Поворот ключа Уэйр Рут

— Как ты посмела сломать замок и отвести детей в место, которое мы специально закрываем ради их безопасности? Вопиющая безответственность…

— Подождите, Сандра. Мне очень жаль, если я совершила ошибку, но я не знала, что сад находится за пределами территории. И я не ломала замок. Элли и Мэдди…

Я хотела сказать, что девочки знали, как открыть калитку, однако Сандра перебила меня сердитым вздохом, и я замолчала, чтобы не разозлить ее еще сильнее.

— Повторяю еще раз: пользуйся здравым смыслом, Роуэн! Если твой здравый смысл подсказывает тебе вламываться в ядовитый сад…

— Что? — заорала я, уже не боясь показаться нетактичной. — Что вы сказали?

— Это ядовитый сад, — зло выплюнула Сандра. — Ты бы знала, если бы удосужилась прочитать инструкцию в папке.

— Ядовитый… — Я потянулась к папке и стала лихорадочно листать страницы.

Какая несправедливость! Я читала чертову инструкцию, но в ней было двести пятьдесят страниц. Неужели так трудно выделить действительно важную информацию, а не прятать ее среди нудных рассуждений о том, какие хлопья можно или нельзя давать детям на завтрак и в какой обуви им лучше заниматься спортом? Она что, ненормальная?

— Предыдущий владелец Хетербро занимался аналитической химией и специализировался на био- логических токсинах, и это был его личный… — Сандра прервалась, задыхаясь от возмущения, — личный испытательный полигон. Все растения там в той или иной степени ядовиты, достаточно просто прикоснуться.

Ах, вот оно что! Теперь я поняла, что за сыпь у меня на лбу.

— Его нельзя уничтожить из-за чертова статуса национального достояния. Мы держим его запертым, и мне не приходило в голову…

Тут уж разозлилась я.

— Видите ли, Сандра… — Несмотря на охватившую меня панику, я старалась говорить спокойно и рассудительно. — Мне чрезвычайно жаль, что я не уделила достаточно внимания этой странице в инструкции. Я на сто процентов признаю свое упущение и немедленно его исправлю. Тем не менее войти в сад предложила не я, а девочки. Мало того, они знали, как открыть калитку без ключа, и сделала это Элли. Они явно бывали там раньше.

Сандра заткнулась. Я ждала ответа. Слушая ее тяжелое дыхание, я подумала, что совершила стратегическую ошибку. Зря я подняла вопрос о том, что она понятия не имеет, где шляются ее дети.

Сандра кашлянула.

— Ладно, оставим эту тему. Передай, пожалуйста, трубку Мэдди.

И все. Ни «спасибо, что поставила меня в известность», ни «извини, я не права». Глупо было надеяться.

Я протянула мобильный злорадно улыбнувшейся Мэдди, и она унесла телефон в кинозал. Элли пошлепала за сестрой, надеясь, что мама поговорит с ней еще, а я, слушая затихающий голос Мэдди, взяла планшет и загуглила «Ахлис».

На экране появилась серия пугающих изображений: белое, истощенное женское лицо, на некоторых картинках — бледное и прекрасное, с исцарапанными щеками, на других — полусгнившее, разлагающееся, дышащее смертью. Я нажала на первую попавшуюся ссылку.

«Ахлис — греческая богиня смерти, несчастий и ядов», — гласила надпись.

Н-да… мало того, что я не изучила инструкцию, так еще и не вняла очевидному предупреждению. На памятнике было ясно написано. Вот тупица!

— Поговорили! — крикнула Мэдди из кинозала.

Подавив раздражение, я вернулась к девочкам, которые ждали меня с некоторым трепетом. Я молча взяла протянутый Мэдди телефон, сняла с паузы фильм и села на край дивана, чтобы продолжить просмотр. Девочки то и дело поглядывали на меня. Элли явно ждала выговора. Она знала, что в сад ходить нельзя, и все-таки поддалась искушению показать, что умеет открывать калитку. Прочесть выражение лица Мэдди было сложнее. Похоже, она радовалась, что удалось заманить меня в ловушку.

Лишь после ужина, накормив Петру и проглотив свою порцию макарон-буковок, я непринужденно спросила:

— Девочки, а вы знали, что растения в том саду опасны?

