Иль Фарг. Невестка Эмира Соболева Ульяна

Глава 19

Она его ненавидела. Люто ненавидела, мрачно. Ей одновременно хотелось, чтобы он проиграл, и в то же время она понимала, что этот ублюдок может принести ей миллионы. Особая радость – сделать на нем деньги, заставить его платить по счетам в полном смысле слова. Она превратит каждый день его жизни в ад, в кромешную тьму. Все это вонючее семейство должно погрязнуть в болоте, утонуть и сдохнуть. Чтоб никого не осталось из Дугур-Намаевых. Они разрушили ее жизнь, она поклялась уничтожить их всех до единого. Для этого вышла замуж во второй раз, ради этого многое поставила на кон.

Перевела взгляд на арену. Вывели животное проклятое. Сколько лет она пыталась его уничтожить, и все бестолку. Рисковала своими людьми, подложила под тварь свою дочь… Это уже особая боль. Еще одна причина люто ненавидеть.

Заключенный вышел на арену. Смотрит зверем. Страшная, дикая тварь, способная уничтожить каждого в этой зале, если снять кандалы. Потеряла с ним столько времени, ломала ублюдка месяцами. Ей это стоило денег, ресурсов, времени. Чтобы достать хоть что-то, способное заставить эту машину смерти делать то, что она скажет.

У. Соболева. «Вдова Хана»

– Пора что-то делать!

Самида повернулась к Лами и покрутила на пальце перстень, потрогала камень и посмотрела на свою невестку.

– Пришло время получить то, что я тебе обещала…

Лами вспыхнула, ее щеки раскраснелись, и она подалась всем телом вперед. Эта надежда, она буквально загорелась в ее темно-карих глазах.

– От нее надо избавиться. И дальше ждать невозможно.

– Но как?

– Устроим ей побег и засунем так далеко, как только можно. Если он даже и найдет ее, то убьет из ярости. Найди человека, который вывезет эту девку из нашего дома. Хватит терпеть! Мое терпение лопнуло!

Лами прищурилась и сжала тонкие пальцы, унизанные кольцами, на ее запястьях звякнули браслеты.

– Вы хотите все сделать моими руками? А если… если ОН узнает, то я поплачусь жизнью! Я на такое не подписывалась.

– Разве ты так же, как и я, не хотела, чтобы она исчезла?

– А толку мне, что она исчезнет? То, чего я хотела, не случилось! Обещанного вами не произошло, мама! Вы не выполнили обещание! Я замужем за бесхребетным ослом, и ничего больше не меняется…

Самида смотрела на свою невестку. Мысли хаотично носились в голове, роились, порхали, как черные вороны. Наглая дрянь смеет ее шантажировать… Впрочем, пусть лучше эта сучка будет рядом с ее любимым львом, чем славянская дрянь, которая словно приворожила его.

Увез ее еще днем и до сих пор не появлялся, а когда вернулся… то на руке светловолосой суки красовалось фамильное кольцо Ибн Беев.

– Я знаю, кто поможет бежать Аллаене…, – тихо сказала она и посмотрела на невестку. Их взгляды встретились, и глаза обеих женщин вспыхнули. Они поняли друг друга без слов. Лами улыбнулась и провела язычком по своим красиво очерченным алым губам.

– Убеди его сделать это… а он пусть убедит Аллаену!

– Ооо… он сделает все, о чем я его попрошу.

Прошептала Лами и склонила голову к плечу. Что-что, а влияние на своего мужа она имела огромное.

Попрощавшись с Самидой, она быстрым шагом направилась в оранжерею. Ее муж проводил там очень много времени с растениями, привезенными из европейских стран. Он скрещивал несколько видов и выращивал принципиально новые виды. Это было его хобби.

Лами вошла и прикрыла за собой дверь на замок. Она прошла плавной походкой к мужу, который что-то читал у коробок с новыми кореньями.

– Рамиль, дорогой.

Мужчина обернулся к ней с неким раздражением, но она мило улыбнулась и взяла его руки в свои. Но он выдернул их и злобно пнул коробку.

– Сегодня сказали, что оранжерея будет уничтожена. Отец хочет на ее месте построить сауну с бассейном. Можно подумать, ему мало бассейна на заднем дворе и беседки. Сказал… что в славянских странах принято париться в саунах, и он хочет такую же. А на самом деле, я думаю, он просто ненавидит меня и хочет уничтожить все мои труды.

