Поворот ключа Уэйр Рут

— И все-таки?

Он нерешительно пожевал губу и выпалил, наконец решившись:

— Ну и черт с ними! Я считаю, что Сандра с Биллом не должны были ставить тебя в такое положение. Это несправедливо по отношению к тебе, да и к детям.

Ого! Мне стало неловко.

— Я знала, на что подписываюсь, — помолчав, сказала я.

— Ой ли? — Джек присел рядом со мной, диванная подушка скрипнула. — Чует мое сердце, они не рассказали тебе всю правду про девчонку.

— Мэдди?

Он кивнул.

— Ты прав. Тем не менее я профессиональная няня. Мне приходилось ухаживать за разными детьми.

— Вот как!

— Пусть я не сталкивалась с такими, как Мэдди, она всего лишь ребенок, Джек. Нам надо притереться. Сегодня все прошло хорошо.

Ага, просто замечательно! Она постаралась добиться моего увольнения, заманив в гребаный ядовитый сад и пожаловавшись матери.

— Джек, а могло… мог это устроить кто-то из детей? Они играли с планшетом… могли ли они случайно… не знаю… перепрограммировать…

Или не случайно, подумала я.

— Вряд ли, — покачал головой Джек. — Была бы запись о входе. Кроме того, включилось все освещение и все динамики. Ни у кого из пользователей планшета нет такого доступа. Нужен пароль администратора.

— То есть для этого надо быть Биллом или Сандрой? Ты это хочешь сказать? — Мысль показалась мне странной, и на моем лице отразилось глубокое сомнение. — А девочки не могли узнать код?

— Не исключено, только они даже не входят в число пользователей. Смотри.

Он включил меню приложения. Я, он, Джин и гость. Все.

— То есть, — задумчиво сказала я, — чтобы получить права администратора, тебе нужен не только код Сандры, но и ее телефон?

— Ага. — Он достал свой телефон. — Видишь, я единственный пользователь этого устройства.

— А чтобы добавить пользователей…

— Верно, нужен особый код. Сандра ведь давала тебе, когда ты приехала?

Я кивнула.

— И код может создать…

— Вот именно, только администратор.

Я окончательно запуталась. Получается, это сделали Билл или Сандра? Теоретически вполне возможно. Как я поняла, с помощью приложения можно управлять умным домом отовсюду, где есть доступ к Интернету, — проверить кабельное телевидение, уехав на выходные в Вербье, включить свет на первом этаже, находясь на третьем, уменьшить мощность отопления, стоя в пробке в Инвернессе. Вот только зачем?

Я помнила, что сказал Джек, когда я шла укладывать девочек, и схватилась за соломинку.

— А что показала проверка на вирусы?

— Ничего. Планшет чист.

— Хреново.

Я провела рукой по волосам. Джек положил руку мне на плечо. Между нами пробежал электрический разряд, и волоски у меня на руке встали дыбом. Я вздрогнула.

— Извини, ты устала и замерзла, а я тут разболтался, — грустно улыбнулся Джек. — Иди спать.

Он неправильно истолковал мою реакцию. На самом деле мне больше не хотелось спать. Чего мне по-настоящему хотелось — это выпить с ним, желательно чего-нибудь покрепче. Обычно я пила только вино, но в тот момент мне почему-то вспомнилась бутылка скотча в кухонном буфете. И все же я понимала, что вечеринка с коктейлями может привести к глупым последствиям, о которых я потом пожалею.

— Хороший совет, — сказала я наконец. — Спасибо, Джек.

Мы одновременно встали. Джек потянулся до хруста в суставах, и я заметила между рубашкой и брюками узкую полоску подтянутого живота.

И тут… неожиданно для себя я сделала такое, чего сама не ожидала: встала на цыпочки, взяла его за плечи и поцеловала в щеку. Я почувствовала губами жесткую щетину и исходящее от него тепло, и меня вдруг пронзило острое желание.

Когда я отступила назад, лицо Джека выражало неподдельное изумление. Я подумала, что совершила ужасную ошибку, и чуть не потеряла сознание от страха. А Джек… широко улыбнулся и поцеловал меня в ответ, осторожно прикоснувшись теплыми губами к щеке.

— Доброй ночи, Роуэн. Ты больше не будешь плакать? Не хочешь, чтобы я… остался?

Пауза перед последним словом длилась бесконечно.

— Нет.

Он вышел через черный ход, и я закрыла за ним дверь. Ключ я положила на место и постояла, глядя на удаляющийся силуэт парня. Джек взбежал по лестнице, повернулся и помахал рукой. Не зная, видит ли он меня в темноте, я все же помахала в ответ.

Дверь за ним закрылась, внешний свет погас, и двор погрузился в чернильную темноту. А я все стояла, дрожа и борясь с желанием потрогать пальцем щеку, к которой прикоснулись губы Джека.

Я понятия не имела, что он имел в виду, предлагая остаться. На что надеялся, чего ожидал. Знала только, чего хотелось мне. И была очень близка к тому, чтобы сказать «да».

