Дюна Герберт Фрэнк

– Далеко еще? – тяжело дыша, спросила она.

– Глубже, – отвечал он, – и я только примерно могу определить положение. Может быть, придется расширять лаз. – Он шагнул вбок, оступившись на поехавшем вниз песке. – Делай стенки с уклоном, неотвесные.

Яма медленно углублялась, показалось дно котловины. Но ранца там не оказалось.

«Неужели я ошибся в расчетах? – подумал Пол. – Я запаниковал и допустил эту ошибку. Неужели она подействовала на мои способности?»

Он поглядел на паракомпас. В нем оставалось унции две кислоты.

Джессика внизу выпрямилась, провела испачканной в пене рукой по щеке. Глаза ее встретили взгляд Пола.

– Попробуй расширить вверх по откосу, – сказал Пол. – Осторожнее теперь…

Добавив в корпус прибора еще щепотку специи, он стал поливать песок возле рук Джессики. Со второго раза она наткнулась на что-то твердое и осторожно вытянула лямку с пластиковой пряжкой.

– Стой, не тяни за нее больше, – произнес Пол почти шепотом. – Пена кончилась.

Держа лямку в одной руке, Джессика поглядела на сына. Отшвырнув пустой паракомпас, Пол сказал:

– Дай мне другую руку. Слушай теперь внимательно. Я буду тянуть тебя вбок и вниз по склону. Только не выпускай лямку. Сверху много не осыпется, откос укрепился. Я хочу все сделать так, чтобы твоя голова оставалась над песком. Когда эту яму засыплет, я отрою тебя, а потом мы вместе вытянем ранец.

– Поняла, – ответила она.

– Готова?

– Готова! – Она стиснула пальцы на лямке.

Рывком Пол наполовину выдернул ее из ямы, голова ее была над песком, когда скрепленный пеной песок пополз, заполняя яму. Джессика оказалась в песке по грудь, левая рука ее и плечо оставались в песке, подбородок закрывала складка одеяния Пола. Плечо ныло от навалившейся тяжести.

– Держу! – сказала она.

Пол медленно запустил пальцы в песок рядом с ее рукой, нащупал полоску ткани.

– Давай вместе, – сказал он. – Тяни ровнее, иначе можно порвать.

Они тянули ранец вверх, песок осыпался. Когда лямка показалась на поверхности, Пол бросил ее и высвободил мать из песка. Вдвоем они потянули лямку вниз и наконец вытащили ранец.

Спустя несколько минут они стояли на дне расщелины, держа ранец за лямки.

Пол поглядел на мать. Ее одежда и лицо были запачканы пеной. Казалось, что Джессику закидывали комками зеленого мокрого песка.

– Ну и видок у тебя, – пробормотал он.

– И у тебя не лучше, – ответила она.

Они было засмеялись, но тут же замолчали.

– Это не должно было случиться, – сказал Пол. – Я был неосторожен.

Она пожала плечами, ощущая, как присохший песок осыпается с бурнуса.

– Я поставлю палатку, – сказал он, – а ты лучше сними одежду и вытряси ее. – Он отвернулся к ранцу.

Джессика кивнула, почувствовав себя вдруг слишком усталой, чтобы говорить.

– А здесь в скале крепежные дыры, – сказал Пол. – На этом месте уже ставили палатку.

«Почему бы и нет? – думала она, встряхивая одежду. – Место удобное – между двух скал, в четырех километрах напротив – другая скала… достаточно далеко от пустыни, чтобы не привлекать червей, но и не слишком близко, чтобы облегчить переход».

Она обернулась. Пол уже поставил палатку, ребристая полусфера которой не отличалась цветом от обступивших скал. Пол прошел рядом с биноклем в руках. Быстрым поворотом подрегулировал внутреннее давление, сфокусировав масляные линзы на противоположном утесе, золотившемся в лучах утреннего солнца за песчаными дюнами.

Джессика смотрела, как он вглядывается в этот апокалиптический ландшафт, в его песчаные и скальные каньоны.

– Там есть какая-то растительность, – сказал он.

Джессика отыскала в ранце второй бинокль и подошла к Полу.

– Вон там, – махнул он, не выпуская бинокль из другой руки.

Она поглядела в ту сторону.

– Сагуаро, – сказала она. – Сухая штука.

– Значит, поблизости могут быть люди, – произнес Пол.

– Быть может, это остатки ботанической испытательной станции, – предупредила она.

