обычно, сгонял в Каменку — за ежеутренней двухлитровкой парного молока. приобретаемого у бабы Вали для Борьки, — а заодно купил в хозяйственном магазине два фонаря с кучей батареек и ученическую тетрадь. Вернувшись в усадьбу, даже завтракать не стал: прихватил ризенов и, вооружившись карандашом, отправился на поиски, между делом слегка обидев Борьку.

— Почему мне нельзя? — неприятно удивилось юное создание, отстраненное от участия в экспедиции. — Это что — секрет?

— Это опасно, — улыбчиво пояснила Алиса, посвященная в спонтанно возникший фантастический проект, и, склонившись к уху чада, успокоила:

— Ты не волнуйся — он поищет часок, ничего не найдет и бросит это дело. Будете опять заниматься…

Вот тут Алиса Рудольфовна несколько недооценила целеустремленность своего бойфренда и его поисковый талант. Полчаса Рудин потратил на составление плана усадьбы и обозначение крестами нескольких точек наиболее вероятного входа в лабиринт. Затем вспомнил о здоровом чувстве голода, посетил кухню и соорудил три здоровенных бутерброда с бужениной, которые за неимением времени упаковал в пакет и прихватил с собой. И спустился через уличное окно в подвал — входная дверь была намертво заколочена в незапамятные времена толстенными сосновыми плахами.

— Ну, ищите, кабысдохи, — разрешил Серега возбужденно фыркающим ризенам, воспринявшим проникновение через окно в необследованное ранее помещение как приглашение поучаствовать в какой-то новой увлекательной игре. — Найдете — мяса дам, — а сам принялся методично осматривать стены, наворачивая между делом бутерброд.

Ризены насчет мяса поняли буквально: ничего искать не пошли, а встали нагло напротив хозяина и принялись просительно взвякивать на бутерброд.

— Вы уже жрали! — возмутился Серега. — Полпачки «Чаппи» умяли, проглоты. Ищи! — и дал отмашку бутербродом вдоль стены.

И что вы думаете? Образины понюхали воздух, синхронно метнулись мимо полуистлевшего пустого ларя в темный угол и принялись вовсю скрести когтями шероховатую стену.

— Не понял… — пробормотал не ожидавший такого рвения Рудин, приближаясь к обозначенному месту и осматривая его при помощи фонарика. — Нет, «ищи» — это, конечно… А что — «ищи»? Установка разве была? Или тут бужениной пахнет? Это же я просто так, наобум… Ну вот так… ни хера себе!!!

Это Серега воскликнул от неожиданности: исследуя стену, он нашарил в стене небольшое углубление и нечаянно нажал на едва прощупываемую шляпку бронзового болта. И тут же получил результат — фрагмент стены почти бесшумно отъехал в сторону, открывая запутанную систему тайных ходов старинного особняка.

— А раньше, значит, додуматься было нельзя, — попенял себе Рудин, несколько оправившись от неожиданности и даже не обратив внимания на то, что ризеньг под шумок сперли у него два нетронутых бутерброда, подвешенных в пакете к поясу.

— А ну назад! — поправил Серега резво припустивших по узкому сводчатому коридору псов. — Рядом! Тут, бесенята, торопиться не нужно. Мало ли там что может быть…

Рудин потратил на исследование лабиринта что-то около трех часов. Перемещался сторожко, выставив перед собой шеф-нож, позаимствованный у тети Клары, и останавливаясь через каждые десять минут для вычерчивания подробной схемы.

Завершив путешествие по кругу, Серега наткнулся на боковое ответвление, которое поначалу не заметил — вход в него был искусно замаскирован стилизованной под каменную кладку дверью, которая отпиралась все той же системой бронзовых шестерен. Протиснувшись по узкому проходу, исследователь обнаружил каменные ступени, ведущие вниз.

