Драконова Академия. Книга 3 Эльденберт Марина
— Я хотела тебя предупредить, — негромко произнесла она, глядя на Валентайна. — Но ты не стал со мной разговаривать.
— Мне не о чем с тобой разговаривать. Убирайся. — Его голос напоминал звучание Смерти, холодный и безжизненный, если бы Смерть могла говорить, разумеется.
— Ты хочешь стать одним из нас. Но ведешь себя, как один из них.
— Не твое дело.
— Может быть. Но ты никогда не вольешься в мир светлых, пока будешь противопоставлять себя всем.
— Мне не нужна ваша милостыня и подачки! — Темная магия взметнулась вверх, осыпав крошку песка и камней на Эстре. Она ощутимо побледнела, застыв в каких-то миллиметрах от способной все обратить в тлен темной грани. Побледнела, но не двинулась с места. Портал открыть тоже не попыталась.
— И что дальше, Валентайн? — спросила, глядя ему в глаза. Спокойным, неестественно-спокойным голосом.
Не представляю, сколько их дуэль продолжалась на самом деле, мне же показалось, что вечность. Или мгновение?
Валентайн отвернулся, и берег вмиг обрел краски, цвета и даже казавшийся сейчас невероятно живым лунный свет хотелось потрогать. Чтобы убедиться, что ты все еще жив.
Эстре стряхнула песок с форменного пиджака и шагнула вперед. Видеть ее такой было необычно, непривычно, и вообще. Рыжие тугие колечки волос, сверкающие глаза, упрямо сжатые губы.
— Я, кажется, сказал: уходи, — Валентайн повернулся снова. Брови сдвинуты, взгляд как ночная буря, того и гляди снова хлестнет тьмой. Наотмашь.
— А я не хочу. И я тебе не подчиняюсь. — Эстре зашла в воду прямо как была, в форме. Приблизилась, положила руки ему на плечи, но за миг до того, как она поцеловала бы его, меня вернули обратно в реальность. Мираж воспоминаний развеялся перед глазами, и я изумленно уставилась на стоявшего передо мной Валентайна. Разумеется, того, к которому я привыкла, а не того, кого видела только что.
— Амильена стала для меня своеобразным якорем, — произнес он. — Мостиком между двумя мирами. Да, Лена, мы были любовниками, но друзьями — гораздо больше. И, прежде чем ты выдашь с десяток ехидств по поводу укрепления нашей дружбы, сейчас между нами ничего нет. Не было и в ту ночь. Когда ты заглянула ко мне и увидела ее.
— Правда? — Я сложила руки на груди. — А что, прости, это тогда такое было, если не очередное укрепление вашей дружбы?
— Она ночевала у меня в комнате.
— Невероятно! Как трогательно!
— Потому что я хотел сделать тебе больно. Так же больно, как ты сделала мне. Хотел тебя оттолкнуть, потому что наши отношения ведут меня к краю.
— Хотел? У тебя получилось. Доволен?! Нет больше никаких отношений, которые подведут тебя к краю, а насчет сделать больно — будем считать, что мы в расчете.
Я развернулась в поисках двери, через которую отсюда можно было выйти. Честно — лучше бы он сказал, что бурно трахал ее всю праздничную ночь во всех позах. Это я по крайней мере могла пережить, это, а не то, что он выдал. Все-о-о-о, с меня хватит!
Дверь обнаружилась чуть дальше, в небольшом таком флигеле, к которому я и устремилась. Или, почти шагнула, потому что Валентайн перехватил меня сзади и прижал к себе.
— Лена, — выдохнул он, скользнув дыханием и моим именем по коже, как лаской. — Лена. Лена-Лена-Лена… мы с тобой наделали столько ошибок. И я безумно хочу все исправить.
Глава 17
Глава 17
Исправить он хочет!
— Валентайн!