– Нас занесло далеко на юг, – ответил он. Опустил руку с биноклем, потер под носом, чувствуя, как высохли и запеклись губы, ощущая пыльный привкус жажды во рту. – Похоже на обиталище фрименов.

– Можем ли мы быть уверенными в сочувствии с их стороны? – спросила она.

– Кайнс обещал их поддержку.

«Но это отчаянный народ, эти жители пустыни, – думала она, – и я сегодня была на грани отчаяния. А отчаявшийся убьет просто ради воды».

Она закрыла глаза, и ей представился Каладан. Они отдыхали, путешествовали вдвоем – она и герцог Лето – дело было еще до рождения Пола. Они летели над яркой листвой диких лесов, над рисовыми плантациями в дельтах рек. Внизу, по муравьиным тропам в зелени, сновали караваны носильщиков с грузами, поддерживаемыми гравипоплавками. А на прибрежье белели лепестки тримаранов-дхау.

Все сгинуло.

Джессика открыла глаза: пустынная тишь, все жарче и жарче. Неугомонные демоны жары уже начали будоражить воздух над раскаленным песком. Казалось, что скала напротив видна сквозь толстое стекло.

Через открытое устье расщелины осыпался песок, сдвинутый с места дуновением утреннего ветерка, коршунами, взлетевшими с вершин утеса. Пескопад закончился, но шелест все еще доносился до ее ушей, становясь лишь громче и громче. Раз услышав этот звук, позабыть его было невозможно.

– Червь, – прошептал Пол.

Он появился справа с непринужденным величием, которого нельзя было отрицать. Извивающаяся длинная гора песка пересекала дюны совсем неподалеку. Спереди она была круче, рассыпалась пылью, словно волна каплями… Он удалялся налево. Звук медленно затихал.

– Иные космические фрегаты кажутся меньше его, – прошептал Пол.

Она кивнула, не отрывая глаз от пустыни. Пронзая дюны, червь сглаживал их, оставляя за собой соблазнительно ровную дорогу. Горестно бесконечная, стремилась она мимо, куда-то вдаль, к горизонту.

– Отдохнем, – сказала Джессика, – и продолжим наши занятия.

Подавив внезапно нахлынувшее негодование, он сказал:

– Мать, а ты не думаешь, что мы могли бы сегодня обойтись без…

– Сегодня ты запаниковал, – сказала она, – свой разум и бинду-нерватуру ты знаешь, быть может, лучше, чем я, но тебе еще предстоит многое узнать о своей прана-мускулатуре. Тело, Пол, иногда поступает само по себе, и я могу тебя еще многому научить. Ты должен научиться управлять каждым мускулом, каждым волокном своего тела. Надо вновь заняться руками. Начнем с мускулатуры пальцев, сухожилий ладони и чувствительности кончиков пальцев. – Она повернулась. – Ну, пошли в палатку.

Он пошевелил пальцами левой руки, следя, как она проползает через сфинктерный гермоклапан палатки, понимая, что не следует отговаривать ее… надо согласиться.

«Что бы они ни сделали из меня, все равно без моего участия не обошлось», – подумал он.

Вновь заняться руками!

Он поглядел на собственную ладонь. Какой беспомощной казалась она по сравнению с гигантским червем!

Мы пришли с Каладана – райского уголка для нашей жизненной формы. На Каладане не было необходимости создавать рай для тела или ума – его мы видели вокруг себя. И мы заплатили за это, как платят за райскую жизнь: мы стали мягки, наши мечи затупились.

Принцесса Ирулан. «Беседы с Муад'Дибом»

– Так, значит, ты и есть великий Гарни Холлик, – сказал мужчина.

Холлик стоя глядел на контрабандиста, сидевшего за металлическим столом в округлой пещере-приемной. На мужчине была одежда фримена, бледная синева глаз говорила о том, что ему случается есть и инопланетную пищу. Приемная по форме повторяла помещение центрального командного пункта фрегата: обзорные и коммуникационные экраны занимали шестую часть полусферы. По бокам – секторы дистанционного управления вооружением. У стены напротив – стол.

– Я – Стабан Туек, сын Эсмара Туека, – сказал контрабандист.

– Значит, именно тебе я обязан принести благодарность за оказанную нам помощь, – произнес Холлик.

– Ах-х, благодарность… – сказал Туек, – садись.

Корабельное складное кресло выдвинулось из стены возле экранов, Холлик со вздохом опустился в него, ощущая навалившуюся усталость. Он увидел собственное отражение в темной стеклянной поверхности экрана возле контрабандиста и нахмурился, отметив следы утомления на собственном помятом лице. Кривой шрам на челюсти зазмеился от этой гримасы.

