Шолох. Орден Сумрачной Вуали Крейн Антонина
– Согласен. Но нам туда нет входа: долина под защитой, и только Галаса знала, как снять ее, – покачал головой Талвани.
Бакоа вдруг криво ухмыльнулся:
– «Знала только Галаса» и «я не знал» – разные вещи, аристократиш… Тилвас.
Талвани цепко прищурился.
– Она показала руну-ключ мне, – пояснил Мокки, – утром после вашего ритуала. И тогда же, видимо, «сохранила» себе мою внешность при помощи заклинания – это был странный эпизод, но в тот момент я неверно трактовал его. Крайне… неверно, – судорожно выдохнул он.
– Ты и не должен был понять, – утешающе сказал Тилвас. – Она бы не хотела этого.
– А чего она хотела, а?! – на мгновение вскинулся Мокки, но вспышка тотчас утихла, сменившись болью.
– Чтобы ты жил, – хором сказали мы.
Бакоа опустил глаза. Потом потер запястья, вновь посмотрел на Галасу и одними губами шепнул: «Спасибо…»
Потом перевёл серьезный взгляд на меня:
– И тебе спасибо.
На Тилваса:
– И тебе. Зелье подводного дыхания уже заканчивалось, когда вы нашли меня. Ещё бы пара минут – и все.
– Да куда же мы без тебя, бестолочь, – вздохнул Тилвас.
– Как ты меня сейчас назвал?!
Талвани улыбнулся. Мокки вздохнул, но потом тоже улыбнулся. То ли робко, то ли просто ужасно криво – с непривычки. Они посмотрели на меня, третьего участника нашего тайного клуба, возникшего так быстро, но будто бы бывшего всегда, и Тилвас коснулся рукой фонаря, который я придерживала на мысу лодки. Свет стал гореть ровнее.
– А какая руна ведет в Лайстовиц? – спросила я.
Мокки изобразил на своем колене нечто, похожее на угловатую букву «Р». Мы с Тилвасом переглянулись.
«Вуньо». «Радость».
И вдруг шторм утих.
Волны опали, сменяясь полным штилем. Мягко растворилась небесная мгла, являя небо, полное звезд, своей щедростью похожее на прилавок ювелира. Луна выплыла из-за последней тучи и простерла по морю жемчужную ленту. Из темно-синих глубин поднялся планктон. Запели ночные птицы-ныряльщики.
Мы втроем замерли, ошарашенные этой внезапной красотой.
И вот очень медленно вдали сквозь морской туман проступил берег Шэрхенмисты – на нем зажигались все новые и новые огоньки. Огни домов, говорящие о надежде, о свете, что пробьется сквозь любую тьму.
Огни вдалеке, дарящие надежду тем, кто, казалось, давно уже сдался,
сошел с пути, бунтовал, смирялся, терял и терялся,
всем, кто отчего-то
снова и снова, падая, поднимался и выбирал идти вперед…
Эпилог
Кухню убежища заливали разноцветные лучи солнца, просеянные сквозь витражное окно.
Я сидела за массивным дубовым столом. Передо мной стояла миска хлопьев с апельсиновым соком, аппетитно поднимался пар над чашечкой крепкого чая. По дальней стороне столешницы вышагивал почтовый ворон Карланон. Пять его пернатых товарищей предпочитали спать в клетке – она, трехъярусная, заняла тот угол кухни убежища, где раньше стояла огромная плита для варки веществ, которые лично я варить точно не собираюсь. И никому не советую.
Откинувшись на спинку стула, я рассматривала очень тонкую, очень древнюю книжечку. Часть рукописного текста размылась от времени, края были порваны и истреплены. Я осторожно перелистывала пергаментные страницы и вглядывалась в те редкие слова, чье значение знала.
Например, слово ferkhen – «тюрьма». Или gherkin – «подонок».
Вдруг круглый витраж открылся: просто наклонился вдоль центральной оси, как это обычно принято у потолочных окон. В комнату тотчас брызнуло запахами утреннего Пика Грёз: смола, сосны, пепел, блинчики из рисовой муки с бобовым соусом, зеленый чай, специи, кедры. Сквозь нижнюю щель в окно нырнул маленький белый лис, сжимающий газету в зубах.
