Назову своей Кистяева Марина
Почувствовала, что лежит на Игнате. Он попросту распластал её по себе, короткая маечка задралась, кожей она ощущала тепло мужа, покачивание грудной клетки от тяжёлого дыхания, даже жёсткие волоски на груди. Мужские руки нырнули под трикотажные пижамные шорты, обхватили ягодицы, несильно, но ощутимо сжав.
– Перестань трястись как заяц, Шура, – спокойно сказал Игнат. – Я тебя не съем, не сделаю ничего против твоей воли, – он впился взглядом в жену, заставив посмотреть в глаза. – Ничего не будет, пока ты не захочешь, не будешь готова, или пока я не пойму, что ты готова. Понимаешь?
– Да, – с огромным трудом выдавила она.
После этого Игнат отпустил её, уложил рядом, на своё плечо, быстро поцеловал в щёку со словами:
– Спать хочу, сил нет. Разбудишь меня часа в три, по магазинам поедем.
– Хорошо, – кивнула Шура, замерев, как тот заяц, о котором говорил Игнат.
Заяц… Трусливая зайчиха! Так муж «стараниями» жены на сторону пойдёт. Иллюзий Шура не питала, даже у старообрядцев в Кандалах мужья погуливали, если жена ласки не додавала, что говорить про тех, кто по мирским законам живёт.
Женя рассказывала, что муж налево пошёл, когда она беременная ходила. Врачи запретили любовью заниматься, старалась воздерживаться, а мужу-то никто не запрещал. После рождения ребёнка вовсе не до утех стало, с тех пор он на две семьи живёт. Спасибо, денег на еду даёт, да свекровь Женю не выгоняет – жалеет. Идти той некуда, отец примет дочь, отступившую от веры предков, только что это за жизнь будет? Лучше сразу в омут, насмерть.
Шура себе такой судьбы не хотела. Решила – проснётся Игнат, сразу скажет, что готова. Притвориться немного ведь небольшой грех? Для семьи, мужа, во благо. Сказано – сделано:
– Пойдём в постель, я готова, – отчиталась Шура, когда Игнат ел и нахваливал её суп.
– К чему? – поинтересовался он, причмокнув. – Ты у меня хозяюшка, оказывается.
– К… супружескому долгу.
– О? – Игнат слегка поперхнулся, уставился на Шуру, как баран на новые ворота, пока не засмеялся заливисто, громко. – Обойдёмся без кровавых жертв режима.
Шура промолчала. Что она могла ответить? Обошлись без жертв.
Поехали в торговый центр. Сначала один, потом второй, следом третий. Шуру начало тошнить от ярких подсветок в примерочных, мелькающих названий магазинов, мельтешащих продавцов и снующих консультантов ещё в первом. Она не понимала, для чего ей, например, пять юбок? Зачем третья пара летней обуви, не считая босоножек? Платья, джинсы, шорты, пижамы из натурального шёлка!
Нет, Шуре обновки очень нравились, как такая красота может не понравиться, она о подобном мечтать не смела: три пары обуви на год, летняя, демисезонная, зимняя на несколько лет – предел её возможностей раньше.
– Игнат, хватит, – упёрлась, наконец, Шура, когда они зашли в очередной магазин.
Ситуация становилась похожа на голливудскую комедию, где главный герой заваливает подарками героиню. Шура молодая девушка, ей приятно внимание, обновки, но должна быть мера!
– Не хватит, – отрезал Игнат, но подумав, одернул себя: – Тебе не нравится?
– Нравится, но…
– Но?
– Мне столько вещей не нужно, это расточительно.
– С ума сойти, – пробормотал он под нос, но Шура всё равно услышала, стало неприятно.
– Я не купил ничего, что не позволяет наш бюджет, – «наш» он специально подчеркнул интонацией. – Ты моя жена, мы будем ходить в гости, общаться с людьми, ты должна выглядеть хорошо. Не скромненько, но чистенько, а хорошо. Понимаешь?
– Понимаю.
Что непонятного? Всё понятно. Хорошо выглядеть. До этого она, получается, выглядела плохо. Зачем тогда женился, спрашивается? Единственное хоро-шее, что случилось у Шуры в тот день – то, что он закончился.
Второй раз по магазинам Шура ходила с Леной – женой младшего брата Игната, Николая. Она позвонила, пригласила прошвырнуться, «пошопиться», Шура не посмела отказаться. Правда, магазинов было меньше, зато цены намного больше.
– Тебе нужно купить этот комплект, – безапелляционно заявила Лена, ткнув ухоженной рукой с маникюром в трусики и то, что считалось бюстгальтером.
Лена была старше на пять лет, но выглядела значительно моложе. Стройная, выше Шуры почти на полголовы, с уложенными локонами каштановых волос, карими, выразительными глазами, с нарощенными ресницами и белоснежной улыбкой – будто сошла с рекламного баннера модного дома специально для того, чтобы бесконечно удивлять Шуру.
Для начала Лена позвонила мужу, прощебетала в трубку, что отправляется с женой Игната по магазинам «развеять грусть-тоску», и что няню Иришки нужно отпустить не позднее пяти вечера. На молчаливое удивление родственницы улыбнулась:
– Отец точно такой же родитель, как и мать, не упадёт корона, если посидит с родным ребёнком.