Отвернувшись от своего отражения, Холлик поглядел на Туека. В лице контрабандиста он заметил фамильное сходство – тяжелые, нависающие отцовские брови, словно высеченные из камня щеки и нос.

– Твои люди сказали мне, что отец твой мертв, убит Харконненами, – начал Холлик.

– Или Харконненами, или предателем твоего народа, – сказал Туек.

Гнев помог Холлику преодолеть усталость. Он выпрямился и бросил:

– Ты можешь назвать имя предателя?

– Мы не вполне уверены.

– Сафир Хават подозревал леди Джессику.

– Ах-х, эта ведьма-гессеритка… может быть. Но сам Хават теперь в плену у Харконненов.

– Я слыхал об этом. – Холлик глубоко вздохнул. – Похоже, впереди новая резня.

– Мы не станем привлекать к себе внимание, – ответил Туек.

Холлик опешил:

– Но…

– Мы спасли вас, тебя и твоих людей, и с охотой предоставляем вам здесь убежище, – сказал Туек. – Ты говоришь о благодарности. Очень хорошо. Отработайте свой долг. Людям у нас всегда найдется применение. Но мы перебьем вас до одного, если вы вновь открыто выступите против Харконненов.

– Но они ведь убили твоего отца!

– Быть может. И если так, я скажу тебе, что мой отец говорил тем, кто действует не думая: «Камень и песок тяжелы весом, но гнев глупца еще тяжелее».

– Значит, просто оставишь все как есть? – пренебрежительно усмехнулся Холлик.

– Разве ты слышал от меня такие слова? Я просто хочу, чтобы ты знал: у нас контракт с Гильдией. Они требуют от нас осторожности. А погубить врага можно и по-другому.

– Ах-х.

– Действительно, ах. Если ты хочешь разоблачить эту ведьму… действуй. Но я предупреждаю: скорее всего ты опоздал… И еще – мы сомневаемся в том, что именно она повинна в предательстве.

– Хават ошибался редко.

– Но он допустил, чтобы его взяли в плен бандиты барона.

– Ты думаешь, что предатель – он?

Туек пожал плечами:

– Вопрос чисто теоретический. Мы думаем, что ведьма мертва. Так, по крайней мере, считают сами Харконнены.

– Похоже, ты неплохо осведомлен о том, что известно барону.

– Так, одни намеки и предположения… слухи и догадки.

– Со мной семьдесят четыре человека, – сказал Холлик. – Если ты серьезно хочешь, чтобы мы перешли к тебе на службу, у тебя должны быть весомые доказательства гибели герцога.

– Мои люди видели его тело.

– И мальчика тоже… юного господина Пола? – Холлик попытался сглотнуть, но что-то комом застряло в горле.

– В соответствии с самыми последними сообщениями, он вместе с матерью пропал в песчаной буре. Скорей всего, от них не разыщут и косточки.

– Значит, и ведьма мертва… все погибли.

Туек кивнул:

– А Тварь Раббан, как говорят, вновь примет здесь бразды правления.

– Граф Раббан с Ланкивейла?

– Да.

Холлику не сразу удалось погасить в себе ярость, грозившую лишить его самообладания. Тяжело дыша, он проговорил:

– У меня с Раббаном давние счеты. Я не отплатил еще ему за гибель семьи. – Он тронул шрам на щеке. – И за это украшение.

– Не следует поспешно ставить на карту все, чтобы расквитаться, – сказал Туек.

Он хмурился, следя, как вздулись желваки на скулах Холлика, не отрывая глаз от полуприкрытых веками глаз менестреля.

– Знаю я… знаю, – глубоко вздохнул Холлик.

– Ты и твои люди, вы можете заработать на дорогу с Арракиса, послужив нам. Найдется много мест.

– Я освобождаю своих людей от всех обязанностей, они могут выбирать сами. Но если Раббан здесь – сам я остаюсь.

– Я сомневаюсь, что мы согласимся на это, если твое настроение не изменится.

Холлик поглядел на контрабандиста:

– Ты сомневаешься в моем слове?

– Не-е-е-т…

– Ты спас меня от Харконненов. Я преданно служил герцогу Лето по той же причине. Я остаюсь на Арракисе – с тобой… или с фрименами.

– Мысль задуманная и мысль высказанная – две разные вещи, сказанное слово имеет силу, – произнес Туек. – Может статься, ты найдешь грань между жизнью и смертью слишком острой… и быстрой, если окажешься среди фрименов.

