Драконова Академия. Книга 3 Эльденберт Марина
Ух, как его проняло! Потемнели до черноты не только его глаза, но столовая, которая только что была светлой. Начали выцветать краски и растворяться ощущения жизни. На мгновение. Потом все вернулось в норму. Валентайн сложил руки на груди и посмотрел на меня сверху вниз:
— Я не собирался от тебя отказываться, Лена. И к твоему предложению тебя покормить мы тоже еще вернемся. Когда улягутся чувства. Когда я смогу воспринимать тебя исключительно как… — он усмехнулся. — Дорогую сердцу любовницу.
Я не залепила блюдом ему в физиономию лишь потому, что действительно хотела есть. Впрочем, уже в следующий момент поняла, что у меня опять пропал аппетит, а еще — что при виде того, что сейчас лежит на блюде у меня теперь будет автоматически включаться режим «тошнота». Поэтому я аккуратно поставила тарелку на стол и, развернувшись, все-таки вышла за двери. Оставив за ней Валентайна и надежду на то, что между нами может быть что-то, не связанное с темной магией. Не связанное со светлой магией. Вообще никак не связанное с магией. Сильнее любой магии в мире.
Глава 5
Глава 5
Люциан Драгон
— … станут мужем и женой, — звучание камня роарана, говорившего голосом папочки, эхом разнеслось по залу и тут же утонуло в грохоте аплодисментов. Посвященных, разумеется, главной паре зимнего бала в королевском дворце, читай Сезару и Женевьев.
Брат стоял рядом с отцом, весь такой красавец в темно-синей военной форме, надежда и оплот Даррании, чтоб его. Не говоря уже о том, что эта надежда и оплот Даррании тоже носил в себе темную магию.
Ха.
Люциан залпом опрокинул в себя бокал дорнар-оррхар: на взрослом празднике полагаются взрослые напитки. Пока папаша не видит, можно и расслабиться. Главное не блевануть потом от сладких речей поздравлений, которыми зальют будущих мужа и жену. Хотя блевануть будет сложно, скорее, все от сладости слипнется.
А самое паршивое что? То, что поздравлять сейчас брата и будущую королеву нужно идти ему. После отца, который говорил о том, что безумно счастлив принять в их род Женевьев и все такое. После родителей Женевьев, которые, разумеется, рассыпались словами о том, как они счастливы в этот род войти. Еще бы они не были счастливы. Отец, судя по его настроению, надолго правителем не задержится. Спит и видит, как бы посадить на престол наследничка, а там… там и с помощью дочки можно будет поближе подобраться к правлению.
Тьфу!
Заложив руку за спину, Люциан приблизился к Сезару и Женевьев. С таким видом, словно его и правда тошнило, кисло процедил:
— Поздравляю, брат. Поздравляю, Женевьев. — По традиции требовалось ей поцеловать руку, вот он и поцеловал. Коснулся губами тонких, затянутых в жемчужно-белую перчатку пальцев.
Если можно было представить себе более правильную, более тошнотворную принцессу, то она сейчас стояла перед ним. В своем бледно-голубом платье, искрящемся, словно по ткани рассыпали крошку звезд. С золотыми, убранными наверх волосами, украшенными пока еще родовой диадемой.
Очень скоро она сменится диадемой принцессы.
Очень, очень скоро. Свадьбу назначили на середину лета, сразу после выпускных экзаменов и защиты на Полигоне Препятствий, которую в обязательном порядке проходят все выпускники военного факультета. Это время пролетит как один миг. По щелчку пальцев, а значит, уже летом Сезар станет мужем Женевьев и, с наибольшей вероятностью, отец отречется от престола в его пользу.
Тьфу еще пару раз.
— Благодарю, Люциан. — У Женевьев был на удивление низкий для драконессы голос. Взять ту же ректора Эстре, она тоже так… порыкивала, но это скорее сформировалось от привычки командовать сначала в семье, потом в Академии, потом всеми и вся. Что же касается Женевьев, он поднимался, казалось, изнутри нее, как поток огненного пламени. От него впору воспламеняться, как от дыхания дракона, решившего показать всю свою внутреннюю ярость. Глаза, словно противодействие этому огню — большие, светло-серые, как охлаждающая легкая пелена, затягивающая небо посреди знойного летнего дня. Взгляд решительный и прямой.
Да, с принцессой папочка точно не ошибся. Несмотря на свою видимую хрупкость, в этой девице однозначно была сила.
— На здоровье, — не удержался Люциан, и улыбка Женевьев погасла. А впрочем, какое ему дело до ее улыбок? Задерживаться здесь, посреди этого сверкающего великолепия, где все до тошноты знакомо и набило оскомину, он точно не собирался. С закрытыми глазами мог перечислить, кто из приближенных отца и с какими фальшивыми комплиментами будет приветствовать друг друга и его.
Тьфу десятикратно.
Поэтому, отпустив руку Женевьев, под тяжелым взглядом отца и брата, Люциан начал пробиваться по начищенному до блеска паркету к дальним дверям. Уходить, когда еще не закончились поздравления — не по этикету, ну да вряд ли его кто-то хватится, кроме двух королей. Настоящего и будущего, а как раз на них, на их мнение ему плевать.
