Шолох. Орден Сумрачной Вуали Крейн Антонина

21 

Я посмотрю?

Oportet esse fortis: vide in oculis hostium.

«Будь смелым: загляни в глаза своему врагу».

Прошло три дня.

Мокки опять ушел охотиться на фазанов в ближайший лесок – это стало его хобби. Лайстовиц вообще вызывал у вора какие-то удивительно теплые чувства: Бакоа с удовольствием шлялся по окрестностям (принося беду местным птицам, конечно), а за ужинами смеялся и весело сверкал глазами. Галаса Дарети радовалась общительному гостю, а мне просто не верилось, что Мокки бывает таким нормальным.

С другой стороны, у человека случился первый отпуск за пять лет. Его можно было понять.

Алое братство сдержало обещание и назвало имя заказчика. Им оказался высокопоставленный чиновник из Ратуши. Но два дня назад он утонул. «Несчастный случай», – объявило Скальное ведомство. «Мы ни при чем!» – заверили ассасины. «Разбираемся, но идет тяжело!» – отрапортовали информаторы.

Значит, наш рёхх сидел еще выше… Плохо. Впрочем, пока мы как-то сместили фокус с разоблачения преследователей на подселение пэйярту.

Четверг клонился к вечеру. Я отправилась на пробежку. Проблемы проблемами, но для меня физическое благополучие всегда было базой, на которой выстраивалось все остальное. Так что я решила, что, какие бы подлянки мир ни совал мне под подушку, я буду упрямо и дисциплинированно придерживаться режима.

Я сделала несколько хороших кругов по долине, потом потренировала баланс и гибкость и, наконец, вернулась в деревушку раскрасневшаяся и решительная. Приняла душ и, несколько раз глубоко вдохнув-выдохнув для спокойствия, поднялась на второй этаж домика.

Там в светлой комнате, увешанной пучками разнотравья, у окна сидел Тилвас. На коленях у него лежала книга, но он не читал ее, вместо этого невидящим взором глядя в розовато-синее небо за распахнутыми ставнями. В глиняной чашке на подоконнике дымился горячий мятный чай. В четком профиле артефактора с растрепанными надо лбом волосами сквозила печаль, длинные пальцы машинально барабанили по кожаному книжному корешку. В мягком свете, заливающем комнату, было видно, как наравне с пылинками пляшут черные искорки, просачивающиеся из его медальона наружу. Утекающая грамм за граммом лисья душа.

Как бы бесшумно я ни поднималась, аристократ все равно обернулся, стоило мне шагнуть на порог.

– Я готова. Давай сделаем это, – сказала я и начала расстегивать рубашку.

Тилвас ехидно-изумленно вскинул брови.

– Какой внезапный способ поднять мне настроение! Не ожидал от тебя, Джеремия.

– Иди к гурху. Ты знаешь, что я имею в виду.

– Догадываюсь, – он сощурился, с интересом наблюдая за моим разоблачением. – Только вот кто тебе сказал, что для этого надо раздеваться?

Я стала так же технично и спокойно застегивать пуговицы обратно.

– Не-не, ты все правильно делала, – рассмеялся Талвани, вскакивая с кресла. – Я просто удивился.

– А всё, а поздно уже, я тебе уже не верю, – процедила я. – Снимай с меня заклинание так.

– Я бы не назвал это заклинанием, – задумчиво пожевал губами Тилвас.

Он захлопнул книгу – это оказался справочник по рёххам, – и брякнул ее на подоконник, по ходу дела удачно убив одного из первых в сезоне комаров.

– Скорее это некая связь, которая позволяет врагу чувствовать тебя и находить, когда он считает это нужным, – уточнил Талвани.

– Называй как хочешь, только разберись. Пожалуйста.

– С ума сойти, мы дошли до «пожалуйста»?! Воровка, да это прогресс. Я горжусь тобой!

– Ты какой-то слишком веселый для умирающего, нет?

– Ну когда-то же надо начинать веселиться?

В процессе диалога артефактор смотрел на меня так и эдак, прищуривая то один глаз, то другой, вглядываясь сквозь веер разноцветных стеклышек, вытащенных из кармана. Затем он удовлетворенно кивнул, обошел меня и встал сзади. Я видела его через зеркало, висящее на стене, но все равно поморщилась: ненавижу, когда кто-то находится у меня за спиной.

– Можно? – совсем другим, серьезным тоном спросил Тилвас, потянувшись к моим волосам.