Шура попыталась вспомнить, оставался ли с ней или сёстрами отец, когда они были маленькими. Наверное, да, когда не было другого выхода, но чаще они вились хвостиком за мамой, отцу хватало работы вне стен дома. Хотя, о чём рассуждать, Николаю не приходится носить воду из колодца, рубить дрова, чистить трёхметровый слой снега в сорокаградусный мороз, можно и посидеть с дочкой.
Потом Лена затащила Шуру в салон красоты, заказала СПА-процедуры для себя и невестки, заодно отправила её на консультацию к косметологу, который, ко всему прочему, оказался парнем. Не найдя огрехов на коже Шуры, тот рекомендовал курс массажа для лица, не уставая вздыхать, как же много значит экология и натуральные продукты.
– С ума сойти, первый раз вижу настолько шикарное состояние кожи! – восклицал Антон, так звали косметолога.
Шуре двадцати трёх лет нет, какая у неё должна быть кожа? Сморщенная, как старческий чулок?
И добила новостью, что сегодня они отправляются в караоке-клуб, будут отрываться на всю катушку. Пока Шура приходила в себя, Лена сообщила о планах Игнату, тот лишь уточнил куда именно и пожелал хорошо провести время. В караоке, поздно вечером, почти ночью. Одним. Без мужей…
«Как ты?» – пришло сообщение от Игната, когда они уже сидели за столиком в каком-то пафосном, судя по ценнику и окружению, клубе. Лена бодро диктовала заказ официанту, выбрав блюда, названия которых Шура слышала первый раз.
Шура отправила в ответ сомневающийся смайлик. Шумно, от голосящих невпопад сводило челюсть, лапающие мужские взгляды нервировали, если совсем откровенно, то становилось страшновато. Расслабиться, «оторваться» вряд ли получится, но подводить новоявленную родственницу не хотелось, наверняка матери полуторагодовалой малышки нечасто удаётся вырваться на свободу.
Через час приехал Игнат, и Лена сразу заявила, что «он им всю обедню испортил», тот засмеялся, ободряюще обнял невестку, подозвал официанта, заказал пару алкогольных коктейлей.
– Оттягивайся по-взрослому, детка, – довольно проговорил он, подталкивая к ней высокий бокал с розовым напитком с маршмеллоу поверх. До прихода Игната Лена пила сок и минералку, по её словам «от греха подальше».
Почему – Шура сообразила буквально после первого выпитого Леной коктейля: она раскраснелась и отправилась танцевать, затем голосила во всю мощь своего писклявого, лишённого намёка на слух голоса.
– Беда, – смеялся Игнат, обхватывая голову руками. – Полтора года декрета ещё ни для кого бесследно не проходили.
К часу ночи появился Николай, закатился в безудержном смехе, глядя на собственную пьяную жену, которая выводила: «Оста-а-а-анусь пе-е-еплом на губа-а-а-ах» не попадая ни в одну ноту. Настолько не уметь петь – особый талант.
– Коль, – смеялся Игнат. – Как ты со своим абсолютным слухом это терпишь?
– У неё есть другие достоинства, – хмыкнул Коля. – Она иногда такая стерва, загляденье.
– Стерва – это хорошо, – кивнул Игнат.
Заснула Шура в машине, как добрались домой – не помнила. Проснулась от сухости во рту и жуткой головной боли. Целый день провалялась, мучаясь от похмелья, пообещала себе больше никогда, никуда не ходить с Леной и не употреблять алкогольные напитки. Никогда! Веселья от одного коктейля хватает на час, потом нестерпимо хочется спать, сутки болит голова – очень-очень сомнительное удовольствие.
Пожалуй, вот и все события прошедшего месяца. Шура старалась быть хорошей женой. Убиралась каждый день, готовила, ходила в магазин, ждала Игната, старалась угодить, как минимум – не вызывать недовольства, если что-нибудь просил, тут же выполняла. Судя по всему, у неё получалось. Ещё сделала два сложных заказа, клиентки тоже остались довольны.
Если возникал вопрос, появлялось сомнение – не таилась, спрашивала мужа. Необходимо учиться договариваться, даже когда кажется, что невозможно – так искренне считала Шура. Лишь одно утаила: свой грех с Дружининым. Разве такое расскажешь? Да и не спрашивал Игнат.
И она не спрашивала, несмотря на жгучий интерес, отчего он отказался от Любы Бурхановой, что за женщина запечатлена с Игнатом на случайно найденной фотографии среди книг, почему он остановил свой выбор на ней, Шуре.
И каким образом Игнат поймёт, что она готова, если больше не пытается выполнить супружеский долг?
Думай-не думай, мужа со службы встречать надо. Шура подумала, что месяц совместной жизни – крошечный юбилей. Стоит его отпраздновать.
Глава 14
Стояла теплынь, настоящее лето, несмотря на скорое приближение календарной осени, только закончился двухнедельный Успенский пост. Игнат ухмыльнулся своим мыслям, самому факту, что подумал об этом. В детстве он если и не знал дат начала и окончания постов, то точно не забывал, сколько их, когда, насколько строгие. Во взрослой жизни вылетело из головы. Сейчас же, пожалуйста, знает.