Мне было невыносимо спокойно в его руках. Мне так давно и ни с кем не было спокойно, но оставаться там дальше — значит, предавать себя. Ведь я, по сути, для него девочка, которую можно оттолкнуть. Которую можно приблизить. Которой можно сделать больно. Постфактум сказать, что ты хочешь все изменить — и что?
— А завтра ты опять захочешь сделать мне больно, — отрезала я. — Тот факт, что через несколько месяцев ты попытаешься все исправить, ничего не изменит. Эстре была права, Валентайн. Тебе проще отталкивать всех, чем открыться по-настоящему. Чем перешагнуть через свое прошлое, через свою силу, которой ты придаешь слишком большое значение. Темная магия, может быть, и сильна. Но она не сильнее того, на что способен любой из нас… во имя любви. Прости, но то, что ты мне предлагаешь — не про любовь.
Он разжал руки, и я отступила. Повернулась.
Не стоит убегать, это правда. Я же шла, чтобы расставить все точки над «i» здесь и сейчас. Во время ужина.
— Я перееду в Академию, — повторила я. — Пока, до конца учебного года. Сдам все экзамены, потом найду жилье. И потихоньку верну тебе все, что потратила. Пока могу отдать все, что сейчас есть. Чтобы…
— Считаешь, что я дал тебе магию, Лена, чтобы ты ее мне возвращала?
Он смотрел на меня, и мне невыносимо хотелось вернуться в его объятия. Просто чтобы закрыть глаза и забыть все, что было, но я сказала правду — пока Валентайн не решит, что темная магия — это всего лишь магия, пока он зациклен на планах отца, на черной страсти, на том, что я — попаданка, ничего у нас не получится.
— Не знаю, — я пожала плечами.
— Я знаю. Не для этого. Я никогда не дарил тебе ничего, чтобы потом забрать. Ты ничего мне не должна.
Почему-то от этих слов стало особенно горько. Наверное, гораздо проще расставаться, когда бойфренд истерит и требует вернуть даже трусы, которые подарил тебе для романтической ночи, которая не состоялась. С другой стороны, Валентайн никогда не был мне бойфрендом. Мы просто жили в одном доме, я носила его кольцо. Носила… ношу. Кстати, о кольце.
— В Академии я под защитой. С ректором Эстре я договорюсь, буду либо уходить на время прибытия неприкосновенных, либо что-то еще…
— Я поговорю с Эстре сам. Проблем с переездом у тебя не будет.
Ладно. Хорошо. Он не против.
— Кольцо…
— Кольцо будет на тебе по меньшей мере до завершения слушания. Потом решим, что с этим делать.
— Хорошо.
Я собиралась уйти, но он кивнул.
— Ужина это не отменяет, я надеюсь.
— Зачем? — я все-таки это спросила.
— Я не могу тобой надышаться, Лена, — он почему-то улыбнулся, — но я все же попробую.
Это точно было неправильно, но я все-таки позволила проводить себя к столу, отодвинуть для себя стул. Хотя в наших с ним отношениях все изначально было неправильно, так что теперь. Удивительно, но именно сегодня, на грани расставания, я поняла, что по ощущениям знаю его целую жизнь, хотя не знаю о нем почти ничего.
— Та девочка, — спросила я, когда Валентайн сел напротив меня. — Кто она?
— Элея. Мать бросила ее, когда ей было два с половиной, сбежала с каким-то моряком. Девочку подобрала банда, сначала ее использовали, чтобы собирать деньги — сажали рядом с грязной оборванной женщиной, женщине и ребенку всегда подают лучше. Потом, когда она чуть подросла, лет в пять, она уже промышляла самостоятельно. За хороший «улов» ее кормили и не били. Я оказался рядом, когда она попалась. Мужчина хотел сдать ее стражам, я дело замял. Так Элея оказалась в приюте Женевьев, правда, после основательного разговора со мной. Она сама хотела сбежать от банды, но боялась, потому что тех, кто пытался уйти до нее, находили с перерезанным горлом. Там было много детей, в основном они использовали детей. Они и до нее попытались добраться.
