Первая невеста чернокнижника Ефиминюк Марина
Неожиданно над сконфуженной площадью, погруженной в предгрозовой сумрак, пролетел истеричный женский визг:
— Старый Брок очнулся!
— Старый Брок? — заволновался народ. — Разве ж его не собирались с рассветом похоронить?
В следующую секунду толпа пришла в движение. С истеричными воплями люди кинулись в разные стороны. Я растерялась и немедленно оказалась наказанной: сильный удар в спину отбросил меня вперед. Полет был стремительным, как у пробки из бутылки с шампанским. До хруста стискивая клетку с шокированной предсмертными приключениями Жертвой, я всем телом навалилась на колдуна и, не глядя, вцепилась в первое, что попалось под руку. Попалась борода. Ирен возопил и резко согнулся пополам, стараясь сохранить растительность. Мы едва не тыркнулись носами. На ощупь борода оказалась как пакля и, похоже, ею же и являлась.
— У вас борода отваливается, — для чего-то объявила я и резко разжала пальцы. — Прошу прощения, но можно мне…
Пыхтя под изумленным взглядом онемевшего мага, я схватилась за посох и, опираясь на него, кое-как выпрямилась.
— Благодарю, — кивнула, отряхивая руки.
Восставший покойник, распугавший толпу народа, стоял перед нами и таращил мертвые глаза. Надо было бежать, но от страха на меня напал паралич. Глядя на оживленное тело, я поймала себя на истеричной мысли, что у всех хороших колдунов выходили очень нехорошие ученики. Один девчонок ворует, а другой вместо дождя покойников призывает.
— Замри, исчадие ада! — завопил у меня над макушкой колдун и выставил посох. Из деревянного конца вырвался голубоватый луч, разрезавший пространство. Однако меткости магу явно не хватало — молния прошла в полуметре от зомби и врезалась в растерянного толстяка. Бедняга закатил глаза и, парализованный, рухнул на брусчатку.
— А у вас талант, — не удержалась я.
— Я не призывал демона! — вдруг совсем по-детски начал отпираться серьезный, зрелый маг.
— Так он ко мне, что ли, направляется?
Зомби, глухой к учиненному переполоху, надвигался на нас, словно потерявшая управление вагонетка. От ужаса в голове помутилось, я выставила вперед клетку с курицей и заорала страшным голосом:
— Сим-салабим! Ахалай-махалай! Ляськи-масяськи! Жри курицу, нелюдь!
Господи, что? Сим-салабим? Ляськи-масяськи?! Откуда я вообще такие странные вещи знаю?! Да меня сейчас саму отдадут на корм зомби, чтобы не терять время и не складывать инквизиторский костер!
Опешили все, в том числе оживший покойник. Он остолбенел, вытянув руки по бокам. Секундой позже на площадь обрушилась стена дождя. Ливень, плотный и беспросветный, скрывавший видимость. Одежда моментально вымокла и прилипла к телу. С трудом я различила, что восставший Брок упал на булыжники. Вокруг тела гудела, бурлила и лилась яростная вода. И раз покойник снова упокоился, было пора делать ноги. Далеко убежать не рассчитывала, но, по крайней мере, в место посуше, где не будет хлестать в физиономию.
— Стой, ведьма! — сквозь грохот ливня проорал воспрянувший от удачи с дождем маг и перекрыл мне путь посохом.
Не вступая в переговоры, я развернулась и понеслась в противоположную сторону, мысленно молясь, чтобы маг не послал мне в спину волшебную голубую молнию. Завернув за угол, я спряталась под козырьком чужого крылечка и решила дождаться, когда дождь растеряет ярость, а возможно, полностью выльется. Время шло. Часы Эверта в поясной сумке намокли и перестали ходить, под стеклом набухли капли. Ливень не думал усмирять гнев.
На окошке возле входной двери зашевелились занавески, и стало ясно, что хозяева не рады неожиданной гостье.
— Тебя же не пугает прогулка под дождем? — Я поймала себя на том, что улыбнулась курице жизнерадостной улыбкой пессимистки, пытавшейся думать позитивно. Дошла, господи, до ручки: с курами разговариваю! Стерев с лица идиотскую улыбку, я покрутила головой, пытаясь вспомнить направление к дому.
Если мне не изменяли память и чутье, а как показал случай в Китае, и с тем, и с другим у меня имелись основательные проблемы, до входа в Мельхом было четыре поворота. Все время направо. Или налево? Проклятье, куда мы поворачивали?
