Ботаники не сдаются Логвин Янина
— П-почему это? Есть.
— А больше ничего и не нужно. Родителям твоим я сам позвоню — отец меня знает. И все необходимое тоже возьму. Ну, беги! Чего стоишь? — он разворачивает меня лицом к шкафу и подталкивает. — Одевайся! Нам еще в Черехино заехать надо, взять машину и вещи.
— Ага!
Я послушно направляюсь к шкафу, но вдруг, споткнувшись, останавливаюсь, сжав пальцы на поясе халата. Поворачиваюсь к Ваньке.
Он плюхается на мою кровать и упирает плечи о стену. Закидывает руки за голову, не сводя с меня глаз.
Он что, на самом деле собрался здесь сидеть?!
— Вань, чтобы с тобой поехать мне нужно переодеться, — говорю осторожно.
— Согласен, мы это решили. И?
— Ну, как бы, — я в растерянности кусаю губы, — ты здесь и можешь меня видеть.
— Правильно, я здесь. В твоей комнате. — Улыбка у парня ползет в стороны, как у чеширского кота — довольная, но голодная. Он страшный симпатяга — Воробышек, и я не могу не ответит тем же. — Мне нравится, Очкастик, что ты это понимаешь.
— Ну, хоть глаза закрой, Жук! — пробую возмутиться.
— Зачем? Я этого события месяц ждал. И не подумаю! Ну, давай же, Катюш, начинай, я весь внимание. Покажи себя, а то я скоро в монаха превращусь! Думаю, я заслужил хорошей встряски!
Раздеться? А точнее, переодеться на глазах у Ваньки? От этой мысли у меня учащается дыхание и покрывается пятнами грудь. Он точно меня сведет с ума! Если не чувством вины, то степенью внутренней свободы — тем, как просто он говорит и чего хочет. Но, это же и вправду несложно. И не должно быть стыдно. И вполне нормально между двумя людьми, которых связывают чувства сильнее дружбы. Ну, не убудет ведь от меня! Я только что из душа, белье на мне, конечно, не дизайнерское, как у Светки, но тоже вполне себе симпатичное. Обычный светлый бюстик и белые бикини с широкой резинкой, на которой написано «Kiss Me please»…
Еще двадцать минут назад мне совершенно точно было плевать на надпись.
О, боже!
Я выдыхаю, как перед прыжком, но это действительно похоже на погружение под воду. Под толщу новых ощущений, в которых всего мало: и воздуха, и пространства, и времени.
Ванька смотрит внимательно, но я вижу, что его улыбка пропала, а дыхание заметно участилось. Что происходит? Ведь ничего не случилось. Он продолжает полулежать на кровати, а я все еще стою в халате, но что-то между нами определенно происходит. Меняется, сокращая расстояние и делая нас ближе.
Я отворачиваюсь к шкафу, открываю створки и нахожу футболку и костюм.
Бег по утрам и рассчитанные калории сделали свое дело и мое тело изменилось. Не так, как хотелось бы, но у меня определенно появились попа и грудь. Последняя небольшая, но судя по конституции всех женщин Уфимцевых — в будущем мне точно насчет ее отсутствия переживать не стоит.
Я развязываю пояс халата и откладываю его в сторону. Снимаю с плеч и сам халат, достаю вешалку и убираю его в шкаф. Осталось надеть костюм.
Ну вот, ничего страшного. Я так делаю каждый день, подумаешь. И белье по утрам надеваю на голое тело. Все это мне привычно и знакомо.
Сначала кожу обдувает, словно легкий ветер, а потом за спиной раздается хриплое:
— Умка, повернись.
А вот это уже слишком, и я бросаю поверх плеча:
— Обойдешься, Звездочет! — но не успеваю сказать, как дверь в комнату стремительно распахивается и вбегает Лялька.
Сестра останавливается посередине спальни и возмущается, чуть не плача.
— Кать, сделай за меня домашку для репетитора! Эта старая мегера достала своими заданиями! А мама сказала, пока не сделаю, я не могу пойти с Котэ в кино! А сеанс уже через час, мы этот фильм с Сердюкиным целый год ждали! Ну, Ка-ать!
Лялька не сразу замечает развалившегося на кровати парня, а потому успевает капризно топнуть ногой. Но, наконец, ее рот открывается от удивления, когда она видит Ваньку и медленно переводит изумленный взгляд с него на меня, стоящую перед ней в одном бикини.
