Девятый Дом Бардуго Ли

28

Алекс разбудил звон разбитого стекла. Она не сразу вспомнила, где находится, не сразу разглядела шестиугольный узор плитки в ванной «Конуры», капающий кран. Она схватилась за край раковины и подтянулась наверх, выждав, пока не пройдет головокружение, прежде чем пройти через раздевалку в комнату отдыха. Она долго рассматривала разбитое окно – одна его витражная секция была сломана, и в нее со свистом задувал прохладный весенний воздух, шерстяную обивку подоконника забрызгали осколки рядом с ее недоеденным фалафелем и «Рекомендациями для кандидатов в «Лету». Буклет был по-прежнему открыт на странице, на которой Алекс бросила читать. Mors irrumat omnia.

Она осторожно выглянула в переулок. Внизу стоял Жених, как и каждый день в последние две недели. Или три? Она была не уверена. Но там стояла и Мерси с виноватым лицом, в подпоясанном жакете со столистными розами и с собранными в хвост черными волосами.

Алекс подумала было ничего не делать. Она не знала, как Мерси ее нашла, но она не обязана была оставаться найденной. Со временем ее соседка устанет ждать, когда Алекс покажется, и уйдет. Или еще раз бросит в окно камнем.

Мерси помахала, и в поле зрения появилась еще одна фигура, одетая в пурпурное вязаное пальто и блестящий шарф цвета тутовой ягоды.

Алекс прислонилась головой к перекладине окна.

– Черт.

Она надела свитер Дома Леты поверх грязной майки и босиком захромала вниз по лестнице. Потом она сделала глубокий вдох и распахнула дверь.

– Деточка! – воскликнула ее мама и бросилась к ней.

Алекс прищурилась от весеннего солнца и постаралась не отшатнуться.

– Привет, мам. Не обнимай…

Слишком поздно. Мать стиснула ее в объятиях, и Алекс зашипела от боли.

– Что случилось? – отстранившись, спросила Мира.

– Просто поправляюсь после ранения, – сказала Алекс.

Мира отбросила волосы с ее лица и обхватила его ладонями. Глаза ее наполнились слезами.

– О, детка. О, моя маленькая звездочка. Я боялась, что это может случиться.

– Мам, я не употребляю. Клянусь. Я просто очень-очень заболела.

На лице Миры отражалось недоверие. Не считая этого, выглядела она хорошо – лучше, чем в последние годы. В ее светлых волосах были свежевыкрашенные перья, кожа сияла. Казалось, она поправилась. «Это из-за меня, – с болью осознала Алекс. – Все эти годы, когда она казалась усталой и слишком старой для своего возраста, она волновалась за меня». Но потом ее дочь стала художницей и уехала в Йель. Волшебство.

Алекс заметила, что Мерси мнется у стены переулка. Стукачка.

– Давайте же, – сказала Алекс, – заходите.

Впуская в «Конуру» чужаков, она нарушала правила Дома Леты, но, если Колин Хатри может показывать Лансу Грессангу, как перенестись в Исландию с помощью портала, то и она может пригласить свою мать и соседку на чай.

Она взглянула на Жениха.

– Тебя приглашение не касается.

Он двинулся к ней, и она торопливо закрыла дверь.

– Ты о ком? – спросила ее мать.

– Ни о ком. Ни о чем.

Алекс запыхалась, пока поднималась по лестнице, и у нее закружилась голова, и все-таки она не могла не смутиться, когда открыла дверь в «Конуру» и впустила их внутрь. Она слишком потеряла связь с действительностью, чтобы заметить, в какой беспорядок привела убежище. Ее одеяла были свалены в кучу на диване, и всюду стояли грязные торелки и контейнеры с истпортившейся едой. Теперь, когда она подышала свежим воздухом, она ощутила, что комната отдыха воняет чем-то средним между болотом и лазаретом.

– Извините, – сказала Алекс. – Просто… Мне было не до уборки.

Мерси принялась открывать окна, а Мира начала собирать мусор.

– Не надо, – сгорая от стыда, сказала Алекс.

– Не знаю, что еще мне делать, – сказала Мира. – Сядь и дай мне помочь. Ты выглядишь так, словно едва на ногах стоишь. Где кухня?

– Слева, – сказала Алекс направляя ее в узкую кухню, где было так же грязно, как в комнате отдыха, если не хуже.

– Кому принадлежит этот дом? – спросила Мерси, снимая куртку.