— Вот ты где! — услышала я голос Эверта. Ученик стоял на брусчатке, и вода немыслимым образом огибала его ноги, не намочив сапог. Высокую фигуру словно окружал невидимый, непроницаемый для дождя пузырь. Глядя на недовольного и очень, просто неприлично сухого соседа по замку, я почувствовала глухую ненависть.
— Пойдем? — кивнул он в сторону переулка.
— А мне не хочешь магический зонт наколдовать? — возмутилась я.
— Ты все равно уже мокрая, — беспечно отозвался Эверт.
— Вот как?
Перехватив клетку с поникшей курицей, видимо, предчувствовавшей, что по дороге к замку мы утонем, я вздернула подбородок и шагнула под проливной дождь.
— Ты что, обиделась? — догнал меня ведьмовской поганец, пока я с гордо выпрямленной спиной и по щиколотку в воде неслась в… кажется, правильном направлении.
— Что ты, какие могут быть обиды? — ласково отозвалась я. — Но я бы на твоем месте с сегодняшнего дня начала очень внимательно следить за тем, что лежит в тарелке. Мало ли что может случайно упасть в кашу.
Через пару улиц дождь закончился, тучи неожиданно рассеялись, и снова засияло солнце. Видимо, магия белого колдуна иссякла. Возле знакомого домика, оплетенного плющом, по-прежнему царили жара и летняя засуха. Казалось, что ливень, достойный прерий Амазонки, вообще не затронул утыканный домишками холм, словно назло подставленный беспощадным солнечным лучам.
Когда на стук молоточка Макстен открыл дверь, то без преувеличений онемел. Обнаружить иномирную гостью с курицей в клетке и мокрую, как эта самая курица, оказалось большим сюрпризом. Удивленный взгляд переместился с меня на полностью сухого, опрятного ученика. Макстен развел руками, мол, госпожа пожелали искупаться в местных термальных спа-источниках?
— Только посмей что-нибудь сказать, — процедила я, хотя было очевидно, что от изумления колдуна покинул дар речи. Он открыл рот, чтобы выдать какую-нибудь издевательскую шутку, и бессильно закрыл обратно. Видимо, ничего уничижительно-ироничного в голову не пришло, или же у мужика был отлично развит инстинкт самосохранения.
— И в колодец я не падала, — многозначительно добавила я, подвигая Макса в дверях.
— Она попала под дождь и теперь в дурном настроении, — заходя следом, пробубнил Эверт.
— К слову, ты в курсе, что часы пропускают воду? — хмыкнула я.
— У меня сломались часы?! — охнул подлец.
— Вы красиво грызетесь, но я хочу уточнить, — у чернокнижника прорезался голос, — курица — это ужин или ты решила завести птичник вместо пялец?
— Это жертва, — с достоинством бросила я через плечо.
— Жертва… — озадаченно повторил чернокнижник мне в спину. — Конечно! Это же очевидно. И как я сам не догадался?
Глава 3
Ритуалы черной магии и прочие недоразумения
После большого колдовства Ирен Орсо пребывал в приподнятом настроении, и письмо к учителю Дигору выходило светлым, радостным. Как же ученику было приятно рассказывать о том, что его магия несет добро, справедливость и счастье. Засуха в Анселе побеждена!
О том, что по какой-то совершенно непонятной причине в соседнем с рыночной площадью доме встал покойник, Ирен умолчал. В белом колдовстве, несущем на землю благодать, тоже иногда случались недоразумения: от всей души призовешь стихию, а вместе с нею приходит… кто-нибудь. Трупы вообще хорошо слышали магический зов. Подлецы совершенно не умели разбираться в голосах зовущих, запросто путали приличного белого мага с паршивым чернокнижником.
Отняв от тонкого пергамента остро наточенное перо, Ирен посмотрел в открытое окно. Дождь закончился, тучи растаяли, и на город лег теплый вечер. Пахло ужином, чей сладкий аромат проникал в кабинет из кухни. В животе забулькало, громко и неподходяще умиротворенной тишине. После стихийной магии всегда просыпался волчий голод, но слуга Реззо все не звал к столу.
Неожиданно мысли о еде самым непостижимым образом переместились к больной, общипанной курице, сидевшей в клетке. Разве лучший ученик великого Дигора не узнает под птичьей личиной одержимую демоном прислужницу? Или не почувствует в толпе присутствие черной ведьмы? В голове вдруг всплыло воспоминание о лице ведьмы. Внешность ее казалась кричаще чужеродной Восточной долине. Точно, пришлая колдунья! Выхолена, проклятым знаком помечена, а прическа бесстыдна, не будет добропорядочная горожанка кромсать волосы до подбородка.
