Пост сдал Кинг Стивен

Хотя в агентстве «Найдем и сохраним» Холли полноправный партнер и свободный кабинет у них есть (маленький, зато с видом на улицу), она предпочла остаться в приемной. Там и сидит, уставившись в монитор, когда без четверти одиннадцать входит Ходжес. Она быстро что-то убирает в широкий средний ящик стола, однако с обонянием у Ходжеса все в порядке (в отличие от другого органа, расположенного ниже головы), и он улавливает запах недоеденного пирожного «Твинкис».

– Что такое, Холлиберри?

– У тебя это от Джерома, и ты знаешь, как я ненавижу это прозвище. Еще раз назовешь меня Холлиберри, и я на неделю уеду к матери. Она постоянно приглашает меня в гости.

«Свежо предание, – думает Ходжес. – Ты терпеть ее не можешь, а еще ты взяла след, дорогая моя. Подсела на это дело, как наркоман на героин».

– Извини, извини. – Он перегибается через ее плечо и видит статью из «Блумберг бизнес» за апрель 2014 года. Заголовок гласит: «ЗАППИТ КАПУТ». – Да, компания сделала ручкой и вышла за дверь. Вроде бы я тебе вчера говорил.

– Говорил. Что интересно, во всяком случае, для меня, так это складские запасы.

– Ты о чем?

– Тысячи непроданных «Заппитов», может, десятки тысяч. Я хотела выяснить, что с ними.

– Выяснила?

– Еще нет.

– Может, их отправили детям бедняков в Китай вместе с овощами, которые я отказывался есть в детстве.

– Голодающие дети – это не смешно, – строго отвечает Холли.

– Полностью с тобой согласен. – Ходжес выпрямляется. По пути из кабинета Стамоса он заехал в аптеку за болеутоляющим – сильным, но вскоре ему, похоже, придется принимать и посильнее – и теперь чувствует себя гораздо лучше. Желудок даже слабо урчит от голода, что совсем хорошо. – Их, вероятно, уничтожили. Так, кажется, поступают с нераспроданными книгами в мягкой обложке.

– Слишком дорого они стоили, чтобы их уничтожать, – возражает Холли. – Все-таки в гаджеты загружены игры, они работают. Самый последний в линейке, «Коммандер», даже снабжен вай-фаем. А теперь расскажи мне о результатах обследования.

Улыбка Ходжеса – он на это надеется – выглядит скромно и радостно.

– Новости вообще-то хорошие. Это язва, но маленькая. Мне предстоит принимать кучу таблеток и придерживаться диеты. Доктор Стамос говорит, что она заживет сама, если я буду все это делать.

Холли одаривает его ослепительно-счастливой улыбкой, и Ходжес радуется, что солгал. Но при этом чувствует себя шматком собачьего дерьма на старом ботинке.

– Слава Богу! Ты будешь выполнять все его предписания?

– Не сомневайся. – Снова ложь. Никакой диетой его болезнь не вылечить. Ходжес не из тех, кто пускает все на самотек, и при других обстоятельствах сейчас сидел бы в кабинете гастроэнтеролога Генри Йипа, какими бы минимальными ни были его шансы победить рак поджелудочной железы. Но послание на сайте «Под синим зонтом Дебби» все переменило.

– Это отлично. Я не знаю, что буду без тебя делать, Билл. Просто не знаю.

– Холли…

– Вообще-то знаю. Вернусь домой. И ни к чему хорошему меня это не приведет.

«Это точно, – думает Ходжес. – Когда я встретил тебя первый раз, на похоронах твоей тети Элизабет, твоя мамаша таскала тебя за собой, как собачонку на поводке. Сделай это, Холли, сделай то, Холли, и, ради Бога, не опозорься».

– А теперь расскажи мне, – просит она. – Расскажи, что нового. Расскажи-расскажи-расскажи!

– Дай мне пятнадцать минут, и все узнаешь. А пока выясни, куда подевались все игровые приставки «Коммандер». Может, это не важно, но тем не менее.

– Хорошо. Прекрасные ты привез новости о результатах обследования, Билл.

– Это точно.

Он идет в кабинет. Холли крутится на кресле, смотрит ему вслед, потому что он редко закрывает за собой дверь. Однако иногда такое случается. Она поворачивается к компьютеру.

– Он с тобой еще не закончил, – повторяет Холли. Кладет недоеденный овощной бургер на бумажную тарелку. Ходжес разделался со своим, пока рассказывал. Про разбудившую его боль он не упомянул. Сказал, что обнаружил сообщение, потому что не мог уснуть и решил побродить по Сети.

– Совершенно верно.

– От Зет-боя.

