Остров забвения Хилл Сьюзен
— Кирон. Мне только он пришел в голову, потому что ты не отвечала. Нужно ехать, машина ждет.
— Какая машина? Зачем?
— Саймон. Звонили из больницы. Мам, надо торопиться.
Кирон был не похож на ее мужа, Криса, в стольких отношениях, что она не могла и сосчитать, но в двух, и именно тех, которые имели для нее огромное значение, они были схожи. Крис был спокойным и невозмутимым. ИКирон тоже — может быть, даже в большей степени. Она заметила второе сходство по пути домой поздним вечером в тот день. Кирон не спрашивал ее, как она себя чувствует, не пытался давить улыбку при сложившейся ситуации, ни разу не сказал про Саймона: «По крайней мере, он…» Он сидел рядом с ней на заднем сиденье машины, держал ее за руку и не говорил ни слова, пока не заговаривала она. Они ехали быстро и без остановок, но им теперь не надо было гнать к Саймону на всех парах. Все уже случилось. Они приехали как раз к тому моменту, когда его на каталке вывозили из операционной обратно в палату. Вышедший прямо за ним врач, все еще в хирургическом костюме, жестом показал им следовать за собой в пустой холл. Они с Кироном встали, Кэт присела на единственный стул.
— Боюсь, я не мог ждать, пока вы сюда доедете. Время играло решающую роль — инфекция в его руке распространялась очень быстро, и, если бы я не добрался до нее, он бы мог умереть от сепсиса. Все было очень плохо.
— Так что вам пришлось ее ампутировать.
— У меня не было выбора. Иэто какое-то безумие, потому что я был совершенно уверен, что спас его руку. Это заняло много времени, но сработало. Все шло так, как я планировал, и выглядело лучше, чем я смел надеяться.
— А потом это.
— Риск сепсиса всегда существует, как бы осторожны мы ни были.
— Я постоянно говорю людям, что, когда дело касается инфекции, им безопаснее находиться вне больницы, чем внутри нее.
Хирург пожал плечами. Он выглядел измученным — серое лицо, темные круги под глазами. Было уже сильно за полночь.
— Вы можете пройти и быстро взглянуть на него, но, скорее всего, он не поймет, что вы пришли.
— Но с ним все будет в порядке? — Это был первый раз, когда заговорил Кирон.
— Да. Источник инфекции устранен, и мы накачали его самыми сильными антибиотиками, что у нас есть, мы их очень редко используем. Температура спала. Так что да, он будет в порядке. Не уверен, когда смогу выпустиь его из отдела интенсивной терапии, но не вижу причин, которые могли бы помешать ему вернуться домой через пару недель. Апотом начнется…
— Физиотерапия?
— Да, но больше подготовка к протезированию. Они хотят начать, как только станет безопасно. Янаправлю его в лучшее отделение, специализирующееся на этом. — Он выпрямился. — Завтра, — сказал он. — Ябез сил.
После ухода доктора они помолчали еще несколько минут. Впомещении операционной было тихо. Только отделение экстренной хирургии работало в такой час, и сейчас там никого не было. Вбольницах редко бывает так спокойно. Кирон протянул ей руку.
— Слушай, ты наверняка хочешь увидеть его, но только не сегодня. Он даже в себя не пришел. Япозвонил на работу и сказал, что завтра не приеду, но меня могут вызвать, если будет что-то срочное. Так что, думаю, стоит найти нам отель. Поедем туда, выпьем, съедим, надеюсь, хотя бы по сэндвичу и завтра утром первым делом вернемся сюда. И, — он положил руку ей на ладонь, — ничего такого. Два номера.
— Я не…
— Я знаю. Ятоже. Пошли, сегодня ты уже ничего не сможешь сделать, и тебе нужно поспать.
Сетевой отель оказался всего в миле от них. Там было чисто и удобно, у них были номера и работающий бар. Кэт, которая следовала за Кироном к столу, чувствовала, будто она плывет, а не идет по твердой земле. Она спрятала свои чувства по поводу Саймона в тайное место в голове, которое доктора обычно держат специально для таких случаев. Когда ты не в состоянии сразу разобраться с чем-то шокирующим и ужасным, ты быстро учишься пристраивать это куда-то. Но не хоронить. Так накопившиеся проблемы начинают гнить.
Кирон принес две большие порции виски и кувшин с водой. Поздний ужин был доступен до двух часов. Он заказал омлет.
— Все нормально?
Кэт покачала головой.
— Я в порядке. Ямогу с этим справиться. Но ты должен ответить на один вопрос, Кирон. Это самый важный вопрос после «будет ли он жить?».
— Я почти уверен, что знаю, что это за вопрос.
— Хорошо.