Он замолчал.
Я не стала спрашивать, что случилось. По моим ощущениям, банды больше не существовало, и что-то мне подсказывало, что я не захочу знать, как они отправились по ту сторону. Странное дело, раньше я все воспринимала по-другому. Раньше я бы стала задавать вопросы, выяснять, наверняка ужаснулась бы ответу. Сейчас же я поняла, что Валентайн просто поступил так, как он поступил.
Сделал то, что сделал. Так, как посчитал нужным. С теми, кто использовал детей в своих гнусных целях случилось то, что случилось.
Валентайн предложил мне вино, но я отказалась. Попросила воды. В итоге теперь свечи раскаляли его напиток до насыщенно-бордового, а мою водичку просто слегка согревали отражением огоньков на фитилях.
— Она тебя очень ждет, — сказала я, когда принялась за салат.
Он усмехнулся.
— К сожалению, я не так часто позволяю себе бывать у нее. Не позволяю себе привязываться. Ей тоже не стоит.
Я вспомнила, как девчушка его обнимала, поморщилась. Но ничего не сказала.
— Женевьев обещала, что найдет ей родителей, — уверенно произнес Валентайн.
Я тоже не стала ничего комментировать.
Родители так родители. Не мое дело, что Элея видит своим отцом и спасителем Валентайна. По крайней мере, именно это я увидела в той короткой, но такой невыносимо-пронзительной встрече.
— Кстати, дом почти готов, — сказала я сама не знаю зачем. — Там совсем чуть-чуть осталось.
— Хорошо.
— Вещи я потихоньку перевезу. Чтобы не создавать драмы и не развлекать Академию.
Валентайн как-то странно на меня посмотрел, и в это время пространство зашипело, как пончик в масле.
— Так, ну и чего сидим с постными рожами?! — материализовавшийся прямо на крыше Дракуленок облизнулся, почуяв мясо даже под укрытием металлической крышки. — Как вообще можно сидеть с такими лицами рядом с едой?
— Мне кажется, или тебя сюда не звали? — флегматично поинтересовался Валентайн.
Хотя под этой флегматичностью я отчетливо уловила раздражение и ярость.
— От вас дождешься. Лена, а, Леночка? Угости знакомого мяском. От этого не дождешься, — зверюга покосилась на Альгора и томно вздохнула. Учитывая, что говорил Дракуленок его голосом, выглядело это ну очень странно. Наверное, к этому я никогда не привыкну. Ни-ког-да! Вот вообще.
Хотя с другой стороны, теперь, наверное, и привыкать не придется.
— Я же смогу приезжать, чтобы с ним встретиться?
— Приезжать? — Дракуленок сдвинул материально-призрачные брови. — Ты куда собралась-то, а? Только не говори… ой, маму вашу за ногу!
Валентайн вопросительно посмотрел на меня. Я слегка покраснела:
— Это ругательство из моего мира.
— Занимательно, — озвучил свои мысли Альгор.
— Очень. — Дракуленок подкрался поближе к тележке с подносами, посмотрел сначала на меня, потом на Валентайна. — Валюша…
— Валюша?!
Теперь я слегка сбледнула. Ну сказала пару раз, по русским мотивам в сердцах, с кем не бывает.
— Изыди, — зашипела на бессовестного зверя, но тот ни ухом ни повел, ни шипастым хвостом. Ни даже мощной спиной не дернул.
— Так вот, пока вы тут горюете друг по другу, можно я поем?
— Брысь!
Это уже Валентайн от меня нахватался. Одно движение его пальцев — и Дракуленок исчез. Вместе с мечтами о мясе.
— Зачем ты с ним так? — укоризненно спросила я.
— Ему можно вторгаться в мое личное пространство, а мне нельзя его отправить туда, где ему самое место?
Я вздохнула и вернулась к салату.
— Драконова поделилась планами отца на твой счет?
Я поперхнулась листиком.