– Дарлингтону, – сказала Алекс. В каком-то смысле так и было. Она понизила голос: – Как ты узнала, что я здесь?

Мерси неловко поежилась.

– Я просто… я пару раз за тобой проследила.

– Что?

– Ты очень загадочная, ясно? И я за тебя волновалась. Кстати, ужасно выглядишь.

– Ну, я и чувствую себя ужасно.

– Где ты пропадала? Мы страшно беспокоились. Мы не знали, пропала ты без вести или что.

– И ты позвонила моей маме?

Мерси вскинула руки.

– Не жди от меня извинений. Если бы исчезла я, надеюсь, ты стала бы меня искать, – Алекс нахмурилась, но Мерси только ткнула ее пальцем в плечо. – Ты спасаешь меня. Я спасаю тебя. Так все устроено.

– Мусорка есть? – спросила из кухни Мира.

Алекс вздохнула.

– Под раковиной.

Может быть, хорошее – это то же, что плохое. Иногда надо просто позволять этому случаться.

Из Мерси с Мирой вышла на удивление эффективная команда. Они упаковали мусор, отправили Алекс в душ и назначили ей еще одну консультацию в университетском медцентре, чтобы записаться на курс антибиотиков, хотя свою рану она им показывать не стала. Она сказала, что просто переболела каким-то гриппом или вирусом. Они заставили ее сходить в душ и переодеться в чистый спортивный костюм, после чего Мира отправилась на маленький рынок деликатесов и купила суп и изотоник. Она снова ушла, когда Алекс сказала им, что ей пришлось выбросить свои ботинки.

– Деготь, – сказала она. – Они были испорчены.

Деготь, брызги крови. Одно и то же.

Через час Мира вернулась с парой ботинок, джинсами, двумя йельскими футболками и шлепками для душа, за которые Алекс ее поблагодарила, хотя они и были ей не нужны.

– Я тебе и платье принесла.

– Я не ношу платья.

– А вдруг пригодится?

Они устроились у камина с чашками чая и растворимого какао. К сожалению, все деликатесные навороченные маршмеллоу Доуз Алекс уже съела. Было не настолько холодно, чтобы зажигать огонь, но в дневном свете комната казалась уютной и безопасной.

– Ты надолго приехала? – спросила Алекс. Вопрос невольно прозвучал до неблагодарности резко.

– Улетаю первым утренним рейсом, – сказала Мира.

– А подольше остаться не можешь?

Алекс была не уверена, что она этого хочет. Но, когда мать расцвела от радости, Алекс порадовалась, что спросила.

– Я бы хотела, но в понедельник мне на работу.

Алекс поняла, что сейчас, скорее всего, выходные. С тех пор, как она залегла в «Конуре», она проверила электронную почту всего раз и ни читала ни одно сообщение Сэндоу. Ее телефон был отключен. Впервые она задумалась, продолжают ли собираться общества без надзора «Леты». Возможно, после нападения в Il Bastone их деятельность была приостановлена. По большому счету, ей было все равно. Что ее действительно интересовало, так это может ли ее мама позволить себе полет через всю страну в последнюю минуту. Алекс жалела, что не выбила из «Леты» денег, помимо помощи с оценками.

Мерси принесла с собой конспекты лекций за последние три недели, которые Алекс пропустила, и уже разрабатывала план, как ей нагнать пропущенное перед экзаменами. Алекс поддакивала, но какой в этом был смысл? Все сделают за нее. Сэндоу сказал, что позаботится, чтобы Алекс сдала, а, если он этого и не сделает, Алекс понимала, что ей не хватит силы воли подтянуться. Но она могла притвориться. Ради Мерси и ради своей матери.

Они легко поужинали и медленно прогулялись назад в Старый кампус. Алекс показала маме двор Вандербильта и их общие комнаты, ее карту Калифорнии и постер с «Пылающим июнем» Лейтона, на который когда-то закатил глаза Дарлингтон. Она позволила Мире поворковать над альбомом, за который время от времени заставляла себя браться для вида, но признала, что не слишком часто рисовала и писала.

Когда ее мать зажгла вязанку шалфея и начала окуривать комнату отдыха, Алекс постаралась не провалиться сквозь землю от стыда. И все же она была удивлена тому, как приятно оказалось вернуться в общежитие, увидеть прислоненный к камину велик Лорен, минидуховку, заставленную поп-тартами. Она чувствовала себя, как дома.