— Допустим, если Саймон полностью выздоровеет, но у него будет протез вместо руки, сможет ли он остаться в полиции?
Она отыскала взглядом его лицо, но ничего в нем не увидела.
— Конечно, сможет. Разумеется. Это даже не обсуждается, особенно когда речь об уголовном розыске. Он останется в полиции, если уж об этом зашел разговор, но в этом случае будет чуть больше оговорок и ограничений. Хотя в уголовном розыске — ничего такого.
— Правда?
— Это будет зависеть только от меня, когда свое слово скажут врачи, и, разумеется, если Саймон сам скажет мне, что хочет остаться. Он может не захотеть.
— О, конечно, он захочет. Что ему еще делать?
— Он рисует левой рукой?
— Нет, он правша. Но как бы хорош он ни был — а он хорош, — он не может заниматься только этим. Он коп. Это его сущность последние двадцать с лишним лет.
— Он по-прежнему останется копом.
Им принесли еду, и Кэт быстро съела свою порцию и выпила свой виски, пока у нее не закрылись глаза.
— Мне еще нужно разобраться с парой вещей. Ты иди спать. Мы можем позавтракать перед тем, как пойдем его проведать, а потом я должен буду вернуться в Лаффертон.
— Спасибо, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами, которых она не ожидала. — Яне справилась бы со всем этим без тебя.
— Конечно бы, справилась. Япросто рад, что тебе не пришлось.
Он протянул ей руку, и она сжала ее на несколько секунд, прежде чем собрать последние крупицы энергии, чтобы подняться в свой номер и лечь в постель.
Кирон допил виски и выпрямился на стуле, предавшись размышлениям о старшем суперинтенданте, который перенес психологическую, эмоциональную и тяжелейшую физическую травму и теперь будет вынужден встать на медленный, тяжелый путь выздоровления, к чему бы оно ни привело. Он был в курсе всех достоинств современных протезов и слышал о бионических руках, встраиваемых в организм таким образом, что они получают сигналы напрямую от мозга и справляются с задачами не хуже настоящих. Он знал, что Серрэйлер будет терпеть минимальные неудобства относительно работы. Он сможет пользоваться компьютером и водить машину, преуспевать в областях профессиональной деятельности, на которые все это не повлияет, — проводить допросы, изучать дела, встречаться с коллегами, инструктировать команду.
Но он знал, как ему и было положено, что Саймон не самый простой человек. Он был отличным детективом, но его тяготили личные проблемы, которые, вероятно, никогда не разрешатся. Инесмотря на то что раньше они никак не влияли на его работу, они могут вылезти наружу теперь, когда Саймон стал максимально беззащитен, и спровоцировать неприятности. Предсказать это было невозможно. Все, что он сейчас мог делать, — это смотреть, и ждать, и оказывать всю поддержку, на которую только был способен, а еще не рассчитывать ни на слишком многое, ни на слишком малое. Аеще он мог обратить внимание остальной команды в Лаффертоне на то, как важно делать то же самое.
Бар опустел. Кирон допил остатки виски, сильно разбавленного водой, и встал. Он надеялся, что Кэт удалось заснуть.
Кэт. Она была сильной, стойкой, толковой женщиной, заботливым врачом и любящей одинокой матерью. Но он достаточно рано осознал, что она была и очень уязвима, не только из-за своих детей, но и из-за своего брата. Она знала Саймона так же хорошо, как и всех, — наверное, лучше, чем он знал самого себя. Она сразу поймет, как на нем может отразиться травма, в том числе и не самым очевидным образом. Физически он справится. Но для его восстановления понадобится нечто гораздо большее, чем какая-то реабилитация и физиотерапия. Серрэйлеру будет нужна помощь ото всех, и прежде всего от Кэт, и она даст ему столько, сколько он попросит, и даже больше.
Но когда Кирон шел по лобби отеля к лифтам, его мучил другой вопрос: останется ли у нее после всего этого, после брата и детей, что-нибудь для кого-то другого?
Он проснулся в начале седьмого утра и не смог снова заснуть. Номер был достаточно комфортный, но в нем слишком сильно топили и нельзя было открыть окна. Он вышел. Улицы вокруг отеля выглядели так же уныло, как и любые другие улицы в районе, прилегающем к промзоне или шоссе. Кирон бы пошел на пробежку: от этого скучные места всегда казались менее скучными просто потому, что ты не успевал как следует их разглядеть. Но ему пришлось ограничиться быстрой ходьбой, потому что он не взял с собой спортивной одежды. Он сорок минут гулял среди офисных зданий из бетона и металла, крытых ангаров, оптовых складов и автомобильных парковок, которые уже начали потихоньку заполняться. Вмиле справа от себя Кирон заметил плоскую крышу больницы и повернул обратно.