— Да брось, Лена. С моей стороны ей быть раскрытой не угрожает. Я просто хочу понимать, что задумала эта девушка, и можно ли ей доверять.
Можно ли доверять Драконовой? Как-то раньше я над этим вопросом не задумывалась. Сейчас же…
— Можно, — сказала я.
— Ты уверена? — Валентайн испытующе посмотрел на меня.
Уверена ли я? Да, я уверена.
— Абсолютно. Если она и притворяется, то очень качественно. Но я бы поставила на то, что она не притворяется. Потому что я… — Я хотела сказать, что чувствую такое, но для Валентайна это явно будет не аргумент. — Потому что ей совершенно точно не нужно втираться ко мне в доверие и развлекаться таким образом. Ее подставили ее подружки, а не я. Все, что они могли, они уже сделали. Ее отец продолжает, но София его в этом не поддерживает.
— Мне бы твою веру в людей, Лена, — Валентайн усмехнулся.
— А ты попробуй. Вдруг тебе тоже понравится?
— Что именно?
— Доверять. Людям.
Судя по скептическому выражению лица Валентайна, доверять людям он не собирался, а мое предложение ему показалось по меньшей мере эксцентричным. Что ж, после увиденного мне сложно судить за такое.
— Расскажи мне еще про Эстре, — попросила я.
Валентайн, который в этот момент потянулся за мясом, так и не доставшимся Дракуленку (уверена, он мне еще это припомнит), замер.
— Вопрос без подвоха, — сказала я. — Мне правда интересно.
— Правда интересно?
— Правда. Прошлое — это прошлое. Ну, если, разумеется, это не нарушает твое личное пространство, — последнее я произнесла с улыбкой.
Он молчал достаточно долго. Настолько долго, что я уже решила, что мне не светит ничего больше узнать об Эстре, тем не менее, когда передо мной очутилось блюдо с мясом и овощами, Валентайн все-таки заговорил:
— Амильена из очень древнего рода светлых. Одно время ее даже прочили в невесты Сезару Драгону. В смысле, предполагали, что ее отец договорится с Ферганом, но…
— Женевьев оказалась шустрее.
— Нет, — теперь уже улыбнулся Валентайн.
— Нет?
— Амильена отказалась.
— Отк… — я поперхнулась водичкой. — В смысле…
— Еще до того, как они начали договариваться. Отец ее любит безумно, поэтому он даже не стал рассматривать такой вариант.
— То есть вот так все легко? И просто? Она отказалась, отец сказал: «Пофиг, детка, пошлем наследного принца»?
— Случай не совсем обычный для Даррании, согласен, — Валентайн улыбнулся снова. — Но тем не менее он имел место быть. У Амильены с отцом особая связь, она его перворожденная. Но дело даже не в этом, он действительно всегда и во всем ее поддерживал, поддержал даже ее решение остаться преподавать в Академии.
— Вы на одном курсе учились?
— Нет. Она старше меня на три года. Единственное, пожалуй, в чем ее отец не поддержал… а точнее, поддержал не сразу — это наша дружба.
Он нахмурился, а я тут же сдала:
— Если не хочешь, не надо об этом говорить.
— Все в порядке, Лена. Этот период, скорее, не захотела бы обсуждать она. Он был достаточно для нее тяжелым, они чуть не поругались с отцом. С тем, кто был для нее дороже всех, с ее первым и единственным на тот момент авторитетом. Он согласился принять ее выбор, когда речь зашла о возможном предложении Фергана, а вот что касается меня…
— Я рада, что у тебя был такой классный друг, — серьезно сказала я.
Поймала искреннее удивление в глазах Валентайна и кивнула:
— Правда. Для меня такой была Соня.
Он нахмурился еще сильнее.
— Лена…
— Да, я знаю, что ее не вернуть, и бла-бла-бла, — я проглотила ком в горле. — Просто рассказываю. Она тоже готова была ради меня на все. Тоже всегда вступалась. Мы с ней…
Я мотнула головой.
— Ладно. Спасибо, что поделился.