Я кивнула. Он осторожно собрал их и перекинул мне через плечо, чтобы обнажить шею и верхнюю часть спины. Там уже виднелись первые шрамы. Поймав через зеркало мой настороженный взгляд, Талвани стал разматывать повязки на своих обожженных пальцах. Один слой… Второй… Я двинула бровью, когда увидела совершенно чистую здоровую кожу.

– Кажется, Галаса Дарети действительно хороший целитель, – оценила я.

Тилвас подмигнул и элегантным жестом дорогой стриптизерши сбросил ненужные бинты на пол. Они легли, будто змеиные шкурки. После этого Талвани как-то нехорошо хрустнул пальцами…

А затем внезапно наклонился вперед и легонько подул мне на голую шею – волоски на ней стали дыбом от мятной прохлады его дыхания. Сразу после этого Тилвас пробежался пальцами по верхнему шраму, видному над воротом рубашки, – тому, что шел почти вдоль всего позвоночника. Хоть я и стояла навытяжку, как солдат, а все равно дернулась от неожиданного прохладного прикосновения.

– Тише. Всё хорошо, – почему-то шепотом сказал Тилвас. Он слегка надавил на позвонок в начале шрама и начал мягко его массировать, одновременно пристально рассматривая. У меня сразу же зачесалась шея, я потянулась к ней, но Талвани небрежным щелчком отбил мою ладонь и покачал головой. В зеркале я увидела его строгий взгляд исподлобья.

Тише.

– Сейчас будет немного странное ощущение, – наклонившись к моему уху и чуть ли не задевая его губами, негромко предупредил аристократ.

Его глаза снова наполнились красными всполохами, а в голосе появились те дурманные, многообещающие интонации, которые явно принадлежали пэйярту.

– Странное или болезненное? – постаравшись, чтобы голос звучал по-деловому, спросила я.

– А тебя не проведешь, да, Джерри? – Тилвас улыбнулся, и теперь потянулся к моей шее почему-то носом. – Странное. Я предпочитаю называть вещи своими именами.

– Не ври. Я встречала немногих, кто темнил бы так же часто, как ты. Даже рассказ о твоей биографии оказался каким-то чокнутым детективом.

– Тем не менее я уже раскрыл тебе все свои тайны. В рамках необходимого.

– Раз в рамках, то не считается, разве нет?

– Я бы подумал, что ты со мной флиртуешь, если бы не видел, как панически бьется жилка у тебя на шее.

– Я бы подумала, что ты меня соблазняешь, если бы не верила в совесть у людей – ты же знаешь, что мне нравится другой.

– Совесть у людей, что?.. Так я же не совсем человек.

Не отпуская меня, Тилвас потянулся к стене, на которой на длинных гвоздях висели разнообразные магические диковинки.

Стена была достаточно далеко, и Талвани пришлось растянуть обе руки по сторонам, да еще и балансировать на одной ноге, чтобы достать до нее. Наконец он подцепил что-то вроде зеленой лупы с большим количеством рычажков на рукоятке. Все это время он не переставал массировать мою гурхову шею, и меня это, признаться, слегка сбивало с толку. Мне было очень приятно, а это не то ощущение, которое ждешь в подобных обстоятельствах.

Тилвас поднес лупу к моему шраму, дернул один крючок на ручке артефакта, и из изумрудного стекла мне на кожу полился мерцающий свет. Талвани стал проделывать какие-то махинации с этим светом, одновременно сосредоточенно нюхая мою кожу за ушами и у основания плеч.

Я не вполне понимала, в чем смысл этих действий, но спрашивать не стала.

Внезапный сеанс массажа после появления лупы закончился, и я расслабилась и даже слегка заскучала, когда вдруг заметила, что от деревянного пола поднимается смутная темная аура. Я нахмурилась, решив, что это какой-то дым – готовка внизу пошла не по плану? – но дым явно был потустороннего происхождения. К нему добавился еще один эффект: деревянный пол комнаты стал медленно покрываться черными лужами. Из углов поползли клубы теней и порванного в лоскуты грифельно-серого тумана. Неуверенный треск донесся с потолка: я подняла взгляд и увидела, как встревоженно искрит маг-светильник, со всех сторон осаждаемый темнотой.

– Это нормально? – напряженно спросила я.

– Что?

– Я вижу… тени.

Тилвас не сразу ответил. Он отложил лупу и теперь снова касался меня пальцами, медленно вел ими по узору шрама, будто ища что-то на ощупь.