Кэт все еще не встала, так что он заказал себе кофе и проверил телефон. Ни одного сообщения. Он подождал еще полчаса, почитал газету, а потом позвонил в участок. Его личный ассистент оказался на месте, но у него тоже ничего не было. Он как-то странно нервничал, как будто обязательно должен быть на работе и что-то делать — не важно что. Он позвонил дежурному офицеру.
— Докладывать не о чем, сэр. Пара дорожных происшествий в другом конце области, со всеми разобрались. Одно сообщение о проникновении со взломом, но — ложная тревога.
— Значит, ночь у нас была тихой.
— Похоже на то. Только одно сообщение, да и то, наверное, ерунда. Лаффертон. Кто-то разжег костер рядом со старыми складами у канала. Костер такой, что не стыдно и в Ночь Гая Фокса зажечь, — деревянные опилки, палки, обломившиеся ветки. Бумага. Вформе вигвама. На самой вершине лежала велосипедная шина, а потом еще все это залили лаком. Все переполошились именно из-за запаха, позвонили сразу несколько человек — по поводу него, а еще густого черного дыма. Пожарная бригада подоспела вовремя и разобралась с ним без проблем, но выглядело эффектно. Кто будет так заморачиваться?
— Какой-нибудь психопат. Никакого ущерба?
— Он даже к деревьям близко не подобрался.
— Если это самое страшное, что произошло ночью, то нам нечего жаловаться.
Когда он закончил разговор, зашла Кэт.
— Завтрак. Тебе нужно поесть, — сказал Кирон. Тревоги вчерашнего дня тенью легли на ее лицо.
— А мы можем сразу поехать в больницу?
Он уговорил ее взять кофе, но выпить его так и не заставил. Через четверть часа они уже были в палате Саймона.
Он сидел весь в капельницах и проводах, а вокруг монотонно пищали машины. Он был бледен, его лицо как будто похудело, и в данный момент он с жадностью пил из стакана-непроливайки через трубочку.
— Однорукий бандит, — поприветствовал он их. Не похоже было на шутку.
— Я оставлю вас двоих ненадолго, возьму кофе.
Но Саймон поднял руку.
— Я знаю, что ты пришел сказать. Давай я тебя послушаю. — Его голос звучал устало.
— И что же я должен сказать? Просвети меня.
Кэт посмотрела сначала на одного, потом на другого, как будто перед ней два мальчишки, которых поймали за дракой в то время, как они должны помогать друг другу.
— Сай…
— Все нормально. Просто пусть он выкладывает, а потом может уходить.
Отчасти это было из-за препаратов, отчасти за него говорила боль, но Кэт его знала, знала, каким он бывает гордым и злым. Изнала, что сейчас, скорее, чем когда бы то ни было, он предпочтет принять весь удар целиком и услышать худшее сразу.
Кирон вздохнул и шагнул поближе к постели. Он протянул руку и коснулся плеча Саймона одним пальцем, легко-легко.
— Послушай, — сказал он. — Тебя многое ждет впереди. Яне знаю и половины, и, как я полагаю, ты сам пока не знаешь. Но сколько бы это ни заняло времени, ты вернешься. Старший суперинтендант, на полной ставке. Как только тебя выпишут. Иэто не обсуждается, потому что ты слишком ценен, и никаких препятствий у тебя к этому нет. Ты меня понимаешь?
Саймон долго на него смотрел, но потом кивнул головой.
— Ну, больше тут сказать нечего. Сосредоточься на выздоровлении.
— Шеф. — Уголок его рта слегка дернулся.
Кирон кивнул и пошел искать кафетерий.
Кэт улыбнулась. Кирон досконально изучил ее брата. И это имело огромное значение, причем в нескольких отношениях.
Она села рядом с постелью.
— Это настоящая подстава, — сказала она, — просто жутко не повезло. Можно сделать все в лучшем виде, но риск инфекции всегда существует.
— Теперь как есть.
— Хочешь обсудить это со мной поподробнее или оставим это им? Лучше, наверное, так, ведь они эксперты.
— Ты не мой врач, ты моя сестра. Давай остановимся на этом.
— Хорошо. Без разговоров. Но ты знаешь…
— …что ты всегда рядом, если я передумаю? Да, я знаю. Спасибо. Ивсе-таки: я останусь здесь, или меня отправят домой… или что?
— Не знаю, но, скорее всего, тебя выпишут, как только врачи будут уверены, что инфекция под контролем. Утебя довольно мощные антибиотики, и нужно будет принимать их еще пару недель в виде таблеток. Так что, если хирург будет всем доволен, нет никакой надобности тебе занимать койку. Но тебя нельзя отправлять домой.
— Почему?