– Я знаю способ, благодаря которому ты можешь больше никогда не волноваться за свою оранжерею.

– Не говори глупости. Нет такого способа.

– Твой отец не ценит тебя, не уважает, ни во что не ставит… а еще, если ОНА родит ему сына, то ты никогда не получишь наследства. Даже несмотря на то, что ты старший.

– И что я могу сделать?

– Избавься от нее.

– Но как?

– О, мой дорогой, положись на меня. Есть способ.

– Какой?

– Нужно помочь ей бежать. Вывезти ее как можно дальше и спрятать.

– Но как?

– Хм… но ведь мы знаем, кого она полюбила первым, кому поверила. За кого собралась замуж. Позови ее с собой, и она пойдет. Вывезем ее в Африку, я знаю людей, которые занимаются нелегальными перевозками. Отвезешь подальше, дашь денег и бросишь ее там. Пусть выбирается, как знает… а сам вернешься ко мне. И никаких наследников у него больше не будет.

Он задумался, на какое-то время его глаза даже вспыхнули решительным блеском, но лишь на мгновения. Потом он отшатнулся от Лами.

– Ты в своем уме? Если отец узнает, он убьет и тебя, и меня!

– Не узнает… Поедешь якобы в очередную командировку, он с удовольствием сам отправит тебя. И прихватишь эту… Скоро Ахмад собирается за границу по делам бизнеса, и это будет самое время вывезти эту суку. Пусть думает, что она сама сбежала. Положись на меня. Я все устрою. Ты только вывезешь ее за границу.

– Нет, это рискованно, это…

– Но я же говорю, положись на меня.

Говорит и сама тянется к нему, расстегивает одежду, а потом быстро опускается на колени и тянет за пояс штанов, дергает змейку, стягивает трусы вниз, обнажая небольшой и вялый член. Хоть бы раз встал по-настоящему. Всегда полумягкий, всегда пару фрикций и кончил.

А у Ахмада… у Ахмада они орут часами, они плачут и умоляют. Она слышала… как об этом говорили парни из охраны. Ооох, она бы хотела испытать на себе, что значит лечь под самого Ахмада ибн Бея. Она была б ему хорошей женой.

Несколько сосательных движений, и сперма мужа полилась ей в рот, а он задергался застонал. Поднявшись с колен, она томно посмотрела ему в глаза.

– Сделай это… а я рожу тебе сына, и мы станем единственными наследниками состояния эмира. Ты станешь эмиром.

– А если она не захочет бежать?

– Захочет…

И тихо зашептала ему что-то на ухо, продолжая поглаживать его яйца и скрести по ним ноготками, вызывая в нем дрожь.

Рамиль адски боялся отца. С детства боялся, хотя отец и был очень молодым.

Вот и сейчас он смотрел на отца издалека – он разговаривал с двумя партнерами по бизнесу. Он говорил, а Рамиль чувствовал, как по его телу проходят флюиды, он ощущал при взгляде на отца физический дискомфорт, и так было всегда. Это неуловимо всплывало на уровне подсознания. Чувство тревоги в его присутствии. Особенно пугали отцовские глаза. Черные омуты. Глубокие, страшные. Иногда настолько темные, что не видно зрачков. Всегда взгляд пристальный, цепкий, и от него неуютно и хочется спрятаться. Хищный взгляд, как у зверя, и Рамиль видит, что и собеседники отца чувствуют его гнетущую властность. Они насторожены. Словно Ахмад двинется, и они тут же отпрянут от него назад. Обожженное лицо внушает ужас и благоговение. Словно это сам дьявол, и он побывал в аду. Издалека не слышно, что именно отец говорит, но его низкий и хриплый голос доносится до Рамиля и заставляет скукожиться… Если бы можно было избавиться не только от НЕЕ, но и от отца. Тогда бы он ощутил себя свободным.

Мысль жениться на Вике возникла сразу. Там он был смелым, храбрым. Рядом с ней ощутил себя мужиком. А потом… потом возненавидел ее и отца еще сильнее. За то, что не смог отстоять. Не смог оставить Вику возле себя. А низко и трусливо отступил.

