Привычка убивать Пучков Лев
— А я — друг? — уточнил Серж.
— Ты? — Женщина на секунду задумалась. — Да, пожалуй, друг. У тебя, друг, все прекрасно получилось — сам, наверно, понял. Понял?
— Понял, — согласно кивнул Серж. — Спасибо тебе. А я, честно говоря, боялся…
— Зря боялся, — дама отыскала на полу футболку и, надев ее, подбоченилась:
— А теперь мы, в конце концов, можем пойти пожрать? У меня живот к позвоночнику прилип!
— Можем, — Серж гостеприимно махнул рукой в сторону двери. — Прошу к столу, моя Клеопатра…
Вот так в жизни Сержа появилась женщина. Вопреки ожиданиям, она не исчезла навсегда через трое суток, когда спал ажиотаж и можно было без проблем покинуть город. Вернее будет сказать, что через трое суток она все же исчезла, но спустя некоторое время появилась вновь.
— Ты на неделе никуда не выезжаешь? — Звонок поднял Сержа с постели в пять часов утра — с того момента, как Ли покинула его жилище, минуло три месяца. Тем не менее Серж ни капельки не удивился — словно они расстались вчера вечером, заранее условившись о ранней встрече.
— Для тебя я всегда на месте, — хрипло пробормотал архивариус. — Ты едешь?
— Буду завтра, — сообщила Ли. — Встретить можешь?
— Могу, — с готовностью заявил архивариус — тот факт, что придется отпрашиваться с работы и вообще порушить свой привычный распорядок дня, его в данный момент совершенно не волновал. — Где и когда?
— Буду в десять утра на Московском вокзале. Встанешь у щита с рекламой пепси — я подойду. Ба-ай…
В течение последующих нескольких лет в отношениях Ли и Сержа практически ничего не изменилось. Она приезжала когда хотела, предварительно поинтересовавшись, дома ли архивариус. Жила несколько суток, пропадая в городе целыми днями, урывками дарила Сержу свою ласку и беззастенчиво заставляла его выполнять различные поручения.
— Вот этот тип живет в трех кварталах от Автова, — предъявлялось фото, на обороте которого был обозначен маршрут движения, марка и номер автомобиля. — Завтра и послезавтра нужно с десяти до одиннадцати вечера подсесть к нему на хвост — проследить, не отклоняется ли он от маршрута. Я в это время буду занята, так что давай — поработай маленько…
Или так:
— Вот адрес, там бабулька живет. Ей уплачено. В кухне стоит стереотруба, окно выходит на жилой дом № 18. Завтра в десять утра на третьем этаже — там офис — соберутся люди. подъезд проходной, выходит на обратную сторону — вот в чем проблема. Нужно проследить — как только они соберутся, позвонишь мне вот по этому телефону…
Потом Серж узнавал из газет, что на том самом маршруте, в двух кварталах от Автова, была расстреляна неизвестным снайпером легковая машина со знакомым номером. А в заливе выловили двоих утопленников с камнями на шее, офис одного из которых располагался как раз в доме № 18. Такие вот странные совпадения…
Архивариуса, однако, это нисколько не смущало. Он впервые в жизни был влюблен. Представляете? В его-то возрасте — и в первый раз. По уши, как мальчишка, беззаветно и безнадежно. Пропал мужик, короче. Он был готов простить предмету своей запоздавшей юношеской страсти любое злодеяние, какое только может себе вообразить человеческий ум.
Постепенно их отношения вошли в определенную колею и приобрели своеобразную упорядоченность. Ли стала полновластной госпожой в жизни Сержа, а он был счастлив довольствоваться ролью ее преданного раба. Будучи тонкой впечатлительной натурой, архивариус прекрасно понимал, что в существующем положении вещей присутствует некая несообразность, однако не пытался ничего изменить и не требовал от своей госпожи большего. Он поклонялся этой прекрасноликой изящной богине, снизошедшей до простого рыхлотелого смертного с потной плешью и несуразно большими ступнями. Ли, в свою очередь, платила Сержу безграничным доверием — так, по крайней мере, ему казалось. Однажды она попросила его открыть в Швейцарии несколько счетов в разных банках, что и было исполнено с обычной пунктуальностью, присущей нашему историку во всем, что касалось финансовых вопросов. С тех пор Ли периодически вручала своему покорному слуге довольно приличные суммы, которые он исправно вносил на свои счета при очередном посещении этой благополучной горной страны, являвшейся во все времена мировым банкиром. Серж даже недоумевал по этому поводу: такое трогательное доверие со стороны этой прекрасной девы по отношению к нему, простому книжному червяку… Что это? Ужель та самая ответная любовь?
Сомнения вскоре разрешились самым прозаическим образом.
— Ты как насчет жениться, Лиховский? — поинтересовалась Ли как-то утром, нежась в постели в то время, как архивариус после трудовой ночи вяло собирался на работу. — Думаю, твоя фамилия мне бы подошла. Госпожа Лиховская… А? Звучит!
Серж замер с открытым ртом. Вот оно! Любовь… А откуда-то из глубины сознания прорезалась тоненькая ледяная иголочка: а может, не любовь? Она укокошит его, уедет за рубеж и до праву наследования получит свои деньги, которые он все это время вносил на свои счета. Да, это ее деньги. Но ведь бабка с матерью тоже имеют право на определенную долю наследства?
— Завещание писать надо? — хрипло поинтересовался он и напрягся в ожидании ответа.
— Чего? — Ли перестала рассматривать ссадину на лодыжке — Серж ночью изображал ненасытного зверя и слегка оцарапал предмет своего вожделения. — А, вон ты про что… Дурашка! На хрен мне твое завещание? Сверни его в трубочку и затискай себе в анус. Плашмя. Чего тут непонятного? Я просто хочу за тебя замуж! Знаешь поговорку: от добра добра не ищут. Мне лучше тебя мужа не найти. Скоро наступит такой момент, когда я закончу заниматься своими грязными делами, и мы укатим с тобой из этой идиотской страны на Запад. И заживем счастливо и весело. Только Алису с Борькой заберем — нечего им тут маяться…
Так Серж стал семьянином. Свадьбы не было — расписались в районном отделении загса, а при выходе молодая жена рутинно распорядилась:
— Я на такси доберусь. А ты давай на Финский, встанешь у выхода и будешь ждать вот этого типа, — последовало вручение фото без подписей. — Если он приедет на двенадцатичасовом, звякнешь мне на мобильный…
Вот так они и жили. Ничего не изменилось в отношениях четы Лиховских после регистрации новой ячейки общества. Ли приезжала в любое время, когда считала нужным, и так же внезапно пропадала — Серж давно свыкся с таким образом жизни и не роптал. Но, судя по всему, брак определенным образом располагал к некому подобию оседлости: Ли стала появляться в Питере чаще, нежели раньше. Теперь она приезжала сюда не только на «работу», но и просто отдохнуть — побродить по городу с полуночно праздным Сержем, навестить Эрмитаж, Петергоф, потаскать своего покорного слугу, обремененного авоськами, по необъятным недрам Гостиного двора. Словом, вела себя порой как все нормальные женщины, которым предначертано рожать детей, дарить радость мужчинам и жить в свое удовольствие, наслаждаясь всеми прелестями этого мира.
Серж был на седьмом небе. Он свято верил, что настанет момент, когда Ли, как обещала, закончит заниматься всякой дрянью и они уедут в Европу, чтобы жить там счастливо и весело. Разумеется, будучи сильно историзированной личностью, Серж имел понятие о перманентности и связанных с ней неугомонных типах — таких, как вечные революционеры, террористы, народовольцы, вояки и прочие маньяки. Но он не хотел верить, что данное явление имеет отношение к его богом даденной законной супруге. Такого просто не могло быть! Такая нежная, чувственная, красивая — она никоим образом не подпадала под определение маниакальной личности. По крайней мере, внешне…
Труп висел на осине.