Мне уже казалось, что в комнате наступила глубокая ночь, хотя времени было едва шесть вечера. Все звуки тоже стихли, будто бы уши мне обложило ватой. Я не видела свои ноги до колена, потому что они были полностью погружены в черноту. Теперь она сгустилась до состояния воды – гладкой и холодной зеркальной поверхности, быстро поднимающейся все выше и выше. На потолке комнаты тоже собирались черные капли, тягучие, как смола. Они просачивались сквозь доски и, медленно набухая будто черная кровь, срывались вниз.

Кап. Кап. Кап.

Во всех углах комнаты.

Кап.

Черные круги шли по вязкой черной крови, наполнившей дом. Стены уплывали в никуда, отдаляясь, уменьшаясь сообразно расстоянию. Все вокруг растворилось в незряче-зеркальном космосе пустоты, и остались лишь мы с Талвани – две фигуры, погруженные в воду.

Кап. Кап.

Безумие.

– Джерри, – попросил Тилвас, и в его интонации чувствовалось сомнение, – позволь я все-таки осмотрю всю твою спину?

Он не знал, что мы скоро утонем. Я опустила голову и посмотрела на наши отражения в зеркальной воде. Я вся была покрыта запекшейся кровью, а глаза и руки Тилваса светились багряно-красным цветом, тьма венчала его короной. Его отражение скалило зубы, примериваясь к моей шее сзади.

– Это точно иллюзия? – с трудом выдавила я.

– Да, – уверенно сказал артефактор, тогда как Тилвас-Во-Тьме впился в меня острыми звериными клыками, и мое отражение затряслось в безмолвном вопле. – Так можно?

Я закрыла глаза, кивнула и резко рванула рубашку на груди, стремясь закончить все это как можно быстрее. По полу посыпались пуговицы, и это странным образом успокаивало – значит, в реальности пол действительно есть, пол – не вода…

Тилвас осторожно оттянул ткань рубашки вниз, обнажая мне плечи и спину, и нежно повел пальцами по рисунку шрамов. Я на мгновение приоткрыла глаза, но зря. Зеркально-черная бесконечность никуда не делась, и альтер эго Тилваса в воде уже беззвучно топило меня, вгрызаясь в плоть острыми зубами.

Но в этот раз в отражении был кто-то третий. Два немигающих глаза наблюдали за убийством из темноты. Они удовлетворенно, садистски щурились, перебегая взглядом с моей царапающейся, захлебывающейся фигуры на голодного Тилваса. Я шумно сглотнула.

– Тилвас, тут есть кто-то, кроме нас.

– Кого ты видишь? – резко спросил он, замерев.

– Я… Не знаю. Только глаза.

– Цвет?

– Не разобрать.

– Какое у него лицо?

– Я не вижу.

– Всмотрись.

– Я…

– Если ты будешь смотреть на него, не моргая, есть шанс, что увидишь больше.

Я не хотела смотреть на него. Совсем. Тем более я не хотела видеть то, что делает со мной Темный Талвани, потому что сцена от минуты к минуте становилась все страшнее.

– Ты же сказал, что это иллюзия. Тогда какая разница, что я там рассмотрю? – запротестовала я.

Он догадался.

– Там что-то еще происходит, да? Что-то плохое?

– Я… Ох, небо. Нет! НЕТ!

Происходившее там было уже слишком.

– НЕТ! – заорала я, собираясь нырнуть в темноту, чтобы спасти отраженческую себя.

– Секунду! Дай закрою каналы! И всё, прекращаем! – крикнул сзади реальный Талвани, не давая мне вырваться, и вдруг с силой провел ладонью по моей спине снизу вверх, а потом вновь странно ущипнул за позвонок на шее, прошептав какую-то формулу.

Черное видение рассыпалось хлопьями пепла.

Но я уже все-таки пнула артефактора – острым локтем в солнечное сплетение – заставив его отшатнуться, а сама по инерции сделала пару шагов вперед, врезавшись в угол журнального столика и уронив его.

– Твою мать! – взвыла я, когда к очевидным душевным невзгодам добавилась еще и острая боль в колене.

– Так тебе и надо… – проворчал сзади Талвани, потиравший грудь, и комком швырнул в меня мятую рубашку. – Я же сказал: секунду!

– Знаешь, учитывая, что за жесть я видела, там и секунду прождать нельзя было!

– Видела ты, а виноват я? – язвительно поинтересовался он.

Я поморщилась и промолчала. Что есть, то есть.

– Тебе удалось разорвать мою связь с тем рёххом? – буркнула я наконец.

Аристократ вздохнул.

– Нет, я не могу вот так с ходу разорвать ее. Но теперь я знаю, какие травы тебе надо пить, чтобы у врага сбилась к праховой бабушке вся наводка. Мы возьмем их с собой и дважды в день будем устраивать изысканное чаепитие по всем правилам, благодаря которому нашим преследователям придется искать нас безо всяких там магических поблажек. Я обещаю тебе: в этом смысле ты будешь в безопасности.

