Между двумя мирами. Школа выживания Ефиминюк Марина

– Растворился в воздухе, как привидение. Ты веришь в призраки?

– Не очень, – встревоженно отозвалась я.

Одновременно мы отпустили книгу и разнесчастный томик свалился на пол, вывернув наизнанку исписанные убористым почерком желтоватые листы. Мы вместе склонились за распотрошенным фолиантом и до звездочек шибанулись лбами.

– Извини, – чуть не плача, просопел Тима. – И за маму тоже.

– Увидимся в университете, – буркнула я, потирая голову. – Цветочки оставь маме.

Центр Кромвеля всегда был людным и суетливым: толпы народа, кареты, постовые. Приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы не озираться по сторонам, пытаясь разгадать среди прохожих того самого преследователя. Но кто ищет, тот всегда найдет! Переходя шумный перекресток, я все-таки засекла подозрительного типа в длинном плаще, стоящего на омнибусной остановке, и сердце совершило испуганный кульбит.

Самое ужасное, что в ожидании экипажа, идущего до квартала Каменных горгулий, пришлось встать рядом с этим незнакомцем. Стоило карете подъехать, как я запрыгнула в салон, растолкав локтями остальных пассажиров, даже тех, кто пытался выйти. Едва омнибус тронулся с места, я не удержалась и выглянула в окно. Пропал ли странный человек? Безучастный к городской суете, он по-прежнему разглядывал брусчатку у себя под ногами и, не делая ничего подозрительного, выглядел ужасно подозрительным.

– Дурища, – едва слышно фыркнула я, откидываясь на спинку сиденья.

Откровенно говоря, Тимоху хотелось убить, трижды. За маму, за растерзанный фолиант и за неожиданно обострившуюся манию преследования. Может, мужик был местным юродивым, а его с легкой руки в преследователи записали!

И все равно дома я заперла дверь на засов и зажгла световые руны. Во всех комнатах, даже в купальне.

Усевшись за стол, я открыла написанный предком Кайдена фолиант сразу на указанной профессором странице. Мало того что у автора был нечитаемый почерк, а текст написан на абрисском, в самом центре листа строчки оказались размыты, да и весь разворот стерся от старости. Пришлось изрядно поломать голову, чтобы соединить разрозненные фразы в сносный текст, который тут же переписывался на листочек.

«Ни одно сердце не способно биться вечно, сердце магии тоже останавливается. Каждый раз мы вынуждены его пробуждать. Но однажды придет черный день: оно заснет навсегда, и тогда начнут умирать ключи, один за другим, мучительно и неизбежно. Первым погаснет ключ «сила», и мир ослабеет. Последним умрет ключ «время», и магии не останется. Мы не будем прежними, наша жизнь изменится».

Выходило, что Кайден искал двуликого, чтобы оживить древнюю руну?

Я поспешно вытащила из сумки магический планшет, пробудила символ в углу пластины и, когда она приобрела матовость, быстро написала:

«Как давно погасло Сердце Абриса?»

Время шло. Секунды складывались в минуты. Ответа не было.

«Где ты?» — наконец отозвался Кайден, и от каждой литеры веяло ледяным холодом.

«Дома».

Кто-то резко постучал во входную дверь. От неожиданности я подскочила, и планшет со звоном кувыркнулся на пол. Конечно, выбраться из Абриса, чтобы устроить мне головомойку, Кайден так быстро не мог, подобная скорость просто противоречила законам магии. Грешным делом, в голову пришла мысль, что ко мне нагрянули господа Доходяги, чтобы вручить оставленный в чайной букет, но с улицы прозвучал голос Валентина:

– Открой, Лерой.

Если бы год назад кто-нибудь сказал, что мне не захочется пускать его в дом, то я покрутила бы пальцем у виска, но сейчас мне было жизненно необходимо пространство, чтобы перебороть страх. Похоже, в темном мире все летело к собачьим демонам, а Кай находился в самом эпицентре разрушений. Валентин Озеров, вероятно, будет счастлив. От мысли, что глаза друга детства наполнятся детским восторгом и совершенно недетским торжеством, меня затошнило.

– Валерия, не глупи, у тебя горит свет! – крикнул он, сопроводив восклицание очередным ударом по двери, злым и резким.

