Пост сдал Кинг Стивен

Она открывает дверь. Вечерний январский воздух врывается в проем, холодит потные лицо и руки.

– Я думаю, мне пора узнать, кто вы, – говорит она, – и что связывает вас с моим мужем. Или я прошу слишком многого?

– Отнюдь, миссис Бэбино, – отвечает старик. – Иногда я – Эл. Иногда – Зет-бой. В этот вечер я – Брейди, и, скажу честно, очень приятно выйти на улицу, даже в такой холодный вечер.

Она смотрит на его руку.

– А что у вас в этой банке?

– Конец всех ваших тревог, – отвечает старик в залатанной куртке, и раздается приглушенный выстрел. Дно бутылки разлетается кусочками пластика вперемешку с ошметками металлической мочалки. Они парят в воздухе, словно пух ваточника.

Кора чувствует, как что-то ударяет ниже ссохшейся левой груди, и думает: Этот безумный сукин сын ударил меня. Пытается вдохнуть и поначалу не может. Грудная клетка словно застыла, и что-то теплое течет по леггинсам. Кора смотрит вниз, все еще пытаясь наполнить легкие воздухом, и видит расползающееся по синему нейлону пятно.

Она поднимает глаза на старика в дверном проеме. Он все еще держит в руке то, что осталось от пластиковой бутылки, словно это подарок, маленькая компенсация за неожиданный приход в восемь вечера. Куски металлической мочалки торчат из бутылки, как обгорелая бутоньерка. Коре наконец удается вдохнуть, но не воздух, а кровь. Она закашливается, и изо рта летят красные брызги.

Мужчина в куртке входит в дом и закрывает за собой дверь. Бросает бутылку. Потом толкает Кору. Она отшатывается назад, сбивает декоративную вазу со столика у вешалки и падает. Ваза с оглушительным грохотом разбивается о паркет. Коре удается еще раз вдохнуть кровь. «Я тону, – думает она, – я тону в собственной прихожей». Снова закашливается и плюется кровью.

– Кора! – зовет Бэбино из глубин дома. Голос у него такой, словно он только что проснулся. – Кора, с тобой все в порядке?

Брейди поднимает ногу Библиотечного Эла и осторожно опускает тяжелый черный башмак на натянутые сухожилия тощей шеи Коры Бэбино. Кровь снова выплескивается изо рта. Загорелые щеки измазаны ею. Брейди с силой надавливает. Что-то с хрустом ломается. Глаза Коры выпучиваются… выпучиваются… и стекленеют.

– Ты цепко держалась за жизнь, – почти с нежностью комментирует Брейди.

Наверху открывается дверь. Сначала на лестнице появляются ноги в шлепанцах, потом становится виден весь Бэбино. Он в халате поверх нелепой шелковой пижамы, каким отдавал предпочтение Хью Хефнер. Седые волосы, обычно его гордость, растрепаны. Островки щетины на щеках слились в некое подобие бороды. В руке он держит зеленый «Заппит». Из него доносится мелодия «Рыбалки»: «У моря, у моря, прекрасного моря». Бэбино смотрит на жену, лежащую на полу прихожей.

– Ее тренировки окончены, – говорит Брейди все с той же нежностью.

– Что ты НАДЕЛАЛ? – кричит Бэбино, как будто ответ не очевиден. Он подбегает к Коре, пытается упасть рядом с ней на колени, но Брейди хватает его под мышки и ставит на ноги. Библиотечный Эл – конечно, не Чарлз Атлас[30], но все-таки гораздо сильнее обладателя изможденного тела, пребывающего в палате 217.

– Сейчас не время, – говорит Брейди. – Девчонка Робинсон жива, поэтому планы меняются.

Бэбино смотрит на него, пытаясь собраться с мыслями. Его ум, когда-то острый, теперь совсем затупился. И вина лежит на этом человеке.

– Посмотри на рыб, – предлагает Брейди. – Ты посмотришь на своих, я – на моих, и нам обоим станет лучше.

– Нет, – упирается доктор. Он хочет посмотреть на рыб, теперь ему всегда хочется на них смотреть, но он боится. Брейди желает залить свой разум в голову Бэбино, как какую-то странную жидкость, и всякий раз, когда это происходит, часть собственного «я» Бэбино бесследно исчезает.

– Да, – настаивает Брейди. – В этот вечер мне нужно стать доктором Зет.

– Я отказываюсь!

– Ты не можешь отказаться. Дело идет к тому, что все раскроется. Скоро полиция будет в твоем доме. Или Ходжес, что еще хуже. Он не станет зачитывать тебе права, просто врежет кастетом или огреет дубинкой. Потому что он злобный ублюдок. И потому что ты был прав. Он знает.