— Хозяин! — в кабинет без стука вломился прислужник. — Хозяин, люди пришли! Вас зовут.
Реззо был невысоким, краснолицым и кругленьким, как шарик. Поспешный подъем на второй этаж сбил слуге дыхание.
— Люди? — оживился Ирен. — Дары принесли?
— Ну… — замялся тот. — Они принесли вилы и мотыги…
У колдуна поползли на лоб брови. Может, добрые горожане решили помочь в хозяйстве? Неужели заметили, как одичал сад? Неясно, какого дем… светлого духа они не дождались утра. Кто в сумерках сеет грядки и выкорчевывает одуванчики? Впрочем, с дарами к нему приходили впервые с тех пор, как он открыл практику. Если хотят сейчас отблагодарить белого мага за добро, кто он такой, чтобы запрещать.
Ирен поспешно встал из-за стола и уже направился к дверям, как его окликнул Реззо:
— Хозяин, борода!
Борода, как назло, вместе с балахоном сушилась на заднем дворе. Колдовством вышло бы быстрее, но вещи приобретали неприятный душок влажной лежалости, а Ирен любил благовонные ароматы.
В растерянности он подошел к зеркалу и потер гладкий подбородок. Безбородое, моложавое лицо страшно печалило. Что за несправедливость? Двадцать пять лет стукнуло, а ни разу не брился! Даже Реззо каждый вечер скреб щеки наточенным лезвием, а учитель вообще два раза на день.
Несколько пассов руками, и с острого подбородка свесилась длинная борода. Иллюзии у него выходили паршивенькие, не то что у Дигора. Морок не развевался на ветру, да и схватиться за него было невозможно. С другой стороны, зачем кому-то хвататься за чужую бороду? Неожиданно на ум снова пришла ведьма, без зазрения совести отодравшая приклеенную на особую вязкую смолу высококачественную паклю. Тьфу, мерзкая баба! А глазищи — синие, нездешние.
Приведя себя в порядок, маг спустился на первый этаж.
— Сейчас, сейчас, хозяин, — пробормотал Реззо и суетливо открыл дверь.
Возле крыльца домика, превращенного в приемную белого мага, толпился возбужденный народ. Люди держали вилы, мотыги… камни.
— Здравствуйте, добрые горожане! — переступил через порог Ирен.
— Бей подлеца! — злобно проорали из толпы.
В мага полетел гнилой помидор. Вернее, он потом понял, что это гнилой помидор, когда снаряд размазался по инстинктивно выставленному невидимому щиту. На улочке, объятой вечерним сумраком, наступила ошеломленная тишина. Народ следил, как помидорная каша стекала по воздуху, как по стеклу, и боялся пошевелиться.
— Что ж вы делаете? — возмутился Реззо из-за спины хозяина. — Совсем страх потеряли?!
Судя по всему, люди не только страх, но и разум потеряли.
Вперед вышел невысокий осанистый мужичок:
— Мы за справедливостью пришли! Верни нам деньги, разрушитель.
— Кто разрушитель? — нешуточно удивился Ирен. — Я же несу добро и справедливость в Ансель.
— С таким добром нам и зла не надо! — взвизгнул кто-то.
Очередной помидор заставил магический щит содрогнуться. Следом полетела картошка, и она пробила брешь. Гниль с чмокающим звуком врезалась в притолоку, и ошметки отлетели на макушку колдуна. Тут он понял, что не отобьется от ополоумевших горожан даже с помощью магии. Резерв иссушится, и его прикончат.
— Стойте, люди! — Он специально усилил голос магией, чтобы грозный бас прокатился по улице, долетел до мэрии и испугал всех градоправителей, отчего-то наславших на доброго волшебника толпу озверевших фермеров.
Народ действительно притих.
— Скажите, что у вас случилось? — продолжил Ирен.
— Ты у нас случился! — заявил державший слово мужичок. — В полях засуха, а в центре города — потоп! Верни деньги, а еще лучше доплати. За аморальный…
— Моральный, — шикнули ему.
— Да! Моральный ущерб, — поправился он.
Сто золотых, заплаченных за призыв стихии, уже были потрачены на оплату долга за купленное в рассрочку разрешение на открытие магической практики. Денег не осталось, а местные дикари, привыкшие к гнету чернокнижников, наотрез отказывались приобщаться к благодати светлого колдовства.