Я знаю, о чем вы думаете, мистер Рэксем. Мои признания не помогут делу. Так считал и мистер Гейтс. Все мы понимаем, к чему это ведет, не так ли?

К тому, что дождливым летним вечером я выскальзываю из дома с радионяней в руке, бегу через двор и поднимаюсь по лестнице в квартиру над конюшней.

И к детскому телу, лежащему… но нет. Я не могу об этом думать, иначе расплачусь. А здесь это означает конец. Я никогда не знала, что существует столько способов бороться с невыносимой болью, а здесь я видела все. Женщин, которые расцарапывают себе кожу и вырывают волосы. Тех, что нюхают, колются и курят, прокладывая себе дорогу к забвению. Тех, что спят сутками напролет, не вставая с постели даже для того, чтобы поесть, пока не превратятся в бесформенный мешок с костями.

Но я должна быть с вами откровенной. Этого никак не мог понять мистер Гейтс. Я с самого начала играла чужую роль. Идеальной няни Роуэн в застегнутых на все пуговицы кофточках, с вечно приклеенной к лицу улыбкой и безукоризненными рекомендациями никогда не существовало. За подчеркнутой опрятностью и бодрым жизнелюбием скрывалась другая девушка — которая курит, пьет спиртное и может употребить крепкое словцо, чья рука порой так и чешется шлепнуть ребенка. Я старалась скрывать свою истинную сущность — аккуратно складывала футболки, когда хотелось швырнуть их на пол, улыбалась и кивала, мечтая послать Элинкортов ко всем чертям. Когда меня водили на допросы, мистер Гейтс хотел, чтобы я продолжала скрывать свое настоящее «я». И куда привело меня притворство? В тюрьму.

Я должна говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Если я расскажу только о хорошем, то вновь наступлю на те же самые грабли. Меня привела в тюрьму ложь. И я верю, что вытащить меня отсюда может только правда.

Проснувшись на следующее утро, я начисто забыла, что девочкам надо в школу. Когда зазвонил будильник, полежала немного, прислушиваясь, поднялись ли дети. Тишина. Я нажала отбой и вновь провалилась в сон. Через десять минут сигнал повторился. На этот раз мне послышалось внизу какое-то движение. Я полежала еще минут десять, собираясь с духом, спустила ноги с кровати и кое-как встала. От недосыпа кружилась голова.

Спустившись в кухню, я обнаружила там не Мэдди с Элли, а миссис Маккензи, поднявшую голову от раковины и бросившую на меня неодобрительный взгляд.

— А детишки еще не встали? — спросила она, не успела я войти.

Я потерла заспанные глаза. Сейчас бы чашку кофе!

— Нет, у нас… — Что сказать? У меня не было ни настроения, ни сил рассказывать о наших злоключениях. — У нас была беспокойная ночь, пусть поспят подольше.

— А ничего, что сегодня понедельник, и уже двадцать пять минут восьмого, а в четверть девятого они должны быть в машине — умытые и одетые?

Зачем в машине?.. И тут меня как током ударило. Черт!

— Господи, сегодня же понедельник!

— Вот именно.

— Я никуда не пойду.

Мэдди лежала на кровати лицом вниз, зажав уши руками. Меня охватило отчаяние. Я волновалась даже не о том, как объяснить Сандре, почему дети не пошли в школу. Мне нужен был перерыв. Проспав от силы три часа, я могла кое-как справиться с полуторагодовалым ребенком, но если к этому добавить двоих детей младшего школьного возраста, да еще таких упрямых и несговорчивых, как Мэдди…

— Пойдешь, я сказала!

— Нет, не пойду. Не заставишь!

Я знала, что она права.

— Если ты быстро оденешься, еще останется время поесть шоколадных хлопьев.

Боже, как низко я пала! При малейшем препятствии подкупаю их едой из списка запрещенных продуктов! Однако с Элли номер прошел. Она самостоятельно оделась (правда, не умылась и не почистила зубы) и уже ела хлопья на кухне в компании Джин.

— Терпеть не могу шоколадные хлопья. Они для маленьких.

— Тебе в самый раз, ты и ведешь себя как маленькая! — гаркнула я, тут же пожалев о своей резкости: Мэдди засмеялась.

Я приказала себе не заводиться. Спокойствие. Стоит ей понять, что я нервничаю, и она одержит победу.

Я хотела посчитать до десяти, но вспомнила жалкое «один с половиной» пару дней назад, и передумала.

— Мэдди, мне надоело. Если ты не оденешься сию минуту, я отправлю тебя в школу в пижаме.

Не дождавшись ответа, я вздохнула.

— Ладно, хочешь вести себя как ребенок — заслуживаешь соответствующего обращения. Одену тебя сама.

Я взяла одежду и медленно подошла к девочке, надеясь, что она встанет и начнет одеваться. Не тут-то было. Мэдди лежала на кровати, неподвижная, точно тряпичная кукла, только в сто раз тяжелее. Когда я наклонилась, чтобы ее одеть, моя спина протестующе скрипнула. Мне пришлось попотеть. Тяжело дыша, я отошла назад и посмотрела на дело своих рук. Юбка перекошена, волосы растрепаны, и все-таки — одета. Пользуясь пассивностью девочки, я натянула на ноги носки, а сверху туфли.