– Да. Напоминает прихвостня супергероя, правда? «Смотрите приключения Зет-мена и Зет-боя, очищающих улицы Готэм-Сити от преступников!»

– Это Бэтмен и Робин. Именно они патрулировали улицы Готэм-Сити.

– Знаю. Читал комиксы о Бэтмене еще до того, как ты родилась. Просто к слову пришлось.

Она берет недоеденный бургер, отрывает кусочек салата, кладет на тарелку.

– Когда ты в последний раз навещал Брейди Хартсфилда?

Прямо в яблочко, восхищенно думает Ходжес. Ай да Холли!

– Я ездил к нему сразу после завершения той истории с семьей Зауберс, и еще один раз. В середине лета. А потом вы с Джеромом прижали меня к стенке и сказали, что я должен визиты прекратить. Я послушался.

– Мы настаивали ради твоего блага.

– Я знаю, Холли. Теперь доедай бургер.

Она откусывает, вытирает капельку майонеза в уголке рта и спрашивает, каким показался ему Хартсфилд при последнем визите.

– Таким же… по большей части. Сидел у окна, смотрел на автостоянку. Я говорил, задавал вопросы, он молчал. Он получил сильнейшую мозговую травму, в этом сомнений нет. Но о нем рассказывали истории. Будто он обрел сверхъестественные способности. Мог включать и выключать воду в ванной и этим пугал медперсонал. Я бы назвал это чушью, но Бекки Хелмингтон, тогда старшая медсестра, говорила, что видела и слышала все сама: дребезжащие жалюзи, телевизор, включающийся сам по себе, бутыли с физиологическим раствором, раскачивающиеся на штативе. И я не сомневаюсь в ее словах. Я знаю, в это трудно поверить…

– Не так уж трудно. Телекинез, иногда его называют психокинезом, – документально подтвержденный феномен. Но ты сам во время своих визитов ничего такого не видел?

– Ну… – Он замолкает, вспоминая. – Кое-что случилось в мой предпоследний визит. На прикроватном столике стояла рамка с фотографией. Он и его мать, обнимаются, прижавшись друг к другу щеками. Где-то в отпуске. Такая же, только побольше, висела в доме на Элм-стрит. Ты, возможно, ее помнишь.

– Конечно, помню. Я помню все, что мы видели в том доме, включая некоторые пикантные фотографии, которые хранились в его компьютере. – Она скрещивает руки на своей небольшой груди и фыркает от отвращения. – У них были противоестественные отношения.

– А то я не в курсе. Не знаю, действительно ли он занимался с ней сексом…

– Фу-у-у!

– …но думаю, что хотел, а она по меньшей мере потакала его фантазиям. В любом случае я схватил рамку с фотографией, проехался насчет матери, пытаясь добиться от него какой-то реакции. Потому что он был в сознании, Холли, и все понимал. Я не сомневался в этом тогда и не сомневаюсь сейчас. Он просто сидит, но внутри он тот же человек-шершень, который убил людей у Городского центра и пытался убить гораздо больше на поп-концерте.

– И он использовал сайт «Под синим зонтом Дебби», чтобы связаться с тобой, не забывай про это.

– После прошлой ночи едва ли забуду.

– Расскажи мне, что произошло в тот раз.

– На мгновение он перестал смотреть на автостоянку напротив окна. Его глаза… Их взгляд сместился на меня. Все волоски на моем затылке встали дыбом, и воздух… я не знаю… наэлектризовался. – Он заставляет себя рассказать остальное. Словно вкатывает в гору огромный камень. – За годы службы мне приходилось арестовывать преступников, иногда это были очень плохие люди, вроде матери, которая убила трехлетнего сына ради страховки, причем не бог весть какой, но никогда раньше во время ареста я не чувствовал присутствия такого зла. Зло – в каком-то смысле стервятник, который улетает, как только преступник оказывается за решеткой. Но в тот день я его почувствовал, Холли. Я почувствовал зло в Брейди Хартсфилде.

– Я тебе верю, – отвечает она так тихо, что он едва слышит.

– И у него был «Заппит». Связующее звено, которое я искал. Если это действительно связующее звено, а не совпадение. Там был один парень, я не знаю его фамилии, все звали его Библиотечный Эл, который раздавал «Заппиты» вместе с «Киндлами» и книгами в мягкой обложке, когда обходил клинику. Не знаю, кем он был, санитаром или волонтером. Черт, он мог быть одним из уборщиков, делающим это доброе дело по своей инициативе. Я не сразу сообразил, что к чему, потому что в доме Эллертон ты нашла розовый «Заппит», а в палате Брейди был синий.