Усадьбу окружал хвойный лес, лиственные породы были представлены редкими вкраплениями невесть как сюда затесавшихся берез и осин. Неподалеку от входа в каменоломни как раз стояла одна из таких осин: печально одинокая, высокая, стройная, скорбно провожающая лето последним пурпуром опадающей листвы. Под этой осиной приблудные хохлы, вкалывающие на Лиховского, как раз и растянули свою палатку — работать начали еще по теплу, потому выбрали тенистое место.
Труп был обезглавлен. Полотно палатки за ночь насквозь пропиталось кровью, а от входа шагов на пять, и с обратной, торцевой стороны — примерно на столько же, образовалась широкая бурая дорожка с несимметричными розбрызгами.
Не нужно было обладать интуицией друга д-ра Ватсона, чтобы быстро нарисовать в своем воображении картину случившегося. Тут скорее требовались специальное познания все того же д-ра в области психиатрии. Потому что, руководствуясь общепринятой методикой определения мотивов преступления, рассчитанной на нормального вменяемого убийцу, объяснить данное злодеяние было очень сложно.
Человека вытащили из палатки, привязали за ноги к длинной льняной веревке. Видимо, человек был сильно пьян, так как не смог оказать сопротивления — ни когда его тащили из резаной в торце прорешины, ни когда привязывали за ноги.
Затем веревку перебросили через толстую ветку, нависавшую над палаткой на высоте что-то около шести метров. И потянули. Подвесив человека головой вниз, в полутора метрах над палаткой, другой конец веревки обмотали вокруг ствола тугими кольцами и завязали внизу мертвым узлом. Затем влезли на дерево, используя веревочные кольца как своеобразные ступени — ствол до этой самой толстой ветки был совершенно гладким, вот так запросто, без каких-то приспособлений, черта с два вскарабкаешься. В завершение всех этих манипуляций человеку отрезали голову. И долго раскачивали труп, сидя на стволе и дергая за веревку…
— Маньяк, — полюбовавшись на всю эту мерзость, высказался Рудин — он пришел сюда с Лиховским, который в шесть утра ворвался в апартаменты гостя и, заикаясь от волнения, попросил сопровождать его на место происшествия. С собаками. О ЧП сообщил бригадир хохлов, который пробрался в усадьбу без шума только лишь потому, что по причине ужасного похмелья еле двигал конечностями и нормально говорить не мог — сипел. Тем не менее он сумел сообщить, что случилось нечто из ряда вон, хозяину стоит на это посмотреть, а поскольку люди с похмелья страшно злые, ходить туда в одиночку небезопасно. В общем, собаки нужны.
Рудин собак брать не стал — прихватил из холодильника на три четверти полную трехлитровую бутыль «Московской особой», которую Серж мучил уже второй месяц, и они отправились к каменоломням.
— Точно, маньяк, — зябко поежившись, повторился Рудин. — Или даже несколько. Ты не в курсе, коллективные маньячества бывают?
Лиховский пребывал в трансе: по обыкновению раскачивался с пятки на носок, пускал слюни и отрешенно смотрел на трудовой хохлятский коллектив, члены которого трясущимися руками разливали по давно не мытым стаканам содержимое «Московской особой». На висящий труп он глядеть не желал — от ужасного зрелища нежную натуру архивариуса мутило.
— Так что — бывают, нет? — не отставал Рудин — он за свою непростую жизнь вдоволь насмотрелся трупов и имел некоторый опыт обращения с людишками, впадавшими в транс от таких «представлений». Лиховского нужно было растормошить, занять его голову посторонними рассуждениями, одним словом, отвлечь от трупа. Некоторые завсегдатаи, которым по долгу службы приходится присутствовать при обнаружении таких вот утренних находок, имеют обыкновение грубо шутить на месте происшествия — часто это срабатывает как антишоковое средство.
Лиховский реабилитироваться не хотел: на вторичный вопрос Пса он промычал что-то нечленораздельное и сделал глотательное движение. Перепоручив его наиболее мудрому из хохлов — бригадиру, Рудин обошел место происшествия, бегло обследовав окрестности, и вскоре вернулся несколько обескураженный. За это время хохлы успели опрокинуть по три дозы, ополовинив бутыль, и смотрели уже не так зверовато.
— А головы нету, — озадаченно констатировал Пес. — Утащили, что ли?
— М-м-м… — ответил Лиховский, отворачивая в сторону позеленевшее лицо. — М-м-м…
— А жаль, что нету, — желая ободрить историка, сымпровизировал Рудин. — Мы бы из нее холодец сварили. Ха!
— М-м-мэ-э-эррр!!! — сказал Лиховский, складываясь пополам и низвергая фонтан в ближайшие кустики. — Э-э-эррр!!!
— Не получилось, — искренне огорчился Рудин, адресуясь к бригадиру, который с пониманием наблюдал за страдающим работодателем. — Давно не работал с такими слабыми натураднаа. А ну, плесните ему на полстакана.
Едва Лиховского отпустили желудочные судороги, ему сунули в руку стакан и внушительно порекомендовали:
— Пей, мля! Будет лучше.
Серж залпом выпил, запил заботливо поднесенной водицей из котелка, разинул пасть и стал жадно хватать стылый утренний воздух. Действительно — полегчало. Продышавшись, бедолага причмокнул и просипел:
— Ну и что делать будем?
Вопрос был весьма злободневным. Тут же провели коротенькое, но весьма бурное совещание. В органы решили не сообщать — толку от них никакого, кроме того, все хохлы находились на территории области инкогнито, без регистрации, а большинство из них уже имели неприятности от общения с властями.
— Мы эту падлу сами отловим и на кусочки порежем, — пообещал бригадир, сжимая могучие кулаки. — И по кустикам развесим. Ночами спать не будем, а отловим…
Решили сделать так: тело похоронить в лесу по христианскому обычаю — неважно, что без головы; работы продолжать, невзирая на происки маньяков; на ночь выставлять караул по охране палатки; на поминки хозяин должен выставить два ящика водки и, кроме того, сделать надбавку за риск.
— Сколько? — насторожился Лиховский. Хохлы получали следующее: стол, бутылка водки в сутки на брата и плюс по пятьдесят рублей ежедневно. Денег практически не оставалось: недропроходимцы закупали оптом у каменских бабулек настоянный на махре дрянной дешевый самогон и вкушали оный самогон в ужасающем количестве.
— Еще накинь по пятьдесят рублей в сутки, — солидно молвил бригадир. — Итого будет сто на брата. И работаем дальше как ни в чем не бывало. Годится?
— Годится, — облегченно вздохнул Серж — он ожидал более кабальных условий. — Спасибо вам, я вас всех очень люблю…
А после обеда Рудин опять работал с ризеншнауцерами — утренний катаклизм не смутил закаленную душу воина. В принципе слово «опять» применительно к данной ситуации можно было бы и не употреблять. Рудин всю свою сознательную жизнь только и делал, что работал с собаками, делая короткие перерывы для сна, приема пищи и физиологической разрядки. Правда, в последнее время — с появлением в его жизни Алисы — Псу пришлось несколько пересмотреть свой обычный уклад, но он верил, что в недалеком будущем все вернется на круги своя. Враги будут повержены, проблемы благополучно разрешатся, Алиса выйдет за него замуж, а Борька окончит школу и станет таким же отъявленным собаколюбом, как Пес. И тогда они заживут в свое удовольствие: целыми днями напролет Рудин с Борькой станут заниматься дрессурой, а по ночам Пес на законном брачном ложе будет устраивать Алисе тотальный интим-террор. Чтобы в первой половине дня не думала, чем себя занять, а спала как убитая…
Итак, Рудин работал. Сидел, по обыкновению, скрестив ноги и наблюдал. Только не на траве, а на камне, подстелив под задницу телогрейку. Черные бестии произвольно шарахались меж валунов заваленных каменоломен, игриво кусали друг друга за ляжки и периодически чего-то вынюхивали, зарываясь носами в пожухлую траву.