Элли сверкнула глазами на сестру.

— В каком саду, — помолчав, сказала Мэдди, даже не потрудившись придать своим словам вопросительную интонацию.

Она явно тянула время. Я улыбнулась самой доброжелательной улыбкой, на которую была способна, и бросила на нее взгляд, говоривший не делай из меня идиотку.

— В ядовитом. Со скульптурой. Мама сказала, что запретила вам туда ходить. Вы знали?

— Нам не разрешают без взрослых, — уклончиво ответила Мэдди.

— А ты, Элли, знала?

Девочка избегала моего взгляда. Я взяла ее за подбородок.

— Ай!

— Элли, посмотри мне в глаза. Ты знала, что растения опасны? — Она молчала, пытаясь отвернуться. — Ты знала?

— Да, — прошептала наконец она. — Одна девочка умерла.

Меня настолько поразил ее ответ, что я отпустила подбородок.

— Что?

— Одна девочка умерла, — повторила Элли, не глядя мне в глаза. — Нам Джин рассказала.

— Охренеть! — вырвалось у меня.

По ухмылочке Мэдди я поняла, что в следующем же телефонном разговоре о моей промашке будет доложено Сандре.

— От чего умерла? Когда?

— Давным-давно, — сказала Мэдди. В отличие от младшей сестры, она не боялась говорить об этом предмете; по-моему, даже получала удовольствие. — Еще до того, как мы родились. Дочка прежнего владельца. Поэтому он тронулся рассудком.

Мэдди явно повторяла за Джин Маккензи.

— Тронулся рассудком? Сошел с ума?

— Да, и его увезли. Не сразу, через время. Потому что ему являлся призрак девочки, — как ни в чем не бывало продолжила Мэдди. — Она будила его среди ночи своим плачем. Уже после того, как ушла. Джин нам сказала. И он перестал спать. Всю ночь ходил туда-сюда по комнате. И тронулся рассудком. Если человеку долго не давать спать, он сойдет с ума и умрет.

Меня как током ударило. Ходил по комнате! И вдруг я вспомнила еще кое о чем.

— Мэдди… ты… ты эту историю имела в виду, когда сказала «призракам это не понравится»? — осторожно спросила я.

Она с безучастным лицом отодвинула тарелку.

— Не понимаю, о чем ты.

— Когда я приезжала сюда в первый раз, ты обняла меня на прощание и сказала: призракам это не понравится.

— Ничего я не говорила, — холодно произнесла она. — И не обнимала тебя, у меня нет такой привычки.

С последней репликой она перестаралась. Я бы поверила, что странная фраза о призраках — плод моего воображения, но забыть то отчаянное, судорожное объятье я не могла. Она меня обнимала. А значит, говорила эти слова.

Я покачала головой.

— Так вот, девочки, призраков не существует, какую бы чепуху ни говорила вам Джин. Просто люди грустят о тех, кто умер, хотят увидеть их вновь и придумывают всякие истории. Глупости это все.

— Не понимаю, о чем ты, — повторила Мэдди, энергично помотав головой.

— Никаких призраков нет, Мэдди, уверяю тебя. Они лишь плод нашего воображения и не могут причинить вред — ни тебе, ни мне, никому.

— Можно я пойду? — безразлично произнесла она.

— А десерта не хочешь?

— Я сыта.

— Тогда иди.

Она слезла с табурета; Элли посеменила за ней — послушная маленькая тень.

Я поставила перед Петрой йогурт и начала убирать со стола. Элли оставила на тарелке корочки от тоста и немного соуса, а под ложкой спрятала ненавистный зеленый горошек. А Мэдди… Поднеся тарелку к ведру, я остолбенела. Она съела почти всю порцию, оставив только с десяток букв, и эти буквы составляли слова. Когда я наклонила тарелку, буквы съехали, но это не помешало мне прочесть послание:

ни

нави

дем

ти

бя

Ненавидим тебя.

Сама не понимаю, что меня взбесило. Я с такой яростью счистила остатки еды, что буквы разлетелись вокруг компостного ведра, и швырнула тарелку в раковину. Она ударила по стакану, стекло разбилось, в воздух взлетели осколки и брызги томатного соуса.

Черт! «Я вас тоже ненавижу! — хотелось мне закричать. — Жуткие, злые, испорченные гадины!»