Бедная Лялька, для нее это точно шок.
— П-привет. А что это вы тут делаете?
Я давно повернулась на голос сестры и замерла, не зная, что сказать. Дело спасает Воробышек. Он садится в кровати и хмуро сдвигает брови.
— Ты кто? Дочь сумерек или исчадие ада? Отвечай!
— Я Оля, — растерянно бормочет Лялька.
— А я — Ваня. А теперь, когда познакомились, кыш отсюда, Оля! И в следующий раз входить только по стуку, поняла?
— Д-да.
— Я сегодня Катю забираю, так что никаких заданий и старых мегер, у нее выходной!
Лялька тенью выскальзывает в дверь, тихо притворив ее за собой, а я закрываю лицо ладонями. Смеюсь, потому что… ну что еще остается делать?
— Ванька, ты сошел с ума!
— Ничего, пусть привыкает, что у ее сестры есть своя жизнь и своя территория. И парень, который эту территорию охраняет. А если бы мы с тобой занимались не вуайеризмом, а любовью? Знаешь, тут и про дверь запросто можно забыть!
— Чем? — я изумляюсь такой откровенности, а сердце пропускает удар.
Ванька встает и подходит ближе. Встав передо мной, берет в руки косу и медленно ведет по ней ладонью вниз, задерживая пальцы у моей груди. Он значительно выше меня и я чувствую у виска шепот горячих губ, которые опаляют кожу пламенем. Так же, как грудь — легкое прикосновение костяшек пальцев.
— Черт, детка! Ты меня завела. Я теперь буду думать о тебе все ночи, обещаю. И не только думать, — он шепчет это в ухо, прижимая меня к шкафу. — Ты ведь понимаешь, о чем я, Умка?
Что? Да уж, Воробышек за словом в карман не лезет. Скромность — не его добродетель. Да он для меня сплошной стресс!
Я хватаю с полки первую попавшуюся футболку, комкаю ее и, хохоча, запускаю в грудь отшатнувшемуся парню.
— Ах ты, пошляк! — гляжу на довольно скалящуюся физиономию и запускаю еще одну. — Не понимаю, и понимать не хочу!
— Врешь!
Но он тоже смеемся, а затем наши губы встречаются. Надолго. До тех пор, пока тяжелое дыхание не заставляет сделать один вдох на двоих. Сегодня мы зашли дальше, чем всегда, я ощущаю жесткие от желания ладони на голой спине и вижу по Ванькиному взгляду, как тяжело ему их от меня оторвать.
— А теперь одевайся, Очкастик, пока я тебя не съел! Лучше уж подожду на улице!
— 44 —
POV Воробышек
Вот это встряска! Всего хватило с лихвой! Как только не заорал, когда увидел на себе чертового паука — не знаю. Кажется, сердце остановилось от взгляда домашнего питомца.
Ну и Очкастик, с ней не соскучишься. Мелкая любительница провокаций, террариумов и огромных пауков. И белых бикини, м-да. Я не шутил, когда говорил, что бессонные ночи мне обеспечены. Но мне все нравится. Нравится эта, ни на кого не похожая, девчонка с линией гордых скул и упрямым ртом. Ум в глазах в сочетании с просыпающейся сексуальностью — определенно мой коктейль. Хоть бы удержаться и не разбудить все это в ней раньше времени. Но удержаться сложно, когда понимаешь кожей: она сама хочет и отзывается. Увидеть ее без одежды в закрытой комнате было неожиданным подарком, и я его оценил. Длинные ножки и аккуратная попа вызвали жар в паху и если бы не сестра…
Спасибо Ляльке, остудила пыл.
Я жду ее на улице и встречаю с улыбкой — моего горячего ботаника, вдруг зардевшуюся, при взгляде на меня. Катя Уфимцева — вкусный орешек, и я еще раз напоминаю себе, что надо бы держать свои загребущие руки подальше. А вот ее руки — нежные ладони с тонкими пальцами — встречаю на себе с радостью. Мне это просто нравится, без всяких мыслей. Я, спортбайк и она — крепко прижавшаяся к моей спине Умка.
Так вот, значит, как оно: чувствовать свою девчонку?