– Но как случившееся с Джейнис Эллертон и ее дочерью может быть связано с Брейди Хартсфилдом? Если только… никто не говорил о телекинетической активности за пределами его палаты? Такие слухи не ходили?

– Нет, но примерно в то время, когда завершилась история с Зауберсами, одна медсестра покончила с собой в Клинике травматических повреждений головного мозга. Вскрыла вены в туалете, расположенном на одном этаже с палатой Хартсфилда. Ее звали Сейди Макдоналд.

– Так ты думаешь?..

Она берет недоеденный бургер, отрывает кусочек салата, кладет на тарелку. Ждет.

– Продолжай, Холли. Я не собираюсь говорить за тебя.

– Ты думаешь, Брейди ее к этому подтолкнул? Я не понимаю, как такое возможно.

– Я тоже, но мы знаем, что Брейди зациклен на самоубийствах.

– Эта Сейди Макдоналд… У нее тоже был «Заппит»?

– Понятия не имею.

– Как… как она?..

На этот раз он приходит на помощь:

– Скальпелем, который взяла в одной из операционных. Я это узнал у помощницы судмедэксперта. Сунул ей подарочный сертификат на обед в «Димасио», итальянском ресторане.

Холли продолжает рвать листок салата. Тарелка покрывается зеленым конфетти, словно со дня рождения эльфа. Ходжеса это нервирует, но он не останавливает Холли. Она явно что-то обдумывает. И наконец озвучивает результат:

– Ты собираешься повидаться с Хартсфилдом.

– Да, собираюсь.

– И ты действительно думаешь, что сумеешь что-то из него выудить? Раньше не получалось.

– Теперь я знаю чуть больше. – Но если серьезно, знает ли он? Он даже не уверен, что именно подозревает. Но, может, Хартсфилд все-таки вовсе не человек-шершень? Может, он паук, а палата 217 в Ведре – центр паутины, которую он плетет?

С другой стороны, возможно, это лишь совпадение. Просто раковая опухоль уже пожирает мозг, высекая множество паранойяльных идей.

Именно так подумал бы Пит, а его напарница – трудно перестать думать о ней как о мисс Красотке Сероглазке – эту мысль еще бы и озвучила.

Ходжес встает.

– Тогда не будем терять время.

Холли бросает недоеденный бургер на клочки салата, хватает Ходжеса за руку:

– Будь осторожен.

– Обязательно.

– Охраняй свои мысли. Я знаю, как безумно это звучит, но я чокнутая, по крайней мере время от времени, поэтому могу такое сказать. Если тебе вдруг захочется… причинить себе вред… позвони мне. Позвони сразу же.

– Хорошо.

Она скрещивает руки, обхватывая плечи, – в последнее время это раздражающее движение он видит все реже.

– Как жаль, что здесь нет Джерома.

Джером Робинсон взял на семестр академический отпуск и сейчас в Аризоне, среди строителей домов «Среды обитания для человечества»[23]. Однажды, когда Ходжес заметил, что Джером делает это для того, чтобы украсить свое резюме, Холли его отчитала, заявив, что причина в другом: просто Джером хороший человек. С этим Ходжес согласен целиком и полностью: Джером действительно хороший человек.

– Все со мной будет хорошо. Да и вообще это скорее всего ерунда. Мы как дети, которые боятся, что в пустом доме на углу обитают призраки. Если бы мы рассказали об этом Питу, он отправил бы нас в психушку.

Холли, которая на самом деле побывала в психушке (дважды), верит, что некоторые пустующие дома могут быть населены призраками. Она убирает маленькую руку без колец с плеча, чтобы вновь схватить Ходжеса, на этот раз за рукав пальто.

– Позвони мне, когда приедешь туда, и позвони мне, когда будешь уезжать. Не забудь, потому что я волнуюсь, а я не могу позвонить тебе, потому что…

– Пользоваться мобильниками в Ведре запрещено. Да, знаю. Я позвоню, Холли. А пока я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. – Ходжес видит, как ее рука ныряет к блокноту, и качает головой. – Нет, записывать нет нужды. Все просто. Первое: зайди на «И-бей» или куда ты там заходишь, чтобы купить вещи, которых больше нет в торговых сетях, и закажи один «Заппит коммандер». Сможешь?

– Легко. Что-то еще?

– Компания «Санрайз солюшнс» купила «Заппит», потом разорилась. После заявления о банкротстве кого-то назначили конкурсным управляющим. Он нанимал адвокатов, бухгалтеров, ликвидаторов, с тем чтобы выжать из обанкротившейся компании каждый цент. Найди его, и я позвоню ему сегодня или завтра. Я хочу знать, куда девались нераспроданные игровые приставки «Заппит», потому что Джейнис Эллертон получила одну перед этим Рождеством, хотя самих компаний давно уже нет.