Не придумав ничего умнее, я щелкнула пальцами и потушила все руны света на первом этаже, в том числе на крыльце. Осенью смеркалось рано, старый сад быстро окунался в темноту, так что комнаты погрузились в холодный полумрак. В тишине я ждала затихающих шагов, но услыхала, как закряхтел, отъезжая в сторону, железный засов на двери. Онемев от изумления, я следила за тем, как нежданный гость без разрешения вламывался в мой дом.

Когда он открыл дверь, я уже стояла посреди кухни, сложив руки на груди. Тин вошел. Пришлось хлопком снова пробудить руну света, и на стенах вспыхнули лампы. Глаза резануло.

– Когда я потушила свет, ты не понял намека, что тебе здесь не рады? – в моем голосе звучал лед.

Валентин выглядел незнакомцем с тяжелым взглядом из-под бровей. Никогда такого у него не замечала.

– Я пришел задать тебе только один вопрос. – Он выдержал паузу, надеюсь, не для трагичности. – Ты знаешь, кто он?

Мгновенно стало ясно, что речь шла о Кайдене Вудсе.

– Ты вошел без разрешения.

– Так знаешь?!

– Да.

Челюсти Тина сжались.

– Ты получил ответ, – добавила я. – Уходи.

– Он тебя вытащил из Абриса, когда ты застряла там во время игры? – наконец вымолвил он.

– Это уже второй вопрос.

– Отвечай, Лерой! – рявкнул Валентин.

– Верно, Кай вернул меня домой.

Вдруг гость нехорошо усмехнулся:

– Поэтому он?

– Нет.

– Тогда объясни, я никак не могу взять в толк, почему именно он? Ты окружена парнями, но почему, демон тебя дери, Лерой, ты выбрала именно наследника темного клана?! – краснея, неожиданно завопил Тин. – Как вы вообще встретились? Вы две параллельные прямые, которые не могут пересечься! Проклятие! Вы живете не просто в разных мирах, а в разных вселенных! Объясни мне как?!

– Откровенно говоря, Валентин, ты лезешь не в свое дело! – голос зазвенел от возмущения. – После скандала в трактире как ты смеешь появляться мне на глаза? Пять лет я пыталась избавиться от дурацкой привязанности! Весело было, наверное, наблюдать, как я металась? Держал меня вместо карманной собачки, а когда я пыталась сбежать, то натягивал поводок и снова заставлял егозить у ног! Когда я об этом думаю, у меня кровь закипает. Отвратительно!

Тин стремительно приблизился, протянул руки и сжал мое лицо в ладонях. От него резко и сильно пахло виски.

– Выходит, ты просто мстишь? Потому что я планировал женитьбу, так ведь? Да? Ты все неверно поняла, Лерой. Я никогда не испытывал к ней привязанности, ничего такого. Отец Клариссы имеет связи с Абрисом, а мне так сильно нужны были его связи, но теперь все изменилось. Вон он я!

– Да, вот он ты… И ты пьян, Тин, – сухо отозвалась я и заставила его убрать руки. Но едва я освободилась, как он впился нервными пальцами в мои плечи.

– Если не мстишь мне, то почему ты с ним? Он что-то попросил взамен, когда помог? Так ведь? Ведьмаки не помогают. Никогда! Они заключают сделки. Что захотел Кайден Вудс от тебя? Магический свет? Артефакты? Что?

– Да пошел ты! – рявкнула я, пытаясь сбросить его руки.

– Как ты можешь его любить? – его губы сложились в невеселую усмешку. – Как? Мы же одинаковые с тобой. Ненавидим Абрис одинаково. Разве нет? Посмотри, что они с тобой сделали…

На некоторое время Валентин замолчал, как будто о чем-то задумавшись, и даже отошел на шаг. Я напряженно следила за изменениями в его лице. Вдруг оно осветилось догадкой.

– Так ты сама позволила ему осквернить свой дар? – вкрадчиво произнес он.

– Я не верю, что позволяю тебе здесь стоять и нести полную околесицу! – взорвалась я и ткнула пальцем в сторону двери. – Выметайся из моего дома, Валентин Озеров, и возвращайся, когда протрезвеешь!

– А тело? – вкрадчиво вымолвил он, словно не слыша, что его выставляют за дверь. – Тело ты тоже позволила ему запачкать, Лерой?

