Ты не знаешь о дочери Безрукова Елена
Тогда я не олень. Я осёл.
Причин не верить Архипу у меня просто нет. И он пытался мне это сказать, я помню, да только я ни его, ни отца слушать не желал и запрещал всем даже имя ее произносить. Вешал трубку сразу или уходил.
Мне было просто больно слышать о ней. Никто не знал точно, сколько времени я подыхал в своём одиночестве. Всё это чувствовал лишь я один, а другие только могли догадываться, в каком аду я варился. И выходит, этот ад создал я сам?
Мне хотелось услышать от неё как было. Я понимал, что сейчас не лучшее время для разговора, но ждать не смог бы. Мне надо знать, сейчас.
— Архип, я…отъеду, — сказал я, покидая парную.
— Куда ты? — встал он тоже.
— Извини, что так резко ухожу. Сам тебя позвал, но… Мне нужно.
— Ты к Кате собрался? — спросил он.
— …Да, — не стал врать я.
— Рехнулся, да? — поднял он брови. — Ты выпил, время позднее. Куда ты, такой красавчик, собрался, а?
— К ней.
— Вот упёртый, — вздохнул Архип. — Ты не понимаешь, что сейчас всё окончательно испортишь?
— Мне важно знать.
— Что?
— От неё правду.
— Мне кажется, ей сейчас не до подобных разговоров.
— Это ненадолго, я всего лишь задам ей один вопрос.
Я вышел в комнату и принялся одеваться. Вызывал такси под хмурый неодобрительный взгляд друга. Неудобно как-то всё вышло…
— Ты прости, что я так вот… — посмотрел я на него. — Встретимся как-нибудь в другой раз.
— Да бог с ней, с парилкой! — махнул рукой Архип. — Я уже понял, что тебя мои слова задели, теперь тебя тащит к Кате. А ты разве не думал об этом всё раньше?
— Не знаю… — потёр я переносицу. — Выходит, что я был уверен в другом.
— И что сейчас ты хочешь от Кати добиться? — спросил он. — Друг, послушай, я прекрасно понимаю твое состояние сейчас, и желание увидеть её, всё выяснить — тоже понимаю. Но это точно не самое лучшее время для разговоров.
— Я знаю. Но я поеду, — ответил я, увидев краем глаза, что такси приехало. — Извини еще раз. Тебя, кстати, подвезти?
— Да езжай уже, — махнул рукой Архип. — Нам в совсем разные стороны.
— Тогда пока.
— Пока… — услышал я вздох себе в спину.
Но меня уже было не остановить…
На часах только девять вечера, не так уж и поздно. Да и выпил я совсем мало, больше грузился и слушал Архипа.
Такси без пробок доставило меня к её дому, номер квартиры вспоминал на пути к домофону, но всё-таки вспомнил. Ещё раз оглядел двор — н-да уж. Надо их с Олькой отсюда забирать в приличное место, где во дворе шлагбаум и охрана. Только хотел нажать на кнопки, как из подъезда кто-то вышел. Я не стал звонить, а поднялся к квартире, и нажал кнопку звонка у двери.
Катя явно заглянула в глазок прежде чем открыть.
— Рома? — сказала она, пропуская меня в коридор. — Ты почему так поздно? Что-то с Олей, да?
— Нет, — покачал я головой. — Не пугайся. Новостей об Оле у меня нет.
— Не обманываешь?
— Нет.
— А зачем тогда ты пришёл? Я уже спать собиралась ложиться.
— Так рано?
— Я устала. Издергалась. Или ты забыл, что у меня дочь в реанимации лежит?
— Извини, нет, конечно… — замялся я. — И Оля моя дочь тоже.
— Давно ли ты примерил роль отца?
— Как ты рассказала мне правду — так и примерил.
— Ладно, извини, я тоже не должна так говорить, — сказала она, выдержав небольшую паузу. — Но всё же не понимаю — зачем ты пришёл тогда?
— Беспокоился о тебе.
