Козырные тузы Желязны Роджер

— Доктор Уоррен был не простой ученый, — вдохновенно рассказывала Марта Квинлен, показывая им квартиру. — Он был святой. Он никогда не прекращал своих исканий, чтобы донести до людей истину. Уорнер Фред Уоррен — мученик, погибший на тернистом пути человечества к Познанию.

— Ух ты, — вставил Капитан Глюкс.

Судя по тому, что Тахиону удалось разузнать, у покойного не имелось близких родственников. Предстоял затяжной судебный процесс за обладание трастовым фондом, который позволял содержать роскошную квартиру у Центрального парка и всецело отдаваться науке: дед ученого был нефтяным магнатом из Оклахомы, который объяснял свой успех сверхъестественным чутьем и умер, искренне считая себя королевой Викторией. Госпожа Квинлен, занимавшая должность выпускающего редактора «Нэшнл информер», по всей видимости, исполняла роль душеприказчицы Уоррена.

— С вашей стороны очень благородно почтить память павшего коллеги, доктор Тахион. Дорогому Фреду было бы очень приятно узнать, что наш прославленный гость с небес проявил к нему интерес.

— Доктор Уоррен внес непревзойденный вклад в дело науки, — высокопарно произнес Тахион. «Со времен Трофима Лысенко,[13] — добавил он про себя. — Ох, Клецка, лучше бы тебе не знать, что мне приходится выносить ради твоего освобождения».

История, которую Тахион преподнес Квинлен, когда позвонил ей и попросил разрешения осмотреть место убийства, была состряпана им в порыве рефлекторной такисианской предусмотрительности.

— Это просто ужасно, — тараторила словоохотливая дама, ведя их по коридору, стены которого были увешаны помещенными в рамочки фотографиями охотничьих собак из журналов двадцатых годов. Она была чуть выше Тахиона, а наряд ее состоял из черного платья до колен и с рукавами по локоть, больше всего напоминавшего мешок, алых колготок, белых туфель и дутых пластмассовых браслетов. Мышиного цвета волосы были подстрижены косым каре. Глаза она подводила в стиле Теды Бары,[14] при этом помадой не пользовалась совсем. — Настоящая трагедия. Повезло, что того, кто это сделал, поймали. Говорят, он не в своем уме да еще и джокер в придачу. Возможно, он извращенец. Наши журналисты занимаются этой историей очень тщательно, могу вас заверить.

Глюкс издал какой-то звук. Квинлен остановилась в конце коридора.

— Ну вот мы и пришли, господа. Все сохранено в том же виде, как в день его гибели. Мы намерены организовать здесь музей, когда великие достижения Фреда будут по меньшей мере признаны научным сообществом, которое подвергало его таким гонениям. — Она царственным жестом пригласила их войти.

Дверь в лабораторию доктора Уоррена была из красного дерева и казалась чересчур монументальной даже для такой роскошной нью-йоркской квартиры. Однако его последнего посетителя она, по-видимому, все же не остановила. Дотошные гномы из лаборатории судебной экспертизы подобрали большую часть щепок, но разбитый обломок двери все еще висел на погнутых латунных петлях.

Тахион до сих пор так и не смог до конца свыкнуться с сугубо практичными, прямолинейными формами земного научного оборудования. На Такисе наука была уделом немногих, даже среди Пси-лордов; оборудование было продуктом генной инженерии, как и их корабли, или изготавливалось на заказ искусными специалистами, которые были заинтересованы в том, чтобы каждый прибор стал уникальным. Здесь смотреть было почти не на что. Приборы, стоявшие на покрытых резиновыми ковриками верстаках, были разбиты вдребезги. Повсюду валялись обрывки бумаг и осколки стекла.

— У него что, была здесь, того, лаборатория? — Глюкс озирался по сторонам.

— О нет. Обсерватория у него была на Лонг-Айленде, там он и проводил большую часть своих наблюдений. Здесь он анализировал результаты, я полагаю. — Она провела длинным ногтем по щеке. — Как, вы сказали, вас зовут? Капитан?..