По дороге он выцепил в толпе отца Аникатии. С поджатыми губами, он держался прямо, будто проглотил палку, буравил его ненавидящим взглядом. Мамаша бывшей подружки, цеплявшаяся за него как за последнее уцелевшее крыло, так смотреть не смела, переводила растерянный взгляд с мужа на Люциана и обратно. Общаться с ними он не собирался, особенно после того, что выкинула их дочь.
Аникатии здорово повезло, что в дело вступила темная магия, и ее подлость осталась в стороне, но самой сути это не отменяло. Папашиного советника обязали выплатить компенсацию Драконову, компенсацию Академии, самой же Аникатии было запрещено появляться на балах в течение полугода. С Лузанской была та же история, только у Лузанской еще было и предупреждение «до первой провинности», она вроде как продолжала учебу на испытательном сроке. Проще всех отделалась Эстре, но думать об этих девицах сейчас ему не хотелось.
Хотелось… а драх его знает чего.
С той ночи жизнь окончательно стала тусклой и пустой. Люциан пытался найти смысл, но не мог. Даже общаться с Драконовой не хотелось, да и София, насколько он понял, таким желанием не горела.
Люциан сам не заметил, как ноги привели к покоям младшей сестренки. Сегодня, в праздничную ночь, она из-за возраста не могла присутствовать на балу, да и не виделись они толком почти полгода. Пересекались пару раз за последние дни, поздоровались… а ведь раньше все было по-другому.
Раньше.
До Ленор Ларо, будь она проклята!
— Привет! — Люциан толкнул дверь и вошел, сидевшая на диванчике Нэв вскинула на него яростный взгляд:
— Стучать тебя не учили?
— Ладно, ладно, — он вскинул руки. — Не в духе? Даже несмотря на гору подарков?
Подарков действительно была гора. Сложенная у украшенной искрами артефактов стены в личной гостиной сестренки. По традиции, подарки укладывали в вечер перед Главной ночью зимы, а наутро раскрывали все. За ночь они должны были «напитаться» магией Тамеи и добрыми намерениями дарителя… бред, конечно, но традиционный бред. В этот раз Люциан даже не выбирал для нее подарок сам, просто заплатил слугам, поэтому понятия не имел, какого цвета коробка.
— Дело не в подарках, — Нэвьери сама поднялась, отбросила длинные рыжие волосы за спину, — а в том, что я не хочу тебя видеть.
— Вот как. Все еще дуешься?
— На что? — Девочка вскинула брови. — На то, что выбрал Ленор Ларо, а не меня? Или на то, что выбрал Софию Драконову, а не ее?! Брось, Люциан! Если дуться на каждый твой интерес, то можно лопнуть за пару секунд!
— Ха-ха-ха. — Он сложил руки на груди, приблизился к ней. — И давно ты научилась так разговаривать?
— Давно, — хмыкнула Нэв, отступая. — У меня было много времени, Люциан. Очень много, пока ты вспомнил о том, что у тебя есть сестра.
— Да брось. Я пришел к тебе, потому что не хочу проводить время с этими чванливыми идиотами. Мы же всегда были вместе, Нэв. Вместе против всех. Все как всегда.
Сестра покачала головой.
— Для тебя может быть. Для меня нет.
— Интересно, — раздраженно произнес Люциан. — Это еще почему?
— Потому что я больше тебе не верю. И если будет выбор между твоей компанией и одиночеством, я предпочту остаться одна.
От такого заявления он на миг опешил. Потом разозлился. Потом захотелось сказать маленькой дерзкой нахалке все, что он думает по этому поводу, но Люциан сдержался. Сунул руки в карманы. Кивнул.
— Как знаешь.
Развернулся и вышел, за дверями от души приложив кулаком камень до сбитых костяшек. Все разваливалось к драхам просто на глазах. Все — даже отношения с сестрой, в которых все было нормально до тех пор, пока не появилась Ленор Ларо. Точнее, пока она не вошла в его жизнь, разрушив ее до основания.
Ну да ничего.
Прислонившись к стене, Люциан поднял кулак с кровоточащими пальцами и прошептал исцеляющее заклинание. Сбитая кожа мгновенно порозовела, потом посветлела, а спустя минуту уже выглядела так, будто ничего и не было. Не осталось даже фантомной боли от удара.
Может быть, Ленор Ларо и разрушила его жизнь. Может быть, она и находится под защитой сильнейшего архимага Даррании, с которым — чтоб ее — спит! Но это не меняет того, что он сын Фергана, принц, и что в его силах вывести ее на чистую воду. Эту тихоню, которая долгое время водила всех за нос. Он сделает все, чтобы выяснить, откуда у нее темная магия, а главное — на что она на самом деле способна.
И вот тогда, когда ему все станет известно, он еще посмотрит, чья жизнь рухнет до основания.
Оттолкнувшись от стены, Люциан зло улыбнулся и направился в сторону, откуда пришел. Кажется, в нем даже появились силы терпеть весь этот праздничный драконизм. Но главное, что у него только что появилось — это цель.