— Ты тоже.
— Что? — я вскинула на него глаза.
— Ты тоже поделилась. Расскажешь о ней?
Сначала я хотела отказаться. Просто отказаться — и все, но учитывая, что он только что раскрыл передо мной душу… да и не в этом даже дело. Соня достойна того, чтобы о ней узнали, какая она была. Во всех мирах.
— Она была классная, — сказала я. — Мы познакомились детьми, я только что потеряла родителей, пришла в новую школу, где мне грозило стать затравленным нелюдимым зверьком, но она первая предложила дружить. А потом…
Я рассказала ему обо всем. Действительно обо всем. О нашем первом походе в зоопарк. Как мы вместе ходили в кино. Как сидели на берегу Финского залива, как она всегда выгораживала меня перед учителями и тетей Олей, перед директором, когда я врезала Земскову. О том, как мы впервые сбежали с уроков и вместе получили нагоняй от ее мамы. О том, как она помогала мне с биологией, а я ей — с математикой. О том, как мы вместе тренировались в английском и французском, выбирая какую-нибудь тему и болтая часами. Все-все-все, до той самой последней минуты, последнего дня, когда я согласилась поехать в тот лес. Лучше бы мы пошли в студию.
В студии тоже можно было сделать классное портфолио…
Или, если бы мы пошли в студию, вместе с нами ее бы снесло и разворотило все здание?
Я поняла, что не притронулась к еде с того самого момента, как начала говорить. А еще поняла, что в тарелку падают прозрачные кляксы.
Валентайн поднялся, протянул мне руку, и я ее приняла. Стоило мне тоже встать, он мягко привлек меня к себе, и так мы с ним и стояли. На крыше. А снизу, повторяя течение времени и жизни, несла свои воды река, подсвеченная лентой огней набережной. Струился бесконечный людской поток, а удары сердца Валентайна гулко, словно перетекая в меня, били в мою ладонь.
Глава 18
Глава 18
Ближе к экзаменам домашки стало столько, что в первый же день после выходных я зашивалась. Вот где логика у этих дарранийцев? Надо было освободить как можно больше времени, чтобы мы готовились, но преподы везде одинаковы. Каждый считает, что его предмет самый важный, важнее не бывает, а на подготовку к экзаменам отведено свободное время — вот и готовьтесь в свое удовольствие. В итоге вместо того, чтобы заниматься практической, расчетной и прочими магиями, я сидела и делала доклад об особенностях и отличиях ежерога и ежекрыла.
Ежерог больше напоминал ежика, если бы его скрестили с единорогом. На его роге тоже были шипы. Ежекрыл напоминал ежика с крыльями, и, как можно было догадаться не глядя в учебники и на самих представителей вида, он еще и умел летать. Ежерог плевался галлюциногенами, в смысле, его слюна обладала такими свойствами, а ежекрыл отличился «морозным дыханием», то есть сунув палец ему в пасть, можно было вполне остаться без пальца. Когда я впервые оказалась на зоомагии, чуть не завопила:
— Так это ж ежики!
К счастью, не завопила, потому что ежики в этом мире тоже были. Но эволюционировали — очень быстро, одни иглы не спасали от местных магических обитателей. Так что в общем-то ежерог и ежекрыл произошли от одного вида, но сейчас, в современном мире уже разделялись на два. Слишком много у них стало отличий в результате дальнейшей эволюции.
Ежероги, например, были гермафродитами.
А ежекрылы впадали в спячку на лето.
Весело, что уж. Таких мелочей было воз и маленькая тележка, поэтому, когда я закончила, за окном уже смеркалось.
Эх, а ведь можно было бы еще по парку пройтись. И у Макса скоро день рождения… Восемнадцать зим, полная свобода от Хитара — и в моем случае, от Люциана. Или нет? Даже если Хитар отвалится, то что делать с поступлением брата в Академию? Могут ли встречи со мной навредить ему на самом деле?