— Капитан Глюкс.

— Как у Стивена Кинга? Как же называлась та его книга? «Противостояние», точно.

— Э-э… нет. Так называли, того, Джерри Гарсиа. — Она ничем не показала, что это имя ей знакомо, и он продолжил: — Он был солистом группы «Грейтфул Дед». Э-э… и до сих пор ее солист. Ему не достался туз, как Джаггеру или Тому Дугласу, и…

Он заметил, что глаза женщины остекленели и смотрят куда-то вдаль, запнулся и принялся бродить вдоль стен довольно большой захламленной и разгромленной комнаты.

— Слушай, Тахион, а это что за темные потеки на стенах?

Tax поднял глаза.

— А, эти? Засохшая кровь, разумеется.

Глюкс вытаращил глаза и побледнел. Такисианин понял, что снова задел больное место Капитана. Для столь выносливого народа земляне были чересчур чувствительны. Однако даже его поразила жестокость всего произошедшего в лаборатории, какая-то бездушность, почти осязаемая эманация ненависти и злобы. Учитывая скудость воображения большинства полицейских, с которыми ему приходилось сталкиваться, Тахион больше не удивлялся, что Клецку сочли вполне подходящим подозреваемым: для них он был слабоумным уродом, карикатурой из дурного боевика. И все же Tax был как никогда убежден, что этот огромный безобидный ребенок просто не мог совершить такое преступление, даже если бы его что-то рассердило.

Редакторша из «Информера» куда-то исчезла — без сомнения, от переизбытка чувств.

— Эй, док, погляди-ка на это, — позвал Глюкс.

Он склонился над чертежным столом, заваленным фотографиями звездного неба, и внимательно рассматривал что-то с краю. Тахион встал рядом с ним. На столе лежал тонкий лист чего-то серого и сморщенного, похожего на папиросную бумагу, которую смочили водой, растянули на пластиковой поверхности и оставили сушиться. В памяти у такисианина что-то смутно шевельнулось.

— Что это за штука? — поинтересовался Глюкс.

— Не знаю.

Тахион окинул фотографии любопытным взглядом. Написанная на одной из них карандашом дата привлекла его внимание. Четвертое мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года — день, когда был убит Уоррен.

Капитан Глюкс извлек из кармана небольшой пузырек и скальпель в одноразовом пластиковом футляре.

— Ты всегда носишь при себе все это хозяйство? — спросил Тахион, отделяя несколько чешуек серого вещества.

— Я подумал, дружище, что они могут нам пригодиться.

Tax пожал плечами и вернулся к фотографии, привлекшей его внимание. Она была самой верхней в небольшой стопке. Под ней оказалось еще с дюжину снимков, изображавших, на его неопытный взгляд, один и тот же участок звездного неба.

— Эй, док, Капитан, — раздался у них за спиной чей-то зычный незнакомый голос. — А ну-ка, улыбочку для потомков!

С проворством, немало изумившим его самого, Тахион свернул фотографии в трубку, запихнул их в широкий рукав пальто и стремительно обернулся навстречу нежданному гостю. Марта Квинлен стояла на пороге, улыбаясь во весь рот, а молодой чернокожий мужчина, припав на одно колено, щелкал затвором камеры с такой яркой вспышкой, что ее, наверное, было видно и на Марсе.

Такисианин неохотно отпустил деревянную рукоятку «магнума», умело спрятанного в кобуре под его пальто.

— Полагаю, вы дадите мне какое-то объяснение? — надменным тоном осведомился он.

— О, это Рик, — прощебетала Квинлен. — Он наш штатный фотограф. Я просто не могла допустить, чтобы такое событие осталось не запечатленным.

— Мадам, боюсь, я пришел сюда не за славой, — сказал встревоженный Tax.

Рик поднялся с колен и беззаботно махнул рукой.