— Ром, — собрала она руки под грудью. — Тебе есть о ком беспокоиться, не так ли? Об Оле ты и так знаешь, а обо мне беспокоиться не стоит. Всё? Я спать хочу лечь. Чем быстрее лягу — тем быстрее наступит новый день и я увижу Олю. А ты езжай к Ладе, пока она нам обоим сцену ревности не закатила. И не вздумай говорить ей, что был тут.
Конечно, ведь есть тот, кто за неё побеспокоится вместо меня — Витенька… Каждый день отрубать телефон Кати я не смогу.
— Я тебя увидеть хотел.
Катя уставилась на меня. Понять по её лицу, что она думает сейчас, у меня не получилось.
— Увидел?
— Да.
— Езжай домой, Рома. Ты не должен такие вещи говорить и делать, когда у тебя есть невеста.
— Хотел удостовериться, что с тобой всё в порядке, Кать.
— Со мной всё в порядке.
— Точно?
— Да.
— Нет, твою мать!
— Что — нет? — не поняла она.
— Не хотел я удостоверяться, что с тобой всё в порядке! — заявил я.
Катя нахмурилась, подозрительно оглядывая меня.
— Ром, ты напился, что ли? Езжай домой, проспись, не устраивай цирк, пожалуйста.
Я взял её за плечи и развернул к себе. Она дёрнулась от меня в сторону, но я не дал ей уйти. Сначала я скажу. И спрошу. И только после этого уеду. Я понимаю, что мне здесь вовсе не рады. Катя холодна ко мне как камень.
— Я хотел увидеть тебя. Просто тебя.
— И что дальше?
— Ничего.
— Тогда отпусти меня и уезжай. Зря ты…
— Не зря.
— Ни к чему хорошему такие поездки и разговоры не приведут, Ром, — ответила она. — Да и не до этого сейчас мне! Я кроме Оли ни о чем не могу думать больше!
— Я тоже о ней беспокоюсь, правда, — ответил я, так и не выпуская её из рук.
Я почти обнимал её внаглую, пока она пыталась вывернуться.
— Не видно!
— Я не вру.
— Да оставь ты меня в покое! — изловчилась Катя и отпихнула меня от себя.
Выражение её голубых глаз сменилось. В них стояла печаль, а теперь — злость на меня.
— Ты тогда спала с Кириллом? — спросил я.
Катя так и открыла рот от изумления.
— Питерский, ты совсем уже с ума сошёл?! — возмутилась она. — Ты чего сюда пришёл — снова пилить меня за прошлое? Уходи, Рома! Мне и без твоих тупых вопросов сейчас тяжело!
— Просто ответь мне: ты спала с ним или нет?
— Нет! — выдохнула она. — С чего такие вопросы вообще?
— Архип мне все рассказал. Правда, что Кирилл потом за тобой таскался, но ты его не приняла?
— Конечно, не приняла! Зачем мне он? Мало того, что такое дерьмо оказался, так ещё и лип, не слышал, что не нужен. Я же говорила, что только тебя любила, придурка, а ты не оценил! Это так важно было выяснить прямо сейчас? Это всё в прошлом осталось.
Притянул Катёнка за шею к себе ближе и приник к её губам.
В голову тут же ударили ощущения, запахи, чувства…
Я помню всё до мелочей, каждую трещинку её губ, их вкус, мягкость, запах волос.
Плевать, что нельзя. Плевать, что потом будет ещё больнее.
Я впивался в неё всё сильнее…
Я просто утонул в этих ощущениях.
Катя на какое-то время словно впала в шок, ничего не делала, а потом стала барахтаться в моих руках, толкаться.
Пришлось её отпустить, как бы мне не хотелось продолжить, отнести её в комнату, кинуть на кровать и…
Вот этого уже нельзя. Силой мне не надо. Сама захочет. Позже…
— Ты обалдел?! — толкнула она меня к двери. — Иди отсюда!
Всё очарование момента спало. Гонит меня как пса уличного… Заслужил ли я? Не знаю, может быть. Но от этого не легче.
— Не прикасайся! — почти кричала она, сжимая кулаки. — Я больше не твоя! У тебя были годы, чтобы целовать меня, но ты свой выбор сделал. Я не понимаю, к чему эти все разговоры, да и мне плевать, если честно. Займись своей невестой, а меня оставь в покое. И утром не заезжай — поеду на такси.