Мы пролетаем город, Новотрипольское шоссе, и едем знакомой дорогой в Черехино — загородный элитный район частных коттеджей. Проезжаем центральную улицу с дорогими особняками и машинами, дома заканчиваются, и впереди раскидывается зеленый парк загородного поместья Романа Градова — негласного хозяина города, — огражденный высоким кованым забором и ельником. Подъезжаем к главным воротам, возле которых нас встречает охрана.
Очкастик напрягается. Сильно. Мы уже остановились, но девчонка не отпускает меня, продолжая крепко держать под грудью.
— Ты правильно думаешь, Катя, что это неспроста. Здесь живет Большой Босс — страшный мужик. Во всяком случает, я могу так судить, зная, как его все уважают и боятся. Как думаешь, если я предложу ему тебя украсть и сделать на тебе состояние, он согласится? Ты же у нас будущий светоч науки, а тут так легко замести следы.
Вокруг нас тихо, ни души, охрана, завидев меня, уже распахнула ворота… Я сегодня прошел проверку ревностью и Семеном и не могу удержаться от ответной провокации.
Но напугать Умку не удается.
Она обнимает меня за шею и говорит вполне спокойно, со знакомой рассудительной ноткой в голосе.
— Идея неплохая, Звездочет, но ты заведомо прокололся на звонке моему отцу. Он знает, где я и с кем. И если я ему сегодня еще три раза не перезвоню, он не на шутку рассердится и оторвет за меня уши не только тебе, но и твоему страшному Большому Боссу. Будет Босс еще страшнее! Вань, — спрашивает Очкастик, — а что мы тут делаем?
На этот раз решаю ответить честно:
— Приехали взять вещи, необходимые для ночевки в лесу. Палатку, спальники, еду, ну и тачку. Не переживай, своей у меня нет, зато есть права! Здесь живет моя семья, Катя. Мама.
— Она здесь работает? — удивляется Умка. — Так далеко от города!
Да, поместье Градова впечатляет размахом. Такого точно в журналах не увидишь. По крайней мере пресса предпочитают молчать о подобных имениях.
— Ну, не совсем. Она у нас здесь жена хозяина.
— То есть, ты хочешь сказать, что вот это все — дом твоего…
— Отчима, Очкастик! Но он нормальный мужик на самом деле. Я не люблю распространяться о нашем родстве. Не хочу, чтобы люди видели не меня, а фамилию Градов. Ладно, поехали!
Я завожу мотор, с ревом стартую с места и проезжаю мимо охраны, мчусь на мотоцикле по главной аллее к дому — трехэтажному особняку в колониальном стиле с белыми высокими колоннами и портиком с массивным фронтоном.
Территория поместья огромная. Здесь разместился парк, пруд, большой гараж и даже собственная конюшня с паддоком. Летний фонтан. Мне здесь нравится, когда-то этот дом произвел на нас с братом неизгладимое впечатление. Ну еще бы, после крошечной хрущевки-трешки в маленьком городке, провинциальным мальчишкам он показался сущим раем. Но Илья прав. У меня должна быть своя жизнь, хозяином которой буду я сам, иначе все это однажды может сломать мне хребет так же легко, как сломало Яшке.
Сейчас его здесь нет, мы не виделись больше трех лет, но это его выбор — выбор старшего сына Биг Босса жить в каком-то захолустье, и мы с семьей его уважаем.
Я останавливаю свой спортбайк возле широченного, выступающего полукругом крыльца, беру Очкастика за руку и веду по мраморным ступеням в дом. Провожу мимо дворецкого, который читает на стуле какой-то журнал, но, завидев меня, успевает распахнуть двери.
— Иван? Здравствуй. Какой ты шустрый… Давно не виделись!
На самом деле он куда шустрее, что с его зарплатой вполне оправдано.
— Почти две недели, — приветствую мужчину рукопожатием. — Добрый вечер, Кирилл! В доме что, гости? — догадываюсь.
Дворецкий не всегда у дверей (по дому всегда хватает дел), но в ближайшее время особых семейных торжеств не предвидится, а значит у отчима, скорее всего, деловая встреча с партнерами.
— Да, — отвечает мужчина. Он кивает вглубь дома и важно замечает, вскинув густые брови: — Как всегда важная встреча!
— Ясно. Идем, Катя!
Мы минуем с Очкастиком холл, проходим галерею с картинами, и входим в центральную часть дома. Здесь находится главное украшение особняка, гордость Градова и вершина мысли архитектора — круглый двухуровневый зал с красными колонами и китайской росписью на стенах и потолке, выполненной в стиле старых восточных гравюр и украшенной позолотой. С центра высокого круглого свода, расписанного под рассветное небо, спускается хрустальная люстра — огромная, многоярусная, сверкающая, как ниспадающий водопад.