— Не дрейфьте, ребята, — сказал он. — Это просто для нашего архива. Поверьте мне.

— Тецкатлипока, — сказал доктор Аллен Берг, бросая распечатку обратно поверх груды книг, бумаг и фотографий, под которой предположительно скрывался его рабочий стол.

— Чего? — переспросил Глюкс.

— Астероид 1954С-110. Это голая скала, господа. Ни более и ни менее.

Маленький кабинет пропах потом и трубочным табаком. Из окна открывался вид на полуденный кампус Колумбийского университета, и Глюкс смотрел на серую белку, которая с ветки клена дразнила чернокожего паренька, проходившего мимо с потертым футляром для валторны.

— Любопытное название, — заметил Тахион.

— Это имя одного ацтекского божества. Довольно злобного, насколько мне известно, но это обычная практика: когда открываешь астероид, его нужно как-то назвать. — Берг подкупающе улыбнулся. — Я задумывался о том, чтобы открыть какой-нибудь и назвать его в свою честь. Ну, вроде того чтобы увековечить его. — Он походил на добродушного еврейского ребенка, со своими горящими глазами, продолговатым овальным лицом и крупным носом, вот только всклокоченные кудрявые волосы серебрила седина. На нем была голубая сорочка с коричневым галстуком, а поверх нее — свитер такой свободной вязки, что им можно было бы ловить рыбу.

— А если бы он столкнулся с Землей, то мог бы, того, устроить большие повреждения? — спросил Глюкс — Или это скорее преувеличение?

— Нет, э-э, Капитан, заверяю вас, не мог бы. — Он едва заметно запнулся на звании. Натуралам, в особенности в окрестностях Нью-Йорка, волей-неволей пришлось привыкнуть к причудам тузов, в особенности тех, кто предпочел изображать из себя героев замшелых комиксов и выряжаться в цветастые костюмы. Но такого чудака, как Капитан Глюкс, он видел в первый раз. — Тецкатлипока — железоникелевое продолговатое небесное тело размером примерно километр на полтора и весом в несколько миллионов метрических тонн. В зависимости от угла столкновения астероид мог бы вызвать катастрофические наводнения и землетрясения, стать причиной явлений, сходных с гипотетической ядерной зимой, а также, весьма вероятно, расколоть земную кору или лишить нашу планету большей части атмосферы. Столкновение почти наверняка стало бы величайшей катастрофой во всей известной истории человечества — я мог бы представить вам более точную оценку, если бы дал себе труд построить теоретическую модель. Но я не стану этого делать. Потому что столкновения не произойдет. — Он отпил кофе из надтреснутой кружки. — Бедняга Фред.

— Должен признаться, я был несколько удивлен, что вы говорили о нем с таким сочувствием, когда я впервые позвонил вам, — заметил Тахион.

Берг отставил кружку, посмотрел на остывшую черную жидкость.

— Мы с Фредом вместе учились в Массачусетском технологическом, доктор. И целый год жили в одной комнате в общежитии.

— Но мне казалось, все считали доктора Уоррена немного чокнутым, — заметил Глюкс.

— Так говорят. И он действительно был чокнутым, как ни неприятно мне это говорить. Но он был не обычным чокнутым.

— Но я отказываюсь понимать, как опытный ученый может поддерживать теории такого рода, которыми доктор Уоррен… э-э…

— Был столь печально известен, доктор. Смелее, говорите это. Вы точно не хотите кофе?

Тахион и Глюкс вежливо отказались. Берг вздохнул.

— Фред обладал железной волей. И еще у него имелась романтическая жилка. Он всегда считал, что в космосе должны скрываться фантастические вещи: древние астронавты, машины инопланетян на Луне, неизвестные науке существа. Он хотел стать первым, кто докажет то, над чем потешались все серьезные ученые. — Его губы растянулись в печальной улыбке. — Кто знает? Когда мы с Фредом были ребятишками, люди считали возможность разумной жизни на других планетах выдумкой. Может быть, у него получилось бы. Но Фред был нетерпелив. Если он не видел результатов, которые ему хотелось получить, — в общем, он все равно начинал их видеть, если вы понимаете, о чем я.