Холли широко улыбается:

– Блестящая идея!

«Ничего блестящего, рутинная полицейская работа, – думает Ходжес. – Может, у меня и неизлечимый рак, но я все еще помню, как она делается, а это уже кое-что».

Кое-что приятное.

Выйдя из Тернер-билдинг, Ходжес направляется к автобусной остановке (ехать через город на номере пять быстрее и проще, чем забирать из гаража «приус» и самому сидеть за рулем). Тем более что ему надо крепко подумать: как подобраться к Брейди и как его расколоть? В комнатах для допросов, когда он служил в полиции, у него получалось, так что и теперь должен быть способ. Раньше он приходил к Брейди только для того, чтобы вывести его на чистую воду, доказать, что – Ходжес верил своей интуиции – тот симулирует полукататоническое состояние. Сейчас у Ходжеса есть конкретные вопросы, и осталось только определиться, как заставить Брейди ответить на них.

«Я должен шугануть паука», – думает он.

Планировать предстоящую встречу мешают мысли о только что поставленном диагнозе и неизбежные страхи, с ним связанные. В том числе за жизнь. Но есть и другие вопросы: через что ему предстоит пройти и как сообщить тем, кто должен знать. Коринн и Элли будут потрясены, но в принципе ничего страшного не произойдет. То же самое касается семьи Робинсон, хотя Ходжес знает, что для Джерома и Барбары, его маленькой сестрички (впрочем, не такой маленькой, через несколько месяцев ей исполнится шестнадцать), это будет сильный удар. Но больше всего его волнует Холли. Она не безумная, несмотря на сказанное в офисе, но хрупкая и ранимая. Очень. В прошлом у нее было два нервных срыва: один в старших классах, второй – когда ей перевалило за двадцать. Теперь она, конечно, крепче, но главная причина прилива сил – несколько лет, проведенных с ним, и маленькое агентство, которым они управляют на пару. Если она потеряет и его, и агентство, ей будет грозить большая беда. Он не может позволить себе заблуждаться на этот счет.

«Я не могу допустить, чтобы она сломалась, – думает Ходжес. Он идет, опустив голову, сунув руки в карманы, дыхание клубится белым паром. – Не имею права».

Глубоко задумавшись, он в третий раз за последние два дня не замечает старый «шевроле-малибу» с пятнами грунтовки. Автомобиль припаркован на другой стороне улицы, напротив дома, в котором Холли лихорадочно ищет конкурсного управляющего «Санрайз солюшнс». Рядом с машиной стоит старик в старой армейской куртке с заплатой из малярного скотча. Он наблюдает, как Ходжес садится в автобус, достает из кармана куртки мобильник, звонит.

Холли провожает взглядом своего босса – и человека, которого любит больше всех на свете, – идущего к автобусной остановке на углу. Теперь он такой худой, просто тень крепкого мужчины, которого она впервые встретила шестью годами раньше. И руку при ходьбе он прижимает к боку. В последнее время Ходжес делает это часто, и Холли не думает, что он отдает себе в этом отчет.

Всего лишь маленькая язва. Ей хочется в это верить – хочется поверить ему, – но она не думает, что у нее получается.

Подкатывает автобус, Билл садится в него. Холли стоит у окна, наблюдает, как отъезжает автобус, грызет ногти, мечтает о сигарете. У нее есть жевательная резинка «Никоретте», и предостаточно, но иногда помогает только сигарета.

«Хватит тратить попусту время, – говорит она себе. – Если ты действительно хочешь стать паршивой, мерзкой воровкой, действуй прямо сейчас».

И она идет в его кабинет.

Экран темный, но Билл выключает компьютер, только когда уходит вечером домой. Ей надо лишь «разбудить» экран. Прежде чем Холли касается клавиатуры, ее взгляд падает на блокнот с линованными желтыми страницами, который лежит рядом. Один у Ходжеса всегда под рукой. Раскрытая страница – в записях и завитушках. Так он думает.

Сверху – фраза, которую она знает очень хорошо. Она с Холли всегда, с тех самых пор, когда та услышала эту песню по радио: «Все эти одинокие люди». Фразу Ходжес подчеркнул. Ниже – известные ей имена и фамилии:

Оливия Трелони (вдова)

Мартина Стоувер (не замужем, домработница называла ее старой девой)

Джейнис Эллертон (вдова)

Нэнси Олдерсон (вдова)

И другие. Холли в том числе, разумеется; она тоже старая дева. Пит Хантли, который разведен. И сам Ходжес, тоже разведен.