Только это была неправда. Я видела в них себя — ощетинившуюся маленькую девочку, переполняемую слишком сложными для нее эмоциями, которых она не могла до конца ни осознать, ни вместить.

«Ненавижу тебя, — плакала я в подушку, когда мама выбросила моего любимого плюшевого медведя, по ее мнению, слишком потертого и засаленного, неподходящего для большой девочки. — Как я тебя ненавижу!»

Я говорила неправду. Я любила маму — так сильно, что она задыхалась от моей любви. Столько долгих лет она отрывала мои детские руки от своих рукавов и юбок, вырывалась из моих объятий. Ну хватит, ты испортишь мне прическу. Ради бога, не цепляйся, у тебя грязные руки. Перестань вести себя как ребенок, ты уже почти взрослая…

Все детские годы я слишком за нее цеплялась, чересчур жадно требовала ее внимания и очень старалась быть лучше, чище, аккуратнее, чтобы заслужить ее любовь. Порой мне казалось, что я ей не нужна, но, кроме нее, у меня никого не было.

Мэдди повезло куда больше: у нее были мама, папа, три сестры, красивый дом, две собаки… И все же я понимала печаль, гнев и отчаяние сердитого темноволосого подменыша среди белокурых сестер.

Мы даже внешне были похожи. Когда она победно смотрела на меня черными глазами-пуговками, в тот раз, после разговора с Сандрой, я уловила в ее взгляде кое-что знакомое. Теперь я поняла что. Я узнала в них блеск своих собственных темно-карих глаз, свою решимость. Как и у меня, у Мэдди был план. Вот только в чем он заключался?

Я так вымоталась после бессонной ночи, что отправила девочек готовиться ко сну до смешного рано. Как ни странно, мои подопечные не спорили — видно, тоже утомились.

Петра уснула, символически покапризничав всего пару минут, и я пошла проверить, как дела у старших. К моему удивлению, они уже надели пижамы — Элли только замешкалась с верхней частью, и я ей помогла, а затем направила девчонок в ванную чистить зубы.

— Хотите сказку? — спросила я, помогая им укладываться.

Элли посмотрела на Мэдди, и та покачала головой.

— Нет, мы уже большие для сказок.

— Неправда, — улыбнулась я, — сказки на ночь любят даже взрослые.

В другой раз я просто открыла бы книгу и стала читать, несмотря на отказ, однако в тот день я смертельно устала. Я не представляла, насколько утомительно находиться одной с детьми целый день, с утра до вечера — совсем не то, что в садике. Вспомнились мамаши, приводившие в садик детей и жаловавшиеся на усталость. Я испытывала к ним легкое презрение. Подумаешь, один ребенок или даже двое! У нас их десятки!

Лишь теперь мне стало понятно, о чем они говорили. Дело не в физической нагрузке, а в напряжении. Ты постоянно с ребенком, он нуждается в тебе каждую минуту. Нельзя передать его напарнице, устроить перерыв и побыть собой. Ты всегда на посту.

— А давайте я поставлю аудиокнигу, — сказала наконец я, увидев, что Элли чуть не плачет, достала телефон, порылась в приложении и нашла папки с аудио. Странная система: Моцарт, «Моана», Телониус Монк и Люси Монтгомери — все в одном списке…

Элли просунула пушистую теплую головку мне под локоть и отобрала мобильный.

— Я покажу.

Она выбрала значок, похожий на панду, а затем другой, напоминавший плоскую букву «V», и я поняла, что он означает книги. На экране появился список детских аудиокниг. Поскольку Элли не высказала своих предпочтений, я сама выбрала историю: «Поросенок Бейб», длинная, умиротворяющая, добрая история. Я включила сказку и подоткнула Элли одеяло.

— Тебя поцеловать на ночь?

Она ничего не ответила, лишь едва заметно кивнула, и я поцеловала мягкую щечку, пока она не передумала.

После этого я подошла к Мэдди. Несмотря на крепко зажмуренные глаза, зрачки под тонкой кожей век двигались, и по дыханию было заметно, что она не спит.

— Тебя поцеловать на ночь, Мэдди? — спросила я, желая быть справедливой, хотя знала ответ.