– А в каком не буду?

– Ну, слушай, мы вроде как в состоянии войны с кем-то из характерных – и я пока не знаю с кем, потому что за свое долгое существование пэйярту успел насолить практически всем…

Я фыркнула. Это точно. Хорошо хоть, главный враг лиса – волк горфус – вне игры, потому что до сих пор сидит в тюрьме.

– Плюс жизнь в принципе полна неприятных сюрпризов, плюс нам надо найти святые кораллы – и вся моя интуиция, что человеческая, что лисья, утверждает, что по пути мы нахлебаемся приключений, так что… Безопасности почти нет, – Тилвас развел руками.

– Класс, – подытожила я, прикидывая, хватит ли мне терпения собрать с пола все пуговицы от рубашки и пришить их обратно. Солнечный свет, льющийся в окно, действовал умиротворяюще и помогал забыть неприятный опыт, но шитье… Это какой-то новый уровень садизма.

– А зачем ты меня нюхал, Талвани?

Артефактор небрежно пожал плечом.

– Да просто. У нас с тобой это как-то с первого дня повелось: или как, по-твоему, я нашел тебя тогда в горах после нашей сделки в «Приюте пилигрима»?

Я вытаращилась на него.

– Так там не было маячка?!

– Сначала был – после дерева и нашей встречи, – но он саморазрушился через пару часов. Дальше – чисто обоняние. Ты всегда пахнешь лавандой и перцем, что чистая, что грязная, что в гостинице, что в склепе – ты в курсе? Я специально замеряю и экспериментирую.

– Ты сейчас раскаяньем запахнешь, экспериментатор гурхов! – зарычала я, кидаясь на него.

Тилвас с хохотом увернулся, щелкнул меня по плечу – осалил! – подмигнул и проворно сбежал с лестницы. Мне так и виделся у него за спиной пушистый лисий хвост.

А ведь он бы ему пошел.

22 

Бал-Варал

Mendacem memorem esse oportet.

«Лжецу надо иметь хорошую память».

Как и было намечено, мы ушли из долины в пятницу утром. На прощание Галаса Дарети снабдила нас каким-то невозможным количеством пузырьков и смесей – что-то для Тилваса, что-то для меня.

Только Мокки не полагалось никаких лекарств. Вор умудрился оскорбиться на это и в ответ устроил небольшую диверсию: стащил несколько зелий на свой вкус, о чем, впрочем, никто из нас не догадывался до определенного момента, которому еще лишь предстояло наступить.

– Пожалуйста, держи меня в курсе событий, – попросила целительница Тилваса на пороге. – И я бы хотела помочь тебе, насколько это в моих силах.

– Галаса, я боюсь, помощь может потребоваться уже на этапе прямой конфронтации. Вряд ли это то, что ты любишь, – шевельнул бровью Талвани.

– Если бы мы делали только то, что любим, мир был бы достаточно странным местом, – пожала плечами она.

Мы попрощались и уехали на ее лошадях – отправим их обратно, когда доберемся до ближайшего города и разыщем себе какой-то другой транспорт. В городке – он назывался Бал-Варал и был населен сплошь горняками – мы собирались разделиться.

Я направлялась в библиотеку за экземпляром «Поучений благого ассасина» – нашей маршрутной картой. Тилвас хотел пойти в банк – снять немного денег со счета, потому что наши финансы таяли – ко всеобщему огорчению.

Но Мокки внезапно воспротивился этому:

– Нет. Никаких денег.

– Да ладно? – хмыкнул Тилвас, глядя на Бакоа сверху вниз. – В тебе что-то сломалось, что ли? Деньги, деньги – прием, прием. Просто хочу напомнить, что это – те самые круглые золотые штуки, которые ты так любишь.

– Еще сильнее я люблю свободу, – ядовито отозвался Мокки. – Я смирился с тем, что ты накачиваешь Джерри непонятной травой, убирая Якобы Магическую Связь, но ты полный придурок, аристократишка, если… Хотя нет, погоди, – вдруг перебил сам себя вор. – Полный придурок ты в любом случае, это не обсуждается. Но деньги в банке ты снимать не будешь. Потому что для знающих людей это – куда более четкий след, чем какая-то потусторонняя гадость, давшая тебе, кобелю, повод раздеть Коготочка!

Последние слова Мокки неожиданно для всех почти проорал, что было совсем не в его характере. Мы с Тилвасом аж с шага сбились. Бакоа и сам встал как вкопанный посреди улицы, кажется, слегка ошарашенный собственной вспышкой.