— Ты боец, Саймон, но тебя буквально перемололо. Сразу оставаться одному в квартире — не вариант. Лучше бы тебе приехать к нам. Яне хочу задерживать тебя даже на лишний час, но мне необходимо удостовериться, что с тобой все в порядке, прежде чем отпустить домой.
— Да, доктор.
Кэт испытала смесь облегчения и беспокойства. Она явно не ожидала, что Саймон мгновенно согласится на все, что она предложила.
— Скажи мне честно… как ты себя чувствуешь? Яимею в виду не боль или неудобства… все это, то есть… Сай, ты потерял руку. Не пытайся отмахиваться от того, как это на тебя влияет… на твое настроение, на твой характер, на ту естественную уверенность, которую ты раньше испытывал в собственном теле. Не нужно хранить все в себе.
Саймон уставился прямо перед собой, и Кэт ничего не могла прочесть на его лице. За дверью — обычный больничный шум. Ей понравились несколько лет интернатуры, когда она работала среди этого шума, но карьера в больнице ее не прельщала, и теперь она была уверена в своем решении больше, чем когда-либо. Пациенты появлялись и исчезали за несколько дней, иногда часов; очень редко возникал шанс с ними познакомиться, и никогда — проследить за их судьбой. Кэт любила работать с людьми. Ни хирургия, ни анестезиология не привлекали ее, во многом из-за недостатка живого общения с пациентами.
— Я не знаю, как буду справляться с этим, пока не пойму, что именно меня ждет, — сказал Саймон. — Ичто я смогу делать. Слава богу, это левая рука — вот все, что я могу сказать сейчас. Нальешь мне воды?
Когда Кэт отдала Саймону стакан, он посмотрел ей в глаза.
— Но все-таки одну вещь я тебе скажу.
Он не сводил с нее глаз и медленно пил. Кэт ждала, предчувствуя, что это будет что-то важное. Она не хотела подгонять брата и боялась смутить до такой степени, что он откажется говорить. Они часто беседовали, и иногда он говорил ей всякое, время от времени немного открывался, намекал на свои истинные чувства, но она никогда не забывала о том глубоко личном, внутреннем ядре, куда ей никогда не будет доступа. Она научилась уважать это.
Саймон передал Кэт пустой стакан и на секунду сжал ее руку.
— Ты должна выйти за шефа, — сказал он.
Один
В последний раз, когда Серрэйлер навещал остров, он спустился туда с неба в маленьком самолете. Вэтот раз он прибыл по морю, на рейсовом пароме, который привез его, еще пару пассажиров и ящики с провизией.
Остров Тарансуэй был похож на кротовью спину — коричневый и отливающий золотом на солнце. Он и забыл, какой маленькой была единственная деревня — скопление приземистых домиков из серого камня, глядящих на воду. За ними бледной линией проходила дорога, которая затем превращалась в шоссе, поднималась вверх и сворачивала за холм, где расположились несколько отдельных коттеджей и ферм. За исключением их, это были дикие, пустынные земли. Несколько зданий, приютившихся в песчаных заливах, использовались в качестве гостиниц для приезжих, но к концу сентября они пустели, и островитяне закрывались на очередную зимовку.
Он присел на палубу. Небо клубилось облаками, но в кои-то веки в воздухе был лишь легкий бриз, а не сильный ветер. Если вам нравится буйство грозовых вихрей и вы хотите, чтобы вас сбивало с ног от их мощи, Тарансуэй, как и все близлежащие острова, — как раз то, что нужно.
Когда слабое течение понесло их в бухту, у Саймона появилось странное чувство, будто он заново входит в свою старую жизнь, но теперь совершенно другим человеком. Прошло почти шесть лет, а ощущалось как шесть сотен. Он был молод. Здоров, крепок, невредим. Асейчас он уже не был так невредим, хотя с физическими последствиями того, что он лишился своей руки и пользовался протезом, справиться было гораздо проще, чем с психологическими. Потеря конечности не давала ему покоя. Саймону почти каждую ночь снилось, что рука — по-прежнему неотъемлемая его часть. Он чувствовал себя неполноценным, даже когда ощущал растущую силу и ловкость и привыкал к новым способам выполнения привычных действий.
Чайки сбились в шумную прожорливую стаю, преследующую лодку: она развернулась и стала медленно подходить к своему надежному причалу у набережной. Саймон поднялся, потянулся и посмотрел перед собой.
Высокий мужчина. Женщина чуть пониже. Ималенький мальчик. Они стояли вместе. Мужчины из лавок и пабов подойдут, чтобы начать разгрузку, как только «Брайт Ласс» пришвартуется и опустит трап, выпуская пассажиров. Саймону хотелось спрыгнуть на набережную. Ив то же время ему хотелось спрятаться под палубой, пока судно не будет готово отправиться обратно.