Что-то мне подсказывало, что могут. Учитывая воспоминание, которое мне показал Валентайн. Я у него, кстати, спросила — когда немного пришла в себя — как такое возможно. Он рассказал, что это одна из сторон усиления темной магии, возможность транслировать воспоминания. Дополнительно он рассказал, что после той ночи, когда у нас чуть не случилось все, что может случиться между взрослыми людьми, стремительно возрастает сила. Что рано или поздно это приведет к тому, что он станет чистокровным темным, и что будет дальше — непонятно.
Я ответила, что кем бы он ни был, он все равно останется собой. На этом мы практически и разошлись. В смысле, попрощались. Хотя мы потом попрощались еще раз, вечером следующего дня, и еще сегодня утром. Он обещал, что привезет мне все вещи, которые я попрошу, и что сообщит, когда можно будет их забрать. Список я написала, но Валентайн ничего не привез. И не сообщил. И вряд ли уже привезет сегодня.
Сама не знаю, чего я больше хотела, чтобы уже привез, или чтобы не привозил никогда.
Надо ж было так вляпаться! И ведь вроде все уже решила, но… Но сейчас почему-то, подперев ладонями подбородок, смотрела на невероятно теплые весенние сумерки, на залитое всеми оттенками сиреневого небо и думала о том, что он делает. Почему-то.
Зачем-то.
А еще думала о том, как мне связаться с Максом. Проще всего было бы попросить помощи у Валентайна. Проще всего… но и ни разу не проще, потому что во-первых, если я решила, что я самостоятельная, то теперь уже самостоятельная до конца. А во-вторых, именно сейчас, когда мы расстались, я вообще не понимала, что со мной происходит. Почему я три раза с ним прощалась, и почему сейчас продолжаю о нем думать.
Когда уже все.
Точка поставлена.
В парк я в итоге так и не выбралась, пошла в душ, а потом — спать. Хотя за день ощутимо устала, заснуть получилось не сразу. Я успела посчитать дракончиков, подумать о том, высплюсь ли сегодня (у Валентайна, кстати, я отлично высыпалась в последние дни), и покрутить в голове варианты сдачи экзаменов на тему «что может пойти не так». На этом я все-таки заснула, а проснулась от того, что по коже тянет сквозняком из окна.
Все тело затекло, будто меня основательно спрессовали, одна рука отказывалась шевелиться, а еще я замерзла, потому что…
Лежала на полу!
— Что за…
Я подскочила и треснулась головой о край чего-то деревянного. Хорошо что не металлического, тащиться к магистру Симрану в лазарет не было ни малейшего желания. Но все равно, что за…
Уже рассвело, а я выползала по полу в короткой пижамке.
Из-под мольберта!
Мольберта?!
Что за…
Обернувшись, я чуть не подавилась воздухом. Потому что на мольберте, в смысле, на холсте, натянутом на мольберт, обнаружился готовый портрет.
Люциана Драгона.
«Что за?!» — чуть было не завопила я уже во весь голос, рассматривая этот чудо-шедевр. Я уже привыкла к тому, что местная магия позволяет создавать почти живые картины, ну или даже не почти: все местные произведения искусства выглядят так, будто изображенные на них вот-вот сойдут в грешный мир, но это…
Во-первых, нарисовано было потрясающе. Так красиво, словно тот, кто это сделал, с детства учился на художника. Во-вторых, портрет был изображением Люциана в тот момент, когда он смотрел на меня. В смысле, когда я делала то, что делала — в его комнате, разве что фон был темным, сменив день на ночь, и в него вплетались огненно-золотые искры его магии. Темнота утяжеляла цвет его формы, делая ее практически черной, полыхал синим разве что дракончик, значок военного факультета. Зато сам Люциан казался практически золотым, а насмешка в его глазах была не такой уж насмешкой. Скорее, в ней было нечто глубоко порочное, желание, прикрытое пренебрежением.