Рудин внимательно следил за каждым движением ризеншнауцеров и анализировал их поведение. Псам была дана команда «Гулять». Эта команда не имела никакой служебной нагрузки и из перечня сигналов взаимодействия в звене «человек — собака» была самой приятной для четвероногих созданий. Тем не менее и тут существовали некоторые ограничения — скорее морально-этического характера. Любой нормально воспитанный пес будет гулять, не выходя за пределы определенного радиуса окружности, в центре которой находится хозяин. Радиус этот не превышает расстояния, на котором пес видит хозяина, чувствует его запах и в любой момент готов прийти ему на помощь — буде вдруг возникнет надобность. Это так называемая сторожевая зона, покидать которую псу не дозволяет установка на постоянную караульную службу по охране самого дорогого в мире существа. Играй сколько влезет, резвись, однако не забывай время от времени поднять морду кверху и понюхать — а как там хозяин? Этому никто не учит — такая модель поведения воспитывается у собаки умелым кинологом с самого раннего возраста.
Рудин выбрал центр охранной зоны так, что он приходился на — середину юго-западной четверти от общей площади шапки каменоломен. Сейчас его псы, не выходя за пределы этой четверти, занимались поисками пустот, которые могли быть равновероятно как воздуховодами, непригодными для разработки, так и запасными входами в пещерную галерею. Если бы кто-нибудь мог объяснить псам на собачьем языке, чем они в настоящий момент занимаются, ризены наверняка бы страшно удивились. Какие такие пустоты? Ведь они просто гуляют — не более того! И тем не менее псы, непринужденно прогуливаясь, прилежно работали на Рудина, который, в свою очередь, трудился по просьбе хозяина усадьбы…
— Я хочу предложить вам нечто соответствующее вашей специальности, — вот так начал свою речь Лиховский, когда Рудин два дня назад зашел, как просили, после посещения Алисы, засевшей в библиотеке. — Полагаю, у вас нет причин отказываться — мне кажется, вы будете рады оказать мне помощь. Тем не менее я не могу открыть вам все обстоятельства, а полагаю, что достаточно будет лишь сказать, что вам нужно будет делать…
Пес пребывал в благодушном настроении: Алиса в этот раз была куда приветливее, нежели вчера. Позволила поцеловать себя в ушко, когда приобнял, ответно прильнула было, затем вспомнила, что работает эту неделю недотрогой, капризно надула губы и сильно толкнула в грудь, заявив:
— Ты просто похотливое животное, Рудин! Когда будет можно, я тебе сообщу — не сомневайся. А теперь иди отсюда, займись воспитанием ребенка…
Это было «вазари» — полпобеды. Еще позавчера она на его появление никак не реагировала: смотрела отрешенно в сторону и не снисходила даже до того, чтобы обратить на своего страждущего мужикашку хоть капельку внимания. А сегодня — оп! — и всплеск эмоций. Можно даже сказать — позитивный всплеск. Очень хорошо. Все идет по плану. Когда крепость нельзя взять штурмом, она берется на измор…
В общем, Рудин был в приподнятом настроении, а потому вот так, с ходу, не стал посылать плешогана с его невразумительными предположениями. «Нечто», «не могу открыть все обстоятельства», а ты, значит, поработай-ка на меня, идиотик. «Да пошел в задницу!» — такова была бы стандартная реакция Пса на подобные закидоны, допустим, пару дней назад. Или говори толком, чего надо, или голову не морочь — отвали. Но сейчас Рудин был готов выслушать любое, самое дегенеративное предложение, от кого бы оно ни исходило.
— Конкретнее, — потребовал он. — Пока ничего не понятно.
— Вот у вас собаки… — Лиховский замялся, подыскивая слова. — Ну, умненькие такие собачки… А не могут они мне отыскать… ну, допустим, какую-нибудь пустоту?
— Вакуум? — быстро сориентировался Пес. — Это не по адресу. Это где-то в космосе. У тебя деньги на «Шаттл» есть?
— Мне нужен другой вход в каменоломни, — мучительно покраснев, признался Лиховский. — Понимаете?
— Зачем тебе второй вход? — удивился Рудин. — Хохлы же работают — откапывают помаленьку основной профиль. И получают за это деньги, насколько я понял.
— Я вам хорошо заплачу, — поспешно сообщил хозяин усадьбы. — Очень хорошо. Вы только найдите. Попробуете?
— Давай так, — Рудин перестал томно улыбаться — неловкость объяснений Лиховского его изрядно заинтриговала. — Денег я с тебя не возьму. Но ты мне расскажи, что ты ищешь на самом деле. И давай сразу условимся — версия насчет реставрации рукотворных галерей не принимается. Или истину, или — пошел в з… эмм… ну, в общем, не буду помогать.
— Ладно, — после некоторых размышлений сдался Лиховский. — Но только — я вас очень прошу! — никому об этом. Ни одной живой душе…
То, что Лиховский рассказал Рудину, было похоже на сюжет средневекового приключенческого романа. Жил-был некий вице-канцлер, могущественнейший политик и интриган, сидел где-то там наверху, за широкой монаршей спиной и дергал за ниточки, управляя всеми делами в стране. Был он хитрый и дальновидный, понимал, что ничто в этом мире не вечно — в том числе и благорасположенность царственных особ к теневым правителям, которые прячутся до поры в отдаленных кабинетах и прилежно работают на них. В этой связи вице-канцлер решил подстраховаться: приобрел поместье, расположенное в глуши лесов, и начал потихоньку стаскивать туда все свои богатства, накопленные за долгие годы правления. Ценности, свозимые в поместье, исчислялись не только в материальном эквиваленте. Имеются документы, которые утверждают, что только за два года в усадьбу доставили немногим более трехсот специально оборудованных ларей из мореного дуба, в которых находились собранные по всей Европе фолианты и рукописи, принадлежащие перу наиболее выдающихся авторов разных эпох. Истинную ценность этой сборной библиотеки определить практически невозможно, а подлинность документов, подтверждающих ее наличие, не подвергается сомнению.
— И что же — эти самые документы утверждают, что все сокровища остались в этом поместье? — скептически прищурился Рудин, выслушав эту красивую сказку. — Так их давненько уже разворовали. Ты думаешь, один такой умный?
Оказалось, что Лиховский на сокровища и не претендовал. Те же самые документы, случайно попавшие в его руки, сообщают, что в течение последующего десятилетия материальные ценности потихоньку, небольшими партиями, переправлялись за бугор. Имеется даже примерный перечень, чего когда вывезли. Но про библиотеку в том перечне ничего не сказано. А через некоторое время — аккурат на закате карьеры славного вице-канцлера — в поместье приехали инженеры. И пригнали три обоза по два десятка телег. На каждой телеге — двенадцать бочонков с порохом. И тем порохом инженеры взорвали каменоломни, да так умело, что намертво завалили все входы — теперь проще открывать новые разработки, нежели пытаться восстановить то, что было.
— И что — в этих твоих документах написано, что библиотека находится в каменоломнях? — удивился Рудин. — И какой же идиот ее туда заныкал? Там же отсыреет все к чертовой матери!