Дуглас заметил его. Кирсти махала рукой. Мальчик просто стоял, засунув руки в карманы шорт. Исмотрел.
Дуглас подошел первым, он взял сумку Саймона и похлопал его по спине. То, что произошло между ними в прошлом, действительно осталось в прошлом, и когда Кирсти заключила его в крепкие объятия, это ощущалось естественно, сердечно и прежде всего по-дружески и никак не напоминало о том, что случилось между ними несколько лет назад. И, казалось, ни малейшим образом не смутило Дуглас.
— Это Робби.
У маленького мальчика были волосы землистого цвета, серые, как тюленья шкура, глаза и волевой взгляд отца. Он протянул руку, и Саймон торжественно ее пожал, заметив, как заострилось внимание мальчика.
— Можно мне посмотреть вашу бионическую руку? — спросил он.
— Робби! Что я сказала тебе перед тем, как выйти из дома?
— Не спрашивать про бионическую руку, знаю, но мне слишком интересно.
— Я покажу. Только не сейчас.
— Почему не сейчас?
— Потому что мы с рукой очень устали после долгого путешествия на машине, двух поездах и пароме.
— Ладно. — Робби залез на заднее сиденье «Лэнд Ровера». — Тогда покажете мне ее завтра, когда ваша рука немножко отдохнет, хорошо? Обещаете?
— Обещаю.
Робби пристегнул ремень, удовлетворенно улыбаясь.
— Если ты не против заехать и выпить с нами чаю, я тебя потом подброшу, — сказал Дуглас, выворачивая свой старенький внедорожник на шоссе, которое круто поднималось наверх. — Или хочешь сначала закинуть свои вещи?
— Он хочет не это, он сначала хочет поехать к нам домой!
— Робби, следи за языком!
— Ну, на самом деле он прав. Мне бы этого хотелось.
Мальчик не сводил с него глаз. Он глядел на руку и кисть Саймона, покоящуюся на сиденье между ними.
— Как тебе кажется, изменилось что-то? — спросил Дуглас, показывая рукой на окружающий пейзаж.
— А за последнюю тысячу лет что-то изменилось?
— Ну да — тысячу лет назад людей здесь было больше, чем овец и участков для размежевания.
— Все точно так же, как и в последний раз, когда я был здесь.
— Ты еще не видел наш дом!
Но и дом тоже выглядел по-прежнему — по крайней мере, спереди: низкий, выкрашенный в кремовый цвет домик, окруженный полем и холмами. Раньше Дуглас жил в нем один. Но когда они вышли из машины, Саймон заметил пристройку с мансардой, притулившуюся у задней части дома, которая выходила к морю.
— В прошлом месяце мы ее наконец-то закончили. Ты знаешь, как тут все делается.
— Видите? Посмотрите, мистер Саймон, вон там наверху — МОЕ окно. ВМОЕЙ собственной комнате.
— Ничего себе, Робби, какой обзор! Ты можешь выслеживать контрабандистов и шпионов, а не только птиц и тюленей.
Серые глаза Робби округлились.
— Контрабандистов?
— Разумеется, тебе понадобится хороший бинокль.
— О, у меня есть!
— И телескоп тоже не помешает.
Мальчик нахмурился.
— По поводу него надо будет спросить. Но все равно это хороший план. Если хотите, можете быть моим помощником.
— Эх, Робби, если бы — но тебе нужен кто-то на постоянной основе, а мне придется возвращаться через пару недель. От меня большой пользы не будет.
— И все-таки, пока вы здесь. Мы могли бы…
— Ты мог бы пойти переобуться и помыть руки перед чаем, вот что ты мог бы сделать, Робби Бойд. Давай… марш! — Дуглас принялся затаскивать внутрь мешок гравия, который оставили рядом с домом.
— У тебя отличный парень, Кирсти.
Она улыбнулась.
— Ну да. Иеще один ожидается весной, но мы пока ему не сказали. Его нужно к этому подготовить, а то он привык тут командовать курятником, наш Робби.
Саймон прошел за ней в дом. Кирсти. Она не изменилась. Она была все той же высокой, дружелюбной и беззаботной молодой женщиной, с которой он встретился шесть лет назад, завел мимолетный роман и получил по челюсти от Дугласа за свои потуги. Ивсе-таки не той же. Она была матерью, женой, активным членом небольшого сообщества, в котором все рассчитывали друг на друга, особенно во время долгих тяжелых зим. Она больше не была такой легкомысленной и беззаботной, хотя ее открытость и непослушные волосы остались при ней.