Соня
Сейчас, наверное, уже объявили дату их свадьбы…
— София, ты снова не с нами. — Резкий голос отца заставил Соню вынырнуть из собственных мыслей и вернуться в реальность. То есть на праздничный ужин семейства Драконовых, так напоминающий знакомые по родному миру встречи Нового Года. Конечно, здесь были собственные традиции: например, не было никаких елок, дома просто украшали, подарки нельзя было раскрывать до утра, а ночью, после общения с семьей или бала, следовало уединиться, представлять и чувствовать свою магию, чтобы первородная сила Тамеи сделала ее еще мощнее.
— Дорогой, оставь ее в покое. — Мария Драконова обладала мелодичным высоким голосом и внешностью неопределенного возраста. То есть в ней легко угадывалась как молодая, недавно выскочившая замуж женщина, так и та, что провела там с десяток лет, как на каторге.
В основном первое, конечно. Единственное, о чем заботилась Мария — это собственная внешность. Магические уходы, постоянное посещение женских салонов, зелья, магическая коррекция внешности — в результате она выглядела едва ли старше, чем сама София. Не все в обществе это одобряли, но Марии было без разницы, что там считает общество. Она тряслась над своей молодостью, как Кащей над яйцом, а все остальные шли мимо. Включая дочерей, да и, пожалуй, мужа.
С Иваном ее мало что связывало, кроме брака и общих детей. То, что у Драконова тоже есть любовница, Соня догадалась сразу. Что же касается Марии, ей, кажется, хватало восторженных взглядов мужчин всякий раз, как она выходила на улицу или когда устраивала балы и приемы. Но поручиться за то, что та блюдет верность, София тоже не смогла бы. Марию сложно было понять.
Светловолосая, тонкая, она порхала по жизни, благодаря богатству и влияния мужа не зная проблем. Покупала себе драгоценности, дорогие платья и аксессуары, посещала светские мероприятия, и… на этом, пожалуй, все. Ее вторая дочь и сестра Софии, Алина, была точной копией матери. Не только внешне. Временами Соне казалось, что все, что Алину интересует — это новые коллекции современных дизайнеров и как еще она может уделать подружек нарядами или украшениями.
Да, и возможно самую чуточку ее волновали подготовительные курсы и поступление в Академию, потому что «там столько красавчиков»!
— Праздничный ужин — время побыть с семьей, а не наедине с собой, — пророкотал Драконов. — Для этого будет время чуть позже.
— Ты слишком строг, — снова пропела Мария. — К тому же, праздничный ужин почти завершен, остался только десерт. К которому я, увы, не смогу присоединиться.
— Я тоже, — тут же подхватила Алина, когда слуги принялись убирать со стола лишние блюда.
— А я буду. Может, даже две порции, — Соня сама не знала, зачем это сказала. Из вредности, наверное: потому что у Марии вытянулось лицо, а Алина скривилась. Ну да, она всегда так смотрела, когда Соня за обе щеки уплетала сладости, совершенно не переживая, что это где-то там отложится.
— Ты так сильно изменилась после этой дуэли… — надула губы сестра.
— Алина! — одернула ее мать. — Мы не говорим об этом.
Хотя слуги с подносами уже вышли, а с десертами еще не зашли, Мария гневно сложила салфетку и в упор посмотрела на младшую дочь:
— Мне казалось, мы все обсудили!
— Прости мама, я забыла.
— Главное — не забудь это в каком-нибудь другом месте, — поддержал Драконов. — Иначе пострадает не только репутация твоей сестры, но и наша, и твоя собственная.
Алина быстро-быстро закивала, а Соня с трудом подавила смешок. Ну какой толк лишать себя десертов в таком возрасте? Да еще и в таком теле? Иногда у нее возникало ощущение, что миниатюрную сестрицу не уносит порывами ветра исключительно благодаря тяжести нарядов, туфелек и драгоценностей. И то, потому что Мария просит нашивать на платья дочери побольше камней. А вот с формой Академии может выйти беда.
Беда-беда-огорчение.
Представив летящую над шпилями Академии Драконова сестру, Соня не сдержалась и фыркнула.
— Ничего смешного! — по-своему истолковал ее смех Драконов. — Ты и впрямь стала слишком легкомысленна, София.
Соня вздохнула. И опустила голову.
Как раз в тот момент, когда над городом знатно громыхнуло.
— Фейерверки! — воскликнула Алина и, рискуя заработать еще одно замечание, выскочила из-за стола и бросилась к окнам.
Соня последовала ее примеру, на ходу привычным пассом приглушив неяркое освещение гирлянд, погружавшее столовую в праздничную атмосферу.
За окнами расцветали цветы, раскрывали крылья драконы, вырастали очертания дворцов и башен королевского фейерверка. Здесь шоу сопровождалось не только выстрелами из пушек, но и магией, и в сочетании получалось самое что ни на есть настоящее представление. Только над королевским дворцом, должно быть, все выглядит иначе. В том, что находится в предместьях Хэвенсграда. У них наверняка свои фейерверки, и свой повод праздновать. Возможно, сейчас над дворцом в небо взмывают фигуры Сезара и Женевьев, и над ними рассыпаются золотом искры силы правителей.
Закусив губу, Соня отошла от окна, вернулась за стол.
Как раз в этот момент снова вошли слуги, которые несли десерты и все, что полагалось подать к ним. Она не удержала тяжелый вздох, и это не укрылось от внимания матери.