Упруго прыгнув прямо в центр стола, лис заставил Карланона зашипеть и с негодованием смыться в клетку к собратьям. Потом пэйярту выплюнул свою ношу, вторым прыжком перелетел мне на колени, затем приземлился уже на пол. Крутанулся на месте, затопил все на мгновение янтарными искрами и превратился в Тилваса Талвани.
Как всегда – возмутительно элегантного, будто не он сейчас сигал по острым крышам Верхнего города. Это утренний спорт Тилваса: он чередует нормальные человеческие пробежки с лисьими спринтами. Первые проходят по тротуарам, вторые – по острым гребням центральных крыш. После первых в убежище (которое на самом деле уже скорее просто Дом) оказывается свежая выпечка, после вторых – газеты. Хозяин киоска с прессой думает, что лис – это экзотическое домашнее животное Тилваса, а не сам аристократ. Никто не спешит его разочаровывать, конечно.
– Ты одна тут? Доброе утро, – Талвани взъерошил мне волосы и стремительно выхватил из подвесного шкафа чашку.
– И тебе keenash! – отозвалась я, подглядев в книжку.
– Ого. Ты что, раздобыла учебник по рёххенлингу?..
– Гхм. Назвать эту жалкую брошюрку учебником было бы сильным преувеличением. Но я вполне в состоянии вычленить в ней пару стихов и перевести их. Особенно если ты поможешь.
– Дай посмотреть.
Тилвас налил себе чаю, сел на стол рядом со мной и с любопытством пролистал книгу.
– Где ты ее нашла?
– В луговом святилище Дану неподалеку от Джинглберри. На прошлой неделе я искала там один магический свиток и заодно наткнулась на это. Слово ferkhen я узнаю с лету и в любом контексте, вот и прихватила.
Тилвас фыркнул. Покачал головой. Его самоуверенная тень на мраморном полу повернулась в профиль и погрозила мне пальцем.
– Джеремия, это сборник скабрезных анекдотов, составленный со слов сурка груовви в тот год, когда он умудрился подружиться с одним заклинателем и в стельку напился призрачного лютгардийского вина. Я сомневаюсь, что здесь есть хоть что-то таинственное – помимо того факта, что кто-то вообще додумался это записать.
Гхм…
– Тогда я куплю стеклянный колпак и оставлю ее в Музее, как очередной элемент коллекции, – пожала плечами я.
Музеем мы называли подвал, в котором когда-то провели ритуал подселения. Ведь он еще у бывших хозяев дома был отведен для этой роли, но Скользкие не преуспели в его заполнении. Зато мы – да.
– Ты сейчас в Сенат? – спросила я Тилваса, когда мы вышли из дома.
Талвани занимался наследием Ордена Сумрачной Вуали. Вместе со специальным тайным комитетом, организованным при Сенате Шэрхенмисты, они разбирались с той выжженной пустотой, что осталась на месте Ордена после двух лет «правления» горфуса, искали засекреченных бывших сотрудников, вырабатывали стратегию того, как быть с рёххами, которые уже живут в людях, стоит ли продолжать эксперимент, как спустить все на тормозах, если нет, и так далее. В общем, приводили ситуацию в порядок и нащупывали дальнейшие пути.
Никто не знал, что у Тилваса самого рыльце в пушку (в белом пушку, если конкретнее). Он действовал в роли независимого эксперта по рёххам и наследника создателя Ордена.
С гибелью сенатора Циги Лорча никого из нас не связали – мы не оставили улик на острове. Однако самоубийство Лорча вызвало множество вопросов. Началось расследование, быстро выяснилось злоупотребление Лорча властью, его садизм, хищение средств в особо крупных масштабах, наем преступников всех мастей, урон имуществу государства и прочие преступления. Стали пересматривать его старые дела, еще когда он был следователем Правого ведомства в Пике Волн. Среди прочего задним числом оправдали некую Хэвергри Лайсо…
Я не стала менять имя обратно. Я осталась Джеремией Барк, но теперь в любой момент могла съездить домой – как свободный человек, и если это не счастье – то не знаю, что еще. Более того, к моей авантюрной деятельности скоро добавится еще одно занятие: то, по которому я скучала столько лет.
– Нет, в комитете мы решили сделать паузу, во время которой поработаем над своими задачами по Ордену самостоятельно. А потом уже встретимся обсудить. Просто, когда ты объединяешь много талантливых заклинателей-одиночек и сгоняешь их под одну крышу решать вопросы, которыми они раньше не занимались, получается бестолково.