— Значит, все обстояло в точности так, как доктор Саган писал в своей статье в «Таймс», — кивнул Тахион. — Доктор Уоррен зациклился на скале, которая пролетает мимо Земли через регулярные промежутки времени, и узрел в ней угрозу.

Берг нахмурился.

— При всем моем уважении, на этот раз доктор Саган ошибся. Господа, доктор Уоррен обладал безграничной способностью к самообману, но не был невеждой, подобранным «Информером» на Седьмой авеню. Он умел пользоваться эфемеридами и уж точно владел информацией об истории «1954С-1100». Покойный был опытным астрономом — и в том, что касалось техники и наблюдений, чертовски неплохим. — Он покачал косматой головой. — Одному богу известно, как он мог поверить в эту чушь о Тецкатлипоке.

Глюкс протер очки своей фантастической бабочкой.

— Какова вероятность, что он мог оказаться прав, дружище?

Берг рассмеялся.

— Прошу прощения, Капитан. Последнее приближение Тецкатлипоки было обнаружено и рассчитано восемь месяцев назад японскими астрономами. Она действительно пересекает орбитальную траекторию Земли, но достаточно далеко от самой планеты.

Он поднялся, оправил задравшийся на животе свитер.

— Это весьма печально, господа. О, не это, — он похлопал по намечающемуся брюшку, — а та медвежья услуга, которую Фред оказал своим коллегам-ученым. Наши инструменты куда более совершенны, чем они были во время прошлого прохождения Тецкатлипоки в тысяча девятьсот семидесятом. И все же любого астронома, который решится направить свой телескоп в этом направлении, на веки вечные свалят в одну кучу с фон Дэникеном и Великовским.[15]

Ночь давно вступила в свои права. Тахион, устало сгорбившись, сидел в кресле в своей квартире, кутаясь в малиновый халат и полумрак комнаты, и слушал скрипичный концерт Моцарта. Он потягивал бренди и пребывал в состоянии совершенной сентиментальности, когда вдруг зазвонил телефон.

— Док? Это я, Марк. Я кое-что разузнал.

От его тона хмельную дымку в голове такисианина как рукой сняло.

— Что случилось?

— Думаю, тебе лучше посмотреть на это самому.

— Уже еду.

Через пятнадцать минут он стоял на следующем над «Космической тыквой» этаже и в немом изумлении оглядывался вокруг.

— Да у тебя тут целая лаборатория!

— Она еще не закончена. У меня тут нет никаких серьезных приборов, ни электронных микроскопов, ничего такого. Только то, что мне удалось насобирать за эти годы.

Кабинет походил на помесь лаборатории Крика и Уотсона[16] с ночлежкой хиппи образца тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, втиснутую в помещение размером немногим больше чулана. Схемы цепочек ДНК и полисахаридов соседствовали с плакатами «Роллинг стоунз», Джимми, Дженис и, само собой разумеется, кумира Марка, Тома Мэриона Дугласа, Короля Ящериц — при виде последнего Тахиона пронзила боль, ибо он до сих пор винил себя в смерти певца. Инструменты земных биохимиков были ему куда привычнее, чем приборы астрономов, и он узнал и центрифугу, и еще кое-что. Многие из них явно немало прослужили на своем веку, прежде чем попасть в руки Глюкса, другие казались топорными, но в целом все выглядело вполне исправным.

Марк был в лабораторном халате и выглядел невеселым.

— Разумеется, мне не пришлось ничего выдумывать, стоило только раз взглянуть на газовую хроматографию этого образца.

Тахион захлопал глазами и покачал головой, опознав в здоровой спиралевидной колбе, над назначением которой он ломал голову последние полминуты, самый, возможно, замысловатый в мире курительный бонг.

— Так что ты обнаружил? — спросил он.

Приятель передал ему полоску бумаги.