Лиховский взял на себя смелость не согласиться с собеседником. Во-первых, при соответствующем мастерстве совсем не трудно создать в скальной породе просторное помещение, в котором будет постоянная температура и влажность воздуха — своеобразный термостат. Во-вторых, как уже упоминалось выше, фолианты и рукописи находились в специальных ларях, которые герметично закрывались и обеспечивали длительное хранение содержимого. Ну и в-третьих: прямого подтверждения того, что библиотека находится именно в каменоломнях, нет, но… В документах, имеющихся на руках у Лисовского, указано, что библиотека хранилась в лабиринте. В этих же документах имеется упоминание о плане лабиринта. Самого плана нет — его кто-то спер. И спер, судя по всему, давненько: то местечко, в котором архивариус обнаружил документы, никто не навещал уже как минимум пару столетий. Это, конечно, печально и прискорбно, но тут имеется весьма утешительный наборчик: один факт, два безукоризненных умозаключения, и одно весьма обоснованное предположение. Факт: каменоломни, после того, как их взорвали, никто не пытался восстанавливать — отсутствовала насущная необходимость. Умозаключение номер раз — вопросительного свойства: где в поместье, кроме каменоломен, может располагаться тот самый лабиринт? Умозаключение номер два — также вопросительного свойства, но с гораздо большим утвердительным оттенком: за каким чертом взорвали каменоломни, потратив столько труда и пороха, если там нечего было прятать от посторонних? И предположение: существует большая вероятность, что библиотека до сих пор хранится в каменоломнях. Такая большущая вероятность, что можно все в жизни бросить и заниматься только одним этим делом.
— Плана нет — вот что, — заключил Серж, возбужденно потирая ладошки. — Сперли, негодяи исторические. Но зато есть вы с собаками. Пусть рабочие потихоньку разбирают основной вход — это все же лучше, чем просто сидеть сложа руки. А вы вот что: найдите мне библиотеку, и я дам вам двести тысяч долларов. Двести штук. Это приличная сумма. Сразу. Наличкой. Независимо от того, что я уже все вам рассказал…
Натаскивать псов на поиски пустот Рудину не приходилось — спасательный профиль в его компетенцию не входил. Методику подобной дрессуры он знал, но тут существовал большущий нюанс, который делал задачу практически невыполнимой. Собаки-спасатели ищут человека. По запаху, по издаваемым человеком шорохам, едва слышным стонам, недоступным восприятию другого человека. Пустоты, скрытые под толстым слоем породы, собака не ощущает — это не слепая лошадь, которую водят по периметру пенитенциарного учреждения в поисках подкопа. Можно было бы, конечно, поискать такую лошадь, но она наверняка поломает себе ноги, перемещаясь среди хаотично наваленных валунов. Да и попробуй ее загнать на эти самые валуны! В общем, отпадает лошадь — остаются псы. Как же заставить собак искать эти пресловутые пустоты?
Рудин недолго размышлял над этой неразрешимой проблемой. Затхлая внутренность подземелья имеет свой специфический запах, резко контрастирующий с запахом окружающей среды на поверхности. Это уже кое-что. Проще всего, разумеется. было бы дождаться, когда рабочие освободят главный вход, спуститься вниз, взять пробу воздуха из подземелья и, дав занюхать ее псам, начать прочесывание шапки каменоломен в поисках выхода аналогичного запаха на поверхность. Но хохлы могут ковырять на главном профиле до нового года, а то и дольше. Так что этот вариант отпадает. Поэтому Рудин просто отпустил псов гулять в юго-западной четверти каменной шапки и долго наблюдал за ними, пытаясь уловить в поведении лохмомордых бестий некую закономерность.
— Ну спасибо-хорошо… — боясь спугнуть удачу, пробормотал Пес спустя полтора часа с начала наблюдения. Закономерность прослеживалась. Та ли самая, что нужна была Рудину, — бабушка надвое сказала. Но в двух местах ризены подолгу копали носами землю и фыркали. Обежав по окружности охранную зону, псы вновь возвращались в облюбованные места и опять с интересом их обнюхивали.
Рудину надоело пассивно сидеть на камне — шнауцеры обследовали всю намеченную территорию и больше ничего занимательного не обнаружили. Можно было с уверенностью сказать, что на сегодня никаких приятных неожиданностей в поисковом плане более не предвидится.
— Ладно, и на том спасибо, — поблагодарил Рудин своих помощников, осмотрев заинтересовавшие псов места и не обнаружив там коровьего помета и прочих прелестей, которые могли бы привлечь внимание лохмомордых. Более собак в поместье не было, тем более — течных сучек. В общем, можно было ставить метки. — То ли вы нашли — хрен его знает. Но что-то, видать, нанюхали…
Пометив интересные места флажками, Рудин свистнул псов и направился в усадьбу. Несмотря на утренний ужастик, день казался ему удачливым. Алису они с Сержем в перипетии безголовых проблем безоговорочно решили не посвящать — не женское это дело. А потому светлая и чистая выглядела сегодня на обеде вполне безмятежной и слегка разгрузившейся от своих недавних комплексов. И даже дала Рудину аванс. Ах какой аванс — закачаешься!
— У тебя в спальне задвижка есть на двери? — вот что спросила Алиса после обеда, направляясь в библиотеку. У Пса аж дыхание остановилось — ну ничего себе заявочки!
— Да я… Да… Я, радость моя, дверь вместе с косяком вынесу — ты только намекни!
— Не надо с косяком, — Алиса загадочно улыбнулась. — Ты просто задвижку не закрывай…
Глава 5
— Кислота нужна, — компетентно заявил Турды, стоя у широкого подоконника и неспешно разминая сигарету. — Надо подумать, как купить да пронести, чтобы эти не заметили, — он ткнул пальцем в окно, имея в виду экипажи двух потрепанных авто, расположившихся на некотором удалении друг от друга в ряду приличных иномарок на гостиничной стоянке.
«Наружку» выставили авторитеты сразу после того, как Турды взял Рому. Экипаж — три человека, сидят безвылазно, пока что не менялись. Терпеливые. Еще одна машина стоит в грузовом дворе гостиницы, неподалеку от запасного входа. Наблюдатели особо не маскируются, но и не мельтешат — хозяева как-никак. Обложили, короче.
— Приходилось с кислотой обращаться? — Турды, прикурив, кивнул на истерзанный труп Ромы, распростертый на целлофане, и испытующе уставился на Малого. С мытарем он был знаком сравнительно недавно — чуть более полугода. Меланхоличного маленького палача порекомендовали авторитетные люди, сказавшие, что этот парниша предан, как собака, и может вытворять все, на что способна изощренная фантазия его хозяина.
— Приходилось, — бесстрастно сообщил Малой. — С уксусной. Когда помидоры с огурцами закрывал на зиму, — и, отметив неудовольствие на лице шефа, поспешил уведомить:
— Шучу. Конечно, приходилось — работа такая.
— А ты не шути, — порекомендовал Турды. — У нас проблема, а он шутит. Оборзел?
— С кислотой ничего не выйдет, — мытарь пожал плечами. — Купить и пронести не проблема. Тут в другом заморочка.
— Какая заморочка? — раздраженно воскликнул Турды. — Кладем в ванну. Заливаем кислотой. Через несколько часов растворится. Смывасм. Что еще? — У новоявленного вора в практике было несколько аналогичных случаев в бытность его руководителем наркокартеля в Средней Азии с той только разницей, что трупы сваливали в яму, заливали кислотой, а потом засыпали землей. — Или ты думаешь, у них тут кислоты купить негде?
— Да нет, купить-то всяко разно можно, — Малой опять пожал плечами, недоумевая, отчего это хозяин не понимает таких элементарных вещей. — Вентиляция на этой хате общая. Зальем, бахчун подымется — как при газовой атаке. Во всех номерах вонь стоять будет. И ванну потом придется выкидывать — эмаль сгорит. Не, не покатит. Надо что-то другое придумать.