У девчонки путаются ноги, и открывается рот.
— О, Боже. Какая красота-а! Вань, — она не замечая того, теснее прижимается ко мне, вскинув голову, — неужели это все хрусталь?!
— Не сомневайся, Катя. Он самый! — я приостанавливаюсь, давая Умке хорошенько осмотреться вокруг.
Я еще не приводил в этот дом ни одну девчонку и для меня это тоже впервые — чувствовать ответственность и радость от ее близости и присутствия в доме, в котором живет моя мать, а значит, и часть меня.
Я обнимаю Очкастика, а она щебечет дальше.
— Вань, я думала, что наше «Седьмое небо» — самое красивое здание. Но этот дом — просто сказка! Да здесь же потеряться можно!
— А вот это запросто! Здесь еще помимо двух верхних этажей есть цокольный этаж и два крыла. Так что держи меня за руку. Говорят, в особняке Биг Босса даже привидения водятся!
— И почему я не удивлена?
— Наверно, потому, что я всегда говорю только правду?
Умка улыбается, но вдруг виновато отворачивается, словно я чем-то ее смутил. Ничего не говорит, но продолжает идти рядом, рассматривая любопытным взглядом красоту вокруг.
— Катя, все хорошо? — беспокоюсь я.
— Да, Ваня, все хорошо, — пожимает она мою руку. — А куда мы идем?
— Экскурсию по поместью я обещаю провести для тебя в дугой раз — поверь, здесь есть на что посмотреть. А сегодня у нас с тобой на повестке вечера лес и шумная компания студентов, поэтому мы идем сейчас в мою комнату! И если ты меня очень попросишь, обещаю лично развлечь тебя стриптизом.
— Чем?! — изумляется Очкастик, да так, что ей приходится поправить очки.
— Всего лишь переодеться! Да ладно, Кать! — я наклоняюсь и целую ее в щеку — нежную и горячую. — Я не стеснительный, привыкай. Ну, хочешь, обойдемся без музыки, — шепчу на ухо. — Но советую хорошенько подумать — двигаться я умею и еще как! Тебе понравится!
Черт! Опять прозвучало двусмысленно и Очкастик качает головой, закрыв глаза. Она улыбается и мне это нравится. Нравится, что она принимает меня таким, каков я есть. Да, я неисправим. И докапываться до сути — пустая трата сил! Мне заводят эти игры с ней, и я вряд ли от них откажусь, потому что чувствую: она откликается.
Мы в задней части дома, не такой официальной и пафосной. К черту телефоны, я прожил здесь пять лет, здесь живет мужчина, который любит мою мать и доказал, что это не пустые слова. Я соскучился, я пришел не один, и я громко окликаю:
— Ма-ам! Ты где?!
Секунда, другая полной тишины… И дом наполняется звуками. Оживает детским визгом и топотом ног. Этот только с виду дом грозен и молчалив, а на самом деле тут вовсю кипит жизнь.
— Ой, кто это? Какие хорошенькие! — восклицает Умка, когда видит двух белокурых и кудрявых малышей, которые во всю прыть несутся нам навстречу.
Ко мне навстречу. Подбежав, запрыгивают на руки, обхватывая ручонками за шею, и я с удовольствием их ловлю.
— Ванька! Ванька! Донг, смотли, Ванька плишол! Ванька!
Машка — моя любимица, и я целую ее первой. Младший сын Люка — Матвей, еще совсем маленький и неуклюжий, но уже отличает меня от брата-близнеца, и я щекочу ему живот, слыша, как он хохочет, повторяя мое имя.
— Банка! Банка!
Эта чистая детская радость не может не вызвать улыбку и Умка умиляется.
— Какие симпатичные мальчики! Похожи на маленьких Купидончиков! Вань, это ведь Женины дети, да?
Она догадалась, но только отчасти.
— Женьки и Ильи! Обожаю своих племянников! Только вот это у нас девочка, — игриво тискаю Машку. — Просто она у нас вся в папу, растет сорванцом и категорически не хочет носить платья! Зато характер — огонь! Даже Босса строит!
— Фу! Не люблю платья! — тут же кривит ротик малышка. — Мне нлавится кимоно, как у папы! И чолный пояс! Хочу длаться и победить всех мальчишек!