— Я иссушу город совершенно бесплатно! — немедленно предложил Ирен. Толпа зашушукалась. Дураку было ясно, что бесплатное белое колдовство гораздо выгоднее оплаченного втридорога черного. Не дожидаясь согласия поутихших горожан, на свой страх и риск маг спустился по ступенькам. Но непроницаемым коконом от тухлых помидоров и острых зубцов вил себя все-таки окружил.
— Хозяин! — сдавленным голосом позвал Реззо, заставив Ирена оглянуться. — А посох! Посох-то забыли!
С опаской озираясь на вооруженную толпу, слуга притащил магический посох, столь же необходимый для белых магов, как ритуальный кинжал — для чернокнижников. Реззо не стал дожидаться хозяина на крылечке и моментально спрятался в доме. Если Ирену не изменял слух, то даже засов на дверь повесил.
Помогая себе посохом, широкими шагами белый маг направился в сторону центра. Народ двинулся следом. Казалось, что по улицам шла похоронная процессия. Он не оглядывался, но словно чувствовал, как в спину направляются острые зубья пятнадцати вил. Или их шестнадцать? На втором десятке он сбился.
С приближением к центру Анселя становилось ясно, что доброе дело Ирена каким-то немыслимым образом превратилось в дело злое. Рынок был затоплен. Вода доходила до щиколотки, и люди перемещались по мосткам, камням, ящикам — в общем, по всему что придется, только не по земле. По поверхности разливанного озера (конечно, Ирену нравилось называть рыночную площадь лужей, но стоило посмотреть правде в глаза) плыли пустые корзины, печально продрейфовала чья-то домашняя туфля.
Кое-как добравшись до центра, колдун утвердился на ящике и сосредоточился на силе, обычно циркулировавшей в крови, но после призыва дождя и покойника (нечаянно) магия молчала. Размяв плечи, Ирен размахнулся посохом в воздухе. Один пасс, другой, третий. Ничего.
— Приди! — прокричал он, стараясь привлечь магию голосом, но немедленно осекся, вспомнив о трупе, и прикусил язык. Вдруг опять вместе с колдовством отзовется?
Неожиданно ящик под ногами затрясся, и Ирен едва не сверзился в воду. Он резко наклонился, расставив руки для равновесия, и замер в странной, скрученной позе. Довольно улыбнулся… От посоха отвалилось навершие и с тихим плеском утонуло в воде. Это был полный провал!
Из-за провалов белые маги теряли авторитет, а значит, клиентов, деньги, разрешение. Да и вообще много чего теряли.
— Жители Анселя! — выкрикнул он. — В нашей долине поселилась черная ведьма! Ее проклятый глаз не дал снизойти благодати на город и свершиться добру, поэтому ваши тапки плавают по рынку.
Народ испуганно зашептался, пытаясь выяснить, что за ведьма поселилась в городке и почему о ней никто не слышал.
— Макстен Керн, демоны его раздери! — вдруг выкрикнул кто-то. — Она точно у Керна! Накажем ведьму!
Никогда в жизни Ирен не испытывал большего облегчения, чем тем странным вечером, когда людской гнев оказался направлен на другого человека.
За окнами смеркалось, и в крошечном замке Мельхом воцарилась особенная, пронзительная тишина. Соседи закрылись в кабинете чернокнижника, а без свидетелей изображать оскорбленную невинность было не комильфо, да и есть хотелось совсем не по-женски. В почти пустой кладовой нашлись овощи, на дне ледяной коробки, обросшей снежным наростом и заменявшей в замке цивилизованный холодильник, лежала замороженная куриная тушка. Синюшный трупик наводил на мысль, что птица померла собственной смертью — не дождалась жертвоприношения Мельхому.
Я разложила будущий ужин на разделочной доске и, повернувшись за ножом, чуть концы со страху не отдала. За спиной, растягивая губы в нездоровой улыбке киношного маньяка, застыл Хинч.
— Что? — прошептала я, внезапно потеряв голос.
— Хозяин дал вам с утра значительную сумму, — тихо, быстро и четко протараторил прислужник. — Вы купили только это существо…
Выставленный указательный палец был направлен на Жертву в клетке.
— Это домашний питомец, — подсказала я.
— Шесть монет, — назвал точную стоимость Хинч, как будто на шее у курицы висел ценник.
— Вообще-то, шесть с половиной, — исключительно из вредности заспорила я и, хотя прекрасно понимала, к чему вел скряга, все равно спросила: — Что вы хотели, Хинч?
Он ловко раскрыл ладонь и протянул ко мне, будто на паперти, честное слово.
— Верните. Я запишу остаток в счетную книгу на ваше имя и буду выдавать по мере необходимости.
