Особняк на Трэдд-стрит Уайт Карен

Глава 16

Держа поводок Генерала Ли в одной руке и высокий стакан холодной кока-колы в другой, я пыталась отодвинуть задвижку передней двери. На улице уже сгущались сумерки, а я все еще не переоделась для ужина с Марком, но Чэд попросил выгулять пса, потому что он сам сопровождает Софи на занятие йогой.

У меня не хватило духу сказать Чэду, что его настойчивые ухаживания за Софи – дохлый номер. Впрочем, в последнее время у них вошло в моду называть друг друга Вельмой и Шэгги – не знаю, почему, – так что, возможно, не все еще было потеряно. Я же все еще лелеяла надежду бросить горсть риса на их свадьбе и потому сдалась. К тому же, поскольку официально пес принадлежал мне, я считала себя не вправе отказаться, поэтому в данную минуту я боролась с дверью, а Генерал Ли терпеливо и со скучающим видом ждал у моих ног.

Уверена, будь у него пилочка для ногтей, он бы занялся маникюром, пока ждал, когда я, наконец, открою заклинившую задвижку.

– Вам помочь, мисс Миддлтон?

Я обернулась и увидела водопроводчика, Рича Кобильта. Нагруженный инструментами, он спускался по лестнице, видимо, завершив свои сегодняшние труды. Рич проводил в доме так много времени, что я была готова бесплатно предложить ему комнату.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я.

Отодвинув задвижку, он распахнул мне дверь, а мы с Генералом Ли вышли на веранду. Я дала Ричу свой ключ и подождала, когда он запрет дверь.

– Еще раз спасибо, – сказал я. – Наверное, я увижу вас завтра утром.

Рич не торопился поднимать свои вещи, за что я была отчасти благодарна ему, учитывая обхват его талии и слегка обвисшие на мягком месте брюки.

– Мисс Миддлтон, можно у вас кое-что спросить?

Я тотчас испугалась, что сейчас он скажет мне, что я надолго застряла с сантехникой, или вообще, что он уходит, так и не доделав ванную комнату при главной спальне.

– Разумеется, – ответила я.

Он почесал круглую щеку, поросшую темной, трехдневной щетиной.

– Хм, это… вы живете в этом доме одна?

– Да, – ответила я. Его вопрос застал меня врасплох. – Не считая мистера Тренхольма, который спит в гостевой комнате. Временно, – поспешила добавить я.

– Я в курсе. – Он снова почесал щеку, как будто колеблясь, что сказать дальше. – Я имел в виду, может, у вас гостит ваша сестра, или подруга, или кто-то в этом роде?

Я насторожилась.

– Нет. Почему вы спрашиваете?

Он усмехнулся.

– Вы наверняка сочтете это глупостью и, надеюсь, не уволите меня, но каждый раз, когда я прохожу мимо гостиной, краем глаза вижу, что рядом с большими часами стоит какая-то женщина. А когда я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее, ее там уже нет.

– Как она выглядит? – спросила я на удивление спокойным голосом.

– Я не успел рассмотреть ее лицо, но одежда на ней старомодная. Вроде как в том гангстерском фильме про Бонни и Клайда.

Меня начал душить нервный смех, однако я сдержалась. Луиза, подумала я и, вспомнив, что говорил мне Вандерхорст, едва не сказала Ричу, что это хорошо, что он ее видит, ведь она являет себя лишь тем, кого одобряет. Я решила, что, по всей видимости, Луиза хочет сказать мне, что одобряет выбор водопроводчика.

– Вы запомнили что-то еще?

Рич кивнул.

– Запах роз. Такой сильный, что я подумал, что там стоит моя бабушка. Ее давно нет в живых, но я до сих пор помню запах ее духов. – Он пристально посмотрел на меня. – Мисс Миддлтон, не хочу пугать вас, но мне кажется, что в вашем доме живут привидения.

Я в очередной раз подавила в себе безумное желание расхохотаться и лишь чудом сумела сохранить невозмутимое лицо.

– Вы действительно так думаете?