Девочка промолчала. Я постояла, прислушиваясь к ее дыханию.

— Спокойной ночи, девочки. Приятных снов, вам надо хорошо выспаться перед школой.

Закрыв за собой дверь, я испустила дрожащий облегченный вздох. Господи, неужели у меня получилось? Все трое спят в своих кроватках, чистенькие, довольные, и никто не плачет. По сравнению с прошлым вечером все оказалось как-то слишком легко и просто.

Вероятно, в наших отношениях наступил перелом. Дети выражали протест из-за шока, связанного с отъездом родителей, которые оставили их с чужим человеком. Мы познакомились поближе, они поговорили с мамой, и все наладилось.

Я проверила дверь в буфетной, выдержала битву с панелью у главного входа и освещением в холле и, одолеваемая усталостью, поднялась на третий этаж.

Проходя мимо спальни Сандры и Билла, я что-то услышала. Или увидела. Неясное движение в темноте между дверью и рамой. Показалось? Я очень устала. Наверное, игра воображения.

Тихонечко, чтобы не разбудить детей, я толкнула дверь, зашуршавшую по толстому серебристому ковру. В комнате было пусто и тихо. Шторы не задернуты. В Лондоне в такое время уже темнело; здесь, на севере, солнце только начало опускаться за горные вершины.

Багровые квадраты света косо ложились на пол, превращая ковер в пылающую шахматную доску, а в углах залегли глубокие непроницаемые тени. Проходя мимо кровати, я провела рукой по плотной, хрустящей ткани покрывала, и мое сердце забилось быстрее, словно я совершила нечто запретное. Вдруг за мной наблюдает Сандра? Я крадусь по их спальне, трогаю белье. В голове вертелись оправдания: мне послышался шум… Нет, я знала, что это вранье. Я искала повод.

На прикроватной тумбочке лежала пара сережек. Значит, Сандра спит со стороны двери. А Билл…

Стараясь держаться в тени, я на цыпочках обошла кровать, осторожно открыла ящик тумбочки со стороны Билла. Часы с порванным ремешком. Горстка мелочи. Какие-то билеты, спрей от сенной лихорадки, расческа. Не знаю, что я надеялась там найти. Если я хотела узнать, почувствовать человека, который жил в этой комнате, спал в этой белоснежной постели, то меня ждало разочарование. Все вещи были поразительно безличными.

Я вспомнила тот разговор в кухне, его ногу в джинсах, натренированным движением проскользнувшую между моих коленей, и мне стало дурно. Кто ты?

Внезапно я почувствовала, что не могу здесь оставаться, и почти побежала к двери, начисто забыв, что Сандра или Билл могут меня увидеть. Пусть катятся к черту. Оба.

Закрыв дверь своей комнаты, я словно забаррикадировалась от всего дома. Прежде чем задернуть шторы, я бросила последний взгляд на кровавые полосы заката, исчезающие за далекими вершинами голубых гор. У Джека в окне горел свет.

Утонув головой в мягкой пуховой подушке, я думала о нем. О сильных руках, которыми он с легкостью удерживал двух гиперактивных собак, о ключе, безошибочно найденном там, где я уже искала.

А потом мне в голову пришло другое: его доброта, и как он пришел проверить, все ли в порядке, в мой первый вечер, и как ласково успокаивал Петру.

И я задумалась: что, если бы в тот вечер на месте Билла оказался он? Выбежала бы я из комнаты, охваченная паникой? Или отреагировала бы совсем иначе? Открылась перед ним? Покраснела?

Мои щеки вспыхнули от одной только мысли, но я вновь вспомнила, как стояла на коленях в буфетной, светя фонариком под стиральную машину. Ключа там не было, точно.

А значит… Я потерла лицо, борясь с желанием почесать горящий лоб. Глупости! Джек не мог украсть ключ, чтобы напугать меня. У него есть свой комплект ключей, и отпечаток его пальца внесен в систему, чтобы открывать парадную дверь. Хотя, наверное, там все записывается, а с обычным ключом и замком — нет.

Чепуха! Зачем ему забирать ключ на несколько часов? Чего бы он добился? Ничего, только того, что я теперь настороже. Кроме того, меня беспокоил кулон, который я так и не нашла. Правда, искать было некогда. Нет, Джек здесь точно ни при чем. У меня паранойя. Вещам свойственно теряться. Ключ мог упасть, а кулон завалился в ящик комода или в карман и когда-нибудь найдется. Всему есть разумное объяснение, не требующее теории заговора.