И почему я не удивлен, зная, как Илья «балует» свою старшенькую тренировками.
— Машка, ты уже большая! Пора рычать! А ты все «лыкаешь»! Конечно, победишь! Вон ты у нас какая красавица. Как посмотришь, так и победишь! А где бабушка?
— Они там с дедой Помой воплосы важные лешают, — показывает малышка рукой за спину. — А мы с няней и Донгом иглаем на кухне! Он там готовит всем такое-е-е!
— Какое? — У Машки от восторга округляются глаза, и я понимаю, что сегодня всех гостей дома ждет вкусный ужин.
— Во-от такое! Большое! Только я название забыла. А это кто? — малышка косится на Очкастика светло-карими цепкими глазками, и я отвечаю.
— А это Катя.
Девочка вдруг хохочет, заставляя и брата рассмеяться.
— Она на маму похожа! У нее тоже очки! Ты что, — спрашивает у Умки, — тоже четылехглазик?
— Я? Еще какой! — кивает, не растерявшись, Очкастик, раздувает щеки и смешно моргает ресницами за стеклами очков, веселя малышню.
В широком коридоре появляется немолодая женщина, и я снимаю детей с рук.
— Ну все, бегите к Донгу, купидончики, и к няне! — говорю. — А мы с Катей найдем бабушку.
Мама с Биг Боссом и гостями расположились в Голубой гостиной. Судя по выбору места для обеда — встреча носит характер полуофициальной, скорее ужин в кругу старых партнеров и знакомых. Зная, что не задержусь в доме надолго, я решаюсь заглянуть к родителям и поздороваться.
— 45 —
— Всем добрый вечер! Мам, Роман Сергеевич, мы ненадолго, так что я поздороваться! У меня все хорошо! Это Катя, моя девушка! — представляю Очкастика, обнимая девчонку за худенькие плечи. — Мы заехали за вещами и сейчас отчалим. Рад был вас видеть! Ну, ладно, не будем мешать. Пойдем, Кать! — смотрю на Умку и вдруг вижу, как ее лицо удивленно вытягивается.
— Мама? Папа? — растерянно выдыхает она, глядя на гостей за столом Градова. — А вы что… тоже здесь? Зд-драсте, Роман Сергеевич.
POV Катя
— М-да, неожиданно вышло. Но кто мог знать, Катя, что твои родители знакомы с Большим Боссом. А тем более, что окажутся сегодня с ним за одним столом. Еще час назад я и сам не предполагал, что заявлюсь сюда.
— Я не знала, что Роман Сергеевич — хозяин города и Босс, папа никогда не говорил. И фамилии его не называл.
— Неудивительно. О таких людях не говорят, Кать — себе дороже. Никаких сплетен. С такими, как Градов, налаживают контакты, их уважают и боятся. Кстати, откуда ты его знаешь?
— Видела несколько раз в детстве и позже, когда была школьницей. Он приезжал к нам домой, оставлял охрану за дверью квартиры, и они всегда закрывались с отцом и дядей Максимом в кабинете. Конечно, я понимала, что он богатый человек, но никогда не задумывалась: насколько влиятельный. Он всегда был приветлив с нами.
— Ну вот видишь. И сегодня ничего страшного не случилось! Чего ты расстроилась? Ну узнали твои родители, что мы не только танцуем, но и встречаемся. И что? Наверняка твоя Лялька им бы и так все рассказала в красках, а там и догадаться несложно. Знаешь, если хорошенько подумать, то может это вовсе и не случайность, что они здесь оказались.
— То есть? Что ты хочешь сказать?
Мы сидим с Воробышком взявшись за руки у него в комнате и, как два нашкодивших подростка, смотрим друг другу в глаза. У Ваньки вдруг розовеют щеки, но он не отводит взгляд.
— Я говорил о тебе маме, мне скрывать нечего Точнее, сначала проболталась Женька, а потом… В общем, мамы они любопытные, сама понимаешь. Вот и моя не исключение. Если она в свою очередь рассказала о тебе Биг Боссу, боюсь этот хитрый жук запросто мог организовать встречу — он матери во всем потакает. Возможно, твои родители никогда бы и не догадались, зачем их пригласили, если бы не появились мы. Но это только догадки. Мне кажется, твоего папу хлебом не корми, а дай о тебе поговорить. Так ведь?