Вероятность самоубийства среди одиноких в два раза выше среднего. Среди разведенных – в четыре раза.

– Брейди Хартсфилд обожал доводить до самоубийства, – шепчет она. – Это было его хобби.

Чуть ниже имен запись, обведенная кругом: Список посетителей? Каких посетителей?

Она нажимает первую попавшуюся клавишу. На экране возникает рабочий стол с разбросанными по нему документами. Она время от времени ругала за это Ходжеса, говорила, что с тем же успехом он может оставлять дом открытым, выложив на обеденный стол все ценные вещи и поставив табличку: «ПОЖАЛУЙСТА, УКРАДИ МЕНЯ». Он всегда обещал, что наведет порядок, но так и не навел. Впрочем, для Холли это ничего бы не поменяло, потому что она знает его пароль. Получила от него. Со словами: «На случай если со мной что-нибудь случится». Теперь она боится, что так и произошло.

Одного взгляда на экран достаточно, чтобы понять: никакой язвы. Появилась новая папка с пугающим заголовком. Холли кликает по ней. Ужасных готических букв поверху достаточно, чтобы подтвердить: это завещание некоего Кермита Уильяма Ходжеса. Холли тут же закрывает его. У нее нет ни малейшего желания знакомиться с его посмертными дарами. Осознания, что такой документ существует и он просматривал его в этот самый день, вполне достаточно. Если на то пошло, даже с избытком.

Она стоит, вновь обняв себя за плечи, и кусает губы. Следующий шаг будет хуже, чем любопытство. Это будет вынюхивание. Это будет воровство.

«Ты уже далеко зашла, так что продолжай».

– Да, я должна, – шепчет Холли, кликает иконку в форме почтовой марки, которая открывает почту, и говорит себе, что там скорее всего ничего нет. Да вот только есть. Последнее письмо, вероятно, пришло, когда они обсуждали послание, полученное на сайте «Под синим зонтом Дебби». Оно от врача, к которому Ходжес сегодня ходил на прием. Его фамилия Стамос. Она открывает письмо и читает: «Это копия результатов Вашего последнего обследования. Для Вашего архива».

Холли использует пароль, чтобы открыть вложенный файл, садится на стул Билла, наклоняется вперед, руки крепко сцеплены на коленях. Когда добирается до второй из восьми страниц, она уже плачет.

Ходжес только успевает опуститься на сиденье в самом конце салона автобуса, когда из кармана слышится звук разбитого стекла и мальчишки радостно приветствуют отменный удар по мячу, гарантировавший бэттеру круговую пробежку и разбивший окно гостиной миссис О’Лири. Мужчина в деловом костюме опускает «Уолл-стрит джорнэл» и поверх газеты осуждающе смотрит на Ходжеса.

– Извините, извините, – говорит Ходжес, – давно собираюсь поменять.

– Считайте это вашей первоочередной задачей. – И бизнесмен вновь скрывается за газетой.

Эсэмэска от давнего напарника. Опять. Испытывая сильное дежавю, Ходжес ему звонит:

– Пит, к чему эти эсэмэски? Или моего номера в режиме быстрого набора у тебя уже нет?

– Полагаю, мобильник тебе программировала Холли и поставила какой-нибудь безумный рингтон, – отвечает Пит. – Для нее это самая уморительная шутка. Еще могу предположить, что громкость у тебя поставлена на максимум, глухой ты наш сукин сын.

– На максимуме только сигнал получения эсэмэски, – оправдывается Ходжес. – При звонке мобильник просто получает мини-оргазм, елозя по моей ноге.

– Тогда сделай что-нибудь с сигналом.

Лишь несколькими часами раньше он узнал, что жить ему осталось считаные месяцы, а теперь обсуждает громкость звукового сигнала.

– Обязательно. Говори, чего ты хотел?

– Нашел эксперта по компьютерам, который набросился на эту игровую приставку, как муха на дерьмо. Влюбился в нее, назвал «ретро». Представляешь? Гаджет собрали лет пять назад, а он уже ретро.

– Мир движется все быстрее.

– Что-то с ним происходит, это точно. В любом случае этот «Заппит» накрылся. Когда наш парень поставил новые батарейки, он выдал полдесятка ярких синих вспышек и сдох.

– И что с ним не так?

– Возможно, какой-то вирус, поскольку приставка снабжена вай-фаем, а именно так большинство вирусов и загружается, но парень говорит, что это скорее всего бракованный чип или сгоревший контакт. Речь о том, что к делу гаджет отношения не имеет. Эллертон не могла им пользоваться.