– Да, мэм. Думаю, вам вряд ли стоит пугаться и все такое прочее, потому что она показалась мне довольно милой. Но я все равно решил предупредить вас. Хотя… – Он не договорил и покосился в сторону.

– Хотя что?

– Видите ли, мисс Миддлтон, опять-таки не хочу вас пугать, да я и сам не люблю говорить об этом с другими людьми, но у меня есть дар, если можно так выразиться. Я вижу такие вещи. Типа как второе зрение. Я вижу то, чего большинство людей не видят.

Я понимающе кивнула:

– Поверьте мне, я вас понимаю.

– Я знал, что вы поймете, мисс Миддлтон. Когда вы с пониманием отнеслись к тому, что дом в течение трех дней оставался без воды, я подумал, что вы поймете и это. – Рич робко улыбнулся. – В общем, эта леди не единственная… не единственный призрак… которого я видел. В коридоре наверху есть еще один, рядом с лестницей, что ведет на чердак. Это мужчина, и он не такой доброжелательный. Мне показалось, что он не рад нашему присутствию в доме, особенно на чердаке. – Рич насупил брови и серьезно посмотрел на меня. – Будьте с ним осторожны. Хотя…

– Что хотя, Рич? Можете говорить смело.

– Хорошо, – сказал он и почесал затылок. – У меня такое впечатление, будто леди внизу нарочно держит этого злого мужчину наверху. Как будто, пока она рядом, он не осмелится мешать мне.

Вспомнив свои собственные встречи с обоими призраками, я сглотнула комок. Похоже, Рич прав.

– Я тут подумал, – продолжил между тем водопроводчик, – а не нанять ли вам экстрасенса? Пусть поговорит с призраками, узнает, что им нужно. Может, тогда этот мужчина уйдет?

– Отличная идея, Рич. Я подумаю. И обещаю, что никому не расскажу ваш секрет.

– Я это ценю, мэм, – сказал он, поднимая с пола свои инструменты. Посмотрев на облупившуюся краску на потолке веранды, я последовала за ним к двери. – Кстати, мне никак не удается подать воду в фонтан, – добавил он, как будто только что вспомнил. – Я проверил все трубы. Все цело, никаких утечек или засоров, и я ума не приложу, в чем там дело. Боюсь, нам придется нанять экскаватор и выкопать на заднем дворе большую яму.

Я тотчас подумала о трудах моего отца и о той красоте, которую он сотворил в некогда запущенном саду.

– Может, не будем торопиться? В самом доме еще работ выше крыши. Думаю, в первую очередь нужно сосредоточиться на них, а там посмотрим, так ли нам нужна вода в фонтане?

Рич распахнул дверь для меня и Генерала Ли. Мы с псом вышли на улицу. Рич проследовал за нами.

– Как скажете, мисс Миддлтон. Это ваш дом. Но, если честно, фонтан без воды – это то же самое, что и безалкогольное пиво. Какой в нем смысл?

Я усмехнулась.

– Отлично понимаю, о чем вы, Рич. И знаю, что вы перфекционист. – Это была одна из причин, почему я окончательно не рехнулась, когда мы третий день оставались без воды. – Но давайте не будем спешить с фонтаном. Вернемся к нему позже, обещаю вам.

Мы вышли на тротуар и остановились перед припаркованным у тротуара пикапом.

– Разумно. – Рич поставил ящик с инструментами у своих ног. – Тогда до завтра. Мне все еще не нравится изоляция труб в вашей новой ванной. Хотелось бы немного поработать с ними завтра, прежде чем закрывать их гипсокартоном. Буду у вас примерно в половине седьмого, если вы не против.

Я мысленно застонала. Нет, я действительно должна дать ему ключ и выделить спальню.

– Хорошо, Рич. Увидимся завтра.

Мы попрощались, и, прежде чем Рич наклонился, чтобы поднять ящик с инструментом, мы с Генералом Ли уже свернули в сторону. Поскольку песик, похоже, знал, куда ему нужно, я позволила ему вести меня за собой. Время от времени он оборачивался ко мне, проверяя, следую ли я за ним, после чего вновь принимался скакать по тротуару. Его пышный хвост колыхался над спиной, словно опахало.