Он не жалел, что тогда ему не удалось отбить ее у Дугласа. Круглогодичная жизнь на Тарансуэе была явно не для него, и ограниченный, замкнутый уклад острова свел бы его с ума. Он желал им всего самого лучшего и был рад, что они создали семью здесь: этому месту нужна была молодая кровь. Но в то же время Саймон им завидовал. Дом. Они всегда рядом друг с другом. Маленький Робби. Еще один ребенок на подходе. Спокойная, оседлая жизнь.
Он стянул ботинки, прежде чем зайти на новую шикарную кухню Кирсти; окна выходили на море, а от плиты исходило приятное тепло. Даже когда светило солнце, на Тарансуэе нужно было зажигать духовки и камины.
— Я буду сидеть рядом с вами, мистер Саймон.
— Да, господин Робби, так что следи за манерами, и никаких назойливых вопросов, а то отправишься в постель.
— А вы можете держать вилку вашей бионической рукой?
— Робби…
— Нет, все нормально, Кирсти. Да, могу — я могу делать фантастические вещи этой рукой, но через несколько месяцев мне привезут еще более фантастическую, и я смогу застегивать пуговицы и чесать за ухом.
Протез был настолько удобным, насколько это вообще возможно на данном этапе. Саймон прошел много часов физиотерапии, и его ждало еще больше, плюс уроки по использованию новой руки, которая являла собой практически произведение искусства. Через какое-то время он полностью привыкнет к ней, так ему сказали. Он почти не будет чувствовать ее и станет использовать так же инстинктивно, как и правую руку. Почти. Но ему сказали и кое-что другое.
— Дело не только в механизме работы ваших конечностей, — говорил Алекс, его физиотерапевт. — Идаже не в том, как вашему мозгу удается справляться со всеми различиями между вашей настоящей рукой и протезом, — а ему приходится это делать. Дело в ментальном восприятии. Впринятии.
— В позитивном мышлении?
— Речь скорее об отсутствии негативного мышления. Это придет, Саймон.
И он знал, что процесс уже начался. Сфизической точки зрения он начался хорошо. Психологическое испытание оказалось более серьезным, как Алекс и предсказывал. Он работал с достаточным количеством военных — без ног, без рук и с разными другими комбинациями.
— Тело готово. Сним работать гораздо проще, чем с мозгом, который чаще всего отказывается. Аэто уже не мой профиль.
Он более чем хотел заниматься с Алексом столько часов, сколько нужно. Он тренировался, заставлял себя и удивлялся собственному прогрессу. Но что касалось его ментального состояния, он отказывался от встреч с психологом, которого присылало полицейское управление, и от посещения группы реабилитации, хотя и понимал, что это неправильно.
Они ели жареную рыбу с сегодняшнего улова, картошку и горох с разросшегося огорода Кирсти. Свежие продукты на острове было сложно достать, только если ты не выращивал их сам, — а выращивать самому было непросто с учетом короткого лета, не особо благодатной почвы и более или менее непрекращающегося ветра с моря.
Робби совершенно затих после того, как они доели яблочный пирог, овсяные печенья и чеддер. Он слегка сполз на стуле и замер.
— Так, молодой человек, мне известны ваши уловки. Сиди спокойно и тебя никто не заметит, да? Еще десять минут. Саймон, не хочешь чашечку чая и глоточек чего-нибудь?
Через десять минут Кирсти пригрозила пальцем своему сыну. Без единого слова он вышел из-за стола и бросил последний восхищенный взгляд на руку Саймона.
— Знаешь что, Робби? Почему бы завтра после школы тебе не зайти ко мне, и тогда я покажу тебе ее как следует и расскажу, как эта штука работает? Ты должен увидеть, насколько она хороша.
Мальчик задумался, а потом вместо рукопожатия обнял Саймона, — прижавшись к нему всего на секунду, мягко, как кошка, — и быстро убежал спать.
Два
Ранним утром следующего дня, все еще помятый и несвежий после вчерашнего путешествия, Саймон отправился бродить по острову. Сначала он поднялся по однополосной дороге, ведущей на холм и доходящей приблизительно до его центра. Отсюда дорога снова спускалась вниз, и, поскольку с этой стороны Тарансуэя жило совсем немного людей, она была узкая и каменистая: никто за ней не ухаживал.
После нескольких миль монотонной утомительной ходьбы Саймон снова начал карабкаться вверх по скалам над неспокойным морем. Внизу ему открывалась длинная полоска песчаноо залива. Бакланы и моевки липли к каменистым склонам, время от времени взлетали, а потом опять ныряли в свои норы. Впереди было только море, которое с этой стороны никогда не было спокойным, никогда не стихало. Огромные волны накатывали одна на другую и оставляли одну длинную пенную линию на берегу. Он бы не смог услышать себя за ревом моря и галдежом птиц. Но здесь не с кем было разговаривать.