— Заеду, — упрямо отозвался я. — Никакого такси.
— Никакого тебя! — сверкнула она глазами. — Я родила твою дочь — да. Но никто не давал тебе права распоряжаться и моей жизнью тоже. Сначала со своей разберись.
Она права, я и не спорю. Я и сам не понимаю, что за каша у меня в голове и мусор в душе… Я и сам толком объяснить не мог, чего сегодня припёрся.
Хотел.
Увидеть. Поцеловать. Хотел её..
Но снова получил щелчок по носу. Как было и в школе…
Она не подпускала меня к себе, и меня распаляло и сводило с ума это ещё больше…
— Спокойной ночи, — сказал я, намереваясь всё же уйти. Нам обоим стоит переварить то, что случилось. — Завтра заеду. Никаких такси, Катя.
Не слушая её недовольное бурчание я стал спускаться по ступенькам.
Если сейчас не уйду, наломаю дров ещё больше…
Глава 36
Дверь захлопнулась, а я так и осталась стоять и смотреть ему вслед, приложив пальцы к губам. Поцелуи, довольно грубые, горели на нежной коже. Снова по телу побежала дрожь как от холода.
Ноги стали ватными, мне даже пришлось привалиться к стене.
Что это было?
Зачем?
Для чего?
Я ничего не понимаю…
Рома женится, сам меня гнал и вынуждал работу сменить. Я уже готовилась писать заявление на увольнение и искать новое место, готовилась терпеть его придирки, как было в школе — на них у него фантазия ну просто шикарная! А вместо этого мы вместе выхаживаем нашу дочь, Рома заботится обо мне и приходит вдруг на ночь глядя, чтобы сказать, что хотел меня увидеть… А этот поцелуй совсем меня с толку сбил. Что на него нашло? Зачем ему именно теперь правда о Кирилле? Раньше не хотел знать, а теперь хочет?
Еле отлепилась от стены и прошла в комнату. Перед приходом Ромы я выпила сильнодействующее успокоительное, и теперь меня неизбежно клонит в сон.
Я легла в постель, укрылась одеялом и сомкнула веки. Чем быстрее усну, тем скорее наступит утро, и я поеду к Оле.
Меня сейчас вообще мало что волнует кроме неё. Я молюсь лишь о том, чтобы она поправилась. Я бы многое отдала, чтобы увидеть опять как она смеётся, бегает по квартире, даже не слушается… Только бы здоровая.
Но каким-то образом Рома своим баламутным поведением меня отвлекает от беды, правда, в новые переживания. Я не могу не реагировать на него. Каждый раз когда он касается меня, я вспоминаю прошлое. Он такой знакомый и чужой одновременно, что объятия и сегодняшний поцелуй причиняют боль, заставляя меня вновь испытывать то, что я пыталась забыть.
Я знаю, что он хочет меня поддержать, но не знает как. Сострадания и большого сердце он никогда лишен не был несмотря на образ жизни. В нём странным образом сочетается несочетаемое. Большое сердце живет рядом с импульсивностью и высокомерием, благородство с язвительностью и способностью превратить жизнь другого в ад.
Он не желает мне зла настолько, чтобы я или наш ребёнок страдал. Но всё же стоит выражать свои эмоции иначе, не касаясь меня. Он это всё забудет по дороге домой, а я буду теперь болеть неделями, снова и снова прокручивая в голове сотни поцелуев, что у нас были, и тот мимолётный, горький, острый на эмоции, что он украл у меня сегодня…
А как перед его невестой стыдно… Я словно сделала что-то противозаконное, хотя не собиралась в этом участвовать. Как теперь смотреть на него, общаться в деловом стиле и вспоминать, как жарко он целовал меня в коридоре съемной квартиры среди ночи? Как смотреть в глаза его девушке, когда я буду возить к Наташе и Петру Олю?