Как не знать, не помнить, если Шура придерживалась. Не строго, поглядывая с опаской на мужа, когда капнула себе в сухой булгур оливкового масла, но соблюдала. Игнат никак не комментировал происходящее, молча ел щедрую порцию белой рыбы, молчал, что вторая неделя подобной диеты откровенно нервировала. Ему хотелось мяса, как и секса.
С мясом дело обстояло проще. На службе была столовая, где кормили не капустой. Существовали кафе, бистро, рестораны, куда можно было заскочить, нажраться до отвала, за сексом же не забежишь по дороге на службу. Пока не заскочишь… да, пожалуй, пока.
Положа руку на сердце, огромной проблемы в отсутствии супружеской жизни Игнат не видел. В восемнадцать лет, когда гормоны били в голову со всем ожесточением, он бы сегодняшнего себя не понял. В двадцать пять, когда успел распробовать женские ласки – тем более. Сейчас жизнь и служба научили одному из самых важных качеств – терпению.
Бесило не то, что пресловутого секса не было, бесила, как ни странно готовность жены «выполнить супружеский долг» в любой момент. Готовность не физиологическая, телесная, эмоциональная, какая угодно, вплоть до любопытства, а идущая от головы. Принять мужа, как столовую ложку тошнотворной микстуры, раз врач прописал. Позволить, несмотря на запрет секса во время поста. Отступиться от своих принципов.
За месяц общения Игнат, кажется, распознал основную черту Шуры – покладистость. Спасибо, что не раболепная покорность – свойство, которое он ненавидел в женщинах сильнее всех пороков, вместе взятых. При прочих равных, он больше уважал женщин чересчур свободных нравов, чем излишне покорных. Предпочёл бы носить рога, но не видеть дома кроткую овцу, готовую терпеть что угодно.
«Герасим, который на всё согласен» – именно так называл Игнат данный типаж женщин, ненавидя всей душой.
Шура покорной не была, в случае, когда заступали за её личные границы – она оказывала сопротивление, ставя оккупанта на место. Так случилось, когда Игнат завёз Шуру в бутик Ван Клиф, чтобы воплотить вскользь возникшее накануне свадьбы желание, украсив шею жены фирменными четырёхлистниками.
Поначалу Шура с интересом рассматривала украшения, глазки заинтересованно засверкали, что не могло не радовать Игната. Потом же, глянув на цену, нахмурилась, бросила недовольный взгляд на мужа и под благовидным предлогом выскочила наружу. Шестизначная цифра могла смутить девушку, жившую до этого едва ли на прожиточный минимум, Игнат это понимал, однако сейчас-то всё изменилось. Спрашивается, какого хрена отказываться?!
– В чем дело? – Игнат честно попытался придать голосу мягкость, получилось плохо.
– Ты цены видел? – фыркнула Шура.
Это кошачье фырканье, несмотря ни на что, понравлюсь Игнату, невольно он улыбнулся:
– Это Ван Клиф, – развёл руками Игнат. – Сколько, по-твоему, он должен стоить?
– А, по-твоему, нормально – покупать бирюльки, стоимостью в пять раз дороже, чем требуется Антону на курс реабилитации?
– Какому Антону? – опешил Игнат.
– Сыну Жени, – ответила Шура, потупив глаза. – В Подмосковье хороший реабилитационный центр, только платный. Плюс дорога, еда, проживание, после необходимо поддерживать результат. Тренажёры, питание…
– Бесплатно нет реабилитаций? – Игнату стало интересно.
– Есть, – буркнула Шура. – Один раз Женя выбила направление. Толку-то? Положено десять массажей, делают два, восемь платно, всё как попало. Про еду и условия проживания лучше не говорить! Денег потратили прорву, толку ноль, одно расстройство.
– От платного лечения толк будет? – зачем-то уточнил Игнат.
Скорее его радовало, что Шура делится с ним своими переживаниями, заботами, разговаривает о чём-то, что не связано с совместным бытом, чем интересовала судьба появившегося родственника, маленького больного мальчика.
– Не знаю, – вздохнула Шура. – Но всё равно… надежда.
– Держи. – Игнат протянул свой телефон Шуре, предварительно его разблокировав.
– Зачем? – уставилась она на экран.
– Открывай банковское приложение, – он продиктовал пароль, – переводи сестре деньги.
– Сколько? – Шура нахмурилась.
– Столько, сколько нужно на реабилитацию, питание, проживание, дорогу, что там ещё надо. Всю сумму.
Шура несколько минут оценивающе смотрела на Игната, то ли искала подвох, то ли прикидывала последствия для себя. Сделала несколько движений пальцем по экрану, тяжко вздохнула, вернула телефон мужу.
Игнат скинул приложение, не взглянув на сумму перевода. Оказывать благотворительную помощь никогда не было его привычкой, помогать новоявленным родственникам он не собирался. У каждого своя жизнь, каждый справляется, как может. Ему деньги с неба не падали, зачастую выражение «заработал потом и кровью» являлось чистой правдой, а не фигурой речи. Однако, если помощь племяннику имеет значение для Шуры – пусть будет.
– Теперь мы можем купить тебе цепочку? – посмотрел он на жену.
– Мне бы не хотелось, – осторожно, как кошка прощупывает лапой воду, ответила Шура. – Слишком дорого.