Когда Мире пришло время возвращаться в отель, Алекс вышла вместе с ней, пытаясь не показывать, как тяжело ей спуститься на несколько ступеней на улицу.

– Я не спросила, что случилось, и не собираюсь, – сказала Мира, собирая свой блестящий шарф вокруг шеи.

– Спасибо.

– Это не ради тебя. Это потому что я трусиха. Если ты говоришь, что чиста, я хочу тебе верить.

Алекс не знала, что на такое ответить.

– Я думаю, что летом меня ждет работа. Но это значит, что домой я не приеду.

Мира опустила глаза на свою обувь – самодельные кожаные ботинки, которые она последние десять лет покупала у одного и того же парня на одной и той же ярмарке ремесел. Она кивнула и смахнула с глаз слезы.

Алекс почувствовала, что тоже вот-вот прослезится. Сколько раз она доводила мать до слез?

– Мама, прости.

Мира достала из кармана салфетку.

– Все в порядке. Я тобой горжусь. И я не хочу, чтобы ты приезжала домой. После всех этих ужасных историй с этими ужасными людьми. Твое место здесь. Здесь ты должна расцвести. Не закатывай глаза, Гэлакси. Не каждый цветок может расти в любом саду.

Алекс не могла отделить любовь от злости, охвативших ее одновременно. Ее мать верила в фей, ангелов и видения в кристаллах, но что бы она сказала о настоящей магии? Смогла бы она осознать уродливую правду? Принять, что магия – не что-то позолоченное и благородное, а просто очередной товар, доступный лишь избранным? Но такси уже подъезжало, и пора было прощаться, а не возобновлять старые споры.

– Я рада, что ты приехала, мам.

– Я тоже. Я надеюсь… Если ты не справишься с учебой…

– Я справлюсь, – сказала Алекс. Приятно было осознавать, что благодаря Сэндоу она не лжет. – Обещаю.

Мира обняла ее, и Алекс вдохнула запах пачули и тубероз, напоминающий о детстве.

– Я была плохой матерью, – всхлипнула Мира. – Надо было установить более четкие границы. Надо было разрешать тебе есть фастфуд.

Алекс невольно рассмеялась и поморщилась от боли. Никакое строгое расписание сна и никакие транс-жиры не смогли бы ее защитить. Мать села на заднее сиденье автомобиля, но, прежде чем закрыть за ней дверцу, Алекс сказала:

– Мам… Мой папа…

За эти годы Мира пыталась ответить Алекс на вопросы об ее отце. Откуда он? Иногда он говорил мне, что из Мексики, иногда – что из Перу, иногда – что из Стокгольма или Цинциннати. Так мы между собой шутили. Что-то не смешно. Может, это и не было смешно. Чем он занимался? Деньги мы не обсуждали. Ему нравилось кататься на серфе. Ты его любила? Любила. А он тебя любил? Какое-то время. Почему он ушел? Люди уходят, Гэлакси. Надеюсь, он нашел свое счастье.

Говорила ли мать искренне? Алекс не знала. Достаточно повзрослеть, чтобы понять, что вопросы причиняют матери боль, а ответы никогда не изменятся, и она перестала спрашивать. Она решила, что ей все равно. Если ее отец не беспокоился о ней, то и она не будет о нем беспокоиться.

Но теперь она услышала, как говорит:

– Было ли в нем что-то необычное?

Мира рассмеялась.

– Как насчет всего?

– Я имею в виду… – Алекс не знала, как объяснить, что она хочет узнать, не показавшись сумасшедшей. – Ему нравилось то же, что и тебе? Таро, кристаллы и все такое? Тебе когда-нибудь казалось, что он видит то, чего нет?

Мира посмотрела на Чэпел-стрит. Взгляд ее стал далеким.

– Ты когда-нибудь слышала о едоках мышьяка?

Алекс растерянно моргнула.

– Нет.

– Они каждый день глотали немного мышьяка. Он делал их кожу чистой, а взгляд сияющим, и они чудесно себя чувствовали. И все это время они просто пили яд, – когда Мира снова посмотрела на Алекс, ее взгляд был проницательнее и уверенней, чем когда-либо, без привычного напускного оживления. – Примерно то же я испытывала рядом с твоим отцом, – потом она улыбнулась, и прежняя Мира вернулась. – Напиши после того, как сходишь к врачу.

– Хорошо, мам.