— У меня, того, недостаточно данных, чтобы подтвердить структуру этой белковой цепи. Но химический и количественный состав…

По спине Тахиона побежал холодок.

— Роевая биомасса, — выдохнул он.

Марк махнул в сторону кипы бумаг, сваленных на лабораторном столе.

— Можешь проверить. Это данные анализа образцов, взятых во время нападения Роя. Я…

— Нет-нет. Я доверяю твоим выводам как ничьим другим, кроме своих собственных. — Он покачал головой. — Значит, доктора Уоррена убил Рой? Но зачем?

— А каким образом, тебя не интересует, дружище? Мне казалось, они все были громадные, как монстры из какого-нибудь японского фильма ужасов.

— Сначала — да. Но культура Роя развивается благодаря реакции на раздражители. Первая попытка нападения методом грубой силы провалилась. Теперь Прародительница усовершенствовала подход, о чем я все время и предупреждал этих болванов из Вашингтона. — Он сжал губы. — Я подозреваю, что теперь она пытается имитировать жизненную форму, которая дала ей отпор. У этих чудовищ это обычная практика.

— Значит, ты уже имел с ними дело?

— Я лично — нет. Но мой народ — да. Они, можно так выразиться, наши злейшие враги, эти создания. А мы — их.

— И теперь они, того, внедряются к нам? — Марка передернуло.

— Я думаю, им еще далеко до того, чтобы оставаться незамеченными. И все же что-то в этом деле тревожит меня. Обычно на этой стадии вторжения они еще не настолько проницательны.

— А почему они выбрали беднягу Фреда?

— Ты начинаешь вести себя как любопытная женщина, друг мой. — Tax с усмешкой хлопнул его по плечу. — Надеюсь, мы сможем найти ответ на наш вопрос, когда выследим этих страшилищ. И это наша первоочередная задача.

— А как же Клецка?

Такисианин вздохнул.

— Ты прав. Завтра утром я первым делом позвоню в полицию и расскажу им о том, что нам стало известно.

— Там ни за что не поверят в такое.

— Но я могу хотя бы попытаться. Отдыхай, друг мой.

Там не поверили.

— Значит, вы обнаружили роевую ткань в лаборатории Уоррена, — проскрежетала лейтенант из отдела убийств, которая вела это дело. Голос в телефонной трубке был молодой, с пуэрториканским акцентом, раздраженный, и, судя по всему, его обладательница в данный момент была не в восторге от Тисианна брант Тс'ара из Дома Илька-зам. — Для медицинского эксперта вы проявляете слишком активный интерес к этому делу.

— Я пытаюсь исполнить свой гражданский долг. Помешать осуждению невиновного и попутно предупредить соответствующие органы об ужасной опасности, которая может угрожать всему миру.

— Я ценю вашу заботу, доктор. Но я расследую убийства. Оборона всей планеты не входит в мою компетенцию. Мне приходится получать разрешение даже на то, чтобы просто поехать в Квинс.

— Но я же раскрыл ваше убийство!

— Доктор, расследование по убийству Уоррена ведут компетентные органы, то есть мы. У нас есть свидетель, который уверенно опознал в Клецке того, кто выходил из дома Уоррена в интересующее нас время.

— Но образцы тканей…

— Может, он выращивал их в чашке Петри. Я не знаю, доктор. И не знаю, какова квалификация того, кто делал анализ этой так называемой роевой ткани…

— Заверяю вас, я известнейший специалист в области биохимии…

— Да уж, сомневаюсь, что на Земле найдется хотя бы один человек, который ничего бы о вас не слышал. — Тахион слегка отодвинул трубку от уха; как ни странно, эта женщина начинала ему нравиться. — Я не подвергаю сомнению вашу квалификацию, доктор. Но я не могу вот так махнуть рукой и отпустить вашего подопечного. Это зависит от прокурора. Что бы вы там ни нашли, сообщите об этом адвокату Клецки, и пусть он занимается этим. А если вы действительно обнаружили новый Рой, я бы предложила вам сообщить об этом генералу Медоузу из «Спейском».