— Вот и все, — сказала я, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком триумфально. — Готово. Молодец, Мэдди. Я спускаюсь завтракать. Если хочешь, приходи. Нет — встретимся через пятнадцать минут в машине.

— Я не почистила зубы, — деревянным голосом сказала она.

Я фыркнула и чуть было не сказала, что мне плевать.

Я прошла в ванную, выдавила на щетку немного пасты и вернулась в комнату, чтобы вручить Мэдди. Она сидела на кровати, такая же безучастная.

— А ты можешь мне почистить? — попросила она почти нормальным голосом, не таким, как несколько минут назад.

Я задумалась. По-моему, восьмилетние дети должны чистить зубы сами. Что там говорится в папке?

— Ну ладно, — согласилась я, чтобы не нагнетать обстановку.

Она открыла рот, как послушная маленькая птичка, и я засунула в него щетку. Не прошло и нескольких секунд, как она отвернулась от щетки и выплюнула мне в лицо комок мятной слюны, который медленно сполз по щеке и плюхнулся на блузку.

Не в силах вымолвить ни слова, я целую минуту переваривала происшедшее, а потом, не думая, занесла руку, чтобы залепить ей пощечину.

Девочка моргнула, и мне нечеловеческим усилием воли удалось остановить руку в десяти сантиметрах от ее лица. Сердце в груди яростно колотилось.

Наши глаза встретились, и она захохотала — злым, безрадостным, хриплым смехом, от которого так и тянуло задать ей хорошую трепку. В крови бушевал адреналин, и в то же время я понимала, что чуть не сорвалась, вплотную приблизившись к тому, чтобы стереть подлую улыбку с ее недетского личика. Будь она моим ребенком, я бы не сдержалась — такая меня охватила ненависть.

И все же я остановилась. Вдруг на меня в этот момент смотрит Сандра? Я молча поднялась и на трясущихся ногах прошла в ванную, так и сжимая в руке щетку. Умылась, прополоскала рот и вытерла пятно на груди. Затем включила воду и долго стояла, вцепившись обеими руками в ободок умывальника, трясясь от сдерживаемых рыданий.

— Роуэн! — крикнула снизу Джин Маккензи. — Джек Грант ждет вас в машине!

— Идем!

Я еще раз умылась, вытерла глаза и вернулась в комнату.

— Пора ехать, Мэдди, — как можно более ровным голосом сказала я. — Джек уже в машине.

Она спокойно встала, взяла школьный рюкзак и направилась к лестнице.

— А можно я съем банан в машине? — непринужденно спросила девочка через плечо.

— Да, — как ни в чем не бывало ответила я, сама удивившись своему спокойствию, и тут же подумала: надо что-то сказать, нельзя спускать это ей с рук. — Кстати, плевать в людей — отвратительная привычка.

— Что? — Мэдди повернулась ко мне с выражением оскорбленной невинности. — Я всего лишь чихнула. В носу зачесалось.

Она вприпрыжку спустилась по лестнице и выбежала к машине, точно все события последних двадцати минут были плодом моего разгулявшегося воображения.

Устроив Петру в детском автокресле и пристегиваясь на переднем сиденье рядом с Джеком, я задумалась, кто же победил в нашей схватке. И вдруг меня как молнией ударило. Почему? Как вышло, что вместо заботы, помощи и ласки я веду с этой несчастной девочкой беспощадную войну? Независимо от исхода, я не победила. Позволив Мэдди вовлечь меня в противостояние, я уже проиграла. К счастью, я ее не ударила. А значит, одержала победу над своими худшими инстинктами.

Захлопнув школьную калитку, я испытала такое облегчение, что чуть не подкосились ноги. Я прижалась спиной к металлической ограде и закрыла лицо руками. Господи, получилось! Девочки в школе, меня ждет пять часов относительного покоя. Петра — сущий ангелочек по сравнению с Мэдди, которая мстит мне неизвестно за что, и Элли, заглядывающей сестре в рот. Собравшись с силами, я оторвалась от ограды, завернула за угол и подошла к машине, где ждали меня Джек с Петрой.

— Операция прошла успешно? — спросил он.

Я села рядом с ним, чувствуя, что мои губы помимо воли растягиваются в довольную улыбку.

— Да, на несколько часов они под надежной охраной.

— Вот видишь, ты отлично справляешься, — подбодрил меня Джек, нажимая на газ.

Мы выехали на дорогу. Я уже начала привыкать к тому, что двигатель работает практически беззвучно.

— Ох, не знаю, — с горечью отозвалась я. — Если честно, с Мэдди пришлось нелегко. Ну ничего. Главное, что я пережила сегодняшнее утро.

— Куда теперь? — деловито спросил Джек, когда мы отъехали от школы. — Если тебя ждут неотложные дела, можем вернуться прямо домой, а хочешь — выпьем кофе и пройдемся чуток, посмотришь Карнбридж.