Кто назначал эту самую меру, слуга не упомянул. Вероятнее всего, он сам. Хинч напоминал мне бухгалтера из нашего агентства, тот тоже отсчитывал деньги на офисные нужды, как будто из своего кармана.
— У попа сдачи не бывает, — выпалила я любимую отцовскую фразу.
Вдруг повезет выбраться в город еще разок и прикупить приличные ботинки до того, как очередной гениальный маг затопит рынок или нашлет армию зомби? Не могу же я носить чужие сапоги или растоптанные босоножки, случайно найденные на дне вещевого сундука.
Хинч моргнул, а потом с выражением глубоко растерянного человека направился к выходу. Подозреваю, заторопился в библиотеку за словарем иномирных слов, чтобы выяснить, кто такой поп, почему он отказывается возвращать сдачу и при чем вообще бухгалтерия демонического замка. До завтрашнего вечера хлопот хватит.
— Господин Хинч, — позвала я прислужника, а когда он оглянулся в дверях, указала на разделочную доску: — Как бы мне курицу разморозить?
— Магией? — изогнул он брови.
— Боюсь, что в этом деле мне вряд ли помогут волшебные слова «кипятильник» или «батарея», — светским тоном заметила я.
— Я плохо разбираюсь в магическом языке вашего мира, но звучит неплохо, — отшил меня одержимый, а потом решил «добить лежачего»: — Но зачем вам магия? У вас уже есть одна размороженная курица.
Он кивнул в сторону клетки, и мы с Жертвой одинаково обалдели. Думаю, что даже Мельхом, уже приготовившийся к ритуальному закапыванию живой птицы, икнул от наглости прислужника.
— Побойтесь Бога, Хинч, это же будущая мать всех куриц Мельхома, — фальшиво возмутилась я. — Просто помогите разморозить ту, которая уже мертва.
— Возвращаясь к разговору об оставшихся деньгах… — немедленно принялся шантажировать он.
— Идите с Богом, или с чем вы там ходите, — указала я на дверь. — С сегодняшнего дня мы будем вегетарианцами.
— Кхм… — задумался прислужник. — Вегетарианец — это живой человек или мертвый?
— Живой, но боюсь, что рядом с живым чернокнижником-вегетарианцем все остальные очень быстро станут мертвыми. Понимаете, вегетарианцы не едят мясо.
— Вообще?
— Ни кусочка, — уверила я. — Подозреваю, что когда чернокнижник хочет куриную ножку, а вынужден жевать травку, то его сразу тянет на гнусные дела.
Видимо, Хинч умел не только вести бухгалтерию, но и просчитывать риски, связанные со злобным настроением хозяина.
— Я помогу разморозить. — Он немедленно направился к кухонному столу.
— Буду премного благодарна, — с фальшиво-благодарной улыбкой подвинулась я.
Думала, что слуга покажет, каким образом в очаге, как в микроволновой печи, разморозить тушку, но он просто ткнул в ледяшку пальцем, и по желобкам разделочной доски потекла талая вода.
— Здесь хотя бы кто-нибудь не умеет колдовать? — пробормотала я.
— Вы, — съехидничал Хинч и вышел из кухни.
Только я схватилась за нож, как взгляд упал на клетку с несчастной будущей жертвой, и сердце как-то странно защемило.
— Не смотри, дорогуша, — вздохнула я и вынесла птицу за порог.
Рагу было практически нарезано, когда с улицы вдруг донеслось истеричное куриное кудахтанье. Кто-то пытался стащить мою жертву! Я выскочила за порог и увидела, что клетка поломана, а в вечерних сумерках за ополоумевшей курицей носится крупный полосатый кот.
— Брысь! — крикнула я и, недолго думая, швырнула в вора то, что осталось от плетеной клетки, но промахнулась.
Хвостатый охотник даже ухом не повел и, поднимая пыль, продолжал гонять несчастную Жертву по двору. Для полудохлого существа, еще пять минут назад готового отдать душу птичьему богу, квочка носилась очень резво. Заскочив обратно в кухню, я рванула в чулан, где хранился садовый инвентарь, схватила метелку и кинулась на помощь жаждавшей жить курице.
— Пошел вон! — рявкнула я, замахиваясь на кота, и даже успела махнуть метлой по полосатому хвосту.
Мохнатый воришка подозрительно, вовсе не по-кошачьи, подскочил на два метра вверх. Гибкое тело развернулось в воздухе, завихлял длинный хвост. Когда существо приземлилось на землю, мягко встав на четыре лапы, я оцепенела от страха. На меня щерилось клыками потустороннее создание с глазами-углями, раздвоенным языком и костяными наростами, вздыбленными на холке. С вороватой кисой страшилище перепутал бы только слепец. Или иномирная дура, полезшая на местного демона с никчемным дворовым инвентарем. Проклятье, что мне помешало взять топор?!