– Я не хочу… я не могу… – Бэбино смотрит на жену. Господи, глаза. Какие выпученные глаза. – Полиция не поверит… Я – уважаемый доктор! Мы прожили тридцать пять лет!

– Ходжес поверит. А если Ходжес за что-то цепляется, то становится Уайеттом гребаным Эрпом[31]. Он покажет этой девчонке Робинсон твою фотографию. Она посмотрит на нее и скажет: да, конечно, именно этот человек дал мне «Заппит» в торговом центре. И если ты вручил «Заппит» ей, то, возможно, осчастливил таким же Джейнис Эллертон. Упс! А еще Скапелли.

Бэбино, уставившись на Брейди, пытается оценить масштабы катастрофы.

– А еще лекарства, которые ты мне давал. Ходжес, возможно, уже знает об этом, потому что сунуть взятку для него – сущий пустяк, а большинство медсестер, работающих в Ведре, в курсе. Это никакой не секрет, потому что ты и не пытался ничего скрывать. – Брейди печально качает головой Библиотечного Эла. – Все твоя самоуверенность.

– Витамины! – Только и может выдавить Бэбино.

– Даже копы не поверят, если получат судебный ордер на доступ к твоим документам и компьютерам. – Брейди бросает взгляд на тело Коры Бэбино. – Плюс твоя жена. Как ты собираешься объяснить ее смерть?

– Как бы я хотел, чтобы ты умер до того, как тебя привезли в больницу. – Голос Бэбино поднимается, срываясь на фальцет. – Или на операционном столе! Ты – Франкенштейн!

– Не путай монстра с его создателем, – говорит Брейди, хотя на самом деле не очень-то ценит творческие способности Бэбино. Экспериментальный препарат доктора Б. мог иметь какое-то отношение к его новым талантам, но только не к восстановлению. Брейди уверен, что последнее – полностью его собственная заслуга. Он всего добился исключительно силой воли. – А пока нам надо кое к кому заглянуть, и я не хочу приходить слишком поздно.

– К этому мужчине-женщине. – Есть соответствующее слово, раньше Бэбино точно его знал, но теперь оно ушло. Как и имя человека, о котором речь. Он даже не помнит, что съел за обедом. Всякий раз, когда Брейди забирается к нему в голову, после его ухода там остается чуть меньше, чем было. Воспоминаний. Знаний. Собственного «я».

– Совершенно верно, к мужчине-женщине. Или, если назвать его сексуальные предпочтения научным термином, Ruggus munchus.

– Нет. – Шепотом. – Я останусь здесь.

Брейди поднимает револьвер. На стволе – ошметки металлической мочалки.

– Если думаешь, что ты действительно мне нужен, то допускаешь самую большую ошибку в своей жизни. И последнюю.

Бэбино молчит. Это кошмар, и скоро он проснется.

– Делай, что я говорю, а не то завтра утром твоя домработница найдет тебя мертвым рядом с женой. Вас запишут в жертвы ночного ограбления. Я предпочел бы все закончить как доктор Зет – твое тело на десять лет моложе и в неплохой форме, – но и так справлюсь. А кроме того, жестоко оставлять тебя на милость Кермита Ходжеса. Он скверный человек. Ты представить себе не можешь, до чего скверный.

Бэбино смотрит на старика в обтрепанной куртке с капюшоном и заплатами – и видит Хартсфилда, который выглядывает из слезящихся синих глаз Библиотечного Эла. Губы Бэбино дрожат, влажные от слюны. В глазах стоят слезы. Брейди думает, что сейчас, с торчащими во все стороны волосами, Бэбино выглядит как Альберт Эйнштейн на фото, где знаменитого физика запечатлели с высунутым языком.

– Как я в это влип? – стонет Бэбино.

– Как все, – мягко отвечает Брейди. – Шаг за шагом.

– Зачем тебе эта девочка? – взрывается Бэбино.

– Надо исправить ошибку, – отвечает Брейди. Проще признать это, чем сказать правду: он не может ждать. Он должен разобраться с сестрой ниггера-газонокосильщика, прежде чем кто-то остановит его. – А теперь не тяни резину и смотри на рыб. Ты знаешь, что тебе этого хочется.

И Бэбино знает. Это самое худшее. Несмотря ни на что, он знает, что ему этого хочется.

Он смотрит на рыб.

Он слушает мелодию.

Через какое-то время идет в спальню, чтобы одеться и взять деньги из сейфа. Делает еще одну остановку перед уходом. Аптечный шкафчик в ванной укомплектован по полной – как его половина, так и половина жены.