— С удовольствием, — обрадовалась я. — Я ничего здесь не видела, кроме Хетербро, а Карнбридж кажется приятным городишком.

— Ага, он славный. Я покажу тебе свою любимую кофейню, «Волшебный горшочек». Она в другом конце городка, только там нет места для парковки. Оставим машину возле церкви и прогуляемся пешком.

Десять минут спустя я усадила Петру в коляску, и мы зашагали по главной улице Карнбриджа. Джек показывал мне магазины и кивал изредка попадавшимся встречным прохожим. Городок и впрямь был чрезвычайно милым и кукольно-маленьким. По дороге я заметила парочку закрытых магазинов — мясную лавку и что-то вроде книжного или канцтоваров.

— Да, — кивнул Джек, проследив за моим взглядом, — народу в округе хватает, и все же мелкие торговцы разоряются. С туристическими магазинами порядок, а продуктовые не выдерживают конкуренции с супермаркетами.

Кофейня оказалась милым викторианским местечком. Когда Джек открыл дверь, чтобы я могла вкатить коляску, над дверью зазвенел медный колокольчик. Из-за прилавка нам навстречу вышла симпатичная старушка с добрым лицом.

— Джеки Грант! Давненько ты к нам не заглядывал! Как дела?

— Хорошо, миссис Эндрюс, а вы как поживаете?

— Спасибо, не жалуюсь. Да ты с подружкой!

Она бросила на меня лукавый взгляд, словно хотела что-то сказать, но сдержалась. Вероятно, это всего лишь старомодное провинциальное любопытство. Я чуть не закатила глаза. Не пятидесятые годы, в конце концов. В наше время люди могут выпить чашку чаю, не вызывая пересудов, даже в таком маленьком городке, как Карнбридж.

— Это Роуэн, — представил меня Джек. — Роуэн, это миссис Эндрюс, она здесь всем заправляет. Роуэн — новая няня в Хетербро, миссис Эндрюс.

— Вот оно что, — добродушно улыбнулась женщина. — Джин Маккензи говорила, да у меня вылетело из головы. Приятно познакомиться. Надеюсь, ты пробудешь здесь дольше, чем остальные.

— Слышала, что они долго не продержались, — заметила я.

— Да уж, — рассмеялась миссис Эндрюс. — А ты, похоже, не робкого десятка.

Вытаскивая Петру из коляски и усаживая в высокий стульчик, принесенный Джеком, я задумалась над ее словами. Еще несколько дней назад я бы с ней согласилась, однако сейчас, вспоминая скрип половиц и шаги наверху, была уже не так уверена в себе.

— Джек, — отважилась спросить я, когда хозяйка удалилась выполнять наш заказ, — а ты знаешь, что находится над моей спальней?

— Над твоей? — озадаченно переспросил он. — Нет. Разве там есть еще один этаж? Ты имеешь в виду кладовку или полноценный чердак?

— Не знаю, я туда не ходила. Дело в том, что у меня в комнате есть запертая дверь, которая, скорее всего, ведет туда, и… — Я тяжело сглотнула, подбирая слова. — Я подумала… в общем, пару ночей назад оттуда раздавались странные звуки.

— Крысы? — приподнял бровь Джек, и я пожала плечами, боясь сказать правду.

— Не знаю. Возможно. Хотя нет… как будто… что-то большое.

Я не решилась сказать «человек».

— Крысы могут устроить дикий тарарам! Знаешь, у меня где-то валяется связка ключей, хочешь, я попробую туда проникнуть? Например, сегодня после обеда.

— Спасибо, очень мило с твоей стороны.

Когда я поделилась своими страхами, мне стало чуть легче. Правда, я чувствовала себя немного глупо. В конце концов, что там можно обнаружить, кроме пыли и старой мебели? И все-таки надо посмотреть. Вдруг найдется какое-то простое объяснение? Открытое окно, кресло-качалка, поскрипывающее от сквозняка, лампа, качающаяся на ветру…

Тут подоспела миссис Эндрюс с нашим кофе — настоящим капучино, приготовленным руками человека, а не чертовым приложением. Я поднесла чашку к губам и с наслаждением отпила большой глоток обжигающей ароматной жидкости. По телу разлилось блаженное тепло, и ко мне впервые за последние дни вернулась уверенность в себе.

— Спасибо, восхитительный кофе, — сказала я хозяйке, и та расплылась в довольной улыбке.

— На здоровье. Наверное, он не идет ни в какое сравнение с кофе из новомодной машины Элинкортов, но я старалась.

— Ваш гораздо лучше, — засмеялась я и добавила: — Если честно, их кофемашина для меня слишком навороченная, и я до сих пор не освоила управление.

Как приятно иметь дело с живым человеком!

— Джин говорит, у них весь дом такой, да? По ее словам, она рискует жизнью каждый раз, как включает свет.

Мы с Джеком весело переглянулись.

— Сказать по чести, мне не нравится, что они сделали с домом, однако хорошо, что его в конце концов купили, — заметила миссис Эндрюс, вытерев руки о фартук. — Мало кто в округе решил- ся бы. Дурная слава!