Зомби-кот зашипел и бросился в мою сторону, намереваясь перегрызть глотку. Я завизжала и, размахнувшись метлой, отбросила чудовище на несколько метров. Как ни странно, этого хватило. Кот, каким бы демоническим он ни выглядел, бросился наутек.
— Вот тебе! — победоносно потрясла я метелкой.
Неожиданно оружие против зомби-кота зажило собственной жизнью и подскочило вверх, заставив меня нелепо вытянуть руки. От резкого движения под мышкой треснуло платье. Охнув, я попыталась отпустить древко, но разжать пальцы не выходило. Они словно прилипли.
Метла принялась трепать меня, как тряпку. Протащила влево, потом вправо. Ногами я упиралась в землю, но подошвы скользили. На одной босоножке порвался ремешок, и ноги пришлось поджать. Теперь я натуральным образом летала, как недоделанная Баба-яга, и оглашала окрестности ругательствами вперемежку с криками о помощи.
— Кто-нибудь! СОС! Снимите меня! Я тут на заднем дворе на метле летаю…
Становилось ясно, что ни одна сволочь мужского пола не собирается помогать несчастной девушке и ей всенепременно вырвет из суставов руки.
— Пусть вам пусто станет, глухие негодяи!
Стараясь спастись, я исхитрилась закинуть ноги и повисла на взбесившейся метелке, как обезьяна на ветке. Жаль, хвоста не имела, чтобы наверняка закрепиться.
— Остановись, бешеная швабра! — завопила я.
Метла неожиданно замерла, а с лысого дуба, разразившись возмущенным карканьем, сорвалась стая ворон. Двор погрузился в молчание. Я висела в двух метрах над землей вниз головой. Подо мной со степенным видом прохаживалась общипанная Жертва и легкомысленно, как положено безмозглой курице, выклевывала в пыли только ей видимые зернышки.
— Неблагодарное создание, — буркнула я. — Теперь точно закопаю. Готовься! Как только слезу, сразу пойду закапывать.
В глазах темнело, в ушах шумела кровь. Ноги прилипли к метле, как и руки, словно древко обмазали суперстойким клеем.
— Макстен Керн, спаси меня! — предприняла я очередную отчаянную попытку слезть с ведьмовского транспорта и не заработать кровоизлияния в мозг. Мгновением позже вечерние сумерки рассекла ослепительная вспышка. Я даже успела подумать, что свет в конце тоннеля в иной мир больно режет глаза.
В сумраке кабинета горел магический знак. Воздух, пропахший сладковатым запахом черных чар, дрожал жарким маревом. Колдовское пламя отражалось в широко раскрытых глазах Эверта, и со стороны казалось, будто в ученика вселился огненный демон. От сполохов на стенах, полу и громоздкой мебели танцевали неровные тени. Шипели, скреблись и волновались плененные в заговоренных шкатулках черные артефакты.
Пылающий слепок знака, аккуратно снятый с энергетической оболочки мэра Анселя, был четким, выполненным с ученической скрупулезностью — все по канону. Одного этот канонический белый маг не учел — ни один настоящий чернокнижник не станет работать по учебникам. Зачем облегчать жизнь конкурентам?
— О чем думаете, учитель? — шепотом спросил Эверт.
Об Ирис Керн, злобной ведьме, выхлебавшей столько настойки молодости, сколько не каждый пьянчуга — дешевого вина. Полгода назад Макстен выкапывал тетку, чтобы задать кое-какие вопросы, так стерва даже в земле сохранилась так, будто умерла не пятьдесят лет назад, а только вчера. Молоденькая, беленькая, ни пятнышка тлена.
Всю земную (и, как выяснилось, потустороннюю) жизнь она считала, что стоит хозяину покинуть демонический замок, как рядом с магической дверью обязательно поселится какой-нибудь «белый» увалень, примется от всей светлой души щедро причинять людям добро и недоумевать, почему народ тошнит от переизбытка этой самой доброты. Сама Ирис покидала Мельхом всего раз десять за почти полтора века по случаю похорон злейших врагов. Макса всегда восхищало умение тетки нажить врагов, не высовывая носа из дома.
— У нас забавный сосед, — усмехнулся он и потер колючий подбородок. — Очень старательный. Как, говоришь, его зовут?
— Ирен Орсо, — подсказал Эверт. — Ученик какого-то Дигора. Вы знаете, кто такой Дигор?
— В первый раз слышу.
Белых в королевстве развелось как грязи. Ирен, ученик не пойми кого, обладал дьявольской силой, неумехе Ройбашу такая и не снилась…
Неожиданно Макс услышал на улице со стороны Анселя топот десятков ног. Перед мысленным взором появились размытые тени. К магической двери шли люди. Постепенно картинка прояснялась. Взбегающая на холм улица была узка и темна, ее озаряли факелы, зажатые в руках фермеров. Толпа несла мотыги, вилы, корзину с раскисшими на жаре помидорами, а в карманах прятала крупную речную гальку.
— Что случилось? — возглас Эверта вернул Макса в реальность.
— К нам гости, — ухмыльнулся он. Удивительное дело, горожан тошнило от белой магии, а претензии они отправились предъявлять Керну? Совсем страх потеряли?
— Опять? — испугался ученик. — Клянусь, я не допустил ошибки! Аура мэра чистенькая, как у новорожденного!
— Забудь о мэре, — покачал головой Макс. Резким взмахом ритуального кинжала он рассек горевший в воздухе знак. На мгновение кабинет озарила яркая, слепящая вспышка, оставившая круги перед глазами. Магический символ потух, и на пол осыпался пепел.
Дверь в окутанный влажной жаркой ночью Ансель Макстен открыл сам и переступил через порог ровно в тот момент, когда появилась толпа. Завидев чернокнижника, люди остановились. В воцарившейся тишине отчаянно и зло стрекотали кузнечики. В темноте горели факелы, и тусклый свет рисовал на хмурых хмельных лицах фермеров глубокие тени.
— Что надо? — не повышая голоса, спросил Макс.
Вперед вышел коренастый мужичок и крикнул:
— Отдай ведьму! Мы судить ее будем.
— Кого? — вкрадчиво уточнил чернокнижник. Грешным делом он решил, что после вызова силы Вселенной Эверт недоупокоил тетку Ирис. Ведьма выбралась из могилы и пошла стращать народ по Анселю — к этому маленькому городку, полному пуритан, она испытывала особую слабость.
— Днем по городу ходила черная ведьма с курицей. Мы-то знаем, что это была не курица, а ручной демон! — заявил фермер. — Из-за нее случился потоп.
— И покойник встал! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Из-за курицы? — уточнил Макс.
— Из-за ведьмы!
Какая, к демоническим псам, ведьма? Алина, что ли?! Пока Макс пытался переварить обвинение, народ осмелел: разошелся и разорался, перепугав всех сверчков, местных собак, а заодно и нахальных кошек, вечно гадивших под дверь Мельхома. Ни одно заклятье не помогало, ведь черное колдовство на демоническое хвостатое отродье не действовало.
— Пусть снимет проклятье! Пусть убирается из долины! Пусть…
Мнения, что именно должна сделать ведьма, резко разделились, и толпа яростно заспорила, пока кто-то не крикнул:
— На костер!
— Что? — вкрадчиво переспросил Макс, и народ зашикал на сумасшедшего, мол, нашел тоже темные времена, чтобы честных черных ведьм, города затопляющих, на костер отправлять. Пусть сначала потоп иссушит, а потом уже на сожжение отправляется.
— Господа горожане, — тихо вымолвил чернокнижник, заставляя ополоумевших фермеров замолкнуть, — что вас навело на свежую мысль, что обычная девушка — ведьма?
— Ирен Орсо сказал, что из-за нее стихия разрушила город! Она сглазила! И покойника подняла! — возмущалась толпа. — В чем сапожник провинился? Как его теперь похоронить без ведьмовской печати?
А добро-то, похоже, начало портиться на воцарившейся в королевстве жаре и творить пакости.
— Моя гостья — простая женщина, — объявил Макс, — и уж точно не летает на метле…
Мгновением позже пространство рассекла яркая вспышка, и с визгом из ослепительного свечения вылетела девица, висящая вверх тормашками на метле. Юбка была неприлично задрана, волосы свешивались, в темноте мелькали молочно-белые длинные голые ноги. Оглашая окрестности истеричным воплем и иномирными ругательствами, судя по всему, крепкими и цветистыми, Алина сделала на загляденье красивый круг на уровне крыш. Открыв рот, шокированный народ задрал голову и следил за стремительным кружением.
— Снимите меня кто-нибудь! — орала «самая обычная девица», нарезая петли. — Меня тошнит!
— Держи ведьму! — проорал кто-то.
— Го-го-господи! — завопила в ответ девчонка. — Не надо меня держать! Просто поймайте и спустите на землю! Я больше не хочу летать!
У Макса задергалось нижнее веко. Нет-нет, не поймите неправильно, он вовсе не бесился, чернокнижники Керны обладали спокойствием, самообладанием и умением сохранять холодную голову в любой ситуации. Макстен Керн просто испытывал легкое раздражение. Ведь это обычное дело — желать свернуть шею вертлявой девке, когда чуточку раздражен? Нормальное желание абсолютно спокойного мужчины…
Он резко свистнул. Метла сделала умопомрачительный вираж, накренилась, идя на снижение. Девчонка истошно завизжала. Длинный подол, подхваченный ветром, вздыбился и закрыл взлохмаченную голову, окончательно оголив зад.
— Хватай! — воскликнул очередной муд… чудак, и метла немедленно взмыла вверх. Веник-переросток! Уже сто лет летает, а норов будто только-только собрали и заговорили.
— Ма-акс! — неслось сверху. — Спаси меня ради всех святых демонов!!!
Святые демоны? Свернуть шею, воскресить, а потом еще раз свернуть! Какой филигранно четкий план! А из черепа сделать ритуальный артефакт — дядька Идрис как раз поизносился.
Неожиданно из толпы в Алину полетел камень, быстро, почти незаметно. Перед глазами Макса вспыхнула красная пелена. Резкое движение рукой, и речной голыш врезался в невидимую перегородку, натянул ее и отпружинил обратно, возвращаясь к чокнутому, посчитавшему, что может причинить вред женщине чернокнижника. Раненый заорал, толпа отхлынула. В пыли и грязи катался молоденький парень, прижимавший к лицу окровавленные ладони.
— Трику глаз выбило!
Испуганный народ кинулся наутек, роняя по дороге оружие и факелы.
Пока царила сумятица, Макс свистнул, приказывая кружившей метле возвращаться домой, и открыл дверь в Мельхом. Наездница влетела в дверной проем, но неудачно: задела головой порожек и сочно, совсем неженственно выругалась, поминая чернокнижников и указав точное место, в каком она всех видела.
Следить за побегом паникующей толпы Макс не собирался. Он вернулся в замок и с такой яростью шарахнул дверью, что в светильниках на каменных стенах задрожало колдовское пламя.
Нет-нет, он вовсе не разозлен. Громыхать дверьми, когда испытываешь легкое раздражение, — вполне нормально. Так ведь?
При виде чуточку раздосадованного учителя у Эверта, следившего за расправой с высоты винтовой лестницы, подломились колени. Он плюхнулся на кованую ступеньку и оцепенел. В отличие от иномирной гостьи, парень знал, каким страшным в легком раздражении бывал чернокнижник.
Широким шагом Макстен подошел к Алине, нагнулся и одернул подол, прикрывая неприлично оголенные бедра. Заглянул в побагровевшее лицо девчонки. Она висела зажмуренная, тяжело дышала через нос. Губы крепко сжаты.
— Меня мутит, — хрипловато пробормотала она.
— Тогда что тебя держит на метле? — вкрадчиво поинтересовался Макс.
— Сила притяжения, черт возьми! — рявкнула она, вытаращившись на чернокнижника с такой яростью, будто это он нарезал круги над крышами и стращал обнаглевших фермеров.
Он щелкнул пальцами. Алина кулем свалилась на пол и, ударившись о доски, глухо застонала:
— Господи, я чуть не скончалась…
Макс присел рядом с ней на корточки и вкрадчивым тоном объявил:
— Второе предупреждение.
— За что?! — мигом пришла в себя летунья. — Какое, к чертям собачьим, предупреждение?! Я же не виновата, что у вас негостеприимный мир. Народ, чуть что, сразу на костер тащит, по дворам демонические кошки таскаются, метелки летают. У нас, знаешь ли, метла — это инвентарь для уборки!
Она встретилась с Максом глазами. Видимо, все-таки заметила, что черный маг несколько раздосадован, и немедленно сменила тон:
— Прости меня, пожалуйста. Я больше не буду трогать метлы, топоры, тяпки и… Что у вас тут еще способно летать? Только не объявляй третье предупреждение, а то мы с Хинчем устроим кровавое побоище, а я не хочу его убивать. Он мне по-настоящему нравится.
У чернокнижника очень неприятно дернулся глаз. Алина замолчала. Обманывать себя, что просто чуточку раздражен, не имело смысла — Макс был готов на смерть проклясть первого, кто обронит хотя бы одно неосторожное слово.