Брейди берет «БМВ» Бэбино, на какое-то время оставив старый «малибу» у дома. Остается и Библиотечный Эл: он спит на диване.

Примерно в то самое время, когда Кора Бэбино в последний раз открывает парадную дверь, Ходжес сидит в гостиной дома Скоттов на Оллгуд-плейс, всего в одном квартале от Тиберри-лейн, где живут Робинсоны. Прежде чем выйти из машины, он проглотил пару болеутоляющих таблеток и, учитывая обстоятельства, чувствует себя не так уж плохо.

Дайна Скотт сидит на диване между родителями. Она выглядит значительно старше пятнадцати лет: только что вернулась с репетиции из средней школы Норт-Сайда, где у драматического кружка на носу премьера мюзикла «Фантастикс», и не успела снять грим. Дайна играет Луизу, и Энджи Скотт уже сказала Ходжесу, что эта роль – лакомый кусочек (Дайна, понятное дело, закатила глаза). Ходжес устроился напротив, в раскладном кресле, очень похожем на то, что есть у него в гостиной. По глубокой впадине в сиденье понятно, что обычно в этом кресле коротает вечера Карл Скотт.

На кофейном столике перед диваном лежит ярко-зеленый «Заппит». Дайна сразу принесла его из своей комнаты, тем самым подсказав Ходжесу, что гаджет не лежал в глубине стенного шкафа под грудой спортивной амуниции и не собирал пыль под кроватью. Не был забыт он и в школьном шкафчике. Нет, он лежал там, откуда она сразу могла его взять. То есть Дайна постоянно им пользовалась, каким бы старомодным он ни казался.

– Я здесь по просьбе Барбары Робинсон, – говорит всем Ходжес. – Она сегодня угодила под фургон…

– Господи. – Рука Дайны взлетает ко рту.

– Она легко отделалась, – продолжает Ходжес. – Переломом ноги. На ночь ее оставили в больнице для наблюдения, но завтра она вернется домой и, возможно, через неделю пойдет в школу. Ты можешь расписаться на ее гипсе, если дети это еще делают.

Энджи обнимает дочь за плечи.

– Какое это имеет отношение к игровой приставке Дайны?

– Видите ли, такая же была у Барбары, и ее ударило током. – Судя по тому, что рассказала Холли, пока он ехал сюда, это вовсе не ложь. – Барбара как раз переходила улицу, на мгновение потеряла ориентацию, и пожалуйста. Какой-то парень вытолкнул ее из-под автомобиля, а не то все закончилось бы гораздо хуже.

– Господи! – вырывается у Карла.

Ходжес наклоняется вперед, смотрит на Дайну:

– Я не знаю, сколько из этих гаджетов неисправны, но такое бывает, потому что, помимо Барб, нам известны еще несколько аналогичных случаев.

– Пусть это станет тебе уроком, – говорит Карл дочери. – В следующий раз, когда кто-то пообещает тебе что-то бесплатно, будь начеку.

Понятное дело, Дайна вновь закатывает глаза.

– Меня прежде всего интересует, – продолжает Ходжес, – как к тебе попала эта штуковина. Это загадка, потому что компания «Заппит» много их не продала. Разорилась, ее купила другая компания, которая сразу обанкротилась. В апреле, два года назад. Конечно, игровые приставки «Заппит» могли пустить в продажу, чтобы оплатить долги…

– Или могли утилизировать, – вставляет Карл. – Так поступают с нераспроданными книгами в мягкой обложке, знаете ли.

– Мне это известно, – кивает Ходжес. – Так скажи мне, Дайна, где ты взяла этот «Заппит»?

– Я зашла на сайт, – отвечает она. – Мне это ничем не грозит? То есть я ничего не знала, но папа всегда говорит, что незнание закона не освобождает от ответственности.

– Тебе это абсолютно ничем не грозит, – заверяет Ходжес. – Что за сайт?

– Он назывался «Плохой-концерт точка ком»[32]. Я поискала его в телефоне после того, как мама позвонила мне на репетицию и сказала о вашем приезде, но он был недоступен. Наверное, все гаджеты раздали.

– Или выяснили, что они опасны, и смылись, никого не предупредив, – с мрачным видом предлагает версию Энджи Скотт.

– И сильно ее ударило? – спрашивает Карл. – Я снял заднюю крышку после того, как Ди принесла «Заппит» из своей комнаты. Там только четыре пальчиковых аккумулятора.