Завершала образ вишенка на торте, в смысле, вишенка на Люциане. То есть ягода, которую он отправлял в рот. Кто бы это ни нарисовал, сценой он явно проникся. До глубины души. А еще…
Кто бы это ни нарисовал, он был в курсе.
Раньше, чем я впала в истерику, я опустила взгляд на свои пальцы. Перепачканные краской. Такая же краска обнаружилась и на пижамке, в которой я ложилась спать. Вообще эти пятна элементарно убирались магией, но… но…
— Я схожу с ума, — заявила я Люциану.
Мне показалось, или он усмехнулся?
После случившегося уже точно ни в чем нельзя быть уверенной. Хотя картины и были почти живыми, дышащими, наполненными магией, но эта вообще была какой-то особенной. Начать хотя бы с того, что я ее нарисовала… написала? Как такое возможно? Я, конечно, умею рисовать, и неплохо, но уж точно не магическими красками и не так.
— Я лунатик, — сделала вывод я. Посмотрела на Люциана и добавила: — Лунатик-фетишист. С замашками извращенки.
Потому что кому еще может прийти в голову такое написать? Но главное — за одну ночь?! Я лунатик-фетишист, извращенка и гений.
Бр-р-р!
Краски стояли тут же, все необходимое — тоже. Пока я пялилась на Люциана, «проснулась» Эвиль и даже немного удивилась, что меня не стоит будить.
Эвиль!
— Эвиль, что тут произошло? — спросила я, ткнув в портрет.
Виритта недоуменно проследила направление моей руки.
— Не знаю. О чем ты, Ленор?
Чтоб я сама знала, о чем я.
— Ты же видела… в смысле, ты наверняка включалась, когда я это рисовала… писала. Да?
— Нет.
— Нет?
— Нет, всякий раз, как ты просыпалась ночью, ты меня отключала. До утра, до побудки.
Всякий раз?!
— То есть это не первую ночь у меня?!
— Ты отключала меня всю прошлую неделю, Ленор, — словно сомневаясь в моем рассудке на пару со мной, укоризненно произнесла виритта.
Э-э-э…
— Но я буду не я, если не напомню, что тебе пора собираться на занятия. Сегодня…
— Я помню расписание, спасибо, — отмахнулась я и поплелась в душ, на ходу стягивая пижамку. Краску на пальцах и на руках растворила с помощью магии, а потом очень быстро вылетела из ванной и, стянув Драгона с мольберта, запихала поглубже под кровать. Краски решила оставить, равно как и кисти, и прочий инвентарь.
Сказать, что я была ошарашена — значит, ничего не сказать. Вот почему в этом мире так всегда: стоит моей жизни мало-мальски начать входить в нужную колею, как случается что-то еще?! Мало мне было темной магии, непоняток в личной жизни, подставы родителей, невозможности встречаться с Максом и большой проблемы в лице Люциана Драгона! Так теперь еще и это!
Вот скажите мне пожалуйста, как с таким справляться, а?
Уж чего-чего, а лунатизма за мной никогда не наблюдалось. С другой стороны, за мной много чего не наблюдалось, что наблюдается в теле Ленор!
Зато теперь хоть понятно, почему я не высыпалась! Потому что писала портрет Драгона!
На этом я так сильно стянула воротник блузки, что мне грозило задушиться. Накинула форменный пиджак, схватила сумку и вылетела за дверь: вся эта суета с портретом стоила мне драгоценных минут на выходе. У меня в расписании, в том числе и в заново настроенной побудке было все рассчитано на секунды, а сегодня я возилась, запихивая Драгона под кровать так, чтобы ничего не торчало.
К счастью, не самого Драгона, а его портрет.
На этой мысли я одной из последних влетела на завтрак, чтобы наткнуться на ехидное:
— О! Ларо!
Ко мне достаточно давно не обращались, поэтому я даже затормозила от неожиданности. А однокурсница, девица из бывшей свиты Драконовой, ухмыльнулась:
— Что, ты умудрилась даже Альгора достать настолько, что он выпер тебя из дома?