– Тогда почему она держала зарядку подключенной к розетке в ванной комнате дочери?

Пит на секунду замолкает.

– Ладно, какое-то время приставка работала, а потом чип сломался. Или что там с ними происходит.

«Она работала, это точно, – думает Ходжес. – Старушка играла в пасьянс за кухонным столом. И там была еще прорва игр. Вроде «Клондайка», «Пирамиды» или «Картины». И ты бы это знал, дорогой мой Питер, если бы переговорил с Нэнси Олдерсон. Но она наверняка все еще в твоем списке ожидания».

– Хорошо. Благодарю за оперативную информацию.

– Это твоя последняя оперативная информация, Кермит. У меня напарница, с которой я успешно работал после твоего ухода на пенсию, и я хочу, чтобы она присутствовала на моей прощальной вечеринке, а не сидела за столом в кабинете и дулась из-за того, что в самом конце я отдал предпочтение тебе, а не ей.

Ходжесу есть чем ответить, но до больницы всего две остановки. Опять же он обнаруживает, что хочет отгородиться от Пита и Иззи и расследовать это дело по-своему. Пит движется медленно, а Иззи так вообще едва волочит ноги. Ходжес хочет бежать, с раком поджелудочной железы или без.

– Я тебя услышал. Еще раз спасибо.

– Дело закрыто?

– Окончательно и бесповоротно.

Его взгляд смещается вверх и влево.

В девятнадцати кварталах от того места, где Ходжес убирает айфон в карман пальто, – совсем другой мир. Не самый лучший. Сейчас там сестра Джерома Робинсона, и она в беде.

Симпатичная и серьезная, в форме школы Чэпл-Ридж (серое шерстяное пальто, серая юбка, белые гольфы, красный шарф на шее), Барбара шагает по Мартин-Лютер-Кинг-авеню, руки в перчатках крепко держат желтый «Заппит коммандер». На экране плавают рыбы из «Рыбалки», хотя они практически невидимы в холодном ярком свете зимнего полудня.

МЛК-авеню – одна из двух главных магистралей района, известного как Лоутаун, и хотя здешние жители в большинстве своем черные, а Барбара сама черная (точнее, кофе с молоком), она здесь никогда не бывала, и от этого чувствует себя глупой и никчемной. Это ее народ, их предки могли загружать баржи и таскать тюки хлопка на одной плантации, почему нет, и при этом она не заглядывала сюда ни единого раза. Ее предупреждали: держись подальше. Не только родители, но и брат.

«В Лоутауне выпивают пиво, а потом съедают бутылку, в которой оно было, – однажды сказал ей Джером. – Такой девочке, как ты, делать там нечего».

«Такой девочке, как я, – думает она. – Милой девочке из верхнего сегмента среднего класса, которая ходит в престижную частную школу, у которой добропорядочные белые подруги, и ворох красивой, модной одежды, и деньги на карманные расходы. У меня даже есть банковская карточка! Я могу в любой момент снять в банкомате шестьдесят долларов! Восхитительно!»

Идет она как во сне, и это действительно похоже на сон, потому что все вокруг такое странное, хотя в каких-то двух милях ее дом, уютный коттедж в кейп-кодском стиле с пристроенным к нему гаражом на два автомобиля, ипотечный кредит за который полностью выплачен. Она проходит пункты обналичивания талонов и чеков, ломбарды, забитые гитарами, радиоприемниками и сверкающими опасными бритвами с перламутровыми рукоятками, бары, от которых разит пивом, хотя двери закрыты по случаю январского холода, ресторанчики, торгующие навынос, пахнущие жиром. Одни продают пиццу, другие китайскую еду. В окошке еще одного – табличка с надписью: «КУКУРУЗНЫЕ ОЛАДЬИ И ЛИСТОВАЯ КАПУСТА, КАК ГОТОВИЛА ТВОЯ МАМА».

«Только не моя мама, – думает Барбара. – Я даже не знаю, что такое листовая капуста. Шпинат? Обычная капуста?»

На углах – похоже, на каждом углу – мальчишки в длинных шортах и мешковатых джинсах. Одни стоят у ржавых бочек с огнем, пытаясь согреться, другие играют в сокс, третьи просто приплясывают в большущих кроссовках и расстегнутых, несмотря на холод, куртках. Они кричат «йоу» своим знакомым и призывно машут руками подъезжающим автомобилям. Если кто-нибудь останавливается, протягивают в открытое окно целлофановые пакетики. Барбара проходит по МЛК-авеню квартал за кварталом, и каждый угол – как автокафе, только предлагают там наркотики, а не гамбургеры или тако.