Отцу Марка.

— И еще кое-что, доктор.

— Да, лейтенант Арруп?

— Держитесь от этого дела подальше, а не то живо загремите в кутузку. Мне не нужны дилетанты, которые мутят воду.

Кристалис повернула к нему прозрачное лицо — стекло вместо кожи и фарфор взамен костей.

— Какие-нибудь необычные происшествия в Джокертауне? — протянула она со своим бесполым британским акцентом. — С чего вы взяли, что здесь может произойти что-то необычное?

Он сидел в самом углу бара, в стороне от утренних завсегдатаев «Хрустального дворца» — никогда не мог здесь как следует расслабиться.

— Не только в Джокертауне. В этой части Манхэттена, к югу от Мидтауна.

— Вы серьезно?

— Когда я говорю «необычные происшествия», я имею в виду необычные для Джокертауна. Не последнюю заварушку в «Неистовых джокерах». Не то, что Черная Тень за ногу подвесил какого-то грабителя к фонарю. И даже не очередное экзотическое убийство, которое совершил этот маньяк со своими игральными картами. Что-то такое, что не вписывается в обычную картину джокертаунской жизни.

— Гимли вернулся.

Tax сделал глоток бренди с содовой.

— Говорят.

— Сколько заплатите?

Он приподнял бровь.

— Черт побери, я не какая-нибудь досужая сплетница! Я плачу своим агентам за информацию.

— И сами неплохо зарабатываете. Я уже внес свою долю, Кристалис.

— Да. Но есть и много такого, о чем вы мне не рассказываете. Например, о том, что происходит в клинике… конфиденциальные сведения.

— Они и впредь останутся конфиденциальными.

— Ладно. Хорошая репутация в этом сообществе мутантов — часть моего капитала, и можете не напоминать мне о своей влиятельности. Но когда-нибудь вы зайдете слишком далеко, мой маленький медноволосый космический лис.

Он только усмехнулся.

«Тр-рр».

Тахион с трудом продрал один глаз. Вокруг было темно, если не считать обычного манхэттенского марева и, пожалуй, лунного света, который просачивался сквозь тонкие занавеси и серебрил голый женский зад, покоившийся рядом с ним на застланной малиновой простыней водяной кровати. Он поморгал отекшими веками и попытался вспомнить имя обладательницы ягодиц.

«Т-рр».

На этот раз настойчивей. А, это одно из самых дьявольских изобретений этого мира — телефон. Роскошные ягодицы рядом с ним пошевелились, и из-за смятого одеяла показались плечи.

«Тр-рр».

Он поднял трубку.

— Тахион слушает.

— Это Кристалис.

— Вам известно, сколько сейчас времени?

— Половина второго ночи. Вы и того не знаете. У меня есть для вас кое-что интересное, милый доктор.

— Кто это, Tax? — пробормотала женщина.

Он рассеянно похлопал ее по заду, пытаясь припомнить ее имя. Дженет? Илейн? Проклятие.

— И что же?

Кэти? Кэнди? Сью?

Кристалис замурлыкала какой-то мотивчик.

— Что, во имя Идеала, это все значит? — осведомился он.

Мэри? Провалиться этой Кристалис вместе с ее дурацким мурлыканьем!

— Одна песенка, которую мы пели, когда я была в летнем лагере. «Джонни Ребек».

— Вы звоните мне в половине второго ночи, чтобы спеть детскую песенку?

Белинда? Нет, это уж слишком.

— «Теперь нет ни кошек, ни собак во всей округе нашей, а все потому, что Джонни Ребек из них наделал фарша».

Tax уселся в кровати.

— Да что там такое? — поинтересовалась женщина рядом с ним, теряя терпение, и повернула к нему лицо, завешенное темными волосами.

— Вы что-то узнали.