– Шур…
– Пойми, пожалуйста, очень красиво, правда. Я бы хотела, но всё равно не смогу носить. Начну нервничать, бояться потерять, испортить…
Игнат посмотрел на Шуру. Что ж, видимо, с «бирюльками» придётся подождать. Неприятно, как серпом по одному месту, но главное, что она говорит, а не молчит насупившимся ежонком, помня пресловутое: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу», как это бывало чаще всего.
Всему своё время, решил тогда Игнат. Привыкнет, обзаведётся знакомствами, подружками, хотя бы с Леной, женой Николая, будет чаще общаться. Придёт постепенно к мысли, что носить красивое – благо.
На обратном пути, пока Шура с интересом смотрела в окно, с живым любопытством разглядывая проплывающие дома, машины, людей, Игнат пустился в раздумья.
Шура оказалась примерной женой. Идеальной хозяйкой, настолько хорошей, что пришлось временно расстаться с Ангелиной Петровной – неизменной домработницей больше десяти лет. Во-первых, присутствие в доме постороннего человека нервировало Шуру, что неудивительно с подшитым на подкорку запретом на скверну. За пределами дома она могла принять новые правила, в своём жилище душа требовала соблюдение вколоченных с детства норм.
Во-вторых, помощнице попросту нечего было делать. Шура успевала всё. Она с таким усердием надраивала квартиру, следила за порядком, чистой, едой, что Игнату становилось не по себе. Совсем молодая девушка, а мысли не о тряпках, украшениях, развлечениях, как и должно быть в её возрасте, а об уборке, пыли в углах самых дальних антресолей, высоких поверхностей. Ежедневно вылизывалось всё и вся, начиная от недоступных щелей, заканчивая карнизами и плинтусами. И словно этого мало, раз в неделю Шура устраивала генеральную уборку, доводя квартиру до стерильного скрипа.
Ничего удивительного в этом не было. В Кандалах подобное поведение Полины или Марины – жены Михаила, Игнат принимал как должное. Иначе быть не могло. Праздность – грех. Только здесь не Кандалы, женщина целый день проводящая с тряпкой для пыли, Игната скорее нервировала, чем радовала.
Однажды он попросил Шуру проявлять чуть меньше рвения в деле наведения порядка. Ему неинтересно приходить домой и видеть молодую жену, поглощённую уборкой. Если Шура не успевает прибраться в течение дня, всегда можно вернуть Ангелину Петровну.
– Хорошо, – потупив взгляд, ответила Шура.
Больше убирающую Шуру Игнат не видел. Она всё успевала к его приходу, с тем же старанием посвящая себя быту. Однажды, психанув, Игнат заглянул на верхние шкафы кухонного гарнира, почти под самый потолок, с содроганием обнаружил, что и там намыто вплоть до самых дальних углов.
Хотелось материться, неужели молодой девчонке заняться нечем? Он не заикался об учёбе, работе, каких-нибудь курсах, но можно посмотреть сериал, проторчать половину дня в социальной сети, прошвырнуться по магазинам, спустив круглую сумму. Занять время чем-нибудь интересным для себя, а не обязательным для семьи.
Он обернулся на Шуру: та стояла по стойке смирно, покорно ожидая вердикта мужа, которому ударили в голову продукты жизнедеятельности и он полез по углам в поисках пыли. Невольно пришла в голову мысль, как далеко и насколько причудливо послала бы его Ритка, реши он проверить её хозяйственные навыки, и во что бы обошлось Игнату её прощение. Ван Клифом бы точно не отделался. Шура же опустила голову, вытянула руки по бокам в ожидании нагоняя, готовясь немедленно исправить оплошность.
Игната передёрнуло от вида Шуры, он резко развернулся, ушёл в спальню, включил первый попавшийся канал, начал смотреть, не разбирая что показывают – то ли канал Animal Planet, то ли бой UFC.
– Игнат, я помыла ещё раз, – через какое-то время на пороге появилась Шура, отчиталась в проделанной работе.
– Зачем? – буркнул он.
– Но… ведь ты был недоволен, – растерянно пробормотала Шура.
«Недоволен»… Недоволен, недоволен, мать твою! Он действительно недоволен, только как объяснить, чем именно недоволен, отчего скрипят зубы, ноги не несут домой, если по справедливости нужно прыгать обкуренным козлом от свалившегося счастья. Молодая, хозяйственная, покладистая, необидчивая жена. Уступчивая, старательная, единоверка.
– Я всем доволен, – со вздохом ответил Игнат. – Не переживай, всё хорошо.
Шура недоверчиво глянула на мужа, фыркнула, становясь похожей на ежа, мгновенно погасила в себе вспыхнувшие чувства, уставилась на подголовник кресла за спиной Игната.
– Садись, посмотри со мной. – Игнат показал взглядом на экран, там как раз шла реклама, определить, на что он пялился почти час, было невозможно.
Шура покладисто кивнула. Игнат с трудом удержал себя, чтобы не вскочить, не расколошматить кулаками дверь, стену, собственную голову. Вот что ему, идиоту, не хватает? Бесплатная прислуга, старательная собеседница – всегда выслушает, покивает в нужных местах, проявит должный жене интерес. Всегда спрашивает, если возникают вопросы, никакой самодеятельности. Обговорено всё, от кулинарных предпочтений, возможной аллергии, до расходов на ведение домашнего хозяйства. Не жена, а подарок судьбы. Обоссаться от эдакой радости можно!