Холлик на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как его одолевает усталость.

– «Где Господь, который… вел нас по пустыне, по земле пустой и необитаемой?..» – пробормотал он.

– Не торопись, и день твоей мести настанет, – сказал Туек. – Торопливость придумал шайтан. Успокой свою печаль, у нас для этого есть все необходимое. Три вещи успокаивают сердце – вода, зелень травы и красота женщин.

Холлик открыл глаза.

– Я бы предпочел купаться в крови Раббана Харконнена. – Он перевел взгляд на Туека. – Так ты думаешь, такой день настанет?

– К твоему будущему, Гарни Холлик, я почти не имею отношения… Могу лишь помочь провести твое сегодня.

– Тогда я принимаю твою помощь и остаюсь до того дня, когда ты прикажешь мне отомстить за твоего отца и всех остальных, кто…

– Слушай меня, воин, – сказал Туек. Он перегнулся через стол, голова его втянулась в плечи, он не отрывал напряженного взгляда от Холлика. Лицо контрабандиста вдруг стало похожим на источенный непогодой камень. – За воду моего отца я отплачу сам… своим собственным лезвием.

Холлик глядел на Туека. В эту секунду контрабандист напомнил ему герцога Лето, смелого, уверенного в своем положении и поступках предводителя. Действительно, словно герцог… до Арракиса.

– Хочешь ли ты, чтобы мое лезвие было рядом с твоим? – спросил Холлик.

Туек откинулся назад, молча вглядываясь в лицо Холлика.

– Ты видишь во мне только воина? – поинтересовался Холлик.

– Из всех лейтенантов герцога уцелел только ты один, – сказал Туек. – Враг подавлял, но ты отыгрывался… и победил. Как мы побеждаем Арракис.

– А?

– Пока мы все покорны барону, Гарни Холлик, – сказал Туек, – наш враг – Арракис.

– А врагов бьют поодиночке, не так ли?

– Так.

– Не таким ли путем пошли и фримены?

– Быть может.

– Ты сказал, что жизнь среди фрименов может показаться мне слишком жесткой. Только ли потому, что они живут в пустыне, на открытом просторе?

– Кто знает, где живут фримены? Для нас Центральное плато – ничейная земля. Но я хотел бы еще поговорить о…

– Мне говорили, что Гильдия избегает водить специевые лихтеры над пустыней, – сказал Холлик. – Но, по слухам, сверху, если знаешь, где искать, видны клочки зелени.

– Слухи! – фыркнул Туек. – Или будешь выбирать между мной и фрименами? Мы живем в безопасности, наш ситч вырезан в скале, у нас есть собственные укромные котловины. Мы ведем жизнь цивилизованных людей. А фримены – просто шайка оборванцев, что ищут для нас специю.

– Но они убивают Харконненов.

– А ты не хочешь узнать, каков результат? До сих пор их травят, словно животных, бластерами, потому что у них нет силовых щитов. Их вырезают. Почему? Потому что они убивали Харконненов.

– Разве они убивали только Харконненов? – спросил Холлик.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты не слыхал, что среди Харконненов были сардаукары?

– Тоже слухи.

– Но погром… на барона это не похоже. Погром расточителен.

– Я верю тому, что видел собственными глазами, – сказал Туек. – Выбирай, воин. Тебе я обещаю убежище и шанс пролить ту кровь, которой мы оба жаждем. Будь в этом уверен. Фримены предоставят тебе лишь возможность вести жизнь гонимого.

Холлик колебался, угадывая мудрость и сочувствие в словах Туека, причину собственной нерешительности он не мог понять.

– Верь в свои способности, – сказал Туек. – Кто принимал решение, выведшее твой отряд из битвы? Ты. Решай.

– Надо решать, – согласился Холлик. – Так ты уверен, что герцог и его сын мертвы?

– Харконнены уверены в этом. А там, где речь идет о подобных вещах, я склонен им доверять.

Угрюмая улыбка тронула губы Холлика.

– Но ни в чем более доверять им я не собираюсь. Надо решать, – повторил Холлик. Он протянул вперед правую руку вверх ладонью, прижав к ней в традиционном жесте большой палец. – Предлагаю тебе мой меч.

– Принимаю.

– Ты хочешь, чтобы я убедил своих людей?

– Ты собирался предоставить право решать им самим.

– Пока они следовали за мной, но большинство рождено на Каладане. Арракис совершенно не таков, каким они его представляли. Здесь они потеряли все, кроме жизни. Я бы предпочел, если бы они решали теперь сами.

– Ты не должен сейчас проявлять неуверенность, – сказал Туек, – они ведь шли за тобой.

– Тебе они нужны, не так ли?

– Опытному воину всегда найдется дело… а в наше время более, чем когда-либо.

– Ты принял мой меч и хочешь, чтобы я убедил их остаться?

– Я думаю, они последуют за тобой, Гарни Холлик.

– Надеюсь.

– Конечно.

– Тогда я могу кое-что решать сам?

– Как угодно.

Холлик приподнялся, чувствуя, как много сил потребовало даже это маленькое усилие.

– А теперь прослежу за их размещением по квартирам и благополучием, – сказал он.

– Обратись к моему квартирмейстеру, – сказал Туек, – его зовут Дрискв. Передай ему: я желаю, чтобы с вами обходились со всей любезностью. Попозже я зайду к вам сам. А сейчас мне нужно приглядеть за отправкой партии специи.

– Удача проведет всюду, – сказал Холлик.

– Всюду, – согласился Туек, – а смутное время предоставляет широкие возможности для нашего дела!

Холлик кивнул, послышался слабый свист, воздух рядом с ним всколыхнулся… люк отворился. Он повернулся и, нырнув в него, оставил приемную.

Теперь он оказался в общем зале, куда его отряд привели адъютанты Туека. Длинный очень узкий зал вырезали в скале, ее гладкая поверхность свидетельствовала, что для этого пользовались лучевыми резаками. Потолок круто уходил вверх, следуя естественному изгибу скалы, чтобы обеспечить внутреннюю конвекцию и циркуляцию потоков воздуха. Вдоль стен стояли шкафы и стеллажи с оружием.

Холлик с гордостью отметил, что его люди – все, кто мог, – стояли, не ища себе отдыха в усталости и поражении. Медики контрабандистов сновали среди них, помогая раненым. Рядом были собраны лежаки. Около каждого раненого – сопровождающий из Атрейдесов.

«Обычай Атрейдесов заботиться о своих нерушим в них, крепок словно скала», – подумал Холлик.

Один из его лейтенантов шагнул вперед, доставая девятиструнный бализет из чехла. Стремительно отсалютовав, он сказал:

– Сир, врачи говорят, что Маттаи безнадежен. Здесь нет банков костей и органов, лишь простой фельдшерский пункт. Они говорят, Маттаи не протянет долго, и у него к вам просьба.

– Какая же?

Лейтенант подал ему бализет:

– Раненый хочет, чтобы вы песней облегчили его уход. Он говорит, вы ее знаете, он часто просил ее спеть. – Лейтенант судорожно сглотнул. – Она называется «Моя женщина», сир. Если…

– Я знаю. – Холлик взял бализет, выдернул медиатор из паза. Взяв мягкий аккорд, он услышал, что кто-то уже настроил инструмент. В глазах у него защипало, но он постарался забыть обо всем и, подбирая мелодию, шагнул вперед, растянув губы в улыбке.

Над носилками склонились несколько его людей и врач из контрабандистов. Один тихо запел, с легкостью подбирая давно знакомый мотив:

  • Ты стоишь у окна,
  • Волосы ниспадают на плечи, —
  • Вся ты – золотое солнце и ветер…
  • Руки… белые руки,
  • Обнимите меня!
  • Твои руки, белые руки,
  • Вы мои, вы ждете меня.

Певец замолк, протянул перевязанную руку и закрыл глаза человеку на носилках.

Взяв последний тихий аккорд, Холлик подумал: «Теперь нас осталось семьдесят три».

Семейную жизнь в «Императорских яслях» многим трудно понять, но я попытаюсь кое-что объяснить вам. Мне кажется, что у моего отца был только один настоящий друг – граф Хасимир Фенринг, генетический евнух, один из самых грозных бойцов Империи. Граф, уродливый щеголь, однажды привел к отцу новую рабыню-наложницу, и мать отправила меня проследить за происходящим. Все мы шпионили за отцом в целях самосохранения. Конечно, ни одна из рабынь-наложниц, разрешенных отцу по соглашению Бинэ Гессерит и Гильдии, не могла родить наследника, но кто-то все равно постоянно интриговал, и однообразие этих замыслов угнетало. Мы – моя мать, я и сестры – научились искусно избегать тончайших орудий убийства. И ужасно даже подумать такое, но я вовсе не уверена, что отец не принимал участия в некоторых покушениях. Императорская семья отличается от обычных.