В их первую брачную ночь он плакал и грыз руки до крови. Мечтал о ЕГО смерти. А потом начал мечтать о смерти их обоих. И когда Лами устроила казнь, Рамиль радовался. Он хотел увидеть боль славянской суки. Хотел, чтоб она осталась без рук, ненужная, уродливая… может, тогда он подобрал бы ее для себя.

Но отец возник как сам демон и не позволил тронуть. Высокий, сильный. Даже издалека видно, как мышцы бугрятся под пиджаком черного цвета. Он всегда носил только черное. Его отец.

А еще он прекрасно знал, что его боятся. Знал и наслаждался своим превосходством, а на Рамиля смотрел, как на насекомое. Что ж, Рамиль нанесет ему удар оттуда, откуда тот совсем не ждет, и отнимет у него игрушку.

А еще… еще когда вывезет ее, то наконец-то трахнет. Вые*ет так, чтоб она орала и выла, как шлюхи Ахмада орут и воют под ним. Он не раз слышал, как из спальни отца доносятся стоны и плач, как его любовницы утробно стонут и рыдают.

Бросил последний взгляд на отца… скоро настигнет месть. И тогда он займет его место, и даже стервозная Лами начнет уважать своего мужа. Лами, которая всегда смотрит на него свысока. Лами… единственная, кто доставляет ему удовольствие в постели и знает, как поднять его вялый член.

Направился в сторону комнаты Аллаены. Сейчас обед. Ахмад только что уехал, слуги заняты уборкой дома. Если незаметно проскочить, то его никто не заметит.

Аллаена… какое подходящее имя. Проклятая сука. Она сделала из Рамиля недомужчину. Из-за нее он стал так себя презирать, из-за нее у него больше не стоит.

Приоткрыта дверь в комнату, и она сидит на диване, поджав ноги, и что-то читает. Издалека такая красивая, неприступная. Вспомнил, как увидел ее на лавочке, как выкупал у ментов в ее стране. Как она благодарила его и смотрела словно на Бога.

А потом… потом стала подстилкой его отца. Толкнул дверь и юркнул в комнату.

Аллаена вскочила, а он прижал палец к губам.

– Тссс.

– Ты с ума сошел. Если кто-то узнает. Уходи.

– У меня для тебя послание.

– Боже! – испуганно оглянулась, подбежала к окну, закрыла шторы.

– От твоей мамы.

– Мамы? – жена отца побледнела и пошатнулась.

Он подал ей сотовый, на который пришла смска, ловко написанная Лами.

– Откуда у мамы твой номер? И почему она пишет с чужого номера? Не с номера нашей страны?

Ооо, Лами предвидела все и научила его, что говорить. Умная ведьма. Он начинал верить, что у нее все может получиться. Но она не учитывает одного – Рамиль избавится не от девчонки, а от отца… и от Лами. И тогда он сможет быть с Аллаеной. Их законы не запрещают жениться на жене отца или сына после смерти мужа. Он еще не знал, как точно убьет Ахмада… но ведь это возможно. Он же не бессмертный. Спрячет Аллаену, вернется и подумает о том, как избавиться от Ахмада. Например, он может разбиться на машине… Рамиль прекрасно разбирался в механике. Как раньше ему не приходили такие мысли в голову? Это значит, что он умен, значит, пришло время все изменить в своей жизни.

– Я все эти дни думал о тебе… я не переставая думаю о тебе. Я знал, как ты волнуешься о маме, и к ней поехал мой друг. Он дал ей свой сотовый, чтоб она написала тебе. Твоя мама… она… она умирает.

– НЕТ! Господи, нет!

– Тихо! Тссс! Нас услышат! На, читай!

Передал ей сотовый, с наслаждением глядя, как она вся дрожит, как прекрасные глаза наполнились слезами. Ооо, как же скоро он заполучит ее наконец-то себе.

Он знал, что написала Лами, у него фотографическая память. Достаточно один раз посмотреть и… все. Текст впечатывается в мозги.

По мере того, как она читала, бледнела все сильнее, тяжело дыша, еле сдерживала слезы.

– Мне… мне надо к маме. Надо увидеть ее.

– Я… я помогу тебе бежать!

– Ты?

С неверием смотрит на него, губы дрожат. Такая красивая. Похожа на ту Вику, которую он встретил у полицейского участка. Она ведь изначально должна была принадлежать Рамилю.

– Я! Я вывезу тебя отсюда к твоей маме… просто не было возможности, не мог. Ты верь мне. Я все о нас помню. Я люблю тебя, Вика.

Схватил за руки, прижал к губам.

– Побежишь со мной?

– Да! Побегу!

Снаружи послышались шаги, и Рамиль выскочил на балкон, обливаясь холодным потом от ужаса, потому что в комнату зашел отец.

– С кем ты здесь разговаривала?

– Я читала вслух.

– Читала?

– Да. Чтобы слышать свой язык, я читаю вслух.

– Куда ты уезжала вчера днем? М? Я знаю, что последнее время ты отсутствуешь по нескольку часов в день! Только не лги мне, или я сверну тебе шею!

Рамиль дальше не слушал. Он прокрался к пожарной лестнице и бесшумно спустился вниз, в сад, потом, тяжело дыша, побежал в сторону оранжереи. План побега больше не казался ему безумием. Наоборот, это и есть спасение…

Глава 20

Так и стою на коленях, не в силах справиться с дрожью и с паникой и посмотреть на него снова. Мне страшно. А он отвел с моего лица волосы, погладил их. Медленно, перебирая пряди, опускаясь к затылку. И это не успокаивает, а наоборот, заставляет затаиться, очень тяжело дыша.

– Зачем? – едва шевеля губами. – Зачем я вам?

Мне жутко услышать ответ, а он и не торопится отвечать. Все еще гладит мой затылок, потом вдруг сжимает волосы в кулак и сильно подтягивает к себе, наклоняя над своим пахом и расстегивая ширинку. Попыталась отпрянуть, но его рука огромная, сильная, как будто железная, от ощущения, что он, и правда, сломает мне шею, темнеет перед глазами.

– Вот за этим, – ткнул меня еще ниже, – за тем, что ты должна делать молча и покорно. Будешь послушная – не пострадаешь! Поняла?

Я смотрела, как пальцы чуть приспускают штаны, он слегка тряхнул меня, выводя из оцепенения и требуя реакции.

– Поняла? – в голосе сталь, и тон не терпит возражений.

– Ддда, поняла.

У. Соболева. «Невеста для Хана»

Это была третья машина. Я не думала, что бежать будет настолько тяжело и настолько страшно. А еще… еще я не думала, что побегу вместе с Рамилем, и что он, и правда, помогает мне. У меня не осталось сил. Мы ехали много часов без перерыва, запутывали следы, перемещались в разных направлениях.

Мне постоянно казалось, что нас вот-вот догонят, и мое сердце разрывалось от предчувствия и от страха. Ведь нас точно преследуют. Нас ищут. Нас выслеживают, и если найдут, то мы позавидуем мертвым. Рамиль не мог этого не понимать и все же решился на это сумасшествие.

Рамиль никогда не сможет противостоять такому чудовищу, как его отец. Последнюю машину мы сменили, пересекая границу.

– Нет времени думать. Если нас ищут, то наша фора просто ничтожна. Нас пропустят мои люди, потом прикроют… но надеяться на их честность не приходится. Если дадут больше, чем дал я, нас сдадут с потрохами.

Рамиль взял меня за руку, открыл передо мной дверцу машины, пропуская внутрь. Но у самой границы он вдруг затормозил.

– Уезжаем обратно.

– Почему?

– Видишь, там вдалеке зеленая тряпка развевается на ветру?

– Да.

– Это означает, что нас нашли.

Боже! Я вся похолодела.

– Не страшно. Такое могло произойти. Вернемся и проскочим через другое кпп. Правда, придется заночевать в отеле.

– А это не опасно?

– Нет. Они не ожидают, что мы вернемся, и пойдут дальше, а мы остановимся там, где уже были. Поехали. Пока они уйдут вперед, мы проскочим на другой границе.

К гостинице мы добирались пешком и эту машину тоже бросили. Я безумно устала, и, наверное, у меня вот-вот откажут ноги. А еще ужас. Дикий и панический. Я смертельно боялась, понимая, что, если ничего не получится, лучше будет умереть самостоятельно.

И… какое-то странное ощущение предательства. Как будто я предаю ЕГО. И предавая, сжигаю за собой все мосты. Но как можно предать того, кто взял тебя в рабство… Но ощущение не покидало. Если мне удастся вырваться, я начну всю свою жизнь сначала. Я заберу маму и сестру, и мы уедем очень далеко. Денег за кольцо хватит на долгое время.

Но если ОН найдет нас, то, скорее всего, меня ждет мучительная смерть… а своего сына он пощадит. Я готова была с этим смириться. Ведь Рамиль сейчас так рисковал ради меня, на такое пошел. Я буду всегда ему благодарна.

И вдруг на какое-то мгновение я подумала о том, что вдруг нас никто не ищет. И почему-то от этой мысли стало больно слева, потянуло и заныло под ребрами. Какая-то часть меня привыкла к его одержимости, какая-то часть меня… ей нравилось, что Ахмад всегда рядом, всегда хочет видеть. От женщины такое не скрыть. Женщина чувствует, когда нравится и когда ее желают. И он желал меня. Желал так, как ни один мужчина на свете.

Но… но после того, что было там на поляне. Я сама себе не могла простить своей страсти, тому, как самозабвенно отдавалась своему палачу. Казалось, что в начале я предала саму себя и свои клятвы.

– Что это за гостиница?

Спросила у Рамиля и посмотрела на его профиль. Совершенно не похож на Ахмада. Совсем другое лицо. Никаких общих черт. И… почему-то теперь внешность Рамиля казалась мне слащаво-смазливой и… сильно проигрывающей его отцу.

Когда-то я бы многое отдала, чтобы вот так бежать с Рамилем. Я была бы счастлива. А сейчас. Сейчас меня радовал только побег, но не мужчина рядом со мной.

Мы оказались в гостинице в общем номере с двуспальной кроватью. Когда вошли в него, я косо посмотрела на постель, и Рамиль прикрыл за нами дверь. В ту же секунду он схватил меня в объятия.

Это было неожиданно, и я со всей силы оттолкнула его.

– Ты с ума сошел? Ты что делаешь?

– Викааа, – застонал он и снова привлек меня к себе. – Я мечтал об этой минуте так давно. Ты не представляешь, как я желал этого.

А внутри меня ничего не всколыхнулось, и даже сердце не замерло. Наоборот, поскорее захотелось высвободиться из липких рук бывшего жениха, и я попятилась назад.

– Что ты… все изменилось. Все по-другому.

– Что по-другому? Разве ты влюблена в моего отца? Он же чудовище! Разве не ты просила меня бежать от него, не ты умоляла спасти тебя?

– Но ты не спас… ты женился.

– Меня заставили. И ты прекрасно об этом знаешь!

– Когда… когда меня тащили в сарай рубить руки, разве ты вступился за меня?

– Я бы вступился… Вика… Викочка моя.

Бросается ко мне, хватает за плечи и накидывается на мой рот. Его ладони шарят по моему телу, а у меня все внутри переворачивается, и я отталкиваю его. Но он сильнее, сдавливает все мое тело, тащит к постели, заламывает руки. Кажется, он осатанел.

– Перестань… ты же хотела этого, разве не за этим ты бежала со мной и пошла в этот отель? Давай… ты же просила, хотела меня. Попробуй, каков я после него! Я ласковый, я…

Изо всех сил впилась зубами ему в губу и ударила коленом в пах. На меня накатила волна дикого ужаса, что сейчас в этом номере может случиться самое ужасное – этот никчемный трус изнасилует меня.

– Ах ты ж сука!

Заорал и схватил меня за волосы, дернул изо всех сил в сторону постели.

– Ты с самого начала принадлежала мне. Это он украл тебя. Он присвоил тебя себе.

– Отпусти! – заорала и схватила с комода пепельницу, со всей силы ударила Рамиля по голове. Отскочила в сторону и схватила со стола нож для резки фруктов.

– Я всажу его тебе в горло, не сомневайся!

– Вика! С ума сошла! Викааа… я же люблю тебя! – захныкал, держась за разбитый в кровь лоб, и шатаясь приближался ко мне.

– Не подходи! Слышишь? Не смей!

– Но ведь ты… ты же меня любила! Меня!

– Нет! – крикнула и вдруг поняла, что и в самом деле никогда его не любила. Что у меня помутился разум, и я просто не рассмотрела и не узнала этого человека.

– Лживая тварь… ты изначально так задумала? Увидела моего отца и поняла, что он богаче и выгодней? Как он тебя еще не порвал своим уродливым членом? Или ты извращенка?

Двинулся ко мне, со всей силы ударил по лицу и отобрал нож, которым я успела полоснуть его по щеке, завалил на пол, придавливая к нему всем телом.

– Он всегда и все отбирал у меня. Ненавидел. И тебя отобрал… но я не отдам. Ты моя. Трахну суку, и пойдем дальше. Моей теперь будешь.

Мерзко лижет мою щеку, и я вся трясусь под ним, чувствуя, насколько тяжелое его тело, и понимая, что… что не смогу сопротивляться слишком долго. Он намного сильнее меня.

Глава 21

И, нет, он не боялся, что кошка поранит Эрдэнэ… он испугался, что она убьет его лебедя… испугался настолько, что был готов пристрелить свою любимую и верную девочку. Но Лебедь не дала…

Шагнул решительно в залу, и Ангаахай резко замерла, обернувшись к нему. Момент, когда он окаменел, считывая эмоции на ее лице, ожидая привычную ненависть, ужас, неприязнь… но вместо них она вдруг улыбнулась и пошла к нему навстречу, а потом вскинула свои руки-крылья и обняла его за шею, уткнулась лбом ему в подбородок, привстав на носочки.

– Как долго тебя не было, – и склонив голову ему на плечо тихо добавила, – я скучала.

Растерянно сомкнул одну ладонь на ее талии, а второй накрыл золотистую голову и закатил глаза от удовольствия. Он тоже скучал. Да… именно так это называется. Он по ней скучал. Она перестала быть никем…

У. Соболева. «Невеста для Хана»

Я жил во мраке. В обжигающем вечном холоде. И никогда не представлял себе, что могу попасть под лучи света. Сама мысль об этом была мне чужда. Так как я привык быть ничтожным уродом. Я стирал малейшие проявления радости. Я не надевал никакого другого цвета кроме черного, и смеяться и веселиться при мне было запрещено. В моем доме не отмечали праздники, не пекли торты.

В моем доме было так же темно, как и перед глазами моих слепых дочерей. Им не нужен свет, и мне он не нужен. Я могу жить в полном мраке, как и они.

И вдруг… вдруг появилась ОНА. А я привык к темноте, привык, что ничто не мешает мне ходить на ощупь в моем мраке. И мне физически неуютно. Первое время меня просто до ярости слепил ее свет, и хотелось его выключить, погасить, отправить ее в темноту. Я словно отмахивался, закрывался, корчился, чтобы не подпустить к себе смертоносные лучи ее нежности. И ощущаешь, что наконец-то можешь дышать. Один вздох, другой, третий. И эти вздохи дарит тебе она. И я пытаюсь смотреть на свет и не жмуриться, не корчиться от боли. А потом начинать чувствовать ее тепло. Оно согревает и обжигает так, как не хочется верить, что кто-то или что-то может тебя, убогого, согревать. Но страх, что этот свет вырежет тебе глаза, постепенно отступает, и ты оглядываешься вокруг, замечая, что есть не только черные краски, что мир не окрашен в черное и серое. В нем есть оттенки, есть яркие до боли цвета, и это не только кроваво-красный. А есть и голубой… цвета небесной синевы, как ее глаза. И моя обожжённая шкура слазит, обнажая нежное мясо. Она говорит мне то, чего никто и никогда не говорил, она показывает мне краски, которых я никогда не видел, и постепенно я начинаю понимать, что больше не хочу во тьму, что мне нравятся цвета и оттенки, что я вдруг начинаю жить. Как будто вылез из склепа. Жалкое отродье, страшное настолько, что при взгляде на тебя у людей перекашивается лицо, а у женщин вырывается дикий крик.

И вдруг есть кто-то, кто не боится твоей уродливой личины, кто-то, кто касается ее пальцами, кто-то, кто способен поцеловать тебя в ответ и простонать твое имя.

Я впервые услышал «Ахмад» женским голосом. Я запрещал своим любовницам и шлюхам называть себя по имени. Слишком много чести марать его своими грязными ртами.

Я – извечное зло, погрязшее в мечтах о мести, вдруг поверил, что добро существует и заключено в теле этой хрупкой девочки с пшеничными волосами и очень нежной кожей. Настолько нежной, что, когда она прикасается ко мне, по моему телу бегут мурашки.

Я не представлял себе удовольствия без боли и грязи, без мрака и разврата, без отвратительного болота похоти и извращений.

Мне всегда было мало впечатлений. Мало одной дырки, мало криков и стонов. Мне нужна была обоюдная боль… и я не знал ничего иного. Если член вставал, то это всегда причиняло страдания, и на пути к оргазму я сам чуть ли не орал от боли… До того раза пока не взял ее впервые, пока не испытал возбуждение не от извращенных картинок, а просто от вида женской белой груди с нежными персиковыми сосками, когда впервые кончил не под вопли агонии, а под спазмы оргазма.

И никогда раньше мне не нужно было их наслаждение. Боль – да, страх, крики, слезы, но не удовольствие. Искаженное в муках лицо, судорожно сжимающееся влагалище или сфинктер, раздолбанная моим членом глотка, которую сводят рвотные спазмы… но они со мной на голодный желудок, потому что знают, что я трахну даже их пищевод.

А с ней не так. С ней хочется, чтоб ласкала, чтоб водила своим язычком, трогала руками, сосала своими пухлыми губами, и от одной мысли об этом яйцо поджимается и сводит судорогой пах. Ее оргазм как симбиоз всего, что я к ней испытывал, как подарок мне. Я ощутил себя одаренным, меня накрыло такой мощной волной возбуждения и удовольствия, что спазмы ее влагалища от оргазма оказались сильнее спазмов боли. Это была феерия, это был самый раздирающий экстаз в моей жизни, и я ошалел от того фейерверка, что взорвался в моем теле.

И я вдруг поверил, что у меня может быть по-другому, что все эти оттенки цветов, все эти вспышки радуги могу всегда быть со мной, что тьма отступила… Даже моя ненависть начала растворяться в этой радужной дымке. И мне вдруг кажется, что это благословение свыше, какой-то чистый подарок лично оттуда. Сверху. Когда-то я отказался в НЕГО верить. После смерти моей матери и братьев, после того, что сделали со мной люди, я больше не испытывал веры. Только ненависть, ярость и жажду мести. Я с ней вырос. Я с ней сплелся настолько, что не допускал и мысли о высших силах. Я считал, что ОН от меня отрекся. Настолько отрекся, что даже наказал моих ни в чем не повинных девочек.

Я больше не молился и не открывал Коран.

И вдруг… вдруг мне показалось, что Аллаена… что она не проклятие, а дар, что мне она послана свыше. Как тот самый свет, который ищет слепец, шагая на ощупь по раскаленным углям Ада.

Как же сильно оказывается я хотел увидеть хотя бы лучик, хотя бы проблеск. Что так жадно схватился за этот свет и больше никогда и ни за что не хотел его отдавать. Никому. Я мог бы за него убить.

Когда узнал, что ее не бывает дома по нескольку часов, вышел из себя. Ревность ослепила меня, ревность заставила меня буквально сочиться изнутри серной кислотой. Бросился к ней в комнату, и возле двери мне послышалось, что она с кем-то говорит.

– С кем ты здесь разговаривала?

– Я читала вслух.

– Читала?

– Да. Чтобы слышать свой язык, я читаю вслух.

– Куда ты уезжала вчера днем? М? Я знаю, что последнее время ты отсутствуешь по нескольку часов в день! Только не лги мне, или я сверну тебе шею!

– Я учусь. Азиза нашла для меня учителя по языку… Теперь я могу сказать тебе, что у тебя невероятно красивые глаза, и я хочу увидеть твою улыбку, Ахмад.

Она сказала это с ужасным акцентом на моем языке, но мне показалось, что эти слова прозвучали как песня. Я шагнул к ней, схватил одной рукой за горло, какое-то время смотрел в небесные глаза, а потом жадно впился в ее губы. Мне захотелось сожрать с них свое имя и почувствовать, какое оно на вкус.

Вот оно пиршество, вот они яркие брызги, взрывающиеся в голове и в грудине.

И меня впервые в жизни шатает от… счастья? Я вдруг понял, что обнимаю ее, трогаю светлые волосы и улыбаюсь, потому что она хотела увидеть мою улыбку.

– Скажи что-то еще.