Как понять вообще его поступок? Ему же есть с кем целоваться, зачем он пристает ко мне, да ещё так неожиданно? Эти вопросы о прошлом, объятия, поцелуи — кому теперь всё это нужно? Уже ничего не исправить и не изменить. Ни к чему…
Всё стало ещё сложнее…
Сон победил мои мысли, которые растекались словно краски по стене, и я незаметно для себя опять вернулась в прошлое, уже во сне…
Какое-то время тупо стоял у подъезда, пытаясь вернуть голову на место.
Дыхание выровнял, но сердце так и билось как бешеное. Ощущал себя снова пацаном, который урвал у Рыжей сладкий поцелуй.
Как будто опять в прошлое попал. Всё тоже самое: я, она, её приятный запах, что сносит мою крышу, которая и без того уже еле держится на месте рядом с ней, милые веснушки и пухлые нежные губы…
Наверное, глупо врать себе — и через пятьдесят лет она останется для меня идеалом женской красоты. Никого другого я так не желал. И не любил.
Этот грёбаный поцелуй словно окончательно что-то во мне перевернул, напомнив, каково это — целовать её, мою Рыжую… Это не просто удовольствие, это какое-то граничащее с безумством наслаждение и почти жизненная необходимость. Как будто если бы не поцеловал её, то умер бы как без воздуха.
Она хотела мне дать по почкам за то, что посягнул на её святыни, я знаю. Но…чёрт возьми, до сих пор приятно трясёт от ощущения её на своих губах. Пусть бы даже отлупила — оно того стоило.
Только дальше что?
Жить-то как?
Получается, я пять лет жил в воздушных замках? Жил в придуманной правде, казнил невиновных?
Я, блин, просто не знаю как это принять и осознать.
Что дальше будет — я просто не знал. Понимал лишь одно — как раньше уже никогда не будет.
Из-за Рыжей мой мир переворачивался много раз, делая отметки и шрамы на сердце.
Первый раз — когда Рыжая пришла в мой класс.
Худенькая, странная, молчаливая девчонка с офигенно красивыми голубыми глазами, рыжей косой и пухлыми, соблазнительно очерченными губами, заставила меня сначала оборачиваться на неё, потом постоянно думать о ней. Потом откровенно мечтать о ней…
Второй раз мир перевернулся и больше не стал прежним, когда Котёнок, как я звал её лишь тайно и про себя, ответила на мои чувства и на то, как странно и тупо я их выражал. Но она ответила… Она простила мне мои косяки и смогла принять меня — такого как есть, со всеми моими тараканами, которых у меня полно, я это прекрасно понимаю. Я далеко не подарок, но я её любил, не помня себя.
Третий раз мир встал на голову, когда я избил мужа матери. Катя одна из немногих, кто не отвернулся от меня, не стал считать меня монстром, а наоборот без выноса мозга и нравоучений поддерживала меня на протяжении всего срока, что я отбывал наказание. Пусть оно было не столь суровым и долгим, но оно было, и оно оставило на моей репутации след навсегда. Она не бросила меня в тяжелый период жизни, она была рядом.
Четвертый раз мир перекосился, когда я понял, что моя Котёнок, моя девочка, к ногам которой я готов был положить весь мир, достать ей любую звезду с неба, нарожать с ней малышей, меня обманывает. Врёт, что встречается с подругой, а сама бегает на свидания к этому козлу. Ревновал ли я? Да я обои драть готов был, грызть ламинат зубами, до того мне было это больно! И я наблюдал за ней — как далеко она зайдет… Но вместо того, чтобы как-то опровергнуть мои собственные мысли в моей же голове, Катя продолжила ходить к нему. Да, это было всего три раза, но разве этого не достаточно, чтобы усомниться в верности и любви? Разве у меня не было подруг и приятельниц? Были. Но я никогда, ни разу не встретился с ними где-то наедине, потому что понимал, что это ранит моего Котёнка. Зато она посчитала, что со мной так можно…
А уж когда увидел эти фото… Она в его футболке на расстеленной кровати…
Вспоминать неохота, сразу бьёт волна адреналина в голову.
В этот дебильный день мой мир перевернулся в пятый раз.