— Как я и сказала, милый. Не в Джокертауне, но поблизости. На Дивижн-стрит, неподалеку от китайского квартала. Там пропадают собаки и кошки — как бродячие, так и домашние; тамошний народ обычно не утруждает себя покупкой поводков. А еще голуби. И крысы. И белки. В нескольких кварталах просто не осталось обычной городской живности. Не будем сейчас шутить на тему азиатской кухни. Я подумала, это может считаться необычным происшествием.

— Еще как!

Во имя предков, кто бы мог подумать!

— Вы у меня в долгу, Тахион, — промурлыкала она.

Он свесил ноги с кровати и пожалел, что не может вспомнить имя девушки, чтобы можно было повежливее выпроводить ее домой.

— Угу.

— Да, кстати, — ее зовут Карен.

— Доктор, — поинтересовался Глюкс сквозь облако пара, в которое превращалось его дыхание, — вы знаете, каким словом назвала меня Бренда, когда я позвонил ей посреди ночи и попросил посидеть с Деткой?

За несколько недель их с Марком знакомства Тахион впервые слышал, чтобы он на что-нибудь пожаловался.

— Даже думать об этом боюсь, — признался он. — Но это крайне важно. И я чувствую, что нельзя терять время.

Медоуз поник.

— Да. Ты прав. Клецка попал в такой переплет, что мне и не снилось. Прошу прощения, док.

Тахион взглянул на этого человека, на блестящего ученого, которого его личные демоны довели до состояния почти отщепенца, и искренне поразился. Он погладил его по руке.

— Ничего страшного, Марк.

Неподалеку по Манхэттенскому мосту с шуршанием проносились машины. Они стояли на неосвещенной глухой улочке в довольно сомнительном квартале: крохотные лавчонки, темные тени, конторы ростовщиков и заброшенные дома, облюбованные бродягами мрачные постройки, которые щерились разбитыми окнами в скудном свете единственного тусклого фонаря. Неподходящее место для прогулок в такой час, даже если не думать об инопланетной угрозе.

— Возможно, это всего лишь ложная тревога, — продолжал Тахион. — Когда Кристалис рассказала об исчезновениях животных, мне пришла в голову мысль, что Рою нужна пища, а если эта культура не развивается с такой скоростью, о какой я никогда не слышал, они вряд ли доросли до того, чтобы покупать себе еду в супермаркете. — Он остановился, повернулся к другу и сжал его локти. — Я хочу, чтобы ты понимал это, Марк. Возможно, здесь ничего нет. Но если мы найдем то, что ищем, нам придется сражаться с монстром вроде тех, что показывают в фильмах ужасов. Только этот будет реальным. Он — враг всего живого на этой планете и начисто лишен сожаления.

Марк спокойно махнул рукой куда-то в глубь улицы.

— Вроде вон того, дружище?

Тахион какое-то мгновение смотрел на него, потом медленно повернул голову вправо.

На углу квартала у перехода виднелся силуэт. Он кутался в пальто и низко надвинул на лоб шляпу, но даже эта маскировка не могла скрыть его пропорций, которые не имели ничего общего с человеческими.

— Минуточку, дружище. — Глюкс высвободился и, придерживая на голове шляпу, вихляя коленями и шаркая, побежал прочь и спустя несколько секунд скрылся за углом.

«Трус! — взорвалась в груди Тахиона ослепительная сверхновая, но потом пришла мысль: — Нет. Я не должен судить его так строго, он ведь не воин, а его раса прежде не сталкивалась с такой угрозой».

Такисианин распрямил плечи, поправил галстук и пошел навстречу существу. Оно сделало один дрожащий шаг навстречу, другой — ноги с чмокающим звуком оторвались от асфальта. Из темноты позади него показалась вторая фигура, одетая точно так же, чей силуэт хотя и отличался от первого, но имел с ним явное сходство. «Ах, Бенаф'сай, не зря ты усомнилась во мне. Мне и в голову не приходило, что их может быть двое». Он стал готовить свой дух к смерти.