Вспыхнув от ярости, я размахнулась и влепила ему пощечину. Голова обвинителя мотнулась, на щеке расцвел красный след от пальцев. На мгновение Тин закрыл глаза и перевел дыхание. Новый взгляд был темный от гнева.

– Клянусь, я хотел, чтобы все произошло по-другому. – Валентин сделал шаг, и я отступила, неожиданно ощутив исходящую от него угрозу. – Я хотел дать тебе шанс, но ты больше не моя тихая милая подружка. Теперь я вижу, он что-то испортил в тебе…

Он вдруг начал снимать пиджак. Испуганно пятясь, я следила за тем, как он зло расстегивал пуговицы, рвал узел галстука, и отказывалась верить в реальность происходящего.

– Тин, что ты делаешь? – от паники язык едва слушался.

– Просто запомни, Валерия, не я, а он превратил тебя в пустое место.

– Остановись, ради всех светлых духов! – Я уперлась поясницей в спинку дивана и отступать стало некуда. – Просто прекрати, потому что ты меня очень сильно пугаешь!

– Но ты же всегда хотела попробовать, как это будет со мной. Я ошибаюсь? – отозвался он.

И я отбивалась, отчаянно и иррационально, не помня про уроки самообороны, не обращая внимания на треск разрываемой одежды. Ведомая животным страхом, изворачивалась, пытаясь сбросить насильника, и судорожно сжимала колени. В голове крутилась совершенно нелепая мысль, что если он раздвинет мне ноги, то все будет кончено.

Свобода пришла неожиданно, когда я почти выбилась из сил. Валентин отлетел на пару ярдов, врезался в закопченную каминную решетку и болезненно застонал. Между нами выросла высокая фигура Кайдена. Надо было бежать, пока насильник не пришел в себя, но разбитое тело не слушалось. Вцепившись в разодранный ворот платья, я подтянула к подбородку колени и съежилась в углу дивана. Меня сотрясала крупная дрожь.

Кай шагнул к отброшенному противнику, схватил его за грудки и, перевернув на спину, ударил кулаком в лицо. В тишине раздался тошнотворный глухой звук, из носа Тина потекла кровь. Но сдаваться он не собирался, ловко повернулся и, впечатав Каю ногу в живот, оттолкнул от себя.

Неясное движение – и оба исчезли, а вывалились из пространства уже посреди кухни. Удары, стоны, грохот выбитой в отцовскую спальню двери и разлетевшаяся вдребезги посудная полка. Новое перемещение. Тин учился бою, отвечал, нападал и даже попытался зажечь боевой светоч, мгновенно наполнивший воздух магическим током, но был отброшен на спину очередным ударом в челюсть.

Мне никогда не приходилось видеть мужской драки, яростной, без криков, слов или издевательских смешков. Противники не задирали друг друга и не красовались перед толпой. В моем доме происходило убийство. Лицо Валентина превратилось в кровавое месиво, и только слепец бы не увидел, что живым его отпускать не собираются.

– Остановись! – выкрикнула я, когда Кайден схватил противника за плечи и пригнул, чтобы ударить коленом в подбородок.

Пауза. Кай повернул ко мне голову. Скула разбита, лицо – застывшая маска, никаких эмоций. Кипевшую в нем ярость выдавали только черные, как смола, глаза.

– Просто вышвырни его из моего дома… – тихо вымолвила я.

В следующую секунду он толкнул Тина, и тот кулем растянулся на полу.

– Вон, – голос абрисца пронизывал холод.

Повозившись, Валентин кое-как встал, ноги его не держали. Внешней стороной кисти размазал кровь по разбитым губам, сплюнул на пол. Подняв пиджак, он встряхнул его и вдруг засмеялся. Сначала тихо, а потом все громче и громче, пока не захохотал как безумный.

– Проклятие! Ты, похоже, действительно влюблен в мою маленькую подружку, раз не показал своего настоящего лица! – Он брызгал кровавой слюной. – Темный паладин, разбивающий мне физиономию? Самому не смешно?

– А ты считаешь себя противником, достойным магии?

Кайден сграбастал Валентина за шиворот, точно щенка, и оба растворились в воздухе. Стало очень тихо. Кухня лежала в руинах: пол усеивали капли крови, черепки разбитой посуды, сметенные со стола книги с вывернутыми, растерзанными переплетами. Валялись перевернутые стулья, зиял пустотой дверной проем в отцовскую спальню.