Я отодвинула эти мысли подальше, перевернулась на другой бок и погрузилась в сон. Засыпая, я думала не о Джеке, не о ключе и даже не о Билле. А о шагах на чердаке. О старике, потерявшем дочь. Моя рука потянулась к несуществующему кулону, и я наконец уснула.

Посреди ночи меня разбудили дикие вопли и грохот. Я инстинктивно зажала уши, села в кровати и стала дико оглядываться по сторонам, дрожа от холода. Все до единой лампы горели на полную мощность, заливая комнату ослепительным светом, стоял ледяной холод. А самое страшное — шум. Музыка, нет, не музыка, а бешеная, визжащая и воющая какофония, в которую превращала ее запредельная громкость. С минуту я не могла понять, что, черт возьми, делать. Затем подбежала к панели на стене и стала нажимать все подряд. Пульс стучал в ушах, вой не прекращался. Мне удалось добиться лишь того, что вдобавок ко всему загорелся свет в шкафах.

— Выключить музыку! — закричала я. — Выключить динамики! Уменьшить громкость!

Ничего не изменилось. Снизу раздавался яростный лай собак и оглушительный, как паровозный гудок, рев Петры.

Прекратив возиться с панелью, я схватила халат и помчалась вниз. Возле детских спален музыка орала еще громче — наверное, из-за узкого коридора. Свет тоже горел на полную. Растрепанная Петра стояла в кроватке и вопила от страха. Я схватила ее на руки и побежала в комнату девочек. Мэдди скорчилась у себя на кровати, заткнув уши руками, а Элли нигде не было.

— Где Элли? — заорала я, пытаясь перекричать музыку и вопли Петры. Девочка подняла голову и ошарашенно посмотрела на меня. Я дернула ее за руку и вновь прокричала: — Где Элли?

Она вывернулась и побежала вниз, я поспешила за ней. В нижнем холле тоже грохотала музыка. Элли лежала на персидском ковре, свернувшись в клубочек и обхватив голову руками. Вокруг нее с бешеным лаем носились перепуганные собаки.

— Элли, — крикнула я, — что случилось? Ты куда-нибудь нажимала?

Она непонимающе посмотрела на меня, а я побежала к стойке для завтраков, где лежал планшет, открыла приложение и лихорадочно ввела код доступа. Войти не удалось. Неправильный код? Я ввела еще раз. Грохот бил по ушам, как отбойный молоток. Замигало красным предупреждение о низком заряде батареи, и экран погас. Черт!

Я хлопнула рукой по панели на стене. Загорелся свет над плитой и включился экран на холодильнике. Музыка не утихала. Сердце выскакивало из груди. Я поняла, что не могу ничего сделать, и меня охватил ужас.

Умный дом, говорите? Умнее не бывает!

Детей била дрожь, Петра отчаянно вопила мне в ухо, собаки наматывали круги по кухне. Я еще раз попыталась включить планшет, не надеясь на успех. Он не подал признаков жизни. Телефон остался наверху, я не могла сбегать за ним, оставив перепуганных детей.

Я дико озиралась, лихорадочно соображая, что предпринять, как вдруг кто-то тронул меня за плечо. Чуть не уронив ребенка, я в страхе обернулась. Джек Грант. Он стоял так близко, что его голая грудь почти касалась моего плеча. Мы одновременно отскочили друг от друга.

В одних брюках, с растрепанными волосами, он кричал что-то, указывая на дверь. Я помотала головой, Джек подошел ближе и сложил руки рупором возле моего уха.

— Что случилось? Я услышал этот грохот из своей квартиры!

— Не знаю, я спала! — крикнула я. — Может, девочки что-то нажали! Не могу выключить!

— Я попробую? — крикнул он.

Чуть не рассмеявшись парню в лицо, я со злостью толкнула к нему планшет.

— Пожалуйста!

Убедившись в бесполезности планшета, Джек метнулся в буфетную и открыл шкафчик с электросчетчиком и роутером. Не знаю, что он там делал, я была слишком занята попытками успокоить Петру, которая ревела все безутешнее, но дом внезапно погрузился в кромешную тьму, и наступила оглушительная тишина, только в ушах звенело.

Элли испуганно всхлипывала, а Мэдди раскачивалась вперед и назад.

Петра перестала плакать и напряглась от удивления, а затем рассмеялась и сказала:

— Спок нок!

Что-то щелкнуло, и включился свет, уже не такой яркий.

— Фу-ух, — облегченно выдохнул появившийся из буфетной Джек, утирая вспотевший лоб.

За ним шли собаки, которых его присутствие заметно успокоило.

— Я вернул настройки по умолчанию. Чертова хрень.

Несмотря на холод, парень обливался потом, а когда он сел за стойку, взяв планшет, я увидела, что его руки тоже дрожат.

Джек включил планшет в сеть и отодвинул в сторону.

— Спа-с-сибо, — проблеяла я. Элли все еще рыдала на ковре. — Не плачь, Элли, все хорошо. Давайте-ка… — Я прошла к буфету и достала упаковку «Джемми доджерс». — Давайте поедим печенья. Возьми, Мэдди.

— Мы уже почистили зубы, — безучастно произнесла Мэдди.

Я подавила истерический смех и чуть не сказала: «Черт с ними, с зубами!», однако сдержалась и педагогично объяснила:

— Один раз можно, мы все переволновались, а сладкое успокаивает.

— Ага, это правда, — поддержал меня Джек. — В старые времена в таких случаях давали сладкий чай, но я терпеть не могу чай с сахаром, так что лучше съем «Доджерс». Спасибо, Роуэн.

— Видишь?

Я протянула печенье нашему спасителю и откусила сама.

— Бери, Мэдди.

Она нехотя взяла печенюшку и тут же засунула в рот, как будто боялась, что ее отберут.

Элли съела свою медленно.

— Мне! — воскликнула Петра.

Мысленно пожав плечами — медаль за успехи в полезном питании мне явно не светит, ну и плевать, — я протянула половинку печенья Петре, и, чтоб уж совсем по-честному, отломила по кусочку Клоду и Хиро.

— Ну вот, жизнь налаживается, — сказал Джек.

Я не поняла, о чем он, пока не увидела засветившийся монитор.

— Я открыл приложение, попробуй ввести пин-код.

Я взяла планшет, выбрала имя пользователя и ввела код, полученный от Сандры.

На мониторе появилась надпись: Доступ запрещен. Далее чертова машинка сообщала следующее: Извините, вы превысили количество попыток входа с неправильным кодом и заблокированы. Введите код администратора либо подождите четыре часа.

— Понятно, — сказал Джек. — Учитывая обстоятельства, неудивительно, что ты ошиблась.

— Погоди, — возразила я, — тут что-то не так. Я ввела код только один раз.

— Ну да, — сказал Джек. — После трех попыток выскакивает предупреждение, и только потом… Просто из-за этого грохота ты могла…

— Я вводила код только один раз, — упрямо перебила его я. — Один!

— Ладно, ладно, — миролюбиво согласился Джек, искоса взглянув на меня оценивающим взглядом. — Можно я попробую?

Я раздраженно протянула ему планшет. Джек явно мне не верил. Что же произошло? Кто-то пытался зайти в приложение под моим именем?

Джек поменял пользователя и ввел свой код. Экран мигнул, и он вошел в приложение. Я заметила, что у него все расположено по-другому. Джек имел доступ к камерам в гараже и на улице. Значки детских комнат у него не светились. Спрашивается, как он отрегулировал освещение на кухне?

— Послушай… а как же ты включил свет здесь?

— Я могу управлять настройками только там, где нахожусь в данный момент, — пояснил Джек. — Сандра и Билл управляют дистанционно, а остальные — только там, где находятся. Что-то вроде гео- локации. Если ты находишься близко к панели, у тебя есть доступ.

Логично, подумала я. Раз уж ты все равно здесь… Но что значит «близко»? Комната девочек прямо над нами. Он может включить в ней свет отсюда? А со двора?

Да какая разница? Ему не нужен доступ со двора, у него есть ключи. С другой стороны, хороший способ заставить всех думать, что ты ни при чем, а на самом деле…

Я потрясла головой, отгоняя дурные мысли. Скорее всего, виновата Элли: спустилась поиграть в «Кэнди краш» или посмотреть мультик, случайно куда-нибудь нажала… Я и сама могла что-нибудь не то нажать раньше, когда экспериментировала с настройками. Или, если на то пошло, Билл с Сандрой. Если уж поддаваться паранойе, то зачем останавливаться на помощнике? Подозревать — так всех! Правда, Билл и Сандра меньше всего заинтересованы в моем уходе. Однако есть и другие пользователи. Неизвестно, какие права доступа, например, у Рианнон.

Вынырнув из размышлений, я наконец заметила, что Джек сложил руки на голой груди и внимательно смотрит на меня. Я бросила взгляд на свое отражение в стеклянной стене. Без лифчика, в перекошенном халате, с отпечатком подушки на помятой щеке, волосы стоят дыбом. Все это было бесконечно далеко от моего застегнутого на все пуговицы профессионального имиджа, и я залилась краской.

— Ради бога, прости, Джек, ты не должен…

Посмотрев на себя, он только сейчас понял, что полуодет, неловко хохотнул и тоже покраснел.

— Гм… извини, что я в таком виде. Я подумал, что вас убивают прямо в кроватях, и летел как сумасшедший. Вот что: уложи детей, а я надену рубашку, угомоню собак и проверю планшет на вирусы.

— Может, не стоит делать это ночью?

— Нет уж, второй такой побудки никто из нас не выдержит. Тебе не обязательно ждать, пока я закончу. Я запру за собой дверь, и дело с концом. Или посплю здесь на диване, если тебе так спокойнее, захвачу только одеяло.

— Нет! — почти крикнула я и добавила, стараясь сгладить резкость: — Я хотела сказать, ты не обязан нас охранять. Честно. Я…

Заткнись, дура, мысленно сказала я себе.

— Уложу девочек и спущусь. Скоро буду.

Во всяком случае, я на это надеялась. Петра выглядела подозрительно бодрой.

Примерно через час, вновь уложив девочек и почти убаюкав Петру, я спустилась в кухню. Я надеялась, что Джек уже закончил работу и ушел, но он ждал меня — в уютной клетчатой рубашке и с чашкой чая в руке.

— Хочешь чаю?

— Нет, спасибо, — покачала головой я, — не смогу уснуть из-за кофеина.

— Тоже верно. Ты как вообще?

Не знаю, почему я так отреагировала на простой вопрос. Искреннее участие в его голосе, или огромное облегчение, которое я испытала, оказавшись в обществе адекватного взрослого человека после долгого дня наедине с детьми, или сыграл свою роль пережитый шок. В общем, я разрыдалась.

— Эй-эй…

Джек смущенно встал, засунул руки в карманы, вытащил их потом и вдруг, словно приняв решение, быстро прошел через кухню и положил руки мне на плечи. Трясясь от рыданий, я зарылась лицом в клетчатую рубашку.

— Ну-ну, успокойся.

Голос доносился до меня через его грудную клетку, глубокий, мягкий и словно в замедленном темпе. Джек несмело поднял руку и погладил меня по голове.

— Все будет хорошо, Роуэн.

Последнее слово привело меня в чувство, заставив вспомнить, кто я и что здесь делаю. Я тяжело сглотнула и отступила назад, вытирая глаза рукавом.

— Ради бога, извини, Джек, — произнесла я хриплым, дрожащим голосом.

Он протянул руку. Мне показалось, что он хочет погладить меня по щеке, и я сама не знала, принять или отвергнуть ласку. Потом я поняла — он всего лишь дает мне салфетку. Я высморкалась и на подкашивающихся ногах прошла к дивану.

— Господи, Джек, ты, наверное, считаешь меня полной идиоткой.

— Я считаю тебя девушкой, которая страшно переволновалась и старалась не показывать этого детям, — ответил он. — А еще я считаю…

Он прикусил язык.

— Что? — нахмурилась я.

— Ничего, неважно.

— Нет, важно. — Я хотела и в то же время боялась услышать, что он хочет сказать. — Ну, говори же.

— Не стоит, — вздохнул Джек. — Я не должен плохо говорить о своих работодателях…

Ага, значит, не то, что я подумала. Теперь меня разбирало обычное любопытство.