— Ага! — возликовал Рудин. — А наверно, это оно и есть…

Увы, это было совсем не «оно». А если и «оно», то вовсе не в том виде, каковым представлялось. Спустившись по ступеням, Серега преодолел метров тридцать по неширокому коридору с низким сводчатым потолком и уперся в каменный завал. Сориентировавшись по плану, Рудин пришел к выводу, что находится как раз на ближних подступах к каменоломням, и вынужден был констатировать неутешительный факт: поиски вновь обрели уже привычное, первоначально тупиковое состояние. Если взять за основу, что от места стояния до обнаруженного вчера ризенами запасного профиля все засыпано камнем, нужно было привлекать как минимум две такие бригады, что давеча трудились на раскопке основного профиля. И убить пару месяцев на ликвидацию завала.

— Черт знает что, — расстроенно пробормотал Рудин, возвращаясь в подвал. — Столько трудов — и все впустую…

В подвале Серега изучил составленную им схему лабиринта и обратил внимание на одно странное несоответствие. Под апартаментами хозяина усадьбы, судя по жирному контуру ходов, окаймлявших данный участок, должна была находится комната, совпадающая по размерам и конфигурации с верхним помещением. Но Рудин, ранее обследовавший все помещения дома, мог поклясться, что никакой комнаты там нет! Огромный обветшалый холл — гостиная первого этажа — с этой стороны заканчивался несущей стеной, которая тремя узкими, как бойницы окнами, расположенными под самым потолком, выходила на задний двор усадьбы.

Заинтригованный исследователь прошвырнулся в гостиную, игнорировав призыв отследившей его перемещение Алисы, попытавшейся привлечь бойфренда к участию в обеде.

— Что за чудо такое? — озадаченно воскликнул Рудин, стоя у северной стены и любуясь через вырезанные под потолком окна-бойницы на проплывающие по синему небу легкие облачка. — Но по всем прикидкам, тут должна быть комната! Шел по кругу, ходы прочерчивал строго по плану, составленному заранее… Ну не мог я напутать — тут очень постараться надо! Черт…

Ни на что такое особенное не надеясь, Серега прогулялся в сарай и вернулся в зал с ветхой стремянкой, сработанной, должно быть, еще революционными мародерами, раскулачивавшими тогдашних хозяев усадьбы — чтобы удобнее было на шкафы с высокими антресолями лазать за помещичьим добром. Так вот, притащил стремянку, приставил к среднему окну, вскарабкался с грехом пополам, обломив две перекладины, и, вытащив из растресканной рамы осколки черт знает как давно выбитого стекла, протиснул голову в оконный проем. Полюбовался и не смог сдержать восхищения — высказался:

— Ну, еб вашу мать!!! Ну, бляха-муха…

А что там такое обнаружилось? Да, в общем-то, ничего особенного с точки зрения современной физики. Обыкновенная, хорошо подогнанная призма, составленная из четырех зеркал. Два в начале узкого каменного тоннеля, имитирующего окно, два в конце. И вечный сквозняк через отдушину, не позволяющий пыли скапливаться на наклонно расположенных зеркалах. Просто и недорого. И такие же призмы в двух соседствующих окнах.

— А стеклышки можно пристроить, — хозяйственно рассудил Рудин, щелкнув ногтем по одному из зеркал, которое тотчас же ответило чистейшим звоном металлической окраски. — Наверняка дорогие! — И спешно направился в подвал, дабы на месте окончательно разрешить сомнения по поводу невесть откуда взявшегося помещения.

Обследовав по периметру тот участок первого этажа, где было обнаружено несоответствие, Рудин наткнулся на уже знакомый бронзовый болт в искусно сработанном углублении, едва заметном даже при ярком свете фонаря.

— А вот это уж точно оно! — срывающимся от волнения голосом воскликнул исследователь, вторгшись в просторное помещение и с ходу обнаружив в углу небольшой бронзовый ларец, на крышке которого, в печатном кольце из лавровых ветвей, виднелся отчетливый серебряный вензель «I О». Точно такой же вензель был выгравирован на наружной поверхности каждой из четырех стенок ларца.