Я заставила себя встать, переодеть разорванное платье и умыться. Плохо соображая, убрала дом, попыталась отдраить полы, но только размазала по доскам бурые пятна. И когда делать стало нечего, то вытащила из холодильного шкафа вилок капусты и начала резать. Один кусок, второй. Нож замелькал, полетела капустная стружка. Приходилось сосредоточиваться на том, чтобы усилием воли сдерживать дрожание руки, а не на воспоминании об отвратительных минутах насилия. Однако в этот раз ни готовка, ни уборка не помогали успокоиться, перед мысленным взором продолжало стоять побагровевшее от напряжения лицо Валентина, раздиравшего ворот моего домашнего платья.

В кухне появился Кайден, я не сумела заставить себя поднять голову, только почувствовала возмущение воздуха в момент перемещения. Было мучительно стыдно смотреть на человека, спасшего меня от самого чудовищного унижения, какому в своей жизни могла подвергнуться женщина.

Раздались тихие шаги, и он остановился за спиной. Кай не произнес ни слова, только осторожно обнял. От него пахло осенним холодом. Костяшки пальцев были сбиты, на рукавах остались бурые пятна чужой крови. Из рук выпал нож, громко всхлипнув, я прижала к искривленному рту ладонь. Одна мысль о том, чтобы разрыдаться из-за чудовища, притворявшегося моим другом детства, вызывала глухую ненависть, но позорные слезы все равно потекли по щекам.

– Я испытываю такой стыд, – прошептала я. – Не понимаю, почему мне так ужасно стыдно?

Он резко выдохнул мне в шею и произнес:

– Я хочу его убить.

– Знаю. – Помолчала и призналась: – Я тоже.

– Уйдем отсюда?

– Да, было бы неплохо. Хотя бы ненадолго.

Понятия не имею, куда мы скользили, но когда ноги провалились в пустоту, то подумалось, что теперь придется полностью перестилать пол. Вряд ли после нас кто-нибудь захочет жить в доме с кухней, испорченной следами скольжения в Абрис.

Мы переместились в обнесенный высоким забором двор перед низким, будто вросшим в землю домом с островерхой крышей. Мороз стоял трескучий, такой сильный, что снег под ногами хрустел и совершенно не спасало пальто. Сугробы доставали до окон, но расчищенная дорожка, ведущая от добротных ворот к деревянному, чисто выметенному крыльцу, наводила на мысль, что о потерянной, казалось бы, в густом лесу заимке кто-то заботился.

Засунув руки в глубокие карманы, я ежилась и приплясывала, мечтая поскорее спрятаться в тепле. Кайден и вовсе был в одном джемпере, а потому торопился. Пошарил рукой над притолокой в поисках ключа. Отперев навесной замок, быстрым касанием погасил охранную руну и открыл передо мной дверь, обитую изнутри войлоком.

– Осторожнее, здесь ступеньки. – От его дыхания шел пар.

Действительно, в комнату вели три нисходящие ступеньки. Обычно пустующие дома быстро промерзали, воздух в них был промозглый и студеный, но внутри оказалось теплее, чем снаружи. Видимо, печь недавно протапливали.

– Я пару лет не обновлял руну светового полога, поэтому только так… – предупредил он, зажигая прилепленные к деревянной крестовине толстые восковые свечи. Комната озарилась тусклым светом и наполнилась тенями.

– Ничего.

Я осмотрелась. Снаружи дом выглядел маленьким и приземистым, как заимка егеря, но внутри комната оказалась просторной. И она заменяла кухню, спальню и даже купальню, если судить по кадке для омовений, стоящей рядом с печью. При взгляде на большую самодельную кровать, накрытую лоскутным одеялом, на меня вдруг напала ужасная растерянность.

– Здесь убираются, – вымолвил Кайден, видимо, неверно истолковав мое смущение. – В двадцати минутах езды деревня, и я плачу, чтобы за домом присматривали.

– Чей он? – наконец вымолвила я.

– Деда Вудса.

– Ты здесь часто бываешь?

– После его смерти почти не приезжал.

Он начал возиться с печкой. Сунул поленья, принялся разводить огонь.

– Ты был привязан к деду? – спросила я, рассматривая его затылок.

– Не знаю. Наверное. – Кайден прикрыл черную от копоти дверцу и поднялся. – Дед Вудс был крутого нрава, неуживчивый и не ладил с кланом. Но он единственный помнил о том, что я все еще жив.