Алекс закрыла дверцу и проводила такси взглядом. Все это время Жених стоял на почтительном расстоянии, наблюдая за их беседой, но сейчас он направился к ней. Он когда-нибудь оставит ее в покое? Ей не особенно хотелось идти в Il Bastone, но, чтобы выяснить, как разорвать их связь, ей понадобится библиотека «Леты».

– Никто не бессмертен, – бросила она ему и увидела, как он неохотно подался назад и исчез в кирпичной стене.

– Твоя мама в порядке? – спросила Мерси, когда Алекс вошла в комнату отдыха. Она успела переодеться в гиацинтовый халат и свернулась на диване.

– Кажется, да. Просто волнуется, как я доучусь остаток года.

– А ты нет?

– Конечно, – сказала Алекс. – А как же.

Мерси фыркнула.

– Нет, не волнуешься. Я же вижу. Итак, загадки Алекс Стерн продолжаются. Ну и ладно. Загадки – это неплохо. В старших классах я два года играла в софтбол.

– Серьезно?

– Видишь? У меня тоже есть секреты. Ты слышала о Блейке?

Она не слышала. Несколько недель, когда она пряталась в «Конуре», она ни о чем не слышала. В том-то и был весь смысл. Но, по словам Мерси, Блейк Кили напал на какую-то женщину у нее дома, и ее муж оборонялся от него клюшкой для гольфа. Криминалисты обнаружили, что нож, который был при нем, соответствует орудию убийства Тары Хатчинс. Ни о Доуз, ни об особняке на Оранж, ни о смертельной мраморной башке Хирама Бингэма Третьего никто не упоминал. Никаких обсуждений «Счастья». Ни слова об обществах. Дело закрыто.

– Я могла умереть, – сказала Мерси. – Наверное, мне нужно радоваться.

Радоваться. Слово повисло в воздухе; его неуместность напоминала мрачный звон колокола.

Мерси опустила голову на подлокотник дивана и уставилась в потолок.

– Моя прабабушка дожила до ста трех лет. Она сама разбиралась с налогами и каждое утро плавала в «Уай», пока не свалилась замертво посреди занятия по йоге.

– Похоже, она была классной.

– Она была последней сволочью. Мы с братом ненавидели ходить к ней в гости. Она подавала самый вонючий чай на свете и ныла не переставая. Но, когда визит подходил к концу, ты всегда чувствовала себя немного сильнее. Как будто ты ее вынесла.

Алекс полагала, что ей повезет, если она доучится до конца семестра. Но сочувствие было приятно.

– Хотела бы я, чтобы моя бабушка дожила до ста трех лет.

– Какой она была?

Алекс села в уродливое кресло Лорен.

– Суеверной. Религиозной. Не уверена, какой именно. Но воля у нее была железная. Мама рассказывала, что, когда она привела моего отца домой, тот, только взглянув на бабушку, развернулся и никогда больше не возвращался.

Однажды, после того, как у бабушки случился первый сердечный приступ, Алекс спросила ее об этом случае. «Слишком смазливый, – сказала та, презрительно отмахнувшись. – Mal tormento que soplo. Он был дурным ветром, который миновал».

– Наверное, необходимо быть такой, – сказала Мерси, – если хочешь дожить до старости.

Алекс выглянула в окно. Жених вернулся. Его лицо было напряженным, полным решимости. Как будто он мог ждать целую вечность. И, скорее всего, так и было.

Чего ты хочешь? – спрашивала ее Бельбалм. Безопасности, спокойствия, возможности не бояться. «Я хочу дожить до старости, – подумала Алекс, задергивая шторы. – Я хочу сидеть у себя на крыльце, пить вонючий чай и покрикивать на прохожих. Я хочу пережить этот мир, который все время пытается меня уничтожить».

29

На следующее утро, когда Алекс пошла на занятия, решив хотя бы сделать вид, что увлечена учебой, Норс по-прежнему стоял у дома. Он казался взбудораженным, заступал ей дорогу и снова отступал, маячил в поле ее зрения так, что ей не видно было доску на испанском.

«Знаю, что ты далеко, – написала Алекс Доуз, выйдя с пары. – Но ты что-нибудь знаешь о том, как разорвать связь с Серыми? У меня тут проблемка с Женихом».

Ее терпение лопнуло, и она вошла в туалет у входа в Общину и взмахом руки позвала с собой Норса.

– Скажи мне только одно, – сказала она ему. – Ты нашел за Покровом Тару?

Он покачал головой.

– Тогда мне нужно, чтобы ты отвалил от меня, и надолго. Сделка отменяется. Дело раскрыто, и я не хочу тусоваться с твоей убивающей задницей.

На самом деле Алекс не верила, что Норс – убийца; она просто хотела, чтобы он оставил ее в покое.

Жених ткнул пальцем в раковину.

– Если ты думаешь, что я наберу здесь воду, чтобы мы поболтали, ты ошибаешься. Передохни.

Она подумала было сбежать с лекции и просто вернуться в тишину своей охраняемой комнаты в общежитии. Но она потрудилась одеться. С тем же успехом можно провести время с пользой. По крайней мере, лекция по Шекспиру, а не по современным британским романам.

Она перешла по Элм на Хай-стрит и Линсли-Читтенден холл и заняла место в проходе, сев за парту. Как только Жених попадался ей на глаза, она отводила взгляд. Она не подготовилась, но «Укрощение строптивой» знали все, и ей нравился кусок, который они проходили, о сестрах и музыке.

Алекс смотрела на сонет 130 на слайде, когда почувствовала, что голову ее пронзила резкая боль. Сквозь нее прошел сильный холод. Она увидела вспышки улицы, освещенной газовыми лампами, дымовую трубу, выпускающую в небо темные облака. Во рту у нее появился привкус табака. Норс. Норс был внутри нее, и она его не приглашала. Она успела ощутить вспышку гнева, а потом мир почернел.

В следующую секунду она уже смотрела на свою тетрадь. Профессор продолжала говорить, но Алекс не могла понять ни слова. Она видела скользнувшую ручку там, где прервались ее записи. На странице неверным почерком были нацарапаны три даты.

1854 1869 1883

Страница была забрызгана кровью.

Алекс подняла руку и чуть не ударила себя по лицу. Она словно забыла, какой длины ее рука. Она торопливо вытерла лицо рукавом. Из носа у нее шла кровь.

Соседка справа уставилась на нее:

– У тебя все нормально?

– Все отлично, – сказала Алекс. Она зажала ноздри пальцами, пытаясь остановить кровотечение, и торопливо захлопнула тетрадь. Норс с упрямым лицом парил прямо перед ней.

– Ах ты сукин сын.

Девушка рядом с ней поморщилась, но Алекс было не до приличий. Норс в нее вселился. Он был внутри нее. С тем же успехом он мог бы засунуть руку ей в задницу и использовать ее, как перчаточную куклу.

– Гребаный ублюдок, – прорычала она себе под нос.

Она сунула тетрадь в портфель, схватила свое пальто и быстрым шагом пошла по проходу, вышла из лекционного зала и затем из задней двери здания. Она направилась прямиком в Il Bastone, в ярости написав Доуз: SOS.

К тому времени, как она дошла до лужайки, она начала хромать. От боли в боку было тяжело дышать. Она жалела, что не захватила с собой «перкосет». Норс по-прежнему шел в нескольких футах позади нее.

– Теперь, значит, ты держишься на почтительном расстоянии, бесплотный мудак? – прорычала она через плечо.

Он выглядел угрюмым, но уж точно не раскаивающимся.

– Не знаю, что дерьмового можно сделать с призраком, – пообещала ему она, – но я это выясню.

Все ее пустые угрозы маскировали гремящий в ее сердце страх. Если он вселился в нее однажды, сможет ли он осуществить это снова? Что он может заставить ее сделать? Навредить себе? Навредить кому-то еще? По большому счету, она воспользовалась Норсом точно так же, когда на нее напал Ланс, но тогда под угрозой была ее жизнь. Она не пыталась вынудить его заняться сбором информации.

Что, если об этом узнает и вселится в нее другой Серый? Должно быть, это результат установившейся между ними связи. Она дважды его приглашала. Она знала, как его зовут. Она называла его по имени. Возможно, раз открыв дверь, закрыть ее уже нельзя.

– Алекс?

Алекс резко развернулась и схватилась за бок. Боль в ране прошла по всему ее телу. На тротуаре в синей ветровке парусной команды и надетой задом наперед бейсболке стоял Трипп.

– Чего тебе, Трипп?

Он, защищаясь, вскинул руки.

– Ничего! Я просто… Ты в норме?

– Нет, я не в норме. Но я в нее приду.

– Я просто хотел поблагодарить тебя, что, ну, знаешь, промолчала про эту историю с Тарой.