Драконова Академия. Книга 3 Эльденберт Марина
Как он не захлебнулся собственным ядом, остается только догадываться, но я молчу. Смотрю на знакомую комнату — его комнату, в которой в последнее наше нормальное утро мы проснулись вместе. Я в его рубашке. Меня даже корежит от этого воспоминания, хотя казалось бы, корежиться уже нечему. Все, хватит. Чтобы это перебить, надо просто шагнуть туда и выполнить его условия, и тогда вспоминать — из хорошего — мне будет окончательно нечего.
Сжав зубы, я все-таки шагаю в портал и останавливаюсь в центре комнаты, Люциан проходит следом. На столике, который сейчас стоит у окна, у него весенне-летний натюрморт: в огромной хрустальной вазе с головой дракона, хвостом и крыльями фрукты, ягоды, на столе графин с водой. Легкие занавеси подбрасывает и подтягивает обратно к массивным окнам ветерок. Здесь, в отличие от разогретого последним весенним месяцем сада, не то что не жарко, даже прохладно.
За моей спиной с шипением закрывается портал, и я оборачиваюсь. А зря. Люциан уже стоит у шкафа, стянул свою парадно-военную форму. То есть брюки там остаются те же, а вот верх… не знаю, какой там будет верх, потому что сейчас он обнажен по пояс. Со спины, правда, но мне хватает. Чем они там занимаются на военном факультете? Он явно стал шире в плечах, и мышцы обозначились четче.
Он стягивает с вешалки рубашку, поворачивается, и я едва успеваю вернуться к созерцанию натюрморта, чтобы не выдать, что пялилась на него.
Господи, Лена. Что у тебя в мозгах? Если в анекдоте «Что не хватает в организме котенка, если он жрет полиэтилен» ответ был очевиден, то в моем случае его можно перефразировать так: «Что не хватает Лене, если она продолжает пялиться на Люциана».
Варианты ответа:
1) Мозгов
2) Самоуважения
3) Характера
4) Силы воли
5) Всего вместе
Что-то мне подсказывает, что выбирать надо пятый пункт, но злиться на себя бессмысленно. На него — тем более. К счастью, сегодня все это закончится. Все закончится в этой комнате, здесь и сейчас.
— Сначала уничтожь записи. При мне, — говорю я, поворачиваясь.
— Разлетался. Сначала ты сделаешь то, что я скажу. — Он уже накинул форменный пиджак, и значок военного факультета полыхает на нем синим пламенем.
— Я похожа на идиотку?
— Ты похожа на девицу, которая крупно вляпалась, Ларо. Похоже, у нас проблемы с доверием, но в данном случае твоя проблема гораздо обширнее, чем моя, и я уже начинаю терять терпение. — Он подошел к креслу и плюхнулся в него. — Насчет вставалки. Она мне не потребуется, потому что я к тебе не притронусь. Трогать себя ты будешь сама, поэтому раздевайся и приступай.
Вот теперь, несмотря на то, что моя жизнь никогда не была пуританской, я краснею, кажется, до корней волос.
— Ты хочешь, чтобы я…
— Ага. Сама доставила себе удовольствие. С чувством, Ларо, — он вытаскивает ягоду, похожую на земную черешню, и отправляет ее в рот. Точнее, зажимает между губами, пальцами тянет за черенок. — С наслаждением. Зажимашки не считаются. Не считается, если ты не кончишь.
— И что потом? — справившись с первыми чувствами, интересуюсь я.
— Потом я уничтожу записи. При тебе, — хмыкает он. — Обещать, что новых не появится, не могу, так что…
— Какая же ты тварь! — выплевываю я.
Люциан недобро прищуривается.
— Хватит болтать. А то я могу и передумать, или цена станет выше.
«Выше — это как?» — хочется спросить мне, но я молчу. От того, кто способен на такое, можно ожидать всего чего угодно. Моя фантазия с его на этом поприще явно не сравнится, поэтому экспериментировать нет ни малейшего желания. Подхожу к кровати. Сажусь.
Я что, действительно собираюсь это сделать?
Дергаю пиджак так, что от него чуть не отлетают пуговицы.
— Я же сказал, с чувством, Ларо, — ухмыляется он. — Это не совсем похоже на чувства.
Сказала бы я, что сейчас к тебе чувствую… да чтоб ты ежерога, взрослую особь, три дня рожал без обезболивающих заклинаний!
Я никогда не была вот прям скромницей-скромницей, но сейчас все внутри и снаружи продолжает полыхать. От корней волос до кончиков пальцев, я как будто превращаюсь в большой, в человеческий рост факел. Особенно когда наталкиваюсь взглядом на его взгляд, а он цепляет губами очередную ягоду. У меня в голове шумит, а перед глазами темнеет.
Точно.
Надо закрыть глаза, закрыть глаза и представить, что его здесь нет. Тогда будет проще…
— Глаза не закрывать, Ларо. Смотри на меня.
Он почти рычит, и меня прошивает током от этих ноток в его голосе. Шума в ушах становится больше, а голова кружится все сильнее. По ощущениям я или хлопнусь в обморок, или отключусь, как случилось, когда голос в голове во время поцелуев с Валентайном заорал: «Нет». Но сейчас этот голос молчит, тело становится горячим и тяжелым, а пальцы — непослушными. Они цепляются за пуговицы на рубашке, срываются, снова цепляются.
Грудь тоже тяжелая, а от прикосновения запястья к соску даже через белье я вздрагиваю. В меня словно снова ударяет разряд: от ощущений? Или от взгляда Люциана? Который становится раскаленным, звериным, в вязком клубящемся золоте магии королей плавятся две вертикальные щели зрачков.
— Можешь не раздеваться до конца. Освободи грудь. И поиграй с ней.
Кажется, я перестаю быть собой, а еще кажется, что схожу с ума. Потому что одна часть меня в шоке, а другая… другая наслаждается тем, что происходит. Медленно тянет кромку лифа вниз, накрывает ладонями грудь. Сжимает чувствительные острые вершинки между пальцами, и при этом еще и облизывает губы.
Тело становится не просто чувствительным, оно все как оголенный нерв, и уже кажется, что это не я ласкаю себя, а он. Взглядом. Совершенно жутким, затягивающим, как золотой водоворот, взрезающим яркость чувственных ощущений, делая их еще острее. Дыхание срывается, а следом за ним — стон. Я сама не понимаю, как это происходит, почему он такой низкий, такой глубокий… и почему так хочется выгнуться. Выгнуться всем телом, добавляя порочной откровенности.
— Ниже, — командует он, и ладонь сама собой стекает по животу, по юбке вниз, между разведенных бедер. От прикосновения к самой чувствительной точке тело превращается в сгусток желания, и в том, чтобы двигать пальцами там, внизу, больше нет никакого стыда. Не остается сомнений в правильности происходящего, только это горячее чувство, рождающееся внутри.
Только взгляд глаза в глаза.
Миг — и Люциан оказывается рядом, от такой дикой близости меня выносит волной драконьего жара, меня опрокидывают на кровать, и поверх моих пальцев ложатся его. Нажим становится сильнее, резче и жестче, перед глазами плавает золотой взгляд, и, почему-то — в точности такой же, только прошлогодний, и поцелуй в беседке, и рассыпающееся над нами звездное небо.
Его пальцы резко врываются в меня, и звездное небо действительно рассыпается, только уже здесь. В этой комнате. На его кровати.
Я выгибаюсь, хватая губами воздух, а звезды все падают, падают, падают и отражаются в его глазах до тех пор, пока внутри накатывают волны острого, упоительного наслаждения.
После чего меня резко выбрасывает в реальность.
В осознание того, что только что произошло.
Глава 10
Глава 10
Сказать, что я была в шоке — значит, ничего не сказать. Внутри еще прокатывались отголоски сладкой дрожи, а снаружи я пялилась на Люциана, не представляя, как вообще позволила ему это сделать. Не представляя, как вообще могла получать от этого удовольствие, и еще больше — что мне со всем этим делать дальше.
«Как минимум, белье поправить, Лена», — прозвучала в голове ехидная мысль. А внешне прозвучала совсем другая:
— Мне кажется, или мы не договаривались, что ты будешь меня касаться?
Он отдернул руку. Так, будто обжегся или что похуже.
— Мне кажется, мы договорились, что условия здесь ставлю я.
— Договорились. Еще мы договорились, что ты удалишь все записи после представления. Представление окончено, можешь удалять.
Люциан наградил меня злым взглядом, но мне было не до этого. Я поправила верх белья и сосредоточилась на том, чтобы застегнуть блузку. Понимала, что если не сделаю это быстро и не уберусь отсюда, у Эстре будет очень чудесный день. Темная магия или светлая, или просто кулак в нос — дело десятое. Избиение принцев в драконовых королевствах вряд ли законами одобряется, поэтому я подхватила пиджак и поднялась.
Что касается вышеупомянутого принца, он по ощущениям тоже готов был убивать. И, что самое веселое, в этом случае Люциан скорее всего отделается легким выговором.
— Каждый день таким развлекаешься, Ларо? Выглядишь довольной.
— А ты нет. Видимо, давно не трахался, и мозги съехали окончательно. — Я на всякий убрала руки за спину, посмотрела на него в упор. — Удаляй.
Он приподнял брови. А потом усмехнулся и поднес к моему лицу пальцы. Те самые, которые только что побывали во мне.
— Оближи.
Я держалась. Я правда держалась, но в этот момент моя рука сама собой совершила предсказуемый резкий выпад и влетела в нос Драгона. Настолько отточенным, четким жестом, что он не успел закрыться, и получилось смачно. Его шатнуло назад, он схватился за лицо, а я показала ему знакомый по собственному миру жест.
— Облизывай сам, отрыжка драконьего мира.
После чего подхватила валявшуюся на полу сумку и направилась к двери.
— Насчет удовольствия, — бросила на ходу. — Это было легко. Я просто представляла Валентайна.
Шарахнув дверью от души, я окончательно успокоилась. Причем по всем пунктам. Ему придется удалить эту запись, потому что в противном случае я всем расскажу о том, что здесь произошло. От моей репутации уже давно остались лоскутки, а вот шантаж и принуждение девушки к такому… ну посмотрим, как местное общество на такое реагирует. Не говоря уже о том, что даже если и это сойдет ему с рук, то в глазах друзей заминусит сразу тысячу баллов.
Именно потому, что я — это я.
Да и не только друзей. В глазах всей Академии.
По-хорошему, мне бы сейчас в душ, смыть с себя все это, но в душ я катастрофически не успевала. Даже если прыгнуть темным порталом в магистрериум, что само по себе риск, я все равно могу опоздать и начнутся вопросы от Валентайна, а вопросы от Валентайна мне сейчас точно ни к чему. Поэтому я предпочла пройти пешком через парк, глубоко дыша и стряхивая с себя остатки чувственных прикосновений, от которых горели ладони, пальцы и все внутри.
Ленор, судя по ощущениям, еще не успела познать опыт плотской любви, поэтому случись Драгону потребовать «право брачной ночи» на полном серьезе, я бы познала все эти прелести за нее. Но к слову, я в своем мире тоже не успела ничего попробовать (и слава всем богам всех миров, что Земсков не стал моим первым мужчиной), поэтому все самое интересное мне еще предстояло.
Парк, который я впервые увидела чуть меньше года назад, сейчас тоже преобразился. Цветы пахли так, что от ароматов начинала кружиться голова, лепестки кружились над дорожками и оседали мне под ноги. А в Питере мы с Соней ходили смотреть на сакуру. Не только смотреть, но и фоткаться. Сейчас же у меня не осталось даже моего старенького Самсунга, чтобы просмотреть фотки, воскресить те дни в памяти.
С каждой минутой я становилась все дальше от своего мира, все дальше и дальше, образы близких людей стирались, оставляя только обманку воспоминаний, а в этом… Даже Дракуленок ко мне больше не приходит, драконяка такая. В Академию-то не может по понятной причине, но дома у Валентайна мог бы навестить. Тем более что там повсюду его родственная магия.
А как говорил! Какую лапшу на уши вешал!
Эх.
Мне оставалось пройти еще несколько поворотов, когда я услышала из-за ближайшего дерева:
— Пс-с-с! — и остановилась.
Наверное, если бы оттуда выглянул Дракуленок, я бы и то не так удивилась. Как тому, что оттуда выглядывает Драконова, по-шпионски озирающаяся, которая машет мне рукой, приглашая подойти ближе.
Своим глазам, в отличие от всего остального, я верила, поэтому, зыркнув по сторонам (паранойя такая паранойя), все-таки влезла на газон через цветущие кусты, потревожив местных аналогов пчел. Небольшие красные насекомые с золотыми полосками на спинах назывались въялл, и в этом мире они были ответственны за опыление. Правда, мед не делали, но зато и не кусались, жал у них не было. Несмотря на это, недовольное жужжание заставило инстинктивно поежиться и быстрее рвануть в заросли, где пряталась Драконова. А в том, что она пряталась, сомнений никаких не было: София нырнула за дерево сразу, как только я направилась к ней, и скрылась в самой гуще парковых зарослей, на небольшой, образованной высокими кустами полянке.
Вспомнив, чем наше с Соней пребывание на полянке закончилось в прошлый раз, я даже замерла, перед тем как пролезть в арку веток. Но все-таки пролезла: раз уж пошла в кусты, надо идти до конца. Не говоря уже о том, что София Драконова и Соня Драгунова — как небо и земля.
— Привет, — шепотом сказала София и следом добавила cubrire silencial: — Вообще-то меня не должно тут быть, так что потом никому ни слова, хорошо?
— Я как бы догадалась, что не должно, — хмыкнула я. Непривычно было видеть ее в кустах и без формы, в смысле, одетой в домашний легкий сарафанчик, со стянутыми в хвост волосами. Опять в голову пришла сумасшедшая мысль, что так могла бы ходить Соня, и я пнула ее изо всех сил. Мысль, разумеется, а не Драконову. Что только в голову не придет.
— В общем, я открыла портал прямо из своей спальни. С маминой виритты. У нее доступ, она может вот так открыть портал в любую точку Академии, потому что она папина жена… ну, ты понимаешь.
Понять я могла, точнее, понять, о чем она. Драконову, как прямому потомку отца-основателя, доступ предоставлен круглосуточно без запроса взлетно-посадочной полосы, и его жене тоже. А вот почему Драконова так волнуется — нет.
— Мне нужно кое-что тебе рассказать, — выдохнула она. — Но рассказать это по виритте я не могла. Папа заблокировал мои сообщения с тобой и внедрил просматривающее и прослушивающее заклинание.
Я приподняла брови.
— Это касается твоего дела… То есть того, что вынесли на рассмотрение. Ну, суда. Я случайно услышала, как папа с Годарханом — это наш… ну, семейный… короче, тот, кто будет выступать одним из обвинителей, обсуждали одну вещь. И решила, что тебе лучше об этом знать. И магистру Альгору тоже. — Она глубоко вздохнула, а я всерьез задумалась о том, узнаю ли что-нибудь сегодня. А еще о том, что Соня тоже любила начинать все рассказы издалека. Очень издалека.
Я ущипнула себя за руку и Драконова, которая открыла было рот, осеклась.
— Ты чего?
— Нет, ничего, — покачала головой. — Продолжай.
— Хорошо. Так вот. Они откуда-то подняли материалы по делу, в котором твоя мама — она же была ученой — работала над каким-то секретным проектом. Этот проект был связан с темной магией, и, если не ошибаюсь, во время работы над ним она уже была беременна. Они хотят использовать это в… ну, в общем, на заседании, хотят доказать, что Эвиль Ларо намеренно ставила на себе эксперименты, чтобы вживить в своего ребенка, то есть в тебя, темную магию. И раскрутить эту историю по полной. Так что вот. Я просто хотела, чтобы ты знала. Если это как-то поможет… Потому что я считаю, что это отвратительно! Что так быть не должно. И вообще я очень сожалею о том, что произошло, и что никто тебе не верит.
Выпалив все это, Драконова замолчала, чтобы перевести дух. Что же касается меня, мне тоже нужно было его перевести. Основательно. Подумать, сопоставить факты. Значит, мама работала над секретами темной магии. Но для кого? И — даже если принять как данность, что Драконов с местным прокурором хочет поковыряться в этой истории, София пришла, чтобы обо всем мне рассказать.
Поразительно. Если только не…
— Как ты узнала о том, где я буду?
— Ну это единственное место, где я могу тебя поймать. Мне пришлось пообщаться с бывшими подружками — с теми, кто не дружит с Клавдией, и выяснить, что ты ходишь на занятия к Альгору каждый день. Именно так и именно этим путем. Я это не один день готовила, — с гордостью заявила София. После чего добавила, неожиданно округлив глаза: — Постой. Ты мне не веришь?!
Ну… да. Говорить это в лицо девушке было как-то странно, хотя, после всего что было, может и не странно.
— Мы с тобой, мягко говоря, не подруги, — напомнила я.
— Но это не помешало тебе броситься меня спасать, — резонно возразила София.
Да, и ведь не поспоришь. Но Драконова уже обиделась. Тряхнула головой, сбросила мешающее другим подслушать наш разговор заклинание, нахмурилась.
— Ладно. Дело твое. Я тебе все рассказала, а дальше решай сама.
Портал через виритту Драконовой-старшей раскрылся в каких-то сантиметрах от меня, и я увидела комнату Софии. Ненадолго.
— Подожди! — успела только крикнуть, но она уже ушла.
Насмешливо шикнув, погасла последняя искра пространственной светлой магии, а я, попытавшись поймать ее ладонью, вздохнула. Вот и поговорили.
Драконова, похоже, в самом деле обиделась, но и я хороша. Конечно, после всего, что между ними было, мне тоже можно придумать оправдание, но ведь я правда бросилась ее спасать, невзирая на то, что происходит (или было) между нами. То есть между ней и Ленор. Так почему сейчас отказываю ей в искренности намерений?
Вздохнув еще раз, я выгреблась из кустов. Сначала из одних, потом из других, снова подняв недовольное жужание, и направилась к Валентайну. Из головы не выходили слова Драконовой об эксперименте, или, точнее, о работе мамы Ленор с темной магией, а еще, как ни странно, сама Драконова.
О том, что она рисковала, когда пришла сюда, чтобы мне помочь. О том, что это вообще не похоже на Софию Драконову — по крайней мере, на ту, которую я знала, и о том, что стоило ее хотя бы поблагодарить. Что теперь у меня физически не получится, потому что связь через ее виритту нам заблокировали.
Прямо те же методы, что и у Хитара с Максом.
Погруженная в свои мысли, я уже не замечала красот цветущего парка, очнулась только окунувшись в прохладу холла магистрериума. Прохладу в том числе и по свету, прямо под окнами у него росли раскидистые деревья, создающие тень и пропускающие дневной свет в строго ограниченных количествах. Глянув на увековеченный на магическом «бронзовом» свитке девиз Академии — «Магия есть жизнь и все сущее, но истинная магия — это знания» — мерцающий над портретами выдающихся магистров, которые ныне уже не с нами, я направилась коридорами в знакомый мне кабинет.
Валентайн стоял у окна в привычной позе, сцепив руки за спиной.
— При…
Он обернулся так резко, что я подавилась окончанием фразы. Не столько потому, что глаза его были залиты тьмой, сколько потому, что он спросил дальше:
— У тебя был секс, Лена. С кем?
«С Драконовой!» — хочется выдать мне, но я не выдаю. Мне нельзя выдавать Драконову, тем более что она мне только что помогла, а вот выдать Валентайну все, что я о нем думаю, очень хочется. Но ему, по-моему, без разницы вообще. Даже если я скажу, куда он может идти, и приложу пеший путеводитель с соответствующими знаками, один из которых недавно показала Люциану.
Как он вообще об этом узнал?!
— Если ты настолько осведомлен, в следующий раз настраивай свою осведомлялку и на то, чтобы она тебе показывала, с кем. Можешь даже процесс записывать, если хочешь. — Сарказма во мне хватит на десяток Валентайнов, а не на одного, и нечего мне тут глазами темнеть и сверкать. — Отвечать на твой вопрос я не буду, поскольку а — это мое личное дело, и б — в нашем мире это называется «личные границы», спрашивать о таком в приличном обществе не принято.
— Где ты здесь увидела приличное общество, Лена?
Действительно, где?
— Очень самокритично, — хмыкаю я. — Но если ты не планируешь заниматься со мной магией, я, пожалуй, пойду. Обсуждать мою сексуальную жизнь с тобой я точно не собираюсь.
— А с кем собираешься? — вкрадчиво интересуется Валентайн, шагая ко мне.
— С ректором! — выдаю я и с наслаждением отмечаю, как вытягивается его лицо. — Мы с ней так часто видимся, что скоро станем закадычными подружками. Будем звать друг друга на чай и беседовать о мужчинах, так что ты уж постарайся, чтобы ей было что вспомнить.
— Что такое чай? — справившись с первыми чувствами, а судя по серебряным искрам во тьме его глаз, их много, холодно интересуется Валентайн.
— Это напиток такой. Здесь похожий на него называется ранх. Могу устроить тебе небольшой ликбез по миру, в котором я обитала, — пожимаю плечами.
От Валентайна полыхает (если так можно выразиться, потому что темная магия — это холод) силой, настолько яростной и мощной, что кожа покрывается мурашками вмиг. Чисто на физиологическом уровне, а я просто развожу руками:
— Так что? Ликбез по моему миру или занятия?
— Занятия.
Киваю.
— Вот и отлично.
У нас с ним 1:1. Впрочем, с Люцианом у нас тоже 1:1, счет открыт, игра продолжается.
— Садись, Лена, — он указывает взглядом на стул.
Я же думаю о том, как он меня вычислил. И не спросишь ведь теперь, сама слезла с темы, а возвращаться не хочется вот вообще.
Валентайн устраивается за столом, и я следую его примеру. Раздумываю, как бы сказать о том, что мне выдала Драконова и не выдать ее, когда он снова интересуется:
— Как прошел день?
Да чтоб его! Лучше пусть про секс спрашивает, потому что от таких вопросов я теряюсь. Особенно после наших отношений «на удаленке», в смысле отношений, которых нет. Он несколько месяцев моими днями и ночами не интересовался, стоило мне столкнуться с Драгоном, как у Валентайна мигом проснулся исследовательский интерес. У меня вообще ощущение, что я его интересую только при наличии Драгона в радиусе действия, а когда Драгона нет…
— Чудесно, буду покупать новую сумку, — я киваю на свою измазанную.
— Что с этой не так?
— В нее случайно попала очень грязная грязь.
— Случайно?
— Совершенно.
Он молчит так долго, что я уже хочу спросить, не выйти ли мне, когда Валентайн произносит:
— Меня тоже не очень любили в Академии.
Моя челюсть. Моя челюсть!
— Ты здесь учился?
— А где я, по-твоему, должен был учиться? — приподнимает бровь Валентайн. — Несмотря на то, что я зачастую знал больше магистров, меня отправили сюда. Военный факультет дался мне нелегко. Не потому, что меня травили, а потому что я каждый день вынужден был думать о том, как бы кого-нибудь не убить, и о том, что с идиотами связываться себе дороже.
Э-э-э-это определенно был нежданчик. Для меня так точно.
— Зачем ты вообще учился?
— Это было одним из обязательных условий, чтобы я мог остаться в Даррании. Мне даже выделили отдельные апартаменты. И четверых сильных боевых магов, которые дежурили рядом с ними. Якобы, чтобы защитить меня от провоцирования конфликтов, но на самом деле, чтобы защитить всех от меня. Что, впрочем, не мешало им отворачиваться, когда во время занятий на полигоне мои однокурсники решали что-нибудь выкинуть.
То есть мне еще повезло, что за мной не ходят четверо сильных боевых магов? М-да-а-а-а.
— Друзей, как я поняла, у тебя не было.
— Моя попытка подружиться закончилась не лучшим образом. Меня подставили так, что я как минимум должен был вылететь из Академии, как максимум — из Даррании. Если бы не вмешался Ферган, так бы и произошло.
Он говорил, и в его словах не было чувств. Никаких. Вообще. Я не была уверена, что он тогда их испытывал, но ситуация, конечно, все равно отстой. Я вот еще несколько месяцев с этим живу, а Валентайн сколько?
— А Фергану ты был нужен, чтобы заниматься с Сезаром, — сказала я.
— Примерно так. Ему и Эстре.
— Уволь меня от истории твоего знакомства с Эстре, — фыркнула я. — Это не для моих ушей.
— Ревнуешь, Лена? — Вопрос почему-то выбил меня из колеи, а пока я вбивалась обратно, Валентайн подался вперед и взял мою руку в свою.
Я отдернула пальцы. Прикосновение обожгло, напоминая о ненужных эмоциях, пережитых в ту «новогоднюю» ночь.
— Нет. Просто подробности чужой личной жизни — в отличие от некоторых, меня не интересуют, — резко ответила я, и, дабы не развивать эту тему и не смотреть лишний раз в опасно сверкнувшие глаза Валентайна, добавила: — У меня есть информация о том, что Драконов собирается использовать работу моей матери… то есть матери Ленор с темной магией на разбирательстве по моему делу. Оказывается, она проводила какие-то опыты или какие-то эксперименты до моего… тьфу ты! До рождения Ленор. Точнее, когда носила ее. Ты что-нибудь об этом знаешь?
В глаза ему все-таки смотреть приходилось, а вот тему я перевела удачно. По крайней мере, пока.
— Откуда информация?
— А это критично? — я пожала плечами. — Не все враги, как может показаться на первый взгляд.
— И правда не критично, — подозрительно легко согласился Валентайн. — Совет на будущее, Лена. Привыкай говорить «моего», так будет проще. Не одергивай себя.
— Одергиваю только в твоем присутствии, — заметила я. — Потому что только ты знаешь обо мне все.
Он чуть подался назад и сцепил пальцы. Глядя на меня поверх, из-за чего создавалось ощущение, что меня гипнотизируют.
— Хорошо, — неоднозначно произнес Валентайн.
— Хорошо — что?
— Хорошо, что только я знаю о тебе все.
Не уверена. Но то, как он это произнес, с привычными драконособственническими нотками, мне не понравилось.
— Темная магия. Эвиль Ларо, — напомнила я. — Ты что-то знаешь?
— Нет, — он покачал головой.
— Нет?!
— Нет.
— Но ты же единственный, кто владеет ей в Даррании! Ладно, еще Сезар, но Сезар в то время был ребенком.
Валентайн улыбнулся уголком губ и тут же нахмурился. Это переключение было гораздо более заметным из-за того, что его улыбки в последнее время были редкими. Тем более улыбки, адресованные мне.
— В темной магии многие заинтересованы, Лена. Она сложнее поддается управлению и контролю, чем светлая, но все же при знании нужных ритуалов и достаточной силе мага вполне возможно заимствовать ее элементы и внедрять их в светлые уравнения. В таких случаях она поглощает свет и заклинание становится усиленным тьмой.
— Ой-ой, а можно попроще?
— Попроще можно. Таким образом было совершено покушение на Керуана. В те времена в Даррании темным был только я, и я сидел в подземелье. Точнее, принимал правила игры светлых, потому что возвращаться домой мне совсем не хотелось.
— Но каким образом темные знания попадали к светлым?
— Мало ли. Наши земли не всегда были так строго разграничены. Более того, тайные знания, темная власть… хорошее искушение. Особенно если знаешь, где взять. Или, — он произнес это как-то на удивление спокойно, — если кто-то подсказывает.
— Например, кто?
Валентайн промолчал.
— Твой отец?!
Он поморщился:
— Адергайн воспринимает всех как игрушки. Ему нравится стравливать людей и драконов, так что не стану исключать. Хотя в данном случае для него это слишком мелко. Вот ты — другое дело.
Теперь поморщилась я.
— Ты так и не разобрался в том, что произошло?
— Да нет, Лена. Я во всем разобрался. Тебя каким-то образом, почему-то именно тебя, зачем-то именно тебя привели сюда для меня. Ради черной страсти или чтобы натравить на тебя светлых — при наличии в тебе темной магии такое рано или поздно случилось бы.
— Зачем?! — вырвалось у меня.
— Затем, что Адергайну нужно, чтобы я вернулся.
— А я-то тут при чем?!
Валентайн снова подался вперед. Больше он меня не касался, его рука замерла в миллиметрах от моей ладони.
— При том, что ты — та, ради кого я порву глотку любому. Даже если на моем пути встанет Ферган, и мой отец это знает.
Глава 11
Глава 11
Вместо того, чтобы спать, я лежала и рассматривала потолок. На потолке моей комнаты ничего интересного не было, разве что тени, вставать и задергивать шторы мне было лень. Спать, видимо, тоже, потому что как я ни пыталась плотнее слепить веки, они расклеивались, и перед глазами снова стояли тени, а в ушах — весенне-летний шум листвы.
Залетавший в окно ветерок щекотал мне кожу моими же собственными короткими волосинками — из тех, что для связи с космосом, то есть которые новорожденные и заново отрастают. Помимо щекотки он приносил с собой ароматы цветения и весны, и я понимала, что еще чуть-чуть — и птицы начнут орать на все голоса. Ну то есть петь, конечно же, а еще спустя какое-то время, подменяя смену трех лун, взойдет местное солнце, и все, привет, новый день.
Вчера я чуть не дала еще и в нос Валентайну после его заявления. Глотку он, видите ли, Фергану перегрызет. За меня.
А нормально поговорить?
Эстре он, видимо, тоже за меня трахал. Ну и молчал все это время, и ходил, как морозильник — тоже исключительно за меня. Из-за меня. Как бы я ни пыталась понять этого темного, получалось смутно. Хотя я даже понимала, из-за чего. Расти я с детства рядом с Адергайном Ниихтарном, я бы тоже больше беспокоилась за его планы, и держалась подальше от причины, которая может спровоцировать не пойми что.
Наверное.
Не знаю.
Обидно все равно было, но я проглотила эту обиду, запила ее водичкой и даже относительно нормально позанималась темной магией, резко свернув этот разговор. Мне больше не хотелось вникать в темные планы темных, мне хотелось как можно скорее а) выяснить, что произошло с моими родителями, б) сдать экзамены и в) доказать всем, что я не верблюд. В смысле, доказать это во время разбирательства, а не тем, кто считает меня злом во плоти, на них мне плевать.
Еще мне плевать на Валентайна.
Я могла бы понять, если бы он сразу мне все сказал, а не вел себя так, будто своим поступком я перечеркнула все, что могло между нами быть. Я ведь правда ничего не понимала, думала, что все дело во мне, в том, что я тогда накосячила. В том, что осталась с Люцианом. На балу в смысле.
На Люциана мне было не плевать. В том самом смысле, что я размышляла о перспективах дальнейшего нашего общения. Нет, по доброй воле я с ним общаться не стану, думаю, как и он со мной, но, если он в очередной раз вздумает выкинуть что-то подобное, я должна быть готова. По-настоящему готова, чтобы дать ему отпор, а не то, что он хочет.