Некоторое время мы в молчании смотрели друг на друга. Говорить о себе он, определенно, не любил. Впрочем, я тоже не горела бы желанием ворошить прошлое, будь воспоминания настолько паршивы, что хотелось бы притворяться, будто они принадлежат другому человеку. Судя по всему, у Кайдена имелся целый ворох паршивых воспоминаний.

– Когда мне было семь, отец вышвырнул меня в закрытую школу для мальчиков. Он называл это мужским воспитанием – в той школе отлично умели вытравливать человечность. Каждую зиму дед забирал меня на пару седмиц из ада в нормальный мир, и я чертовски благодарен ему за это.

– Ясно, – неожиданно охрипшим голосом произнесла я и поймала себя на том, что нервно расковыриваю заусенец на пальце. Видимо, продолжения ждать не стоило. Стараясь заполнить повисшую неловкую паузу, я вымолвила:

– У тебя скула разбита. Надо обработать, иначе на лице шрам останется.

– Дед считал, что шрамы украшают мужчин, и не держал в доме заживляющих мазей.

– Тогда просто промоем. Рана выглядит нехорошо.

– Ладно. – Он не спорил, наверное, чувствовал, что я находилась на грани.

В лесном домике было удивительно уютно и очень спокойно. На печи в кастрюльке набухала каша с шиповником по рецепту тетушки Матильды, то есть без перца, соли и масла, потому как на почти пустых полках мне удалось найти только пшенку в льняном мешочке и сухие, сморщенные ягоды. Подозреваю, что собранные задолго до кончины хозяина дома.

Когда я осторожно промывала Кайдену рану, то он даже не морщился, однако ловкой сестрой милосердия меня было сложно назвать. От страха причинить ему боль руки мелко дрожали.

– Мне трудно понять, Лера, что ты сейчас на самом деле испытываешь из-за того, что… тот ублюдок… – Он запнулся, я замерла. – Тот парень, пытался сделать, но ты можешь поговорить со мной. Мне кажется, плакать в этой ситуации нормально.

– Если я осознаю, что человек, с которым нас в детстве укладывали в одну кровать, пытался надо мной надругаться, то свихнусь, – неожиданно даже для меня самой голос истончился. – Я чувствую себя такой униженной.

– Иди сюда, – вздохнул Кай, забирая влажную салфетку, и привлек меня к себе.

Он сидел, я стояла, обнимая его за шею. Объятия Кайдена всегда дарили ощущение безопасности, надежности и спокойствия.

– Знаешь, о чем я жалею больше всего? – промычала я ему в плечо.

– О чем?

– Что не сама сломала говнюку нос!

У Кайдена вырвался смешок. Я отстранилась, погладила его по щеке, осторожно большим пальцем провела по сжатым губам. Вдруг он перехватил мою руку.

– У тебя такие маленькие руки, Лера. Такие тонкие пальцы.

– Руки как руки, – отозвалась я. – Пальцы как пальцы.

– Но они умеют создавать удивительную магию.

– Когда мне было десять, я оживила всех своих кукол. Они танцевали в детской польку, и тетушка Матильда упала в обморок от страха. Тогда никто не подумал, что моя магия удивительная. У меня отобрали стило, а кукол закрыли в чулане. Они там еще седмицу скреблись, пока в рунах не погас магический свет.

– Что было дальше?

– Дальше? – Я попыталась вспомнить, какими проделками доводила родственников. – Дальше я научила кухонную табуретку шагать.

– Тебе наказали? – Кайден не сдержал смеха.

– Не помню, но табуретка маршировала пару седмиц. Тетка пригрозила, что прибьет к полу все мои игрушки, если я хотя бы еще раз трону мебель. Потом родители признали, что вряд ли из меня выйдет благородная девица, купили первое рабочее стило и вместо кукол начали дарить учебники по артефакторике. Больше всех расстроилась мама, она до конца надеялась, что я начнусь играть на клавесине.

– Хорошие были времена, – улыбнулся Кайден и, как будто привычно, точно делал это уже много раз, поцеловал мою ладонь.

– Сейчас тоже неплохие, – пробормотала я. Сердце заколотилось как сумасшедшее, сто ударов в минуту, не меньше, ведь касание его мягких губ показалось самой интимной лаской из всех, что мне доводилось испытывать в своей жизни. Да и опыта у меня было маловато. Вернее, совсем не было.

На счастье или к досаде, мне не удалось разобраться в растрепанных чувствах, в печи неприятно зашипело, и по комнате распространился запах горелого.

– Наш ужин! – всполошилась я, отскакивая от Кая с проворством бешеной домохозяйки, и бросилась спасать еду.

Впрочем, кое-что спасать принципиально не стоило. Например, диетическую кашу по рецепту тетушки Матильды. Блюдо оказалось совершенно несъедобным, даже хуже, чем у деда Вудса. Семейный деликатес темных ведунов по крайней мере имел вкус, пускай и вкус перцовой смеси. Несмотря на голод, обычного спутника перемещений через границу, я сдалась после третьей ложки и только наблюдала, как Кай стоически ковырялся в тарелке. Вдруг он аккуратно вытащил изо рта невесть каким образом попавший в крупу камушек.

– Зато у тебя талант к созданию артефактов, – пробормотал он, точно уговаривая меня не расстраиваться из-за кулинарного провала.

Столько раз хотела накормить его своей стряпней, но меня все время что-нибудь останавливало. И вот выдался, называется, удачный случай порадовать любимого деликатесом. Лучше бы не рисковала! Видимо, до сегодняшнего дня небеса пытались деликатно намекнуть, что не стоило испытывать судьбу и Кайдена на крепость желудка.

– На самом деле я хорошо готовлю. Просто крупа в мешке была моей ровесницей.

– Верю.

– Ну правда! В Тевете есть пословица: «Первый блин всегда комом».

– А будут и другие блины? – Кай так искренне изобразил испуг, что было впору зааплодировать.

– Ты сейчас по-настоящему задел мою гордость! – фыркнула я и из чистой вредности сунула в рот очередную ложку варева, но тут же схватила кружку с водой – подгорелая клейкая масса просто отказывалась проглатываться всухую.

– Не переживай, тыковка, – подбодрил меня мужчина. – Я правда совсем небедный человек и вполне могу позволить нанять для нас стряпуху. Не придется тратиться на знахарей.

Он говорил так, как будто мы могли позволить себе жить вместе, в одном доме, нанимать прислугу, возвращаться по вечерам со службы, прогуливаться по выходным по кленовым аллеям. Словно у нас действительно было будущее. Почему ж мне не хватало розового стеклышка, при взгляде через которое мир казался веселее и жизнерадостнее? Однако поправлять Кая казалось кощунством, оставалось ответить шуткой:

– Если ты еще раз назовешь меня тыковкой, то трат на здравника тебе не избежать.

Наши глаза встретились, и в комнате стало очень тихо. Реальность все-таки ворвалась в уютный уголок.

– Откуда ты узнала про Сердце Абриса? – откинувшись на спинку стула, спросил Кайден.

Он резко сменил тему, и я не сразу сообразила, как ответить, а потому выпалила первое, что вертелось на языке:

– У тебя на спине погасшая руна или все-таки тату?

– Руна. Символ власти. Нанесли в шестнадцать лет, когда меня объявили отцовским преемником.

Что ж, мы явно делали успехи и уже научились не только спрашивать, но и отвечать. Похоже, даже правду.

– Люди, которые обыскивали дом Роя, упоминали в разговоре Сердце Абриса, – в свою очередь призналась я. – Они сказали, что Сердце едва теплится и ты ищешь двуликого. Почему в Тевете не знают об этой руне, если она такая важная?

– Поэтому и не знают. – Кайден снисходительно улыбнулся. – Абрис скрытен, когда дело касается колдовства. Сердце – это идеальное сочетание семи основных ключей. Считается, что именно этот знак является источником силы. Старые гримуары утверждают, что если руна погаснет, то ключи начнут отмирать, и в конце концов наш мир лишится магии.

– Совсем?

– Должно быть. Правда в том, что она гаснет не в первый и, думаю, не в последний раз. – Он выглядел на удивление спокойным для человека, только что объявившего, что их мир, возможно, ждет конец света. – Но если ключи начнут отмирать, то когда? Через месяц, десять лет, через поколение? Когда именно наш мир лишится магии? Походит на бред сивой кобылы, но гримуары молчат, а неизвестность вселяет в людей страх, поэтому старейшины дергаются.