— Вы о чем? — удивилась я.

— Ох, не слушайте старую сплетницу. И все-таки этот дом какой-то странный. Он унес жизнь не одного ребенка. Во всяком случае, докторская дочка — не первая.

— Что вы имеете в виду? — Стараясь заглушить тревожное чувство, я сделала еще глоток кофе.

— Еще в бытность Струан-Хаусом… — Миссис Эндрюс понизила голос. — Струан — старинный благородный род, и не совсем… Говорят, у них было не все в порядке с головой. Один убил жену и ребенка — утопил в ванне, а другой вернулся с войны и застрелился собственным ружьем.

О господи! Перед моими глазами встала роскошная хозяйская ванная в Хетербро с марокканской плиткой. Ванна, может, и другая, но трагедия, несомненно, произошла в той самой комнате.

— Я слышала… об отравлении, — неловко произнесла я.

— Да то уж потом, с доктором Грантом. Он поселился там в пятидесятых, когда последний из семейства Струан уехал за границу. Говорят, он отравил свою дочку. Кто-то считает, случайно, другие…

Миссис Эндрюс отвлекло появление новой посетительницы, о котором возвестил звон колокольчика. Она расправила фартук и с улыбкой повернулась к двери.

— Вот я разболталась! Не обращай внимания на глупые сплетни… Здравствуй, Кэролайн! Что тебе приготовить?

Я задумчиво посмотрела вслед хозяйке. Интересно, что хотела сказать миссис Эндрюс дальше? Да какая разница, что мне глупые суеверия! Любой старинный дом пережил свою долю смертей и несчастий, и то, что в Хетербро умер ребенок, ничего не значит.

Я повязала Петре слюнявчик и достала рисовые крекеры, а в ушах звучали слова Элли: Докторская дочка — не первая.

Вернувшись к машине, мы пустились в обратный путь. Дорога петляла между старых торфяников по сосновому лесу, порой между ветвями проглядывало солнце. Петра задремала, Джек показывал мне местные достопримечательности: руины замка, старую крепость. Вдалеке вырисовывались очертания гор, и я старалась запомнить вершины, которые называл Джек.

— Ты любишь прогулки по горам? — спросил Джек, когда мы остановились на перекрестке, чтобы пропустить грузовик.

— Не знаю, — задумалась я. — Дело в том, что я никогда не пробовала. Просто гулять пешком — люблю. А что?

— Ничего, просто…

Мой спутник почему-то смутился, у него даже щеки покраснели.

— Я подумал… ну когда Сандра с Биллом вернутся, у тебя будут выходные, мы бы могли… я показал бы тебе гору Монро. Если хочешь.

— Я… очень хотела бы, — ответила я и тоже залилась румянцем. — Если не буду в тягость. Наверное, для этого нужна специальная одежда и обувь.

— Да, без крепких ботинок и дождевика не обойтись. Погода в горах меняется быстро. Но я…

Телефон Джека коротко пискнул, Джек бросил взгляд на экран и нахмурился.

— Извини, Роуэн, пришло сообщение от Билла. Будь добра, прочти. Я не люблю читать за рулем, а Билл пишет только в экстренных случаях.

Не разблокировав телефон, я смогла увидеть сообщение только в режиме предварительного просмотра, однако смысл был понятен.

Джек, мне к сегодняшнему вечеру нужны бумажные копии документов по Пембертону. Бросай все и привези их, пожалуйста.

— Черт, — сказал Джек и виновато глянул в зеркало заднего вида на спящую Петру. — Извини, я нечаянно. Просто поездка займет весь сегодняшний день и вечер, да и большую часть завтрашнего, а у меня были планы.

Я не стала спрашивать какие. Возникло неясное беспокойство — не то чтобы сожаление или страх, просто стало как-то неуютно при мысли, что я останусь наедине с детьми на целые сутки — пока Джек съездит к Биллу, отдохнет и вернется. А еще это означало, что мы не сможем проверить чердак.

Джек уехал, как только мы вернулись, и хотя я с благодарностью приняла его предложение захватить с собой собак, чтобы избавить меня от лишних хлопот с кормлением и прогулками, в доме стало непривычно тихо. Накормив и уложив Петру, я посидела в необъятной кухне, барабаня пальцами по бетонной столешнице и глядя на плывущие за стеклом облака. Вид действительно был сногсшибательный, и сейчас, при свете дня, я поняла, почему хозяева располосовали дом на две части, пожертвовав викторианской архитектурой.

Тем не менее он оставлял странное чувство уязвимости — скромный классический фасад и выставленные напоказ обнаженные внутренности с тыльной стороны дома. Словно человек, у которого с виду все в порядке, а когда он снимает рубашку, ты видишь кровоточащие раны. Еще это навевало мысли о раздвоении личности — точно дом изо всех сил пытается оставаться самим собой, а Сандра с Биллом беспощадно тянут его в другую сторону, отрубая конечности, проводя операции на открытом сердце, ломая старые почтенные кости, норовя насильно превратить его в нечто модное, стильное и блистательное, в то время как он предпочел бы оставаться скромным и достойным.

Призракам это не понравится… — вновь услышала я тихий голос Мэдди и покачала головой. Какая чушь — призраки! Всего лишь местные легенды, сплетни и печальный старик, коротавший здесь свои дни после кончины собственного ребенка.

От нечего делать я открыла телефон и загуглила «Хетербро-Хаус, смерть ребенка, ядовитый сад».

Большая часть результатов не относилась к делу, но в конце концов я наткнулась на блог какого-то местного любителя истории.

СТРУАН — поместье Струан-Хаус (в настоящее время переименовано в Хетербро) в окрестностях городка Карнбридж, Шотландия, представляет собой любопытную местную достопримечательность. Здесь сохранился один из немногих ядовитых садов на территории Соединенного Королевства (второй известный пример — ядовитый сад в замке Алник, Нортамберленд). Заложен в пятидесятых годах прошлого века аналитическим химиком Кенвиком Грантом. Считается, что в саду произрастают редчайшие и наиболее ядовитые образцы культурных растений, преимущественно разновидности, характерные для Шотландии. К несчастью, сад оказался заброшенным после смерти юной дочери Гранта, Илспет, которая скончалась в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, в возрасте одиннадцати лет. Согласно местной легенде, девочка случайно употребила в пищу плоды ядовитого растения. После смерти дочери доктор Грант закрыл сад для посещений исследователей и широкой публики, а после его кончины в две тысячи девятом году дом был продан частному покупателю. Новые владельцы переименовали Струан в Хетербро-Хаус и, по слухам, подвергли обширной реконструкции. Неизвестно, что осталось от ядовитого сада, однако хочется верить, что нынешние владельцы понимают историческую и научную ценность этой страницы шотландской истории и относятся к наследию доктора Гранта с подобающим уважением.

Фотографий на сайте не было. Я вернулась к поиску и загуглила «доктор Кенвик Грант». Поскольку имя редкое, результатов оказалось мало. На большинстве снимков был один и тот же человек. На первом черно-белом фото я увидела мужчину лет сорока с аккуратной козлиной бородкой, в очках с металлической оправой, стоящего перед кованой калиткой, похожей на ту, что открыла Элли. Он смотрел в камеру с серьезным и спокойным выражением, и все-таки в его позе читалась гордость.

Следующий снимок представлял собой разительный и печальный контраст с первым. Опять в монохроме, тот же человек, но здесь доктору Гранту могло быть за пятьдесят. На его лице застыла искаженная маска эмоций — печаль, страх, гнев или все вместе. Он бежал к невидимому фотографу, протягивая руку, чтобы оттолкнуть камеру или спрятать лицо. Рот над козлиной бородкой искривился в болезненной гримасе, заставившей меня содрогнуться, несмотря на маленький экран и не очень хорошее качество фото.

Последняя фотография, в цвете, сделанная через прутья металлической ограды, изображала скрюченного старика в защитном комбинезоне и широкополой шляпе, надвинутой на лицо. До истощения худой, сгорбленный старик в очках с толстыми запотевшими стеклами опирался на палку, а вторую руку сжимал в костлявый кулак, как бы угрожая зрителю.

Я отложила телефон, и меня охватила невыносимая грусть — по доктору Гранту и его дочери, по дому, где все это случилось.

Не в силах сидеть наедине со скорбными мыслями, я встала, положила в карман радионяню, схватила из ящика буфета моток упаковочной веревки, вышла через черный ход и направилась по тропинке, что показали мне девочки на прогулке.

Утреннее солнце скрылось за тучами, и к тому времени как я дошла до мощеной дорожки, ведущей к ядовитому саду, я изрядно продрогла. Подумать только, июнь месяц — в Лондоне я бы обливалась потом в короткой юбке и майке без рукавов, кляня дышащий на ладан кондиционер в «Малышатах», а здесь, на севере, почти на полпути к полярному кругу, пожалела, что не взяла пальто. Радионяня молчала. Я подошла к калитке и с трудом просунула руку между прутьями. Отверстие в кованом узоре было слишком узким, и я никак не могла нащупать задвижку, расположенную под странным углом. Ржавый металл царапал кожу.

Я поменяла положение, встав коленями на холодные мокрые булыжники. Наконец нащупала пальцами язычок и надавила изо всех сил. Калитка распахнулась, а я чуть не упала носом в дорожку.

Как я могла принять его за обычный сад? Теперь, узнав правду, я во всем видела предупреждающие знаки. Крупные черные плоды волчеягодника, тонкие иглы тиса, пурпурные колокольчики наперстянки, кустики крапивы, которые я приняла за сорняки, но теперь увидела возле них ржавый столбик с табличкой urtica dioica. И другие, незнакомые растения: пышный куст с крупными ярко-фиолетовыми цветами, какая-то лиана, ужалившая меня за ногу, что-то похожее на шалфей, но, должно быть, гораздо более опасное.

Заглянув в полуразвалившийся сарай, я увидела целую плантацию мухоморов и, передернувшись от отвращения, осторожно прикрыла скрипучую дверь. Подумать только, все эти растения ядовиты! Прекрасные или вызывающие отвращение, знакомые и никогда мне не встречавшиеся. Некоторые цветы были так красивы, что прямо просились в вазу. Конечно, теперь мне и в голову не пришло их сорвать. Даже старые знакомые выглядели в этом окружении странными и зловещими — ведь их выращивали не ради чудесных цветов и листьев, а за способность убивать.

Растения разрослись так пышно, что, как я ни старалась держаться в стороне, задевали мои руки и ноги. Каждое прикосновение обжигало кожу.

Уже повернув к выходу, я вдруг заметила на низкой стене клумбы садовые ножницы — новенькие, блестящие, и, подняв голову, увидела, что куст, нависавший над дорожкой, подрезан — не сильно, а только чтобы можно было пройти. Дальше впереди какая-то лиана была подвязана садовой бечевкой.

Значит, сад не так уж и заброшен, как кажется на первый взгляд. За ним кто-то ухаживает, и явно не Мэдди с Элли. Девочкам не пришло бы в голову подрезать свисающую ветку — даже будь они выше ростом, просто наклонились бы или оборвали ее.

Кто же здесь хозяйничает? Точно не Сандра. Джин Маккензи? Джек Грант? Где-то я слышала эту фамилию… в принципе, она довольно распространенная, тем более в Шотландии. И все же… Доктор Кенвик Грант! Совпадение?

Радионяня подала признаки жизни; вернувшись к реальности, я вспомнила, зачем пришла. Взяла ножницы, вышла и закрыла калитку. Ее стук эхом отозвался от ближайшего холма и спугнул стаю птиц на сосне.

Отрезав приличный кусок веревки, я встала на цыпочки и стала обматывать ее вокруг калитки и кирпичной перемычки у себя над головой. Я не успокоилась, пока не истратила всю веревку, после чего накрепко связала концы «бабушкиным узлом».

Из динамика радионяни вновь послышалось хныканье, теперь более явственное. Однако дело было сделано. Чтобы проникнуть в сад, девочкам придется захватить с собой лестницу. Засунув ножницы в карман, я открыла приложение и включила микрофон.

— Иду, Петра, не плачь, иду.

И бросилась бежать.

Оставшееся время я возилась с Петрой, а затем практиковалась ездить на «Тесле». Джек взял «Лендровер», а перед отъездом дал мне небольшой урок вождения на электрическом авто, чтобы я могла забрать девочек из школы. И все равно было непривычно: нет сцепления, не надо переключать передачи, а как только убираешь ногу с педали газа, машина замедляет ход.

Элли и Мэдди, очевидно, устали от уроков и за всю дорогу не проронили ни словечка. Вечер прошел вполне мирно. Они без капризов съели приготовленный мной ужин, поиграли по очереди на планшете, надели пижамы и, не пикнув, улеглись в кроватки. В восемь часов я поднялась к ним, чтобы выключить свет и подоткнуть одеяла, как вдруг услышала женский голос.

Сначала я подумала, что девочки слушают аудиокнигу, но затем поняла: они говорят с Сандрой. Я не расслышала, что сказала Мэдди, а громкий голос из динамиков ответил:

— Умница! Десять из десяти! Я тобой горжусь! А ты, Элли? У вас тоже было правописание?

Сандра позвонила, чтобы поговорить с дочками перед сном. Я постояла у двери, прислушиваясь к беседе — вдруг заговорят обо мне. Нет. Велев девочкам приглушить свет и улечься поудобнее, Сандра запела колыбельную. Ее голос чуть подрагивал на высоких нотах, и она раз-другой запнулась, вспоминая слова, но в этой незатейливой песенке звучало столько материнской любви и нежности, что мне стало неловко, точно я подслушиваю. Нестерпимо захотелось тихонько открыть дверь, на цыпочках подойти к Мэдди и Элли, поцеловать их горячие лобики и сказать, что им очень повезло с мамой.

К девяти вечера в доме воцарилась полная тишина, я заперла двери и на цыпочках поднялась к себе. Почистила зубы, выключила свет и улеглась в постель, чувствуя, что падаю с ног от усталости. Вместо того чтобы поставить телефон на зарядку и уснуть, я зачем-то опять загуглила «доктор Грант» и стала рассматривать фотографии, вспоминая слова миссис Эндрюс. Мне не давал покоя ошеломляющий контраст между первым и последним снимком. Сколько горя перенес несчастный доктор, сколько бессонных ночей провел — возможно, в этой самой комнате. Он жил здесь много лет, терзаемый сплетнями и горестными воспоминаниями о смерти дочери.

Вернувшись к поиску, я набрала «смерть Илспет Грант, Карнбридж». Фотографии я не нашла. Только короткая заметка в отделе некрологов местной газеты «Новости Карнбриджа», где говорилось, что Илспет Грант, горячо любимая дочь доктора Кенвика Гранта и покойной Эльзы Грант, скончалась в больнице Сент-Винсент 21 октября 1973 года в возрасте одиннадцати лет. И еще несколько строчек в «Инвернесс газетт» по поводу медицинской экспертизы и расследования смерти Илспет. Как выяснилось, девочка умерла, поев ягод лавровишни, случайно попавших в джем. Неопытные люди могут принять плоды этого растения за вишню или черешню. Илспет нарвала ягод и принесла домработнице, которая, не разобравшись, высыпала их в кастрюлю. Доктор Грант не любил сладкого, он даже овсянку ел с солью, приходящая экономка питалась у себя дома, а няня покинула свой пост почти за два месяца до инцидента, так что Илспет оказалась единственной, кто съел ядовитое варенье. Ей практически сразу стало плохо, и она скончалась от многочисленных поражений внутренних органов, несмотря на усилия врачей. Дело квалифицировали как несчастный случай.

Получается, что отравленный джем могла съесть только Илспет. Я понимала, откуда пошли сплетни, вот только почему все шишки полетели в доктора Гранта, а не в домработницу? Потому что она местная, а доктор Грант — чужак? А что няня? Согласно автору заметки, последняя уволилась «буквально за два месяца до происшествия», что вроде бы подтверждало ее невиновность, а с другой стороны, вызывало вопросы. Очевидно, она была непричастна к инциденту, иначе ее имя всплыло бы в расследовании. Отсутствие няни отмечалось лишь в связи с фактом, что Илспет собирала ягоды без присмотра и таким образом совершила роковую ошибку.

Однако вряд ли девочка могла насобирать ядовитых ягод случайно. Даже я, выросшая в девяностые годы в лондонском предместье и считавшая, что яблоки и сливы растут в магазине, имела кое-какое представление об отличиях черешни от лавровишни. Как могла сделать столь непростительную ошибку дочь эксперта по ядам, специально разбившего сад смертельно опасных растений?

Перечитывая заметку, я посочувствовала няне — недостающем звене этого расследования. Ее не допрашивали. О ней ничего не писали. И все же от участия в скандальной истории ее отделяло всего несколько недель. Какое будущее могло ожидать няню, на попечении которой умер ребенок? Однозначно незавидное.

Я так и уснула с телефоном в руке. Среди ночи меня разбудил звук колокольчика, похожий на звонок в дверь. Я села, моргая и протирая глаза, и поняла, что звук исходит из мобильного. На экране мигало чертово приложение «Хэппи»: Звонок в дверь! Колокольчик тренькнул еще раз. А ведь я установила в настройках «Не беспокоить»! На экране появилась надпись: Открыть дверь? Подтвердить / Отменить.

Я нажала «Отменить» и переключилась на камеру. На экране появилась входная дверь, но свет снаружи был выключен, и я ничего не увидела, кроме сплошной темноты. Джек? Забыл ключи? Когда звонок прозвенел в третий раз, я поняла, что надо действовать, иначе он разбудит девочек.

В комнате почему-то стало холодно. Я завернулась в халат и побрела в полутьме вниз, не включая свет, чтобы не разбудить детей. Я приложила палец к панели, дверь отворилась… Никого!

Вокруг стояла темнота. «Лендровера» не было, светильники во дворе, реагирующие на движение, не горели. Зато вспыхнул свет на крыльце, выставив меня на всеобщее обозрение. Прикрыв глаза рукой и дрожа от холода, я напрасно вглядывалась в темноту. Ничего. Опять ошибка?

Я закрыла дверь и стала медленно подниматься по лестнице, однако не успела дойти до середины второго пролета, как звонок зазвенел вновь. Что за чертовщина? Я плотнее запахнула халат и спустилась, теперь чуть ли не бегом. На крыльце никого не было. Я раздраженно хлопнула дверью и затаила дыхание, прислушиваясь, не заплачет ли Петра. Тишина.

На этот раз я не вернулась к себе, а заглянула сперва к Петре, которая мирно спала, а затем к Мэдди и Элли. Мягкий свет ночников падал на разметавшиеся по подушкам волосы и ангельские личики. Девочки безмятежно посапывали во сне, маленькие и беззащитные, и у меня сжалось сердце при воспоминании, как я злилась на Мэдди утром. Я сказала себе, что завтра постараюсь быть с девочкой поласковее: она ведь еще так мала, и ее оставили с чужим, по сути, человеком. Поняв, что дети не имеют отношения к странному звонку, я тихонько прикрыла дверь и вернулась в свою комнату. Там стоял дикий холод, а шторы раздувались от ветра, потому что окно было открыто. Не слегка, на проветривание, а полностью — нижняя рама поднята до упора, как будто кто-то решил высунуться в окно и выкурить сигарету. Абсурд.

«К счастью, закрыть окно куда легче, чем сражаться с панелью», — подумала я. Шторы, двери, свет, ворота и даже кофеварка в этом сумасшедшем доме автоматизированы. Слава богу, что старинные викторианские окна можно закрыть простым движением руки. Я опустила створку, повернула медную защелку и с наслаждением залезла под мягкое пуховое одеяло.

Согревшись и уплывая в сон, я вновь услышала посторонний звук — нет, не звон колокольчика, а уже знакомый скрип наверху. Я села в постели, прижимая к груди телефон. Да что же это такое?!