— Что такое, София?
— Все в порядке, — попыталась отговориться она. Не получилось.
Отец «вернул» праздничным украшениям яркость, слуги расставили десерты и, разлив ранх по чашкам, вышли.
— Могу представить, о чем она думает, — негромко произнес он. — Сезар Драгон, верно?
Соня вздрогнула.
— Нет, — вышло слишком поспешно.
— Ах, этот мальчик… — Мария улыбнулась. — Потрясающий. Из них с Женевьев получится такая прекрасная пара! А там сейчас наверняка бал такой красоты!
Эмпатия минус сто пятьдесят, уныло подумала Соня, вяло ковырнув десерт ложечкой. Есть сладкое, даже такое аппетитное на вид, с густой кремовой пенкой, расхотелось совершенно.
— Вот только нас на него не пригласили, — надула губы Алина. — Потому что драконы всегда смотрели на людей свысока… даже на таких, как мы.
— Это правда, — поддержал Драконов, нахмурившись. Черты его лица стали жесткими, а ноздри расширились. — Несмотря на то, что все их отпрыски учатся в нашей Академии. В Академии, которую основали наши предки.
— Ах, ну что толку об этом говорить? — снова улыбнулась Мария. — Завтра у нас будет свой бал. Приедет родня, столько именитых людей. Рада, что ты все же решил пригласить архимага Равена и его воспитанника.
— Равен не виноват в том, что учудила его сестра и ее дочь.
— Ее дочь меня спасла, — напомнила София, мгновенно вскинув взгляд.
— София! — гаркнул Драконов.
— Что? Я говорю правду!
— Правда еще и в том, что темная магия опасна и непредсказуема. Особенно когда она в девчонке, дочери предателей. Не говоря уже о том, что непонятно, откуда она вообще взялась, ну а кто это поддерживает — вполне понятно.
— Ты говоришь прямо как Люциан. Вот только ему восемнадцать, а тебе…
— София! — на этот раз ахнула мать.
— Выйди из-за стола. — Голос Драконова прозвучал как рокот вулкана. — И отправляйся к себе. До тех пор, пока не извинишься и не сообщишь, что в твоем возрасте уже понимаешь, как говорить со старшими.
— Иван! — теперь Мария с мольбой посмотрела на мужа, а вот Алина ехидненько улыбалась.
— А знаете что? С удовольствием? — промокнув губы салфеткой, Соня отложила приборы и поднялась. — Находиться в обществе лицемера, не способного даже поблагодарить за спасение собственной дочери…
— На бал завтра не идешь! — взрычал Драконов.
— Неужели меня постигло такое счастье?! Спасибо! — последнее Соня выдохнула с улыбкой, а после, чтобы не доставлять удовольствия некоторым собравшимся, быстро покинула обеденный зал.
Первое время она путалась в этом действительно огромном доме. Трехэтажный особняк семьи Драконовых в Хэвенсграде напоминал о музеях родного города. До Зимнего, конечно, не дотягивал, а вот до Екатеринского вполне. Соня вообще первое время не могла взять в толк — к чему семье из четырех человек такая роскошь? Потом привыкла. К тому, что для Драконова роскошь — не средство насладиться жизнью, а средство утереть нос другим. Точно так же, как для Марии и Алины наряды, драгоценности, статус, которым они кичились, выпячивая его направо и налево.
Вот и завтра на балу, на который прибудут родственники и именитые семьи, с которыми близко общались Драконовы, из Хэвенсграда, изо всех уголков Даррании, именно это и будет демонстрироваться весь праздник. Смотрите, кто вы, а кто мы.
Бе-е-е-е-е!
Соню даже перекосило при мысли об этом, поэтому она ускорила шаг. И ничуть не покривила душой, когда благодарила за возможность не показываться на этом балу. Ей хватило празднования в честь дня рождения Алины, где Драконовы смотрели на всех свысока, а все остальные — им в рот, в надежде добиться расположения. Те, кто в рот не смотрел, на семейные праздники не допускались.
Поднявшись к себе, Соня первым делом заперла дверь, глянула на сложенные под украшенной стеной подарки и поежилась. Подарки от незнакомых людей. От тех, кому нет до нее никакого дела. Наверняка роскошные. Безумно дорогие. Такие, каких она в прежней жизни даже не видела, несмотря на то, что у мамы был свой бизнес и отличный доход. Вот только если бы была возможность вернуться домой, к маме. К Лене. Туда, где сейчас мама наверняка сидит за праздничным столом… одна. Совершенно одна. Сидит и вспоминает о прошлой ночи, когда они праздновали втроем.
Мама, она и Лена. Тетю Олю тоже приглашали, но она отказалась.
Тем не менее втроем было так уютно, а теперь…
Соня уже бессчетное множество раз думала о том, что случилось с ее телом в родном мире, и ничего хорошего на ум не приходило. Точно так же, как ничего хорошего не приходило на ум при мысли о том, как это переживают мама и Лена. Отцу-то без разницы, у него уже двое новых детей, мальчики-близнецы.
При мысли об этом по коже прошел мороз, и Соня обхватила себя руками. Казалось бы, сколько времени прошло. Боль должна была утихнуть, но она не утихла. Напротив, разгоралась, с каждым днем становилась все ярче и ярче, то вспыхивая совершенно беспочвенной надеждой, как тогда, с Ленор Ларо и Горбачевым, то оборачиваясь пустотой и тоской. Как сейчас.
Неужели так будет всегда?
Сбросив ненавистные туфли на каблуке («Девушка должна ходить только на каблуках. Запомни, София». (с) Мария Драконова), Соня приблизилась к высокому подоконнику и забралась на него. Морозные узоры предыдущих нескольких дней сошли, сегодня потеплело. Потепление немедленно отметилось густым снегопадом и сугробами, совсем как в родном Питере.
Вот и сейчас снова начинали падать крупные хлопья: видимо, действие погодной магии после запуска фейерверков сошло на нет. С каждой секундой пелена снега становилась все гуще, гуще и гуще, выбеляя темную праздничную ночь. Окна Софии Драконовой выходили на парк, небольшой по представлениям Марии, но в действительности не уступавший размером Юсуповскому. Там даже пруд был, сейчас покрытый тонкой корочкой льда. К завтрашнему утру ее укутает покрывало снега, вот только не под одним покрывалом не согреться от того, что ты одна во всем мире.
— Хочу увидеть Лену, — прижавшись лбом к холодному стеклу, пробормотала Соня. — Хотя бы еще раз. И маму. Не знаю, кто ты такая, Тамея, но, если ты создала это все, разве не можешь такую малость?
Насчет малости, конечно, можно поспорить: все-таки подруга и мама остались в другом мире, и все же Соня зажмурилась, всем сердцем желая, чтобы это сбылось. В новогоднюю ночь, пусть она и не новогодняя, и в Даррании, все исполняется. Не под бенгальские огни и бой курантов, но хоть так. Может же так случиться, что она проснется в своей постели? Если уж однажды оказалась здесь.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», — мысленно повторяла она до тех пор, пока не заболели от долгого прищура глаза.
Тогда Соня приоткрыла один и, увидев всю ту же привычную обстановку комнаты Драконовой, глубоко вздохнула. Хотя весь этот мир был похож на сказочный, пора бы уже привыкнуть к тому, что сказок не бывает. А если и бывают, не все они заканчиваются хэппи-эндом.
Как, например, с Сезаром.
— С Новым Годом, мама. С Новым Годом, Лена, — искренне пожелала она.
Пусть они ее не слышат, и вообще непонятно, какое там сейчас в родном мире число, но так хоть немножечко стало теплее.
Спрыгнув с подоконника, Соня еще раз взглянула на густой снег за окном и отправилась в ванную.
Глава 6
Глава 6
Лена
Да, не так я себе представляла зимнюю праздничную ночь в другом мире. Хотя по большому счету, я ее вообще никак себе не представляла, для меня Новый год — это Новый год. Время семьи. Время чудес. Моей семьей была Соня и ее мама (когда-то даже и папа), при всем при том, что тетя Оля была мне родней, родной она мне не стала. Поразительно, но стал Макс. Гораздо быстрее, чем можно себе представить, и сейчас я в пятнадцатый раз пыталась с ним связаться: просто не верилось, что Хитар ему так и не вернул браслет. Хотя с этого архидраха станется.
Можно конечно было пристать к Валентайну, настоять на встрече с братом, но приставать к Валентайну мне больше не хотелось ни в каком смысле. По крайней мере, не в ближайшее время. Мы с ним виделись исключительно по делу: когда ходили в участок, потом — когда занимались магией. Даже перед праздниками он с меня не слез в плане занятий. Может, и правильно. Во-первых, моей магией надо заниматься, и заниматься основательно, а во-вторых, она позволяла отвлечься от всяких лишних мыслей.
Например, о том, что мне не надо бегать по магазинам, покупая подарки Соне, ее маме и тете Оле. Хотя на что бы я их покупала? На магиньги Валентайна? Нет уж, спасибо. Я даже ту одежду, что купила, использовала в очень ограниченных количествах. Спустя сутки, правда, у меня ее стало в два раза больше. Только зимних пальто три штуки и с десяток пар зимней обуви, не считая прочего. Прочего — это того, в чем можно ходить по дому или выходить на улицу и даже в свет. Валентайн дал задание кому-то из слуг, вот меня и обеспечили всем по полной. Я аккуратно поставила коробочки в шкаф, многие даже не распаковывая.
Тот комплект, который купила — невероятно красивое белье, тоже запихала поглубже в комод. Сейчас сидела на диване, глядя на расставленные на столике угощения: мне накрыли стол в моей комнате, и, как назло, в меня ничего не лезло. То ли не надо было много есть перед праздничным ужином — а во время «полуденного чая» на меня просто напал жор, то ли в одиночку не елось.
Валентайн мне не отчитывался, но я знала, что он не празднует дома. Он ушел ближе к вечеру — тогда, когда как раз принято уже потихоньку садиться за стол, причем ушел по-английски и по-настоящему. Не в портал. Не сказать, что я сталкерила, но случайно увидела, как он выходит через парадную дверь своего огромного пустого дома. Весь при параде: волосы зачесаны назад, пальто развевается за спиной, как крылья дракона. Прямо хоть в кино его снимай. В рождественской мелодраме, потому что в руках у него была коробка.
Красивая такая подарочная коробка с бантом. Блестящая.
Что в ней, я не представляла, но подарок явно предназначался женщине. Вряд ли такую коробку понесут мужчине, и это было обидно. В смысле, не за гипотетического мужчину, конечно, а за то, что это подарок женщине. И даже не за то, что это подарок женщине, а за то, что он не мне. Хотя мне было грех жаловаться — меня завалили одеждой, обувью и всем чем только можно, но… Но.
Поэтому я сидела, пялилась на еду, на давно пропузырившееся дорнар-скар и задумчиво считала до ста и обратно. В надежде на то, что Макс все-таки мне ответит или, хотя бы, что я наконец засну. Сна, как назло, тоже не было ни в одном глазу. Оставалось только пихать в себя еду или примерять наряды.
В этот момент мне отчетливо представилось, какой могла бы быть эта ночь, если бы Валентайн тогда не заполз в свою черную драконью ракушку. Или если бы я не пошла спасать Драконову. Или если бы не осталась на балу, потому что никак не могла понять, что у меня с Люцианом. Или если бы… Этих «если бы» было столько, что ум за разум заходил, но я все равно представляла, как мы с Валентайном сидим в столовой, за тем большим столом. Мерцают магические гирлянды, музыкальный артефакт поет легкую мелодию, горят свечи. Потом Валентайн приглашает меня на танец…
Тьфу ж ты! Где я только такой романтики набралась.
Решительно отбросив все лишние мысли, я встала с диванчика и пошла заниматься тем, о чем подумала. От скуки я сегодня сделала себе праздничную прическу. К счастью, не как в первый раз, а нормальные локоны с помощью бытовой магии. Укладка не блистала оригинальностью, но было красиво. Так же, как и легкий макияж, который я создала с помощью любительского холста.
Конечно, до таких высот, как мне делала Имона, моему творению было как магическому светлячку до местных лун, но в целом получилось миленько. Миленько, симпатично, в сочетании с темно-синим, праздничным платьем, перехваченным пояском на талии. Ткань его искрилась так, будто на него просыпали крошку, впитавшую холодный свет всех трех лун, а еще были туфли на каблучке.
Да, я определенно не ждала, что Валентайн все-таки зайдет поздравить меня. Просто поздравить.
Но он сейчас в другом месте, и у него там… совершенно другого рода поздравления.
На этом я резко рванула поясок платья и принялась раздеваться. Идея покрасоваться в нарядах, чтобы не сходить с ума от скуки и не ворочаться в постели, мучаясь бессонницей до утра, пришлась в тему. Я перемерила все платья, которые купила, выпила несколько бокалов дорнар-скар (к счастью, эта штука действительно не пьянила). К еще большему счастью, под дорнар-скар пошла и еда, а после я все-таки включила музыку.
Кто сказал, что если меня не приглашают на танец, я не могу танцевать?
Могу. Еще как!
В голову пришла совершенно хулиганская мысль, и спустя мгновение я уже красовалась перед зеркалом в том самом комплекте. Кружево мягко ложилось на грудь, полосочка, что называлась трусиками, закрывала разве что ну самое стратегическое, а пояс с чулками дополняли образ на пять с плюсом. Вот что значит белье, которое не чувствуешь. Я видела себя в отражении в нем, но мне казалось, что я раздета. Что полностью обнажена.
Правда, я все-таки его почувствовала, когда вскинула руки, чтобы повернуться в танце. Оно скользнуло по коже легкой и невесомой лаской, как перышко. И так — на каждом движении. Закрыв глаза, я плыла в этом калейдоскопе чувственных ощущений и музыки, в которую вливалась всем телом. Не знаю, насколько удачно. Я просто чувствовала. Просто двигалась. И мне впервые за все время было удивительно спокойно, так хорошо…
— Прекрасно, Лена, — низкий голос Валентайна прозвучал как внезапный сильный чужой аккорд.
Я остановилась так резко, что пошатнулась на каблуках. Открыла глаза и поняла, что стою в каких-то миллиметрах от архимага.
Наверное, если бы меня застали за чем-то гораздо более интимным, я бы и то не отреагировала так. Сейчас же просто размахнулась и влепила ему пощечину. Сама испугалась того, что сделала, попятилась. Правда, недалеко: ладонь Валентайна властно легла мне на талию, притягивая к себе.
— Ну что же ты, Лена, — низко и хрипло произнес он. — Драться так драться.
Я даже пикнуть не успела, успела только рассмотреть отпечаток ладони у него на щеке, а в следующий момент жесткие пальцы вплелись мне в волосы, потянули вниз, заставляя запрокинуть голову. Я бы дернулась, но Валентайн держал крепко. Держал, а еще обжигал совершенно беззащитную шею горячим дыханием, почти касаясь ее губами. Меня даже от одного этого бросало в дрожь, не говоря уже о том, что будет, если он все-таки меня поцелует. Я не могла видеть его взгляд, но дикие, расходящиеся от него животные волны накрывали с головой, я и чувствовала себя в точности так же, как под водой, на безграничной, затягивающей глубине, где не остается ни лучика света, ни дыхания. Только пульс стучит в ушах.
— От… пусти, — к счастью, на самом деле мы были не под водой, и я сейчас могла выдохнуть. — Отпусти, Валентайн. Мне страшно.
Страшно мне стало, когда он вскинул голову. Наверное, такой голодной тьмы в его взгляде я не видела никогда. Такого голода. И такой тьмы, когда даже растягивающиеся на манер звериных зрачки теряются в темноте. Еще у него на скулах начинала серебриться чешуя, проступая на коже тонкими, пока что полупрозрачными пластинками. И это было красиво!
Настолько же красиво, насколько пугающе. Завораживающе.
— Ты меня не боишься, Лена, — произнес он. — Как бы ты ни старалась это скрывать, ты меня не боишься. Только ты одна.
— Я не…
Мои губы запечатали поцелуем. Таким яростным, сильным и быстрым, что вслед за ним я ушла под воду еще быстрее. Настолько глубоко, что теперь не осталось даже возможности вдохнуть. Или закричать. В ушах по нарастающей бился пульс, пробиваясь сквозь звон глубокого погружения, а губы вплавлялись в его, и не осталось ничего больше кроме этой сумасшедшей раскрывающей мой рот ласки.
Кроме прикосновения грубой ткани его пальто к обнаженной коже, к белью, которое только что я совсем не чувствовала, а сейчас ощущала, как оно касается всех самых сокровенных мест на моем теле.
Я вцепилась в лацкан его пальто, Валентайн подхватил меня на руки. Или, точнее будет сказать, под бедра. Теперь все выглядело так, будто его целую я, хотя ритм, темп и напор давящих на мои снизу губ говорил об обратном. Его язык сплетался с моим, всей кожей между разведенных бедер я чувствовала жар и… пустоту. Пустоту, которую отчаянно хотелось заполнить.
Настолько отчаянно, что я содрогнулась при одной лишь мысли о том, как это будет. Сладко, и так сжалась, что перед глазами вспыхнули звезды и все поплыло.
Оргазм может случиться от поцелуя?
Меня опрокинули на постель раньше, чем я успела подтвердить или опровергнуть эту теорию. Прохладное покрывало, горячая кожа и его руки, скользящие по моему телу. Чешуи на скулах стало еще больше, а тьмы в глазах хватило бы на весь Хэвенсград. То, как Валентайн провел ладонями по всему моему телу — властно — от плеч, по груди, цепляя ставшие острыми соски, по животу и ниже, сдвигая белье, то, как он на меня смотрел — хищно, пристально, жестко и жадно, все в нем говорило: «Моя».
Ему даже не нужно было повторять этих слов, но он все-таки их повторил:
— Ты — моя, Лена. Моя и ничья больше, запомни это.
Слова воспринимались как что-то из другого мира — далекие, доносящиеся сквозь толщу воды. А его прикосновения, пальцы, застывшие на моих бедрах, словно клеймили, обжигая не то льдом, не то пламенем. Я приподнялась, потянулась к нему, положила ладони на грудь, чувствуя, как под ними колотится сердце. Его сердце. Настоящее. Живое. Хотя большинство в Даррании считают, что сердца у него нет. Да что там, я сама так считала.
Я тянусь вперед, и в этот момент в моей голове раздается отчаянный, дикий визг: «Не смей этого делать! Не смей! Слышишь!» Голос высокий на крике и в то же время до боли знакомый.
Мой?!
Осознание этого становится последним, что я слышу: сознание взрывается, как лампочка. И наступает темнота.
Глава 7
Глава 7
Как Новый год встретишь, так его и проведешь. Даже не удивляюсь, что у меня в голове первой всплыла эта мысль, а второй — что я весь последующий год буду трахаться и слышать голоса в голове. Даже не знаю, какая перспектива заводит меня больше. Даже не знаю… А еще не знаю, откуда во мне столько цинизма. Предсказуемо разлепив веки в одиночестве, я поняла, откуда. Все мои чувства, которые я разрешала себе испытывать, оборачивались полной жо… и ладно бы только романтические порывы.
Я любила родителей. Они умерли.
Я влюбилась в Земскова. Он оказался козлом.
Я влюбилась в Люциана. Та же история, с поправкой на крылатость и размеры. Правда, козел он и в Африке козел, в смысле, в Даррании. Ну вот и пусть себе летает.
У меня была лучшая подруга — с ней случилось непоправимое. Из-за меня.
Теперь я вроде как поверила в то, что могу… быть счастлива с Валентайном? Что?! Вот прямо так, с такими интонациями — Ч.Т.О?! И в итоге после страстного лапанья и отключки благополучно просыпаюсь утром в своей постели. Одна. Между прочим, после потери сознания — после чего? Меня-таки догнало межмировыми перемещениями, и я схожу с ума? Во мне завелась субличность Елена Петровна Харитонова, которая против спонтанного секса с красивыми мужчинами?
Зажмурившись, потерла виски, испытывая непреодолимое желание что-нибудь выпить. Например, воды. Дорнар-скар, может, и безалкогольный, но пить хотелось зверски. Оглядевшись, нашла графин на привычном месте: на тумбочке. Я всегда просила ставить мне воду на ночь, моя привычка с детства. Вот и сейчас дотянулась до стакана, плеснула туда от души, и залпом его выпила. Затем второй.
Шторы забыли задернуть (ну, или в мою комнату после Валентайна никто больше не заходил), но было пасмурно. За окнами валил такой густой снег, что через полчаса нахождения на улице можно было превратиться в снеговика, а на мне не было даже белья. Комплект, аккуратно сложенный, словно в издевку лежал на кушетке в изножье кровати, и мне захотелось рычать.
Вот что за мужчина, а?! Так бы и треснула… темной магией!
Ладно. Типа, с добрым утром, Лена. С Новым Годом, с новым счастьем. Пора идти чистить зубы и делать водные процедуры. Может, под водой в голове прояснится, с чего ж меня вчера так накрыло, а главное — после того, как Валентайн с подарком ходил в гости непонятно к кому.
И почему так быстро вернулся? Не понравилось, что ли?
Если трахаться мне запрещала субличность Елена Петровна, то здесь явно подключился кто-то очень острый на язычок. Например, Лена-врезавшая-Земскову, которая во мне проявлялась с завидной регулярностью. Нет, ну а что? Если верить психологам, то субличности — это не шутка и даже не диагноз, просто разные стороны одной меня, мои проявления. Главное об этом вслух не говорить, а то непонятно, как отреагируют местные.
Зевая, я доплелась до ванной, где привела себя в порядок. Продрала спутавшиеся локоны, магией выпрямила обратно (красота!), полежала в ванной, пуская пузыри под водой и выныривая на поверхность. Когда в жизни все идет так, как сейчас у меня, остается только пускать пузыри и философски думать о том, что все так и задумано свыше. Правда, в моем случае это даже не прикол: задумано свыше. Адергайном Ниихтарном.
Его бы тоже… того, темной магией. А еще лучше — в наш мир, без магии. Посмотрела бы я, как он там выкручиваться будет-то. Не обладая своей безграничной темной силой.
Ха!
Выбравшись из ванной, я высушила волосы, оделась. В самое обычное платье, мягкие туфельки, как раз закрепляла волосы заколкой, когда взгляд упал на столик, где вчера стояла еда. Еды там больше не стояло, зато лежала маленькая коробочка. Серебристая такая, с бантиком-лентой.
Подарок. От Валентайна.
Не надо было к нему приближаться, потому что по мере приближения меня охватывала нездоровая злость. То есть сначала он сваливает с большим подарком в закат, потом приходит. Видит меня танцующей в нижнем белье, лапает, как будто так и надо, а после опять исчезает? Предварительно раздев, куда же без этого! И да, еще оставив это.
Меня просто-таки распирало от эмоций, поэтому я схватила подарок, зажала его в кулаке: благо, размеры позволяли, и вылетела из комнаты. В кабинете, открытом буквально с ноги, Валентайна не оказалось, и я направилась к нему в спальню. Плевать мне, что он там делает, пусть хоть самоудовлетворяется! Ему можно ко мне вламываться, а мне — нет?!
Толкнув дверь, я застыла на пороге с открытым ртом. По ощущениям, метра на два, а может, и больше, потому что неожиданно заболела челюсть. А впрочем, не только челюсть, во мне заболело все: потому что в комнате Валентайна не оказалось, зато оказалась голая Эстре.
Это, конечно, в принципе то еще испытание для нервов — голая ректор! Не в том смысле, что там все страшно, там все было очень красиво. Прямо как в журнале специфического направления. Но голая ректор, да еще в комнате моего Валентайна… Тьфу! Я правда подумала: моего?
— Вы дверь закроете, адептка Ларо, или так и будете стоять и смотреть? — поинтересовалась эта… драконица.
— Я вообще пришла подарок вернуть, — сообщила я.
Нас бы сейчас снимать, была бы комедия жанров. Непонятно, правда, каких. Подарок я положила на ближайшую поверхность, то есть на каминную полку, а сама вышла и закрыла за собой дверь. Мне хотелось не то плакать, не то смеяться, видимо, мои нервы сдали вахту и ушли на заслуженный отпуск. Но до своей комнаты я все-таки дошла, где сползла по стене и уткнулась лицом в колени. Правда, ни смеха, ни слез не было.
Я сидела и икала: так, видимо, выходили застрявшие эмоции.
Почему, вот почему в моей жизни правда всегда все через Жо? Я могла бы попасть в другой мир, скажем, какой-нибудь техногенный, тоже с драконами, но где все автоматизировано, а магия — вторична, и мне не нужно было бы ей учиться. Ну это если бы мне обязательно нужно было попасть в другой мир, потому что при идеальном раскладе я предпочла бы вообще никуда не попадать. Жить себе спокойно, общаться с Соней, учиться… сейчас, кстати, полгода бы уже проучилась.
Безо всяких там Валентайнов. Ректоров. Мастеров интриг, желающих показать Драконову в невыгодном свете.
Драконова!
Не знаю, что я курнула в тот момент, когда через Эвиль отправила ей сообщение: «С праздником. Надеюсь, твой день начался лучше, чем мой».
Я правда не поняла, что это было — наверное, попытка не сойти с ума в очередной круговерти драконов, темных магов и прочей истории, особенно голой Эстре в комнате Валентайна. Голая Эстре в комнате Валентайна. Теперь эта картина будет стоять у меня перед глазами и сниться мне по ночам.