Он присел на каменный выступ и долго смотрел вдаль. Небо было молочным, воздух свежим, но не холодным. Идул ветер. Здесь всегда дул ветер.
Он был не уверен, самое ли это красивое место, где он бывал, — наверное, нет. Но сейчас оно было ближе всего его сердцу. Ему нравились одиночество, дикость, непрерывное движение облаков, и моря, и жесткой травы, взлеты и падения птиц. То, как все это поглощало, но при этом оставалось совершенно равнодушно к его присутствию.
Другая сторона острова была мягче: более защищенная, ближе к воде, хотя бакланы могли реветь и выть и там, и море было достаточно суровым, чтобы лодки оставались на причале по нескольку дней, и движение парома останавливалось.
Смог бы он жить здесь? Круглый год, когда по три месяца темно, а темно здесь значит черным-черно? Круглый год, когда из-за погоды можно застрять на острове на неделю или больше? Электронные коммуникации здесь настроили хорошо, так что с внешним миром можно было контактировать так же спокойно, как и на материке, но это означало только слова, сказанные или написанные, несущиеся туда и обратно по киберпространству, а не живое человеческое общение.
«И все-таки… — думал он, щурясь от солнца, которое только что поднялось, выглянуло из-за горизонта и сверкнуло на поверхности моря. Он увидел, как головы трех тюленей всплыли из-под воды совсем рядом с берегом, — и все-таки…»
Тюлени исчезли так внезапно, что он оглянулся посмотреть, чего те испугались, и разглядел фигуру, движущуюся вдоль пляжа рядом с кромкой воды. Это была женщина в рыбацких сапогах и длинном водонепроницаемом плаще землистого цвета; вокруг шеи у нее был намотан шарф, скрывающий большую часть волос. Она шла уверенно, широкими шагами, и глядела на песок. Через несколько мгновений она наклонилась, подняла что-то, рассмотрела и опустила себе в карман. Пройдя еще немного, сделала это снова.
Прочесывает пляж, значит. Исейчас, наверное, можно ожидать хорошего улова, ведь море ушло и оголило полоску камней и мусора. Отлив тут всегда происходит мгновенно. Женщина продолжала идти дальше. Она не видела Саймона. Он не двигался. Через какое-то время она скрылась из поля зрения за ближайшим выступом, и тюлени вынырнули снова.
Три
— Одна минута.
— Я готов.
Феликс прогромыхал вниз по лестнице. Серые шорты. Серый пиджак с небесно-голубым кантиком, обозначающим, что он из церковного хора. Без кепи. Скепи было покончено в первые дни Сэма в школе.
— Гобой?
Он бросил на своего отчима, Кирона Брайта, печальный, снисходительный взгляд. Если он и мог что-то забыть, то точно не свой гобой — инструмент, за который он взялся с таким энтузиазмом, что тот стал как будто продолжением его тела всего за несколько месяцев.
— Тогда вперед!
Маршрут Кирона до Бевхэма и полицейского управления не проходил через собор, но в первые же дни своего брака с Кэт он предложил ей отвозить Феликса на утреннюю репетицию.
— Это же так просто, — сказал он. — Таким образом я получаю Феликса в свое распоряжение каждое утро. Ипервым прихожу на работу. Итаким образом этого не надо делать тебе, и если даже мне немного не по пути, то уж тебе, если ты едешь в клинику, — тем более. Решено.
В этом был смысл, но для нее главная причина казалась не такой очевидной и практической. Муж хотел установить связь с ее младшим сыном, и, кажется, Феликса устраивала сложившаяся ситуация — впрочем, Феликса устраивало по большей части все. Он был уравновешенным ребенком, довольным жизнью, он принимал ее как есть, наслаждался тем, что она предлагала, и его редко что-то тревожило даже на мгновение.
Ханна, которая сейчас училась в школе сценического искусства, из беспокойного ребенка превратилась в талантливую молодую девушку и теперь разделяла легкую жизнерадостность Феликса. Сложным был Сэм, ее старший.
Она посмотрела, как машина свернула с дорожки и ее сын повернулся к Кирону, о чем-то оживленно тараторя, а потом тихо выругалась, вспомнив, что забыла напомнить им о своей вечерней репетиции в Хоре святого Михаила, первой в этом сезоне. Вспомнит ли Кирон, что они с Феликсом сегодня останутся ужинать одни?
Кирон вспомнил. Ее напоминание было бы излишним. Он был Мистер Организованность, Мистер Порядок, Мистер Рациональность.
А еще он был мужем, которого она не искала и не рассчитывала обрести после смерти Криса. Уних были некоторые общие черты, как она часто замечала, но организованность была не одной из них. Только в своем отделении Крис был таким. Но его верность и преданность работе были неизменны, и Кэт уважала это, как и тот факт, что работа занимала первое, второе и третье места в его жизни, отодвигая ее. По-другому она бы и не согласилась. Вто же время, думала она сейчас, поднимаясь наверх, чтобы накраситься и подготовиться к новому дню, она и сама часто ставила работу превыше всего, и это не всегда способствовало облегчению семейной жизни. Когда она была врачом общей практики — до установления новых порядков, когда с них сняли такие обязанности, как ночные смены и выезды по выходным, — она разрывалась между пациентами и детьми, и только тот факт, что Крис тоже был врачом, делал это приемлемым. Когда она стала медицинским директором в Имоджен Хаузе, лаффертонском хосписе, она тоже оказалась между молотом и наковальней, долгом и обязательствами.
Сейчас же Кэт снова работала врачом на полставки, партнера по общей практике у нее не было. Неужели все произошло наоборот? Теперь, когда двое ее детей большую часть времени проводят вне дома и муж может разделить с ней свободное время и домашние обязанности, не должна ли она уделять работе больше времени?
Но написание книги о паллиативной помощи в общей практике заполняло оставшиеся часы, и она планировала писать и дальше. Оба ее родителя работали в больницах, а еще читали лекции, участвовали в исследованиях и писали. Она шла по их стопам.
В отличие от Сая, подумала она, открыв тушь и вытащив щеточку. Нужно будет потом написать ему.
А еще ей нужно было связаться с Сэмом. ССэмом, который уехал в Ньюкасл, якобы чтобы помочь другу освоиться в университете, а скорее, как думала она, чтобы сбежать из дома и принять какие-то решения по поводу своего собственного будущего, — а еще, возможно, чтобы сбежать от своего отчима, хотя насчет этого она была не уверена. Кирон сказал, что между ними все было гладко, просто должно пройти время, чтобы все окончательно устаканилось. Сэм ничего не сказал.
На их свадьбе он был тихим, но вполне веселым. Там присутствовала только семья и несколько близких друзей, проходила свадьба в маленькой часовне Богоматери в соборе. Они с Кироном с самого начала решили, что ее никто не поведет под венец и что они выйдут к нему вместе, как равные. Ктому же ее отец с самого начала заявил, что не придет. Саймон еще не оправился после того, как оказался на пороге смерти из-за нападения, потерял левую руку и провел несколько недель в больнице. Он казался довольным, но немного отчужденным и по-прежнему несколько потерянным. Это был хороший день, и у Кэт не осталось сомнений по поводу повторного брака. Она была рада, когда все кончилось и они смогли спокойно погрузиться в повседневную жизнь, — после нескольких дней в Нью-Йорке, которые Кирон преподнес ей в качестве сюрприза.
Она завершила свой макияж, еще раз прошлась расческой по волосам и отправилась в отделение, отчетливо ощущая, что работа уже не вызывала в ней прежнего воодушевления. Все изменилось. Кризис общей практики оставил глубокую рану в душе всех тех, кто отдавался уходу за пациентами со всей страстью и преданностью, а пациенты, в свою очередь, утратили все иллюзии по поводу врачей и тех услуг, которые они преоставляют, и, следовательно, стали более требовательными и склонными к жалобам.
На своем сиденье она нашла листок бумаги.
«Выше нос. Это будет прекрасный день. Люблю. К.».
Он оставлял такие записки — не каждый день, чтобы она не могла к ним привыкнуть, а от случая к случаю: клейкая бумажка на зеркале или подушке, вырванный из блокнота лист в машине, как сегодня. Она опустила его в сумку, улыбаясь и выезжая на дорогу.
Войдя в отделение, Кэт увидела у стойки регистратуры знакомую фигуру. Миссис Коутс — восьмидесятидевятилетняя немощная старушка, страдающая от артрита, полимиалгии и плохого зрения и совсем недавно перенесшая пневмонию. Она жила одна и была упряма, но, как казалось Кэт, имела достаточно сил, чтобы справляться с жизненными неурядицами самостоятельно.
— Я понимаю, — говорила она Анджеле, одной из секретарш. — Язнаю, как вы все заняты. Яэто знаю.
— Так вот, я могу предложить вам встречу с мистером Сандерсом в понедельник в два тридцать. Вам это подойдет?
Кэт не хотела вмешиваться и подставлять Анджелу, но, когда попыталась проскользнуть мимо, миссис Коутс обернулась.
— О, доктор Дирбон, я понимаю, как тут у вас все устроено, но я пыталась встретиться с вами, а вы всегда так заняты, никогда нет окон на прием. Атак тяжело каждый раз встречаться с новым доктором и заново ему все объяснять, хотя я понимаю, что все врачи здесь очень хорошие.
Читать бесплатно другие книги:
