Первая невеста чернокнижника Ефиминюк Марина
У меня мелко и неприятно задергалось нижнее веко. Подозреваю, что секунда, и я вся задергаюсь, как припадочная.
— Не поймите, пожалуйста, неправильно, — спокойный, как чучело удава, пустился в объяснения прислужник на полу. — Я не то чтобы не хочу встать — не могу. Помните, я как-то говорил, что после первой сотни лет у меня начало прихватывать поясницу? Оказалось, что на полу в коридоре по ночам чудовищно дует…
— Господи, Хинч, вас прострелило? — охнула я.
— Мне очень жаль. Я с рассвета жду, когда меня кто-нибудь обнаружит.
— Именно поэтому в престарелом возрасте нормальные люди спят в кроватях, — нравоучительно высказалась я. С другой стороны, двухсотлетнего одержимого людоеда не примешь за обычного пенсионера.
— Но я же не мог притащить в коридор кровать, — справедливо заметил Хинч.
— Вы просто могли сами в коридор не тащиться, — буркнула я. — Руки сумеете протянуть? Помогу подняться.
Хочу официально заявить: со стороны невысокий Хинч выглядел легче. Скукожившись, я подставила плечо, но поднять прислужника оказалось непосильной задачей в прямом смысле этих слов. Я едва не надорвалась и чуть не заработала собственный прострел.
— Госпожа, просто оставьте меня на полу, — взмолился он, сморщившись от боли в пояснице. — Скоро проснется Эверт, он меня поднимет.
— Олень! — вдруг поняла я, что нечего мучиться в одиночестве, и принялась долбиться в соседнюю дверь. — Олень, просыпайся. Утро в самом разгаре!
— Боюсь, он до рассвета топил алхимическую печь и теперь спит как мертвый.
— Значит, воскреснет, — процедила я, начиная бить по двери пяткой. Так грохотала, что не услышала, как Эверт открыл, и заехала ему по голени.
— У тебя конец света наступил, Исчадие ада?! — охнул Олень.
— У Хинча, — не извинившись за нанесенный телесный ущерб, кивнула я на прислужника, разложенного на одеялке.
— Что случилось, старик? — вытаращился Эверт. — Она на тебя напала? Ударила по спине посохом? Переломала ноги? Что? Почему тебя, друг мой, так раскорячило?
— Олень, у него обострение ревматизма, — сухо объяснила я вместо прислужника, поглядывающего на нас, как на кретинов.
— Она тебя прокляла?! — воскликнул ученик.
— Спину у него скрутило, — покачала я головой. — Помоги поднять и затащить к тебе в комнату. Сомневаюсь, что с лестницы мы его спустим без травм.
— А почему ко мне? — вдруг начал отступать вглубь спальни настороженный Эверт. — Давай в твою.
— Я девочка.
— Но кровать-то у тебя обычная, ей без разницы, кто уляжется.
— Господа, не хочу настаивать, но на полу очень холодно, — жалобно прервал спор Хинч. — Если бы хозяин был дома, он бы перенес меня с помощью магии.
Мы с Эвертом переглянулись и синхронно посмотрели на плотно закрытые двери в комнату вовремя свалившего Макстена, по направлению к которой прислужник уже лежал. Не сговариваясь, вместе схватились за одеяло и потащили Хинча по полу в спальню к хозяину.
— Почему он такой тяжелый? — процедил сквозь зубы Олень.
— Потому что их двое: он и демон, — буркнула я.
Оставлять больного старика на паркете под огромной кроватью было бесчеловечно. Несмотря на то что Мельхом напоминал небольшой особнячок, в некоторых углах даже уютный, а кое-где и чистый, сквозило в нем, как в огромном замке.
Решив уложить одержимого на кровать, мы приступили к перевалке. Эверт подхватил Хинча под мышки, я зажала ноги руками.
— На раз, два, три, — скомандовал ученик.
— Давай! — прохрипела я, с трудом удерживая охающего от боли прислужника. Он упал на кровать лицом вниз, уткнулся в подушку и промычал:
— Сожрать бы вас.
— Извините, Хинч, — бросились переворачивать бедного прислужника, — сейчас уложим поудобнее…
— И чем, по-вашему, вы занимаетесь? — раздался из дверей сдержанный хрипловатый голос.
— Хозяин, спасите меня! — простонал с постели Хинч. — Спасите, пока демоны меня не прикончили.
— Не надо никого спасать, — уверила я. — У нашего дорогого Хинча от боли просто рассудок мутится. Мы его не мучаем, а помогаем выжить.
Эверт икнул. Согласна, мы так душевно помогли, что теперь бедняга Хинч неделю с этой самой кровати не сможет сползти.
— Почему в моей комнате? — справедливо уточнил Макс.
— Мы рассудили… — начала я.
— Мы?! — возмутился Эверт, давая понять, что не принял ни одного решения, способного светлым солнечным утром довести его до третьего предупреждения. На самом деле как раз предупреждения я бы не боялась, вряд ли Хинч станет подвижным только от перспективы полакомиться свежатиной. К тому времени, когда он сможет ковылять и варить соусы, Макс успокоится, передумает и целое предупреждение поменяет на четвертушку. На мой взгляд, над нами нависла угроза перетаскивания тяжелого прислужника на первый этаж.
— Хинч сторожил именно вашу честь и гордость, господин чернокнижник. Вам его спасать, а мы, так сказать, всего лишь доставщики, — уступила я место возле кровати и поскорее ретировалась. Когда проходила мимо Эверта, то дернула его за рукав измятой с ночи рубашки, мол, Олень, не отставай, пока противник обезоружен наглостью.
— Никогда не видел, чтобы он немел от удивления, — прошептал Олень, когда мы начали прощаться в коридоре. Я собиралась в душ, ученик — доспать положенные часы.
— Наслаждайся, — отозвалась я, — второго раза может не случиться.
— Все-таки уходишь из Мельхома? — в голосе Эверта прозвучала неприкрытая надежда.
— Просто скоро эффект новизны закончится, и твой учитель перестанет неметь.
— Что такое «эффект новизны»? — озадачился он.
— Олень, — фыркнула я, закрываясь в ванной комнате.
— Исчадие ада, так ты уходишь или нет? — послышалось из-за двери. Я, конечно, промолчала, пусть мучается неизвестностью и постепенно привыкает к мысли, что девица в замке задержится.
Когда с мокрыми волосами и в халате на влажное обнаженное тело я вернулась в спальню, то обнаружила Макстена. Закинув руки за голову, он лежал на кровати и с интересом разглядывал свое отражение в зеркале на потолке.
— А Мельхом затейник, — ленивым голосом вымолвил он. — При свете дня, под зеркалом…
Раньше я только в книжках читала о всяких «порочных взглядах», «заводящих полуулыбках», а теперь проверила на себе. От того, как на меня посмотрел мужчина, из-под ресниц, с усмешкой, изгибающей уголки губ, едва не подогнулись колени. Я привалилась к двери спиной, чтобы устоять, и скрестила руки на груди, надеясь, что Макс не заметит смущения.
— Как Хинч?
Господи, это мой голос, низковатый и чувственный? Откуда такие вибрации, словно я спросила, почему он еще одет? Макс, а не Хинч.
— Спит.
— Выходит, сейчас некому следить за нашей честью и гордостью? — стараясь скрыть волнение, пошутила я.
Макс повернулся на бок, подпер голову рукой.
— Что у тебя под халатом? Кроме чести и гордости.
Во рту пересохло. Я быстро облизала губы и хрипловато ответила:
— Ничего.
— Покажешь?
Пауза длилась. Сердце отчаянно колотилось.
Всю жизнь считала, что в любовных романах беззастенчиво врут, когда пишут о взглядах, способных соблазнить без прикосновений и заставить чувствовать почти неприличное возбуждение. Такие мужчины, по моему мнению, существовали только в воображении авторов. Я ошибалась. Просто в обычном мире встретить Макстена Керна было невозможно.
Дрожащей рукой я дернула за завязку халата, позволяя полам раскрыть обнаженное тело. Медленный мужской взгляд скользнул по моей фигуре.
— Сними, — в хрипловатом голосе появились напряженные интонации.
— Сначала ты, — выдохнула я, вдруг осознав, что почти не дышу.
Одним гибким движением Макстен поднялся с кровати. Думала, что он сейчас щелкнет пальцами и одежда эффектно разлетится по комнате черными клоками, словно перья ворона, а потом растворится, но ничего подобного не произошло. Макс стащил рубашку через голову и отбросил на кровать.
Он медленно приближался, а я разглядывала торс мужчины. Как-то сразу становилось ясно, что отличная форма поддерживалась не за счет протеиновых коктейлей или отжиманий со штангой, спортзал не давал ни хищной грации, ни особенной жилистости без нарочитых рельефов. Ничего лишнего, тело поджарое, крепкое. На коже татуировки и шрамы. Один, розовый и совсем свежий, тянулся от ребер на живот.
— Нравится, что видишь? — тихо спросил Макстен, вплотную приблизившись ко мне.
Я подняла взгляд. Его лицо казалось напряженным, как перед магическим ударом. Зрачки расширились и затопили радужку. Странный эффект больше казался не жутковатым, а невозможно возбуждающим.
— А тебе? — едва шевеля губами, выдохнула я.
— Да.
Макс оперся ладонями о дверь по обе стороны от моей головы и хрипловато прошептал:
— Целое утро, когда в двери никто не постучит. Чем займемся?
— У тебя есть варианты? — едва слышно выдохнула я.
Он накрыл мои губы обжигающим поцелуем, и перед глазами словно взорвался фейерверк. Макстен подхватил меня под ягодицы, заставляя обнять его ногами за талию. Вцепившись в широкие плечи, со стоном я вжалась в натянувший брюки напряженный орган. Ткань казалась грубой, а ощущения — необычными, но до того острыми, что я выгнулась дугой. Большая ладонь накрыла грудь, пальцы почти болезненно сжали сосок…
На краю сознания всплыла несвоевременная мысль, что все происходит слишком быстро. Я никогда не перебиралась из вертикального положения в горизонтальное со скоростью света и так беззастенчиво откровенно. Где же ухаживания, танцы с тамбуринами, разговоры с полунамеками — все то, чем сопровождалась физическая любовь в моем мире? Однако тот же голосок подсказывал, что Макстен Керн божественно не только целовался. Зачем строить недотрогу, если потом может ничего не достаться?
— Какого демона происходит? — разнесся по дому возмущенный голос Эверта, словно говорившего в микрофон.
Мельхом нарочно усиливал звук, давая понять, что прелюдия закончилось, а пресловутое потом наступило. На редкость быстро. Буквально немедленно, когда запретный плод я даже толком распробовать не успела, всего лишь разок лизнуть.
— Что случилось? — цепляясь за плечи чернокнижника, прошептала я.
— Хотел бы я знать… — нахмурился Макс и осторожно ссадил меня на пол. Паркет был холодный, и я на ощупь принялась искать ногой упавшие великоватые тапки.
Неожиданно Мельхом содрогнулся от грохота, а следом понеслась отборная брань.
Одевались мы куда как быстрее, чем раздевались. В рекордный срок выскочили из спальни и бросились в холл, где столкнулись с Эвертом и сонным помятым Хинчем, относительно твердо стоявшим на ногах. Вид у всех, даже у обычно причесанного и выглаженного прислужника, был одинаково всклокоченный.
Правда, по разным причинам.
Я поджала распухшие от яростных поцелуев губы и состроила вид, будто изучаю рисунки на настенной обивке. Красноречивое смущение подавить не выходило. Подозреваю, не только взрослые мужики, один из которых разменял вторую сотню лет, но и наивная девственница догадалась бы, что, оставшись наедине, мы с Максом не играли в «камень-ножницы-бумага».
— Ты одержимый? — рявкнул недовольный чернокнижник, и Хинч выразительно кашлянул. Мол, попрошу не переходить на личности, господа черные маги.
— Нет, но кто-то разгромил лабораторию, — замотал головой Олень и указал на кухонные двери: — Подчистую.
— Разгромили лабораторию? В Мельхоме? — Если бы не знала, что Макс ничему не удивляется, решила бы, будто он по-настоящему изумлен.
Неизвестный вандал разгромил лабораторию не подчистую, а в хлам. Комната была небольшая, но заставленная мебелью, а теперь еще и заваленная расколоченными мензурками, страницами из разодранных гримуаров и прочим мусором, при виде которого у Макса заходили желваки. Из крана самогонной установки, в смысле алхимической печи, на каменный пол капала зеленая жижа и с шипением прожигала в плитках дыру. В камине валялся перевернутый котелок, разлитое зелье затушило огонь. В помещении отвратительно пахло, а маленькое оконце под потолком, больше похожее на форточку, было закрыто.
— Надо проверить посуду, — пробормотал Хинч и немедленно пошаркал ногами в сторону кухни.
Недавно Мельхом вернул в кухню посудную горку, полную старинного звонкого фарфора, резной хрусталь и серебряные столовые приборы в узком выдвижном ящичке. Когда Хинч чистил потемневшие вилки, то испытывал такой эстетический экстаз, что посинел и чуть не рухнул в обморок.
— Кто закрыл окно? — сморщился от зловония Макстен. Он щелкнула пальцами, и форточка отворилась.
— Учитель, думаете, что белый псих прорвался через новую защиту и разгромил лабораторию? — с волнением в голосе спросил Эверт.
— Нет. — Макс упер руки в бока и повернулся ко мне: — Алина, не хочешь объяснить?
— Я ничего не громила, — немедленно открестилась я от причастности к вандализму, хотя прекрасно понимала, чьих рук, вернее, лап было дело. Похоже, Карлсон, вчера лишенный еды по недосмотру безмозглой хозяйки, забрался в замок, чтобы чем-нибудь поживиться, но форточка захлопнулась. Он остался внутри…
В следующее мгновение нам под ноги бросилась неуловимая тень.
— Вингрет! — испуганно выкрикнул Олень, когда демон проскочил у него между расставленными ногами и, истерично размахивая крыльями, пронесся в сторону холла. — Лови его, пока люстру не сбил!
Я притворялась невидимкой и промолчала, что в холле висели ночники на стенах и ни одной люстры. Осталось пыхтеть и скакать за магами в надежде первой поймать неуловимую крылатую кошку и не дать варварам эти самые крылья пообломать. А еще, по возможности вместе с Карлсоном, куда-нибудь сбежать и отсидеться в темном уголочке, пока гнев хозяина замка не схлынет. Но не срослось. Только выбрались из подвала, как услышали вопль Хинча:
— Поймал!
Мы ринулись на кухню. Не знаю, кто кого поймал, но прислужник геройски держал магический посох с трепыхавшимся вингретом. Карлсон вонзился зубами в деревянное древко и завяз. Раззявить пасть шире — не выходило. Глядя на него, сразу вспоминались чудаки из Интернета, для чего-то совавшие в рот лампочки. Кот упирался лапами, пытаясь отгрызть от посоха кусок и спастись, бил крыльями, злобно размахивал хвостом.
Я начала медленно отступать, чтобы спастись бегством, даже успела развернуться, как раздался приказ:
— Стоять!
Черт! Пришлось повернуться и изобразить улыбку невинной школьницы. Стоявшие полукругом мужчины смотрели мрачно и недобро, словно собирались отправить ведьму на инквизиторский костер. Неожиданно Карлсону удалось освободиться. Сломав клык, он шлепнулся на пол, подскочил, как на пружине, и по воздуху рванул в мою сторону. Оставалось беднягу поймать, по-матерински прижать к груди и позволить ткнуться носом под мышку.
— Сверну шею, — тихо и как-то по-особенному страшно пригрозил Макс.
— Не делайте больно кисе, демоны! — неприятным фальцетом выпалила я.
— Тебе, — вкрадчивым голосом уточнил чернокнижник.
— И мне тоже не делайте больно.
— Хозяин… — с кровожадным видом, опираясь на посох, прислужник сделал маленький шаг в мою сторону.
— Хинч, не смейте предлагать меня сожрать! Карлсон почти домашний. — Макс попытался открыть рот и высказать претензию, но я не дала: — И семьи у него нет! Не кот, а полтора килограмма отборного счастья!
— Когда он расплодится — это будет смертельное проклятие, — убежденно заявил Эверт.
— Карлсон — мальчик, — заспорила я. — Он не может расплодиться, это противоречит законам природы. Он даже с Дунечкой сжился и не пытается ее скушать.
— Конечно, ты же его сытно кормишь, — справедливо упрекнул Макс, — но я тебя чисто по-человечески попросил не прикармливать вингретов. Ты ничего не соображаешь в живности магического мира, тем более междумирья! Да тут каждый паршивый кот — наполовину гадящий демон.
— Карлсон такой хорошенький, — принялась я строить из себя дурочку, — шипастенький, клыкастенький, крылышки драконьи…
— Он притащит самку и начнет метить углы, — принялся предсказывать Эверт.
— Кастрируем! — немедленно предложила я.
Пауза была достойна подмостков Большого театра. Глядя на вытянутые лица троих жителей, становилось ясно, что я не просто осквернила атмосферу Мельхома страшным словом, а умудрилась оскорбить всю его мужскую, а значит, большую часть. Даже Карлсон, почуяв нехорошее, напрягся в моих руках, а под шерстью проклюнулись острые шипы.
— Почему вы на меня так смотрите, будто втроем хотите сожрать? — на всякий случай попятилась я.
— И эта девица просила нас не делать больно коту? — ни к кому не обращаясь, вымолвил Хинч.
— Учитель, просто выгоним ведьму вместе с вингретом, и дело с концом, — предложил Олень.
Макстен скрипнул зубами, а потом ткнул в меня пальцем и приказал:
— Надеть ошейник.
— На меня? — возмутилась я.
— На кота! Погрызет мебель, заставлю…
Тут он осекся, некоторое время в молчании грозил пальцем, пытаясь придумать достойное наказание, но девушку, не обладавшую магией, можно было наказать только ремнем. При мысли о порке ремнем, даже меня бросало в жар. Боюсь представить, что случилось с Максом. Судя по тому, как чернокнижник прикрыл глаза и судорожно сглотнул, мыслили мы одинаково.
Он прочистил горло и повернулся к Хинчу, величественно опирающемуся на посох белых магов.
— Испортит мебель — сожрешь!
— Меня?! — охнула я.
— Кота! — рявкнул Макстен. — А ты в подвал — порядок наводить!
— Когда?
— Немедленно! А ты что встал? — накинулся он на Эверта. — Помогать ей!
— Но я же не впускал вингрета в замок, — жалобно протянул Олень, все еще надеявшийся прикорнуть после бессонной ночи и энергичного утра, но наткнулся на хмурый взгляд хозяина Мельхома и кивнул: — Слушаюсь, учитель.
После того как я расколотила пару чудом сохранившихся мензурок, ворчавший, как старик, Олень выдворил меня из лаборатории и продолжил любовно полировать тряпочкой алхимическую печь. В кухне я застала Хинча, пытавшегося надеть на вингрета кожаный ошейник с мерцающим красным камнем. Кот зашипел, расширив необъятную пасть с раздвоенным языком, и блеснул бесноватыми глазищами. Недолго думая, прислужник вдарил зверю серебряной ложкой между ушей.
— Сиди тихо, демон!
Карлсон испуганно прижал уши, пасть захлопнул и с обиженным видом позволил застегнуть на шее кожаную полоску.
— Как дела? — полюбопытствовала я.
— Мы пытаемся найти общий язык, — прокомментировал Хинч, а кот басовито, но очень жалобно мяукнул, словно умоляя отогнать сильного хищника.
На столе стоял поднос с фарфоровым чайничком и чашкой на блюдце.
— Это для Макса? — полюбопытствовала я.
— Успокаивающий отвар.
— Я отнесу.
— Подозреваю, что в этом случае он не поможет, — недовольно буркнул прислужник.
— Я постараюсь его не бесить, — пообещала и немедленно подхватила поднос. Чашка поскакала по блюдцу — я едва сумела перехватить и спасти от падения. Испуганно глянула на Хинча. У прислужника и вингрета оказались одинаково вытаращенные глаза.
— Посуда цела, — объявила я.
— Может, мне стоит заново варить соус? — тихо спросил Хинч.
— Не торопитесь, — отозвалась я. — К очагу всегда успеете встать.
В комнате, где Макстен принимал просителей, сегодня было пусто. Пару раз по Мельхому разносился стук извне, но чернокнижник ни разу не открыл дверь. Видимо, после прерванного утреннего занятия из-за паршивого (в смысле крылатого) кота он, как любой нормальный мужчина, был чуточку раздражен и опасался кого-нибудь проклясть на смерть.
В настороженной тишине истерично звенела посуда. На громкое бряцанье даже плотоядный цветок Васенька повернул голову и раскрыл ярко-синюю пасть с недоеденной мухой. Магическая дверь тускло светилась по контуру. Однажды, когда никто не видел, из любопытства я ее открыла, но попала не в город, а в старый пыльный чулан, абсолютно пустой и с заколоченным окном.
Подойдя к винтовой лестнице с лихо закрученными ступеньками, я посмотрела наверх и крикнула:
— Макс, ты еще бесишься? Может, обойдешься без успокоительного настоя?
— Да, — донеслось сверху.
— Да — бесишься? Или можно оставить здесь? — буркнула я себе под нос и все-таки потащила настой наверх. Донесла непонятным чудом, расплескав напиток, цветом напоминавший кока-колу, по подносу. Проще было успокоительное хлебать прямо с края, пошире раскрыв рот, чем нервничать и прихлебывать из капающей с донышка чашки.
Макстен сидел в кресле и, отвернувшись к окну, что-то рассматривал во дворе.
— Я все пролила, — честно призналась я, пристраивая поднос на низкий столик. — Что изучаешь?
— Дерево, — вымолвил он.
— Какое дерево? — не поняла я и приблизилась к окну. Из кабинета чернокнижника открывался вид на внутренний двор, но лишь смутно похожий на наш уютный дворик, где от деревянной калитки в замковой стене до открытой кухонной двери было рукой подать. Пространство заметно расширилось. Забор вырос в высоту и отодвинулся на десяток метров, переместился колодец, а над ним выросла свежая деревянная домина. В самом центре двора в лучах теплого летнего солнца зеленел огромный старый дуб.
Дерево Кернов окончательно проснулось.
— Это хорошая примета или плохая? — оглянулась я на Макстена.
— Я не верю в приметы.
От пронзительного взгляда по спине побежали мурашки. Макс не настойчиво, а приглашающе потянул меня за руку. Не разрывая зрительного контакта, подвластная и послушная, я села к нему на колени. В тягучем томлении провела кончиком пальца по линии скулы, погладила шрам, очертила контур носа, осторожно дотронулась до сжатых желваков.
— Что ты, по-твоему, делаешь? — тихим, хрипловатым голосом спросил он.
— Пытаюсь попросить прощения. Ты еще злишься за вингрета?
— Ну, раз ты захотела кота, — вымолвил он, — как я могу тебя остановить?
— Если он съест черный гримуар, ты свернешь мне шею?
— Я придумаю что-нибудь интереснее, и уверен, нам обоим понравится…
Мы целовались жестко и страстно, пока в легких не заканчивался воздух. Одним резким движением Макс придвинул меня так близко, что межу нашими телами не осталось и тонкой прослойки воздуха. Мужские руки беззастенчиво забрались под юбку, сжали ягодицы. Голова шла кругом. Широко разведя колени, я снова с наслаждением ощутила, насколько он возбужден. Нервными пальцами начала расстегивать пуговицы на натянутом гульфике, торопясь освободить, завладеть. Пока никто не помешал, не постучался, не заявил, что печется о нашей чести и о чем-то еще. Какая, право, глупость. О какой гордости говорят они, когда от каждого прикосновения тело горит огнем, теряется точка опоры, любая ласка заставляет выгибаться, вжиматься и тереться?
В упоительный хмель ворвался деликатный стук в двери Мельхома. В смысле, в магические двери, а потому деликатный стук казался громоподобным. Мы замерли.
— Да они издеваются, — прошептала я, утыкаясь взмокшим лбом в плечо тяжело дышавшего Макстена. — Давай сделаем вид, что ничего не услышали.
— Это ведь замок Мельхом? — словно издеваясь, продолжал транслировать монолог нежданной гостьи демон. — Я не ошиблась дверью?
Женщина заколотила так, что в ушах зазвенело.
— Нет, это не замок, а проходной двор! — простонала я.
— Эверт Ройбаш, я видела, что на втором этаже шевельнулась занавеска! Немедленно открой! — голос гостьи вдруг приобрел пронзительную требовательность. Невольно я покосилась в окно кабинета с темными раскрытыми портьерами, аккуратно подвязанными шнурками.
— Может, твой ученик-олень заделал маленького олененка, и она пришла предъявить претензии? — шепотом предположила я, будто визитерша действительно была способна услышать оскорбительный во всех отношениях разговор.
— Какой демон меня дернул взять его в ученики? — с безысходностью Макс запрокинул голову на спинку кресла. Я не удержалась и лизнула кадык на шее.
— Смерти моей хочешь? — простонал он.
— Эверт! — рявкнула дама. — Немедленно открой! Мама приехала!
— Мама?! — поперхнулась я. — У Оленя есть мама?
Знаю, глупый вопрос, не из яйца же он вылупился.
Внизу раздались быстрые шаги, я соскочила с колен Макстена с такой проворностью, будто под голой попой горела конфорка. Мы лихорадочно поправляли одежду, путаясь в завязках и застежках, приглаживали волосы. На винтовой лестнице загрохотали подкованные сапоги.
— Юбка задралась! — заправляя рубаху в штаны, подсказал Макс.
Едва я успела одернуть подол, как в кабинете появился с вытаращенными глазами, вымазанный сажей Эверт, одетый в криво заправленную рубашку.
— Учитель, конец света наступил! Она приехала!
В панике он не заметил, что учитель несколько помят, а причина помятости, то есть я, тщательно пытается слиться с обстановкой. Можно было не складывать вкрадчиво руки и не изображать жутковатую улыбку Уэнзди Аддамс из известной черной комедии.
— Учитель, не позволяйте этой страшной женщине войти в замок! — взмолился он. — Она приедет на денек, а уедет лет через семь, когда мы тут все буйнопомешанными станем.
Учитывая последние обстоятельства, мы все были немножко похожи на неврастеников.
— Давайте притворимся, что она ошиблась адресом? — со слезами в голосе попросил он.
— Ты не видел мать три года, — заметил Макстен.
— Быть точнее, три года два месяца и четырнадцать самых счастливых дней в моей жизни!
Неожиданно стало ясно, что долбежка в дверь прекратилась и госпожа Ройбаш больше не орет под дверьми, как кошка под балконом темной мартовской ночью.
— Она ушла? — кажется, Олень не верил в удачу.
И правильно делал, что не верил. В напряженной тишине неприятно заскрипела входная дверь. Пока мы мялись, по каким-то своим демоническим соображениям Мельхом пустил гостью на порог. Видимо, он насмотрелся и на разврат, и на разгром, и на скандалы, сильно заскучал, да и добавил в нашу жизнь немножко перца. В жизнь Оленя точно.
С первого этажа донесся недоуменный голос:
— Кто-нибудь есть дома? Я ищу Эверта Ройбаша.
— За что? — всхлипнул тот.
— Встречай, — кивнул Макстен.
Олень нырнул на винтовую лестницу. В тишине замка прозвенел голос, наполненный фальшивый радостью:
— Мама, как я рад вас видеть!
— Эверт, я думала, что ошиблась дверью, — с облегчением ответила она и тут же добавила: — Ты похудел и вырос.
— Благодарю.
— Теперь ты похож на каланчу. Втащи дорожный сундук.
— Ты приехала с багажом? — с ужасом воскликнул Олень, видимо, получив подтверждение слов, что от гостьи мы избавимся не скоро. И пока неясно, кто кого выкурит из замка.
Между пуговицами на ширинке у Макса торчал хвостик от рубашки. Знаками я указала на конфуз. Едва слышно выругавшись, чернокнижник принялся поправлять одежду, а внизу вдруг что-то загрохотало, и Эверт охнул:
— Мама, не обижайтесь на вопрос, но вы прихватили коллекцию звездных камней?
— Эверт, ты вырос, а по-прежнему говоришь глупости, — отчитала маменька. — Женщина должна быть готова к любой неожиданности. Почему ты не передвинешь его магией? Не научился за три года?