Я почувствовала, как мое лицо непроизвольно каменеет, не понимая, как тут реагировать, а сердце замирает, будто прислушиваясь: что там происходит снаружи? Мне доложите, будьте добры.

– Он тебя Коготочком зовет, серьезно? – после паузы Талвани повернулся ко мне с неподражаемым и неподдельным выражением ужаса на лице.

Впрочем, за этим ужасом скрывалось что-то вроде восторга.

– Обычно не зовет, – я странно посмотрела на Мокки.

Он все еще стоял как оглушенный, и его уши медленно краснели. «Какого гурха с тобой творится, Мокки?» – подумала я.

Тилвас никак не мог угомониться:

– Значит, сегодня есть особенный повод, а, Джеремия?

– Спроси у него сам.

– Эй! Очень странно, что два таких образованных сноба, как вы, не в курсе, что в третьем лице говорить о присутствующем – дурной тон, – рявкнул наконец-то пришедший в себя Бакоа. – Встретимся в пять у фонтана на ратушной площади. Деньги я добуду. Дернешься к банку, артефактор, – я тебя зарежу. Не смей доставать нам денег!

И Бакоа, утопив руки в глубоких карманах шаровар, бесшумно и мгновенно скрылся в узком, почти незаметном переулке.

Мы с Тилвасом переглянулись. Конкретно так, надолго переглянулись.

Уж не знаю, что там происходило за серыми зерцалами артефактора, за которыми предполагалось наличие то ли одного, то ли аж двух мозгов – человеческого и лисьего, – но у меня все пресловутое душевное «спокойствие океана» обрушилось в бездонную впадину, вызвав и цунами, и торнадо, и банальный шторм.

– Он ревнует, – наконец вслух сделал вывод артефактор, растягивая губы в маниакально-торжествующей улыбке. – Джеремия, мать твою, Барк! Твой социопатичный приятель только что явил нам образец чистейшей, прекраснейшей, я бы сказал – хрестоматийной ревности! Боги-хранители, да это было великолепно!

– Это было странно, – нахмурилась я. – Пять лет до этого Мокки было по барабану, а в последние дни… Нет. Возможно, это все-таки не ревность.

– Да точно ревность! Просто теперь у него есть достойный соперник – я, вот он и прозрел! Это ж надо! Прям как по нотам! И главное: он ведь сам понял, что мы поняли, что он сморозил что-то, что не планировал. Что его в секунду, мгновенно выдало! Ты вообще оценила, с какой скоростью его сдуло?

Тилвас чуть ли не в ладоши хлопал. Он был взбудоражен, а взбудораженный Тилвас – это очень красиво. Блестящие глаза, раскрасневшиеся губы и щеки, энергетика, расходящаяся от артефактора волнами, хоть подключайся напрямую к его унни, если хочешь поколдовать. Он был похож на алый цветок, на ветер в листве, на звон колокольчиков посреди карнавала. Я поймала себя на том, что не могу оторвать от Талвани взгляд, что мне хочется дотронуться до него, почувствовать гладкость его кожи… Я тотчас мысленно залепила себе оплеуху.

Что же касается Мокки Бакоа…

– Я бы на твоем месте не веселилась, Тилвас. – Мои брови сошлись на переносице. – Ты знаешь, что Мокки делает, когда он недоволен?

– Дай подумать. Вредительствует?

Откуда-то с соседней улицы донесся дикий вопль. Тилвас поперхнулся своей улыбочкой. У меня тоже вытянулось лицо.

– Не факт, что это Мокки, – спокойно, но отнюдь не уверенно прокомментировала я. – Тут много других бандитов. Но в общем и целом недовольный Бакоа – это либо очень эффективно, либо очень опрометчиво.

– Если ты хотела меня напугать, то увы: мне нравится и тот и тот вариант, если честно, – признался артефактор.

– Мне тоже, – после некоторых раздумий сказала я. – Судя по всему, я сейчас неправильно выразилась.

– Пожалуй. Я все еще полагаю, как и в первый день знакомства, что твой угловатый друг экстремально опасен. И тем приятнее было сейчас увидеть, что он умеет… ну… смущаться? В своей неподражаемой манере, конечно, – Тилвас был таким довольным, что мне невыносимо захотелось залепить ему в лицо тортом или чем-нибудь еще, просто чтобы посмотреть, как наиболее эпично можно стереть такое выражение с его физиономии. – Повторять не будем, наверное. Ну, в плане, специально его провоцировать не будем.