Я, конечно, никому в этом не признаюсь, особенно Джеку, но, прожив несколько месяцев к югу от Брод-стрит, я невольно начала ценить красоту и очарование этого района Чарльстона и даже была готова понять орды туристов, наводнявших местные улицы со своими фотоаппаратами. Было в этих огороженных садах нечто не от мира сего. Сквозь причудливые кованые калитки, благоухая ароматами, выглядывали яркие цветы, как будто нарочно приглашая прохожих остановиться и полюбоваться ими.

Или дело было в самих старых домах, переживших революцию, эпидемии, пожары, Гражданскую войну и беспорядки, но сумевших стоически сохранить свою безмятежную классическую красоту, – истинные южные красавцы. Я родилась и выросла в Чарльстоне. И покривила бы душой, скажи я, что не питаю никакой, пусть даже крошечной, гордости по поводу того, что это мой город, что вокруг Трэдд-стрит – мой район. Мне была понятна – хотя и не в полной мере – вся эта сумасшедшая эксцентричность моих соседей, трепетно пытающихся сохранить историческое лицо города.

Мне понятно тщеславие города, в котором даже защитные штыри на случай землетрясений имели декоративные колпачки в виде львиных голов – типичное для Чарльстона сочетание красоты и функциональ-ности.

Порой у меня даже мелькала мятежная мысль, что владельцы этих домов в первую очередь считали себя их хранителями, сохраняя для будущих поколений нашу коллективную историю. Не могу сказать, что я была в этом убеждена, да это и не нужно. Потому что кому, как не мне, знать, что независимо от того, сколько средств вы вложили в свой дом, вы никогда не сможете считать себя владельцами обитавших в них призраков.

Лишь когда Генерал Ли свернул за угол и мы вышли на Легар-стрит, я поняла, куда мы направляемся. Я попыталась оттянуть его, чтобы повернуть в другой квартал, но пес уперся пушистыми лапами в землю, и, как говорится, ни в какую. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ним. Каково же было мое изумление, когда он остановился перед калиткой дома номер тридцать три. На этот раз я не стала натягивать поводок. Вместо этого я застыла у калитки рядом с ним, вспоминая ночной телефонный звонок моей бабушки: она предложила мне навестить ее в саду. Мой взгляд проник сквозь жасминовые лозы, обвившие кованую ограду, в самшитовый садик с каменными скамейками. «Приди посидеть в моем саду и, как когда-то, попей сладкого чаю. В один прекрасный день он будет твоим. Так почему бы не заглянуть в него и не посидеть немного, чтобы понять, как в нем хорошо».

Я повернулась к Генералу Ли. Тот выжидающе смотрел на меня.

– Бабушка тебе тоже звонила?

Пес наклонил голову и слегка навострил уши. Я была готова поклясться: это должно было означать, что он якобы не понимает, что я ему говорю.

Я стояла перед квадратным георгианским кирпичным особняком с двухъярусным портиком на фасаде, чувствуя себя примерно так же, как в тот момент, когда впервые увидела фотографии «Титаника» на океанском дне: навсегда утраченные красота и величие. С той разницей, что мне никогда не говорили, что дом моей бабушки непотопляем; мне просто сказали, что когда-нибудь он будет моим.

Я жила там некоторое время после того, как мои родители разошлись. Я часто бывала там, иногда оставаясь месяцами, пока мои родители уезжали далеко-далеко – туда, куда отправляли служить моего отца или где моя мать давала концерты. Я скучала по родителям, но моя бабушка делала все для того, чтобы, когда мне приходило время покинуть ее дом, я скучала по ней еще больше.

Она не возражала, когда я шумела или съезжала вниз по полированным перилам из красного дерева или, надев носки, притворялась в большой гостиной, будто катаюсь на коньках. Она даже разрешила мне установить в гостиной на первом этаже мольберт, чтобы я могла нарисовать витражное окно, которое викторианский предок добавил в дом задолго до того, как Бюро архитектурного надзора могло сказать ему, что он не имеет на это права. Витраж изображал некую эпическую сцену, которую, увы, ни я, ни моя бабушка так и не смогли определить, но разноцветные солнечные лучи, проникавшие сквозь него во второй половине дня, прекрасно будили мое воображение.

Бабушка рассказала мне истории о предках, которые ходили по этим коридорам до меня, и знаменитых гостях, включая маркиза де Лафайетта, который спал в одной из этих восьми спален. Больше всего мне нравилась история о пожилом предке во время Революции: когда англичане захватили дом и превратили его в крепость, он отдал приказ поджечь его и даже предоставил американским солдатам стрелы, с помощью которых и был произведен поджог. К счастью для будущих Приоло, красные мундиры сдались до того, как дом успел сгореть дотла. Впервые услышав эту историю, я даже вздохнула с облегчением и слезами – как же здорово, что мой прекрасный дом на Легар-стрит был спасен для меня!

Сад был моим театром, а бабушка – актрисой. Мы разыгрывали сцены из семейной истории, а также выдумывали, что будет, когда дом станет моим. Но это было еще до того, как мать ушла от моего отца и переехала туда жить. До того, как я начала видеть в доме людей, которые там больше не жили, людей, которые ночью дергали мое одеяло, чтобы рассказать мне что-то, что могла слышать только я. До того, как начались кошмары и я перестала понимать, где заканчивались дурные сны и начиналась реальность.

Последнее, что я хорошо помню из того времени в этом доме, – моя мать говорит мне, что бабушка умерла. Я сидела на скамейке в саду и пила вместе с бабушкой лимонад. Поэтому было несколько неожиданно узнать, что она мертва.

После этого кошмары усилились, а затем не прошло и месяца, как моя мать ушла, и я оказалась в самолете с отцом, летящим в Японию. Лишь через несколько лет отец сказал мне, что бабушкин дом приобрел некий нефтяной миллионер из Техаса, который решил обосноваться в Чарльстоне. Тогда я не стала оплакивать потерю дома и до сих пор не оплакиваю. Я так хорошо притворялась, что мне все равно, что в конце концов сама в это поверила.

Я допила свою колу, когда за нашей спиной раздался автомобильный клаксон и у тротуара притормозил новый белый «Кадиллак» – седан, за рулем которого я узнала Амелию Тренхольм.

– Какое совпадение, – сказала она, опуская окно. – Я как раз ехала к вам. – Сначала на тротуар опустились две изящных ноги в лодочках от «Феррагамо», а затем из машины показалась и сама их владелица. – Обожаю вашего песика! Просто душка!

Генерал Ли позволил почесать себя за ушами и даже наклонил голову, чтобы Амелии было легче это сделать.

– Вообще-то, он не совсем мой. Не хотите взять его себе?

Амелия выпрямилась и недоверчиво посмотрела на меня. А вот Генерал Ли посмотрел на меня с такой укоризной, как будто я оскорбила его в лучших чувствах.

– Я бы с удовольствием. Но мне кажется, вам он нужнее, чем мне.

Встряхнув в картонном стакане последние льдинки, я наклонила голову, но тотчас вспомнила: Генерал Ли делал то же самое, когда притворялся, что не понимает.

– Вы так думаете?

– Раньше у вас ведь никогда не было собаки, верно?

Я покачала головой.

Амелия улыбнулась.

– Ничего, скоро вы это сами поймете. – Похлопав меня по руке, она подошла к кованой железной ограде и сморщила нос. – Не могу сказать, что одобряю все эти новомодные веяния. Вы только взгляните, что новые владельцы сотворили с садом вашей бабушки.

Не поняв сразу, о чем она, я снова заглянула в сад: ничего из того, что я только что видела, там не было. Мощенные кирпичом дорожки исчезли, равно как и каменные скамейки, и жасмин. Их место занимали гигантские цементные и стеклянные кубы, причудливые каменные столбы, которые, как я предположила, были человеческими фигурами, а также кактусы всех размеров и форм. Я закрыла глаза, затем снова открыла, надеясь, что картинка исчезнет.

– Это отвратительно, – сказала я.

– Я бы выразилась чуть мягче, но в целом вы правы. – Амелия с улыбкой повернулась ко мне: – Что привело вас сюда?

– Вывела Генерала Ли на прогулку. Он притащил меня сюда.

Амелия кивнула, как будто не удивилась.

– Я подумала, что это как-то связано с тем, что дом снова выставлен на продажу.

– Что?

– Значит, вы не в курсе? Официального объявления о продаже не было, но до меня дошли слухи, что владельцы намерены вернуться в Техас. Я подумала, что вы слышали.

– Нет, не слышала.

Амелия насупила брови.

– Позвоните матери. Сообщите ей. Ваш отец говорил, что она пыталась связаться с вами. Это был бы хороший повод позвонить ей.

Я уставилась туда, где когда-то росли любимые бабушкины камелии и где теперь красовалась зеркальная стеклянная капля.

– Я не хочу с ней разговаривать. Кроме того, если бы она и вправду хотела поговорить со мной, то позвонила бы мне сама.

Амелия пару секунд молчала.

– Думаю, она хочет дождаться вашего звонка, чтобы точно знать, что вы говорите с ней по собственному желанию, а не потому, что взяли трубку и случайно нарвались на нее. – Амелия вновь помолчала. – Поговорите с ней, Мелани. Как говорится, кто прошлое помянет… Думаю, пришло время.

Я покачала головой, пытаясь выпустить на свободу старые обиды и ощущение ненужности, сидящие близко-близко, под самой кожей. Чтобы их почувствовать, достаточно легонько постучать пальцем; казалось, я как будто вчера стояла посреди пустого дома и звала мать.

– Она любит вас. И никогда не переставала любить.

Я искоса посмотрела на нее, пытаясь вспомнить, где я слышала эти слова раньше. И вспомнила. «Я никогда не переставала любить его. Никогда. Скажи ему, что я его по-прежнему люблю».

– У вас случайно нет фото невесты Джека?

В ответ на мою внезапную смену темы Амелия вопросительно выгнула бровь.

– Вообще-то, есть. Снимок Эмили и Джека на их помолвке, я всегда ношу его в сумочке. – Амелия пожала плечами. – Я не расстаюсь с ним, потому что в тот день я в последний раз видела Джека счастливым.

– Можно мне взглянуть?

– Конечно, – сказала Амелия и вернулась к машине, чтобы взять с переднего сиденья сумочку. Откинув верхний клапан и расстегнув молнию внутреннего отделения, она вытащила фотографию размером с бумажник и протянула ее мне.

Я посмотрела на фото, и из моих губ вырвался легкий выдох. Нет, на самом деле сюрприза не последовало. Эмили была такой же, какой я видела ее, когда она склонилась над спящим Джеком, роняя слезы, которые были видны только мне. А вот Джек… это и впрямь был сюрприз. Его взгляд был теплым и искренним, не омраченным сарказмом или цинизмом. Обняв Эмили за плечи, он смотрел на нее так, будто она была ответом на все его вопросы. Постепенно я прониклась пониманием того, что он потерял. И что он перестал искать в тот момент, когда она оставила его.

– Она красавица, – сказала я, возвращая фотографию.

– Да. Была. Джек всегда говорил, что для него ее красота не главное, что Эмили – это другая половинка его души. Когда она оставила его, внутри у него как будто что-то сломалось. Не уверена, сможет ли он когда-нибудь снова открыть кому-то свое сердце.

– Она любила его. И по-прежнему любит, – выпалила я, прежде чем смогла остановиться.

Амелия застыла как вкопанная.

– Откуда вы это знаете?

Я прикусила губу – и кто только дергал меня за язык! – и вместо ответа спросила:

– Куда, вы сказали, она уехала?

– На север. Куда-то в северную часть штата Нью-Йорк.

– В Рочестер? – спросила я, чувствуя, как где-то в области затылка формируется неясная мысль.

Амелия кивнула.

– Кажется, ее босс сказал мне, что именно туда. Но почему вы спрашиваете? Вам что-то известно?

– Не важно. Просто подумалось. Давайте я сделаю несколько телефонных звонков. Может, что-то удастся выяснить. И если я что-нибудь узнаю, то дам вам знать.

Амелия несколько секунд сверлила меня взглядом.

– Эмили мертва, да? И вы видели ее? Как когда-то ваша мать видела людей, которые ушли из жизни.

Я посмотрела на дом, который когда-то должен был стать моим. Внезапно перед моим внутренним взором предстала картина: над моей кроватью склонились какие-то люди, но затем мать протянула ко мне руки и вырвала меня у них. Я как наяву услышала собственный плач.

Я вновь посмотрела на Амелию Тренхольм, в ее спокойные, полные понимания глаза, и тихо сказала:

– Да. Да, я ее видела.

Она кивнула и положила мне на локоть руку.

– Не волнуйтесь, Мелани. Я не скажу Джеку. Но, пожалуйста, узнайте, что случилось с Эмили. Думаю, моему сыну будет легче пережить утрату, если он узнает, что это никак не связано с ним.

Я кивнула и вновь посмотрела на дом. Мне показалось, будто я увидела в чердачном окне какое-то движение. По привычке я отвернулась, притворившись, будто ничего не заметила.

– Пока я не забыла, – добавила Амелия. – Я ведь ехала к вам домой, чтобы сообщить имя того плотника, о котором я вам рассказывала. Замечательный человек и отличный мастер. Он тот, кто вам нужен для работы с деревянными деталями и ремонта мебели. Можно сказать, золотые руки.

Она вручила мне визитную карточку.

– Вот его координаты. Его буквально рвут на части, но скажите ему, что вы – моя знакомая.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Амелия пожала мне руку, а затем, к моему великому удивлению, наклонилась и поцеловала меня в щеку.

– Нет, Мелани. Спасибо вам.

Мы с Генералом Ли проводили Амелию к машине. Сев, она высунула из окна голову.

– Еще кое-что. Помните ваши напольные часы в гостиной? Работы Джонстона? Я очень хорошо знакома с его творениями, и мне кажется, что циферблат гораздо новее корпуса. С уверенностью сказать не могу, для этого пришлось бы разобрать часы, но что-то подсказывает мне, что циферблат был вставлен в них позднее.

– Спасибо, Амелия. Вот и Софи подумала то же самое. Я при первой же возможности попрошу кого-нибудь взглянуть на него.

– Не торопитесь – часы отлично идут. Но хотелось бы знать наверняка, чтобы определить их историческую ценность.

Помахав нам рукой, Амелия отъехала от тротуара. Задумчиво нащупав в кармане визитную карточку, я развернулась и зашагала обратно к дому на Трэдд-стрит.

Миссис Хулихан встретила нас у входной двери, ее подбородок дрожал от волнения.

– Что случилось? – спросила я, поднявшись по ступенькам на веранду.

– Я думала, что в доме никого нет, но вдруг услышала стук, а затем чьи-то шаги в вашей комнате. И потому решила выйти и дождаться вас здесь. Скажите, это был кто-то из рабочих?

Я вручила ей Генерала Ли.

– Либо это, либо что-то обрушилось в ванной комнате. Пойду проверю.

Храбро распрямив плечи и придав себе как можно более уверенный вид, я зашагала к лестнице и, поднявшись на верхнюю ступеньку, остановилась и прислушалась. Ничего не услышав, я медленно подошла к своей двери и повернула ручку.

Комната, как я и подозревала, была пуста, но в ней явно кто-то побывал. В самом центре, вверх тормашками, стоял телефон, по-прежнему выдернутый из розетки. Фотоальбомы Луизы были разбросаны по кровати и полу, словно раскиданные вещи капризного подростка. Я избегала смотреть на эти альбомы: казалось, они истощали мою энергию, не сообщая мне взамен о Луизе ничего нового, лишь то, что она любила своего мужа и сына. Увы, у меня сложилось впечатление, что Луиза нарочно подсовывает мне эти альбомы.

– Все в порядке, миссис Хулихан! – крикнула я вниз. – Это в моей комнате упала стопка книг – только и всего.