Она проходит мимо дрожащих женщин в коротких облегающих шортах, куртках из искусственного меха и блестящих сапогах; на головах – парики самых разных цветов. Она проходит мимо пустых зданий с заколоченными окнами. Она проходит мимо «разутого» автомобиля, стоящего на ступицах и расписанного уличными афоризмами. Она проходит мимо женщины с грязной повязкой на глазу. Другая женщина тащит за руку вопящего малыша. Она проходит мимо сидящего на одеяле мужчины. Тот отхлебывает вино из горла, показывает ей серый язык. Тут бедность, тут отчаяние, и они всегда соседствовали с ней, но она никогда ничего не пыталась сделать. Никогда не пыталась сделать? Никогда даже не думала об этом. Что она делала, так это домашнее задание. Что она делала, так это по вечерам болтала по телефону и переписывалась с подругами. Что она делала, так это обновляла свой статус в «Фейсбуке» и волновалась о цвете лица. Она – типичный подросток-паразит, обедает в дорогих ресторанах с матерью и отцом, в то время как ее братья и сестры, вот они, менее чем в двух милях от ее дома в пригороде, пьют и наркоманят, чтобы хоть как-то скрасить свою ужасную жизнь. Ей стыдно за свои волосы, падающие на плечи. Ей стыдно за чистые белые гольфы. Ей стыдно за цвет кожи, потому что он такой же, как у них.

– Эй, черноватая! – Крик с другой стороны улицы. – Ты что здесь делаешь? Нечего тебе здесь ловить!

Черноватая.

Почти как в названии телесериала[24], который они смотрят дома и смеются, но ведь он и про нее. Не черная, а черноватая. Живущая как белая, в районе для белых. Она может себе такое позволить, потому что ее родители много зарабатывают и владеют домом, расположенным в квартале, где люди настолько лишены предрассудков, что их коробит, если один из детей называет другого тупицей. Она может жить этой чудесной белой жизнью, потому что ни для кого не представляет угрозы, не раскачивает лодку. Просто идет своим путем, судачит с подругами о мальчишках и музыке, о мальчишках и одежде, о мальчишках и телевизионных программах, которые им всем нравятся, и о том, какую девчонку с каким мальчишкой они видели у входа в торговый центр «Берч-Хилл».

Она черноватая, и слово это – синоним бесполезности, и она не заслуживает того, чтобы жить.

«Может, так тебе и следует поступить. Пусть это станет твоим заявлением».

Идею подает голос, и звучит она как откровение. Эмили Дикинсон говорила, что ее поэзия – письмо миру, который никогда ей не писал. Они проходили это в школе, но Барбара никогда не писала настоящих писем. Глупые эссе, и разборы книг, и электронные письма, но ничего такого, что имело бы значение.

«Может, пора написать».

Не ее голос, но голос друга.

Она останавливается перед лавочкой, где гадают по руке и картам Таро. В грязной витрине словно видит отражение человека, который стоит рядом с ней: белый, с улыбающимся мальчишеским лицом, падающими на лоб светлыми волосами. Оглядывается, но никого нет. Это все ее воображение. Она смотрит на экран игровой приставки. В тени навеса над витриной лавки предсказаний плавающие рыбы снова видны ярко и четко. Они плавают туда-сюда, но время от времени исчезают в яркой синей вспышке. Барбара смотрит в ту сторону, откуда пришла, и видит сверкающий черный пикап, который приближается к ней, едет быстро, меняя полосы движения. У него огромные шины, такие автомобили мальчишки в школе называют «Бигфут» или «Большой гангста».

«Если собираешься сделать это, сейчас – самое время».

Словно кто-то стоит рядом с ней. Тот, кто понимает. И голос прав. Барбара никогда раньше не задумывалась о самоубийстве, но в этот момент мысль представляется ей совершенно здравой.

«Тебе даже не надо оставлять записку, – говорит ее друг. Она вновь видит его отражение в окне. Призрачное. – Сам факт прихода сюда станет твоим письмом миру».

И это правда.

«Теперь ты знаешь слишком много, чтобы жить, – сообщает ее друг, когда она вновь опускает взгляд на плавающих рыб. – Ты знаешь слишком много, и только плохое. – Тут же добавляет: – Но это не значит, что ты ужасная».

«Нет, не ужасная, – думает она, – но бесполезная».

Черноватая.

Пикап приближается. «Большой гангста». И когда сестра Джерома Робинсона шагает к краю тротуара, на ее лице – счастливая улыбка.

Под белым халатом доктор Феликс Бэбино – сейчас он спешит по коридору Ведра, и полы халата развеваются позади – носит костюм за тысячу долларов, но доктору определенно надо побриться, да и седые волосы, обычно элегантно уложенные, в беспорядке. Он не обращает внимания на медсестер, которые собрались у сестринского поста и о чем-то тихо, но возбужденно переговариваются.

Медсестра Уилмер направляется к нему:

– Доктор Бэбино, вы слышали…

Он даже не смотрит на нее, и Норме приходится быстро отступить в сторону: иначе он сбил бы ее с ног. Она изумленно глядит ему вслед.

Бэбино достает красную табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ», которую всегда держит в кармане халата, и вешает на дверную ручку палаты 217. Брейди Хартсфилд не поднимает головы. Его внимание сосредоточено на игровой приставке, которая лежит у него на коленях. На экране рыбы плавают из стороны в сторону. Музыки нет: звук он выключил.

Зачастую, входя в палату, доктор Феликс Бэбино исчезает, и его место занимает доктор Зет. Не сегодня. Доктор Зет – лишь двойник Брейди, его проекция, а сейчас Брейди слишком занят, чтобы проецировать.

Его воспоминания о попытке взорвать аудиторию Минго во время концерта группы «Здесь и сейчас» по-прежнему смутные, но одно после пробуждения он вспомнил ясно и четко: лицо последнего человека, которого видел перед тем, как свет для него погас. Лицо Барбары Робинсон, сестры ниггера-газонокосильщика, который на побегушках у Ходжеса. Она сидела как раз напротив Брейди. А теперь она здесь, среди рыб, которые плавают на двух экранах. Брейди разобрался со Скапелли, садистской шлюхой, что выкручивала ему сосок. Теперь позаботится об этой суке Робинсон. Ее смерть причинит боль большому братцу, но это не важно. Она кинжалом вонзится в сердце старого детектива. И вот это как раз очень важно.

И так сладостно.

Брейди успокаивает ее, говорит, что она совсем не ужасная. Это помогает сдвинуть ее с места. Что-то движется по МЛК-авеню, он не уверен, что именно, потому что глубинная часть ее разума все еще сопротивляется ему, но что-то большое. Достаточно большое, чтобы все получилось как надо.

– Брейди, послушай меня. Звонил Зет-бой. – Фамилия Зет-боя – Брукс, но Брейди отказывается так его называть. – Он вел наблюдение согласно твоим инструкциям. Этот коп… бывший коп или кто он теперь…

– Заткнись. – Не поднимая головы, с волосами, падающими на лоб. В ярком солнечном свете Брейди выглядит двадцатилетним, хотя ему тридцать.

Бэбино, привыкший к тому, чтобы его слушали, и еще не полностью освоившийся с новым статусом подчиненного, команду игнорирует.

– Вчера Ходжес побывал на Хиллтоп-Корт, сначала в доме Эллертон, потом что-то вынюхивал в доме на другой стороне улицы, откуда…

– Я сказал, заткнись!

– Брукс видел, как он садился в автобус номер пять, а это означает, что он, возможно, едет сюда. И если он едет сюда, он знает!

Брейди на мгновение переводит взгляд на Бэбино, его глаза сверкают, потом возвращаются к экрану. Если он собьется, позволит этому образованному идиоту отвлечь его…

Но он не позволит. Он хочет причинить боль Ходжесу, хочет причинить боль ниггеру-газонокосильщику, за ними должок, и это отличный способ рассчитаться. И здесь не просто вопрос мести. Она – первый подопытный кролик из тех, кто был на концерте, и не похожа на остальных, которые так легко поддавались контролю. Но он контролирует ее, ему нужно еще десять секунд, и теперь он видит, что пиближается к ней. Это пикап. Большой черный пикап.

Эй, сладенькая, думает Брейди Хартсфилд. Машина подана.

Барбара стоит на краю тротуара, наблюдает за приближающимся пикапом, просчитывает момент, но когда уже сгибает колени, руки хватают ее сзади.

– Эй, девушка, что мы тут делаем?

Она вырывается, но руки крепко держат ее за плечи, и пикап проносится мимо под грохочущий голос Гостфейса Киллы. Барбара вырывается, оборачивается и видит худощавого парня ее возраста, в форменной куртке средней школы Тодхантера. Парень высокий, шесть с половиной футов, и ей приходится смотреть на него снизу вверх. У него коротко стриженные вьющиеся каштановые волосы и бородка клинышком. На шее тонкая золотая цепочка. Он улыбается. Глаза зеленые и невероятно веселые.

– Ты – красотка, это правда, не только комплимент, но не отсюда, верно? Одета не как местные, и, кстати, разве мама не говорила тебе, что это не самое удачное место для прогулки?

– Отстань от меня! – Она не испугана. Она в ярости.