– Я в этих гаджетах ничего не понимаю, – отвечает Ходжес. Желудок опять начал болеть, несмотря на таблетки, но проблема не желудок, а примыкающий к нему орган, длиной каких-то шесть дюймов. После встречи с Нормой Уилмер Ходжес ознакомился с шансами на выживание больных раком поджелудочной железы. Только шести процентам удавалось протянуть пять лет. Такое радостной новостью не назовешь. – Пока не могу даже поменять на своем айфоне рингтон, сообщающий о поступлении эсэмэски, чтобы он не пугал тех, кто случайно оказался рядом.

– Я вам помогу, – говорит Дайна. – Плевое дело. На моем айфоне стоит «Безумный лягушонок».

– Сначала расскажи мне о сайте.

– Все началось с твита. Кто-то в школе рассказал мне о нем. Обнаружил в какой-то социальной сети. «Фейсбуке»… «Пинтересте»… «Гугл-плюсе»… сами знаете.

Ходжес не знает, но кивает.

– Точно я твит не помню, но сильно не ошибусь. Потому что в нем не может быть больше ста сорока символов. Вы это знаете, да?

– Конечно, – отвечает Ходжес, хотя не очень-то представляет, что такое твит. Его левая рука стремится прижать боль в боку. Ходжес не позволяет ей шевелиться.

– В твите говорилось… – Дайна закрывает глаза. Выглядит это весьма театрально, но ведь она только что пришла с репетиции театрального кружка. – «Плохие новости: какой-то псих сорвал концерт «Здесь и сейчас». Хочешь хорошие? Может, подарок? Заходи на Плохой-концерт точка ком». – Она открывает глаза. – Может, не совсем точно, но идею вы поняли.

– Да, понял. – Он записывает в блокнот название сайта. – И ты зашла на сайт…

– Конечно. Как и многие другие. Это было круто. Все начиналось с видеоролика «Здесь и сейчас». Они пели свою знаменитую песню, «Поцелуи на мидвее», а через двадцать секунд раздался взрыв, и противный голос проскрипел: «Ох, черт, шоу отменяется».

– Я не думаю, что это смешно, – говорит Энджи. – Вы все могли погибнуть.

– Наверное, это еще не конец, – предполагает Ходжес.

– Конечно. Далее он говорил, что на концерте присутствовало больше двух тысяч подростков, для многих это был первый концерт, их нагло обжухали, лишили впечатлений, которые они запомнили бы на всю жизнь. Хотя, честно говоря, там было не «обжухали», а другое слово.

– Мы поняли, дорогая, – говорит Карл.

– А потом он сказал, что корпоративный спонсор поп-группы «Здесь и сейчас» приобрел партию портативных игровых приставок «Заппит» и хочет их раздать. Понимаете, как возмещение за концерт.

– Хотя прошло почти шесть лет? – На лице Энджи изумление.

– Да. Странно, конечно, если подумать.

– Но ты не подумала? – спрашивает Карл. – Верно?

Дайна обиженно пожимает плечами:

– Я подумала, но решила, что все нормально.

– Куда уж нормальнее, – фыркает ее отец.

– И что ты сделала? – спрашивает Ходжес. – Отправила по электронной почте имя, фамилию, адрес и потом получила это?.. – Он указывает на «Заппит».

– Не только, – отвечает Дайна. – Требовалось доказать, что ты действительно была на концерте. И я пошла к маме Барб. Вы знаете, к Тане.

– Зачем?

– За фотографиями. Думаю, у меня они тоже есть, но я не смогла их найти.

– Ее комната… – Теперь глаза закатывает Энджи.

В боку Ходжеса уже пульсирует боль.

– За какими фотографиями, Дайна?

– Таня – она не возражает, если мы так ее называем – привезла нас на концерт, понимаете? Барб, меня, Хильду Карвер и Бетси.

– Бетси?..

– Бетси Девитт, – отвечает Энджи. – Мамы тянули спички, чтобы определить, кто повезет девочек. Тане досталась короткая. Она взяла автомобиль Джинни Карвер, потому что он был самым большим.

Ходжес понимающе кивает.

– Когда мы приехали туда, – продолжает Дайна, – Таня нас всех сфотографировала. Не могли же мы без фотографий! Звучит глупо, но мы тогда были совсем маленькими. Теперь я слушаю группы «Мендоза лайн» и «Равеонеттс», но тогда «Здесь и сейчас» для нас действительно были самыми-самыми. Особенно Кэм, их вокалист. Таня фотографировала нас на наши мобильники. А может, на свой. Точно не помню. Но она позаботилась о том, чтобы мы все получили фотографии. Только свои я найти не смогла.

– Тебя попросили послать фотографию на сайт, чтобы доказать присутствие на концерте?