Секса? Его Игнат мог взять в любой момент, даже самый неподходящий. Он был уверен, если нагнёт Шуру над кухонным столом, стащит домашние шорты вместе с трусами, даст понять, что собирается сделать своё дело без подготовки и разрешения, жена смиренно согласиться, покладисто кивнёт, зажмурит глаза, выполнит супружеский долг. С тем же усердием, с каким второй раз за день карабкалась, чтобы достать верх ящиков на кухне.
Игнат умел добиться ответа от любого бревна, не все женщины на его пути отличались жгучим темпераментом, безоговорочным желанием секса, одним словом, не каждая рождалась Риткой, но что делать с покладистым бревном, он не понимал. И, откровенно говоря, уже не хотел разбираться. Интерес к новой, симпатичной игрушке уходил, потому что не поддерживался ничем.
Постепенно, подспудно, на самом дне души, рождалось раздражение на Шуру и её покладистость. Хотелось инициативы, хотя бы в малом, в крохах. Хотелось, чтобы поспорила, не уступила, насупилась, обиделась, выказала недовольство, протест.
Хотелось, чтобы поцеловала. Сама! Не в ответ на просьбу, не ответом на инициативу мужа, а сама. Пусть без далеко идущих планов, на прощание или в качестве быстрого приветствия. Просто чмокнула, оставив сухой след от горячего дыхания у уха.
Бес с ним, с сексом, переживёт он без возвратно-поступательных движений, хотя порой от близости молодого, желанного тела сдавали нервы, в голову лезли мысли, граничащие с насилием. Появилась острая потребность взять то, что полагается мужу, тем более, жена не станет возражать.
Увидеть бы настоящие эмоции Шуры, понять истинные желания, то, что сокрыто от неё самой за замками внутренних запретов традиционного воспитания. Есть там эти эмоции? Существуют ли истинные желания, сокровенные мечты?
В дурном настроении Игнат стоял у проходной управления, думая о том, что нужно идти домой. Он знал – его ждёт идеальный порядок, горячий ужин, молодая жена, готовая выполнить супружеский долг со всем возможным старанием. И все же понимал, что не хочет туда идти. Не несут ноги.
– Чего задумался? – послышался раскатистый голос подполковника Исмаилова.
Магомед Имадутдинович был немного старше Игната. Давно жил и служил за пределами исторической родины, однако лёгкий акцент присутствовал в его речи. Магомед был если не лучшим другом Игната, то точно человеком, которому он мог доверить собственную жизнь – пару раз пришлось убедиться в правдивости собственных выводов.
К несчастью, Игнату довелось ответить взаимностью. В крайней командировке вытащил раненного сослуживца из-под обстрела, после чего Магомед пролежал в больничке больше полугода, едва не был комиссован. Лучше бы полковник Калугин оставался вечным должником Исмаилова, чем носил передачи в госпиталь изрешечённому приятелю.
– Выпить, что ли? – задумчиво ответил Игнат.
Выпить действительно хотелось, нажраться в дупель, в сопли, до невменяемости, до потери человеческого лица. Отметить месяц «семейной» жизни, отпраздновать круглую дату проявления собственного идиотизма.
– Пойдём, – благодушно кивнул Магомед, для своих – Михаил, Миша или Мага, кому как удобно.
Завалились в Английский паб неподалёку от места службы, благо одеты в штатское. Светить звёздами в злачных местах негласно запрещалось, хотя мало кто из сотрудников паба не понимал, что за люди время от времени заходят в питейное заведение. Собственно, старшие офицеры неназываемой конторы делали основную кассу пабу, они же покрывали мелкие грешки владельца с законодательством.
– Рассказывай, – заявил Мага, посмотрев на две пинты красного эля, которые принесла расторопная официантка на стоявший в отдалении столик. – Проблемы? С женой не заладилось?
– Отлично всё с женой, – отмахнулся Игнат.
– Я не лезу в душу, – отхлебнул эля Мага. – Но то, как быстро ты женился…
– Встретил, влюбился, чего ждать? – растянул губы в широкой улыбке Игнат.
Официальная версия для сослуживцев гласила, что полковник Калугин поехал к родственникам в Сибирь, встретил девушку, потерял голову настолько, что через пару недель женился. Ходили упорные слухи, что версия эта – чистой воды враньё.
Нашлись свидетели, лично знавшие тех, кто слышал, что Калугина нагнули, поставив на вид холостое положение, после чего тот внезапно, в срочном порядке оказался семьянином. Поговаривали о скором назначении на новую должность, злились на карьерный рост, кто-то пытался подсидеть, кто-то наоборот, холуйствовал, выслуживался перед полковником, облечённым немалой властью и связями.
– Притирку это не отменяет, – глубокомысленно сказал Мага и продолжил: – Я со своей три года притирался, пока сына мне не родила.
Магомед женился давно, сын, которого через три года после свадьбы родила жена, ходил в среднюю школу, как и дочь – первый ребёнок в семье. Всего у Исмаиловых было пятеро детей, и, судя по разговорам, он не собирался останавливаться.
«Тот, кто является отцом троих дочерей, которым он предоставит приют, будет проявлять милость к ним, и которых будет содержать и выдаст замуж, то для него Рай станет обязательным», – любил повторять второй из пяти хадисов о достоинстве заботы о девочках Магомед.