— Угу, правильно говоришь, — после некоторых размышлений согласился Турды и неожиданно пожаловался подручным Малого, безмолвно ожидавшим распоряжений на дива-не:
— Видите, пацаны, какой мудак этот Рома! Столько проблем нам сделал, падла… Ннн-да…
Тот факт, что по его воле несколько минут назад в страшных мучениях скончался человек, незадавшегося криминального правителя Белогорска совершенно не волновал: он давно привык распоряжаться чужими жизнями и, не задумываясь, мог убить любого, если это сулило хоть какую-то прибыль. Сейчас Турды больше занимало, как избавиться от неприятных последствий этого очередного убийства. Местная блатная братия труп авторитета ему не простит. Уж больно он не правильный, этот труп. Если бы вор пристрелил Рому на разборняке, в присутствии свидетелей, которые могли бы всем заинтересованным доложить, что абориген был не прав и своим поведением спровоцировал Турды на «острую» акцию, — тогда бы никаких вопросов не возникло. По крайней мере, в официозе. Конечно, затаили бы злобу, вполне возможно, стали бы вынашивать план мести — и тем не менее правота убийцы в этом случае была бы очевидна. Но труп, изуродованный следами изощренных пыток… Тут разбираться никто не станет: пока заручишься поддержкой центровых авторитетов, возьмут гостиницу штурмом и порежут на кусочки. Нет, от трупа нужно по-тихому избавляться, и как можно скорее…
— Сволочь ты, Рома… — пробормотал Турды и крепко призадумался.
Так-так… Рому изъяли тихо и благопристойно. Приехали, пригласили честь по чести. Он с ходу послал в разные неприличные места и обещал «пописать». Кустодиев, блин, недоделанный! Турды очень спокойно пообещал сообщить центровым авторитетам о его поведении и высказал предположение: не хочешь общаться, значит, виноват. Значит, тебя будут по-другому спрашивать. Рома погундел для приличия, собрался и поехал. «Наружка»? Да, сразу после того, как взяли Рому, у гостиницы появились эти самые потрепанные авто с уголовным людом. Как узнали — черт разберет. Но не в этом суть. Даже если наблюдали с момента посадки авторитета в машину Турды до подъезда к «Европе», ничего такого предосудительного заметить они не могли. В гостиницу Рома зашел по своей воле, руки были свободны, никто не погонял, стволом в спину не тыкал. Безвылазно торчит в номере более суток — да, это нехорошо. Однако и это не повод для подозрений. Пообщались, пришли к консенсусу, закорешили, сели бухать. При нормальном раскладе да хороших собутыльниках такие попойки могут продолжаться сколь угодно долго — хоть декаду напролет, были бы деньги да здоровье. Ага…
— Перо у тебя классное, — закончив размышлять, обратился Турды к Малому.
— Не понял? — подскочил с дивана худющий востроглазый мужлан — один из подручных Малого по кличке Перо.
— Это не про тебя, — ухмыльнулся Турды. — Ты поди, кликни сюда пацанов. Давай. А ты, Слива, притащи сюда Ромин прикид — глянем.
Перо отправился в соседний номер и привел «группу» огневой поддержки — четверых «стрелков», которые до поры сутками напролет спали, жрали водку и смотрели видак. Слива разложил на диване вещи несчастного Ромы, отдельно пристроил содержимое карманов и вопросительно уставился на шефа. Четверо новоприбывших встали посреди зала и с профессиональным любопытством принялись рассматривать Ромин труп. Наличие «жмурика» в соседнем номере не явилось для «стрелков» неожиданностью — к «дознанию» их не привлекали, но результат был вполне закономерный, такое неоднократно случалось и ранее. Пригласили, потолковали, не сошлись во мнениях…
— Я говорю, Малой, — перышко у тебя хорошее, — вернулся к теме Турды. — Острое, как бритва… Кстати, прикид его в порядке?
— Ничего перышко, — настороженно буркнул Малой: он явно не поспевал за полетом мысли хозяина и оттого ощущал некоторый дискомфорт — кому приятно чувствовать себя тормозом! — И прикид… Че с ним станется? Раздели аккуратно…
— Так. Так-так… А ну давай, побрейте Дилю, — распорядился вор, присмотревшись к интернациональному «квартету», — все четверо были выходцами из Средней Азии, но внешне мало чем отличались от славян; — В смысле — башку побрейте, налысо. На роже щетина пусть останется — так даже лучше. Живо!
Перо хлопнул Дилю по плечу, приглашая прогуляться в ванную, тот дисциплинированно развернулся на каблуках, не найдя повода для возражений, хотя совершенно непонятно было, с чего это вдруг нужно вот так экстренно бриться.
— Почему не спрашиваете, зачем бреем Дилю? — поинтересовался Турды, наливая себе в стакан на два пальца водки. — Умные, да?
— Электрический стул подвезли, — позволил себе пошутить Слива — второй подручный Малого. — Новый, типа. Типа, будем испытывать.
Перо на секунду застыл на пороге ванной — шевельнулась извилина: действительно, для чего брить?
— Диля будет Ромой, — допер Малой и с облегчением вздохнул. — Он похож. Фигурой похож. Побреем, оденем в Ромин прикид… — и, с сожалением окинув взглядом апартаменты, сделал вывод:
— Значит, сваливаем отсюда, да? Жалко — тут неплохо было…
— Никуда мы не сваливаем, — успокоил мытаря Турды. — Давай, брейте, переодевайте — посмотрим…
Минут через десять побритого налысо Дилю спрыснули французским одеколоном и одели в наряд замученного Ромы. Турды нахлобучил на лысую башку «стрелка» Ромину клетчатую кепку, надвинул козырек на глаза, велел смотреть вниз, а сам отошел к окну и некоторое время придирчиво разглядывал то, что получилось. Ничего кепочка — очень кстати пришлась. Вот вроде бы мелочь — а приятно. Не будь ее, черт знает, как бы вообще тогда выкручивались…
— На, хапни, — Турды налил полный стакан водки, протянул Диле. «Стрелок» тремя мощными глотками опорожнил посудину, крякнул и покосился на стол с закуской.
— Закуси, закуси, — разрешил Турды. — И вообще — веди себя попроще. Теперь ты — Рома. И ты не просто Рома, а Рома, ужратый вусрань. Понял? Мы с тобой кореша. Сейчас едем к тебе домой. Перед машиной, как выйдем, я начну сомневаться — ну, упрусь, типа, а ты будешь меня подталкивать. Вроде бы по-дружески, и в то же время это… грубовато, в общем. Ты хозяин, а не я, так себя и веди. Понял?
— Угу, понял, — кивнул Диля, хрустя огурчиком и задумчиво глядя на обнаженный труп посреди зала. — Я Рома. Типа, зову тебя к себе на хату. И потолкать… А? — Тут он смутился и неуютно передернул плечами: несмотря на только что засаженный стакан водки, вот так с ходу сломать стереотип было трудновато. Все четверо «стрелков» работали под новоиспеченным вором не первый год, для них он был не просто паханом, а настоящим курбаши, полновластным повелителем, авторитет которого не имел границ. А тут — потолкать… Кого это потолкать — Турды? Да за такие потолкания в один момент замесят в бетономешалку и выставят потом — на центральной аллее парка Алишера Навои в родном Ташкенте с соответствующей табличкой: вот это монумент тому самому, который посмел толкать Турды…
— Ну конечно, потолкать! — подтвердил Турды, наливая Диле еще полстакана водки. — Ты давай, брось эти тудым:
— сюдымы. Жить хочешь?
— Угу, хочу, — не стал кривить душой Диля и залпом засадил предложенное пойло, прищелкнув зубами от перечной остроты поставленного вопроса. — Я все понял, хозяин, я постараюсь…
— Ты немножко не так понял, — как можно мягче сказал Турды, внутренне досадуя на нежелавшего выпадать за рамки «пацана». Уж лучше бы на Рому оказался похож на кого-нибудь из тройки русаков — те раскованнее. — Я тебя наказывать не собираюсь, если вдруг что-то не так получится. Тебя накажут они, — он потыкал пальцем за окно. — И тебя, и меня, и всех нас. Мы, конечно, крутые парни, никого не боимся, но… В общем, если что — будут резать живьем и очень медленно — как это… ну, лоскутками. Вот. Вот это прошу понять. От тебя зависит, как все пройдет. Ты понял, нет?
— Понял я, хозяин, все сделаю, — несколько более расслабленно заверил отрехсотграмленный Диля и даже изобразил неуклюжую попытку подмигнуть шефу.
— Ну вот и хоп, — облегченно пробормотал Турды. — Хоп… Слива, Перо — спускайтесь, подгоните к парадному наши тачки. А мы это… ну, порепетируем, как будем садиться, чтобы сразу нормально получилось.
Подручные мытаря накинули куртки и покинули номер. Турды два раза прогнал с Дилей сцену «уговаривания» и посадки, затем велел всей честной компании заглотить еще по полстакана водки. Малой водки пить не стал: рано еще, утро, а притворяться пьяным он и так хорошо умеет. Он сидел несколько в стороне, с кривой ухмылкой наблюдал за репетицией и неторопливо наводил глянец на туфли — чистая обувь была своеобразной манией маленького палача. Турды, закончив возиться с Дилей, дал команду выметаться из номера, а Малого, потянувшегося было из кресла, остановил жестом»
— А ты не одевайся. Ты остаешься, порядок здесь наведешь.
— Не понял, — нехорошо напрягся мытарь. — Что ты имеешь в виду?
— Спустишь Рому в унитаз, — бросил Турды, направляясь к выходу и нарочито небрежно охлопывая себя по карманам — дескать, не забыл ли чего?
— Погоди, погоди… Как это — спустишь? — забеспокоился Малой. — Это что — кусок дерьма, по-твоему? Ты же сказал, что придумаешь, как нам избавиться от трупа!
— Я придумал, — сообщил Турды, пристально глядя в глаза Малого. — Я не зря напомнил про твой нож. Он очень острый — как бритва. Времени много. Если все нормально получится, мы только вечером приедем. Усекаешь?
— Не усекаю, — упрямо набычившись, буркнул Малой — уперся, гад, решил до последнего не «въезжать» в замысел шефа.
— Кладешь Рому в ванну, — очень спокойно принялся перечислять вор. — Делаешь надрезы. Воду горячую пуска-ешь — он размякнет. Потом будешь помаленьку резать кус-ками и в унитаз спускать. Че неясно?
— Да ясно… — Малой нервно сглотнул: такую грязную работу ему приходилось делать впервые. Палач привык иметь дело с живым материалом — если когда и доводилось избавляться от трупа, то процедура была простой и не требующей кропотливого труда. Это сказать просто: резать кусками и спускать в унитаз… — А кости? — зло прошипел Малой. — А череп? У меня пилы нету! Как я, по-твоему, должен от костей избавляться?! Ты плохо придумал, Турды, — так не пойдет!
— Если к вечеру от него останется хоть кусочек, я тебя завалю, — с милой простотой пообещал Турды, похлопав по плечевой кобуре, в которой, вопреки требованиям «закона», дремал до поры многократно испытанный «ТТ». — А потом вас обоих спущу в унитаз — вся ночь впереди.
— Но череп… — отчаянно округлив глаза, пискнул мытарь. — Ну куда ж я его?!
— Засунь под ножку кровати, попрыгай, раздави, — посоветовал вор. — Да что тебе объяснять — сам умный, придумай. Все, давай — работай, — и вышел из номера в коридор, где его поджидал убойный «квартет».
— Пожалуй, мне тоже водки, — печально пробурчал маленький палач, медленно раздеваясь и с ненавистью глядя на труп. — С утра. Вот бля… Так и аликом недолго стать…
До многострадального воровского дома добрались без приключений. Диля вел себя примерно: кепку не обронил, личину свою подозрительную без надобности не явил никому, смотрел все время вниз и вполне правдоподобно затолкал Турды на заднее сиденье поджидавшей у парадного «Волги». Да, в качестве средств передвижения команда новоявленного вора использовала две новенькие черные «ГАЗ-З!». Турды, дитя Востока, прикатил в Белогорск на своих машинах с московскими номерами и не пожелал на время обзавестись подержанными авто с неброскими местными цифрами, принеся конспирацию в угоду набившей обывателю оскомину нерусской импозантности. Приверженность Турды к советской модели объяснялась еще одним обстоятельством: в «Волгах» имелись сработанные на заводе, искусно замаскированные тайники, которые содержали четыре «АКСУ» с изрядным запасом патронов и десяток гранат. Дурная военная привычка сказывалась — без вооруженной охраны вор чувствовал себя неполноценным.
По дороге притормозили у центрального гастронома — пацаны метнулись, притащили два объемных пакета с выпивоном и снедью разнообразной. В общем, все, кому положено, видели, что «Рому» силком никто не тащил, а скорее наоборот: все хорошо, имеет место трогательная мужская дружба, и компания собралась как следует погулять.
На воровском подворье тоже все вышло как надо: экипажи остановившихся на некотором удалении авто наблюдения могли видеть, как Диля нетвердой походкой взошел на крылечко, с третьей попытки попал Роминым ключом в замочную скважину и широким жестом пригласил гостей присутствовать…
Гуляли до первых сумерек. Как водится в таких случаях, нарочито шумели, гоняли на всю округу кстати оказавшегося в Роминых запасах Мишу Круга, а между делом методично обыскали весь дом. Турды таки лелеял надежду, что денежная тайна спрятана где-то на поверхности и ему не придется громоздить необъятные планы, требующие приложения титанических усилий. Увы, ничего хорошего не обнаружили: разве что два пакета дрянной анаши общим весом грамм на сто да револьвер с тремя десятками патронов — старый, но хорошо вычищенный и смазанный для длительного хранения.
— Ствол наверняка «мазаный», — компетентно обронил Турды, отметив забитый номер и давно утраченное воронение. — Поставьте обратно…
Когда солнце присело за линию городской окраины, «стрелки» запрятали подальше привезенные с собой вещи Дили, самого лже-Рому уложили лицом вниз на диван и для верности спрыснули его водочкой. После недолгих размышлений Турды милостиво разрешил моджахеду оставить при себе ствол и санкционировал внеплановое «мочево», коль скоро в таковом вдруг возникнет необходимость. Диля благодарно заурчал, пристроил за пазуху готовый к немедленному применению «ТТ» с глушаком и, блаженно зажмурившись, перешел в режим пассивного ожидания. Мочить — это хорошо, это знакомо и приятно суровой душе азиатского воина. Это гораздо лучше и проще, чем разыгрывать театрализованное шоу для наблюдателей.
— Пойдет, — придирчиво осмотрев мизансцену, констатировал Турды. — Давай, Диля, не подведи. На тебя вся надежда. Все, уходим — хватит нам тут… — и компания вывалилась во двор, наглядно галдя и смеясь, расселась по «Волгам» и отбыла восвояси.
Через пятнадцать минут после того, как кавалькада Турды покинула неблагополучный во всех отношениях район расположения воровской хаты, двое хлопцев из экипажа аборигенских наблюдателей нанесли «Роме» визит. Да нет, даже не визит — визит, это когда люди приходят и общаются. А просто зашли и поприсутствовали незначительное время. Все попытки пообщаться с хозяином на предмет прояснения обстановки потерпели фиаско: уетый в дрезину «Рома» невнятно посылал будителей в известные места, а когда его решили перевернуть, вполне определенно пообещал «пописать» всех, если его не оставят в покое (характерное выражение, вполне присущее Роме — рекомендовано шефом к использованию для вящей убедительности).
К счастью для себя, наблюдатели являлись всего лишь рядовыми «пацанами»: ранг не позволял им своевольничать с таким авторитетом, как Рома. В противном случае чрезмерная настойчивость вполне закономерно могла увенчаться трагическим финалом: моджахед Диля был большой не дурак насчет пострелять из любых положений, а «пацаны» явно не ожидали со стороны пьяного тела каких-либо агрессивных проявлений.
— Да ну его в п…ду! — выразился тот, что был за старшего, взяв с неприбранного стола початую бутылку водки и сделав пару добрых глотков. — Поехали, скажем, что никакой. Пусть, как проспится, сами с ним базарят, — и наблюдатели покинули дом, бросив «Рому» на произвол судьбы.
Убедившись, что остался в полном одиночестве, Диля быстро переоделся, десантировался в кухонное окно и пешочком припустил к центру города. А спустя час с небольшим он благополучно растворился в толпе гуляк — в «Европе» в тот день играли аж сразу три свадьбы — и присоединился к соратникам.
— Молодец, — рассеянно похвалил «стрелка» Турды. — Сработал как надо. Иди, отдыхай, — и вновь вернулся к неблагодарному занятию — совместно с Пером и Сливой вор пытался вернуть к жизни маленького палача. Нет, в отсутствие хозяина на Малого никто не покушался. В люксе был порядок, каких-либо признаков, намекавших на недавно происходившее здесь чудовищное действо, не было, но… Ма-ленький мытарь был мертвецки пьян. Особые перспективы в плане протрезвления Малого на ближайшие несколько часов отсутствовали напрочь, а Турды очень хотелось узнать, куда палач запрятал череп и кости.
— Ну что ж ты, падла, вот так, а? — растерянно бормотал вор. — Никогда ведь раньше себе такого не позволял, внук барана…
Утречком вопрос о костях и черепе счастливо разрешился: Малой доложил, что «притарил» улики надежно, в ближайшее время их никто не обнаружит, а если и обнаружит, то идентификации они все равно не подлежат.
— Раздавил? — просиял Турды. — Кислотой обработал?
— Раздавил, — нехорошо моргнул Малой, жадно пия холодную воду. — Но не обработал. Кислота откуда? Зубы повыдирал и в унитаз спустил. По зубам идентифицируют, такие вещи знать бы надобно…
Успокоенный Турды дерзость мытаря пропустил мимо ушей, на радостях тут же обнаглел и, не отходя от дивана, навертел номер Камо — того самого, который Арам, предводителя армянской ОГП.
— Марррр-цкх… кх-кха!.. — очень неприветливо прорычал Камо, сняв трубку после семнадцатого гудка — беспокоить занятого человека в такую несусветную рань в их кругу считалось верхом неприличия.
— Это Турды, — ровно сообщил вор. — Помнишь, ты обещал посильную помощь?
— Эмм… Гхм-кхм… — Камо, судя по всему, некоторое время боролся с желанием послать утреннего звонаря как можно дальше и насовсем. Помощь? Помощь, помощь…
А вроде бы и не обещал ничего. А! Сказал, что мешать не будут. Было дело… А посылать совсем, если разобраться, не очень-то и удобно: хоть и «апельсин», однако с полномочиями, мать его ети… — Ну и что ты хочешь?
— Два мобильника с малоизвестными номерами, — перечислил Турды. — Четыре машины и четыре пары пацанов. Всего восемь, короче. На недельку. Ну, может, чуть на больше.
— Я тебя не понял, — сырым голосом пробубнил Камо после продолжительной паузы. — Ты что собираешься делать, дорогой?
— Ты сказал — помощь, — настырно напомнил Турды. — Ты сказал: решение центрового стола вы уважаете. Четыре машины, восемь пацанов, два мобильника. Потом все верну. Если что-то сломается, уплачу. Что непонятно?
— Если ты скажешь нашим людям мочить кого-то на нашей земле, они тебя не станут слушаться, — со скрипом пояснил Камо. — Если ты захочешь кого-то опустить на деньги, кто на нашей земле и под нашей «крышей», они тебя тоже не станут слушаться. Если ты захочешь развести чьи-то запутки — тех, которые под нашей «крышей», они тебя не станут слушаться. Вот что я имел в виду. Извини, но ты для них никто, дорогой.
— Ты плохо слушаешь, — ласково промурлыкал Турды, подавив острое желание надерзить пожилому хачеку, вообразившему о себе невесть что. — Я сказал — наблюдателей. Понимаешь? Они будут просто сидеть в машинах и наблюдать. Никого мочить, опускать, разводить не надо — просто оперативная работа. За кем наблюдать, они тебе скажут, можешь не волноваться. Наблюдать они будут только днем: с восьми утра до восьми вечера. А мобильники мне нужны, чтобы держать с ними связь. А у них должны быть свои мобильники. А если ты мне не доверяешь, можешь поставить их на прослушку. У вас же такие вещи делаются?
— Ладно, мы подумаем, — пообещал Камо, не отреагировав на предложение о «прослушке». — Это… Ты с Ромой вчера бухал?
— А что — доложили уже? — хохотнул Турды, внутренне сжавшись. — Ты, кстати, скажи, чтобы убрали ваше это… ну, наблюдение ваше. Нехорошо. Че за дела, в натуре?
— Ты с Ромой бухал? — повторился Арам, пропустив замечание мимо ушей.
— Ну, бухал, — признался Турды. — И что?
— И где он сейчас? — Особой настороженности в тоне вопрошавшего не было — вор тщательно вслушивался в интонацию собеседника, пытаясь определить степень его информированности. — Он к тебе ночью не приезжал?
— Мы вечером от него уехали, он никакой был, — беспечно сообщил Турды, облегченно вздохнув — ничего вы пока не подозреваете, красавцы мои! — Ночью не приезжал. Он не в том состоянии был, чтобы по городу раскатывать.
— Вы что — закорешили с ним? — недоверчиво уточнил Камо.
— Ну, не то чтобы закорешили, — заскромничал Турды. — Долго говорили, я ему растолковал, что нехорошо, когда вот так все в залупу бросаются. А я же не просто так приехал: меня серьезные люди направили. Плохо может кончиться, если не помиримся. Надо по-другому…
— Ну и что он? — заинтересовался Камо. — Чем кончилось?
— Он меня понял, — отрезал Турды. — Он не дурак, нормальный мужик этот Рома. И хорош об этом — мне дела делать надо. Пришли людей, мобильники, и уберите эту вашу «наружку». Тогда мы с тобой дружить будем. Или мне позвонить в Москву, сказать людям, как вы тут со мной обращаетесь?
— Ладно, посмотрим, — уклончиво буркнул Камо. — Бывай…
В девять утра «наружка» улетучилась. А спустя полчаса прибыли четыре авто с экипажами по два человека и привезли два мобильных телефона. Все восемь наблюдателей являлись представителями армянского народа — ни одной славянской рожи среди них Турды не обнаружил. По всей видимости, Араму не удалось убедить соратников по блатному цеху в необходимости тесного сотрудничества с представителем центрального криминалитета. А может, и лень было убеждать, бесплодно тратить время на уговоры. Как бы там ни было, Турды остался доволен: армянская ОГП, как водится, была самой состоятельной среди подобных образований в природе Белогорска — и «пацаны» кормленые, хорошо одетые, да смышленые на вид, и тачки вполне приличные, и «Мотороллы» у всех — не стыдно на людях показаться.
Не отходя от парадного, вор тут же поставил всем задачи и самолично развел пары по «точкам»: усадьба Саранова; ресторанный комплекс «Кристалл» — штаб-квартира Улюма; головной офис банкира Пручаева; резиденция газпромовца Логвиненко.
К особняку Толхаева Турды приставил двух своих «стрелков», хотя вряд ли можно было надеяться выловить здесь что-либо ценное. Как говаривал небезызвестный товарищ Сталин: «…нет человека — нет проблемы…» Тем не менее из группировки так называемого Второго Альянса Толхаев был ближе всех связан с пресловутым Псом, и, если брать за основу показания замученного Ромы, именно это оборванное звено: Толхаев — Пес — загадочная убойная дама, следовало попытаться восстановить в первую очередь. Чем черт не шутит, вдруг объявится какая-нибудь утраченная старая «связь»…
Расставив всех, Турды занялся планированием и сбором сведений, и вскоре благодаря своим незаурядным организаторским навыкам обзавелся необходимой информацией как по представителям белогорского криминалитета, так и по связанным с ними процессам и явлениям, проистекавшим в теневом мире областного центра.
Для скептиков следует кратко пояснить, каким это образом пришелец за столь короткий срок поимел всю эту информ-благодать, неделю назад не будучи в курсе элементарных аспектов вверенного ему для «разбора» региона. Расхожее мнение о всепоглощающей «воровской» проницательности и тотальном предвидении всех пакостей — это не более чем романтическая сказка, которая столь мила сердцу обывателя. «Чудовищная интуиция», «нечеловеческая мудрость», «дьявольская изворртливость» и так далее и тому подобное: такими вывертами некоторые из моих собратьев по цеху обожают пичкать ваше изощренное воображение, некоторым образом идеализируя не заслуживающий того имидж преступного пахана. Ну не вор, а какой-то монстр, удравший с Тибета после приобщения к тайным знаниям мира сего и выполняющий некую высшую миссию, мало кому понятную по причине тотальной умственной отсталости. Вспомните, вы наверняка читывали в различных детективчиках нечто подобное: «…на целых две недели Козыря „спустили“ в ШИЗО и полностью изолировали от внешнего мира. К нему никто не заходил. С ним никто не общался. Он ничего не ел, только пил не-много воды и мало двигался, экономя энергию. Враги хотели, чтобы вор утратил контроль над зоной и полностью выпал из обстановки. Но враги просчитались. Тюремное „радио“ не дремало. „Семафорная почта“ функционировала как часы. Козырь все знал и всем управлял. Ни одно фартовое дело в зоне не делалось без его монаршего соизволения…»
Вот так ни хера себе, уважаемый читатель, — изолировали, называется! Сидит этакий монстр в своей тесной камере за толстенными стенами пенитенциарного учреждения, ник-то вроде бы к нему не заходит, ни с кем не общается и тем не менее все про всех знает и влияет на все подряд. Наверно, медитирует, в астрал выпадает — там, в астрале, такой специ-альный канал для воров заабонирован: из камеры прямиком в информационное поле Вселенной! Ха-ха три раза, короче…
На самом деле, проявления мифического характера отсутствуют напрочь. В основе незаурядного владения информацией любого авторитета лежит повседневная кропотливая работа с людьми, наличие обширной агентурной сети, каждый член которой кровно заинтересован в мгновенном прохождении сведении с самого низа до конечного пункта, а также умение анализировать всю эту информацию и использовать по целевому назначению. Никакой мистики. Отсеките от авторитета связующие звенья, отберите у него агентурную сеть, изолируйте надежно — и привет. Он, этот ваш авторитет, мгновенно впадет в мрачную меланхолию, начнет несистемно писать на стенку и сочинять суицидонаправленные вирши. И примеры есть — помните: «…Сижу за решеткой, в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой…»
Шутки шутками, а Турды поначалу оказался примерно в такой же ситуации — за исключением, правда, наличия отсутствия полной изоляции в помещении камерного типа. Один, на чужой территории, без поддержки, без агентурной сети, с декларативным карт-бланшем от далекого «центрового сходняка», на решение которого аборигены наглейшим образом наплевали. С ходу получилось лишь обнаружить местонахождение таких известных персон, как Улюм, Пручаев, Логвиненко и Рома, — про оных персон разве что объявления не висели в центре города, а так каждый горожанин был в курсе, кто такие и где обитают. Все остальное осталось вне поля зрения новоявленного вора: после обструкции, которой его подвергли авторитеты, никто не пожелал сотрудничать и делиться информацией. Впору было медитировать и выходить в астрал — до того вышла тупиковая ситуация. Но Турды получил признание в своих кругах вовсе не за импозантную внешность. Он никогда не впадал в панику, оказавшись в нештатнои ситуации, умел гибко реагировать на изменения обстановки и обладал незаурядными аналитическими способностями, которые, увы, были достойны лучшего применения.
Итак, рассадив наблюдателей по точкам, Турды потратил некоторое время на экскурсию к зданию Белогорского УВД. Опытным взглядом вычленив из ряда авто на стоянке для личного транспорта сотрудников самую симпатичную иномарку — «Ауди-100» серебристого цвета, — вор поставил задачу «стрелкам» вести наблюдение, а сам прилег вздремнуть на заднее сиденье «Волги».
В обеденный перерыв объявился хозяин «Ауди»: толстый парнища в штатском, лет тридцати, с мобильником в нагрудном кармане хорошей кожанки, сытым лицом и манерами скучающего барчука. Сев в машину, барчук лениво стартовал и неспешно покатил прочь от центральных кварталов. «Волга» Турды следовала за ним на почтительном удалении. Припарковавшись неподалеку от недавно отстроенной девятиэтажки, расположенной в одном из спальных районов Белогорска, владелец «Ауди» вышел из салона, пикнул брелком сигнализации и исчез в подъезде. Диля, сидевший на переднем сиденье, переглянулся со своим напарником — азиатом тоже по кличке Акян — и с надеждой обернулся к шефу.
— Нет, мочить не будем, — правильно истолковал закономерный позыв своего «стрелка» Турды. — Все бы вам мочить… Оперативная работа тудым-сюдым, это вам не баранов стричь. Не видите, что ли, — коррумпированный мент? Морда, тачка, прикид — ишаку ясно. Я пойду, на лавочке посижу, вы наблюдайте. Никаких действий без моей команды.
Усевшись на лавочке у подъезда, Турды развернул карту города и от нечего делать принялся изучать расположение жилых кварталов Белогорска и его окрестностей, а также при помощи фломастеров выполнять процедуру, которую вояки называют «нанесение обстановки». Карту вор приобрел утром, по дороге к зданию УВД: как бывший военный и в недалеком прошлом полевой командир, он привык в ходе активных действий пользоваться картой местности и всегда неукоснительно следовал этому правилу, даже если не было необходимости в такого рода картографических нзысках. Что поделаешь, привычка — вторая натура.
Спустя полчаса упитанный барчук вышел из подъезда, блаженно жмурясь на яркий свет и ковыряя спичкой в зубах.
— Поговорить надо, — сказал Турды, вставая с лавки и сворачивая карту. — Дело есть.
— Фуй сварился, будем есть? — грубо отреагировал барчук, проворно засунув правую руку под полу кожанки. — Кто таков?
— Тебе какая разница, командир? — широко улыбаясь, воскликнул Турды. — Я тебе делаю предложение, ты соглашаешься. Если не соглашаешься, расходимся по своим делам. Никаких обид.
Барчук был парень тертый: цепким взглядом обшарил собеседника, отметил наличие посторонней машины и сидящих в ней двух типов и, встав так, чтобы держать всех в поле зрения, предупредил:
— Ближе не подходи. Руки скрести на груди, чтоб я видел. Малейшее подозрительное движение твоих парней в тачке — стреляю без предупреждения.
— У вас тут что — война? — выразил удивление Турды. — Чего такой зашуганный?
— Говори, что хотел, — непримиримо буркнул барчук. — Или отваливай. Мне, между прочим, на работу нужно — перерыв заканчивается.
Турды коротко изложил суть своего предложения. Барчук нервно вздрогнул и принялся усиленно моргать — удивился, бедолага. Такого в его практике еще не было — чтобы кто-то приставал на улице и предлагал продать имеющуюся в анналах УВД картотеку. Представители белогорского криминалитета и так знали все друг о друге, трудно было представить себе, чтобы кому-то из них вдруг втемяшилось бы в башку обращаться в органы с таким идиотским предложением. Во все времена имел место процесс прямо противоположного свойства: это органы тщательно собирали информацию посредством кропотливой работы оперов и сотрудников низового звена, работающих на «земле», — участковых, патрульных и так далее.
— Ну че ты застыл? — ответно удивился Турды. — Я тебе что, криминал предлагаю? Данные о ваших стукачах, связях и раскладах мне пока что не нужны. Сейчас я хочу вот это. И хорошо плачу за это. Чего тут непонятно?
— Нет, ты все-таки скажи, кто ты такой, — уперся барчук, вдумчиво хмуря брови — словно пытался вспомнить нечто важное. — Где-то я тебя видел…
— Люди зовут меня Турды, — не стал скромничать вор. — Этого достаточно?