Котёнок рухнула с пьедестала, нимб над её головой потух. Я её святой считал, самой лучшей, самой верной, самой любимой и ласковой, будущей женой и матерью моих будущих детей, а она…
Долбанул кулаками по дереву, что росло возле её подъезда да так и остался стоять, прислонившись лбом к корявой коре…
Я был уверен, что так всё и было. Как ещё это всё можно было понять?
Но сегодня мой мир перевернулся в шестой раз — после разговора с Архипом.
Он не стал бы лгать. И Катя бы не смогла солгать в такой ситуации, когда я задаю вопросы ей в лоб, без подготовки.
Что же тогда получается? Я сам себе Злобный Буратино?
Испортил отношения. Лишил себя нежности и ласки любимой девочки. Не видел, как она носит и рожает моего ребёнка… Не мог помочь ей вырастить нашу дочь. Не был рядом…
Не виноват, а всё равно так больно, что ком в горле встал, и никак проглотить не выходит.
Или всё же виноват? В том, что не стал слушать и разбираться. Поверил своим глазам, а они, выходит, порой всё же нам лгут…
Кое-как взял себя в руки и отлепился от дерева. Вызвал такси и поехал к родителям в дом. Нам с Ладой уже варианты собственного жилья подобрали, но я все отчетливее стал понимать, что там я с ней жить не хочу… И свадьбы никакой не хочу тоже. Только как ей-то об этом сказать? И почему передумал? Поцеловал бывшую и слетел с катушек? Буду любить её до посинения, хотя он мне по почкам прописать пытается за попытки поцелуя? Ну пусть так, пусть все надо мной смеются, только лучше быть посмешищем для других, чем губить чужие жизни.
Лада не будет счастлива со мной. Лучше её отпустить, пока не поздно. Я просто не смогу её любить также как Рыжую. И никого не смогу. Возможно, позже я смогу остыть, и завести нормальную семью, но сейчас у меня явно пошёл рецидив болезни по имени Котёнок…
Хрен она меня простит когда за всё это. Максимум, что я получу от Рыжей — с ноги по почкам, вот и вся её любовь ко мне сейчас. Единственно возможная ласка, так сказать.
Она холодная как селёдка стала. Они даже теплее, мне кажется… Приятнее селёдку обнять и целовать, чем её сегодня. Как статуя стояла, потом пихаться начала…
Хотя нет, селёдки всё-таки противнее, и воняют…А у Рыжей губы сладкие, как конфеты, и аромат приятный и особенный.
Ещё хочу. А по почкам — нет. Но получу, если полезу…
Ну и бред сегодня в моей голове бродит…
Шёл по коридору и остановился напротив нашей с Ладой комнаты.
Да нет. Туда не пойду. Просто не хочу.
Прошёл мимо в гостевую пустую комнату…
Сегодня моё пристанище здесь. Тело в гостевой комнате, а душа… Душа убежала к Кате.
Глава 37
Утром еле встал. Бессонная ночь и нервы дали о себе знать. Будильник скидывал несколько раз прежде чем смог оторвать голову от подушки. Сел на краю кровати и потёр лицо.
— Рыжая… Опять ты мне снилась, стерва…
Я встал на ноги и пошёл в душ. Какое бы не было моё состояние, надо ехать в клинику проведать Олю (и Катю), потом на работу. Отцу тяжело одному со всеми делами справляться, я не вправе его бросить и предаваться душевным мукам.
В телефоне обнаружил непрочитанное сообщение. Архип…
«Ты живой? Она тебя хоть с лестницы не спустила?»
«Живой. Не спустила», — ответил я ему в ответном сообщении.
Беспокоился тоже, не дала ли мне Селёдка по печени. Мило…
Оделся сразу к выходу, захватил ключи от машины и телефон и спустился вниз. Решил, что успею хлебнуть немного кофе. Со вчерашнего обеда с Рыжей ничего не ел больше…
Сам же нахмурился от собственных мыслей.
Это война с моей же головой.
Опять Рыжая!
Не лезь в мои мысли, стерва! Я и сам о тебе прекрасно думаю и сам!
Налил в чашку кофе из кофеварки и кинул кусочек сахара, задумчиво стал мешать ложечкой в кофе.