Новая рабыня-наложница была рыжеволоса, как мой отец, гибка и изящна. У нее были мускулы балерины, а подготовка, вне сомнения, включала способность к обольщению на уровне нейронов. Мой отец долго смотрел, пока она позировала без одежды. Наконец он сказал: «Она слишком прекрасна. Лучше сбережем ее в качестве подарка». Вы даже не представляете, какой ужас вызвало подобное самоограничение в «Императорских яслях». Коварство и самообладание, в конце концов, представляли наиболее смертельную угрозу для нас.

Принцесса Ирулан. «В доме моего отца»

Поздним вечером Пол вылез из конденстента. Расщелина, в которую он втиснул их крошечный лагерь, погрузилась в глубокую тень. Он глянул через пески на дальний утес, размышляя, будить ли мать, еще спавшую в палатке.

Гребни за гребнями перед глазами… Тени вдали густели и казались осколками ночи.

Кругом равнина.

Ум его бессознательно искал какой-нибудь ориентир, но в дрожащем от жары воздухе не было видно ничего: ни цветка у ног, ни раскачивающейся от дуновения ветерка ветви поодаль. Только дюны да словно обтаявший камень дальнего утеса под блестящим серебристо-голубым небом.

«Что, если там окажется одна из заброшенных испытательных станций? – подумал он. – Вдруг там нет и фрименов, а растения, которые мы видим, выросли там сами?»

Джессика проснулась, повернулась на бок и поглядела через прозрачный торец палатки на Пола. Он стоял спиной к ней, и что-то в фигуре сына напомнило ей герцога. Почувствовав, как вздымается в душе волна горя, она отвернулась.

Позже, наконец, она подрегулировала конденскостюм, пригубила воды из кармана палатки, выскользнула наружу и потянулась, чтобы взбодриться.

Не поворачивая головы, Пол сказал:

– Я начинаю наслаждаться тишиной, что царит здесь.

«Как быстро ум его приспосабливается к ситуации!» – подумала она и припомнила аксиому из кодекса Бинэ Гессерит: «Человеческий разум, если его вынудить, может развиваться в обоих направлениях, положительном и отрицательном, в сторону «да» и в сторону «нет». Считайте, что перед вами спектр, пределом которого является бессознательное с одной, отрицательной, стороны и гиперсознание с положительной стороны. И в какую сторону отклонится при воздействии разум, зависит от обучения».

– Здесь можно неплохо жить, – сказал Пол.

Она попыталась увидеть пустыню его глазами, принять как должное все трудности, представить себе те варианты будущего, которые могли открыться взгляду Пола. «Здесь, в пустыне, можно быть одному, – подумала она, – не боясь, что за спиной окажется кто-то… жить, не опасаясь охотника».

Она шагнула вперед, встала впереди Пола, приставила бинокль к глазам, отрегулировала масляные линзы и вгляделась в скалу перед ними. Правильно, сагуаро, колючий кустарник… в тени его – спутанная желто-зеленая трава.

– Надо собираться, – сказал Пол.

Джессика кивнула, подошла к выходу из расщелины, откуда вид на пустыню открывался более широкий, и резко вскинула бинокль к глазам. Впереди ослепительной белизной поблескивал окаймленный бурой коркой грязи солончак – белое поле, белизна которого говорила о смерти. Но котловина свидетельствовала и о другом – о воде. Когда-то она текла по этому, теперь ослепительно-белому, ложу. Джессика опустила бинокль, поправила бурнус, на мгновение прислушалась к движениям Пола.

Солнце клонилось все ниже. Солончак пересекли тени. Невероятное буйство красок заполыхало в стороне заката, а с другой стороны угольно-черные тени щупальцами потянулись по песку. Постепенно они росли, росли… и наконец тьма поглотила пустыню.

Страницы: «« ... 1920212223242526 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Полина впервые за много лет приехала на море. В ее планы не входили курортные романы, однако в первы...
«Отзвуки серебряного ветра» – это моя попытка найти выход из тупика, в котором оказался наш мир. Туп...
Осторожность, предрассудки, принципы — всё это летит к чёрту, когда мы встречаем свою первую, настоя...
Всемирно известный экономист и автор бестселлера «Как устроена экономика» Ха-Джун Чанг приглашает чи...
Что может быть лучше академии магии? Только академия магии, где вдобавок исполняются мечты!Только я ...
«Я мечтал написать эту немыслимую и совершенно подлинную историю с тех самых пор, как мне в детстве ...