– Да, электронной почтой. Я боялась, что на фотографиях мы стоим на фоне автомобиля миссис Карвер, и этого будет недостаточно, но на двух фоном оказалась аудитория Минго с толпящимися перед ней людьми. Я думала, что и этого не хватит, поскольку нигде не было афиш с названием группы, но хватило, и неделей позже я получила «Заппит». В большом конверте с прокладкой из пузырьковой пленки.

– Обратный адрес был?

– Да. Номера абонентского ящика я не помню, но название отправителя – «Санрайз солюшнс». Как я понимаю, один из спонсоров турне.

Вполне возможно, думает Ходжес, компания тогда не была банкротом. Но он в этом сомневается.

– Конверт отправили из нашего города?

– Я не помню.

– Уверена, что да, – говорит Энджи. – Я подняла конверт с пола и бросила в мусорный бак. Я здесь горничная, знаете ли. – Она выразительно смотрит на дочь.

– Прости… – бормочет Дайна.

Ходжес записывает в блокнот: «“Санрайз солюшнс” в Нью-Йорке, но конверт отправляли отсюда».

– И когда все это было, Дайна?

– Я услышала о твите и заходила на сайт в прошлом году. Точно не помню, но наверняка до Дня благодарения. И, как я и говорила, конверт пришел через неделю. Меня это сильно удивило.

– Значит, гаджет у тебя примерно два месяца?

– Да.

– И никаких разрядов?

– Абсолютно.

– Ты не испытывала никаких странных ощущений, играя на «Заппите», скажем, в «Рыбалку»? Не переставала понимать, где находишься?

На лицах мистера и миссис Скотт появляется тревога, но Дайна снисходительно улыбается:

– Вы насчет гипноза? Эники-бэники ели вареники?

– Честно говоря, я сам не знаю, о чем я, но допустим.

– Нет, – весело отвечает Дайна. – А кроме того, «Рыбалка» действительно тупая игра. Для маленьких. Ты используешь джойстик у клавишной панели, чтобы управлять сетью рыбака Джо. И получаешь очки за каждую пойманную рыбу. Но это так легко. Я включала игру только по одной причине: хотела посмотреть, есть ли числа на розовых рыбах.

– Числа?

– Да. В письме, которое прислали с приставкой, это объяснялось. Я приколола на мою доску объявлений, потому что действительно хотела выиграть мопед. Принести вам письмо?

– Конечно.

Когда Дайна вприпрыжку убегает наверх, Ходжес спрашивает разрешения воспользоваться ванной. Войдя, расстегивает рубашку и смотрит на пульсирующий болью левый бок. Вроде бы есть припухлость, и на ощупь бок горячий, но Ходжес предполагает, что все это – проделки его воображения. Он спускает воду и проглатывает еще две белые таблетки. «Доволен? – спрашивает он пульсирующий болью бок. – Теперь угомонишься и дашь мне закончить?»

Дайна стерла большую часть сценического грима, и теперь Ходжесу проще представить ее и других трех девочек девяти или десяти лет, идущих на свой первый концерт и подпрыгивающих, будто мексиканские бобы в микроволновке. Она протягивает ему сопроводительное письмо.

Сверху нарисовано восходящее над горизонтом солнце. Его вполне ожидаемо огибает надпись «САНРАЙЗ СОЛЮШНС», вот только таких корпоративных логотипов Ходжес никогда не видел. Какой-то он дилетантский, словно оригинал рисовали от руки. Стандартный бланк, в который вписаны имя и фамилия девушки, для более личного контакта. Хотя теперь этим никого не обмануть, думает Ходжес. Нынче даже массовые рассылки от страховых компаний и адвокатских контор, навязывающих свои услуги пострадавшим от несчастных случаев, обращаются к тебе по имени.

Дорогая Дайна Скотт!

Наши поздравления! Надеемся, тебе придется по вкусу «Заппит», игровая приставка с предустановленными 65 сложными и интересными играми. Она также снабжена вай-фаем, поэтому у тебя есть возможность посещать любимые сайты и загружать книги, будучи членом читательского клуба «Санрайз»! Этот ПОДАРОК ты получаешь как компенсацию за концерт, который тебе не удалось досмотреть, и мы, разумеется, надеемся, что ты расскажешь своим друзья о времени, так весело проведенном с «Заппитом». Но это еще не все! Почаще заглядывай в демоверсию игры «Рыбалка» и отлавливай розовых рыб, потому что однажды – и никто не знает, когда это случится – ты поймаешь одну, и она превратится в число! Если рыба, которую ты поймаешь, совпадет с одним из чисел, приведенных ниже, ты получишь БОЛЬШОЙ ПРИЗ! Но эти числа будут появляться нечасто, поэтому ПРОДОЛЖАЙ ИХ ИСКАТЬ! Еще больше подними себе настроение, оставаясь на связи с другими членами «Заппит-клуба». Место ваших встреч – сайт Zeetheend.com[33]. Оттуда ты получишь свой приз, если попадешь в число счастливчиков. Наилучших тебе пожеланий от всей команды «Санрайз солюшнс» и «Заппита».

Далее следовала неразборчивая подпись, точнее, закорючка. А ниже – еще несколько строк:

Счастливые числа для Дайны Скотт:

1034 = подарочный сертификат на $25 в «Дэб»

1781 = подарочный сертификат на $40 в «Атом аркад»

1946 = подарочный сертификат на $50 в «Кармайк синемас»

7459 = мопед с объемом двигателя 50 см³ (Главный приз)

– Ты действительно поверила в эту собачью чушь? – спрашивает Карл.

Спрашивает с улыбкой, но глаза Дайны наполняются слезами.

– Ладно, я глупая, застрели меня.

Карл обнимает ее, целует в висок.

– Знаешь что? В твоем возрасте я бы тоже поверил.

– И ты искала розовых рыб, Дайна? – спрашивает Ходжес.

– Да, пару раз в день. Поймать их, кстати, сложнее, чем в игре, потому что они очень быстрые. Необходимо полностью сосредоточиться.

Естественно, необходимо, думает Ходжес. Ему это нравится все меньше и меньше.

– Нужные числа так и не выскочили?

– Пока нет.

– Могу я взять приставку? – спрашивает он, указывая на «Заппит». Думает добавить, что вернет позже, но не говорит этого. Сомневается, что вернет. – И письмо.

– С одним условием, – отвечает она.

Боль затихает, и Ходжес может улыбнуться:

– Назови его, детка.

– Продолжайте проверять розовых рыб, и если выскочит одно из моих счастливых чисел, приз мой.

– По рукам, – отвечает Ходжес, думая: «Кто-то очень хочет дать тебе приз, Дайна, но я сомневаюсь, что это мопед или сертификат в кинотеатр». Берет «Заппит» и письмо, встает. – Премного благодарен за то, что уделили мне время.

– Мы вам всегда рады, – отвечает Карл. – Если выясните, что все это значит, скажете нам?

– Обязательно, – отвечает Ходжес. – Еще вопрос, Дайна, и если он покажется тебе глупым, вспомни, что мне под семьдесят.

Она улыбается:

– В школе мистер Мортон говорит, что глупый вопрос – только тот…

– Что ты не задаешь, я знаю. Я тоже всегда из этого исходил, поэтому спрашиваю. В средней школе Норт-Сайда все об этом знают, так? О бесплатных игровых приставках, рыбах-числах, призах?

– Не только в нашей школе, но и в других… «Твиттер», «Фейсбук», «Пинтерест», «Ик-Як»… так они работают.

– И если человек был на концерте и может это доказать, он имеет право на один из «Заппитов»?

– Да.

– А как насчет Бетси Девитт? Она гаджет получила?

Дайна хмурится:

– Нет, и это странно, потому что у нее фотографии с концерта сохранились, и она отправила одну на сайт. Но не так быстро, как я, она ужасная копуша, может, приставки к тому времени закончились. Если хлопаешь ушами, можно пролететь мимо.

Ходжес вновь благодарит Скоттов за уделенное ему время, желает Дайне успехов с пьесой и по дорожке возвращается к своему автомобилю. Когда садится за руль, в салоне так холодно, что при выдохе образуется пар. Боль снова заявляет о себе четырьмя сильными уколами. Ходжес пережидает ее, стиснув зубы, пытаясь убедить себя, что эти новые, более резкие боли – чистая психология, поскольку теперь он знает, что с ним не так, но идея не катит. Два дня вдруг кажутся слишком долгим сроком без лечения, однако он подождет. Должен подождать, потому что у него возникает ужасная мысль. Пит Хантли ему не поверит, а Иззи Джейнс скорее всего подумает, что надо немедленно вызвать санитаров, чтобы отвезти его в ближайший дурдом. Ходжес и сам не до конца в это верит, но элементы пазла складываются, и хотя картинка получается безумная, логики она не лишена.

Он заводит двигатель «приуса» и направляется домой, где позвонит Холли и попросит ее выяснить, спонсировала ли «Санрайз солюшнс» турне поп-группы «Здесь и сейчас». После этого будет смотреть телик. Когда больше не сможет притворяться, что происходящее на экране его интересует, ляжет в кровать и будет бодрствовать в горизонтальной позе, дожидаясь утра.

Что разжигает его любопытство, так это зеленый «Заппит».

Настолько разжигает, что Ходжес не может ждать. На полпути между Оллгуд-плейс и Харпер-роуд сворачивает к торговому ряду, паркуется перед закрытой на ночь химчисткой и включает гаджет. Экран вспыхивает ярко-белым, потом появляется красная буква «зет», растет и растет, становясь все больше, пока наклонная палочка не занимает весь экран. Мгновением позже следует белая вспышка и послание: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЗАППИТ! МЫ ЛЮБИМ ИГРАТЬ! НАЖМИ ЛЮБУЮ КЛАВИШУ, ЧТОБЫ НАЧАТЬ, ИЛИ ПРОСТО ПРОВЕДИ ПО ЭКРАНУ».

Ходжес проводит, и появляются ровные ряды игровых иконок. Некоторые еще из тех времен, когда Элли девочкой играла в зале видеоигр торгового центра: «Космические захватчики», «Донки Конг», «Пакмн» и эта дьявольская желтая приманка, «Мисс Пакман». Плюс пасьянсы, на которые подсела Джейнис Эллертон, и множество игр, о которых он никогда не слышал. Ходжес вновь проводит пальцем по экрану, появляются новые иконки, и он находит то, что ему нужно, между «Башней слов» и «Барби идет по подиуму»: «Рыбалка». Глубокий вдох, и Ходжес касается иконки.

«ДУМАЮ О “РЫБАЛКЕ”», – сообщает экран. Индикатор загрузки секунд через десять (может, больше) сменяется демоверсией. Рыбы плавают взад-вперед, или выписывают петли, или пересекают экран по диагонали. Пузыри идут из их ртов и из-под хвостов. Вода более зеленая наверху и голубеет к низу. Звучит мелодия, которую Ходжес не узнает. Он смотрит, ожидая что-то почувствовать… скорее всего сонливость.

Рыбы красные, зеленые, синие, золотистые, желтые. Вероятно, это тропические рыбы, но в них нет той гиперактивности, которую Ходжес видел в телевизионных рекламных роликах игровых приставок «Икс-бокс» и «Плей-стейшн». Эти рыбы рисованные и довольно примитивные. Неудивительно, что «Заппит» разорился, думает Ходжес, но точно, есть легкий гипнотический эффект в том, как движутся рыбы, иногда по одной, иногда парами, а то и стайкой из пяти-шести.

А вот и приз – розовая. Ходжес пытается нажать на нее, но она для него слишком быстрая, и он промахивается.

– Черт! – вырывается у него.

Он поднимает голову и какое-то время смотрит на темную витрину химчистки, потому что действительно ощущает сонливость. Свободной рукой легонько ударяет по левой щеке, потом по правой и вновь смотрит на экран. Рыб уже больше, они плавают туда-сюда, плетут какой-то сложный рисунок.

Вновь появляется розовая, и на этот раз он успевает стукнуть по ней до того, как она исчезает за левой границей экрана. Рыба мерцает, словно говоря: «Ладно, Билл, твоя взяла», – но число не появляется. Он ждет, наблюдает, и когда появляется третья розовая рыба, стучит по ней. Вновь никакого числа, только розовая рыба, не имеющая аналогов в реальном мире.

Мелодия теперь кажется и громче, и медленнее. Игра определенно оказывает какое-то воздействие, думает Ходжес. Не слишком сильное, может, случайное, но оказывает.

Он выключает гаджет. На экране вспыхивает надпись: «СПАСИБО ЗА ИГРУ, ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ», – и он гаснет. Ходжес смотрит на часы на приборном щитке и изумляется: он просидел, глядя на экран «Заппита», больше десяти минут. Хотя по ощущениям прошло две-три. Максимум пять. Дайна не говорила, что теряла счет времени, просматривая демоверсию «Рыбалки», но он об этом и не спрашивал, верно? С другой стороны, он принял две таблетки сильного болеутоляющего, и, возможно, это сыграло свою роль в случившемся. Если, разумеется, что-то случилось.

И никаких чисел.

Розовая рыба оказалась всего лишь розовой рыбой.

Ходжес сует «Заппит» в карман, где уже лежит мобильник, и едет домой.

Фредди Линклэттер (коллега Брейди по скорой компьютерной помощи до того, как мир узнал, что Брейди Хартсфилд – чудовище) сидит за кухонным столиком и вращает пальцем серебряную фляжку, ожидая мужчину с модным портфелем.

Доктора Зет, как тот себя называет, но Фредди не дура. Она знает его имя и фамилию, вычислила по инициалам на портфеле: Феликс Бэбино, главный невролог Мемориальной больницы Кайнера.

Знает ли он, что она в курсе? Фредди полагает, что да, и ему без разницы. Но это странно. Очень. Ему за шестьдесят, типичный седовласый старичок, но он напоминает ей другого человека, куда более молодого. Если на то пошло, самого знаменитого (точнее, печально знаменитого) пациента доктора Бэбино.

Фляжка вращается и вращается. На ней выгравировано: «ГХ и ФЛ, вместе навек». Что ж, «навек» ограничилось примерно двумя годами, и Глория Холлис давно уже где-то еще. Бэбино – или доктор Зет, как он величает себя, словно злодей в комиксе – в какой-то степени к этому причастен.

«От него мурашки бегут по коже, – говорила Глория. – Другой старикан ничуть не лучше. И деньги их – дерьмо. Мне такого не нужно. Я не знаю, во что они тебя втянули, но рано или поздно закончится это плохо, и я не хочу попасть под раздачу».

Разумеется, Глория уже встретила кого-то еще, кого-то красивее, чем Фредди с ее угловатой фигурой, большой челюстью и изъеденными оспинами щеками, но об этом она как раз и не хотела говорить, естественно, не хотела.

Поначалу все представлялось таким простым, и как она могла отказаться от денег? Она практически ничего не скопила, работая в киберпатруле «Дисконт электроникс», а после закрытия магазина нашла лишь работу программиста-фрилансера, и денег едва хватало, чтобы не оказаться на улице. Обладай она, как говорил ее прежний босс, Энтони Фробишер, «коммуникабельностью», все вышло бы иначе, но с этим у нее было совсем плохо. И когда старикан, называвший себя Зет-боем, заявился со своим предложением (Бог свидетель, предложение так и просилось в комикс), она восприняла его появление как подарок судьбы. Жила она тогда в паршивой квартире в Саут-Сайде, части города, именуемой Раем чурбанов, и с месячным долгом за аренду, несмотря на деньги, уже полученные от этого парня. А что она могла сделать? Отказаться от пяти тысяч долларов? Не смешите.

Фляжка вращается и вращается.

Парень запаздывает, может, не придет вовсе, и как знать, вдруг это к лучшему.

Она помнит, как старик оглядывал ее двухкомнатную квартиру, где большинство вещей хранилось в бумажных пакетах с ручками (не составляло труда вообразить, как она в окружении этих пакетов пытается заснуть под одной из эстакад Центральной магистрали). «Вам нужна квартира побольше», – сказал он.

«Да, а фермерам в Калифорнии нужен дождь. – Она помнит, как заглядывала в конверт, полученный от него. Помнит шелест пятидесятидолларовых купюр, помнит, какой приятный это был звук. – Это хорошо, но к тому времени, когда я рассчитаюсь со всеми людьми, которым должна, почти ничего не останется». Большинство этих людей она могла послать, но не собиралась ставить в известность старика.

«Денег будет больше, и мой босс позаботится о том, чтобы вы переселились в другую квартиру, где вас могут попросить принимать кое-какие товары».

Вот тут зазвенели тревожные колокольчики.

«Если вы о наркотиках, сразу об этом забудем». – Она протянула старику набитый деньгами конверт, хотя и через силу.

С презрительной гримасой он оттолкнул ее руку.

«Никаких наркотиков. Вас никогда не попросят расписываться за что-то незаконное».

И теперь она здесь, в кондоминиуме неподалеку от озера. Дом всего в шесть этажей, так что никаких захватывающих видов, да и это не дворец. Совсем не дворец, особенно зимой. Между более высокими, новыми и красивыми зданиями кое-где проглядывают пятачки воды, но ветер в квартиру попадает без труда, будьте уверены, а в январе ветер этот холодный. Она ставит термостат – вот кто большой шутник – на восемьдесят[34] градусов, но по-прежнему сидит в трех рубашках и кальсонах под широкими джинсами. Рай чурбанов остался в далеком прошлом, и это плюс, но вот вопрос: а к этому ли она стремилась?

Серебряная фляжка вращается и вращается. «ГХ и ФЛ, вместе навек». Только ничто не вечно.

Жужжит дверной звонок, заставляя Фредди подпрыгнуть. Она берет со стола фляжку – единственный сувенир, оставшийся от роскошной Глории – и идет к домофону. Подавляет желание вновь заговорить с русским акцентом. Парень этот – как бы он себя ни называл, доктор Бэбино или доктор Зет – немного ее пугает. Не так, как пугал бы торговец кристаллическим метом из Рая чурбанов, но все равно пугает. Так что лучше не выдрючиваться, а как можно быстрее подвести черту и надеяться, что ее будут ждать не слишком большие неприятности, если все откроется.

– Это знаменитый доктор Зет?