– Как ее пробуждают, вашу руну? Если я прикоснусь к твоей спине, то она вспыхнет?

Некоторое время Кайден молчал. Видимо, ему отчаянно не хотелось рассказывать о том, какая судьба поджидала несчастного, научившегося зажигать темные руны.

– Сердце Абриса – это не то, к чему можно прикоснуться. Она не похожа на руны перемещения, холода или света. Знак на спине вспыхнул только один раз, когда его нанесли. – Он старался избегать моего взгляда. – Чтобы зажечь Сердце, проводят ритуал. Двуликому наносят семь ключей, один за другим, и они постепенно, капля за каплей, иссушают его.

– После ритуала возможно выжить?

– Если не повезет.

– Остаться в живых ты считаешь невезением?

– Ты сможешь жить калекой без капли магического света? Понимать как, но не иметь возможности создавать артефакты? Да что там артефакты, не иметь возможности просто зажечь световую руну в доме.

– Нет, – отозвалась без раздумий.

Он кивнул: вот тебе и ответ. В комнате повисло тяжелое молчание, и когда пауза стала невыносимой, Кайден усмехнулся:

– Черт возьми, ты была права, когда говорила, что вести серьезные разговоры за едой – отвратительная привычка. Напрочь отбивает аппетит.

Кай отодвинул тарелку и поднялся из-за стола, тем самым давая понять, что сыт серьезными разговорами по самое горло. Присев рядом с печкой, он открыл заслонку и разворошил кочергой угли, чуть отстранившись, когда в лицо пахнуло жаром.

Понимая, что вытянуть что-то еще из него не получится даже раскаленными клещами, я с самым решительным видом принялась за мытье посуды. Пока терла тарелки в деревянной шайке, Кайден примостился на краешке стола и, сложив руки на груди, помогал мне тем, что просто не вмешивался в уборку.

– У меня есть еще один вопрос, – старательно избегая смотреть на него, произнесла я и с запинкой осторожно вымолвила: – Аглаю… убили твои родственники? Приняли ее за двуликую?

– Нет, – неожиданно он поправил мой сползавший с локтя рукав. – Если бы ее похитили наши, то тела не нашли бы. Выглядит так, будто кто-то пытался превратить твою подругу в двуликую. И похоже, она осознавала, на что именно шла, иначе забилась бы в истерике, когда вы столкнулись в доме Исаи Гленна.

– Но для того, чтобы магу нанести темную руну, по крайней мере нужен абрисский ведун, – опешила я.

– Паладин, – поправил Кайден. – Простому магу не по силам нанести руну обладателю Истинного света. И я совру, если скажу, что меня эта история не беспокоит.

Он протянул руку и убрал мне за ухо постоянно лезшую в глаза прядь волос. Краснея, я отвела взгляд и немедленно увидела деревянную кровать с лоскутным одеялом. Мыльная тарелка мгновенно выскользнула из рук и плюхнулась ребром на дно таза. В разные стороны брызнула мыльная вода, под пенной шапкой булькнула расколотая посуда.

– Проклятие! – прошипела я, вытаскивая из воды глиняный полумесяц вместо целой тарелки. – Надеюсь, это не была любимая тарелка деда Вудса.

– Зачем ты вообще решила мыть посуду посреди ночи? – не удержался Кайден.

Потому что мысль, что сейчас мы избавимся, как минимум, от части одежды, потушим свечи и уляжемся в одну кровать, вызывала во мне нешуточную панику!

– Лучше бы сразу выкинула, все равно окажется в мусорном коробе, – продолжил измываться он.

– Пока разбита только одна, – фыркнула я и, следом нашарив половинки от второй тарелки, выудила черепки из воды. – Не пойму, ты провидец, что ли?

Надеясь еще потянуть время, я даже решилась заглянуть в кастрюлю с застывшей кашей, но, смирившись с тем, что посудину ждет мусорная яма, закрыла крышку обратно. Поводов не ложиться вроде как не осталось. Еще минут десять с тем же усердием, с каким терла тарелки, я умывала лицо, а когда с полотенцем в руках обернулась в сторону кровати, застыла на месте. Кайден стянул через голову джемпер и остался в исподней рубашке, облегавшей плечи и такой тонкой, что через рукава просвечивали похожие на татуировки фамильяры.

Я таращилась на него и лихорадочно соображала, стоило ли мне раздеваться полностью, или что-то оставить, или улечься спать в вязаной кофте и леггинсах? Вообще существуют ли какие-то правила засыпания с мужчинами? И если существуют, то почему их никогда не описывали в учебниках по артефакторике?!

Вдруг некстати, как будто мне было мало, вспомнился день страшного позора, когда я вломилась к Кайдену в купальню и застала его обнаженным. Перед мысленным взором появилось превосходно сложенное тело, скульптурный торс и еще кое-что, о чем было не принято говорить вслух, но что отлично удалось рассмотреть. Сердце предательски заколотилось о ребра, а щеки вспыхнули.

– Ложишься? – глянул искоса Кайден.

Почти уверенная, что в моей горящей, как сигнальный фонарь, физиономии прекрасно угадывались все грязные мыслишки, посещавшие гудящую от усталости голову, я выпалила:

– Как ты спрятал фамильяры, когда был в Тевете?

– Пришлось замаскировать под обручальную руну. Тебе бы одного касания хватило, чтобы они снова по рукам расползлись.

При мысли о прикосновениях, любых: к рукам, рунам и вообще, меня бросило в жар. Я тут же принялась расстегивать кофту.

– Не раздевайся, – остановил меня Кай, вынудив не просто замереть, а буквально оцепенеть от неожиданности.

– Почему?

Светлые духи, я только что спросила, почему мне не надо раздеваться?! Отрежьте мне, пожалуйста, язык! Спасибо.

– Под утро печка остынет и станет холодно.

Проблема того, сколько одежды оставлять, отпала сама собой. Пока я хлопала глазами, стоя посреди комнаты, как последняя дура, он спокойно улегся полностью одетый и приоткрыл для меня одеяло.

– Идешь?

– Угу.

Потушив свечи, почти вслепую я добралась до кровати и осторожно улеглась на самый-самый краешек, повернувшись к Кайдену спиной.

– Иди поближе, так теплее, – пробормотал он, обхватив меня сильной рукой и прижав к себе. От нечеловеческого смущения на меня напал нервный паралич. Я лежала неподвижно, точно бревно, утыкалась носом в подушку, пахнущую влажным пером, и боялась пошевелиться.

– Лера, – щекоча дыханием, пробормотал Кайден мне в затылок, – расслабься, я не кусаюсь.

– Совсем? – пропищала я и немедленно захотела покусать себя сама. Да хоть бы тяпнуть за длинный язык!

Он хмыкнул, но, к чести, ничего не стал отвечать.

Пока я сходила с ума над вопросом, что же будет дальше, а если будет, то что именно, его дыхание стало глубже. Рука, обнимавшая меня, отяжелела. Он крепко заснул, видимо, утомленный перемещением через границы. Повозившись, я свернулась калачиком у него под боком и не заметила, как провалилась в сон.

И снова оказалась в большой странной комнате, точно поделенной на две части прозрачной стеной. Кайден стоял на своей половине за невидимой границей. Он смотрел внимательно и пристально, изучающе, так хищник присматривается к жертве, решая, как ловчее вгрызться в горло.

Сердце колотилось. Чувства спутались: неверие, радость, страх – все вместе крепким клубком. Вокруг руки Кайдена заклубился черный дымок, и из воздуха выплелся длинный клинок без навершия с замотанной тонкими кожаными полосками рукоятью. Острие смотрело в пол.

Пока смотрело в пол…

– Кай, ты меня пугаешь. Пожалуйста, убери оружие, – просила я, вдруг осознавая, что он видел не меня саму, а незнакомку, обладательницу Истинного света.

В ответ он резко толкнул стену. Преграда рухнула, и меня сбило воздушной волной. Опрокинувшись на спину, я болезненно застонала и испуганно приподнялась на локтях. Мы оба оказались на одной стороне мира, в строгой мужской спальне, с камином, серым шелком на стенах и наборным паркетом.

Не разрывая зрительного контакта, страшный незнакомец в личине Кайдена сделал шаг. Еще один. Остановился. Острие меча уткнулось мне во впадину между ключицами, туда, где истерично бился пульс.

– Ты будешь жалеть до конца жизни! – обретя голос, выпалила я.

– Серьезно? – уголок рта дернулся в кривоватой усмешке.

Стальное жало меча впилось мне в горло…