— Ну, вообще-то, да, — скорее констатирую, чем признаю факт. — Я давно привыкла, что обо мне знают все его друзья.
— Они тебя любят, Умка. Твои родные.
— Я их тоже люблю, Вань, вот потому и переживаю. Мне кажется, не совсем правильно получилось. Боюсь, папа обиделся. Я ведь, — виновато вздыхаю, — не говорила им о тебе. Вот так, как это сделал ты.
И это настоящая пощечина по лицу совести. «Это проклятый спор не дал мне рассказать о тебе! — хочется крикнуть. — А вовсе не стеснение!» Разве можно стесняться такого, как Ванька? Я знаю, что мое признание его задело, но Воробышек гордый парень и, конечно, не подает виду.
— Ничего, Очкастик, мы ведь решили с сегодняшнего дня все исправить, — вместо обиды, он приподнимает уголок рта. — Вот, отличное начало! А хочешь завтра мы приедем к твоим с тортом? Кать, — Ванька сжимает мои руки крепче, — да отпусти ты ситуацию! Ну что они, никогда не были молодыми — твои родители? Я им понравлюсь, вот увидишь! Я могу быть обаятельным, и к тому же я не тощий и у меня нет парика!
Глядя в лицо Воробышка — на умильную синеглазую мордаху, я и сама улыбаюсь. Еще бы он им не понравился. Да, наверняка уже нравится, иначе бы никуда они меня с ним не отпустили. И неважно, что я уже совершеннолетняя и вроде как сама могу решать. Папы они такие — знают все рычаги управления сознанием собственного ребенка.
Я смотрю на парня перед собой и понимаю: мне он тоже очень-очень нравится! А, возможно, и больше чем нравится. И если бы не одна совершенная ошибка, я могла бы сейчас чувствовать себя по-настоящему счастливой.
Наверно, что-то отражается в моих глазах, когда я произношу его имя…
— Ваня, я…
Потому что Воробышек вдруг решительно меня перебивает.
— А вот этого не надо, Умка. Не люблю, когда у тебя такой взгляд — это не ты. Пора взрослеть, Катя! И привыкать не отчитываться, а принимать собственные решения. Не переживай, я знаю Босса. Он хитрый мужик и если поймет, что твой отец напрягся — расслабит!
Воробышек быстро собирает вещи, переодевается в спортивный костюм, натягивает бейсболку и присаживается на одно колено, чтобы зашнуровать кроссовки. У него просторная комната, опустевшая без хозяина, но еще сохранившая следы вчерашнего тинейджера. Прямо передо мной висит постер Imagine Dragons, чуть слева от него группа Linkin Park, и я старательно рассматриваю знакомые лица музыкантов, отводя взгляд от бесстыжего Ваньки, запросто раздевшегося при мне до боксеров.
Воробышек, заметив мою уловку, весело хмыкает. Он уже зашнуровал обувь и собрал в сумку спальники, достал палатку и поднимает меня с дивана. Поймав пальцами подбородок, коротко целует в губы.
— Очкастик, если ты будешь избегать на меня смотреть, я обрасту комплексами, как старая дева мечтами. Ты разве не знаешь, что мужчине необходимо видеть восхищение в глазах своей дамы? Зря я, что ли, хожу в качалку?
Да, он меня поймал. Жаль, что я не могу рассказать ему, скольких таракашек только что про себя посчитала, чтобы не превратиться в лупоглазую лягушку с отвисшей челюстью и сердечками в глазах. Не зря он ходит, и сам прекрасно об этом знает.
— Ну ладно, так и быть! — набираюсь смелости, понимая, что мы уже на выходе, и он вряд ли снова разденется. Тем более, что его родители запросто могут сюда заглянуть. — Показывай обещанный стриптиз! Я готова!
Ванька меняется в лице и на минуту мне уже кажется, что насчет родителей, это я сильно поторопилась с выводами. Точнее, что его способно хоть что-нибудь смутить.
— Думаешь, обхитрила, да? — прижмуривает глаз, но вдруг подхватывает сумку, палатку и выходит в коридор. — Будет, все будет, Очкастик! — утаскивает меня следом. — Я обещаний зря на ветер не бросаю!
Как и ожидается, кухня в доме Романа Сергеевича оказывается просторной и не пустым звуком, как иногда бывает в таких домах. Едва мы с Иваном заходим в комнату, я сразу понимаю, что здесь действительно готовят и готовят вкусно. Возле большой плиты копошится невысокий человечек в белом переднике и колпаке. Ловко орудуя большим ножом, он шинкует овощи на доске и тут же переходит к пестику и ступке, измельчая в последней какие-то специи, аромат которых мне отдаленно знаком. На нем наглаженная синяя рубашка, рукава аккуратно подвернуты до локтей, и когда он поворачивается на звук наших шагов, я замечаю под воротником мужчины желтый галстук-бабочку.
Надо же. Я сразу догадываюсь, почему он ее надел. Для него эта кухня — сцена, где происходит действо, а значит, работа повару нравится. Он позволяет себе творить таинство и относится к этому с уважением. Интересно, кем он себя ощущает во время процесса? Фокусником или артистом?
Это немолодой китаец — круглолицый и коренастый, Воробышек представляет мне его, как Донга, выходца из Поднебесной страны восходящего солнца, и я из вежливости здороваюсь с мужчиной на диалекте Путунхуа. Ничего особенного, пара дежурных фраз о том, как мне приятно с ним познакомиться и вопрос: какая же из специй имеет такой диковинный аромат? Никогда не ощущала ничего подобного. Но китаец вдруг замирает, молча уставившись на меня хмурым взглядом.
Странно, те студенты из университетов Пекина и Гуанчжоу, с которыми я общалась во время участия в международных математических форумах и олимпиадах прекрасно меня понимали. На диалекте Путунхуа говорит семьдесят процентов Китая — весь север и юго-запад страны, так неужели он из центральной части? И я пробую все повторить на втором из самых распространенных диалектов — «У», применяемом в Шанхае и Чжецзяне. В нем я не очень уверена, но китаец молчит и это меня задевает. Ладно, возможно, он из Гонконга или Макао, и я упрямо повторяю приветствие на диалекте Юэ. Китайский язык — моя слабость, так неужели мои познания в нем меня подводят? Нет, не может быть! Это вызов собственной памяти!
Китаец медленно откладывает нож на стол и внимательно смотрит на меня. Наконец, отвечает на русском.
— Яшмовое крыльцо рождает белую росу[36].
Что? Вот теперь и я нахмурилась. Какой странный человек.
— Ой, Донг! Вот только не начинай грузить, а? — кривится Воробышек. — Снова ты за свое! Лучше скажи, где у тебя здесь термос и что нам можно взять с собой пожевать. Мы в лес! Кать, не обращай внимания, — обращается ко мне Иван. — Донг у нас своеобразный, типа семейного философа, но он нормальный, честное слово!
— И снова к китайцу: — Не пугай мне Очкастика, друг, будь человеком!
Но китаец смотрит на меня и упрямо повторяет:
— Ночь длится… Полонен шелковый чулок.
— Черт! — чертыхается Воробышек. — Нет, ну это слишком. Донг, нам что, лучше уйти? Может, мы к тебе не вовремя?
Однако я понимаю, о чем говорит китаец, и мягко замечаю парню.
— Нет, Вань, он у вас не философ, а скорее любитель поэзии. Не злись, Звездочет. Кажется, это он мне.
— В смысле?
— Ваш повар сейчас цитирует знаменитое стихотворение Ли Бо — поэта, жившего в Китае больше тысячи лет назад.
— А ты здесь причем?
— Оно специфическое. Сложное для перевода и восприятия европейцами. Китайцы считают, что его красоту усеченных строф и смысловую индивидуальность нам сложно постичь, и они правы. Это стихотворение — суть, квинтэссенция старинной лирики. Видимо, ваш повар хочет знать, понимаю ли я, о чем в нем идет речь, раз уж осмелилась с ним болтать на китайском. Проще говоря: понимаю ли я сама то, что говорю или заучила речь, чтобы произвести на тебя впечатление. Так, Донг?
Я права, и мужчина кивает:
— Так.
— Мне кажется понимаю, с учетом доли условности и личного осмысления семантики[37] слов. Вы же, Донг, наверняка имели в виду семантическое поле эмоций вашего родного языка и грамматическую аморфность китайских глаголов? Для этого привели этот поэтический пример?
Вот теперь напрягается китаец (я вижу смешение чувств в его глазах), и почему-то растерянно хватается за нож. Но тут же его бросает, чтобы ворчливо задать вопрос парню:
— Ты где ее взял такую, Ван? Она же дочь дракона!
— Вообще-то врача-ветеринара, — поправляю мужчину сухо. — Но если вы хотите поговорить о драконах, то я с радостью поговорю.
— Ах-ха-ха! — смеется Ванька, а вот мне ничуточки не смешно.
Я тоже хмурюсь и сердито поправляю очки.
— И ничего не «ах-ха-ха!», — дразню Воробышка. — Если твой друг хочет, мы можем и по мифологии пройтись. И не только по китайской, но и по японской или даже по корейской. Например, найти отличия в культурах и символах.
— Да ладно тебе, Катя! Он же пошутил!
— Ничего не ладно, Вань! — я смотрю на парня. — Если ты ничего не понял, то это не значит, что не поняла я. В китайской мифологии самки драконов откладывают яйца, из которых появляются детеныши. И Донг только что сказал, что я вылупилась из яйца. А значит, глупая, как птица. Точнее, как курица! — Я себя не могу видеть, но, кажется, у меня на самом деле валит из ноздрей дым. — Нет уж, Ваня, давай-ка ты сам поезжай в лес, а мы тут с Донгом побеседуем на тему моего происхождения из рода рептилоидов. Пока он не пожалеет о своих словах!
Как же хочется топнуть ногой, как Лялька, чтобы пяткой в пол и громко. Ну, почему, почему я снова и снова наталкиваюсь на такое отношение ко мне людей? Ведь я всего-навсего хотела быть вежливой!
— Ка-ать, ну, Ка-ать! Иди сюда, — неожиданно притягивает меня к груди Ванька, и я утыкаюсь лбом в его крепкое и теплое плечо. Мне почти девятнадцать лет, я всю сознательную жизнь напитывала себя энциклопедическими знаниями и знаю больше, чем десять человек вместе взятых, я даже могу складывать в уме шестизначные числа, а дожила до того, что парень гладит меня по голове, как ребенка. — Очкастик, ну хочешь, я тоже буду сыном дракона, а? — тихо спрашивает.
— Донг, — обращается к китайцу. — Давай и меня записывай в сыновья великого Ин-Луна[38], а то какая-то дискриминация по полу получается. А где взял, там таких больше нет. Умка такая одна и она моя!
— Тогда скажу, Ван, что тебе повезло. Душа и ум у нее точно от дракона, а дух от огня! — Невероятно, я оборачиваюсь к китайцу и вижу, что он смеется. — Прости, девочка, — обращается ко мне на китайском. — Это был урок мне, а не тебе. Специя в ступке — сушеная слива, истолченная с имбирем и мятой. Добавлю вам в чай. Подождите, я соберу сумку.
— Ну и напугала ты Донга, Очкастик! — говорит Воробышек, сидя за рулем небольшого внедорожника, когда мы выезжаем с ним за ворота поместья его отчима и берем направление к лесу. — Никогда бы не подумал, что этого умника можно уесть. Он был похож на двоечника!
— Скорее на грубияна.
— Поверь, этот хитрец не первый год морочит голову гостям Босса и говорит, что ему вздумается, я слышал не раз. Вот и тебя решил попробовать на зуб, но сам его чуть не сломал. Хотя, он мировой мужик — Донг. Градов его уважает.
— Я сама виновата. Не нужно мне было с ним заговаривать, мы ведь еще не знакомы. Конечно, он подумал, что это все, чтобы произвести на тебя впечатление. Но у меня как-то само получилось, я не специально.
Я сижу рядом с парнем на пассажирском сидении «Тойоты» и смотрю на Ваньку.
— Я знаю, Умка.
— 46 —
— Вань, а скажи, этот ваш Донг всегда называет тебя Ваном?
Воробышек пожимает плечами, крепко держа руль.
— Да, а что? Я вроде как привык.
— Может, и ничего. Но мне почему-то кажется, что определенный смысл в этом есть.
— Только не говори, Кать, что все это время наглый китаец надо мной смеялся, — удивляется Ванька. — Неужели, правда?
— Ну…
— Эй! — он улыбается. — Давай договаривай, раз уж начала! Из какого яйца по его мнению я вылупился? Из воробьиного? Если так, то, знаешь, что-то в этом есть. Недаром меня всю жизнь называют Птицем.
Мне нравится, что он не обидчивый и ни капли не напрягается. Я даже думаю: а может, зря меня задела колкость Донга? Но ведь китаец это сделал умышленно.
Ну хоть Воробышка успокою.