— Доктор.

Он резко обернулся. Рядом с ним стояла высокая темноволосая девушка в черном с головы до пят, если не считать двух закорючек инь и ян на груди. Черная маска под стать эмблеме, закругляясь, шла от левой скулы через правую сторону лба и оставляла открытым поллица, ошеломлявшего своей восточной красотой.

Он отвесил ей учтивый, хотя и несколько урезанный поклон.

— Не имею удовольствия быть с вами знакомым.

— Я — Дочь Луны, доктор. И я знаю вас — пусть даже и не лично.

В его затуманенном сознании что-то забрезжило. — Вы — одна из друзей Капитана.

— Верно.

Ощущение опасности всегда ударяло ему в голову, как вино. Это состояние, по крайней мере, могло бы впоследствии служить ему оправданием за вожделение, охватившее его сейчас.

— Милое дитя, — выдохнул он, сжимая ее пальцы, — вы — самое восхитительное зрелище, какое представало этим очам за долгие, долгие годы…

Даже в тусклом свете единственного фонаря Тахион заметил, как она зарделась.

— Я приложу все свои скромные силы, чтобы помочь вам, доктор.

Девушка стремительно развернулась и поплыла по улице, расслабленная и собранная одновременно — со смертоносной грацией крадущегося леопарда. Таха восхитило исходившее от нее ощущение силы, плавность ее движений, игра ее ягодиц под облегающим черным одеянием — в эту ночь его просто преследовали ягодицы. Он потрусил за ней, по-такисиански обеспокоенный тем, что женщине придется подвергнуть себя опасности.

Когда до ближайшего чужака оставалось метров двадцать, она бросилась в атаку, а еще метров через десять взвилась в воздух в прыжке, от которого у Тахиона захватило дух. Дочь Луны на лету выписала пируэт и отточенным движением ударила врага в плечо. Что-то глухо бухнуло — как будто на землю упала тыква. Чудовище попятилось. Все так же кружась, девушка отскочила, легко коснулась земли и мгновенно снова приняла боевую стойку.

Рука чудовища упала наземь, вывалилась прямо из рукава.

Дочь Луны вдруг обезумела: она исходила криком, выла, металась и каталась по земле, как клубок сцепившихся кошек. Тахион только глазами захлопал. «Все так хорошо начиналось», — горестно подумал он.

Какое-то время отпрыски Роя тоже остолбенело смотрели на нее. Потом дружно обернулись к Тахиону — их хеморецепторы безошибочно подсказали им о присутствии поблизости ненавистного и грозного такисианина.

Тахион потянулся к их сознанию, но с таким же успехом можно было бы схватить туман. Его мысль бесплодно прошла сквозь пелену электрохимических сигналов, составлявших разум чудовищ.

Ничуть не удивленный, он выхватил короткоствольный «смит-энд-вессон», широко расставил ноги, сжал пистолет обеими руками, прицелился, сделал глубокий вдох, задержал дыхание и дважды спустил курок. Из дула вырвалось пламя, раздался оглушительный грохот, Тахиона больно ударило отдачей. Никаких других последствий выстрела не обнаружилось.

Он потрясенно опустил пистолет. Ближайший к нему чужак находился всего в двадцати футах — промахнуться было невозможно. Потом такисианин увидел два небольших отверстия, именно там, где им следовало находиться: по одному с каждой стороны обширной груди пришельца. Значит, бесполезны не только ментальные атаки.

— У меня проблемы, — сообщил он.

Tax прицелился в сумрак под шляпой, спустил курок еще дважды. Шляпа слетела наземь вместе с ошметьями клейкой массы, смахивающей на пораженный гнилью картофель, — она служила чужаку головой. Существо продолжало надвигаться.

Дочь Луны прекратила вопить и молотить себя кулаками и теперь сидела, зажав ладони между колен и внимательно наблюдая за всем происходящим.

— Пули не причиняют им вреда, — сказала она сорванным от крика голосом. — Они… они не люди.