– Тоже верно, – отозвалась я. – Хочешь тогда пойти со мной посмотреть на вывеску для театра?
– Конечно. В этом и был план, – подмигнул Талвани.
Мы, поймав кеб, отправились в Квартал Гильдий.
Там, на месте разрушенного старого склада, бездарно гнившего десятки лет, а потом сожженного во время бунта, мы строили театр. От братства Полуночи до него было всего три дома.
Круглый, деревянный и с причудливой мшистой крышей, театр планировался довольно компактным, но уже стал главной из диковинок квартала. Гильдийцы всех мастей то и дело стекались к стройке, чтобы заранее порекомендовать свои идеи насчет постановок – в большинстве случаев довольно… неожиданные. Впрочем, то, что планировала ставить я, удивит их еще сильнее.
Только древние пьесы. Очень много нитальского языка. Реквизит – сугубо оригинальный.
Хозяином будущего театра было братство Полуночи, а если еще конкретнее – Мокки Бакоа. Он действительно очень быстро вернул себе власть в гильдийском квартале. С Ратушей тоже получилось договориться: Квартал Гильдий оставляет за собой свои старые льготы, если в этой богомерзкой зоне появится хоть что-то, полезное приличному обществу.
Например, театр.
Сейчас Мокки стоял у великолепной вывески, лежащей на земле возле стройки, и придирчиво оценивал ее внешний вид и габариты.
На вывеске был превосходный рисунок в виде зеленых скал и текущих с них сверкающих водопадов. Точь-в-точь Лайстовиц.
«Театр Дарети», – гласила надпись, составленная из рун.
– Красиво, – оценила я, подходя.
– Слишком красиво для гильдий. Сопрут, – придирчиво цокнул языком Бакоа.
– У тебя-то? – хмыкнул Талвани.
– Ага. Ищи потом, мсти, руки пачкай. Хотя ладно, поставим маг-сигнализацию.
На стройке что-то рухнуло, взметнулась пыль, похожая на муку. Я вскинула бровь, Бакоа явственно скрипнул зубами. Из-за строительных конструкций выбрался ошарашенный, испуганный рабочий и начал было что-то извинительно блеять, но тут вдалеке грохнул гонг, обозначающий полдень.
– А ну цыц! Умолкни, – гильдийский шеф непререкаемо поднял руку, этим жестом заткнув рабочего. – Я не хочу слышать, что вы опять сделали не так, потому что иначе я вспылю, а когда я пылю, люди гибнут. Объяснишь все Жану Герани. Давай двигай отсюда, он где-то в братстве. Ищи его. Все ищите его! – отрывисто приказал Мокки, покуда из-за лесов выбирались все новые и новые рабочие, чем-то похожие на сурикатов. – И чтоб больше никаких крушений, как минимум при мне, потому что иначе я засуну вам эти стропила туда, где вы точно не захотите их видеть!
Работники понурой вереницей потянулись к Полуночному братству – искать вышеупомянутого Жана Герань, который теперь не только владел цветочной лавкой, но и был правой рукой Мокки.
– Ты не боишься передавать столько власти Жану? – поинтересовалась я, когда мы втроем пошли от стройки по уютной оранжево-черной площади, засаженной соснами, с небольшим святилищем змее сайнаджо в центре.
Мокки, пнув какой-то камешек, отрицательно покачал головой.
– Нет. Во-первых, Жан меланхолик без амбиций. Во-вторых, он твой друг. В-третьих, у него жена и две дочки, и он пару раз видел, как я передаю им пирожки, а значит, живо представляет риски, вытекающие из моей раздутой репутации. В-четвертых, я сдержал обещание и не заселил его убежище братьями и сестрами Полуночи, чего он так категорически не хотел.
– Ну да, зато заселил нами, – хмыкнула я.
– Это уже детали, главное, что гордость Жана как Скользкого сохранена. И еще его высокая позиция в нашем братстве помогает вербовать некоторых новых ребят и в целом стабилизует ситуацию в квартале. Короче. Мне нравится, что мне есть на кого оставлять братство, когда надо надолго уезжать.
– Ты мог бы оставить его на меня. В теории, – сказал Талвани.
– Очень смешно. Тем более ты едешь со мной. И ты тоже, Джерри.
Мы переглянулись.
– А куда мы едем, позволь спросить? И зачем?
– В Лесное королевство. Ходят шепоты, что в одном особняке в их столице есть сейф, который не смог взломать никто из лесных воров и никто из кнасских, хотя пытались многие, потому что у хозяина, какого-то там предпринимателя, успевшего еще и в тюрьме посидеть, немерено денег. Мне кажется, это до пепла похоже на вызов. К тому же я давно хотел обнести сокровищницу их Башни Магов. Гурх побери, они половину сокровищ притащили из Шэрхенмисты, когда покидали ее! Возвратим драгоценности домой, они будут великолепно чувствовать себя в подвалах братства. Да и вообще, пора Рыбьей Косточке расширять сферу влияния.
– …Ты же помнишь, что мои силы пэйярту тают вне Шэрхенмисты? – тактично протянул Тилвас. – В Шолохе я окажусь обычным магом.
– Тем интереснее нам будет, аристократишка. Люблю вызовы. Джерри? Как у тебя с дольним языком?
– «И я коснулся дна, и оттолкнувшись вверх, поплыл на свет невидимых, неведомых планет», – процитировала я старинную дольскую песню.
– Идеально. А ты тогда будешь немым братишкой Джеремии.
– Я обычно ее жених, а ты – братишка.
– Джерри, скажи ему, что очень опасно стать жертвой одного амплуа.
– Вообще-то это чаще ведет к мастерству, Мокки. Особенно если мы говорим о преступных ролях.
– Вы зануды. Все. В этот раз никто не будет братишкой. По дороге придумаем что-нибудь свеженькое. Новая страна, новая авантюра, новый сюжет. Так. Наши гаррары уже ждут в стойлах, погнали, пока у меня за спиной не рухнуло еще что-нибудь, и мне не пришлось устраивать показательную порку. Гильдийский квартал – аррьо!
Энциклопедия «доронах»
Горфус – неподражаемый рёхх, волк.
Гребень Проклятых – тюрьма, темный осколок форта, разрушенного в конце Х века вследствие экспериментов срединного народа.
Груовви – характерный рёхх, сурок.
Дабатор – плавучая рыбацкая деревушка на западном побережье острова Рэй-Шнарр.
Заклинатель – шэрхенмистский колдун, специализирующийся на работе с духами, тварями и нежитью.
Квартал Гильдий – один из районов Пика Грёз.
Кошкоглавые – один из народов Лайонассы. По большей части живут на южных территориях Иджикаяна и в северных городах Шэрхенмисты. Худшее оскорбление: наступить кошкоглавому на хвост или неожиданно брызнуть в него водой.
Кровь Сенаторов – подземная река, через пересохшее русло которой проходят тайные ходы гильдий.
Лоба – широкий длинный пояс, которым в архипелаге Шэрхенмисты подвязывают практически любую одежду. Также широко применяется в быту и разнообразных игрищах.
Льофафу – робкий рёхх, морской конек.
Нитальский язык – мертвый язык, который был популярен среди поэтов Шэрхенмисты в прошлой эре. В остальной Лайонассе не изучается. Предположительно иномирный. На нитальском языке написано много классических пьес и поэм.
Синие волосы – у представителей народа шэрхен, в чьих жилах течет знатная кровь, волосы темно-синего цвета.
Ономоррэ – робкий рёхх, маленький осьминог.
Оришейва – характерный рёхх, паук.
Пик Волн – приморская столица Шэрхенмисты.
Пик Грёз – скалистая столица Шэрхенмисты.
Пурлушэм – робкий рёхх, павлин.
Пэйярту – характерный рёхх, белый лис.
Рамбла – подводное царство.
Рёххи – зооморфные духи природы, которые населяют острова Шэрхенмисты. Делятся на три ранга: робкие, характерные и неподражаемые.
Роба – объемный и бесформенный шерстяной плащ с глубоким капюшоном и широкими рукавами.
Сайнаджо – характерный рёхх, змея.
Таори – одежда на запах с широкими рукавами. Обычно подпоясывается лоби, изредка носится нараспашку. Может быть короткой или длинной.
Университет имени Рэндома – открытый университет, самый крупный и престижный в стране.
Университет имени Селесты – закрытый частный университет, специализируется на искусствах.
Шолох – столица Лесного королевства.
Шэрхенмиста – государство-архипелаг к востоку от материка. На туристических картах принято изображать Шэрхенмисту довольно компактной, хотя на самом деле она вовсе не такая уж маленькая.
Эндольф – неподражаемый рёхх, альбатрос.