— Рома, — услышал я за спиной голос Лады.
Лада… Я так ничего и не решил насчет неё. Вместо разговора с ней я думал о том, как снова поймать для поцелуя Рыжую… И чувствовал себя сейчас отборным козлом!
Но поставить точку надо, раз уж я всё решил, и понимаю, что всё — кинА не будет. Но не в семь утра же перед рабочим днём?
— Ты дома ночевал? — спросила она, завязывая пояс халата.
Лада встала рядом. Лицо бледное и опухшее. Не спала и плакала… Жаль её, но не знаю чем помочь. Она не чужая мне, хоть и не вызывает во мне ту бурю чувств, какую одним взмахом ресниц творит Рыжая, но всё же я тепло относился к ней. Лада была мне другом. И другом осталась. Я ошибся, что мы сможем выйти с ней за рамки дружбы и построим семью. Хотя я сам в этом верил. Пока не встретил опять её… И не вспомнил вкус её губ.
Нет, суррогатом любовь не заменить. Лада должна это понять и принять. Так всем будет лучше. Я позабочусь о ней, конечно, раз уж привёз её сюда, но продолжить вместе путь мы не сможем. Жаль, что я не понял этого раньше. Думал, что контролирую свою судьбу, жизнь, сердце, что я победил Рыжую… А фиг. Как она была моей болезнью, так и осталась ею. Неизлечима. Незаменима. Неповторима. Так бывает, оказывается…
Ладе будет больно, безусловно, но позже она поймёт, что я прав, и лучше так, чем разводиться, и возможно, уже с ребёнком.
Только как ей всё это объяснить?
— Да, дома, — ответил я.
— В гостевой комнате?
— Да.
— Ты всё ещё обижен на меня? — сказала она и попыталась прильнуть ко мне, но я отстранился. — Ну, Ром… Ну прости меня. Я не должна была посылать тебя…
— Конечно, не должна была, — хмыкнул я. — Это вообще никакую девушку не красит.
— И насчёт Оли извини… Я не права. Ты, конечно, должен с ней общаться, если хочешь. Я привыкну, обещаю. Просто мне тяжело сейчас.
— Я понимаю, Лада, — посмотрел я на неё. Только это всё равно уже ничего не меняет… Кроме того, что я больше не думаю, что она стерва. Что ж, запомню её такой — доброй, ласковой, другом.
— Тогда обними меня, пожалуйста, — попросила она, собрав руки вместе словно в мольбе.
Обнять?
Не могу.
Извини, Лада…
— Мне пора, — ответил я, ставя на стол вообще нетронутую чашку кофе. Попью в офисе уже. Сейчас хотелось быстрее уйти. Поговорим вечером. Знаю, что после она будет плакать, а я — ощущать себя ещё большим скотом, но обнимать её через силу я не стану, а объяснять ей, почему я не хочу этого делать прямо сейчас, не вариант. Действительно пора ехать. — Мы поговорим вечером. Ладно?
— Хорошо, — опустила она глаза.
Считала, что я всё ещё виню её за некрасивые слова, и не понимала, что всё гораздо сложнее. Что дело в Кате… Во мне, точнее… А может, понимала, потому и грустила. Но единственное, что я могу для неё сейчас сделать — не усугублять. Объяснить как смогу свою позицию, попросить прощения, сказать спасибо за полтора года, что мы провели вместе, и отправить домой к маме и папе. Надеюсь, все они когда-то меня простят и не будут клясть до седьмого колена.
— Хорошего дня, — кивнул я ей, осторожно обошёл девушку и вышел на улицу.
Сел в авто и отправился к Кате. Однако, возле её подъезда меня ждал не самый приятный сюрприз — джип Виктора.
Я нахмурился.
Сам Виктор и Катя как раз вышли из подъезда, когда я припарковался возле него. Он услужливо поддерживал дверь для Кати, а потом заботливо подал руку, чтобы та сошла по ступеням с его помощью.
Тьфу! Смотреть противно. Она что — по лестнице не спустилась бы сама?
Твою мать, припёрся же…