Магомед. Дочь у него пока была одна.
Исмаилов был таким же мусульманином, как Калугин старовером. Под огнём – верил, после забывал.
– Мага, у тебя вроде договорной брак? – вдруг спросил Игнат, вспомнив, что невесту другу нашли родители.
Тогда они с Исмаиловым ещё не были знакомы, Игнат слышал историю из уст самого Магомеда, не придавая особого значения. Велика невидаль, традиционный уклад в дагестанской семье. Родители подобрали подходящую невесту, сын послушно женился. Не Калугину удивляться договорным бракам в двадцать первом веке.
– Как сказать, – задумчиво протянул Мага. – Нас познакомили, она мне понравилась.
– А ты ей?
– Естественно, – усмехнулся Мага. – Как иначе?
Действительно, как иначе?.. Показали пальцем на молодого лейтенанта из уважаемой семьи, облечённой властью. Разве мог он не понравиться молоденькой девушке? Возможно, у нее были свои мечты, надежды на будущее, однако через месяц она вышла замуж за незнакомца.
– И сразу всё было гладко? – усмехнулся Игнат.
– Нет, конечно, я по дурости, по молодости фейерверка ждал в брачную ночь, – засмеялся Мага. – Не получилось. Какой фейерверк, девушка едва школу закончила, но видишь, живём, дети есть, значит, не аист приносит, – хмыкнул он.
Что не аист детей приносит – известно. Известно и то, что у Исмаилова давненько на стороне была подруга сердца по имени Надежда, которой тоже «не аист» принёс ребёнка.
Так жили многие, моральный облик офицера ФСБ, пока всё было шито-крыто, пострадать не мог. Жёнам не нужны разводы, кто-то думал о детях, кто-то о собственном благополучии, у кого-то розовые очки были прибиты к переносице гвоздями-десяткой. Любовницы подавно помалкивали в страхе, что отлучат от кормушки.
В этом плане Игнат не мог бы поручиться и за собственного отца. Вера верой, семья семьёй, служба – службой, которая иногда выражается в хорошей работе печени. А где алкоголь, там и бабы, да не абы какие, а сочные, кровь с молоком, с пылу с жару, как из доменной печи. На дорогих машинах на служебные дачи скромненьких, бледно окрашенных серых мышей не возят. Иллюзии в отношении отца, старательно поддерживаемые матерью, он перестал испытывать уже во взрослой жизни, хотя в детстве и юности свято верил в институт брака, моногамию, прочие сказки для восторженных юношей.
– Всё просто, – растекался по древу изрядно пьяный Мага: заканчивалась литровая бутыль виски. Сытная, горячая закуска тоже подходила к концу. – У жены свои обязанности, у меня – свои. Не стоит проблемы искать на ровном месте. Женился – живи, как законом предусмотрено, до нас придумано. Главное – семья, дети, остальное приложится, – он махнул в сторону барной стойки, где сидели три красотки, которые пришли в поисках приключений.
Может и правда, перестать загоняться из-за ерунды? Что он парится, накручивает себя, как красна девица: поцеловала на дорожку – не поцеловала. Сама или по просьбе. Плевать! Выполняет свои обязанности: готовит, убирает, настирывает, интересуется его вкусами, покладисто подстраивается, готова исполнить супружеский долг, хоть и сворачивается перепуганным ежом, трясясь, как Каштанка на холоде. Игнат свои исполняет: обеспечивает, оплачивает, не злобствует, более того, оказывает помощь новоявленным родственникам, то сынишке Жени оплатит реабилитацию, то Насте на ремонт крыше добавит.
А всё остальное и правда приложится…
– Игнатушка, – услышал за своей спиной голос, который не смог бы перепутать с другим никогда в жизни. – Какие люди!
В поле зрения впорхнула Ритка, именно такая, какой он её помнил – чёрные волосы, ухоженные до глянцевого блеска. Безупречное лицо с разлётом выразительных бровей, нарощенные ресницы вокруг синющих глаз с хитрым прищуром, прямой нос, острые скулы, капризный изгиб пухлых губ – что из этого натуральное, а что работа рук талантливых косметологов, не вспомнить. Ритка всегда была красавицей и год от года становилась только краше. Верил бы Игнат в потустороннее, сказал бы, что она продала душу дьяволу за вечную молодость и красоту.
– О-о-о, понимаю, – протянул Мага, скользнул по Ритке похотливым, пьяным взглядом, мгновенно собрался, отвёл глаза. Вспомнил, кому подмахивает задница, на которую он пялился. – Пойду домой. Семья ждёт, – уверенно заявил он, выискивая в смартфоне явно не телефон жены, и тут же подтвердил подозрения Игната, попрощавшись, отойдя от компании, которая осталась за столом, и буркнув в трубку: – Наденька…
– Угостишь даму? – Ритка приподняла аккуратную бровь.
– Ты одна? – откинувшись на кресло, спросил Игнат.
Чёрт! Вот же ведьма! Хороша! И знает это, припечатывает своей красотой, заставляя кровь вскипать, подниматься к вискам, обрушиваться лавиной вниз, прямо в пах, лишая возможности соображать, анализировать, оставляя на поверхности лишь одно чувство – похоть.
– С Валентиной, – назвала Ритка имя извечной подруги.
– Садитесь, – кивнул он, показывая на диван напротив себя, а Ритка тем временем уже звала подругу, нисколько не сомневаясь, что её пригласят.
Валюшка дежурно улыбнулась, демонстрируя белые, ровные зубы. Она тоже была красавицей, знала это, использовала внешность на полную катушку, ничуть не стесняясь того, как её могли называть за глаза серые мыши: за ночи с ними-то не вываливали круглые суммы в самых смелыхмышиных фантазиях.
«Люблю. Умею. Практикую» – было написано на лбу на Вали.
Впрочем, как и у Ритки, только в случае с Риткой Игнат доподлинно знал, что именно она любит, умеет, практикует.
– Слышала, ты женился?
Ритка провела ногтём около обручального кольца Игната, от чего по спине кольнули похотливые иглы, впились сначала в поясницу, потом в пах. Одно-единственное движение, один наглый взгляд уверенных глаз с явно читающимся вызовом, и Игнат почувствовал, как его накрывает удушливый запах духов, пудры, алой помады от губ, которые могут столь много, что воображение зашкаливает, стоит лишь подумать, представить, отпустить себя.
– Слышала, ты вернулась с курорта с помощником депутата? – перехватил длинные пальцы Игнат, накрыв ладонью.
– Поправочка. С депутатом, – в тон ответила Ритка.
– Есть разница? – усмехнулся Игнат.
– Незначительная, – скользнула она плотоядным взглядом по собеседнику, остановилась на пуговице рубашки, опустила глаза вниз, на стол, давая понять, что отлично видит то, что скрыто от глаз.
Ритка заказала два коктейля – в пабе выбор которых был скромным, – и принялась задумчиво поглощать лангустины в сладком чили соусе. Игнат допивал виски, дожёвывая эдинбургер с олениной.
Между делом вели трёхуровневый разговор. Первый слой о природе, погоде, красотах Сибири и Французской Полинезии.
Второй – взаимные упрёки в том, в чём никто из них, по сути, не виноват. Игнат не мог позволить себе такую жену, пусть когда-то Ритка из-за него развелась. Невольно, не желая того, молодой Калугин разрушил семью врача медсанчасти Измайловой Маргариты Сергеевны. Ритка не хотела соответствовать подспудным требованиям Игната, да и не смогла бы. Для того чтобы войти в клан Каугиных, нужна-то самая малость – родиться в семье староверов. Именно так всегда говорил Игнат Ритке, какое-то время она верила, после плюнула. Рождённая летать, она не желала ползать на брюхе, изображая из себя ту, кем не являлась никогда в жизни – покладистую жену.
Третий – вопрошающий «да» или «нет», «нет» или «да»? Наконец остановились на самом просто вопросе: «Где?».
Глава 15
Даже сквозь сон Игнат чувствовал похмелье, несмотря на то, что никогда от него не страдал. Закалённый организм мог переработать всё, от нескольких пинт эля за непринуждённой беседой до литра чистого спирта посреди грязи и дерьма после выполненной боевой задачи. И всё-таки голова болела, кружилась даже с закрытыми глазами, тошнота подступала к горлу.
Он приоткрыл глаза: уличный свет едва проникал сквозь гардины, настенные часы показывали почти шесть утра – время вставать на службу. Скосил взгляд на соседнюю подушку – пусто.
Встать одним рывком не получилось. Игнат перекатился с бока на живот, повалялся немного, вспоминая события вчерашнего вечера. Поднялся, прошлёпал босыми ногами в ванную комнату. Зеркало отражало помятую морду тридцатипятилетнего мудака, торчащие волосы, щетину не по уставу. Чудовище, а не Диснеевский принц. Завершал же образ след алой помады на груди, как только не стёрся за ночь. Видимо, проспал всю ночь навзничь, не шевелясь.
Протёр пальцами липкий, успевший въесться след, понюхал – Риткина помада. Впрочем, чья же ещё? Забрался в душ, привёл себя в порядок, благо больше никаких отметок на теле не обнаружил. Когда через двадцать минут стал похож на человека, наскоро обтёрся полотенцем, его обернул вокруг бёдер, прикрыв пах, отправился в спальню.
У кухонного проёма остановился: внимание привлекла женская фигура у панорамного окна. Лёгкая ткань тюля едва колыхалась на тонком сквозняке. Девушка стояла спиной к Игнату, обхватив себя руками. Ночная сорочка из полупрозрачной ткани заканчивалась, не доходя до колен, растрёпанная коса тяжёлой змеёй стекала по спине, розовели босые стопы, отчего-то показалось абсолютно незащищённым тонкое ахиллесово сухожилие и изящные щиколотки. Вспомнились красные, скрипящие шлёпки на этих ногах.
Игнат сморщился, обхватил виски пальцами, жалея, что те не ледяные, тряхнул головой, продолжил путь в спальню. Быстро оделся, прошёлся расчёской по коротким волосам, брызнул лосьоном после бритья на лицо. Из зеркала смотрело привычное отражение молодого, подтянутого мужика – ни следа от отёкшей, помятой хари, которая открыла глаза менее получаса назад.
Посмотрел ещё раз на разобранную кровать, его подушка смята, простыня скомкана, одеяло перекочевало на его сторону постели, соседняя оставалась нетронутой.
На кухне встретил всё тот же полупрозрачный силуэт у окна, который казался ещё более воздушным, нереальным из-за утреннего света сквозь тюль. Игнат прошёлся взглядом по девичьей фигурке: в пушистых волосах путались неяркие солнечные лучи, они же скользили по голым плечам, очерчивали силуэт стройных ног.
– Завтракать будем? – спросил он ровным тоном.
– Сейчас. – Шура резко развернулась, бросила быстрый взгляд на Игната, поспешила к плите, где начала греметь посудой.
Игнат наблюдал за спешными, дёргаными движениями, нервным метанием вдоль кухонного стола, то и дело падающими ложками, вилками, яичной скорлупой, раздраженно брошенной в мойку. Встал, сделал несколько шагов, подошёл вплотную к Шуре, остановился за её спиной, уставился на шею, которая покрылась гусиной кожей.
– Я сам приготовлю, – шепнул он.
Отодвинул Шуру в сторону, легко обхватив одной рукой, чувствуя ладонью и телом, которое невольно коснулось женского, сильное напряжение, исходящее от Шуры. Она послушно отошла в сторону, замерла, не сводя глаз с рук Игната.
– Ты будешь есть? – поинтересовался он.
– Спасибо, я не голодна.
– Обязательно надо завтракать, – заметил он.
– Я позже, – пискнула Шура.
Позже, так позже. Настаивать и спорить Игнат не хотел, вообще не было настроения вести светские беседы. О чём? О природе, погоде, политике, пищеварении? Природа словно забыла, что пора прийти осени, солнце жарило, как в разгар июля. Погода стояла отличная. Политику обсуждать Калугину не полагалось по долгу службы, его дело защищать родину, курс правительства, какой бы та ни была, и тех, кто этим балом правит. С пищеварением у него всё отлично. Что ещё?
Он сгрёб омлет на тарелку, сел за стол, начал есть, тут же нарисовалась корзинка с хлебом, салат из мелко порезанных свежих овощей с зеленью, без лука, как предпочитал Игнат по утрам, пара соусов.
“Обслуживание почти как в пятизвёздочном отеле,” – усмехнулся про себя Игнат, однако, воздержался от выражения эмоций.
– Приятного аппетита, – услышал он над головой.
Покосился в сторону звука, Шура замерла рядом, опустив руки по швам, понуро опустила голову. Сквозь взлохмаченные волосы, привычные завитки у лба и висков, пробивался солнечный луч, перемешиваясь со светом диодных ламп.
– Спасибо. – Игнат кивнул, показывая подбородком, чтобы та села.
Шура покорно уселась напротив, опустив ладони на оголённые коленки. Уставилась на поверхность стола, разглядывая древесный рисунок палисандра. Прекрасное, чудесное утро, продолжение не менее шикарной ночи, о которой не хотелось вспоминать до скончания веков.
Игнат переставил грязную посуду в мойку, быстро сполоснул, закинул в посудомоечную машину, проделав всё на автомате, погрузившись в нерадостные мысли. Шура молча наблюдала за его движениями, никак не комментируя происходящее. Отвернулась, принялась с остервенением натирать стол, будто за ним отобедала рота голодных новобранцев.
Сполоснул руки, машинально вытер услужливо поданным полотенцем, вышел в прихожую, обулся, оправил форму, глянул в зеркало, перевёл глаза на Шуру, она стояла в той же позе, что и на кухне: вытянувшись, руки по швам, пятки вместе, носки врозь. Голова опущена, взгляд блуждает по полу, разглядывая рисунок паркета.
– Поцелуешь? – спросил он, нагнувшись рядом с Шурой.
Та уставилась в лицо Игната, опалив зеленью, нервно сглотнула, сжала губы до синевы, потом привстала на цыпочки, ткнула в щёку сухим ртом, фыркнула недовольно в ухо. Со шлепком опустилась на голые пятки, снова отвела взгляд в сторону.
– Хорошего дня, – максимально спокойно сказал Игнат, не выдав не единой эмоции, главная из которых болталась, как фекалия в проруби – раздражение.
– Хорошего, – фыркнула Шура.
Игнат приподнял бровь. Смотрите-ка на этого ежа: иглы топорщит, носом недовольно водит, фырчит, вот только иголки молочные, как зубы ребёнка.
Вышел на лестничную клетку, аккуратно закрыв за собой дверь, вдохнул, выдохнул, борясь с бурлящим раздражением на ситуацию, Шуру, себя. С той стороны стояла тишина, которую внезапно разрезал грохот чего-то, ударившегося о полотно двери, и сразу звон разбившегося стекла.
Игнат тут же повернул ключ, распахнул дверь, кинул взгляд на пол перед собой: осколки стекла, растекающаяся лужа, сломанные диантусы, как выразилась флорист, по мнению же Игната – просто пышные, источающие сладкий аромат гвоздики, которые он подарил жене несколько дней назад. И босые ноги Шуры, посреди осколков.
– Не двигайся, – рявкнул он, наступил на осколки, с хрустящим звуком превращая тонкое стекло в крошево. Подхватил Шуру, водрузил на пуф, стоящий тут же, в прихожей, отправился за веником с совком.
Читать бесплатно другие книги:
