Ботаники не сдаются Логвин Янина

— 37 —

Я почувствовала как мои бедра коснулись бедер Воробышка, а его рука легла на мою спину, чуть выше прогиба. Он не сделал следующего движения, но я явно ощутила, что еще бы чуть-чуть и сама прогнулась ему навстречу. Стоило парню только захотеть.

Святые мурзики! Но Ванька улыбнулся и отпустил меня. Вовремя, потому что, как только я взглянула в синие глаза, мое дыхание остановилось.

— Хорошо, Ваня. Катя — отличная пауза и взгляд! — похлопала в ладони Женя, подходя ближе. — Вот оно — настроение танца! Еl alma del tango — ваша душа танго. В границах танца между вами все должно быть предельно честно всегда! Но помни, Ваня, что у Кати есть сердечко, — девушка погрозила брату пальцем, когда мы обернулись. — А ты, Катя, если что, щелкай Ивана по носу! Он умеет кружить девчонкам голову! А теперь пришло время поговорить о постановке корпуса и правильном положении партнеров в паре. И наконец-то приступить к шагам…

Salida, Sacada, Ocho, Giro, Caminata, Barrida, Baldosa[30], параллельные и перекрестные шаги, оси, следование и техника крестов, я выучила всю терминологию танго и всю неделю учила с Воробышком элементы и несложные связки. Контакт и пространство в паре. Старалась выполнить все, чтобы не подвести партнера и нашего учителя, но все равно соответствовать гибкому и сильному Ваньке было сложно. Он словно сам был красивым шарниром, способным на любые танцевальные авантюры. Но с ним и правда легко танцевалось. Иногда, когда я сильно зацикливалась на каком-нибудь движении, которое у меня не получалось, он дурачился, заставляя и меня в конце концов улыбаться. С ним оказалось комфортно, и сердечко мое ёкало с каждым днем все больше, а стучало все громче. От Ванькиных синих глаз, от улыбки, от его запаха и теплой кожи, от прикосновений, да и от самого присутствия!

И с каждым днем приближения даты окончания спора, я все неохотнее о нем вспоминала. Стоило представить туалетных грымз с красоткой Снежаной во главе — и настроение тут же пропадало, и мысли в голову приходили самые нерадостные.

Невероятно, но у Жени оказалось двое деток (кто бы мог подумать при такой-то фигуре!) и у нее не всегда получалось присутствовать на наших занятиях. К тому же она вела собственный танцкласс, и готовила к серьезным соревнованиям несколько пар бальников — симпатичных мальчишек и девчонок-школьников. Но девушка всегда отзывалась, если нам требовалась консультация или совет. Студия по вечерам в будние дни часто была занята, и мы с Воробышком перебрались в его квартиру. Я приезжала к пяти часам, мы включали плазму, смотрели лучшие уроки танго и повторяли.

И снова повторяли и повторяли. Понемногу я стала меньше стесняться и привыкла к Ивану. Не вздрагивала, когда он подходил, не так смущалась и не краснела, когда опускал руки на мою спину или талию. Когда брал в свою ладонь мою. И сама постепенно привыкла к его плечам. Мне действительно нравилось их чувствовать под ладонями — гладкие мышцы под смуглой кожей. Теплые и сильные.

Воробышек и сам оказался требовательным учителем. Очень дотошным и внимательным. Он заставлял меня повторять шаги по сотне раз. Усаживался на диван и смотрел, как я выполняю скольжение и повороты, учусь смещать стопы по полу. Держать локти, танцуя с воображаемым партнером. Или вообще у стены.

— Носки тяни, Очкастик! И спину держи прямо. А сейчас отведи плечи назад и подбородок подними выше! Чего уронила? Я тебя просил глаза опустить, а не нос! И покажи, что у тебя есть колени.

— Я стараюсь!

— Мало стараешься! Когда ты уже разденешься, Уфимцева?

— В смысле?

— В том смысле, что покажешь свои ноги. Такое чувство, что ты танцуешь в робе.

— А какая разница? Чего на них смотреть?

— Ну не скажи. На красивые ноги всегда приятно смотреть.

— Можно подумать, что они у меня красивые. Ноги как ноги.

Вот брякнула, так брякнула. Типа как на комплимент напросилась. Посмотрела осторожно на Ваньку. Он вдруг закусил губы и нахмурился. Ну прямо тебе царь Салтан на троне.

— Катя, тебе все равно придется надеть платье. Рано или поздно. Ты сейчас намеренно не даешь себе почувствовать свободу тела, которую дает танго. Ты бы еще как лыжник оделась! И так застегнулась по шею!

— Хорошо, я подумаю, — уклончиво отвечала, а на следующий день снова приходила в джинсовом комбинезоне и рубашке.

И снова повторяла и разучивала движения. К концу вечера я так уставала, что безропотно садилась на мотоцикл позади Воробышка, и мне уже было все равно, кто нас видит, и куда мы едем. Родители, конечно, узнали о мотоциклисте, так что пришлось все честно им рассказать — и о Празднике и о репетициях. Папа даже спустился познакомиться с парнем, но Воробышек выдержал экзамен на «Отлично».

Да, учимся с Катей в одном университете. Да, танцуем по вечерам. Нет, мне не сложно отвезти ее домой и дать свой номер телефона. И нет, я не форсую на дорогах, когда со мной пассажир. Не волнуйтесь, ездить на спортбайке достаточно безопасно, если есть шлем и знаешь правила дорожного движения.

А вот Костик не поверил, однажды увидев меня с Иваном. Не напрасно я боялась, что он все расценит по-своему. И все же, то ли я повзрослела, а то ли Костик оказался достаточно горд и упрям в своем порицании моего ночного поступка, но в какой-то момент мне расхотелось отчитываться перед парнем младшей сестры о своих отношениях.

— Ты что, с ним встречаешься, Кать? С этим длинноволосым пугалом?

Хм-м. Странные у Сердюкина взгляды. Я давно подозревала, что Котэ избегает зеркал. Хотя в свете того, что под париком у него сейчас рос ежик волос, то да, Воробышек со своей длинной челкой казался непростительно длинноволосым.

— Почему с пугалом, Костя? Иван нормальный парень. Нет, мы не встречаемся. Мы занимаемся танцами. У нас же соревнование факультетов впереди, я говорила.

— Ну да. Сначала вы физикой занимались по ночам, а теперь танцами. Странно, что не наоборот.

Я покраснела. В последнее время это со мной случалось все чаще.

— Сердюкин, ты забыл, что я совершеннолетняя? С ума сошел такое брякать? За Лялькой лучше смотри и за собой! — сказала в сердцах. — Будешь мне тут рассказывать…

— А я смотрю, ты не думай. Просто я твой друг и мне не все равно! Не хочу, чтобы ты потом ревела. А у этого твоего, который с ухмылкой, на лице написано «натуралист-любитель». Такие сначала в детском саду фантики собирают, а потом…

— Что потом?

— Неважно. Коллекционировать можно разные вещи.

— Вообще-то, Иван думает, что у меня есть парень.

У Костика на лице вдруг мелькнуло такое удивленное выражение мысли, что я даже не стала его просить эту мысль озвучить — так стало за себя обидно. Сказала только: «Думай что хочешь!» и ушла. Значит, Ляльку любить можно — по-настоящему и преданно, а меня, получается, нет?

— Привет, Воробышек.

— Привет, Очкастик. Давай, проходи! Подожди минутку, ладно? Я сейчас закончу с платой — друг попросил системник починить, и начнем.

Как всегда Ванька встретил меня в одних штанах и босиком. Что у него за мода такая — голопузая? То он в майке, то без майки. А я тут стой, и смотри каждый день на его грудь и спину, как будто мне больше смотреть не на что! А может, у него и вправду в предках отметились папуасы, и я была не так уж и далека от истины?

— Сам ты Клюв!

— Да ладно тебе, Кать, — Ванька закрыл за мной дверь, повесил ветровку в шкаф и пока я разувалась, вернулся в комнату, где на столе стоял разобранный системный блок. Взяв в руки тонкий пинцет, он склонился к компьютеру. — Очкастик — это же и не обидно вовсе. Очкастик-глазастик! Мне нравится.

А вот с этим я могла поспорить, хотя сейчас действительно необидно прозвучало.

Я подошла ближе и вытянула шею.

— Вань, а что там за поломка — в системнике? Наверно, сложная?

— А ты что, — хмыкнул Воробышек, — разбираешься в материнских платах? — он приподнял локти и на спине красиво обозначились лопатки.

— Нет, — призналась. — Как-то не приходилось.

— Жаль, — задумчиво ответил парень. — Здесь компьютер собран из чего попало, еще и после удара — ребята из общаги притащили. Низко-скоростные устройства я проверил, а вот что с чипсетом[31] — непонятно. Но сделать надо, раз пообещал.

— И все-таки? Что с ним не так? — я встала рядом с Иваном и заглянула поверх плеча парня на разобранный компьютер.

— Да черт его знает. Здесь процессор и шины уже менялись. Разъемы и слоты в спайках. Ищу одну микросхему к видеокарте.

— Случайно, не северного моста[32]?

— Угу. Ее самую.

— Вань, так это же сокет[33] Intel, — удивилась я. — Смотри какой новенький.

— И что?

— А то, что ты ее и не найдешь. В последних материнских платах под Intel нет этих микросхем. Их функциональность частично перенесена в процессор, а частично переброшена на южный мост. Там, где основная компьютерная периферия. Я читала.

Воробышек отложил в сторону пинцет, который взял пару минут назад, и медленно повернулся. Уставился на меня хмуро.

— Что? — отступила я.

— Ничего.

— Тогда почему ты так смотришь?

— Думаю.

— О чем?

— Как я до сих пор жил без тебя, Уфимцева, не знаешь?

А вот на это я ответить не могла.

— Э-э, а может, мне лучше кофе сделать? — предложила, широко улыбнувшись. — Хочешь? Я даже знаю, где у тебя кофемашина! Могу добавить цианид по вкусу!

Но парень на улыбку не ответил, и она потускнела, с головой выдав мое смущение.

— Если это шутка, Воробышек, — сказала растерянно, — то совсем не смешная.

— Да какая уж тут шутка! — Ванька сердито вздохнул и встал. Отошел в сторону, запуская пальцы в волосы. — Свалилась ты на меня, как снег на голову, а я теперь…

— Что ты теперь?

— Танцуй вот с тобой, как школьник! — он оглянулся. — Еще и в комбинезоне она, ну конечно! Сколько раз можно говорить, что пора раздеваться!

Но пора или не пора, а нашу танцевальную жизнь усложняли совсем не мои джинсы. Сложнее всего в танго нам давались паузы, когда настал их черед. Я все никак не могла понять, чем их заполнять, а Воробышек не спешил помогать. И вот я вновь съеживалась под его рукой, растерянно замирая, когда он опускал ладонь на мою шею или живот — ниже пупка. Когда притягивал ближе. Да, я понимала, что это всего лишь танец, но сердце вместе с паузой останавливалось и не давало дышать, словно натыкаясь на границу, за которой его ждало что-то опасное и испепеляющее, обещающее обжечь душу и взметнуть в ней языки пламени.

В такие паузы Ванька сводил меня с ума своей близостью. Я чувствовала, что шаг за мной и за моими скрытыми желаниями, но никак не решалась стать смелее. Здесь Воробышку не повезло с партнершей. Ничего не поделать, я не была в достаточной мере женщиной, чтобы вести откровенный диалог с мужчиной. Да, я многое знала и понимала, но разговор тел был мне незнаком.

— Катя, нет, не годится! — качала головой Женя. — Красивые, чистые шаги и на самом последнем ты опять закрылась, зажала бедра! Дала надежду и спряталась! Это трусость, а не провокация. Не недосказанность, а молчание! Ты не доходишь до партнера, не держишь эмоцию. Шагни с вызовом, как кошка, оставляя опорное бедро сзади как можно дольше. Смелее иди на контакт. Почувствуй, как растягиваются косые мышцы живота, как раскручивается спираль твоего тела и слов. Если надо — войди в Ваньку! Не бойся, он встретит тебя, с какой бы позиции ты не пришла. Покажи, что ты не играешь, а готова с ним разделить маленький квадрат паркета! Что готова в этот миг танго быть с партнером одним целым!

— Я попробую, — отвечала не первый раз.

Ну а что еще ответить человеку, который понимает природу танца так естественно и глубоко, как я понимаю природу чисел.

— Ваня, — в наше последнее занятие Женя строго посмотрела на брата, — Катя не доверяет тебе, и с этим надо что-то делать. Здесь я ничем не могу вам помочь. Ваша степень доверия не пройдет проверки публикой, если уже сейчас не попытаться что-то изменить. Твоя партнерша не умеет играть. Ты ей нужен настоящий, понимаешь? — Девушка взглянула на меня. — Ребята, возможно, пришло время лучше узнать друг друга? Катя, расскажи Ване о себе. Чем ты увлекаешься, что больше любишь? Горький шоколад или нежный бисквит? Просыпаться рано или поспать подольше? Каким ласковым прозвищем тебя называют домашние? Это несложно!

— Ну, на самом деле я не уверена, что это интересно…

— А вот и зря! Ты знаешь, Катя, что в детстве Ваньку дразнили Звездочетом? Мы жили у моря и ночью звезды были особенно хорошо видны. Когда брату было шесть лет, он очень старался, но все никак не мог их сосчитать. Их почему-то всякий раз оказывалось больше двадцати! А в счете дальше Ванюшка путался, ужасно расстраивался и плакал. Сердился на всех и соглашался спать только с мамой.

— Не слушай ее, Очкастик, она все придумала, — проворчал Воробышек.

— Да ну? — игриво удивилась Женя.

— Точно говорю. Я сразу родился жутко умным и наглым, — возразил парень. — Женька, не суй нос, куда не надо, ладно? — обратился к сестре, но легкий румянец на щеках заиграл.

Оказывается и Ваньку можно смутить.

— Ладно, — засмеялась блондинка, целуя брата в щеку. — Но ты подумай над моими словами. Обязательно! Две недели пролетят быстро!

Уже было поздно, студия закрылась, и в дверях ее хозяйку ждал муж — красивый молодой мужчина. Она с радостью поспешила к нему навстречу — мягкая и невероятно женственная. Не удивительно, что он очень нежно ее обнял.

— Что, нравится? — буркнул Воробышек.

Я вместе с ним засмотрелась на пару и не сразу поняла, о ком речь.

— Кто? — удивилась.

— Люк. Он всем нравится. Особенно девушкам, — зачем-то уточнил.

— Да, — честно ответила. Глупо было отрицать очевидное. — Но вместе они мне нравятся гораздо больше. Я его знаю, — призналась. — Видела раньше. В нашем доме живет его друг Виктор. Странно, что я не видела раньше Женю.

Когда вышли на улицу, Ванька показался особенно хмурым. Потоптавшись за его спиной, пока он возился со спортбайком, я сказала:

— Вань, вообще-то я могу и на автобусе доехать, мне не сложно. Тебе не обязательно отвозить меня домой.

— А что ты еще можешь?

— Ну, — пожала плечами, — могу различить две основные формы китайского языка — старую вэньянь и современную байхуа. Могу в уме извлечь квадратный корень из числа. Могу процитировать Конфуция — я его обожаю. Могу повторить дословно страницу текста — у меня фотографическая память. Могу попытаться решить уравнение любой сложности, правда, здесь не обойтись без ресурса времени. Могу играть в шахматы — я очень хорошо играю, правда. Могу исполнить этюд на пианино — не очень хорошо, но если постараться, то прозвучит убедительно. Могу петь — учителю по сольфеджио нравилось. Могу прыгать на скакалке. А вот танцевать, так как ты, не могу. — Я помолчала. — Вань, прости, не складывается у меня с танго.

— Не прощу, — услышала глухой ответ.

— Почему?

— 38 —

— Потому что я дурак, Катя.

Вот так признание. Совсем не про самоуверенного Воробышка. Но не успела я удивиться, как парень уже взобрался на мотоцикл и вручил мне шлем.

— Садись! Я обещал тебя прокатить!

— Но…

Он обернулся, и я увидела его улыбку.

— Не спорь. Поехали! Я знаю, что ты хочешь!

Ни позднее время, ни усталость, ни тонкая ветровка не могли сдержать восторга, рвущегося из груди. Мы мчались на спортбайке через весь город, оставляя позади автомобили, проспекты, улицы и спрятавшиеся в сумерках дома. Оставляя позади любые вопросы и ответы. Двое на скорости мига, уносящиеся в ночь.

Да! Да! Да! До чего же это здорово — поймать ветер. На какое-то шальное время самой стать им! Чувствовать, что законы физики вдруг стали не властны над тобой, и видеть, как проносится мимо город, как летит разметка дороги, как сверкающей лентой в стороны расходятся фонари. Ощущать собственный пульс и слышать, как двигатель спортбайка рвет стальные жилы и мчится, мчится, мчится вперед. Пить воздух, дышать адреналином и держать Воробышка изо всех сил.

Последние километры по загородной трассе он сбрасывает скорость и сворачивает с дороги. Едет небыстро, взбираясь на незнакомый холм, за которым смутно угадываются очертания леса. Я даже не могу сказать, сколько мы проехали, но определенно много! Когда мы останавливаемся — я так шумно дышу, словно только что совершила забег на длинную дистанцию. Мне кажется, слышу, как под руками бьется сердце парня. Так же сильно, как мое собственное.

— Ты сумасшедший! — выкрикиваю, оказавшись на земле, потому что сдержать в себе эмоции и удивление нет сил. — Ванька, ты сошел с ума!

— Что, испугалась? — Воробышек все еще сидит в седле мотоцикла, но уже погасил фары и снял шлем. И пусть в ночных сумерках не видно его лица, я совершенно точно знаю, что он улыбается. И смеюсь сама.

— Немного. Но это не тот страх. Я не могу объяснить! Это было круто! Ты что, всегда так ездишь?

— Иногда.

— Но почему сегодня?! — изумляюсь. Даже в первый раз, когда мы только познакомились, и парнем руководила злость, поездка на спортбайке к клубу «Дэнс» и близко не была похоже на то удовольствие, которое я только что пережила.

— Сегодня мне захотелось, чтобы ты почувствовала то же, что чувствую я, когда остаюсь наедине с дорогой.

— У тебя получилось!

Я улыбаюсь, коса растрепалась, ноги после четырех часов танцев и стремительного проезда дрожат от напряжения… Мне хочется крикнуть, что я счастлива, но вместо этого я оглядываюсь, надеваю очки, и с интересом встречаю вдалеке россыпь огоньков.

Наверняка днем здесь очень красиво.

Я произношу это вслух, и Воробышек с готовностью подтверждает:

— Очень.

— Где мы, Вань?

— За городом. Там, — Иван поднимает руку, — лежит поселок Черехино, а чуть левее за ним река. Позади нас сосновый лес. Мы часто бывает здесь с ребятами — ночуем в палатках на берегу. Мне нравится этот холм.

Видимо, я затаиваю дыхание и задерживаюсь с ответом, потому что парень слезает с мотоцикла, подходит и встает рядом.

— Не бойся, Катя, я не собираюсь тебя здесь бросать, — обещает. — Просто захотелось приехать в место, очень похожее на то, которое я помню из детства.

— А я и не боюсь.

Мы переглядываемся и молчим. В дороге мы растеряли городские звуки, и когда все стихает, а глаза привыкают к темноте, я различаю силуэты деревьев и очертания поселка далеко внизу, осознаю простор вокруг нас. Слышу стрекот кузнечиков в траве и ощущаю свежесть легкого майского ветерка, овевающего лицо.

— Удивительно, — говорю. — Знаешь, Вань, оказывается, я соскучилась по настоящей тишине. Только в таком месте и можно понять, насколько суетлива наша жизнь. В ней столько шума. Это как радиочастотные помехи. Лишь поймав волну, можно понять гармонию чистого звучания.

Воробышек не отвечает, да мне и не нужен его ответ. С ним приятно разделить тишину и просто стоять рядом. Вдруг мелькает мысль, что я успела привыкнуть к нему, и он уже не кажется мне ни Клювом, ни самоуверенным позером.

— Что ты скажешь о Женькиных словах? — отзывается Воробышек. — Мне кажется сестра права. Мы действительно с тобой мало что знаем друг о друге. Может, в этом и есть наша причина?

Он недоговаривает: «Причина того, что ты не раскрываешься и танго не «звучит» так, как должен звучать танец», но я и так понимаю.

— А что бы ты хотел обо мне узнать? — спрашиваю в ответ. — Только не думай, пожалуйста, что моя жизнь полна тайн и загадок, и я скрываю от тебя что-то страшно интересное!

Смешок вырывается сам собой, и мне становится неловко. А еще непонятно, что со мной происходит? Взгляд находит взгляд Воробышка, блестящий в темноте, и не хочет отпускать. Я словно натягиваюсь в тишине в ожидании… разговора?

Ну, конечно. Придет же в голову! Было бы глупо здесь танцевать.

— Только отвечай честно, договорились? — Ванька и сам усмехается и сразу становится легче.

— Хорошо. Давай попробуем, — соглашаюсь.

— Итак, что ты любишь больше всего? Можешь рассказать, о чем угодно. Давно я не спрашивал девушку о подобной ерунде.

— Ну…

— О том, что ты любишь читать книги и следишь за научными открытиями, я и сам догадался. Так все же, Катя? Горький шоколад или бисквит?

Мы оба тихо смеемся, и я признаюсь:

— Если честно, и то и другое. А ты?

— Мясо. И только потом бисквит.

— Теперь моя очередь. Ты жаворонок или сова?

Воробышек отвечает не раздумывая.

— Сова. Я запросто могу не спать до утра. Особенно, если чем-то увлечен. Ночь для меня привлекательное время суток.

Хм. Достаточно откровенно. Возможно, Иван вовсе и не имел в виду ничего такого, что пришло мне на ум, но разочарование и грусть внезапно омрачают момент признания. И все же мы обещали быть честными.

— А ты? — добавляет он.

— Скорее жаворонок. Я была очень исполнительным и послушным ребенком и всегда к концу дня так уставала, что засыпала мгновенно, как только голова касалась подушки. Вот и сейчас я легко засыпаю и легко просыпаюсь. Так что ранее утро для меня — хорошее начало дня.

Ванька хмыкает:

— Представляю, как непросто тебе дались ночные рефераты. Кстати, у меня дома ты тоже уснула первой, — улыбается. — И? Признаешься, как тебя называют домашние?

А вот с этим сложнее. Я даже губы закусываю, не зная, как здесь и сейчас прозвучит мое детское прозвище. А вдруг оно покажется ему смешным?

— Ну же, Кать? Смелее, — улыбается парень шире. — Наверняка, Катюша или что-то в этом роде.

— Э-э, нет. Я скажу, но пообещай не смеяться.

Воробышек поднимает руку ладонью вверх, как скаут.

— Клянусь!

— Умка.

— Что? Умка? — искренне удивляется он.

— Ты обещал, — напоминаю я строго.

— Умка, — он снова произносит мое прозвище, словно пробует его на вкус. Смотрит как-то по-особенному внимательно. — А что, тебе подходит. Мне нравится! — расстегивает куртку, с шумом вдыхая ночной воздух. — А говорила, что у тебя нет тайн!

Увы, тайны есть у всех, и чаще всего они не очень приятные. Не хочу думать о своей!

— Твоя очередь, — спрашиваю. — Так как тебя зовут домашние, Вань? И, кстати, почему ты живешь один?

— Я живу не один, а с братом. Но он спортсмен и сейчас находится в тренировочном лагере. Так что мы временно отдыхаем друг от друга. А прозвище я тебе свое не скажу, Умка, — Воробышек склоняется к уху. — Не дождешься! Парню в таком признаваться нельзя!

Что? От изумления я поправляю очки. Он серьезно, что ли?!